Текст книги "Лук Будды (сборник)"

– Дальше мы выпьем. Перно – твое любимое.

– Я пить не буду.

– Не бойся, уже можно.

– Сказала не буду, значит не буду!

– Что, свидание?

Эмили взорвалась:

– Слушай, ты чего сюда приперлась? Нищенка! Денег надо? Так и скажи! Сколько? Сто? Двести?

– А ты отлично выглядишь. Правда. Настоящий деревенский цвет лица.

Эмили посмотрела на нее волчонком.

– Это не намек, ты действительно классно выглядишь, можно позавидовать.

– Что тебе от меня нужно?

– Мне от тебя? – удивилась Эми.

– У тебя своя жизнь, у меня своя.

– Вот как? Это уже интересно.

– Я знаю, чего ты хочешь! Ты хочешь, чтобы я превратилась в тебя! Что, не так, что ли?

Эми неторопливо закурила:

– Зачем мне хотеть того, что произойдет само собой?

Эта с виду невинная фраза произвела ошеломительный эффект: Эмили смахнула со стола полную рюмку, и та разлетелась вдребезги. На них оборачивались, но Эмили словно обезумела:

– Я никогда не стану такой, как ты! Слышишь? Никогда! Если твоя жизнь не удалась, то за мою ты можешь быть спокойна! У меня все тип-топ, понятно? И я счастлива, вот так! – она истерически захохотала. – А ты даже не знаешь, что это такое. Так что у нас может быть общего?

– Браслет, например, – сдержанно заметила Эми.

– Какой еще браслет?

Эми положила ее руку рядом со своей – у обеих запястья охватывали совершенно одинаковые серебряные браслеты с чернью.

– Сказать, кто тебе его подарил? И за какие услуги? Не надо? – Эми повернулась к официанту. – Еще один виски для меня и перно для юной вакханки.

– Я не…

Эми перебила ее:

– Поцелуй с привкусом мяты – по-моему, самое то. Так, кажется, выражаются твои сверстники? Кстати, где ты с ним встречаешься? Я тебя подвезу.

– На себе, что ли? – Эмили огрызалась скорее по инерции.

Официант принес выпивку.

– Спасибо, Эжен, – кивнула ему Эми.

– По именам всех помнишь, – с усмешкой сказала Эмили, когда тот отошел.

Эми сделала вид, что не расслышала:

– Давай за то, чтобы у тебя с ним и дальше было все тип-топ.

Эмили глядела на нее в упор, пытаясь понять, нет ли в ее словах подвоха.

– Он хороший мальчик, – продолжала Эми. – Из приличной семьи.

– Только бы он не узнал, где я работаю, – вырвалось у Эмили.

– Не узнает. Разумеется, не узнает.

– Я отсюда скоро уйду! Вот увидишь, я уже все обдумала!

– Ну и отлично, – обрадовалась Эми. – За это и выпьем.

Они чокнулись и выпили до дна.

К их столику подошел мэтр и, наклонившись к Эми, зашептал:

– Макс просил передать, что он будет с минуты на минуту.

Эми заторопилась. Она бросила на стол несколько бумажек и, подтолкнув Эмили, на ходу бросила:

– Мы подождем его в машине.

– Но…

– Там и на твою долю, – успокоила она мэтра, чуть не бегом устремляясь через весь зал.

– Что за паника? И причем тут Макс? – пристала к ней на лестнице Эмили.

– Потом!

– Ты учти, мне через полчаса надо быть в…

– Серый «ситроен» видишь? Живей, ну!

– Это что, твой?

Эми не стала тратить время на объяснения. Через несколько секунд машина рванула с места.

Они сворачивали то направо, то налево так резко, что скрипели тормоза. Эми все поглядывала в зеркало заднего обзора, желая убедиться, что за ними нет погони. Кажется, обошлось.

– Рю де Вожирар? – полуутвердительно спросила она.

– Откуда ты… – насторожилась было Эмили, но тут же рассмеялась. – Никак, знаешь, не привыкну. Что, насыпала соли Максу под хвост?

– Если бы соли, – Эми хмыкнула.

– Я бы эту скотину живьем сварила. Ничего, он у меня попляшет!

– Считай, уже поплясал.

– Слушай, это, что ли, твоя тачка?

– А ты решила, что я ее угнала?

– Нет, почему. – Эмили повернула голову и увидела на заднем сиденье кожаный костюм. – Ух ты, класс!

– Можешь надеть на свидание.

