Текст книги "В тени голубых облаков"

Часть вторая
Сезон тревожных снов

Кабинет начальника Гражданской службы располагался в уже знакомом, слегка обшарпанном административном здании, окруженном вагончиками. В крохотной приемной его встретила болезненного вида, но стройная смуглая барышня с большущими глазами, которая назвалась Элеонорой из Белиза и, заглянув в дверь начальника, пригласила вновь прибывшего войти. Навстречу Кранцеву из-за стола вышел невысокого роста полноватый господин с посеребренными висками, протокольно улыбнулся и протянул пухленькую ручку для пожатия. Невнятно произнеся свое имя – Филипп Гондер, – он предложил новому сотруднику сесть в низкое кресло, расположился рядом в другом и, крикнув в приоткрытую дверь: «Нора, два кофе, плиз», всем своим видом показал, что превратился в слух. Но когда Кранцев начал было сжато излагать свое стандартное жизнеописание, прервал его:

– Мой хороший друг Герман Седин… и ваш тоже… мне подробно говорил о вас, и я рад, что вы согласились приехать к нам. Гражданской службе здесь нужен русский с опытом международной работы. Вы ведь дипломат по профессии?

Вопрос прозвучал так, как если бы Гондер сомневался в ответе или рассчитывал услышать какой-то другой. А когда Кранцев подтвердил, вздохнул как бы с облегчением и продолжил:

– Временно рабочее место вам отведено в вагончике с еще одним сотрудником, из Малайзии, его зовут Майк Прабан, а постоянное будет, когда доставят новый фургон, мы его заказали.

Майк введет вас в курс дела. Кроме текущих дел и заданий, вы будете нашим основным связным с Русским батальоном, а еще попрошу вас помогать в контактах с сербской стороной руководителю отделения нашей службы в Вуковаре Жозе Карвайо, португалец… белый, но уроженец Кабо-Верде, островов Зеленого Мыса… их еще зовут пьенуарами – черноногими. Впрочем, это не имеет отношения к делу. Общительный парень и прекрасный работник, тоже из дипломатов. Уверен, вы подружитесь и будете успешно действовать в тандеме.

«То есть у меня будет два куратора – Гондер и Карвайо, век свободы не видать», – с досадой отметил про себя Кранцев, памятуя иерархические ооновские заморочки, но изобразил на лице приветливую улыбку и согласно закивал.

И действительно, как по вызову, в дверях без стука возник худощавый, молодой еще мужчина с открытым, горделивым выражением лица и головой, усыпанной черными как смоль кудрями.

– Прошу извинить, шеф, – сказал он по-английски, – чуть-чуть задержался… вы знаете, с сербами не всегда легко разговаривать… Жозе, – просто сказал он, крепко пожимая руку Артему, и, легко переходя на хороший французский (выходит, читал резюме франкофона Кранцева), добавил: – Наслышан о твоем приезде. Добро пожаловать на борт. Нам нужны бравые матросы. Пойдем расскажу, чем мы тут занимаемся…

Уселись в беседке в дальнем углу компаунда, недалеко от строения с призывной надписью на двух языках Bar – Café. На безупречном французском Жозе говорил без всякой рисовки, держался по-товарищески, но при этом был по-рыцарски учтив, никакого панибратства. «Думаю, мы с ним сработаемся», – охотно решил Артем, когда, окончив инструктаж, Жозе предложил что-нибудь выпить в кафе напротив. Оба остановили выбор на кофе, для алкоголя было рановато. И просто, без затей, стали рассказывать друг другу о себе. Жозе, как и Артем, попросился из МИДа «в поля», не столько чтобы расширить кругозор, сколько подтянуть бюджет семьи – жены, двух детей и стареньких родителей.

