Текст книги "В тени голубых облаков"

Выйдя из приемной, Артем лицом к лицу столкнулся с майором Брусовым.

– О, вот и вы, Кранцев! А я как раз хотел перекинуться с вами парой слов. Вы, часом, не на кофе собрались?

Когда они уселись в укромном уголке бара с дымящимся кофе, майор тихо и доверительно сначала сжато изложил, чем занят Русбат повседневно – контролирует линию разграничения, следит за демилитаризацией района дислокации и соблюдением режима прекращения огня между хорватской и сербской сторонами, короче, занят поддержанием мира в Хорватии в соответствии с мандатом ООН. Но хорватская сторона с недоверием относится к русским миротворцам, считая, что они «на стороне сербов». Говорят: «Мы вам не верим, потому что вы, православные, все заодно против нас». Это нам командир сказал с хорватской стороны в оперативной зоне «Осиек». Там хорватским солдатам на КПП запрещается вступать в контакт с русскими военными. Прислали комбату письмо из их минобороны, что, мол, на одном КПП русские солдаты приглашали хорватов выпить пива и «это может рассматриваться как провокация».

– Чисто абсурд, – возмутился майор. – Да, мы, конечно, симпатизируем братьям-сербам, знаем антисербскую подноготную конфликта, но мы не действуем против хорватов и не хотим возобновления войны. Не для того нас сюда прислали, и у нас строгие инструкции на этот счет. Да и в руководстве операции за этим строго следят: тех командиров, кто пытался усомниться в виновности только сербской стороны, отзывали ранее положенного срока. Известно нам и то, что с начала этого года хорваты начали готовить военные операции против РСК, но сербская сторона тоже не дремлет. Поэтому особое значение сейчас имеет усиленный контроль за выводом хорватской армии и сербских сил территориальной обороны из зон, находящихся под защитой миротворцев ООН. А разводить-то их надо среди минных полей, столько понаделали. Наш батальон первым из иностранных контингентов вошел в зону своей ответственности, где была разрушена почти вся инфраструктура, первым развернул контрольные посты и установил линии разграничения между враждующими сторонами…

В общем, хлопот хватает, – заключил Брусов, переходя почти на шепот. – Вам я хотел сказать совсем о другом. Мы в штабе довольны, что наконец появился русский советник в Гражданской службе в нашем секторе. Его явно не хватало. Гондер, конечно, смотрит в рот нашему генералу, но все-таки он американец, хоть и венгр. Мы вас «пробили по базе», знаем о вашем дипломатическом прошлом и хотели бы рассчитывать на ваши способности. В ответ прошу полагаться и на нас, молодую часть штабных. Хочу предупредить, что комбат воспринял вас настороженно, считает, что ФСБ «заслала казачка», чтобы, может, и не подсиживать, но контролировать его, генерала ГРУ и личного друга минобороны. Мы ему сообщали, что вы – чистый, но он все равно будет больше доверять Филиппу Гондеру, а вас сторониться. На всякий пожарный. Под него тут и так америкосы из штаб-квартиры в Загребе копают. Боится провокаций. Так что особо не старайтесь искать его расположения, в союзники он вас не возьмет. Просто занимайтесь своими, гражданскими делами. А мы будем в контакте…

На лице майора появилась располагающая улыбка. Оснований не верить ему у Кранцев не было никаких. Спасибо за предупреждение. Но до чего же все сложно у вас, ребята. Опять невольно на ум пришел старый анекдот: профессор вуза заходит в туалет и встречает там уборщицу, которая моет пол. Говорит, здрасте, Варвара Петровна, давненько что-то не было вас видно, не приболели ли? Интриги, интриги, голубчик, отвечает та… Удивительно, но настроение у Кранцева от этого разговора не испортилось, к «интригам» в любых больших коллективах, тем более в международных, не привыкать, обычное дело, сколько их уже ему пришлось обойти стороной. Обойдем и эти. И он крепко пожал протянутую руку майора.