– Правда? – Эмили хотела броситься ей на шею, но Эми вовремя отстранилась.

– Правда, правда.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

Не дожидаясь, пока Эми передумает, Эмили весьма проворно, несмотря на неудобства, разделась, оставшись в одних трусиках, и так же быстро натянула штаны и куртку.

– Ну как?

– Потрясно!

«Ситроен» мягко шуршал шинами по мокрому асфальту. Мимо пронеслась кавалькада мотоциклисток – лихие наездницы без шлемов, без одежды, без комплексов. От современной цивилизации им не надо было ничего, кроме ревущих моторов, заставлявших приятно вибрировать их обнаженные тела. Они раскрывали перед будущим свою душу так же просто и доверчиво, как колени.

– С мамочкой уже познакомилась? – помолчав, спросила Эми.

– Видела один раз. «Вам отец присылает деньги? А сами вы сколько зарабатываете?» Как в налоговом управлении! В общем, наврала ей с три короба.

– Поверила?

– Куда она денется. Я закурю? – Эмили вставила сигаретку в мундштук из слоновой кости, прикурила от зажигалки, переложила сигаретку в левую руку и только тогда затянулась.

– Почитываем романы из светской жизни? – усмехнулась Эми, проследив за всеми ее манипуляциями.

– Мы не опаздываем? Кшись терпеть не может, когда опаздывают.

– А еще чего он терпеть не может?

– Еше? – Эмили задумалась.

– Ладно, поговорим о том, что он любит. Итак, он любит…

Эмили охотно включилась в игру:

– Накрахмаленные сорочки и красивые запонки, артистические кафе, голландский табак, стройные ножки… – она быстро загибала пальцы.

– Ну, с этим у нас, кажется, все в порядке, – вставила Эми.

– Еще он любит Энгра, Магритта, Сибелиуса, Виана и суггестивную поэзию.

– У тебя отличная память.

– А еще он любит… – она запнулась.

– Да?

– Когда я разрешаю ему целовать вот здесь, – она смущенно показала.

– И часто ты ему разрешала? – Эми, закурив, привычно переложила сигарету в левую руку.

– Один раз. Ты только не смейся, ладно? Понимаешь, с другими– это… ну, как к врачу: зашла, вышла. А тут… я боюсь. Не этого, того, что будет после. А вдруг ничего? Энгр будет, голландский табак будет, а меня не будет. Что, глупости говорю?

Эми с опозданием нажала на тормоз, едва не проехав на красный свет. Когда она заговорила, голос ее прозвучал глуше обычного:

– Да, я помню. Нежность и страх. Потом уже не так. Потом все по отдельности. Как обед в ресторане: аперитив, холодные закуски, горячие закуски. Да, он любил целовать меня в это место. Губы у него были совсем сухие. Или у меня губы пересыхали. «Ты меня не пригласишь?» – «Не сегодня, Кшись. Так будет лучше». Старая как мир песенка: так будет лучше. Чем лучше? Кому лучше? А он даже и не спорил! Я таких больше не встречала. Как же я не хотела, чтобы он уходил! Ну попроси воды… ну скажи, что тебе надо на минутку зайти…

– Точно, – подхватила Эмили. – Я иногда так ясно вижу, как он проходит мимо меня в спальню, как я тихо закрываю дверь, и мы оба неподвижно стоим. Он – там, я – здесь.

– И я вся таю…

– И я вся таю, – эхом откликнулась Эмили. – А на самом деле он уже спускается вниз по лестнице и что-то говорит консьержке, а она громко переспрашивает.

– Она всегда переспрашивала, – покивала Эми. – Считала, наверно, – авось ей за глухоту что-нибудь перепадет.

– Я потом полночи заснуть не могу. У тебя тоже так было?

Эми кивнула.

– Какой-то кошмар. Может, он девственник?

– Кто?

– Кшись.

– Ты меня спрашиваешь?

– А кого мне спрашивать? – удивилась Эмили.

– Тебе это важно?

Эмили пожала плечами.

– Слушай, а быстрее нельзя?

– Можно и быстрее.

«Ситроен» ловко обходил одну машину за другой.

– Давно он у тебя? – спросила Эмили.

– Не переживай, тебе все останется.

Они ехали по набережной Сены. По реке тащилась драга, вся в огнях иллюминации, точно какой-нибудь прогулочный пароходик. Они были почти у цели, и вдруг их охватило волнение, волнение и странное беспокойство, как будто это свидание должно было решить судьбу обеих.

