Текст книги "Новые пирамиды Земли"

Этой ночью Катя вновь долго не могла заснуть. Она думала о Вольге и почему-то очень тревожилась о нем, хотя для этого вроде бы и не было особых причин. От Ильи она знала, что Андрон Минх развернул бурную деятельность по подготовке к выставке в Манеже. Виктор Галямин с большой группой художников, строителей и архитекторов уехал в Горный Алтай, где вместе с людьми из новосибирского отделения Лиги Культуры подыскивал место для будущей евроазиатской Цитадели. Остальные «апостолы», которые присутствовали в тайной вечере, тоже не сидели сложа руки. Кто-то из них оправился в Голландию на переговоры с крупнейшей в Европе строительной фирмой, кто-то направился за океан, на встречу с президентом фирмы «Майкрософт», кто-то полетел на греческий остров Крит, ну и так далее. Все эти поездки финансировал Илья и его банк, так же как и всю подготовку к выставке. На проект «Цитадель» уже было потрачено более миллиона долларов, и это было лишь началом начал.

Вчера прошло важное собрание Совета директоров банка, на котором Илье пришлось выдержать весьма нелегкий бой со своими коллегами. Некоторые из них считали затеи Илью блажью, а проект Вольги – безумием. Но Илья проявил упорство и сумел уломать сомневающихся, намекнув, что Вольга пользуется покровительством младшего сына Президента со всеми вытекающими из этого последствиями. В результате совет директоров проголосовал за выделение еще двух миллионов долларов на проект «Цитадель», однако всю ответственность возложил на генерального директора, то есть на Илью. Чем это могло грозить мужу, она отлично понимала, но роптать не собиралась. Она-то без колебаний отдала бы за Вольгу не только деньги, но и нечто гораздо большее…

Сегодня, после долгих безуспешных попыток (естественно, черномазая секретутка Диана сразу же ее невзлюбила), ей наконец-то удалось связаться с Андроном, и тот неохотно передал мобильник своему шефу. Вольга как всегда был очень занят, в его голосе слышалось нетерпение, и потому она отбросила весь тщательно разработанный план беседы, и сказала без тени стеснения: я люблю вас, и хочу быть вашей!

Вольга промедлил с ответом, и эти мгновения ей показались часами. Поняв, что его может смущать, она добавила: муж – прежде всего человек дела, и искренне верит, что проект «Цитадель» может принести ему вождленые миллиарды. На все остальное ему сейчас наплевать, в том числе и на нее. Они уже давно спят в раздельных спальнях, а последнее время по ночам и вовсе не встречаются. Возможно, что Илья даже будет доволен, если его жена будет участвовать в проекте, пусть хоть и таким путем… А самое главное, что она сама этого страстно хочет!

И тогда Вольга сказал «Да», назначил ей свидание на завтра, и повесил трубку. Итак, свершилось! Вернее, свершится завтра… Господи, неужели это сумасшествие может оказаться ее первой настоящей любовью?

Катя уснула только под утро. И тогда ей приснилась заброшенная водоочистительная станция, что стояла посреди захламленного мусором елового леса, и странный полуостров…

…Наутро в углу комнаты вновь послышался шорох. Ирина лежала на узкой металлической койке, укутавшись в старое лоскутное одеяло, и делала вид, что ничего не слышит. Иногда шорох стихал сам собой, и тогда с легким сердцем его можно было отнести к обычным ночным кошмарам.

Сегодня Ирине, наверное, уже в сотый снился исход из Москвы. Десятки тысяч людей с узлами, рюкзаками, тележками, чемоданами, туго набитыми сумками медленно продвигались по обочине Минского шоссе, а рядом мертвым железным потоком застыли автомашины. Во многих салонах, особенно роскошных иномарках, с окаменевшими лицами продолжали сидеть водители и их семейства. Им не верилось, что с таким трудом налаженная и благополучная жизнь рухнула в одночасье. Ирина хорошо запомнила лицо немолодой красивой женщины, известной театральной актрисы. Она рыдала, положив голову на руль своего красного «Шевроле», а на заднем сиденье мутузили друг друга два белобрысых близняшки лет шести. Они боролись за плюшевого медвежонка, и в пылу схватки успели оторвать ему лапу. Олег тогда еще подошел к машине, постучал в боковое стекло и что-то крикнул, обращаясь к плачущей актрисе. Кажется, он предложил ей покинуть «Шевроле» и уходить из города пешком. Но мамаша ответила только безумным, непонимающим взглядом. Наверное, она уже многие годы привыкла полагаться на своего хромированного стального друга, и не могла понять, почему сегодня он не может унести ее на крыльях ветра от ужасного, пахнущего серой и средневековьем слова «чума»…