– Жизнь в развивающейся Кабо-Верде не сахар, – признался он, – но это наша родина, бедная, очень красивая, и мы ее любим. Основа экономики – туризм, особых природных богатств нет. А богатых землевладельцев в нашей семье никогда не водилось. После провозглашения независимости все всегда работали на государство, за скромную плату. А работа здесь, в Защитных силах ООН, мне по душе, – он тряхнул кудрявой головой, – стараемся помочь врагам помириться, хотя это и не так легко…

«Ну, прямо как на собеседовании с ооновскими начальниками излагает, но вполне искренне, а биография точно на мою похожа», – думал Кранцев, слушая спокойный говор нового знакомого и напарника.

– На сегодня закончим, – сказал Жозе, допив кофе. – Элеонора сейчас покажет тебе твое рабочее место и сведет с переводчиками, чтобы помогли найти жилье в округе. Это не совсем просто, но возможно…

Похожий на индуса, худющий Майк Прабан не стал изображать наносную радость при виде того, с кем ему придется какое-то время делить маленький тесный и душный фургончик. Он механически показал рукой на стол Кранцева с установленным уже компьютером и канцелярскими принадлежностями, произнес положенное «уэлком» и «найс то мит ю» (мол, рад познакомиться) и снова уткнулся в экран своего компьютера. Когда Элеонора пожелала им «всего хорошего» и собралась уходить, от Кранцева не укрылся ни более чем нежный, можно даже сказать, пылкий взгляд ее больших очей, брошенный на малайзийца, ни его ответный посыл, хотя и более сдержанный при посторонних. «Господи, прямо чертоги Амура, все в поиске пары, как в раю, забавно», – подумал Артем.

Сказать, что Артем Кранцев свободно владел компьютером, было бы сильным преувеличением. К тому моменту современной оргтехникой только еще оборудовали машинное бюро постпредства РФ в Женеве и у дипломатов в кабинетах своих личных компьютеров не было, в том числе и по соображениям безопасности. При оптовой закупке первых служебных компов администрацией постпредства они оплатили один дополнительный себе домой, для дочери. Анюта уже ныла без доступа к достижениям технического прогресса и сразу стала успешно осваивать технику. В промежутке на нем «тренировалась» жена Света, начавшая работать в офисе замдиректора Всемирной организации интеллектуальной собственности, в похожем на огромный писсуар здании на площади Наций. И только в свободное время, после просмотра новостей по телевизору, то есть глядя на ночь, к компьютеру подсаживался Кранцев, решивший тоже приобщиться к прогрессу с учетом ожидаемого устройства в ООН и дабы не отставать от своих женщин. Но к моменту приезда в эрдутский компаунд его скромный опыт в области информатики не шел дальше осторожного тыканья двумя пальцами в клавиатуру и нажатия нужной кнопки для отправки посланий. С трудом найдя список адресатов ЮНПРОФОР на экране, он с удивлением уже обнаружил в нем свое имя, выбрал имя Германа Седина, начальника офиса в Белграде, настучал короткий текст – «Прибыл на место. Приступил к работе. Все ОК», нажал кнопку отправки послания, с облегчением вздохнул и, сказав трудяге Майку «си ю туморроу – увидимся завтра», быстро вышел на свежий воздух.

По дороге к грузовичку он вдруг с ужасом понял, что прошло уже целых четыре дня его пребывания в «полевой операции», а он ни разу еще не связывался с женой, не слышал ее знакомого, согревающего сердце голоса. «Она, наверно, сходит там с ума без вестей», – мелькнуло в голове, и ноги сами повернули к административному зданию. В приемной начальника Гражданской службы за столом на своем месте восседала смуглолицая Элеонора, выделяясь пышной копной темных волос на фоне прикрепленных к стене почтовых открыток с видами разных стран – от подруг или из своих путешествий. При виде Кранцева девушка мило улыбнулась ему и, выслушав просьбу, без малейшей заминки любезно показала на один из телефонов, стоящих на тумбочке рядом с ее столом. Звонить по личным делам со служебных телефонов сотрудникам не возбранялось. Операция была нон фэмили, то есть «не семейная», и поддерживать связь с родными считалось здесь необходимым для укрепления морального духа миротворцев.