Кшиштоф расхаживал перед кинотеатром, бренча мелочью в карманах. Эмили он увидел, уже когда их разделяли несколько шагов. Она протянула руки и радостно выдохнула «Кшись!», прозвучавшее как «вот она я!». Он даже не вытащил рук из карманов.

– Кшись?

– Из-под кого ты на этот раз вылезла? – произнес он заготовленную фразу.

Она по инерции продолжала улыбаться.

– На билеты в кино нам, надеюсь, хватит? Впрочем, у тебя, наверно, мало времени. Ты же еще подрабатываешь стриптизершей. Шлюха! Подстилка! – Запас изящных выпадов иссяк, и вместе с ним куда-то улетучилась светскость юного денди. – Недотрогу из себя разыгрывала! Мразь!

Выходившие из кинотеатра зрители поворачивали головы. Какая-то толстуха пялилась на них, отправляя пригоршнями в рот кукурузные хлопья из пакета.

Эми наблюдала эту сцену из машины. Когда с губ Кшися слетало очередное хлесткое словцо, она вздрагивала.

– Тебя бы надо было… – он вытащил руку из кармана, потом резко развернулся и пошел прочь.

Тут произошло неожиданное. Он не прошел и двадцати шагов, как мимо него, по самой луже, промчался серый «ситроен», обрызгав его с ног до головы. Он в бешенстве озирался по сторонам, но, как ни странно, не видел «ситроена», который, проехав чуть дальше, затормозил. Эми подала машину назад и, поравнявшись с Эмили, высунулась в окно:

– Садись.

Эмили с удивлением посмотрела на нее, словно не узнавая.

– Ну? Так и будешь стоять посреди улицы?

– Я должна ему объяснить.

– Что ты собираешься объяснять? Что все это неправда?

Но Эмили уже бежала к Кшисю. Слова до Эми не долетали, зато видно было как на ладони: Кшись молча слушал, отчищая пятно на рукаве, потом перевел взгляд на голую грудь Эмили в вырезе куртки и вдруг, взяв за кольцо железного замочка, рванул «молнию» до самого низа. Эми зажмурилась и начала тихо постанывать, словно от зубной боли.

Через какое-то время открылась передняя дверца и с силой захлопнулась. Эми запустила двигатель и, глядя прямо перед собой, медленно поехала вперед. Когда они выбрались на автостраду, стрелка спидометра установилась на отметке 65 миль в час. Город остался позади. Эмили вопросов не задавала.

Через час она произнесла:

– Есть хочу.

Эми кивнула. Увидев рекламный щит, обещавший вкусный ужин и теплую постель, она свернула с автострады. Гостиница называлась «Embarcadero».

– С понтом под зонтом, – хихикнула Эмили, глядя на скромный домишко.

– Ну и жаргончик, – Эми покачала головой.

Эмили дернула за шнур колокольчика. Им сразу открыли. Можно было подумать, что этот подтянутый старик не один год простоял под дверью в ожидании редкого гостя.

– Как удачно! – воскликнул он вместо приветствия. – Я как раз собирался поужинать. Надеюсь, очаровательные дамы составят старику компанию?

– Дамы смертельно устали, – ответила Эми. – Если бы вы могли принести нам в номер чего-нибудь поесть и выпить…

– Да-да, разумеется. Омлет, ветчина, оладьи с кленовым сиропом. Выбор небогатый, зато шабли тридцать девятого года, еще из отцовских запасов. Он, знаете, любил…

– Вот и чудно. А сейчас мы, с вашего позволения, хотели бы немного отдохнуть.

– Извините. Ваш номер на втором этаже, сразу за лестницей. Ключ в дверях.

Их встретила светлая комнатка с идеально застеленными кроватями и садовыми ромашками в стакане. Эмили развалилась на кровати. Эми достала из пластиковой сумки махровый халат, тапочки, разные мелочи.

– Симпатичный старикан.

– Старикан, между прочим, красится, – отозвалась Эмили, не открывая глаз.

– И пьет кровь из своих жертв, – продолжила Эми, направляясь в ванную. Дверь она лишь прикрыла. – Полотенце твое какое? – крикнула она оттуда. – Голубое или розовое?

– Голубое.

– Не слышу!

– Голубое!

Через пятнадцать минут Эмили жадно глотала омлет с ветчиной, захватывая куски прямо со сковородки. Эми ограничилась вином и жареным хлебцем. Старичок, подав ужин, тихо сел в углу.

