Текст книги "Варенье наизнанку и максимум козы!"

Все дело – в обычной инопланетянской активности!

На этом рассказ Артурчика окончился, и, надо сказать, его очень взбодрила наша с Санькой спокойная деловая реакция.

– Туря, это просто новый виток инопланетянской активности в Загривках! – вынесла свой вердикт Санька.

– Инопланетянской? – оживленно спросил Туря и перевел взгляд на меня.

– Ага! – подтвердил я. – Не все пока понятно, но прошлым летом еще круче было. Только вот почему-то деда Гера не предупредил нас о прилете.

И тут вдруг Артурчик скис:

– Ну, раз деда Гера не предупредил, может, Ната не инопланетянка все-таки? Может, они из какой-то… не знаю… подземной цивилизации? А вы как думаете? Что? Все-таки инопланетянка?

И тут я сглупил, довольно хмыкнув:

– А в чем проблема-то?

Просто я почувствовал бессовестную радость от того, что мы теперь с Артурчиком – братья по несчастью: оба торчим тут на Земле, втюрившись в инопланетянок. И оба – с очень смутными перспективами. Только поддержать Артурчика я не мог. По двум причинам. Одну вы знаете. А о второй напоминаю: Вика-то, генерал Трава, прилежно у всех память стирала о себе, оставив в привилегированном положении только нас с Санькой и деда Геру, к которому она, похоже, питала чувства внучки.

Мы переглянулись с Санькой.

– Видишь ли, Туря, – ласково сказала моя сестренка. – Ты же знаешь, что мы теперь с братом – тоже немножечко так инопланетянчики… После того, как прошлым летом мы с ними кровью чуть-чуть обменялись. Ты же все помнишь, да?

– Значит, этот джем, что вы сварили, был тоже инопланетянским? Может, вы сами не знали, а какое-то суперлекарство сварили космическое, раз его Натка так схватила, – выдал гениальную гипотезу Артурчик.

– Может, и так, Туря, – поспешила поддержать идею моя сестренка. – Только пока мы не больше твоего знаем… Но если ты прав, значит, нас в темную использовали… какие-то неизвестные силы.

Тут Артурчик посмотрел на меня с какой-то невыразимой надеждой… И моя сестренка посмотрела на Артурчика с надеждой. А я посмотрел с надеждой на свою сестренку…

– Ну ладно, пришельцы, – сказал Артурчик, собравшись по-мужски. – Раз так, раз я тут считаюсь пока психическим и под колесами сижу, я, значит, это… – Тут он свел свои кавказские орлиные бровки и страдальчески посмотрел на мою сестренку. – Короче мне, Саня, с тобой поговорить надо. Коротко и серьезно. Наедине… В палате, ладно?

Артурчик метнул в меня молниевый взгляд.

– Без проблем, – кивнул я.

А сердцем аж расстроился: эх, все-таки не увидеть мне момента истины! И так-то надежды было мало… но, может, издали как-то… А тут всё, кранты – дверь палаты перед моим носом захлопнется.

Санька тоже посмотрела на меня. Я постарался сварганить свинцово-непроницаемый взгляд… и только сказал смиренно:

– Я подожду.

Они удалились и закрылись…

Беспокоился я только об одном: как бы врач не явилась совсем не вовремя с требованием расходиться немедленно. Обошлось.

А уже через три минуты оба появились и поразили меня своим видом! Моя сестренка и Артурчик протиснулись в дверь, обнимая друг друга за плечи, и вид у них был такой счастливый… ну, хоть сейчас под венец! Увы, повод был полярно противоположного свойства.

У меня отлегло от сердца.

– Ох, как же я рад, что вы там не поубивали друг друга! – вырвалось у меня.

И внезапно комок встал у меня в горле… и слезы к глазам подкатили. Мне было настоящее откровение! Именно в тот миг я прозрел, почему мне само собой удалось превратиться тогда в Артурчика… Просто я всю жизнь так же волновался за сестренку и старался ненавязчиво заботиться о ней, как Артурчик – о своей маме…

Я обнял обоих крепко и опустил глаза, чтобы оба ничего не заметили.

Конечно, Артурчик бы вышел мне прекрасным зятем, если бы судьба так повернулась. Нет сомнения в том, что он стал бы прямо вот-таки кропотливо заботиться о моей сестренке… Но как показала жизнь потом, лучшее – враг хорошего.