* * *

В пятницу утром, чуть свет, его разбудил настойчивый стук в стекло входной двери дома. Савка знала, что сегодня ему предстоит поездка в Белград, и пришла звать на завтрак, подкрепиться на дорогу. Проглотив наспех бутерброды с ветчиной и горячий кофе, он оказался первым на заправке возле аэродрома Русбата в Клисе, где кроме миротворцев иногда разрешали заправляться и проверенным местным жителям из числа официальных служащих и бизнесменов. Его немного корябало внутри, смущало отсутствие звонка Геры накануне с подтверждением встречи, но ведь они вроде твердо договорились. Надо было торопиться, а не сомневаться. Ехать Артем решил через Нови-Сад, полагая, что дороги между крупными городами должны быть получше. И оказался прав – 170 километров пути он преодолел почти за два часа. Поплутав за неимением навигатора по «историческому» Белграду, он, по бумажной карте, нашел место слияния Дуная и Савы, переехал через мост в «парадную» половину столицы, называемую Нови-Београд, и через четверть часа уже парковался перед массивным правительственным зданием, в котором, по описанию Геры, должен был размещаться белградский офис ЮНПРОФОР.

Полусонный дядька на проходной сказал, что «офис по международным делам» находится на пятом этаже, но в просторном кабинете с табличкой «Hermann SEDIN, Chief» Геры не оказалось, равно как и никого в его приемной. В длинном темном коридоре Артему попалась какая-то молоденькая сотрудница, которая порекомендовала ему поискать шефа в ресторане на первом этаже. Полдень – в Европе обеденное время. Вихрастая голова Седина, склоненная над тарелкой, виднелась у окна, в самом конце безразмерного полупустого зала. Изображая сюрприз, Кранцев потихоньку приблизился и многозначительно откашлялся, но голова друга от тарелки не оторвалась. Вернее, не сразу. Но как только Гера с трудом поднял очи, Артема ужаснул их потухший вид и общая помятость обычно натянутого и свежего лица боевого товарища. Эти глаза смотрели на Кранцева, как бы не понимая, кто это такой и зачем пришел. Сердце Артема учащенно забилось, и он без приглашения присел на стул напротив.

– Герасим, что стряслось? Ты на себя не похож! Что-то по работе? Или дома? Мама? – других, более мудрых вопросов в голове сразу не возникло.

Седин вроде пришел в себя и севшим голосом изрек:

– Девочки мои пропали… Путешествуют по Европе… Я на контроле. Из Будапешта знакомые их проводили в Вену, и все… с концами… Они должны были мне звонить, когда и где разместятся, но уже второй день звонков нет… не знаю, где они, что с ними. Мать в Нью-Йорке не отвечает, умотала куда-то… Что делать, не знаю… Но это еще не все… Извини, старик, забыл тебе позвонить, чтобы отменить встречу…

К своему собственному удивлению, Артем совсем не растерялся: друг в беде, надо что-то предпринимать. В его башке, привыкшей к долгим мучительным, занудным и бесполезным раздумьям «обо всем сразу», моментально созрело предложение:

– Надо ехать искать! Сколько там до Вены? Километров семьсот? К вечеру будем… если трасса хорошая.

Глаза Седина вспыхнули зелеными огоньками такси.

– А ведь ты прав, брат! Но сперва надо заскочить ко мне переодеться. Здесь недалеко. Только не удивляйся…

Когда минут через пятнадцать они подошли к двери Гериной квартиры на первом этаже красивой многоэтажки и хозяин щелкнул ключом в замке, Кранцева насторожил запах бани, вырвавшийся из жилища. Еще большим его изумление стало при виде исковерканного пола в элегантно меблированной двушке – почти все дощечки паркета хаотично выбились из своих пазов, выделяя эти самые влажные термальные испарения, смешанные с запахом лака. Кошмар!

– Вчера вечером в ванной лопнула труба с горячей водой, – угрюмо сообщил Седин. – Я вернулся с работы поздно, пока аварийку нашел, пока закрутили… Короче, попал на бабки… Мне теперь платить за ремонт хозяину квартиры… Наш один мужик, сейчас в Боснии… Беда не приходит одна… Ладно, потом разберусь. Надо ехать!