– Да, – Эми презрительно хмыкнула, – с годами у него спеси поубавилось.

– У кого? – спросила Эмили с набитым ртом.

– У Кшися твоего. Я тебе не рассказывала? Три года назад, в августе, у меня с ним случилась маленькая интрижка. Да ты ешь, ешь. Я жила в шикарном отеле на французской Ривьере. Раз в годуя себе позволяю отпустить вожжи. И вот загораю я в солярии, слышу– на пляж кого-то не пускают. Смотрю, какой-то репортеришка тычет в нос привратнику свои «корочки», а у того один ответ: не положено. Где, думаю, я слышала этот голос? Да это ж Кшись! Стоит. Скромненький полотняный костюмчик и шарфик, небрежно так, внакидку. «Кшись! – кричу ему. – Я здесь!» Его, естественно, пропускают. Завязываю на себе две полосочки, выхожу. Выясняется. Работает на радио, в польской редакции, сюда приехал кадрить какого-то актера. Чего-то он там про него писал. Ну, про это он через минуту забыл. Оживился: чего я, да как я, да надо бы где-нибудь посидеть. Отчего ж, говорю, не посидеть, здесь, говорю, есть очень приличный ресторанчик. Давай, говорит, лучше в кофейне. Как в старые добрые времена. Ладно. В кофейне так в кофейне. Посидели, выпили. Начал он стакан в руках вертеть. Зря, говорит, тогда я тебя так. Как? Ну, шлюха и все такое прочее. Насчет прочего, говорю, не знаю, а что касается шлюхи, то все правильно, можешь не извиняться. А он: не будем уточнять, чья профессия древнее. В общем, выкрутился. Куда, спрашиваю, сейчас? Вижу, мнется. И комнатку он снял не ахти, и хозяйка под боком. Пришлось пригласить в свои апартаменты.

Эми надолго замолчала, смакуя старое вино.

– Ну? – не выдержала Эмили.

Эми состроила брезгливую гримасу:

– На троечку с минусом. Было бы о чем говорить.

– Врешь ты все! – Эмили отшвырнула вилку. – Не было у тебя с ним ничего! И встречи этой! И апартаментов! Ничего не было!

– Стоит ли тогда так переживать, – спокойно возразила Эми. – Тем более у тебя будет возможность самой убедиться. Через каких-нибудь двенадцать лет.

– Ладно, давай спать. – Эмили решительно встала, едва не опрокинув сковороду. – Я возьму твой халат?

Она быстро разделась до трусиков, надела халат и ушла в ванную.

Эми взяла бокал с вином, забралась с ногами на постель. На тумбочке лежал какой-то роман в бумажной обложке. Она раскрыла книгу на середине и начала читать.

Старичок был сконфужен. Девушка так внезапно разделась, что он не успел откланяться. Он решил ждать. В конце концов они обе уснут, и тогда…

Эмили вышла из ванной, бросила халат на кровать, надела короткую прозрачную рубашечку, для нее приготовленную, подошла к зеркалу расчесать волосы.

– Мне где ложиться? – спросила она, стоя к Эми спиной.

– А где ты любишь спать?

– У окна.

– Я, представь, тоже.

Эмили поймала в зеркале плутоватый взгляд и со всей серьезностью предупредила:

– Учти, я тебе спать не дам.

– Тебе же хуже.

Эми поставила на тумбочку недопитый бокал, спустила ноги на пол и стала раздеваться, кидая вещи куда попало. Две пары глаз пристально следили за каждым ее движением. Когда она ушла в ванную, Эмили положила массажную щетку и начала перед зеркалом гладить свое тело через тонкую ткань. Она делала это медленно и чувственно. Старик прилип к стулу. Взгляды их встретились в зеркале. Бедняга похолодел, но все его страхи были напрасными. Для них обеих он был не более чем предмет обстановки.

Когда Эми вернулась в комнату, постель у окна сотрясалась от рыданий. Она положила ладонь Эмили на плечо, но та резко села на кровати:

– Почему? Подонки, подонки! С первого дня! Хоть бы один нормальный. И этот такой же! Услышал звон – тут же слинял! Я бы эту сволочь, которая настучала, своими руками…

– Успокойся.

Она легла рядом, прижала Эмили к себе.

– Я их всех ненавижу, – слова продолжали долетать, но уже какие-то сдавленные, беспомощные, жалкие. – Ничего не хочу. Надоело. Думаете, со мной все можно?

