Текст книги "Псковская судная грамота и I Литовский Статут"

1.2. Дворянин-дворанин, пристав, сутяжники-сутяжие, позовница-позва, сочить-сок-осочене, извод-звод

Все эти термины связаны с судопроизводством: обвинением и судебным процессом.

«Дворянин» упоминается в Псковской Судной грамоте только единожды, в следующих словах: «А который пристав или дворянин возьмет своему узду (истцу) конь…»[75]75
  Устрялов Ф. М. Исследование Псковской судной грамоты 1467 года. СПб., 1855. С. 90.


[Закрыть] Данная ст. 66 Грамоты устанавливает порядок выемки «приставом» коня или иного имущества во время выполнения им своих обязанностей[76]76
  Российское законодательство. Т. 1. С. 341.


[Закрыть]. Рядом с «приставом» назван «дворянин».

Кто же такие «дворянин» и «пристав»?

«Дворянин» как должностное лицо, связанное с судопроизводством, упоминается уже в Русской Правде. В Пространной Правде Карамзинской группы имеется статья «О муке», гласящая: «Аже утяжу(ть) в мукы, а поседи(ть) у дворянина 8 ногат за ту муку. А у колоколници бьют(ь) кнутом, за ту муку 80 гривен»[77]77
  Там же. С. 73.


[Закрыть]. По мнению А. А. Зимина, данная статья развивает ст. 78 Пространной Правды о «муке» смерда[78]78
  Зимин А. А. Правда Русская. М., 1999. C. 295.


[Закрыть].

«Дворечский», наряду с «тиуном» упоминается в относящемся к XIII в. «Рукописании князя Всеволода», причем памятник применительно к данным лицам употребляет выражение «по старине»: «А дворечьскому сукно ипьское, а 10 пудов меду на подсласту чистого пошлины по старине. А тиуну дару сукно тумаское, а дати ему 5 пудов меду на подъсласту чистого пошлины по старине»[79]79
  Российское законодательство. Т. I. 1984. С. 226.


[Закрыть].

В новгородских договорных грамотах с тверским великим князем Ярославом Ярославовичем 1264, 1266 и 1270 гг. «дворяне» выступают и как должностные лица, и как землевладельцы наряду с боярами. На принадлежность «дворян» к землевладельцам указывают следующие строки: «…ни сел ти держати по новгородскои волости, ни твоей княгыни, ни бояром твоим, ни твоим дворяном…», «…ни твоим бояром, ни твоим дворяном сел не держати, ни купити, ни даром приимати…»[80]80
  ГВНП. C. 10–12.


[Закрыть].

Грамоты свидетельствуют и об исполнении «дворянами» определенных, видимо судебных, должностных обязанностей: «…а дворяном твоим, княже, ходити по пошлине, како пошло исперва…», «дворяном твоим и тиунам погон платити, како то пошло», «а дворяном твоим, како пошло, погон имати: от князя по 5 кун, и от тивуна по 2 куне»[81]81
  Там же.


[Закрыть].

Как отмечает В. Д. Назаров, в первой трети XIII в. дворяне, по данным владимирского летописания, занимают должности княжеских посадников и тиунов по анологии с детскими, а также участвуют в важнейших государственных и политических совещаниях[82]82
  Назаров В. Д. «Двор» и «дворяне» по данным Новгородского и Северо-Восточного летописания (XII–XIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. C. 119.


[Закрыть].

Судебный чиновник «пристав» хорошо известен Псковской Судной грамоте. Упоминание «дворянина», наряду с «приставом», указывает на то, что дворянин также является судебным должностным лицом. Вообще же термин «дворянин» проделал сложную эволюцию и в разные периоды имел совершенно разные значения. До середины XV в. (иногда вплоть до 70-х гг. так называли мелких судебно-административных слуг князей[83]83
  Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV–ХVI вв.). М., 1985. С. 29.


[Закрыть].

Отправление правосудия являлось одной из обязанностей князей, бывших, по выражению Н. Дювернуа, «органом суда и правды»[84]84
  Дювернуа Н. Источники права и суд в древней России. Опыт по истории русского гражданского права. М., 1869. С. 158.


[Закрыть]. В древнем Новгороде в языческое время князь, заботясь о внутреннем мире, участвовал в судебных разбирательствах и назначал виру за убитого. Наряду с князем «судебной инстанцией» являлась и новгородская община, игравшая в судопроизводстве далеко не пассивную роль. Позднее новгородская община делегировала свои судебные права посаднику, с которым князю предписывалось осуществлять совместный суд[85]85
  Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 136.


[Закрыть].

Так было и в Пскове, городская община которого достигла такой же самостоятельности, как и городская община Новгорода[86]86
  Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. C. 176.


[Закрыть]. Псковские князья приносили присягу на вече: «Судить по праву и не нарушать псковских законов и обычаев»[87]87
  Мартысевич И. Д. Псковская Судная грамота. Исторко-юридическое исследование. М., 1951. C. 57.


[Закрыть]. По Псковской Судной грамоте князь был верховным судьей; псковичи могли быть недовольны князем, но не могли ограничить его судебных полномочий[88]88
  Устрялов Ф. М. Исследование Псковской судной грамоты 1467 года. С. 71.


[Закрыть].

Суд был княжеской прерогативой и в южнославянских землях, политическое устройство которых напоминает строй Новгорода и Пскова. У южных славян «двор» являлся местом суда, органом судебной власти. Так, cт. LXXIII хорватского Винодольского Закона конца XIII в. глаcит: «Йошче позовници имаю быти рочени, а тако кмети имею ее позивати оу всякого пред двором пред ротника» («Позовников надо приводить к присяге точно так крестьяне (кметы), призываемые кем-либо перед двором должны, прежде всего, явиться к ротнику»)[89]89
  Ягич В. Закон Винодольский. СПб., 1880. C. 97-98.


[Закрыть]. В хорватской Полице княжеский двор, включавший в себя, кроме князя и его семьи, судей и других должностных лиц, три раза в год объезжал всю Полицкую жупу, причем места остановок, где князь исполнял свои судебные обязанности, были, по-видимому, известны[90]90
  Греков Б. Д. Полица. Опыт изучения общественных отношений в Полице XIV– XVII вв. М., 1951. С. 128.