На этот раз утренние воспоминания об ужасе исхода, увы, не помогли. Шорох в углу комнаты не исчез, напротив, он стал более наглым и настойчивым, и к нему прибавилось что-то вроде писка. Крыса (а Ирина давно привыкла, что ныне нужно ожидать только самого худшего) все-таки избежала разложенных Олегом в подполье ловушек с ядом, и настойчиво прорывалась через фанерную стенку. И с этим придется что-то делать.

Открыв глаза, Ирина некоторое время лежала, не шевелясь. Розовый свет прорвался через прорехи в занавеске и осветил комнату неверным, колеблющимся светом. На бетонном потолке стали видны все трещинки и выбоины, а возле давно погасшей лампы дневного света проявилась густая паутина. Ее давно надо было убрать мокрой тряпкой, но как это сделать, если до потолка добрых пять метров? Олег уже однажды сверзился вниз головой с расшатанной стремянки и сильно расшиб бок. С тех пор Ирина предпочитала не замечать беспорядка в комнате, немыслимого в той, другой жизни.

Впрочем, в той жизни она и представить не могла, что когда будет жить вдвоем с сыном вдали от Москвы, на заброшенной водоочистительной станции, а ее спальней станет бывший кабинет главного инженера…

Шорох стих, но вскоре послышались противный скрип, словно некто прошелся на коготках по линолеуму пола.

Ирина торопливо засунула правую руку под койку, нащупала резиновый сапожек, и только после этого рискнула повернуть голову и взглянуть на отвратительного гостя.

У противоположной стены, рядом с письменным столом, сидел молодой крысенок и пристально смотрел на хозяйку комнаты. Он был тощим, с облезлой грязной серой шкурой, и выглядел не столько отвратительным, сколько жалким. Похоже, он не ел уже несколько дней, и был бы рад поживиться самой черствой корочкой хлеба.

Ирина подняла руку, чтобы швырнуть сапожок в крысенка, но затем передумала. Как-никак, к ней в гости впервые за все лето заявилось живое существо. И при всей неприглядности, крысенок выглядел просто ангелочком по сравнению со стаей бродячих собак, что нагрянули на бывшую водоочистительную станцию в апреле, не говоря уже о банде бомжей, что пыталась взять их с Олегом под Новый год почти недельной осадой…

– Ну что, дурачок? – ласково промолвила Ирина. Она поднялась с койки, и торопливо запахнула халатик, словно в комнате находился незнакомый мужчина.

Крысенок нервно повел острым носом и посмотрел в сторону дыры, что недавно сумел прогрызть в фанерной стенке. Но убегать он не собирался – видимо, просто некуда, да и незачем.

Ирина улыбнулась.

– Эх ты, бедолага, – сказала она. – Ладно, посиди, я схожу на кухню, поищу остатки вчерашней пшенной каши. Только веди себя смирно, и не вздумай грызть книги, ладно?

После скудного завтрака (в котором серому гостю досталась большая часть вчерашней каши) Ирина вышла из бывшего здания техслужбы и, перебравшись знакомым маршрутом через вздыбленные пласты асфальта, направилась к длинному зданию из красного кирпича. Рядом возвышались искусственные холмы, буйно поросшие травой и крапивой. Некогда там располагались открытые бассейны водоотстойников. И хотя станция не функционировала уже лет пять, с той поры, как городок покинули почти все его жители, в воздухе все еще отчетливо ощущался горький, противный запах нечистот. Некогда Ирину просто воротило от этого запаха, но сейчас ничего, привыкла.

Она несколько минут провозилась с огромным амбарным замком, висевшем на железных дверях корпуса. Олег на днях в очередной раз смазывал замок солидолом, но все равно ей пришлось напрячь все силы, чтобы дважды провернуть ключ. Сделав неловкое движение, она сломала ноготь на указательном пальце, и чуть не заплакала от обиды. Впрочем, было бы от чего плакать – ведь все остальные ногти на руках выглядели так, как и должны были выглядеть у женщины, ежедневно работающей в огороде.