Эми баюкала ее, и целовала, и шептала разные слова, пока та не затихла. Вскоре заснула и Эми. Старик ощупью выполз в коридор и прикрыл за собой дверь.

Эми разбудила громкая разноголосица. Гостиница ожила. Хлопали двери, играла музыка, бурно объяснялась какая-то парочка. Под самым окном заскрипели тормоза, из машины высыпала подгулявшая компания. Потом от ветра стала хлопать штора. А потом вдруг забрезжил рассвет.

Эми осторожно высвободилась из объятий, подошла к окну, раздвинула шторы. Вдали плескалось море. Когда-то все это уже было: уходящие в залив пирсы, прогулочные корабли на рейде, эта набережная, пока пустынная, если не считать двух велорикш, поджидающих первых туристов. Ей показалось, что она снова в «Шератоне», на одиннадцатом этаже, а там, внизу, верфь, рыбацкие лодки. Залив Сан-Франциско. В дверь постучали.

– Да? – сказала она отрешенно.

В щель просунулась рыжеватая аккуратно зачесанная голова:

– Вы просили разбудить вас пораньше.

– Да-да, спасибо.

– Свежих креветок на завтрак не желаете?

– Свежих креветок? – переспросила полусонная Эмили, не удосуживаясь натянуть на себя простыню.

Старик просиял и торжественно внес блюдо с чем-то дымящимся, бледно-розовым.

– Только что выловили! – Он поставил блюдо на постель – дескать, если у кого-то есть сомнения, пусть они развеются вместе с паром.

Эмили отправила в рот жирную креветку.

– В самом деле.

– Приятного аппетита, – сказал старик и, со значением посмотрев на Эми, удалился.

– Какое море? Он что, псих?

Эми села рядом, попробовала:

– Калифорнийские. Без обмана.

– Да ну вас, ей-богу. Делаете тут из меня дурочку, – Эмили села поудобней и начала потрошить хрупкую скорлупку.

Когда они расплачивались за еду и ночлег, хозяин, смущаясь, попросил их расписаться в книге.

– Пожалуйста, не подумайте, что я такой формалист, – бормотал он. – Сюда так редко, знаете, заглядывают, а тут такие дамы… Буду потом вспоминать.

Они расписались. Проводив машину, старик заглянул в регистрационную книгу, и брови у него полезли вверх. Почерк у дам был на удивление похожий, разве что у молодой женщины буквы стояли потверже. Но главное даже не это. Обе записи были абсолютно идентичны: Эльжбета Эмилия Радович.

В машине Эмили занервничала. Она закурила и, чтобы скрыть волнение, уткнулась в дорожную карту.

– Где мы? – спросила Эми.

– Между Витри и Бар ле Дюком.

– У меня бак пустой.

Она свернула к бензоколонке. Там одновременно заправлялись две машины – разбитый «форд»-пикап и «шевроле» с издевательскими номерами URNS.

– You are an ass, – прочла Эми вслух, открывая дверцу – Пока этот умник заправляется, я возьму нам пива. Через два часа станет нечем дышать. Ты какое любишь?

– «Бейсс», – рассеянно ответила Эмили.

– И чего спрашивала, да? – засмеялась Эми и ушла в помещение.

Первым освободился владелец «шевроле». Видя, что правое боковое стекло опущено, Эмили в два прыжка оказалась рядом, открыла изнутри дверцу и юркнула на переднее сиденье.

– Поехали! – выкрикнула она, наглея от собственной смелости и все же избегая встречаться взглядом с незнакомым мужчиной.

– Куда? – поинтересовался он после короткой паузы.

– В Париж, – сказала она с замиранием сердца.

– Куда? – переспросил он. – Ты знаешь, девочка, сколько отсюда до Парижа?

Девочка! Он назвал ее девочкой! Эмили не могла себя видеть и тем не менее почувствовала: она снова стала Эльжбетой… той, что пять лет назад убежала из дому.

Машина плавно тронулась с места. Мужчина повернул зеркальце так, чтобы получше разглядеть свою юную пассажирку. На вид ей было лет пятнадцать, от силы шестнадцать. Сразу видно, хуторская – тело крепкое, икры полные. Впрочем, смазливенькая. Большие серые глаза, чуть оттопыренная нижняя губка. И волосы красивые, с золотым отливом. Их бы еще отпустить подлиннее.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Эльжбета.