И тут заверещал в кармане мой смартфон.

На связи был Славка. В голосе его паника не звучала, но мандража было по самое не хочу:

– Давайте ко мне, живо! Тут такое!.. И деда Гера тут. Сказал, чтобы вы одна нога тут и вторая – тоже! А у него ноги болят! Дико болят! Ты понял?

Славка Чернов – конечно, мой самый лучший друг. Но в тот день он был самым большим гадом! Я так ему и сказал вечером того дня:

– Черный, ты просто гад! Мог бы и предупредить, когда позвонил!

– Так она запретила, – прикинулся пай-мальчиком Славка.

– Ну, ты же мог намекнуть! – продолжал я наезжать на своего лучшего друга.

– Так я и намекнул, жирненько так намекнул, – делал из меня дурачка Славка. – Сказал же, что у деды Геры ноги дико болят.

– Так «дико» – это когда какие-нибудь гады прилетают. А не она! Никогда тебе не прощу, Черный!

И мы дико заржали.

А когда днем, то есть несколькими часами раньше, мы с сестренкой добежали сломя голову до наших Загривок, мне совсем не до смеху было!

Представьте себе хрустальную вазу. Такую всю изрезанную гранями-фасетками, похожими на пчелиные соты. А теперь представьте себе такую вазу высотой эдак метров десять и диаметром тоже метров десять… Скорее не ваза это, а такой декоративный хрустальный бокал. Вернее, бокалище! А теперь представьте себе, что это не ваза вовсе, а стремительно вращающийся вихрь… хрустальное граненое торнадо! Вот такой феномен мы увидели на участке тети Веры!

Саду досталось. Ветки плодовых деревьев, попавших в переливающийся прозрачный поток вращения граней, были сорваны и отброшены в стороны.

Но эта ваза-торнадо нас с сестренкой не удивила. Мало ли чудес мы успели повидать в Загривках! А пришибло то, что мы внутри этой вазы, где стояла тишь и гладь, увидели группу очень важных лиц. Славку Чернову. Деду Геру… И Вику Ковылину, то есть как есть генерала Траву!

Первый поцелуй… в режиме искусственного дыхания

О, какую убийственную радость встречи я пережил в те мгновения! Какую катастрофическую радость! Сердце у меня гулькнуло куда-то вглубь желудка. Колени подогнулись. Спина взмокла.

А Вика еще и одета была точь-в-точь как моя сестренка – в такое же серовато-голубоватое худи, голубые джинсы, бело-голубые кроссовки. А под худи у нее виднелось низкое горло красной хлопковой водолазки. Как будто намекала этим: я за вами, гадами, слежу постоянно, не скроетесь со своими приколами!

Все остальное было чисто Викино – ее обворожительная стройность, ее текучие черные волосы, ниспадающие по сторонам от круглой милой головки. И даже непонятно для чего нужные ей очки с крупной черной оправой красовались там, где им и положено быть! Невозможно было подозревать генерала Траву в обычной человеческой близорукости.

И Вика нам сделала такой загребучий жест своей изящной ручкой балерины: мол, идите, идите сюда, голубчики!

Мы с Санькой испуганно переглянулись – и тотчас услышали телепатическую передачу голоса Вики:

– Идите, идите сюда по-быстрому. Вас не сметет. Только ветерком обдует.

Мы умеренно смело двинулись на прозрачно-хрустальное торнадо, шагнули в него… нас действительно немного шарахнул в сторону крутящийся теплый поток, но с ног не сшиб и никакого вреда не причинил.

– Привет, Вик… – пробубнил я, обливаясь волнами полярного мороза и тропического жара.

– Привет-привет! – кивнула Вика, будто только вчера виделись, и ручкой помахала. – Потом все объясню. Сейчас вы мне живо объясните, как джем сварили.

И тут только мы заметили, что в ногах у троицы стоит на земле банка с вареньем наизнанку, сваренным с максимальным козьим молоком!

Мы с сестренкой обреченно переглянулись. О, я много бы отдал, чтобы всю вину и вообще все взять на себя, однако я знал рецепт, но не знал КАК.

– Вик, это я начудила! – громко и звонко призналась сестренка, и у меня сердце защемило.

Санька бросила жгучий взгляд на Славку и коротко мотнула головой: мол, тебя ни за что не сдам!