[Закрыть].

Подвижность суда явствует и из Русской Правды[91]91
  Устрялов Ф. М. Исследование Псковской судной грамоты 1467 года. С. 71.


[Закрыть], «княж двор» которой был главным местом суда[92]92
  Леонтович Ф. И. Древнее хорвато-далматское законодательство. № 3. C. 9.


[Закрыть]. По Псковской Судной грамоте одним из мест суда являлись «княжеские сени»[93]93
  Устрялов Ф. М. Исследование Псковской судной грамоты 1467 года. С. 83.


[Закрыть].

Итак, будучи верховным судьей, князь, а также его «двор», являвшийся судебным органом, не могли не опираться на чиновничий аппарат – агентов судебной княжеской власти. Одним из представлявших государственную власть судебных чиновников являлся «дворанин» I Литовского Статута, «господарский двор», по которому, как и «княж двор» Русской Правды, был местом суда – «уряда»[94]94
  Леонтович Ф. И. Древнее хорвато-далматское законодательство. № 3. C. 9.


[Закрыть]. Это положение иллюстрирует ст. 10, р. VI I Литовского Cтатута, начинающаяся словами: «Тэж уставуем иж коли быхмо подданного дворанином нашим обослали, абы з двора нашого не отеждчал аж бы ся з другою стороною жалуючою перед нами росправил…»[95]95
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 76.


[Закрыть]

Вызов в суд был обязанностью «дворянина» и по Новгородской Судной грамоте ст. 41, которой постановляет: «А кто кого позовет в селе позовкою или дворянином, ино дать срок на сто верст две недели, а дале и ближе, а то по числу»[96]96
  Российское законодательство. Т. 1. С. 308.


[Закрыть].

За исполнение своих обязанностей «дворанин» получал определенную плату. Размеры выплат устанавливает ст. 27, р. VI I Литовского Статута, носящая название «О децкованье двораном нашим и панов воевод, и маршалков, и старост, и державцев наших и их наместников, по чому маеть плачоно быти»[97]97
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 82.


[Закрыть]. К этому следует добавить, что I Литовский Статут знает «дворанина» и как служилого военного человека[98]98
  Там же. С. 42. Ст. 1. Р. II.


[Закрыть], что находит соответствие в истории становления служилого сословия Московской Руси, где к первой трети XVI в. основной обязанностью дворянина также становится военная служба[99]99
  Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV–ХVI вв.). М., 1985. С. 29-30.


[Закрыть].

Исходя из вышеизложенного, а также принимая во внимание то, что «дворяне» являлись судебными чиновниками и в Новгороде[100]100
  Назаров В. Д. «Двор» и «дворяне» по данным Новгородского и Северо-Восточного летописания… C. 122.


[Закрыть], «дворянина» Псковской Судной грамоты также можно отнести к судебно-административным слугам князя.

То обстоятельство, что «пристав» и «дворянин» в ст. 66 Грамоты стоят рядом, видимо, не случайно. Как судебные должностные лица они могли действовать совместно. На эту мысль наводит упоминание «дворянина» и «пристава» в отражающей юридическую практику новгородской берестяной грамоте № 19 (XV в.), где, в частности, говорится: «Ино надо бы дворянина. А пристав ино зде» («Но нужен бы дворянин. А пристав-то здесь»)[101]101
  Арциховский А. В. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.). М., 1954. С. 20.


[Закрыть].

Если «дворянин» упоминается в Псковской Судной грамоте однократно, то «пристав» упоминается лишь один раз в I Литовском Статуте, а именно в ст. 3, р. XI, назначающий денежные штрафы за убийство должностных лиц – «врадников»: «тивуна», «пристава» и «ключника»[102]102
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 114.


[Закрыть]. Западнорусский «Лист» 1510 г. «К въсим бояром и слугом путным, и тивуну, и приставом, и людем всим путным и тяглым двора озеръницъкого» указывает на связь пристава с «двором»[103]103
  Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 8 (1499-1514). № 483. С. 351.


[Закрыть].

«Пристав» по Псковской Судной грамоте наряду с «подвойским», «позовником» и «ограмочим» занимается вызовом тяжущихся сторон в суду[104]104
  Устрялов Ф. М. Исследование Псковской судной грамоты 1467 года. С. 94.


[Закрыть].

Можно предполагать, что слово «пристав» унаследовано славянами от «общеславянской языковой эпохи»[105]105
  Брицын М. А. Из истории восточнославянской лексики. С. 49.


[Закрыть]. Термин «пристав» в значении «надсмотрщик» появляется в памятниках восточнославянской письменности со второй половины XIII в.[106]106
  Там же.


[Закрыть] Так, в уже приводившейся нами договорной грамоте Новгорода с тверским великим князем Ярославом Ярославовичем 1270 г. говорится: «…и приставов не приставляти»[107]107
  ГВНП. C. 13.


[Закрыть].

«Пристав» известен и южнославянскому праву. В южнославянских источниках «пристав» известен уже в XI-XII вв.[108]108
  Ягич В. Закон Винодольский. C. 137.


[Закрыть] «Пристальд» Статута острова Корчула XIII в. (следующего после Русской Правды памятника славянского права) этимологически родственен сербохорватскому приставу[109]109
  Пашуто В. Т., Шталь И. В. Корчула. Корчульский Статут как исторический источник изучения общественного сторя острова Корчула XIII в. М., 1976. С. 78.


[Закрыть]. В Законнике Стефана Душана помимо «пристава» упоминается также и «приставник»[110]110
  Зигель Ф. Ф. Законник Стефана Душана. C. 137.


[Закрыть].

Четкое определение «пристава» дает Полицкий Статут (памятник хорватского права XV-XVIII вв.): «Приставы суть те через коих по закону делаются вызовы в суд, испытывается правда, производится присяга, купля-продажа, договоры, свидетельства всякие иные дела и обязательства»[111]111
  Греков Б. Д. Полица. C. 139-140.


[Закрыть]. Полицкий Статут знает приставов «опченых», «ротных» (присяжных), а также и «облубленных», т.е. по старорусской терминологии «излюбленных»[112]112
  Там же.


