Текст книги "Флот в Белой борьбе. Том 9"

Некоторое время спустя, опять у Очакова, миноносец принял на борт с английского крейсера «Карадок» генерала Шиллинга со штабом, назначенного главнокомандующим войсками Новороссии. Из люка машинного отделения я невольно залюбовался искусством нашего командира, который, подходя довольно большим ходом, развернулся перед крейсером и подвел миноносец прямо к трапу. На крейсере генерала провожал почетный караул, и на груди нескольких английских матросов я заметил новенькие Георгиевские кресты, по-видимому, награды за взятие Одессы. Генерал попрощался с англичанами, перешел со штабом на миноносец, и мы отвалили так же легко и быстро, как и подошли. Генерала мы отвезли в Херсон. В устьях Днепровского лимана хорошо видна разница между мутными водами Днепра и синей водой Черного моря.

Поход на Одессу показал, что котлы миноносца требуют проверки, и миноносец вскоре вернулся в Севастополь и стал у стенки порта для производства этой работы. В этот период я отказался быть машинным содержателем и передал машинную кладовую Осипову. Дважды во время похода на Одессу, заменяя болевшего кочегара, мне пришлось нести вахту в кочегарке, и я едва выдерживал четыре часа. Во время стоянки в Севастополе, как-то на палубе, старший механик сказал мне, что предполагает списать меня в экипаж как слабого. Дело шло к осени, к бурям и качкам. Я попросил его не списывать меня, а дать разрешение на переход в 5-й бронепоездной дивизион, формировавшийся в Севастополе. Разрешение я получил. Отец мой не возражал. На путях вокзала я нашел штаб дивизиона, где меня принял адъютант дивизиона капитан Генерального штаба Энгельгард. Он дал свое согласие, написал мне бумагу в штаб флота о моем переводе в их распоряжение, и дело пошло по канцеляриям.

Миноносец тем временем пошел опять в поход в Одессу, и я с ним. Котлы были все в исправности, и мы делали до 24 узлов. Опять побывали в Очакове и Херсоне. В Херсоне командиру попался на глаза чудный небольшой моторный катер, и он решил взять его с собой. Сперва пробовали поднять катер на талях на палубу, но шлюп-балки погнулись, не выдержав тяжести. Тогда решили взять его на буксир. Пока шли по Днепру и по лиману небольшим ходом, дело шло, но, когда вышли в открытое море и дали 23 узла, катер затонул. Его вытащили, откачали. Пошли – он опять затонул. Тогда к катеру прикрепили красный буек и оставили его на дне морском, так как у миноносца было срочное задание и командир торопился в Одессу. Дальнейшая судьба катера мне неизвестна.

В Одессе около нас, на рейде, произошел взрыв и пожар на французском сторожевом катере, на котором погибли два французских моряка. Первую помощь при тушении пожара оказали моряки с миноносца, но затушил пожар спасательный катер Одесского порта с мощными помпами. Погибших моряков похоронили с отданием воинских почестей: была команда с миноносца и взвод от 4-й стрелковой дивизии.

В Одессе командир получил предписание о моем переводе в 5-й бронепоездной дивизион. Мне выдали необходимые документы, оставили мне мое английское обмундирование, мои морские чемоданы и даже койку, дали отношение командиру канонерской лодки «Грозный», шедшей в Севастополь, и я покинул миноносец «Живой» и флот вообще для новой службы на бронепоезде «Непобедимый»³²⁴.

С миноносцем я встретился еще раз, когда он после похода в Азовское море для борьбы с прорвавшимися в тыл Белой армии махновцами стоял в сухом доке в Севастополе, а я приходил охранять боевые площадки бронепоезда, заканчивавшиеся оборудованием в мастерских Севастопольского порта. Тут я узнал, что во время похода по приговору военно-полевого суда были расстреляны из экипажа миноносца два кочегара, Григор и Мендель, за попытку к бунту.