На улице он вывел из гаражного бокса свой белый ооновский джип и загнал туда грузовичок Кранцева. Когда расселись и машина тронулась, Артем спросил на всякий случай:

– Ну ты как? Поведешь? А то давай я…

– Я в форме, – заверил Гера. – Сядешь за руль после Будапешта, если я притомлюсь. Это примерно четыреста кэмэ. Рулить хватит обоим…

* * *

Современная автотрасса бывшей Югославии была ухоженной и пустынной. От Суботицы до границы с Венгрией осталось километров десять, и Кранцев заволновался. Он всегда волновался по пустякам и заранее. Но пограничный контроль им проходить практически не пришлось – на таком внушительном белом внедорожнике с UN на бортах достаточно было высунуться в окошко и предъявить бейджики миротворцев. До Будапешта оставалась ровно половина пройденного маршрута, и Гера нажал на газ. Спидометр сразу подскочил до 130 километров в час, иногда подбираясь к 140. Кранцев молча вжимался в кресло, глядя на шоссе, – всю свою сознательную жизнь он терпеть не мог большие скорости, сам редко превышал 120 километров, не хотелось разбиться в лепешку.

Въехав в Будапешт, Гера притормозил на обочине, достал из кармана мятую бумаженцию.

– Вот, знакомые мейлом прислали свой адрес и схему города.

Найти дом знакомых по бумажке оказалось совсем просто, надо было просто пересечь прекрасную венгерскую столицу до противоположной окраины и, взяв направление на Вену, причалить к одному из бетонных блоков в явно не элитном жилом квартале, так похожем на московский. Кранцев остался в машине и переместился за руль, а Гера вернулся минут через двадцать запыхавшийся и потный.

– Усаживали за стол, чудилы… Сказали, что высадили девушек прямо на въезде в центр Вены… на трамвайной остановке, возле какой-то аптеки… вспоминали название широкой улицы рядом… Едва вспомнили…

Голос Геры вибрировал от волнения, лицо приобрело апоплексический оттенок, по лбу градом катились крупные капли пота. Кранцев приказал себе не поддаваться нервозности друга, старался вести машину ровно, не превышая 130 километров в час. Превосходная автотрасса это вполне допускала. Часа через два с половиной они въехали в Вену с востока и переглянулись. Один Бог знал, где теперь и как искать девушек, и Артем медленно двинулся напрямик по широкому бульвару, вдоль трамвайной линии, как говорили знакомые Седина. Оба растерянно молчали, вертели головой в разные стороны. Начинало темнеть. Примерно через километр тихого хода, на перекрестке, где трамвайная линия поворачивала с бульвара на широкую улицу, оба заметили аптеку, уже погасившую огни. С молчаливого согласия Седина Артем инстинктивно повернул направо и взял ближе к тротуару, увидев только что вспыхнувшую неоновую вывеску небольшого отельчика. Гера выскочил первым, орлом взлетел по ступенькам и исчез за стеклянной дверью. Когда Кранцев, оставив машину на огнях, подошел к рецепции, то крепко сложенный восточного типа мужчина, по виду чуть ли не сам владелец гостиницы, с расстановкой говорил Седину на понятном английском:

– Да, вчера днем заходили две девушки, по акценту вроде русские, спрашивали комнату… Но у нас fully booked – нет свободных номеров… Я им посоветовал поискать поблизости… на этой улице несколько отелей…

В чудеса верилось с трудом, но эти сведения – уже кое-что. В следующей гостинице не было никакой информации о девушках. Еще через пятьсот метров Кранцев затормозил напротив типичного уютного на вид домика с надписью Familienhotel – семейная гостиница. Навстречу им с улыбкой вышла излучающая доброту и спокойствие розоволицая фрау с фиолетовыми волосами, похожая на добрую фею из сказок. Не хватало только чепчика. Она как будто почувствовала, что одного из визитеров, пышнотелого и вспотевшего, хватит кондрашка, и поспешно пролистала пару страниц книги записей посетителей и радостно закивала головкой, как будто нашла своих собственных внучек.