Распахнув железную дверь, Ирина вошла в машинный корпус. По обе сторону длинного коридора стояли огромные насосы. Ныне они покрылись мохнатой ржавчиной, также как идущие под потолком железные трапы с перилами. Дышать здесь было трудно и неприятно, но все же Ирина потратила еще несколько минут, чтобы запереть за собой дверь. Предосторожность совсем не лишняя, если учесть, что из разных концов водоочистительной станции за ней могли наблюдать чьи-то голодные глаза.

Она торопливо пошла по длинному коридору, стараясь дышать пореже. Эхо от ее шагов гулко прокатывалось под высокими сводами зала.

Впереди, через щели в проеме противоположной двери, в зал врывались лучи света. Солнце уже поднималось над лесом, и обещало пригожий для начала сентября денек – возможно, последний в этом году. Но об этом лучше не думать.

Наконец, длинный мрачный корпус остался позади, и она распахнула тяжелую металлическую створку ворот. Впереди виднелся округлый пятачок земли, заросший по краям молодыми березками. Вокруг до самого леса расстилалась болото, жирное, коричнево-зеленое, опасное. Оно лучше любого охранника защищало маленький, площадью в десять соток полуостров, который и был единственным кормильцем семьи Иванцовых. Если бы не болото, то можно было не гнуть спину и не стараться вырастить на торфянистой земле урожай картошки, моркови, огурцов и прочих овощей. Рано или поздно (скорее – рано) до их огорода добрались бы любители легкой поживы, и тогда грядущая зима могла бы стать для обитателей станции последней.

Некоторое время Ирина постояла, любуясь своим огородом. Больше сотки занимали аккуратные грядки с картофелем. Ботва уже пожухла, опустилась на земляные гребни, а сбоку из земли кое-где выглядывали округлые клубни. Как и в предыдущие осени, Ирину мучила непростая дилемма – когда же заняться сбором урожая? Она вычитала в одном из справочников для огородников, что отмирание ботвы на этой стадии еще не означает, что клубни перестают расти. Напротив, в сентябре клубни набирали вес, питаясь непосредственно от земли, и могли до конца сентября увеличиться почти на треть! Это могло бы означать, что до следующей осени они с Олегом смогут не опасаться голода. Но с другой стороны, именно в сентябре в окрестностях появлялись сталкеры – так ныне называли грабителей садов и огородов. Иногда они сбивались в большие банды, и могли при желании взломать замки в здании, ведущем к полуострову, или преодолеть на плотах путь через болото. Так или иначе, но куда спокойнее, когда урожай уже лежит в одном из подземных хранилищах станции, до которых постороннему человеку добраться практически невозможно.

Справа от картофельного поля находились грядки с капустой, морковью, свеклой и разнообразной зеленью. Здесь дела были не столь блестящие – сказывалось жаркое, засушливое лето. Леса в округе города горели почти беспрерывно, отчего в воздухе до сих пор висела тонкая горькая дымка, от которой першило в горле. Разумеется, пожары никто и не собирался тушить, и они сошли на нет только после обильных дождей в конце августа.

Надев резиновые перчатки, Ирина взялась за работу. Она аккуратно срезала ножницами пучки сельдерея и укропа, кинзы и петрушки. Все это она намеревалась сегодня засолить на зиму.

Закончив приятную и совсем не трудную работу, она присела отдохнуть на скамейку, которую по ее просьбе Олег соорудил рядом с невысокой раскидистой рябиной. В этом году дерево было густо осыпано оранжевыми кистями. Кажется, такое обещало долгую и суровую зиму, но об этом не хотелось даже думать. И вообще думать сейчас ни о чем не хотелось…

Поднялся сильный, порывистый ветер и разогнал серую дымку облаков. Солнце приподнялось над гребнем елового леса, осветив здания станции косыми розовыми лучами. Кирпичные здания напоминали бастионы какой-то древней крепости. На крышах уже кое-где росли молоденькие березки, многие окна ощетинились выбитыми стеклами. Одно время на станции обитала колония антиглобалистов, и следы их пребывания до сих встречались буквально на каждом шагу. Ребята, как и многие их нынешние сверстники, были буквально одержимы демоном разрушения. Они разбили почти всю мебель, что нашли на станции, не оставили ни одной целой ни одной лавки, ни одного оконного стекла. Все стены главного корпуса были расписаны похабными надписями. Чаще всего среди них встречалась «Россия – грязная сука!», «Ненавижу эту гребанную страну!», ну и покруче. Олег часто по вечерам упорно стирал эти надписи, но за пять лет не осилил и половины работы.