– Полька?

– Ага.

– Ага, – передразнил он. – Из дому сбежала?

– Нет! – в глазах ее промелькнул испуг. – Нет, что вы. Я просто так…

– Все вы просто так, – добродушно кивнул он.

Эльжбета стрельнула глазами в зеркальце. Мужчина показался ей интересным. Черная с сединой бородка, крупный нос – верный признак горячего темперамента. Если бы еще не такой старый…

– Есть хочешь? – спросил староватый мужчина, которому едва стукнуло сорок.

– Ужасно.

– Вот ответ честной девушки.

Он остановил машину возле симпатичного мотеля, похожего на огромную сыроежку. Процедура регистрации заняла полминуты. «Месье и мадемуазель Легран» – черкнул в книге бородач и получил ключи.

Оказавшись в номере, он запер дверь и, положив ключ в карман, ушел в ванную. Эльжбета стояла посреди комнаты. Ее бросало то в жар, то в холод. Она в гостинице! С мужчиной! То, о чем она так страстно мечтала, должно вот-вот произойти. Она скинула босоножки и нырнула под одеяло.

Мужчина вышел из ванны в плавках. Он был приятно удивлен, застав Эльжбету в постели. Она увидела, что он мохнат, как обезьяна, и еще успела заметить, что он надорвал блестящий целлофановый пакетик и, отвернувшись, сунул его в плавки. Он стащил с нее одеяло и нахмурился:

– Это что, шутка?

– Я подумала…

– А ты не думай, – весело сказал он, помогая ей стянуть через голову платье.

Из того, что произошло потом, Эльжбета запомнила только боль и потную ладонь, зажавшую ей рот.

– Ты полежи, – говорил он, одеваясь, – а я спущусь вниз, куплю нам что-нибудь поесть.

После его ухода она приняла душ и снова легла. Ее знобило. Она укрылась вторым одеялом и уснула, точно провалилась. Очнулась как от толчка: 4.45. Она проспала почти пять часов! Эльжбета кинулась к окну – бежевого «шевроле» на стоянке не было. Она мигом оделась, выглянула в коридор и, убедившись, что там никого нет, чуть не бегом устремилась к лестнице.

– Мадемуазель!

Она испуганно обернулась:

– Я?

– У вас в номере можно убрать? – спросила горничная.

– Да… спасибо… – залепетала она, спасаясь бегством.

Незаметно прошмыгнуть мимо портье ей не удалось.

– Мадемуазель Легран, вы уезжаете?

Она открыла рот, но так и не нашлась с ответом.

– Ваш отец сказал, что вы оплатите номер. У нас день проживания – семьдесят франков.

– Сколько? – у Эльжбеты округлились глаза.

– Семьдесят франков, – повторил портье. – Вы будете расплачиваться чеком или наличными?

Эльжбета пошла пятнами.

– У меня столько нет, – пробормотала она едва слышно.

– А сколько у вас есть? – насмешливо спросил портье.

– У меня? – переспросила она, оттягивая неизбежное.

В холл спустилась горничная. Она подошла к портье и зашептала ему что-то на ухо. Тот слушал, все время держа взглядом Эльжбету, и губы его растягивались в брезгливую складку. Вдруг он схватил ее за руку повыше запястья. Она и охнуть не успела, как уже очутилась в крошечной клетушке с угловым диваном.

– Платить будешь? – жестко спросил портье, тесня ее к дивану.

– Дяденька, у меня правда… – жалобно заскулила она, но он уже сделал знак горничной, охранявшей выход.

Та оставила свой пост, вплотную приблизилась к Эльжбете и начала ее обыскивать. Зашитые в пояс деньги были обнаружены почти сразу. Зубами перекусив нитку, горничная распорола шов, достала Эльжбетину заначку и быстро пересчитала засаленные бумажки.

– Сто восемнадцать, – сказала она, передавая деньги боссу.

– Это за постой, это за испорченные простыни… плюс налог. – Портье помусолил в пальцах несколько мелких купюр и передал их горничной, затем повернулся к Эльжбете. – Еще раз приведешь сюда клиента, сдам в полицию. А сейчас, так и быть, иди.

Эльжбета вышла из мотеля и поплелась к шоссе голосовать. Всем, кто останавливался, а таких было раз-два и обчелся, она упрямо говорила: «До Парижа». Через два часа ей сказали: «Садись».