– Ja, ja, – подтвердила она, глядя на полуобморочного Седина, – Аnya und Katya sind da…

Школьного объема немецкого двум посетителям хватило, чтобы понять – обе девушки тут, в семейном отеле. Чудо произошло. Найти вот так быстро и случайно двух «пропавших» русских барышень в огромной и прекрасной австрийской столице – это вам не фунт изюму. Из дальнейшего разговора на простейшем английском выяснилось, что в данный момент девушек в номере нет, но они должны скоро появиться. Обещали прибыть к ужину. А если двум господам нужно переночевать, то как раз остался один свободный номер. Закатив от счастья глаза, Гера сразу же оплатил номер… Трудно передать словами безумную радость, охватившую еще час назад изнемогшего от тревоги отца Ани и Кати. Это надо было видеть. Он схватил Кранцева за руку и потащил на улицу – «дыхнуть воздуха свободы». Отдышавшись и остыв, Гера включил свой житейский инстинкт.

– Пусть только появятся – оборву патлы, – сурово заявил он. – Надо бы отметить событие. Где тут у них торговая точка?

На замечание Кранцева, что в Европе магазины закрываются рано, а горячительное можно заказать и в гостинице, Гера среагировал в своем обычном «рачительном» духе:

– Вот еще, зачем переплачивать-то?

И это означало, что жизненные силы к нему вернулись… Пройдя пару сотен метров, друзья наткнулись на турецкую лавчонку из тех, что живут в Европе по своему распорядку и потихоньку вершат свой маленький бизнес. В лавке, как в пещере Али-Бабы, было все, без скидки на Коран. Вышли обратно на подъеме с литровой бутылкой «Абсолюта» в культурненьком пластиковом пакетике. Как у больших. Европа! В своем крохотном, но уютном двуспальном номере Гера сноровисто разлил элитную водку, себе полный стакан и половину Артему. Затем пошуршал в сумке, достал и разорвал зубами пачку крекеров, коротко бросив: «Закусон». Чокнулись и выпили, хотя тревожно-мнительный Кранцев предпочел бы сперва дождаться появления девушек и поесть как следует. Но с другом Герой в буйстве не поспоришь. Выпитое произвело на Седина нужный анестезирующий эффект, и он совсем успокоился, только часто поглядывал на часы.

Самое невероятное, что никакого сбоя в счастливом развитии ситуации не произошло. Беззаботные и веселые близняшки пожаловали к 20:00, как штык, вероятно, проголодались. Когда в их номер на парах и весь в слезах ворвался в общем-то любимый на расстоянии папаша, глаза у обеих дочерей расширились до максимально возможных размеров, а возгласы удивления заметно перекрыли звуки радости. Выслушав упреки отца, девушки наперебой, но внятно объяснили, что о своем местонахождении сразу, как только прибыли в Вену, известили маму в Нью-Йорке по телефону-автомату, истратив имеющиеся шиллинги и полагая, что она сообщит об этом отцу в Белград. Папе они собирались звонить по телефону из гостиницы как раз сегодня вечером, но заблудились и вот только пришли. Короче, они ни в чем не виноваты и жалеют, что папе пришлось так понервничать. Инцидент был исчерпан, и все четверо спустились вниз на ужин. Выбрали в простом меню традиционный суховатый шницель по-венски, салат и жареную картошку, а на десерт знаменитое пирожное «Захер», запив его кофе, несмотря на позднее время. «Абсолют» автогонщики неторопливо допивали после ужина и потом, уже лежа в кроватях, долго разговаривали «за жизнь». В ночное окошко ласково заглядывала серебристая луна, как бы убаюкивая старых друзей.