[Закрыть].

Г. В. Демченко отмечал, что в Древней Руси должность пристава была связана с институтом добрых людей[113]113
  Демченко Г. В. Из истории судопроизводства в древней России // Записки общества истории филологии права при Императорском Варшавском университете. Вып. 4. Варшава, 1909. C. 160.


[Закрыть]. Это положение подтверждает Новгородская Судная грамота, ст. 25 которой гласит: «А в тиуне одрине быти по приставу с сторону людем добрым, да судити им в правду крест поцеловав на сей на крестной грамоте»[114]114
  Российское законодательство. Т. 1. С. 306.


[Закрыть]. В связи с эти интересно отметить, что ст. 165 Законника Стефана Душана, в частности, говорит: «Судие да посылаю приставе добре, праве и достоверьне» («Судьи да посылают приставов добрых, справедливых и достойных веры»)[115]115
  Зигель Ф. Ф. Законник Стефана Душана. C. 96–97.


[Закрыть].

По Псковской Судной грамоте приставом мог быть как «княжий» человек, так и «псковитин», что явствует из ст. 64: «А которие пристави княжей человек или подвойской или псковитин, а поедет человека позвать на суд…»[116]116
  Российское законодательство. Т. 1. С. 338.


[Закрыть] I Литовский Статут при всей скудости сведений говорит, что в «приставництве», т.е. в должности пристава, мог находиться и «паробок»[117]117
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 114.


[Закрыть] – человек, принадлежащий к низшему разряду несвободных слуг. Таким образом, Cтатут различает «пристава» – свободного человека и «паробка», что, вероятно, соответствует «псковитину» и «княжему человеку» Грамоты, хотя «псковитин», возможно, истец, сам вызывающий и доставляющий своего ответчика в суд, о чем говорит также ст. 26 псковских законов[118]118
  Российское законодательство. Т. 1. С. 334.


[Закрыть].

«Ротни пристав» Полицкого Статута – должностное лицо, приносившее присягу-«роту» общине[119]119
  Греков Б. Д. Полица. C. 140.


[Закрыть]. «Пристав» Псковской Судной грамоты также носит подобные черты, уличенный в неправде «пристав» лишался своей должности[120]120
  Устрялов Ф. М. Исследование Псковской судной грамоты 1467 года. С. 104.


[Закрыть]. Для обеспечения своих дел псковский «пристав» должен был опираться на «суседов», что также является отголоском общинного суда[121]121
  Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и ее время. C. 104.


[Закрыть]. Это сближает «пристава» Грамоты и судебного чиновника I Литовского Статута – «вижа». Деятельность «вижей» была тесно связана с общинными «копными» судами. В западнорусских землях термин «пристав» постепенно был вытеснен термином «виж» польского происхождения[122]122
  Брицын М. А. Из истории восточнославянской лексики. Киев, 1965. С. 54.


[Закрыть].

Есть основания полагать, что в Великом княжестве Литовском функции «приставов» исполняли также и «детские» – судебные должностные лица, известные еще Русской Правде. Так, если по Новогрудскому привилею 1440 г. «детские» участвовали в примирении сторон («А побьется товарыш с товарышом, а за децким простятся, ино с мирщины коуница шерстью»)[123]123
  Рукописные памятники. Вып. 4. СПб., 1997. С. 223.


[Закрыть], то по Псковской Судной грамоте «приставы» участвовали в мировой в случае судебного поединка-«поля» («…толка побьются, по 6 денег, а толко прощение возмут, ино приставам по 3 денги, а князю продажи нет…»)[124]124
  Российское законодательство, Т. 1. С. 335.


[Закрыть].

Как и «пристав», «детский» по I Литовскому Статуту является судебным должностным лицом: «Оземши децкого от воеводы або от старосты, там же, в том повете перед правом поставити маеть, а оный маеть там права доводити перед поветовым судьею»[125]125
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 74. Ст. 6. Р. VI.


[Закрыть].

«Детский» и «виж» I Литовского Статута получали определенную плату: «Вижу и децкому нашому вижового и децкованя рубль…»[126]126
  Там же. С. 82. Ст. 27. Р. VI.


[Закрыть]

Русская Правда также устанавливает вознаграждение для «детского»: «А железного платити 40 кун, а мечнику 5 кун, а пол гривны детскому; то ти железныи урок…»[127]127
  Российское законодательство. Т. 1. С. 70. Ст. 86.


[Закрыть].

«Детский» и «виж» западнорусских земель действовали совместно: «…не мает жадин жадного еднанья чинити олиж перед децким, и заплаты без вижа, естли будет выдан, або перед вижом врадовым…»[128]128
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 82. Ст. 36. Р. VI.


[Закрыть]

В этом постановлении I Литовского Статута «детские», так же как и в Новогрудском привилее 1440 г., участвуют в «еднанье» – примирении сторон[129]129
  Исследователь новгородских берестяных грамот Н. Б. Безус отмечает, что, согласно этим источникам, «…детские в XII–XIII вв. в Новгороде выполняли функции сборщиков долгов, именно с их помощью заимодавец мог востребовать обратно свои деньги либо товар, даваемый в долг. Можно также говорить, что княжеские детские уполномочены были участвовать в делах, связанных с ложным обвинением высокопоставленных лиц, вероятно, в качестве защитников» (Безус Н. Б. Судебные исполнители в Новгороде 11–15 веков по материалам берестяных грамот // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород, 1998. С. 173).


[Закрыть].

Одной из обязанностей как «пристава», так и «дворянина» был вызов и доставка противных сторон в суд. Для обозначения противных сторон Псковская Судная грамота и I Литовский Статут употребляют близкие термины «сутяжники» – «сутяжие». Ст. 58 Грамоты устанавливает порядок заседания суда. В судебное помещение («судебницу») допускались только две тяжущиеся стороны: «А на суд помочу не ходити, лезти в судебницу двемя сутяжникома…»[130]130
  Российское законодательство. Т. 1. С. 337.


[Закрыть]

Ст. 3, р. VIII I Литовского Статута говорит о случае, когда одна из сторон не может присутствовать на судебном заседании по болезни: «А если бы хто перед тым роком был немоцон мает дати ведомо судьям и сутяжому, тогда маеть то отложоно быти поки он выздоровеет…»[131]131
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 94.