Его нежная Света, еще пять минут назад действительно сходившая с ума от тревоги за мужа, теперь сходила с ума от радости, ее трогательный голос, как всегда, дрожал от волнения и, как всегда, заражал и пронзал этим волнением все противоречивое существо Кранцева, еще пять минут назад готового начать страдать от томительного одиночества, полного безразличия и отсутствия сострадания окружающего мира к его чувствительной личности… Дома все было хорошо, на работе Светлану тепло принимали, Анюта с удовольствием посещала первый курс университета, успевала по всем предметам и завела сразу трех кавалеров-качков. Трепетный голос жены и добрые новости из семьи магически, вмиг, не только разнесли в пух и прах всякие намеки на ощущение одиночества, но и впрыснули в жилы Кранцева такую порцию адреналина, что, покидая приемную и наклонившись к Элеоноре, чтобы поблагодарить ее за телефон, он слишком отчетливо уловил исходящий от нее волнующий запах тончайших, пряных духов или благовоний и одновременно отметил натянутую на крепкой груди шелковую блузку с довольно широким большим вырезом. И все это на расстоянии руки. «А Майк вовсе даже не промах, – невольно подумал Артем, резко осаждая неуместный порыв. – Все-таки мы, мужики, – животные».

Свою машину он оставил на стоянке в компаунде и решил вернуться в гостиницу пешком. Идти-то всего было минут десять. Хотя Эрдут, в русском понимании, в сущности, был деревней, ухоженная главная улица и ряды опрятных домиков однозначно делали ее поселком городского типа. Молодцы югославы, умели поддерживать порядок и уют в своей стране. Что-то теперь с ней будет? С этой невеселой мыслью, войдя в гостиницу, он направился прямиком в бар, заказал двойную порцию сливовицы и залпом выпил. Девушка за стойкой, сочувственно глядя на унылое лицо Артема, любезно подвинула к нему треугольный кусок бурека, слоеного пирога с сыром, который пришелся как нельзя кстати, но настроения Кранцеву не поднял. Ему вдруг ужасно захотелось, как ни странно, не в тихую Женеву, а в шумную Москву, к знакомым улицам и домам, где все понятно, все дорого сердцу. Но эффект сливовицы не замедлил сказаться, и в Москву расхотелось. Надо было обживаться и выживать здесь, в чужой стране, пораженной войной. Перестать ныть и бояться неведомого. Ужинать он не стал. Поднялся в свой номер на втором этаже и через десять минут уже крепко спал. Завтра первый день хорошо оплачиваемой службы.

Утром, после прохладного душа и чашки растворимого кофе с крекером, включился многолетний рефлекс хождения в присутствие. Перед выходом Артем долго рассматривал в зеркало себя, облаченного в исправно сидящую серо-бежевую форму сотрудника Гражданской службы с черными погончиками. Вид его вполне удовлетворил, и в голове всплыло шутливое выражение ушедшего два года назад любимого тестя, героя Сталинграда: «Не так красив, как чертовски симпатичен». Бодрой кавалерийской походкой, но без белого плаща «с кровавым подбоем», он через десять минут входил на территорию штаб-квартиры Защитных сил ООН. Кабинет командира Русского батальона генерала Переслягина Петра Николаевича размещался в отдельном домике в глубине двора. Вокруг еще сохранились следы недавнего ремонта – подтеки краски, обрывки бумаги, поломанные рейки. В прихожей тоже пахло краской, но это не должно было отвлекать от цели прихода – представиться командиру Русбата. Дежурный офицер, буркнув: «Надо было записаться на прием», на минуту исчез в коридоре, вернулся через минуту и попросил Кранцева подождать «несколько минут» – командир просматривает утренние сводки. «Несколько минут» затянулись до четверти часа, но спешить Кранцеву был некогда и некуда.

Сидевший за столом в форме российской армии сухопарый мужчина средних лет с мелкими чертами лица, он же генерал Переслягин, не стал вставать из-за стола навстречу визитеру. Держал дистанцию, а может, просто не хотел оказаться ростом ниже вошедшего. Приглашающим движением руки он указал на стул с другой стороны стола и изобразил подобие приветственной улыбки, сохраняя общую строгость, подобающую крупному военачальнику.