Таких мужчин ей видеть не приходилось. Ни жара, от которой у Эльжбеты платье противно липло к телу, ни дорожная пыль, оседавшая на волосах, не могли подпортить совершенство, каким был Ноа. С иголочки одетый, тонкие, словно выщипанные брови, римский нос, гладкая кожа необыкновенно красивого матового оттенка, белокурые волнистые волосы до плеч, – он был похож на киноактера, не конкретного, а вообще.

Время от времени Ноа извлекал из коробочки ароматизированную салфетку и протирал лицо, шею, руки. Руки у него были без ссадин и мозолей, и Эльжбету это поразило не меньше, чем накрашенные ногти.

После того как он спросил ее имя и назвал свое, интерес к ней у него пропал. Чтобы не скучать, ему достаточно было переключить музыкальную программу. Поэтому Эльжбета так вздрогнула, услышав вопрос:

– Ты, может, голодная?

Ее от голода мутило, но она еще не забыла о своем недавнем приключении и поэтому спросила в лоб:

– Вы хотите снять номер в гостинице?

– Зачем? – удивился Ноа.

– Чтобы меня… чтобы со мной…

– Это не входит в мои планы, – пришел он ей на помощь. – Так ты хочешь есть?

Эльжбета мрачно кивнула. Он купил ей в закусочной бутылку пепси и сэндвичи, которые она проглотила в машине, не разжевывая, как удав. После еды у нее проснулся здоровый интерес к жизни.

– Вы в Париже один живете? – спросила она без затей.

– А что?

– Я могу стирать вам белье и вообще.

– Насчет вообще мы уже разобрались, а стирать мне нечего.

– То есть как нечего? А что же вы делаете с грязными носками, трусами…

– Выбрасываю.

Эльжбета надолго замолчала.

– Еще я вкусно запекаю свинину…

– Я не ем мясо.

Эльжбете показалось, что она ослышалась.

– Свиное? – на всякий случай уточнила она.

– Любое. Я вегетарианец.

– А, – она с умным видом кивнула.

– Не переживай, что-нибудь придумаем.

Немного успокоенная. Эльжбета позволила себе расслабиться. Она и не заметила, как задремала под музыку. Когда она открыла глаза, было уже темно, и всюду горели огни, тысячи огней.

– Что это? – шепотом спросила она.

– Париж.

О квартире, куда они вошли, пожалуй, можно было сказать, что в нее только что въехали, но кто въехал – понять было невозможно. В огромной пустой квартире с исписанными до потолка стенами и весело потрескивающим костром, разожженным посредине комнаты, толкалась публика, чувствовавшая себя здесь как дома. Сюда приходили без звонка и уходили не прощаясь. Каждый развлекался как мог.

Эльжбету предоставили самой себе, и она тихо села в угол рядом с девушкой, которая шарила по полу обеими руками.

– Вы что-то потеряли? – участливо спросила Эльжбета.

Девушка подняла на нее заплаканные глаза:

– Он такой гладкий… почему мне никто не говорил, что он такой гладкий?..

В коридоре Ноа и какой-то мальчик, года на два моложе Эльжбеты, непринужденно болтали, затягиваясь от одной сигареты. К ним подошел парень, выделявшийся своими властными манерами.

– Привез? – спросил он у Ноа, не здороваясь.

Ноа передал ему пакет.

– За тобой должок, не забыл?

– Как насчет этой? – Ноа показал в дальний угол. – В твоем вкусе, Макс.

Тот, кого он назвал Максом, отвечал уклончиво:

– Надо посмотреть.

– Посмотри.

Они направились к Эльжбете, которая с готовностью поднялась им навстречу.

– Еще не раздумала забраться на Эйфелеву башню? – спросил ее Ноа.

– Ну что вы! Я…

– Смелая девочка, – перебил ее Макс, раскрывая перед ней портсигар.

– Ой, что вы, я не курю.

– Дурочка, это же и есть «тур Эф-Эль», – рассмеялся Ноа. – Из Франции в Лаос за десять минут.

– Если не быстрее, – усмехнулся Макс, прикуривая и передавая сигарету Эльжбете.

Она с опаской затянулась. Пока она прокашливалась, Ноа налил ей вина.

– Второй раз будет легче.

Он оказался прав. После пятой затяжки колени у Эльжбеты подогнулись, и она легла ничком на пол.

– Ну, как в Лаосе? – спросил ее Макс. – Жарко?

– Да, – ответила она, с трудом ворочая распухшим языком.

– Надо раздеваться.