[Закрыть]

Истец вызывал ответчика в суд посредством «позовницы» (Псковская Судная грамота), «позвы» (I Литовский Статут). «Позовница» – «позва» – это, говоря современным языком, повестка в суд. Так, ст. 20 Псковской Судной грамоты говорит: «Кто на ком имет сочит (т.е. обвинять, предъявлять иск) бою или грабежу по позовницы…»[132]132
  Российское законодательство. Т. 1. С. 334.


[Закрыть]. «Позовница» по Псковской Судной грамоте читалась в публичном месте: на торгу или при церкви[133]133
  Там же.


[Закрыть]. Четкое определение «позвы» дает ст. 14, р. VI I Литовского Статута: «Естли бы хто мел кого позвы позвати, тогда маеть жалобу свою в позвах выобразити…»[134]134
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 77.


[Закрыть]

Глагол «сочить» широко распространен в Псковской Судной грамоте; «сочить» означает «обвинять», «предъявлять иск»: «…А кто учнет сочить на ком бою…», «…имет сочить съсудного серебра…», «…имут сочить долг по доскам…», «…сочит торговых денег по доскам…» – так определяет Грамота различные варианты судебных исков. Иск, по Псковской Судной грамоте, мог предъявляться «взаклич»: «взаклич сочит своего найма»[135]135
  Российское законодательство. Т. 1. 1984. С. 335.


[Закрыть], что является апелляцией к общине-миру, призывом, на который должен был откликнуться каждый[136]136
  Cыромятников Б. И. Очерк истории суда в древней и новой России. T. 1. М., 1915. C. 47–48.


[Закрыть], отголоском общинного правосудия[137]137
  Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и ее время. С. 58.


[Закрыть].

Глагол «сочить» имеет один корень с обозначением cпециального должностного лица «сока», известного Судебнику Казимира и I Литовскому Статуту. Судебник Казимира употребляет формулу «сок усочит»[138]138
  Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского права. Вып. 1. Ярославль, 1872. С. 46. Ст. 16–18.


[Закрыть], т.е. «укажет», «покажет». По I Литовскому Статуту «сок» идет «следом» и занимается поиском пропавшей вещи («лица») и обыском («трушением дома»)[139]139
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 134.


[Закрыть].

В современном болгарском языке «сочити» означает «показывать», «указывать», сербо-хорватском – «разыскивать и изобличать преступника», в белорусском – «сачыць» – «следить», «выслеживать», в русском языке, по Словарю В. И. Даля, – «искать», «следить», «сочевая собака» – «ищейка», «гончая»[140]140
  Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I V. М., 1981. С. 286.


[Закрыть].

«Сок» известен и древнему праву других славянских народов, широко представлен он у чехов, однако о заимствовании «института соков» правовой системой Великого княжества Литовского не может идти речи. Судебник Казимира в статьях «о соке» ссылается на старый порядок, обычай[141]141
  Старостина И. П. Судебник Казимира 1468 г. // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1988–1989. М., 1991. C. 260.


[Закрыть].

Чем же занимались данные должностные лица?

Ф. И. Леонтович писал, что «по старочешскому праву сок относился к числу низших урядников, специально занимавшихся так называемым сочением, т.е. отысканием и выдачею воров и покражи, а также показанием следов вора». Древнейшее значение «сока» у славян, по мнению автора, было следующим. «Соки» следили за преступлениями, доносили о преступлениях и являлись на суд в качестве обвинителей[142]142
  Леонтович Ф. И. Древнее хорвато-далматское законодательство. С. 86.


[Закрыть]. В 70-х гг. XX в. к подобной же точке зрения пришел польский историк Ю. Бардах, который на основе анализа обширного сравнительно-исторического материала пришел к выводу о том, что «сок» специальное лицо в практике процесса, занимавшееся разысканием пропавшего имущества или преступника и одновременно, выступавшее в качестве особо важного свидетеля на суде[143]143
  Bardach J. Sok, soczenie, prosoka. Studium o postepowaniu dowodowym w Wielkem ksientwie Litewskim oras w inych krajach Europy spodkowej i wshodnej // Bardach J. O dawnej i niedawnej Litwie. Poznań, 1988. S. 140–187.


[Закрыть].

В западнорусских землях, как указывает И. П. Старостина, «лицо, сообщившее потерпевшему сведения об объявленном преступлении, называлось соком, а то, что он сообщил, обозначалось глаголом “сочить”»[144]144
  Старостина И. П. Судебник Казимира 1468 г. С. 314–315.


[Закрыть]. В качестве примера можно привести документ начала XVI в., начинающийся словами: «А коли будет человек или холоп или роба на государя своего сочити…»[145]145
  Ясинский М. Уставные грамоты Литовско-Русского государства. Киев, 1889. C. 190.


[Закрыть]

В исторической литературе «сока» принято отождествлять с «ябетником» Русской Правды[146]146
  Каченовский М. Т. О Русской Правде. С. 386; Леонтович Ф. И. Русская Правда и Литовский Статут // Университетские известия. Киев, 1865. № 2–4. № 3, С. 15; Леонтович Ф. И. Древнее хорвато-далматское законодательство. С. 86; Мрочек-Дроздовский П. Н. О древне-русских ябетниках. (К вопросу об объяснении Русской Правды) // ЧОИДР. 1884. Кн. 1. С. 5 и далее; Греков Б. Д. Полица. С. 137–139; Пашуто В. Т., Шталь И. В. Корчула; Bardach I. Studia z ustroju i prawa Wielkego ksiestwa Litewskiego XIV–XVII. (Prawo zwyczajowe czy prawo spoleczne?). Warszawa, 1970. S. 140–187. Против такого подхода возражает И. П. Старостина, по мнению которой «не представляется убедительным отождествление сока с ябедником, а также объяснение отсутствия сока в Древней Руси тем, что аналогичные функции выполняли агенты великокняжеской власти ябедники» (Старостина И. П. Судебник Казимира 1468 г. С. 321).


[Закрыть].