– Присаживайтесь, Артем Васильевич. Рады, рады пополнению Гражданской службы, тем более гражданином России, – поощрительно прозвучал низкий с хрипотцой голос командира.

Кранцев, не служивший в армии, с напрягом подыскивал удобную формулу, чтобы представиться, и нашел первое, что пришло в голову:

– Для меня высокая честь… товарищ генерал. Вкратце изложу свою биографию…

Но генерал жестом остановил его.

– Не надо, что вы… Случайных людей сюда не присылают, – Переслягин заговорщицки осклабился. – Расскажите лучше, как там дела в России… хотя вы же из Швейцарии прибыли… ну там, наверное, все в порядке – часы, сыр, шоколад, – и он опять улыбнулся с каким-то подтекстом, который Кранцев едва улавливал. Генерал ГРУ проверяет его на вшивость, считает засланным казачком.

Про сыр и шоколад рассказывать было нечего, часы у Артема были и вправду швейцарские, но самые дешевые, не элитные. Предложенный генералом двусмысленный характер беседы сбивал с толку, не давал ему расслабиться и просто поговорить о предстоящей совместной работе. А может, в этом и состояла цель командира Русбата: сбить новенького с панталыку, показать свое превосходство в знании неких потаенных пружин событий, в чем генерал определенно был дока, но не догадывался, как далек был Артем Кранцев от всякой конспирологии. Его впечатление от армии навсегда осталось связанным с преподавателем военной кафедры в родном вузе полковником Пироговым, эдаким балагуром на занятиях, предельно строгим на экзаменах. Командный голос и сейчас звучал в голове: «Рядовой Кранцев! Вы на наблюдательном пункте, видите ядерный взрыв – ваши действия?» И пока рядовой тупо соображал, что надо делать при виде ядерного взрыва, полковник под общий хохот заканчивал за нерасторопного солдата: «Вы хватаете ручку передатчика и вызываете штаб позывными: “Бегемот, Бегемот, я Бабочка!”» Голос Пирогова на секунду слился с голосом Переслягина, и Кранцев потерял нить беседы, уловив лишь последнюю фразу напутствия: «По всем вопросам смело обращайтесь к моим помощникам капитану Одинцову и майору Брусову». Поэтому на прощание он отделался общим демагогическим заявлением о готовности тесно сотрудничать с командованием Русбата и обращаться за советом к более опытным товарищам. Из кабинета генерала выходил с твердым ощущением, что знакомство и беседа не задались и командир Русбата остался недоволен тем, что новый гражданский сотрудник вверенного ему сектора «Восток» недостаточно откровенен с ним.

Чтобы восстановить равновесие мыслей и чувств, он было собрался снова воспарить над бренной землей, облететь округу и полюбоваться с высоты Дунаем, но передумал – надо было срочно решать вопрос с жильем, а значит, искать переводчиков. В основном их нанимали из числа студентов и образованных местных молодых людей со знанием английского языка, преимущественно из соседней Сербии. Для каждого из них эта работа с оплатой в долларах была божьим промыслом в условиях санкций, которыми обложили их страну. В комнате переводчиков Кранцев нашел только двоих – лохматого парня по имени Небойша и точеную, как статуэтка, девушку невысокого роста, с озорными синими глазами, сверкнувшими задорным огоньком из-под светлой челки.

– Я новый сотрудник Гражданской службы, русский, меня зовут Артем, – почему-то смущенно произнес Кранцев, пристально глядя в глубокие глаза девушки, а не на парня, подарившего ему снисходительный и ревнивый взгляд. – Ищу квартиру… Сказали, что у переводчиков есть адреса…

– А меня зовут Нада, можно Нета, – на хорошем английском отреагировало миниатюрное создание, тоже не отрывавшее глаз от вошедшего, что смутило его окончательно. – Адреса есть у нашей коллеги Беляны, сокращенно Бебы. Пойдем, я покажу, Беба в кафетерии, – по-русски добавила она и двинулась к выходу.