От всей этой истории у Кранцева, кроме горького вкуса водки и кислой горчицы во рту, осталось, затаившееся где-то в области селезенки, его неизбывное и томительное ощущение одиночества от картины встречи и объятий папы Германа с дочерями, эдакого прямого и яркого проявления любви. Чувства, которым наполнялось его сердце, как только он впускал туда нежные облики жены Светланы и уже, кажется, взрослой дочери Аннушки, которых ему так не хватало в этой пока еще совсем непонятной буче под названием «миротворческая операция». В поисковый ряд сразу выстроились также портреты мамы, отца и сестры Тамарочки, оставшихся совсем далеко, в Москве, и ждущих от него добрых вестей. Захотелось свернуться калачиком и тихонько поплакать. Но дрессированный за 44 года разум снова выручил, приказав не дергаться попусту, двигаться только вперед, а в настоящий момент заснуть.

Утром завтракали вместе в благостном настроении. Не спеша попрощались с девушками – они продолжали путешествие, направлялись в Братиславу и обещали звонить папе. Полученный запас адреналина держал Седина в форме весь день, и он даже не дал порулить товарищу. Кранцев не возражал, тихонько сидел, смотрел на красивые окрестности, помалкивал. Говорил Гера. Как всегда, без околичностей. И почти угадал невеселые мысли спутника.

– Спасибо, дружище! Помог! Без тебя клево так не получилось бы! Но должен тебя предупредить, что твоя командировка в Хорватию – всего лишь прогулка по задворкам ООН. Из «поля» тебя никто на постоянный контракт не позовет, например, в Женеву. Не жди и не рассчитывай! Надо тщательно и загодя прорабатывать пути назад. И если у тебя там никого нет, кто помог бы, ни хрена не выйдет. Законы рекрутмента в ООН суровы, как и в любой хлебной конторе. Или блат, или высокая подпорка. Не ниже министра. Или, допустим, ты лесбиян и кому-то приглянулся… Секрета нет, скажу тебе, что скоро покину Белград. Все здесь симпатишно, но в граде Нью-Йорке «добрые люди» под меня копают. Хотят мой пост закрыть и потом передать одной скользкой твари, которая давно зарится на мое место. Придется побороться! Как бы не опоздать! Ну а тебе надо заранее искать надежные отступные позиции. Кстати, не удивляйся, меня здесь, скорее всего, сменит Керенджа, эфиоп не промах и к тебе, кажись, тепло относится. Держи с ним контакт. Может пригодиться. Рано или поздно миротворческая операция свернется, и ты останешься на бобах. Либо согласишься снова в поле, но уже в какую-нибудь гнилую Африку…

В Африку Кранцев точно не собирался. Он пока и в благоприятном балканском климате свое место не ощущал. Конечно, уезжая, рассчитывал вернуться из поля «на щите», сразу в дамки. На какой-нибудь скромный, но постоянный пост во Дворце Наций с видом на озеро Леман. Выходит – химеры?! Ну и за деньгами, конечно, ехал, а не «за туманом и запахом тайги». Надо ведь как-то жить дальше. И желательно лучше. Хочешь не хочешь, а вписаться в капитализм. Хотя и при зрелом социализме с человеческим лицом он себя совсем неплохо чувствовал, но тот уже вряд ли вернется. Подавляющее большинство советских граждан от него отвернулось – надоел за 70 лет. Вот он загрустил и помер. И его человеческого лица, наверное, больше никогда не увидать. Придется выгребать в одиночку в новой капиталистической топи.

Примерно такие досужие размышления не покидали Артема всю дорогу. Седин жал на газ. Остановились только раз, когда въехали в Сербию, за Суботицей, чтобы справить малую нужду и попить минералки «Вальверт», а крекеры жевали уже потом, на скоростях. К дому Седина подкатили под вечер. Он бросил свой разгоряченный джип на паркинге и увлек Кранцева в продуктовый магазин по соседству.