В этой связи интересно отметить, что в современном чешском языке «сок» – «противник», «враг», «клеветник», польском – «клеветник», что близко по значению русскому – «ябеда». В Судебнике 1497 г. «ябедничество» является преступлением и упоминается в одном ряду с такими «лихими делами», как «татьба», «разбой», «душегубство». Если Русская Правда не раскрывает значения «ябетника», то Судебник 1497 г. не раскрывает значения «ябедничества».

I Литовский Статут знает также и термин «осочене». Его смысл прямо противоположен глаголу «сочить» Псковской Судной грамоты. «Осочене» Статута – это клевета, ложный донос. Памятник называет «осочене явное або таемное, або таемное подозрение неслушное», при этом тот, кто обвинил необоснованно в преступлении, должен понести наказание, назначенное за это преступление: «…тот хто на кого помовит, а не доведет (т.е. не докажет), тым каранем сам мает каран быти»[147]147
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 32. Подобно I Литовскому Статуту карает ложный донос и Винодольский Закон: «Если же кто-нибудь донесет на кого-либо в двор, но не будет в состоянии доказать свой донос, да будет приговорен к той же пени двору, к которой приговорили бы того, который был бы обвинен, а обвиненный да будет свободен» (Ягич В. Закон Винодольский. С. 84–85). Винодольский Закон употребляет для обозначения ложного доноса фактически тот же термин, что и ЛС. Этот термин – «остачене». Буква «т», по мнению издателя, является ошибкой переписчика. Плата, которую получал дознаватель, называется в Винодольском Законе «осоке» (Ягич В. Закон Винодольский. С. 84, 61). Аналогичное постановление содержится и в Статуте острова Крка XIV–XV вв.: «…если бы некий человек пришел к иному человеку, потерпевшему шкоду, и сказал бы ему: я знаю того человека, который тебе учинил ту шкоду, но не мог бы доказать свои слова, – должен уплатить ту пеню, которую должен заплатить тать» (Статут острова Кърка 1388 года. СПб., 1888. C. 15–16 (собств. перевод)).
  Тот же принцип наказания за лжесвидетельство присутствует и в общегерманском своде законов Каролине, утвержденном рейхстагом в 1532 г.: «Свидетели, коих уличат в том, что они путем ложных и злостных свидетельских показаний подвергли или хотели подвести невиновного под уголовное наказание, должны быть подвергнуты тому наказанию, которое они хотели навлечь своими показаниями на невиновного» (Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы / Под ред. В. И. Корецкого. М., 1961. С. 451). В средневековой Испании ложный донос также наказывался по принципу талиона, справедливый поощрялся определенной платой (Варьяш О. И. Понятие «вне закона» и его эволюция в Португалии XII–XIII вв. // Право в средневековом мире. Вып. 2–3. Сб. статей. CПб., 2001. C. 212). См. также: Пост А. Г. Зачатки государственных и правовых отношений. М., 1901. С. 212). Можно предположить, что такое тождество норм о клевете и лжесвидетельстве обусловлено общностью источника, вероятно, римско-византийского права. Так, ст. 51 Титула XVII Эклоги гласит: «Клеветники подлежат тому же наказанию, какое надлежит за то, в чем они ложно обвинили» (Эклога. Византийский законодательный свод VIII века / Вступ. ст., пер., коммент. Е. Э. Липшиц. М., 1965. С. 73).


[Закрыть].

Cудебник 1497 г. в ст. 8 говорит о «ябедничестве» в следующем контексте: «А доведут на кого татбу, или разбой, или душегубство, или ябедничество или иное какое лихое дело, и будет ведомый лихой, и боярину того велети казнити смертною казнью, а исцево велети доправити изь его статка»[148]148
  Российское законодательство. Т. 2. М., 1985. С. 55.


[Закрыть].

Рассмотрим функции должностных лиц с тем, чтобы определить их место и значение в правовой системе, а также проследить эволюцию, приведшую к появлению «ябедничества».

Как уже отмечалось, по I Литовскому Статуту «сок» шел «следом» и занимался поиском пропажи и обыском. Ст. 2, р. XIII Статута гласит: «Которым обычаем заставати мает лицо або след в чием дому. Тэж уставуем естли бы кому сок вел або за лицом следом пришел в чий дом, а не мог мети вижа от того пана, чий человек, або от повету, тогды мает при той стороне трести дом…»[149]149
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 124.


[Закрыть]

Как представляется, процедура «сочения» родственна институту «свода»[150]150
  По мнению В. Ф. Инкина, процедуры свода и гонения следа имели «формальное сходство» (Инкин В. Ф. «Гонение следа» в Галицкой общинной практике XV–XVIII вв. (Материал для объяснения 77-й статьи Пространной Правды) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. М., 1986. С. 135).


[Закрыть]. Различие в том, что при своде потерпевший сам занимался поиском пропажи, тогда как при «сочении» действовал посредством соков. Об этом говорится в ст. 26 р. XIII I Литовского Статута: «Тэж уставуем: естли хто мает трести чый дом, будучи сведом або тэж через соков доведавшися лица, абы было в дому чием, в коморе або в погребе найдено, тогды не сам истец, кому шкода, але стороннего человека осмотревшы, абы ничого в ней не было, мает послано быти, абы лица осмотрел…»[151]151
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 130. В Галицкой общинной практике XV–XVIII вв., если свод приводил ко двору, присяжные должны были произвести «трясение дома», т. е. обыск (Инкин В. Ф. «Гонение следа» в Галицкой общинной практике XV–XVIII вв. С. 138).


[Закрыть]

Русская Правда в ст. 114 говорит: «Аже кто своего холопа сам досочится в чьем-любо городе…»[152]152
  Российское законодательство. Т. 1. С. 72.


[Закрыть]

Это положение Правды иллюстрирует новгородская берестяная грамота № 109 (начало XII в.), речь в которой идет о пропаже «робы», купленной в «Плескове». Автор послания сообщает: «А се ти хочоу коне коупив, и княж моуж въсадив, та на съводы»[153]153
  Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. С. 235.


[Закрыть].

За свою деятельность данные должностные лица получали определенное вознаграждение.

Приведем примеры.

В Статуте острова Корчула должностное лицо, родственное соку, именовалось «accusator»[154]154
  Обвинитель (лат.). Статут написан на латинском языке.