Небойша проводил обоих окончательно потемневшим взглядом. Видимо, появление Кранцева нарушило какую-то важную беседу между молодыми.

– У меня две сестры, Мирьяна и Снежана, тоже симпатичные и тоже работают здесь переводчицами, – скороговоркой по дороге сообщила Нада или Нета. – Мы трое и Небойша живем в сорока километрах отсюда, в Сомборе, в Сербии, недалеко от венгерской границы. На четверых у нас одна машина, водим по очереди. – Девушка звучала так доверительно, как будто была знакома с Кранцевым сто лет. Все ее существо, открытое, милое лицо и подвижная точеная фигурка, пронизанные молодостью, излучали такую легкость и непринужденность, что непонятное смущение покинуло Артема. Возможно, до этого он себе многое вообразил, и теперь ему тоже стало легко и весело шагать, без задних мыслей, рядом с очаровательным существом, судя по всему, моложе его лет на двадцать.

Кафетерием условно называлась уже знакомая Артему пристройка к пищеблоку, вмещавшая длинный обшарпанный комод с тремя кофейными аппаратами, вокруг которых громоздились стопки чашек, банки с молотым кофе, горки пакетиков с чаем и сахаром и чистые пепельницы. Десяток простых, хаотично расставленных квадратных столов, окруженных пластмассовыми стульями, тоже не придавали особого уюта прокуренному насквозь пространству. Помещение в целом было лишено каких-либо прикрас, если не считать рекламные плакаты ЮНПРОФОР на стенах с лозунгом «Радимо за мир», и скорее отвечало бы названию «курилка». И действительно, за одним из столиков, спиной к входу, за чашкой кофе задумчиво сидела и дымила сигаретой крупногабаритная барышня с выразительным славянским лицом и короткой стрижкой. Черные джинсы в обтяжку лишь подчеркивали ее полноту.

– Здраво, Беляна, – с порога по-сербски окликнула ее Нада и перешла на английский, наверное, чтобы понимал Кранцев. – У тебя были адреса квартир, помоги новенькому, да смотри не обижай русского мальчика, – шуткой закончила она и скрылась за дверью, бросив на Кранцева быстрый, вроде ничего не значащий взгляд, от которого «мальчик» снова сконфузился. Но могучая Беляна, загасив недокуренную сигарету и допив кофе, уже вставала из-за стола и красивым низким голосом, немного нараспев, спросила на совершенно правильном русском:

– Значит, вы ищете жилище? Ну, поехали, у меня кое-что есть в запасе… Отсюда километров пятнадцать.

В машине она попросила разрешения снова закурить и, дымя в открытое окно, охотно развлекала водителя рассказом о своей жизни после недавней войны. По образованию школьная учительница, ей 40 лет, муж был ранен в одном из первых сражений, сынишке 10 лет, счастливо жили в красивом квартале Вуковара, в новом многоэтажном доме, его верхние этажи были разрушены во время перестрелки, пришлось переехать к тетке, в отдельный уцелевший дом. Многие соседи все побросали и переехали в Сербию к родным, они с братом не захотели. Брат Слободан работает секретарем в городской управе, всегда поможет с контактами, тем более русскому. У нее тоже много нужных знакомств, и она рада поработать с гражданским русским переговорщиком, хотя и не верит, что ООН и даже российский батальон могут чем-то помочь Краине.

Рассказ звучал довольно печально, и Кранцев отмалчивался, не зная, как реагировать. Тем более что машина неожиданно проскочила указатель с названием населенного пункта – Даль, куда переводчица с опозданием велела ему свернуть. После двух-трех поворотов по ровным, но безлюдным улицам он увидел другой указатель – стрелку с надписью «Дунай», и сразу за ней Беляна попросила его затормозить возле аккуратного заборчика и видневшегося за ним такого же аккуратного дома. Хозяин уже шел им навстречу из глубины сада. Коренастый мужчина в спортивной форме, с решительным, мужественным лицом, помахал Беляне рукой и, окинув скептическим взглядом униформу Кранцева, протянул ему руку для пожатия.