Конец миноносца был печальным. Как мне сообщил генерал-лейтенант А.Д. Твердый³²⁵, корабль погиб со всем своим экипажем при эвакуации армии генерала Врангеля из Крыма. Машины миноносца были неисправны, и он шел на буксире, который ночью, по-видимому, оборвался.

Я. Шрамченко³²⁶
Канонерская лодка «Терец» в Гражданскую войну³²⁷

Весной 1919 года, покончив с Украинской республикой, волны Красной армии стали заливать юг России, отжимая добровольцев и казаков к берегам Черного и Азовского морей. Кубань и Новороссийск еще держались крепко, но главные силы донцов были окружены и отрезаны. На пятой неделе Великого поста красные прорвали слабый фронт добровольцев на Перекопе и начали вливаться в Крым. Эвакуация Севастополя казалась неминуемой. На рейде Севастополя стояла большая французская эскадра и несколько английских миноносцев. В Новороссийске были англичане.

В это время я занимал должность начальника артиллерийских и минных складов в Сухарной балке. Мастерские там работали на Добровольческую и Донскую армии, снабжая бронепоезда 75– и 120-мм патронами.

Было Вербное воскресенье, когда меня вызвал командующий флотом адмирал М.П. Саблин и сообщил, что Севастополь должен быть эвакуирован до четверга, что с понедельника караул в Сухарной балке принимают на себя французы, что он не разрешает взрывать там погреба и что для эвакуации офицеров и чиновников, а также надежных и лучших мастеровых Сухарной балки он дает в мое распоряжение канонерскую лодку «Терец», стоящую под крышей у стенки в Южной бухте. Ни матросов, ни специалистов на ней нет, и я должен сам набрать себе команду хотя бы из мастеровых.

«Терец» перевели в Сухарную балку. Рабочие погрузили из наших запасов две тысячи пудов отличного донского брикета. Когда же развели пары и хотели опробовать машину, то в фундаменте сказалась трещина и машину нельзя было пустить в ход. Тогда на совете старших служащих и представителя Добровольческой армии полковника В.К. Акинтиевского³²⁸ было решено использовать канонерскую лодку «Терец» как блокшив и буксировать его при помощи одного из тральщиков Донской флотилии.

В Страстную среду караван судов вышел из Севастопольской бухты в море. Тральщик «Эльпидифор» вел на буксире «Терца», у которого, в свою очередь, на буксире было две баржи с боевыми припасами.

На «Терец» было взято максимальное количество инструментов и матриц от станков для снаряжения патронов, а также почти все минные запалы. Пассажирами были старшие служащие Сухарной бухты, полковник Акинтиевский и несколько мастеровых, все – с семьями, морских офицеров было всего три – я, капитан 2-го ранга Кузнецов и лейтенант Любимов³²⁹. Ни инженера-механика, ни матросов не было вообще. Всего, с женщинами и детьми, на корабле было 73 человека. Под защитой Крымских гор в море было тихо. Ход – 4–5 узлов.

В четверг вечером, чувствуя себя в ответственной роли хозяина блокшива, я обратил внимание, что на горизонте, в районе Керченского пролива, видны веера облаков «сирус». Ожидая, что ночью засвежеет, я обошел палубы, предупреждая пассажиров о предстоящей качке. Во время обхода ко мне подошел благообразный, хорошо одетый старик и сказал мне: «Разрешите, капитан, я буду у вас боцманом; я – старый матрос и буду вам полезен». – «Очень рад, – сказал я, – попросите кого-нибудь из мужчин помочь вам закрепить гребные суда». Новоназначенный боцман быстро справился со своей задачей – грунтовы и найтовы были положены по всем правилам морского искусства.

Вечером, перед сном (я решил спать на мостике), я пошел с боцманом осмотреть дейдвудный подшипник. В наглухо задраенное отделение дейдвуда проникнуть уже было нельзя – там была вода. Было слышно, как она журчала, вливаясь в трюм. «Я буду мерить прибыль воды в трюме через палубные отверстия, – сказал мне боцман, – и каждый час буду вам докладывать».