[Закрыть]. «Аccusator» занимался раскрытием преступных сообществ, в частности пиратских шаек, и получал вознаграждение – половину денежного штрафа или имущества преступника или сообщества[155]155
  Пашуто В. Т., Шталь И. В. Корчула. Корчульский Статут как исторический источник изучения общественного строя острова Корчула XIII в. С. 104–105.


[Закрыть]. По Винодольскому Закону (cт. XLVIII) «пристав» за плату разыскивает и ловит скот, угнанный в «татбе»[156]156
  Ягич В. Закон Винодольский. C. 66.


[Закрыть].

У южных славян институт «соков» практически в неизменном виде существовал и в XIX в. Плату для «соков» устанавливает «Обштий земальский законик Црногорский» 1855 г.: «Сок, кои насочи судца митника, добиhе награде петдесет талиера, а овие петдесет талиера треба узети у судаца митника и поступати с ньими онако, како што осмо правило овог законика изговора»[157]157
  Jirecek K. J. Svod zakonuv slovanskych. V Prasze, 1880. С. 368. Ст. 10.


[Закрыть].

Институт «соков» известен и обычному праву албанцев XVIII–XIX вв.; данные должностные лица были и явными и тайными, работали как за вознаграждение – сродни частным детективам, так и на общественных началах[158]158
  Памятники обычного права албанцев османского времени / Сост. Ю. В. Иванова. М., 1994.


[Закрыть]. По положениям обычного албанского права: «Всякий разговор следователей с дознавателем происходит тайно», «Следователи дают клятву, что не выдадут дознавателя до самой его смерти, если только он сам не захочет раскрыться»[159]159
  Там же. C. 181–184.


[Закрыть].

Сходные отношения просматриваются и в обычном праве народов Северного Кавказа, где выдача преступников производилась также за денежное вознаграждение[160]160
  Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному праву Северного и Восточного Кавказа. Вып. 1. Одесса, 1882–1883. С. 160–161.


[Закрыть]. Одна из норм гласила: «доказчик принимает присягу и бывает тайный и явный»[161]161
  Гальперин С. Д. Очерки первобытного права. Исследование. СПб., 1893. С. 188–189. По мнению А. Рейца, древнерусский «ябедник» был присяжным (Рейц А. Опыт истории Российских государственных и гражданских законов. М., 1836. C. 409).


[Закрыть].

В некоторых славянских землях подобные должностные лица имели довольно высокий правовой статус[162]162
  Греков Б. Д. Полица. C. 215.


[Закрыть]. Так, Полицкому Cтатуту известен институт «прокураторов». Ст. 11 памятника предписывает избирать «прокураторов» от трех «племен» с тем, чтобы они выполняли общинные обязанности («да они отежу опhена дугована»)[163]163
  Леонтович Ф. И. Древнее хорвато-далматское законодательство. С. 87.


[Закрыть]. В далматских общинах, в частности в Дубровнике, должности «соков», «аккузаторов», «прокураторов» были выборными, а обвинение они основывали на свидетельстве общины[164]164
  Пашуто В. Т., Шталь И. В. Корчула. С. 103.


[Закрыть]. В средневекой Чехии «соки» в своей деятельности опирались на соседей и без их свидетельства не могли никого выдать[165]165
  О жупных судах. Исследование г. Ирчека. Перевод с чешского А. Штейнфельда // АЮиПС. Кн. 6. СПб., 1861. C. 53.


[Закрыть].

В Полицкой должностной иерархии «прокуратор» занимал третье место после князя и воеводы. Как отмечал Б. Д. Греков, по Статуту существовало два вида «прокураторов»: высшие и низшие. Первые вели суд от имени князя. На решения этого суда нельзя было подавать апелляцию. Высшие «прокураторы» являлись здесь блюстителями правопорядка в широком смысле, сродни современным органам прокурорского надзора. Низшие прокураторы выступали как частные поверенные, «адвокаты», «детективы». Иск можно было возбуждать как лично, так и через «прокуратора»[166]166
  Греков Б. Д. Полица. Ст. 21. C. 217–218.


[Закрыть]. Должники были вправе требовать отсрочки заседания суда «нека найду прокуратора, не умим сам говорити». В сферу их компетенции входило также «искати и прити се», т.е. заниматься поиском пропажи и выступать в суде. В случае болезни можно было послать вместо себя «прокуратора» («неговь прокуратор»)[167]167
  Там же. С. 137–138.


[Закрыть]. Интересно отметить, что «прокуратор» выступает в качестве адвоката и в I Литовском Статуте[168]168
  Статут Великого княжества Литовского 1529 г. С. 76. Ст. 9. Р. VI.


[Закрыть].

Институт общественных защитников известен и Законнику Стефана Душана. Cт. 71 «О сироте» говорит следующее: «Сирота коя несть яка прети или отпирати да дае пьрьца кои ке отпирати» («Cирота, которая не в состоянии искать или отвечать (на суде), да представляет защитника, который будет отвечать»)[169]169
  Зигель Ф. Ф. Законник Стефана Душана. C. 44–45.


[Закрыть]. Как отмечал В. В. Ягич, по Статуту острова Крка, обязанностью «присежников» было «браните довице и сироте и такой иних убозих люди»[170]170
  Ягич В. Закон Винодольский. С. 25.


[Закрыть].

Прослеживаются определенные черты сходства в функциях славянских правоохранителей («аккузаторов», «прокураторов», «соков») и англосаксонских «шерифов». В раннесредневековой Англии на «шерифов» возлагались полицейские обязанности. Шерифы, именовавшиеся также «герефа», «шир-герефа», избирались населением графства и приносили присягу, являясь «охранителями мира»[171]171
  Ковалевский М. М. История полицейской администрации. Прага, 1877. С. 76–79, 88, 97.


[Закрыть]. Эти должностные лица изначально занимались только лишь поиском воров и украденного, однако постепенно сфера их компетенция расширялась. К «шерифам» можно было обратиться с требованием правосудия, они назначали срок слушания дела в суде, следили за соблюдением судебного порядка, объявляли королевские указы и следили за их выполнением[172]172
  Одним из названий этих должностных лиц у англосаксов было также «скермен» (как будто созвучно славянскому – «сок». – С. В.).