Вдвоем они ее раздели и снова положили на живот. Эльжбета вдруг поползла по-пластунски. Никто даже не поглядел в ее сторону.

– Кажется, она вообразила себя аллигатором, – сказал Ноа.

– Пускай поплавает в Меконге.

Они отнесли ее в ванну, заткнули пробкой слив, пустили воду. Эльжбета начала захлебываться. Они вытащили ее и посадили на табуретку. Она облизнула пересохшие губы и простонала:

– Жарко!

– Мороженое хочешь? – спросил Макс.

– Да. Да. Да.

– Сейчас дам, – успокоил он ее, расстегивая ширинку, и со смешком добавил: – Только не откуси, крокодилица.

Дальше в голове у нее все смешалось. В какой-то запущенной квартире она стояла, голая, на напольных весах. Потом рыскала в поисках еды и, ничего не найдя, снова становилась на весы. От их показания зависело ее будущее! Она падала на кровать без сил. А в кресле напротив сидел Макс и отчеканивал каждое слово: «Эльжбета умерла, запомни. Для моих клиентов ты Эмили. Стань на весы. Ну вот, это на что-то похоже». Она подергала балконную дверь, та неожиданно подалась. Макс улыбался, с интересом ожидая продолжения. Она взялась за перила, подтянулась и стремительно полетела вниз.

– Эмили! Да очнись же ты!

Кто-то тряс ее за плечо.

– Я кричала? – спросила она, озираясь.

– Ну и напугала же ты меня. Что-нибудь приснилось?

– Я от тебя убежала, добиралась автостопом до Парижа. И опять… этот мотель, Макс, голодные боли… Господи, как же я его ненавижу!

До Вуа езды было еще часа два. Эми не хотелось приезжать в дом с пустыми руками, и они несколько раз сворачивали с автострады. Покупали в лавках разную ерунду, а то и вовсе уезжали ни с чем. Эмили злилась. Несмотря на духоту, стекло пришлось поднять из-за пыли. Они открыли по банке «бейсса»

– пиво было теплое.

В Вуа они приехали в самую жару. 351 житель – возвещала табличка при въезде; одной цифры, не то в начале, не то в конце, недоставало. Дома, беленькие, ухоженные, теснились по берегам реки, словно у водопоя; шесть или семь, отбившихся от стада, паслись на зеленых склонах. Здесь и там висели, как тряпки, трехцветные флаги. Флагов на улицах было больше, чем людей.

– Вуа, – нарушила молчание Эми. – Самый высокий процент патриотизма на душу населения.

Эмили скривилась:

– Им бы каждый день брать Бастилию. Могу себе представить, что тут будет 14 июля.

Машина взяла крутой подъем, и в просвете между деревьями показалась черепичная крыша. Дом охраняло грубо сколоченное деревянное распятие, украшенное бумажными лилиями и полосками фольги. Одно окно было зашторено, на двух других опущены решетки.

Эми посигналила. Дом молчал.

– Подождешь здесь?

Эмили равнодушно повела плечами и принялась крутить ручку приемника. Эми поднялась на крыльцо и, секунду поколебавшись, вошла в открытую дверь. В передней было довольно темно. Она не успела сделать и трех шагов, как на стене оглушительно зазвонил телефон. Справившись с первым испугом, она стала ждать, что кто-нибудь в доме откликнется на звонки, но тишина была мертвая. Наконец она не выдержала и сняла трубку.

– Алло?

– Ну как доехали? Совсем, наверно, жара замучила?

– Макс? – она опешила. – Как ты узнал, что я здесь? Я только что…

– Уехала, не попрощалась, – прервал ее насмешливый голос.

– Кто тебе дал этот телефон?

– Эльжбета.

– Кто?!

Мембрана загудела от хохота.

– Да, старушка, ты, кажется, совсем ку-ку. Ладно, еще поговорим. Привет там всем. Эмили, Эльжбете… У вас, я чувствую, хорошая компания подбирается! – Макс хмыкнул, а затем послышались гудки отбоя.

Эми повесила трубку, секунду постояла и направилась в столовую. Свет сюда проникал сквозь решетки на окнах. Она обошла комнату, трогая знакомые вещи: грузный, широкий в бедрах буфет с выщербленной верхней филенкой, длинный стол, словно нарочно поставленный так, чтобы мешать проходу, стулья в самодельных чехлах, шкаф с гуляющей створкой, которую удерживал вчетверо сложенный листок бумаги.