В час ночи боцман разбудил меня и сказал, что вода в трюме сильно прибывает. «Пойдемте в машинное отделение, – предложил я, – там будет виднее». С коптилками в руках (электричества на корабле не было) мы пробрались, лавируя между спящими на палубе женщинами и детьми, в машинное отделение. Там нам сразу стало ясно, как велика была опасность. Вода глухо ударялась и переливалась с борта на борт при качке, и уровень воды подходил уже под настил машинного отделения. На корабле не было ни одного брандспойта, помпы Дайтона были неисправны. Мой взгляд остановился на трюмной донке и ее распределительной доске, хорошо знакомой мне со времени, когда я был корабельным гардемарином на «Славе». «Если вы сможете развести пары в котле и сумеете поднять давление до 45 фунтов, то я смогу пустить трюмную донку в ход», – обратился я к сопровождавшему нас мастеровому Андрееву. Разбудили артиллерийского полковника Копьева, который, будучи студентом-политехником, ходил когда-то на практику кочегаром на паровозе. В помощь ему был назначен как кочегар портовый бухгалтер, коллежский асессор Кондюров. С делом справились, пары были подняты. Тогда я вспомнил, как отвечал на экзамене по трюмному делу на «Славе», и уверенно проделал все манипуляции: поставил клапана на трюмной доске по стрелкам надписи – «берет воду из трюма», «откачивает за борт», потом открыл нижний приемный клапан донки, затем – регулятор пара… Донка начала работать, но результатов не было видно. Я послал предупредить спящих около пожарного отростка и перевел клапана на «дает воду на верхнюю палубу». Наверху послышались крики: кого-то окатило водой… Но это уже не важно, мы были спасены! Я быстро перевел клапан на надпись «За борт». Уровень воды в трюме начал понижаться… В Страстную пятницу вечером мы благополучно прибыли в Новороссийск, достали съестные припасы, соответствующие празднику, и отслужили заутреню на «Терце».

Через несколько дней я был назначен командиром «Терца», а пассажиров свезли на берег. Расставаясь с моим «боцманом», я просил его сказать мне, кто он такой. «Я – старый моряк и двадцать лет командовал океанскими пароходами», – ответил он. «Бог послал мне вас в трудную минуту моей жизни», – сказал я ему. Мы крепко обнялись и расцеловались со стариком. Больше я его никогда не встречал и фамилии его, к сожалению, не могу сейчас вспомнить. «Терец» был отлично отремонтирован отделением Ревельского судостроительного завода. Три 120-мм орудия были сняты и заменены шестидюймовыми орудиями «канэ».

Я был командиром «Терца» в течение двух лет и принял участие во многих боях Добровольческой армии как на Днепре, так и в Азовском море, под Геническом, защищая правый фланг Перекопских позиций от наступающей Красной армии. Офицерами у меня были: старшим офицером – старший лейтенант Трасковский³³⁰, штурманом – мичман Тассовский³³¹, вахтенным начальником – мичман Гансон³³², ревизором – мичман Любинский³³³, инженером-механиком – сначала полковник Бекман³³⁴, затем инженер-механик лейтенант Животов³³⁵ и, последние месяцы, инженер-механик мичман Кадесников. Команда состояла из бывших студентов Новороссийского университета, терских и кубанских казаков – учеников старших классов реальных училищ и нескольких армейских офицеров, поручиков и подпоручиков, из расформированных пехотных частей.

И. Холодковский³³⁶
Действия канонерской лодки «К-15» в 1919 году³³⁷

В марте 1919 года в Севастополе была вооружена и укомплектована морскими офицерами и добровольцами канонерская лодка «К-15» под командой старшего лейтенанта (ныне капитан 2-го ранга) А.А. Остолопова. Ввиду всеобщей забастовки орудия (2–6″ «канэ») ставились личным составом канонерки с помощью портового крана, который обслуживался также офицерами корабля.