– Значит, так! Сначала я хотела… – начала чеканить Санька, как бывало, когда она начинала отвечать плохо выученный урок, давя на наглость.

– Потом расскажешь – зачем, – перебила ее Вика тоном строгой училки. – Сначала покажи – как.

Тем временем, я торчал там увядающим ботаником и ненавидел себя за дикую бесполезность и немоту.

Та банка, стоявшая у наших ног на земле, была литровой, так что Санька вполне могла просунуть руку в ее горло. Она так и сделала, поняв, что от нее требуется… Потом вынула руку – и варенье потекло с нее обратно в банку… прямо как жидкая варежка, выворачивающаяся сама собой наизнанку!

– Ну, вы даете, туземцы! – не то чтобы очень удивленно выдохнула Вика, но типа заценила по полной.

Санька было поднялась с корточек, но Вика вдруг резко скомандовала:

– Стоп! Не двигайтесь!

Мы дыхание невольно затаили… и увидели!

Увидели, как со всех сторон сквозь хрустальный торнадо стали просовываться к нам какие-то жуткие длинные морды – то ли рыбьи, то ли змеиные… И они стали разевать свои пасти как бы под углом, в сторону… банки!

И раздался такой сверлящий мозги звук – вроде зуммера. С нарастанием громкости и высоты звука. Краем взора я заметил, что Вика как будто сама стала полупрозрачной. Вернее, все ее тело стало производить какие-то невероятные высокочастотные колебания! Примерно так стрекозиные… даже шмелиные крылышки колеблются, когда шмель зависает в воздухе. Их и видно, и почти не видно! И эти жуткие хищные морды тоже стали колебаться так же – и вдруг обратились в дымки, которых смел и затянул в свой круг хрустальный торнадо.

Мы что? Мы только оцепенели, пораженные зрелищем.

Мучительный звук оборвался – и Вика снова стала как обычная, нормальная Вика… Но у нас у всех в ушах еще долго звенело!

– Вы тут вареньице сварили, на которое такие осы потянулись в радиусе десятка миллиардов световых лет… – с грустной иронией сообщила нам Вика. – Одна такая любой ваш военный самолет за пару секунд в пыль и пепел схомячит!

– Мы не знали… – добил я самого себя, изо всех сил стремясь сестренку выгородить хоть как-то.

– Сейчас не до разбора полетов, – сказала Вика и, присев изящно, банку взяла и к себе прижала. – Пугать вас не хочу, но слегка придется. Осы – это полбеды… Нет, одна миллионная процента беды. Теперь в нашем направлении к вареньицу перемещается левиафан. Эвакуировать население Земли я уже не успею, поэтому самой попотеть с ним придется… Вы остаетесь прямо здесь, никуда отсюда ни шагу. Что бы ни увидели – не бойтесь. В крайнем случае закройте глаза и считайте примерно до тысячи. Всё! Пока!

И Вика с банкой легко, как лань, понеслась в направлении задворок.

Деда Гера, похряхтывавший от боли в ногах, пожелал ей вдогонку:

– Ангела-хранителя тебе в помощь, генерал!

– Деда, я передам от тебя привет моему высоковолновому старшему братику! – звонко откликнулась Вика на ходу и через правое плечо.

Значит, мы, земные жители, остались и стали переглядываться, задавая друг другу немой вопрос: когда начинать счет… и что такое – этот левиафан. По названию – что-то вроде синего кита или кашалота.

– Слав, может, мне все-таки за твоей мамой сходить? – Смесь тревоги и сомнения слышалась в вопросе деды Геры. – Вывести ее из подвала?

Славка пожал плечами:

– Я сам могу… Но она же велела нам с места не двигаться. – Славка тяжко вздохнул. – А может, лучше маме там все переждать… Глаза зажмуривать не придется.

И минут через пять мы его увидели, этого левиафана! Эта махина приближалась прямо из зенита! Как пикирующий дирижабль! Только каждый из нас увидел его по-своему. Санька потом сказала, что увидела вроде как плывущую, приближающуюся лягушку, лягушище такое! Деда Гера вроде как сома-сомище с усами узрел, а Славка – вообще не живое существо, а… бредень, залавливающий нашу планету! А я увидел, наверно, самое грозное его воплощение – огромного белого кашалота! Думаю, потому что «Моби Дик» был одной из моих любимых книг.