[Закрыть], организовывали население для преследования воров и поиска похищенного, осуществляли контроль за деятельностью купцов, свидетельство купли-продажи[173]173
  Савело К. Ф. Раннефеодальная Англия. Л., 1977. С. 84–85.


[Закрыть].

Итак, и у славян, и у англосаксов данные лица занимались изначально лишь поиском воров и покражи. Чем объяснить такое сходство?

Думается, зарождение данного института можно отнести к тому времени, когда для противодействия преступности существовали первобытные, примитивные механизмы, как то: месть, саморасправа, вооруженный отпор и т.п. Воровство же, как преступление тайное, в силу своей специфики вызвало появление особых специалистов, занимавшихся поиском похищенного и выявлением воров. Постепенно, по мере складывания представления о правонарушении, их функции расширялись.

Интересный «юридический» обычай записал М. Забылин: «Если в доме случилась пропажа и признаков никаких не было, кроме одного подозрения, то вызывали ворожею или колдуна, и эти обличители присматривались к животу подозреваемого. Как это производилось, неизвестно, но, во всяком случае, нужно предполагать, что от этой ворожбы возникла пословица: плохо лежит – брюхо болит»[174]174
  Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия / Собр. М. Забылиным. Ч. 3. М., 1880. С. 406.


[Закрыть]. Это, несомненно, отголосок дохристианских языческих верований. Мы знаем, что князьям принадлежали судебные полномочия. Но князья у языческих славян нередко выполняли и роль верховных жрецов. Во многих славянских языках слова «жрец» и «князь» звучат почти одинаково[175]175
  Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 314.


[Закрыть]. Можно предположить, что в древности поиском воров и украденного занимались особые «ворожеи» – жрецы, которые затем и выдавали воров князю, судившему их при участии рода или племени. Поиск воров сопровождался, вероятно, магическими действиями с тем, чтобы вызвать подношения, жертвы богам и т. п. со стороны заинтересованных лиц.

Институт «соков» можно связать и с институтом «законоговорителей», вещателей права, известным многим народам[176]176
  Леонтович Ф. И. Старый земский обычай. Одесса, 1889. С. 63–77.


[Закрыть].

Так, в раннесредневековой Исландии на альтинге специальный «законоговоритель» ежегодно оглашал право[177]177
  Гуревич А. Я. Норвежское общество в раннее средневековье. М., 1977. C. 89; Дымша Л. Государственное право Швеции. Т. 1. CПб., 1901. С. 10.


[Закрыть]. У народов Северного Кавказа еще в XIX в. был известен титул «язык народа», дававшийся за доблесть, храбрость, участие в судебных разбирательствах, знание обычаев и красноречие[178]178
  Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. С. 170–171, 194.


[Закрыть].

Обратимся теперь к рассмотрению древнерусских «ябетников». Одной из проблем является происхождение самого этого термина. Отметим, что глагол «сочить», являясь по сути общеславянским, был известен как на юге Руси, так и на севере. Этот глагол встречается и в новгородских берестяных грамотах[179]179
  Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969. C. 69, 356–357.


[Закрыть]. В более позднее время, во второй половине XVII в. Белозерском уезде, в особых документах – «следовых записках» употребляются выражения «след высочили», «высочили след»[180]180
  Гейман В. Г. «Сочение следа» в Белозерском уезде в XVII в. // Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве XII–XVII веков: Сб. статей. М.; Л., 1960. С. 93–99.


[Закрыть].

В связи с этим возникает вопрос: почему Русской Правде известен «ябетник», а не «сок»?

О происхождении термина «ябетник» в XIX в. была высказано убедительное предположение: этот термин представляет собой ославяненное германское слово, означающее должностное лицо: Aembed (гот.) – должность, Embede (дат.) – должность, Ambtman (нем.) – служитель[181]181
  Мрочек-Дроздовский П. Н. О древне-русских ябетниках. С. 3.


[Закрыть]. Эта точка зрения разделяется и современными филологами[182]182
  Брицын М. А. Из истории восточнославянской лексики. С. 33. Можно предположить, что на Севере Руси институт древних славянских «соков» подвергся влиянию германского, норманского права, о чем и свидетельствует термин «ябетник», тогда как у южных славян на данный институт повлияло римское право, о чем говорят термины «прократор», «аккузатор».


[Закрыть]. По мнению П. Н. Мрочек-Дроздовского, «ябетники» являлись не земскими общинными, но княжескими «соками», в противном случае они удержали бы славянское название, как в южнорусских и западнорусских землях, где в Судебнике Казимира и I Литовском Статуте упоминается «сок»[183]183
  Мрочек-Дроздовский П. Н. О древне-русских ябетниках. С. 5–18.


[Закрыть]. Н. А. Максимейко полагал, что «ябетники» в качестве княжеских чиновников выступали лишь на Севере в Новгороде[184]184
  Максимейко Н. А. Опыт критического исследования Русской Правды (Краткой редакции). C. 23.


[Закрыть], однако такой взгляд представляется спорным. М. Ф. Владимирский-Буданов приводил Витебский привилей 1503 г., из которого явствует, что «ябетники» – «ябедники» являлись должностными лицами и в это время, причем их должность носила общественный характер. В случае злоупотребления со стороны чиновников наместнику предписывалось избирать в «подвойские» и «ябедники» «добрых людей», которые бы мещанам «любы были»[185]185
  Владимирский-Буданов М. Ф. Немецкое право в Польше и Литве. СПб., 1868. С. 116–117.


[Закрыть]. Мы видим, что «ябедник» обладал здесь достаточно высоким правовым статусом и являлся не государственным, но связанным с городским самоуправлением чиновником. К началу XVI в. относятся известия и о смоленских «ябедниках», речь о которых пойдет ниже.

Упоминаются «ябетники» и в новгородских берестяных грамотах. Несмотря на их скудные свидетельства, грамоты позволяют дополнить представления о них. Так, в грамоте № 235 (XII в.) некто Судита жалуется, что на него наслали «ябетника дова и пограбила мя в братни долг»[186]186
  Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 308.