Канонерка принимала участие в обороне Перекопа, после падения которого, в апреле, была послана в Азовское море к деревне Ак-Манай, у основания Арабатской стрелки. Здесь упирался в море правый фланг войск генерала Боровского, которые прикрывали Керченский полуостров, задержавшись на линии Феодосия – Ак-Манай. Вследствие своей тихоходности (2–3 узла) канонерка «К-15» подошла к Ак-Манаю 2 мая, на другой день после большого «первомайского» наступления красных. У Ак-Маная стояло несколько английских легких судов с пятидюймовой артиллерией и два монитора, вооруженные 1–9" пушкой каждый. Из русских судов здесь был вооруженный ледокол «Полезный» (75-мм орудия), принадлежавший, кажется, Донской флотилии.

1 мая большевики овладели деревней Ак-Манай. Только что начавшие формироваться гвардейские кавалерийские части, которые занимали позиции, поддались панике. Создалось тяжелое положение, так как падение Ак-Маная открывало красным путь в тыл позиций генерала Боровского. Только сосредоточенный огонь судовой артиллерии остановил, деморализовал и обратил в бегство обходящую группу противника. В этом бою деятельное участие принимал «Полезный», стоявший под самым берегом. Положение было восстановлено, и Ак-Манай снова занят нашими частями.

Через день или два по приходе «К-15» к Ак-Манаю, красные вновь повели наступление, но на этот раз вне видимости с судов. Тем не менее благодаря налаженной телефонной связи с береговыми наблюдательными постами судовая артиллерия сыграла решающую роль в этом бою, который и был последним, так как наступательный дух красных был убит. О силе огня в этот день можно судить по тому, что мы с «К-15» выпустили по своему участку 187 6″ снарядов, то есть более 90 снарядов на пушку, при подаче вручную по вертикальному железному трапу из погреба на верхнюю палубу. Какое же количество снарядов могли выпустить английские пятидюймовки? Вся эта масса металла обрушивалась на левую наступающую группу и отчасти на центр красных (по которому стреляли мониторы). По правой же группе стреляли из Феодосийского залива только что укомплектованный крейсер «Кагул» (впоследствии «Генерал Корнилов») и дредноут «Лемнос». Немудрено, что наступление красных захлебнулось.

После этого боя мы простояли у Ак-Маная около двух недель, обстреливая расположение противника. Затем «К-15» была послана на реку Дон для поддержки наступавших вверх по реке донцов. Однако в Ростове выяснилось, что осадка лодки не позволяет ей пройти средний Дон, и мы вернулись в Таганрог.

Вскоре было получено срочное приказание идти к Мариуполю для присоединения к отряду капитана 2-го ранга Собецкого. Но наш ход сбивал все расчеты штаба, мы пришли в Мариуполь уже после его занятия, где от коменданта узнали, что суда и войска направились к Бердянску. Пришли в Бердянск на другой день по его взятии и застали здесь как отряд капитана 2-го ранга Собецкого, так и знакомых по Ак-Манаю англичан. Следующим заданием было взятие Геническа.

Для обсуждения плана этой операции командиры русских судов и представители военного командования собрались на яхте «Пернач» («Колхида»), где держал свой брейд-вымпел капитан 2-го ранга Собецкий. После заседания русские суда были оповещены, что формируется морской десантный отряд под командой старшего лейтенанта С.И. Медведева. Желающим предлагалось записываться с разрешения командиров судов. Из наших офицеров желающим оказался мичман (ныне лейтенант) Ю.А. Степанов³³⁸.

Однако старший лейтенант Остолопов наотрез отказал ему в разрешении, добавив, что это «детская затея» и что «зря людей перебьют». В общих чертах план операции был таков: отряд старшего лейтенанта Медведева на пароходе «Перикл» (пароход не вооруженный) идет прямо по каналу в Генический порт, высаживается и занимает город. Его поддерживает английская и отчасти русская судовая артиллерия. В то же время армейский десант высаживается у деревни Юзкуй, в северном углу Генического залива, и угрозой перерыва сообщений красных у Геническа с Мелитополем облегчает морякам занятие города. Для содействия этой группе назначалась наша канонерка «К-15» и один или два вооруженных парохода из отряда капитана 2-го ранга Собецкого. Всей операцией руководил генерал-майор Залесский (если не ошибся фамилией). По данным разведки, в самом Геническе красных частей нет, а стоят они севернее города.