Кашалот неторопливо разверзал навстречу свою пасть – и через полминуты ее непроглядная темная бездна поглотила нас вместе с нашей крохотной планетой!

И травинка не шелохнулась!

Но стало вдруг не совсем темно, не запредельно могильно жутко! Стало так, как бывает ясной ночью при уже не полной Луне… Все очень слабо светилось белесым мертвенным светом. Только ни Луны, ни звезд не было… И хрустальный вихрь продолжал бесшумно вращаться в саду, только теперь он мерцал в воздухе, как изморозь в ледяную ночь.

Мы стояли ни живы ни мертвы… да такими и выглядели из-за этого свечения – восставшими из могил мертвецами. Только большущие наши глаза сверкали от страха.

Тут послышался спокойный такой, умиротворяющий голос деды Геры:

– Хватило бы этой скотине вашего варенья…

А в следующий миг я почувствовал, как меня отрывает от земли и начинает тащить куда-то назад и вверх. А вокруг все затягивает бледный туман… И в голове тоже становится туманно-претуманно.

Я успел вспомнить, что такое же состояние уже один раз переживал. Тогда – на мосту… И тут на миг как будто потерял сознание… а когда пришел в себя не увидел вокруг себя уже ничего, кроме тьмы. Хуже того, подо мной не было твердой земли! И не было ни верха, ни низа! Нельзя сказать даже, что я «висел в пустоте»… Я просто находился там, где нет ни пространства, ни времени. В черной дыре!

А потом я увидел свое тело, потому что оно все светилось, как гнилушка. Только это было не мое тело. Не мои ноги и не мои руки! Ноги были куда длиннее моих. И обуты они были в кроссовки, такие же как… для начала – как у моей сестренки. А еще – у Вики Ковылиной. И пальцы на как бы моих и не моих руках были длинные, тонкие и красивые! И я обо всем догадался, когда осознал, что мою переносицу оседлали… очки в темной оправе!

И когда я это осознал, я и увидел Вику! Она была рядом… Только в такой позе, в какой оказывается человек, если опустится на колени, плотно сядет на свои голени да еще прижмется грудью к бедрам и подбородок между коленей устроит… да еще обхватит ноги руками. В общем, сложится в предельно малый объем.

Вика тоже светилась, только свечение ее пульсировало с высокой частотой. И очертания ее были слегка размыты. И я уже знал, что она вся-превся находится в состоянии высокочастотных колебаний… И что ей запредельно плохо! Что она сама уже не справится! И ей нужно немедля помочь! Немедля!

Порыв чувств – как порыв ветра, понес меня к ней. И я обнял, обхватил ее всю, насколько мог… В первый миг мне почудилось, будто я обнял огромную и тонко дрожащую струну. Меня всего понизал высокий звук, похожий на звук струны гитарной, аж зубы заскрипели… Высота звука все нарастала, а потом перешла в ощущение электрического тока, пронизывающего мое тело. И сила тока стремительно нарастала до уже нестерпимой раскаленности!.. Знаете, бывают случаи, как ты весь, все живое, что в тебе есть, превращается в одну-единственную жгучую мысль, в понимание чего-то очень простого, но смертельно сокрушительного, что должно либо полностью изменить тебя, либо попросту уничтожить… Вот так и нестерпимый электрический ток сжег меня всего, и в полной тьме, в черной дыре от меня осталась только одна мысль подобная одинокому кванту света – если сейчас я не выдержу, струшу и оставлю ее одну, то потеряю ее навсегда, а если потеряю и выживу, то навсегда потеряю себя! И без вариантов!

И вдруг словно тончайшая игла-молния прошила сверху донизу мой мозг и позвоночник. Наверное, я потерял сознание от той острейшей боли! Но всего на миг… Потом я ударился спиной обо что-то твердое, но не каменно-жестокое, очнулся было… И снова на миг потерял сознание… А потом вдохнул и почувствовал запах зелени на лугу. Открыл глаза – и увидел чистое голубое, такое родное небо. А потом сбоку с неба на меня надвинулось… нет, не пасть вселенского белого кашалота, а милое личико Вики Ковылиной, и ее волосы мягко, если не сказать – нежно-пренежно опахнули мое лицо. Она убрала их в сторону, чтобы не мешали.