– Милан, – назвал он себя и что-то стал произносить по-сербски.

Беляна заспешила с переводом:

– Если вас устроит, можете снять весь дом, две спальни, гостиная, кухня, электрическое отопление, все удобства. За это прошу 250 долларов.

«Вполне приемлемо при моем жалованье в восемь тысяч», – сразу решил Кранцев и озвучил согласие, сказав себе, что надо срочно подгонять свой сербохорватский, чтобы общаться с местными жителями. Английский пройдет не везде.

– Если захотите кормиться у нас, – продолжил Милан, – моя жена Савка будет рада готовить и на вашу долю, только предупреждайте заранее. Это за дополнительную плату.

Он оглянулся и поманил к себе худенькую женщину, стоявшую в отдалении. Она подошла со словами:

– Еда наша сербская, простая. Поросята, куры, мука, ветчина у нас свои, молоко берем у соседей. Кое-что будем просить привозить из Хорватии – кофе, сахар, стиральный порошок, у нас со многим перебои.

И поскольку господин в униформе на все согласно кивал, хозяин заключил:

– Переезжайте прямо сегодня вечером, к ужину. К шести, будем ждать.

На улице, после слов благодарности за жилье, красивое лицо Беляны немного оттаяло от налета суровости, и она с улыбкой предложила проехать еще 20 километров, остававшихся до Вуковара, чтобы окончательно осмотреться, как она выразилась по-английски, «в зоне действия». Возражать было бы некорректно, хотя Кранцев еще с утра не появлялся в своем вагончике и не предупредил Майка, что будет отсутствовать весь первый день службы.

В Вуковар въезжали медленно, глядя по сторонам. Зрелище было не из приятных. Когда кончились ряды одноэтажных пригородных домишек сельского типа, Кранцев не мог скрыть оторопь при виде современных кварталов с полуразрушенными многоэтажками, обвалившимися стенами хозяйственных зданий и не убранными еще обломками домов вдоль улиц. В самом центре, однако, многие дома уцелели, но было видно, что руки до ухода за ними или ремонта так и не дошли, хотя бои здесь отгремели больше двух лет назад. Это не помешало разместиться на первых этажах нескольким кафе, магазинчикам и даже мастерским. Справа, при въезде на главную улицу, кафе разместилось даже в доме с разрушенной крышей и устоявшей стеной, на которой жирной синей краской какой-то любитель черного юмора вывел: «Не ждите. Годо сюда не придет». Упоминание нашумевшей пьесы Беккета в этом антураже звучало совершенно уместно. Смотреть на полуразрушенный красивый современный город казалось Артему полным абсурдом, если не ужастиком, состряпанным в Голливуде. Но несмотря на смятение в душе, тело и любопытство неумолимо побуждали его выйти из машины, пройтись по улице, ощутить пульс города, подышать его тревожным воздухом вместе с его жителями. Ведь здесь миротворцу Кранцеву предстояло жить и работать как минимум шесть месяцев – срок начального контракта, а там, глядишь, и продлят. Прогонять искушение он не стал.

– Если вы не против, Беба, – галантно предложил он спутнице, – давайте посидим в этом кафе, я приглашаю, – он показал рукой на стену с упоминанием Годо.

Переводчица не только радостно согласилась, но, кажется, минуту назад уже сама собиралась это предложить. На выходе из машины Артем, как полагается, подал даме руку, Беляна охотно за нее ухватилась и резво выпрыгнула на искореженный асфальт. Естественное натяжение первых часов знакомства окончательно улетучилось. Отделанное темным деревом внутри, кафе сразу обволакивало своим уютом, который должен был больно напоминать о счастливой и благополучной жизни в бывшей развитой и комфортной Югославии. Но Беляна вряд ли сейчас задумалась об этом. Она заказала кофе, две рюмки виньяка и сразу задымила сигаретой, не спросив согласия спутника. Тот было попытался отказаться от алкоголя «за рулем», но переводчица только махнула рукой, неожиданно перейдя на «ты»:

– И кто тебя за это здесь остановит, да еще в форме ЮНПРОФОРа? Мы сами все так ездим. Давай лучше выпьем за успешное сотрудничество и добрые отношения. Кстати, – пояснила она, – так как ты бываешь на хорватской стороне, не грех запомнить, что в Сербии мы говорим «кафа», а хорваты произносят «кава». Кофе пью любой и много, но разница важная. И еще. Русских хорваты не жалуют, как наших братьев, а украинцев привечают. Информация полезная, если у тебя есть какая-то связь с Украиной…

В туманной голове Кранцева сразу же вспыхнула картина его школьного детства, частично проведенного у бабушки в Киеве, не считая последующих приездов на Украину в разные годы до самой смерти бабушки. Он поднял и по-русски залпом махнул в рот рюмку виньяка и запил его отменным кофе по-восточному. Радуясь возникшему между ними теплу и доверию, Артем старался часто не ловить взгляд переводчицы, чтобы, не дай бог, спровоцировать у нее какие-то неоправданные ожидания или иллюзии относительно его мужских намерений. Мало того, что упитанная Беляна была не совсем в его вкусе, он вообще не имел никаких авантюрных планов в отношении какой бы то ни было особы женского пола. Не для того он записался в миротворческую операцию, чтобы реализовывать здесь свои плотские вожделения вместо того, чтобы способствовать прочному миру на Балканах и заколачивать деньгу. Вообще-то он считал, что незнакомые лица противоположных полов до 50 лет стремятся пристально смотреть в глаза друг другу только ради того, чтобы проверить силу своих чар, способность обольщать, физическую привлекательность и готовность к соитию. Впрочем, многие мужики продолжают это делать и после пятидесяти, забывая, что их более молодых подруг больше всего прельщает размер счета в банке «ухажера и сердцееда». Он, Артем Кранцев, не из таких и не будет понапрасну бередить душу и мысли хорошего человека, так сказать, товарища по работе Беляны Мештер.

Беба, конечно, не могла читать мысли вверенного ей русского миротворца и, докурив сигарету, непринужденно произнесла:

– Хочу предложить вам… тебе еще два полезных знакомства, – и встала из-за стола первой.

Через десять минут, по указаниям спутницы, Кранцев подрулил к импозантному целехонькому зданию. На потускневшей табличке легко читалась надпись: «Градско вече». «Вече» для русского – это демократия, Великий Новгород, народное правление. Слободан Мештер, брат Беляны, он же секретарь городской управы, так широко улыбнулся двум визитерам, как будто с утра ждал их прихода, хотя возможности предупредить его о визите у них не было. Экспромт. Беба кого не надо не приведет. Похожий правильным славянским лицом на сестричку и такой же полноватый Слобо без церемоний усадил их за длинный стол, покрытый зеленым сукном, и кликнул секретарю в переговорное устройство, чтобы несли кофе. Беляна представила Кранцева и собралась было переводить, но господин секретарь с улыбкой остановил ее фразой на поразительно правильном русском:

– Дай потренировать мой русский, сестра, зря, что ли, учил.

Хотя розовощекий, моложавый Слободан Мештер старался во время беседы то и дело шутить и широко улыбаться, разговор получился более чем серьезным и откровенным. Видно, сказалась национальность Кранцева. Сербы Краины был тверды в своих намерениях крепить и развивать свою республику на территории Хорватии, «где их не считали за людей». Восточная Славония с центром в Вуковаре и Баранья по всей линии Дуная должны будут со временем войти в состав Сербии, а юго-восточная часть с центром в Книне – воссоединиться с соседней Сербской Республикой на примыкающей территории Боснии и Герцеговины. Таков стратегический план сербов в защите своих национальных, жизненных интересов. Осуществить его будет крайне трудно, так как этому противостоят расчеты, воля и могущество всего западного мира, поддержавшего республики, отколовшиеся от Югославии и враждебные Сербии. Нет особой надежды и на Россию, внешняя служба которой во главе с министром Озеровым больше прислушивается к мнению и указаниям из Вашингтона.