«Бедный мальчик, – с грустью подумала Ирина. – Как он сможет выжить с его мягким и добрым характером? Люди сейчас озлоблены, готовы разорвать на части любого, кто слабее. Хорошо еще, что китайцы не дают Олежку в обиду. Им нравится, что мальчик работящий, не пьет, не сквернословит. Вот они и дают парню работу то на рисовых полях, а то и на товарной станции, когда приходят поезда из Харбина с продовольствием. На прошлой неделе китайцы подарили Олежке три банки тушенки и несколько яблок. Кто мог думать, что нас, русских, когда-то будут кормить китайцы!»

Не надо об этом, одернула себя Ирина. Она взяла за правило никогда не вспоминать о прежней жизни. Той страны, в которой она родилась больше сорока лет назад, уже давно нет. Есть лишь полудикая, заброшенная территория, разорванная на части новыми губернаторами, князьками и помещиками на так называемые промышленно-экспортные зоны. Словно с погибающего корабля, из страны торопливо вывозилось все, что могло еще представлять интерес. По отремонтированным и тщательно охраняемым железным дорогам на запад, на восток и на юг днем и ночью шли составы, груженные лесом, рудой, металлическими слитками, и прочим, прочим, прочим. Согласно последнему указу царя-президента, большинство музеев недавно были переданы в частные руки, и после этого за все границы потекли рекой и произведения искусства. Да и кому они были здесь нужны, когда две трети россиян не умели ни читать, ни писать, и ни разу в жизни не держали в руках книг?

Ветер резко сменил направление. Теперь он дул со стороны городка, что находился от водоочистительной станции в двух километрах. Издалека донеслись порванные ветром фрагменты музыки, бодрой, маршевой, по моде последних лет. Затем посыпались слова диктора. Хорошо поставленным бархатным голосом он что-то вещал. Ирина поморщилась и закрыла уши ладонями, но ветер все же надул ей в уши рваные фразы. Кажется, эта была сводка новостей. Реформы, разумеется, шли успешно; благосостояние народа неуклонно росло и почти достигло уровня жизни граждан (далее последовала неразборчивая дата откуда-то из прошлого века); князья собрались на очередное Верховное Вече, на котором царю-президенту была подарена от имени благодарного народа какая-то южная волость…

Слушать все это было совершенно невозможно, но к счастью, ветер милостиво поменял направление, и громкоговоритель затих.

Ирина вздохнула с облегчением и принялась складывать срезанную зелень в большой пакет. Зелени оказалось даже больше, чем он ожидала, так что Олег вполне мог выменять часть ее у турков на персики – хотя бы полугнилые.

Едва она подошла к входу в их дом, как со стороны внешних ворот послышался знакомый скрип. Олег, длинный, худой, как всегда улыбающийся, катил впереди себя по бетонной дороге тележку, закрытую линялым куском брезента.

– Привет, мам! – бодро крикнул он. – Ты что, уже ходила на огород? А как же твоя больная спина? Могла бы и меня подождать, я же говорил, что сегодня приду со станции не позже десяти утра!

– Ничего, сынок, сегодня я чувствую себя получше, – успокаивающе промолвила Ирина. – Что ты сегодня привез?

Олег поставил тележку на опору и с гордым видом снял брезент.

Ирина ахнула, разглядывая на удивление хорошо сохранившиеся тома собраний сочинений русских классиков. Здесь было академическое издание Достоевского конца прошлого века, красивое издание Пушкина в красном с золотом ледерине, еще более старый, но неплохо сохранившийся двенадцатитомник Чехова…

Сын нередко привозил из городка книги. За последние годы они оказались, пожалуй, самыми ненужными вещами в домах немногих оставшихся жителей. Зимой, когда в городке то и дело отключали отопление, книги в основном шли на растопку буржуек, а начиная с весны они заполоняли окрестные свалки. Молодежь давно уже не читала ничего, кроме комиксов и сканвордов, и недрогнувшей рукой выбрасывала все, что нельзя было продать или выменять на полезные вещи на местной барахолке. А на книги там было выменять решительно ничего невозможно, даже мыло или спички.