На этот раз «К-15» была выслана за сутки до начала операции, и на другой день в темноте соединенный русско-английский отряд вошел в Генический залив и стал на якорь по диспозиции. Высадка началась с рассветом следующего дня. Две баржи с войсками были подведены к самому берегу, и высадка произошла без всяких помех со стороны неприятеля. Однако английский десант, отойдя сажен 100–200 от береговой черты, остановился за какой-то рощей и дальше не двигался. По семафору с десанта нам приказывали стрелять то туда, то сюда. Передавали, что от нашего огня неприятель бежит, но сам десант не двигался. Подходил на катере генерал, но положение не изменилось.

Наконец, уже под вечер, генерал снова подошел на катере и сообщил, что операция не удалась. Десант вновь погрузился на баржи, и мы пошли к выходу. Англичане, постреляв по городу беглым огнем, присоединились к нам.

Насколько я мог узнать, операция у самого Геническа протекала так: «Перикл» с отрядом старшего лейтенанта Медведева с рассветом вошел в узкий длинный канал, ведущий к порту. При подходе был обстрелян, потерял рулевого и сел на мель. Десантный отряд, на шлюпках, не встретив более никакого сопротивления, высадился в порту. Полнейшая тишина вселила уверенность, что красные ушли из города, и отряд двинулся по одной из улиц. Когда он вышел на площадь, то был обстрелян сильным перекрестным пулеметным и ружейным огнем и был весь уничтожен.

Спасся только гардемарин (впоследствии мичман) Б.Н. Конге³³⁹. Он был ранен и назвался красноармейцем какого-то отряда. Его положили на излечение в Мелитопольский госпиталь, и впоследствии он снова присоединился к Добровольческой армии. В таком виде была известна в то время история гибели отряда старшего лейтенанта Медведева, насколько точно – не знаю. Геническ был занят позднее, при дальнейшем развитии успехов Вооруженных сил Юга России.

Что касается канонерки «К-15», то, вследствие путаницы в штабах, она была отозвана в Новороссийск, разоружена и сдана в порт, а личный состав отправлен в Севастополь для назначения на суда Днепровской флотилии. Но вследствие той же путаницы на Днепр мы не попали и впоследствии были в пополненном составе отправлены в Каспийское море.

И. Нелавицкий³⁴⁰
Начало 2-го отряда судов Черноморского флота и снятие с мели канонерской лодки «Терец»³⁴¹

2-й отряд судов Черноморского флота или, в просторечии, Азовский отряд, с начальником, пользовавшимся правами отдельно командующего, был основан во второй половине декабря 1919 года. Начальником отряда был назначен только что произведенный энергичный капитан 1-го ранга Машуков (приказ о назначении от 25 декабря 1919 года по старому стилю). Базой отряда служила Керчь, и действия отряда распространялись на Азовское море и часть Черноморского побережья, прилегающую к Таманскому берегу.

Образование такого отдельного отряда было вызвано тем, что Азовское море приобрело значение очень важного участка, ввиду оставления нами Ростова и Ейска, появления на его берегах красных и также трудными боями в районе Геническа. Отряд предполагалось сформировать из вооруженных и вооружавшихся паровых шхун, а главными силами должны были быть канонерские лодки «Страж» и «Грозный», построенные в это время для пограничной стражи, и канонерская лодка «Терец», посланная ранее к Геническу для поддержки правого фланга наших частей, на Арабатской стрелке. «Терец» снабжался необходимым при помощи ледоколов «Всадник», «Гайдамак» и «Джигит», вооруженных тогда еще только 75-мм пушками. Изредка туда же подходил и «Грозный», имевший ледокольные образования. Тогда это были все наличные силы отряда. «Страж» еще не был готов, а вооружение других шло медленно.