– Но боевой дух и надежду на победу мы не теряем, – заключил секретарь горуправы и добавил: – Считаю тебя братом. Буду рад держать с тобой контакт, помогать чем могу и при первой оказии познакомлю с мэром Вуковара и другими членами администрации…

Из горуправы Кранцев вышел опустошенным, почти подавленным. Чем конкретно он, «голубая каска», мог ответить на слова серба Мештера – протокольными фразами типа «да мы… внимательно следим за ситуацией», «если что, то мы…»? Напрасные слова, лишенные смысла. И все это понимают.

На улице он снова стал благодарить Беляну за ценный контакт, но старался выразить признательность не слишком цветасто, чтобы она прозвучала как можно искреннее. Переводчица остановила его на полуслове:

– Я представляю, что тебе нужно для работы, Артем, можешь на меня рассчитывать. Поехали, познакомлю еще кое с кем, и это будет все на сегодня…

Кранцев хотел, но не решился сказать, что уже притомился для первого дня. Слишком много впечатлений. Но ведь он крепкий мужик, хотя и не военный? Не к месту вспомнилась шутливая песенка «Ваня пудрит носик, Петя красит глазки, едут в воинскую часть голубые каски». Не смешно.

Минут через пять, почти в центре города, Беляна попросила затормозить у дома с вывеской «Апотека». В холле навстречу им вышла миловидная женщина, обняла Беляну и приветливо улыбнулась обоим.

– Познакомься, Йованка, это Артем, русский из ЮНПРОФОРа, – по-русски представила переводчица и, пропустив ответное «Драго ми е – Рада познакомиться», осторожно коснулась руки женщины: – Рассчитывали застать Стевана, в больнице неудобно его беспокоить, – и, повернувшись к Кранцеву, уточнила: – Йованка – директор аптеки. Они с мужем ее владельцы, пытаются выжить в условиях санкций. Стеван Банич – известный в городе доктор. Уролог. Это мои близкие друзья…

И как бы на внутренний зов Беляны в холл стремительно влетел похожий на сказочного богатыря высокий, широкоплечий молодец с окладистой бородой и живыми, пронзительными глазами. Женщины радостно бросились к нему, разворачивая к скромно притихшему в сторонке миротворцу.

– Стеване, погляди, кого нам Беба привела. Русский из ЮНПРОФОРа… Артем… – Йованка еще не запомнила фамилию, да это и не обязательно.

Лицо доктора Банича расплылось в широкой улыбке.

– Рад, рад вас видеть, – по-русски откликнулся он, двумя руками схватив протянутую руку. – Будем думать, что теперь наша республика под надежной защитой, – в его голосе чуть-чуть улавливалась легкая ирония. Чисто дружеская. Вряд ли кто-то в полуразрушенном Вуковаре мог всерьез думать, что появление одного русского в Гражданской службе сектора «Восток» что-то радикально способно изменить в судьбе непризнанной республики.

– Что же мы стоим? – Банич двумя руками приобнял обеих женщин и направил к низкому столику, окруженному креслами, – место для приема гостей аптеки. – До смерти хочу кофе и чего-нибудь для сопровождения. Еду из Белграда, устал, трудные переговоры о закупке новой партии лекарств. Но все получилось. Вы как думаете, Артем, легко быть врачом и владельцем частной аптеки в нынешнее время? Но жизнь заставляет… – он подыскивал слово и нашел, – вертеться. А если просто сидеть на… – он похлопал себя по заду, – ничего не выйдет. На днях мы устроим какую-нибудь гозбу – пир в вашу честь, познакомим с нашими друзьями. Все они, как один, коварные сербы с острыми зубами и рогами и едят по утрам детей. Так о нас думают в Лондонах и Берлинах. И о вас, русских, не лучше. Мы, и вообще все православные славяне, почему-то мешаем им спокойно спать… или жить. Их бы устроило, если бы нас вообще не было…