Вот уже несколько десятилетий книги вымывались из организма России, словно кальций. И от этого слабел ее костяк, становился хрупким, тонким…

– Молодец, Олежка! – воскликнула Ирина. – Неужели ты кто-то выбросил это сокровище на свалку?

Улыбка мальчика слегка приугасла.

– Не-а… Мам, ты прости, но я выменял книги у одного грузчика – из тех, с кем мы этой ночью разгружали вагоны. Понимаешь, у него на прошлой неделе умерла мама, бывшая учительница, и Лешка согласился отдать целый шкаф классики за три банки китайской тушенки. Наверное, я сделал глупость, нам тушенка самим позарез нужна, но когда Леха привел меня домой и показал шкаф…

Ирина ласково потрепала сына по вихрастой голове.

– Яблоко от яблони недалеко падает… Я сама на прошлой неделе отдала полведра моркови за три тома Ивана Шмелева. Хозяйка собиралась их попросту выбросить, но когда я проявила к трехтомнику интерес, то так отчаянно стала торговаться!.. Ладно, сынок, сегодня поужинаем тушеной капустой. Вези сокровище в библиотеку.

Нужно было идти, разогреть сыну к обеду вчерашние пустые щи, но Ирина не выдержала и, поставив возле двери пакет с зеленью, пошла вслед за сыном к серому приземистому зданию. Когда-то там располагалась контора, и странное дело, банда антиглобалистов почему-то не успела разгромить ее. Со старых времен остались длинные стеллажи да несколько примитивных шкафов. Умелые руки Олега привели это хозяйство в относительный порядок, и на полках, на которых некогда почивали в сонном забытье толстые папки с документацией, пять лет назад встали первые книги. Сейчас их было более трех тысяч.

В той, прошлой жизни, Ирина работала в юношеской библиотеке имени Светлова. И хотя «светловку» закрыли еще в тридцать четвертом году, якобы из-за низкой посещаемости, Ирина на всю жизнь сохранила любовь к книгам. Сейчас, после Чумы, они стали смыслом ее жизни. Ирина и сама не могла понять, для кого она собирает эту громадную библиотеку. Старики, которые когда-то еще в школе изучали Пушкина, Чехова и Достоевского, постепенно уходили из жизни, а молодежь нередко не знала даже имен русских классиков. В начальное, пока еще обязательное образование, литература как предмет давно уже не входила. Русский язык, как предмет, тоже исчез из школьных программ, его заменило изучение основ так называемой «клюквы» – широко распространенного в Центральной России сленга, представляющего из себя своеобразную смесь русского, турецкого, английского и китайского языков. Нынешние молодые люди вряд ли смогли бы без ошибок прочесть хотя бы одну страницу художественной прозы, да и вряд ли бы захотели. Все, что создала русская культура за последние века, вдруг оказалось никому ненужным.

Ирина помогла сыну перенести книги на второй этаж библиотеки, а затем заставила его пойти принять душ и пообедать. А сама взяла в руки шестой и двенадцатый тома любимого Достоевского и медленно пошла вдоль стеллажей.

Лучи света врывались в длинную комнату, освещая узкие, грубо сколоченные полки. Ирина скользила пальцами по прохладным корешкам книг, и шептала строки любимого Тютчева:

 
Она сидела на полу
И груду писем разбирала –
И как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала –
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела –
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
 
 
О, сколько жизней было тут,
Невозвратимо-пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
 

Дойдя до полок с табличкой «Д», она нашла длинный ряд серо-зеленых книг, и с большим удовольствием добавила к ним недостающие тома. Маленькая ее мечта исполнилась – теперь в библиотеке есть полный Достоевский! На очереди было синее, самое полное академическое собрание Льва Толстого, но здесь работы было еще непочатый край. Правда, на полках с буквой «Т» стояло более двадцати собраний сочинений великого писателя разных лет и разной сохранности (кое-какие были собраны прямо на свалках, и приведены в порядок после многих недель кропотливой работы). Читателям (если бы таковые нашлись) было где найти разные издания романов «Война и мир» и «Анна Каренина». Но академическое издание все равно необходимо собрать. Наверное, в Москве это можно было бы сделать намного проще, но сейчас в этот город попасть можно только при наличии специальной рабочей визы.