[Закрыть]. Речь здесь идет, по-видимому, о «грабеже», как конфискации с санкции судебных властей. На «ябетников» возлагались, таким образом, судебно-исполнительные функции, что вполне соответствует юридическому порядку того времени, при котором не было четкого разделения судебной и исполнительной властей.

Грамота № 421 (середина XII в.) содержит выражение «пошлю ябетника». Приведем ее текст: «От Боряте к Нежилу. Поиди сыну домовь, свободне еси. Пак ли не идеши, послоу на тя ябетник, я заплатил 20 гривн, а ты свободен»[187]187
  Там же. С. 259.


[Закрыть]. В более ранней грамоте № 12 (первая половина XII в.) из Старой Руссы присутствует та же формула – сохранились слова «а я солю ябетенике» («а я шлю ябетника»)[188]188
  Там же. С. 284.


[Закрыть]. На этом данные берестяных грамот о «ябетниках» исчерпываются.

Однако эти свидетельства дают основание предположить, что «ябетники» выступали и как частные поверенные, действовали не только лишь как агенты государственной княжеской власти, но и как представители частных лиц («я шлю ябетника»)[189]189
  Проанализировав тексты берестяных грамот, Н. Б. Безус предположил, что «…судебным исполнителям – ябедникам люди, обвиняемые в каком-либо преступлении, ничего не платили. Возможно, что все расходы брали на себя те, кто нанимал ябедников, прежде всего для взыскания долгов» (Безус Н. Б. Судебные исполнители в Новгороде 11–15 веков по материалам берестяных грамот // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Новгород, 1998. С. 174).


[Закрыть]. Это может свидетельствовать о том, что «ябетники» в Новгороде могли быть как княжескими, так и общественными служителями, что соотносится со сведениями о полицких «прокураторах» и «соках».

Близкие аналогии такого порядка являет собой и Псковская Судная грамота. В качестве примера можно привести ст. 25, в которой говорится о вызове обвиняемого на суд особым лицом – «позовником». «Позовник» – либо княжий, либо псковский служитель, либо частный человек, нанятый истцом за свой счет[190]190
  Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота. Текст. Комментарий. Исследование. Псков, 1997. С. 64.


[Закрыть]. И. П. Старостина пишет, что и западнорусский «cок» «…не был урядником, но человеком, пользующимся общественным доверием, которого пострадавший нанимал за свой счет для отыскивания пропавшего»[191]191
  Старостина И. П. Судебник Казимира 1468 г. C. 312.


[Закрыть].

Перейдем к рассмотрению «ябедничества». Деятельность данных должностных лиц была связана, как уже отмечалось, с обвинением, а также с получением за свою деятельность денежного вознаграждения. Вследствие этого «соки», «ябетники» и др. могли использовать служебное положение в своекорыстных целях, а также заниматься ложными обвинениями, клеветой. Уже «Закон судный людем» запрещает тайное доносительство: «Во всяку пьрю и клевету и шьпты достоить князю и судии не послушати их бес свидетель мног». Эта норма присутствует во всех редакциях памятника[192]192
  Ганев В. Законъ Соудный Людьмъ. София, 1959. С. 196.


[Закрыть].

В качестве примера одного из наиболее ранних проявлений «ябедничества» в восточнославянских землях можно привести данные древнейшей новгородской берестяной грамоты № 247 (XI в.). Текст этой грамоты сохранился не полностью, однако речь в ней идет о том, что «смерды» побили «клеветника». По мнению Л. В. Черепнина, речь в грамоте идет о «поклепном» деле[193]193
  Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник.1969. С. 53; Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. C. 223.


[Закрыть]. «Клеветник» грамоты, возможно, должностное лицо родственное «соку» (ср. «клевештин», «клевештарь» черногорцев). Само слово «клевета» означало «обвинение» и проделало сходную эволюцию, но, по-видимому, ранее[194]194
  Мрочек-Дроздовский П. Н. О древне-русских ябетниках. С. 5. О «клеветниках» как неких должностных лицах повествует Новгородская Первая летопись под 1209 г.: «В лето 6717. Идоша новгородци на Черниговъ съ князьмъ Костянтиномъ, позвани Всеволодомь… И Всеволод изимавъ муж их, и исковав, посла е в Володимир, а самъ поиде с новгородци и с клеветникы на Рязаньскую волость…» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А. Н. Насонова, отв. ред. М. Н. Тихомиров. М.; Л., 1950. С. 50 – 51)


[Закрыть]. В берестяной грамоте сохранились слова: «а продаи клеветника того», которые можно истолковать как призыв подвергнуть «клеветника» штрафу – «продаже». У албанцев дознаватель – «сок» в случае ложного обвинения оплачивал пропажу вместо вора[195]195
  Памятники обычного права албанцев османского времени. C. 28, 180.


[Закрыть]. У древних чехов ложных «соков» побивали камнями[196]196
  О жупных судах. C. 42. Так, по чешскому Статуту Оттона 1229–1237 гг. «сок» обвинял, основываясь на свидетельстве соседей, а в случае ложного свидетельства побивался камнями (Jirecek K. J. Svod zakonuv slovanskych. С. 489).


[Закрыть].

Итак, заметно стремление законодателя пресечь «ябедничество», оградить невиновных от ложных доносов[197]197
  Так, по чешскому Статуту Оттона 1229–1237 гг. «сок» обвинял, основываясь на свидетельстве соседей, а в случае ложного свидетельства побивался камнями. (Jirecek K. J. Svod zakonuv slovanskych. С. 489). Согласно английскому II Вестминстерскому Статуту 1285 г., «шерифам» за ложное обвинение грозило годичное тюремное заключение; потерпевшим предусматривалось возмещение ущерба, а также устанавливался штраф в пользу короля. Расследование злоупотреблений шерифов проводилось с помощью не менее чем двенадцати полноправных людей. (Вестминстерские статуты М., 1948. C. 60–61. Ст. XII–XIII).


[Закрыть]. Исходя из этого, и «ябедничество» Судебника 1497 г. можно объяснить как злостную клевету. Однако Судебник определяет за это преступление смертную казнь. Это побуждает предпринять попытку более тщательного рассмотрения данного преступления Судебника.