– Отметить надо, – буркнул неутомимый Гера, когда они вышли на улицу, отоварившись вареной колбасой, хлебом и банкой маринованных огурцов. – Дай бог, чтобы такие приключения случались раз в жизни. Да и выпить на сербской земле нам с тобой придется, наверное, в последний раз…

Пили, естественно, виски, но не шотландское, а американское, разлюбезный и бодрящий «Джек Дэниелс», самый ходовой товар в лавке ЮНПРОФОР. Пили, но не пьянели. И не потому, что закусывали простоватой, нереально вкусной колбасой и нерусскими огурцами, а потому что не угомонилась еще кровь после венского марш-броска. А еще потому, что, состоя в дружбе уже, поди, лет двадцать, всего за два дня поняли, что дружба крепка, как никогда, сердца полны самых разных чувств, и прежде всего горячей любви к своим близким. Вспоминали родителей, жен, детей. Хотя употребили литр виски, обошлось без классических разговоров «про баб», без пьяных лобзаний и выспренних клятв. Что значит интеллигентные люди, которым и невдомек, что «приключения» на их… буйные головушки еще не кончились.

Пригожим воскресным утром Гера вышел проводить друга. Открыл гараж, завел кранцевский «Ниссан», вывел его задом на белый свет и стал искать глазами свой джип, намедни припаркованный на улице. Потом недоуменно посмотрел на боевого товарища.

– Тём! Не помнишь, где я вчерась припарковался?

– Прямо перед домом, на тротуаре… А что?

– И принял я смерть от коня своего, как вещий Олег! – Сквозь браваду в голосе Седина зазвучал металл страшной догадки. – Похоже, увели лошадку… сперли, стырили, свистнули, прикарманили. Это здесь теперь распространенная такая «игра». Лишнее у иностранных буржуинов отбирают. Видать, и до меня очередь дошла…

И Гера длинно по-русски виртуозно выругался. Но тут же лицо его озарилось обезоруживающей задорной юношеской улыбкой.

– Да и хрен с ней! Не я первый, не я последний. Найдут или спишут! А мне совсем скоро уезжать. Дадут что-нибудь на время. Хорошо, что сегодня в офис не идти. Завтра разберемся с полицией. Меня там все знают. А ты поезжай, друже, но не гони! Храни как талисман эти три прикольных дня. Избави нас Господь от их повторения. Филиппу – комсомольский привет! Скажи, что инструктаж прошел как положено, по всей форме. Давай! Остаемся на связи!

Обнялись. Уже садясь в кабину, Кранцев отметил, что лицо товарища приняло незнакомое выражение – неужели «скупая мужская»? Или показалось? Это же несгибаемый Герман Седин!

Почувствовав, что его собственное горло предательски перехватило, Артем с силой вдавил педаль газа.

Дорога назад, к своему дому в поселке с символическим названием Даль, была действительно не близкой. Не любитель больших скоростей, он не превышал 90 километров в час и поэтому мог спокойно взбалтывать в голове коктейль из того, что во время броска в Вену поведал ему друг Герман и что еще раньше он услышал от других встреченных людей. Коктейль постепенно складывался в более или менее ясную картину, вернее, в пазл, которому не хватало всего нескольких кусочков.

* * *

Четыре района на территории Хорватии с большинством сербского населения – Восточная Славония и Западный Срем, Западная Славония и Книнская Краина, – объединившись в независимую республику, пытаются выжить и укрепить свою государственность под защитой ООН. Уже два года как в РСК размещены миротворческие силы, присланные почти из 30 стран. Первоначально предполагалось, что численность «голубых касок» в бывшей Югославии составит 10 тыс. человек, но теперь уже только в Хорватии размещено больше 15 тыс. миротворцев (и 25 тыс. в БиГ). Как надолго? Странно, что в секторе «Восток» их меньше всего, около 2 тыс., а ведь территория сектора непосредственно, через Дунай, прилегает к Сербии, так что в случае чего… присоединить ее легче других. После прошлогодних вспышек вооруженных столкновений, в марте 1994 года, то есть за два месяца до приезда Кранцева в Эрдут, между властями Хорватии и РСК было подписано энное соглашение о прекращении огня. Сколько времени оно продержится? Кто нарушит его первым?