Весь оставшийся день прошел в бытовых хлопотах. Больше всего усилий потребовал ремонт массивных железных ворот, сильно пострадавших во время последнего штурма. Слава Богу, что Олег за эти годы научился неплохо разбираться в механике, и сумел наконец починить гидравлический двигатель.

Вечером, когда начало смеркаться, Ирина вновь занялась расстановкой привезенных сыном книг. Закончив работу, она отошла в сторонку и с удовлетворенной улыбкой осмотрела укутанную сумраком комнату. И тут же изменилась в лице, услышав вдали громкие взрывы. Когда-то, еще до Чумы, она не раз слышала подобные взрывы на Живописной улице, рядом с ее прежним домом. Терракты исламистов проходили тогда в Москве почти каждый день, и привыкнуть к ним оказалось невозможно.

Но ее волнения были напрасны. Взглянув в окно, она увидела, как над зубчатой стеной леса в сине-черном небе вспыхивают огни фейерверка. Там, на территории бывшего артиллерийского полигона, ныне располагалась огромное имение князя Юсупова. Молодой князь слыл сумасбродом и обожал собирать сливки московской элиты, угощая их не заурядной охотой на зверей-мутантов или беглых каторжников, а натуральной стрельбой из артиллерийских орудий по мишеням – оставшимся с древних времен танкам, бронетранспортерам и грузовым автомобилям. Особую пикантность придавало то, что цели были подвижными, и управлялись бывшими профессиональными военными, которых князь набирал на эту смертельную опасную игру за приличную плату. Особенно эффектно стрельбы смотрелись по ночам, при освещении десятками прожекторов. Многие гости, и даже дамы, обожали лично нажимать на огневые кнопки, чтобы попытать счастье в стрельбе по движущимся целям с живыми мишенями.

Огненные шары фейерверков заполонили все небо. По-видимому, этой ночью праздник обещал был особенно пышным.

– «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное», – прошептала Ирина. – Блаженны? Нет, Господи – они должны быть прокляты!

Ирина задернула штору и торопливо спустилась вниз. Олег уже спал, и тогда она на цыпочках прошла в свою комнату. Подойдя к иконе святого Сергия Радонежского, она трижды перекрестилась, а затем прошептала слова молитвы. Ничего от Создателя она уже давно не просила, ничего не ждала – только бы дал Господь дожить ей до последнего вздоха здесь, на этом крошечном полуострове, чтобы не видеть весь ужас распада некогда великой страны, преданной и разворованной своей же элитой; чтобы не потерять человеческого облика, как потеряли его уже многие. А уж она сама постарается не растерять последние крохи любви: к сыну, к униженной природе, к забытым и никому ныне не нужным великим книгам…

Устав, Ирина легла раньше обычного в постель. При свете ночника она в который уже раз перечитывала свое любимое «Лето Господне» Ивана Шмелева и грустила, что разминулась с тем, бесконечно далеким временем, простым и светлым.

Когда ночник погас (в городке отключали электричество на всю ночь) Ирина еще долго не могла заснуть. Глядя в темный потолок, она шептала стихи Тютчева, словно бы созданные ей в утешение:

 
Закралась в сердце грусть, – и смутно
Я вспомянул о старине:
Тогда все было так уютно
И люди жили как во сне.
 
 
А нынче мир весь как распался:
Все кверху дном, все сбилось с ног, –
Господь-бог на небе скончался
И в аде сатана издох.
 
 
Живут как нехотя на свете,
Везде брюзга, везде раскол, –
Не будь крохи любви в предмете,
Давно б из мира вон ушел.
 

Едва ее веки начали слипаться, предвещая приход спасительного сна, когда в углу вновь послышался знакомый скребущийся шорох. Но на этот раз Ирина не испугалась. Чашка с остатками каши ждала гостя на прежнем месте, возле письменного стола, и можно было надеяться, что этой ночью люди и крысы заснут в мире. Пока еще в мире.