– Жив? – как ни в чем не бывало спросила она.

– Вроде, – откликнулся я…

…И это усилие что-то ответить отдалось по всему телу волной боли.

И я с приливом злости двинулся весь на боль и приподнялся.

Мы с Викой сидели на поле, что разделяло задворки Загривок и лес.

Вика протянула мне салфетку:

– У тебя кровь под носом. Вытри.

Я взял. Промокнул ноздри. Кровь была, но немного. Мелочи жизни!

Вика тем временем глядела на меня внимательно-внимательно, проницательно-проницательно.

Я не знал, что сказать. Сказала она. И с легким, ироничным таким изумлением… и со столь же ироничным восхищением:

– Ну, ты даешь, туземец! А я думала – всё, ка-пе-ец! Уже не справлюсь. – Этот «капе-ец» Вика произнесла точь-в-точь, как произносит тягуче моя сестренка. – И меня расщепит там всю на триллион триллиончиков квантов. Спасибо!

– Да не за что, – на автомате ответил я, невольно отводя взгляд. – Как-то само собой получилось…

– Сама вижу, – с такой милой, знаете ли, язвительностью усмехнулась Вика. – Ну, я тебя поздравляю, Аленький!

Никто и никогда не называл меня так! Никто! И никогда! Никому в голову не приходило так слащаво дополнить мое обычное в употреблении «Аль»… Даже не «Алик», потому что «Аликов» я терпеть ненавижу, как и «Шуриков», а «Саней» по единственному полному праву была моя сестренка. Я провалиться был готов! Пусть бы меня этот левиафан сожрал!

– Не смущайся, – сказала Вика, явно не поняв, почему я скис и, наверно, покраснел. – Даже не я, а ты реально его сделал! Без тебя бы я не справилась! Но мы его вернули в джем, распылили на все его триллионы квантов. Ты усилил мой заряд даже не знаю во сколько раз! Спасли мы твою планетку. И вообще… – И она добавила тихо: – И вообще, похоже, ты теперь много чего обо мне знаешь.

Замолкла и продолжила сверлить меня взглядом сквозь свои строгие, но в чем-то такие беззащитные очечки.

И тут я наконец решился посмотреть ей в глаза. Собрал всю силу воли и посмотрел. Право же имел теперь! И честно признался:

– Нет еще. Это не сразу приходит… ну, там не сразу проявляется.

И я постучал себя пальцем по виску.

– Понятно, – кивнула Вика. – Это радует… Погоди расслабляться.

Она заметила, что я начинаю всерьез приходить в себя и ловить кайф от того, какой я крутой. И сказала такое, отчего у меня сердце снова упало:

– Прикол в том, что я сейчас тут у вас умирать буду. Из меня там, в джеме, реально весь заряд высосало. Человеческое белковое тело нечем поддерживать.

Сказала так просто и буднично, что мне стало еще страшнее!

– Ты не бойся, – продолжила она. – Мое… ну, то, что вы душой называете… хотя у нас оно немного другой природы… в общем, мой вечный квант дорогу найдет и в моей сфере нейтринную структуру вновь сформирует, но второй раз такое белковое тело уже будет недоступно. А тут оно само минут через пять исчезнет. Так что можно не прибираться.

Она такие жуткие вещи говорила, что я сам весь холодел и окоченевал, окаменевал по ходу, как безнадежный труп-трупыч…

Отчаяние из меня вырвалось наружу:

– Может, «скорую» надо вызвать? – бессильно выпалил я. – Давай, а? Может, помогут…

Вика головой помотала… совсем меня пришибла этим движением, но вдруг…

– Не надо суетиться. Ты, ты и будешь «скорой», – безоговорочно постановила она. – Если хочешь еще повидаться… а вижу, что хочешь. Значит, тебе придется сделать мне искусственное дыхание.

– Давай! – выпалил я, толком ничего не соображая.

– Придержи коней, – улыбнулась Вика. – Раньше, чем умру, нельзя начинать, а то ничего не получится. Тебя учили искусственное дыхание делать?

Нас в школе учили на уроках по биологии. Как раз в этом учебном году. Я сообщил Вике об этом, хотя теперь от одной мысли, что придется делать искусственное дыхание всерьез, не на манекене и не под контролем взрослых, не по себе становилось.

– Массаж бесполезен. Только изо рта в рот, – сказала Вика.