Руководителем всей миротворческой операции в ранге Специального представителя Генсека ООН назначили совершенно непроницаемого, редко улыбающегося, но предельно вежливого японца Такаши Уеду, который до этого руководил такой же операцией в Камбодже. И что? Камбоджа обрела вечный мир и благоденствие? Защитными войсками ООН в Хорватии командует иорданский генерал. Он что, самый крутой генерал в мире? Например, в БиГ военное командование поручили британскому генералу. У Великобритании хотя бы есть опыт большой войны. Гражданской службой ЮНПРОФОР в Хорватии руководит аргентинец Серхио Ардентес. По крайней мере, он здорово себя проявил, когда возглавлял Управление внешних связей Верховного комиссариата по делам беженцев, и ему не зря прочат место следующего Генерального секретаря ООН. В Женеве Кранцев несколько раз встречался с ним по делам и остался под впечатлением энергичного и здравомыслящего красавца-латиноса.

Но неужели всем этим высоким международным чиновникам и вправду есть дело до тревог, забот и чаяний сербов, которых в «демократической» Хорватии считают «низшей расой» и персонами нон грата. Разве их судьба не предрешена «мировой закулисой»? Бильдербергский клуб, небось, уже заготовил им какой-то никчемный паллиатив, полумеру? Чтобы больше эти дружки России особо не высовывались. И дальше все «главные игроки» будут делать вид, что хотят что-то решать по справедливости. А Россия будет помалкивать и согласно кивать. На кой черт тогда, Кранцев, тебя занесло в эту несчастную РСК? Чем ты, песчинка, поможешь ее страждущим жителям? Или просто будешь вместе со всеми раскачиваться, изображая движение поезда, и сундучить валюту?

Пока что хрупкий мир и наступившая передышка оставили открытыми для сербов целый ряд существенных вопросов – определение границ между РСК, Сербией и Хорватией, формирование государственных органов РСК и прояснение их взаимоотношений с хорватской администрацией. С ООН или без ООН, Хорватия считает эти территории своими и не хочет предоставлять их населению широкие права, тем более независимость. А Сербия, обложенная международными санкциями, уже понемногу начинает сдавать своих краинских братьев, согласившись на американское предложение (план Вэнса) о «специальном» статусе Краины в рамках Хорватии как «переходное», то есть временное решение. Но ведь конечная цель или, скорее, надежда краинских сербов состоит в том, чтобы войти в состав Югославии, а на это Хорватия вряд ли пойдет.

Вот и приходится пока что водить сербов за нос и в третий раз продлевать мандат миротворческих сил, чтобы избежать возобновления военных действий. Хотелось бы верить, что 800 военнослужащих Русбата смогут этому помешать. С принятием независимой Хорватии в ООН в мае 1992 года и признанием ее суверенитета в условиях продолжающегося шельмования Сербии любому трезвомыслящему стало совершенно ясно, что урегулирования конфликта руководители ООН будут добиваться без изменения международно признанных границ этого государства. То есть кукиш в кармане для сербов особенно никто и не скрывает, их судьба предрешена, и конечная роль ЮНПРОФОР, кроме барьера на пути к новым сражениям, сводится, скажем прямо, к ИБД – имитации бурной деятельности и трате колоссальных сумм – около 5 млрд американских долларов. А Хорватия, недовольная затягиванием «окончательного решения вопроса», не слишком жалует миротворцев, «мешающих» ей побыстрее решить это вопрос на свой лад, то есть военным путем.

Чем больше размышлял Кранцев над этим, тем больше осознавал, что миротворцы, и он в их числе, оказались просто между молотом и наковальней, если не заложниками «высочайших» решений в пользу Хорватии, близкой и угодной Западу.

* * *

В Даль он въехал в сумерках. Не желая беспокоить хозяев и привлекать к своей персоне чрезмерное внимание, припарковался на улице, напротив калитки – авось не сопрут. Все знают, кто постоялец у Милана и Савки. В доме, не зажигая свет, похрустел неизменными крекерами, запил глотком бурбона и с наслаждением влез под одеяло. Слишком бурные выходные обеспечили крепкий сон. Утром в понедельник ужасно не хотелось вылезать из уютной постели. Назойливые тревожные мысли не способствовали лучезарному настроению, но Кранцев, свято чтивший служебные обязанности, не стал залеживаться. Он всегда считал, что лучший метод прогнать тревоги – начать действовать, делать что-то нужное и осмысленное. В данный момент нужно было отправляться в компаунд, «к станку», в свой вагончик, что он и сделал, вежливо сославшись на срочные дела, чтобы не терять время на завтрак, приготовленный внимательной хозяйкой.

Первым делом, конечно, следовало явиться пред светлы очи начальника, отметиться и передать привет от Седина. Но было еще что-то поважней служебного рвения: нестерпимо хотелось услышать родной голос – жены, дочери, мамы. За свою сравнительно непродолжительную жизнь, еще с детства, Кранцев твердо усвоил: когда хандра расползается по капиллярам, тебе кажется, что ты совсем один на свете и хочется заплакать, только любимый голос способен вернуть ощущение тепла и нежности, необходимое для того, чтобы хотелось встать и продолжать идти вперед.

В приемной Элеонора из-за стола приветливо сделала Артему ручкой, но перехватив его горящий взгляд на телефон, той же рукой любезно показала: пожалуйста, к вашим услугам, и учтиво вышла в коридор. Пальцы сами, на ощупь, лихорадочно набрали номер. Голос Светланы звучал приглушенно, то ли в ее офисе кто-то находился, то ли ей тоже было грустно и тревожно, хотя она старалась никак этого не показать. Причин для грусти и тревоги хоть отбавляй: муж где-то надолго застрял почти что на войне, неизвестно, как он там живет, работает, что ест, как спит и о чем думает. Без него жизнь в комфортабельной Женеве малопривлекательна, рутина, на душе и в доме холодно, пусто, но об этом нельзя говорить, чтобы не огорчать, не расхолаживать мужа. Не дестабилизировать! Чувства никуда не денутся. Он ведь работает там ради семьи. Добытчик! Слушая нарочито приподнятый голос Артема, Свете тоже хотелось плакать. Аннушки дома не оказалось, из университета она приходит ближе к вечеру. Маму слушает, но иногда с кавалерами задерживается в кафешках до полуночи. В общем, все в порядке. Живем потихоньку. В субботу ходим по магазинам. Скучаем по тебе, Тёма. Ей хотелось добавить: так хочу тебя поскорее увидеть, обнять и поцеловать, но сдержалась. Еще немного, и слезы потекут сами собой. Артем тоже, по той же причине, не стал говорить о желании обнять и поцеловать, повысил градус бодрости в голосе и повесил трубку почти опустошенный. Звонить маме расхотелось. В другой раз, решил он. А то одно расстройство только вместо стимула.

Элеонора вернулась в приемную, просунула свою кудрявую головку в кабинет к шефу, изящно отставив упругую попку, и вернулась на рабочее место со словами: «Добро пожаловать, сэр!» Филипп Гондер, стоя у карты сектора «Восток», что-то внимательно там высматривал. На приветствие Кранцева откликнулся вежливо, но рассеянно, а на привет от Седина промычал что-то нечленораздельное. Голова его явно была занята чем-то другим.

– Отлично, что появились, Артьом. Вы мне как раз нужны. Есть дело, – скороговоркой произнес он, отходя от карты. – Пора нам установить более тесный контакт с бельгийским батальоном. Вот хочу поручить это дело вам, как франкофону и дипломату. У меня с французским слабовато. Будете нашим связным. Согласны? Можете отправляться хоть сейчас, я их штаб уже предупредил, что вы подъедете…

И поскольку трудно было ожидать, что Кранцев ответит «не согласен», начальник не стал его слушать, пожал руку и повернулся к карте. Аудиенция закончена. А если бы Кранцеву дали ответить, он не только бы сказал, что рад этому заданию, но и действительно в душе испытал удовольствие от возможности открыть какие-то новые горизонты. Ровно через пятнадцать минут он уже выезжал из Эрдута, но вместо поворота направо, в Вуковар, в сторону Дуная, взял курс на Осиек, по прямой. Минут через сорок, миновав без заминок два КПП до и после Осиека, он благополучно переехал из Восточной Славонии в Баранью и двинулся по стрелке, указывающей на Бели-Манастир.