И я облился еще одним ведром холодного пота.

– Мне, моему телу нужна будет энергия дыхания, – пояснила Вика. – Примерно пятьдесят твоих выдохов. Нос мне не зажимай. Щекотно будет, а щекотки я даже в качестве трупа боюсь. Я сама носовые проходы перекрою. Не беспокойся, в горле чисто, язык не западет, просто выдвини мне и фиксируй нижнюю челюсть. Готов?.. А то уже подкатывает… вернее, наоборот, откатывает.

– Готов, – выдавил я из себя обреченно.

Вика подалась ко мне и внешней стороной ладони и пальцев провела по моему вспотевшему лбу.

– У тебя все получится, – сказала она.

И стала валиться навзничь…

И я сразу осознал, что она не шутит – лицо ее смертельно побледнело, глаза остановились и потускнели.

– Точняк! У меня все получится, – со злостью на свою робость прошипел я и…

…И принялся за дело.

Запомнил только, что губы Вики сначала были пугающе ледяными, а потом начали теплеть и теплеть, словно подбадривая меня, как болельщики на стадионах: «Давай! Давай!»

Вот уж чего я не помню, так это сколько моих выдохов действительно потребовалось… Только Вика в какой-то момент содрогнулась вся и открыла глаза:

– Ух ты! Красный, как вишенка, ты… Аленький… – тихо-тихо выговорила она.

Ну не мог я обижаться на нее за этого слащавого «Аленького»! Не мог!

– Всё? Жива? – выдохнул я уже впустую, типа порожняком.

Вика два раза моргнула и словно прислушалась к себе:

– Еще не совсем… До ста процентов заряда немного не хватает. Еще пять-шесть выдохов нужно… а то опять уносит…

И глазки на этот раз закрыла, а не стала разом стекленеть ими жутко.

Уж в эти «пять-шесть» я все свои силенки вложил! А когда осознал, что Викины губы остаются теплыми-претеплыми, а ресницы ее дрожат, и вообще она все осознает и какие-то силенки у нее есть. чтобы меня остановить… да, я вдруг осознал, что это и есть в моей жизни первый настоящий поцелуй. Первый настоящий поцелуй, который вот так берет и спасает здесь, на Земле, мою любовь!

А еще я немногим позже осознал, что в сказке про Спящую Красавицу Принц не будит ее поцелуем, а просто делает ей правильно искусственное дыхание… Это уже потом на сказочный поцелуй заменили!

Нет, ну, в прошлом году мы один раз, аккурат перед расставанием с Викой, генералом Травой поцеловались. Но тогда вышла у меня такая подростковая показуха! Тем более – при многочисленных свидетелях все было, под строгим оценивающим взглядом моей сестренки. Такой вышел кинематографический, красивый, перед камерами… и сухой, в общем-то, поцелуй героев. А вот теперь – все по-настоящему, все так всерьез и по-настоящему, так отчаянно и бесповоротно, что сейчас все главные герои всех дорам, всех мелодрам мира понуро опустят головы и отойдут подальше в сторонку – отдыхать. Ну, то есть я за те пять-шесть выдохов и вдобавок еще парочку повзрослел на пять-шесть лет, честное слово!

Полностью вернувшись к нам, в наш земной мир, Вика уже не вздрагивала, а просто открыла глаза, взяла руками мою голову и немного отстранила от себя.

– Откачал, – так же тихо, медовым таким голоском проговорила она. – Если тебе надоело, можешь отдохнуть.

У меня было уже достаточно воли к жизни, чтобы сказать ей прямо:

– Не-а! Не надоело! Могу продолжить…

И конечно, Вика ответила так, как ответила бы в таком щекотливом положении любая… или почти любая девчонка:

– Ну ты совсем обнаглел, туземец! В следующий раз продолжишь, если что…

– А будет он, следующий раз? – грохнул я тяжелой артиллерией.

Тут Вика еще крепче, еще сильнее сжала мою голову, мощным таким движением опустила ее к себе… а поцеловала так, словно бабочка вдруг нечаянно присела мне на губы и тотчас упорхнула.

– Помоги мне подняться, – уже строго, по-генеральски приказала мне Вика.

Я встал… Боль во всем теле еще давала о себе знать. Я протянул руку моей девушке. И это тоже дорогого стоило!