Зима 1919/20 года была лютая. Азовское море стало, и ледоколы с трудом пробивались к Геническу и к стоявшему во льду «Терцу». Образовались торосы, которые ползли на «Терец» и сжимали его со всех сторон. Зимою «Терец» несколько раз яростно отбивал атаки красной пехоты. Наконец, двинувшиеся льды прижали «Терец» почти к берегу и к марту месяцу оказалось, что он совсем на мелком месте. К этому времени «Грозный» и даже ледоколы с большим трудом могли передвигаться во льдах. Их ждали к середине марта в Керчь (пишущий эти строки прибыл в отряд 9 марта).

На всех ледоколах в то время администрация и команда были вольнонаемные, были они под флагом Министерства торговли и промышленности. Только на «Джигите» был военный комендант. Предполагалась, с приходом ледоколов в Керчь, замена администрации военным командованием и постепенная смена вольнонаемной команды матросами военного флота. На «Джигит» был назначен помощником военного коменданта мичман Нелавицкий. Обязанности артиллерийского офицера при 75-мм орудии на баке исполнял поручик по адмиралтейству Эглит. Капитаном ледокола числился типичный коммерческий капитан Усачев, при двух помощниках, а старшим механиком был Батиевский, тоже при двух помощниках. Все они, кроме Усачева, оставляемого на должности в качестве специалиста по ледокольно-спасательному делу, предназначались к списанию. «Гайдамак», с прибытием командира старшего лейтенанта Б.Л. Новикова и старшего офицера лейтенанта Б.А. Калиновича³⁴², тоже стал приобретать военный вид. Таким образом постепенно слагался 2-й отряд судов.

В концу марта стали снаряжать экспедицию для снятия «Терца» с мели. Все надежды были возложены на «Джигита», как на самый сильный ледокол, и, когда море открылось и только в северной его части оставались лишь плавучие льдины небольших размеров, мы плавно рассекали бурные волны Азовского моря, направляясь к Геническу.

Накануне выхода прибыл к нам новый командир старший лейтенант Георгий Николаевич Болотин³⁴³, наскоро принявший вечером корабль. Хозяйство и денежная отчетность были сданы вновь прибывшему ревизору, подпоручику Корпуса корабельных офицеров Долголенко. Вольнонаемная команда была недовольна некоторой задержкой уплаты жалованья. Ледокол еще не принял военного вида и нес флаг Министерства торговли и промышленности. На этот поход командир еще считался комендантом, я – его помощником и вахтенным начальником.

Ранним мартовским утром подошли мы к Геническу, возле которого маячил силуэт беспомощного «Терца». Имея осадку, при полной нагрузке, в 18 футов, мы медленно, вымеряя лотом, приближались к цели. Ближе 150 сажен мы подойти не могли и с такого расстояния стали заводить перлиня. Мы сплеснили 12″ пеньковый канат новый и старый 6″ стальной, которого имелось еще 100 сажен.

От «Терца» отделилась шестерка, и на ней прибыл к нам его командир, капитан 2-го ранга Шрамченко, и штурманский офицер, тогда еще мичман Тассовский. Подойдя на возможно близкую дистанцию, мы отдали якорь и начали вырабатывать план работ. «Терец» сидел почти всем своим корпусом на береговой отмели, фута на три выше ватерлинии. При его положении, с кормой, завалившейся в сторону Геническа, стрелять могли орудия только по правому борту. У кормового шестидюймового орудия был оторван ствол. Эти дни было затишье, прерывавшееся краткими поединками с красным бронепоездом, которых обычно бронепоезд не выдерживал и уходил. Иногда поднималась красная воздушная «колбаса», обстреливаемая нашей артиллерией.

Работы по снятию лодки начались в тот же день. Заводкой буксиров распоряжался наш специалист капитан Усачев, а всей вообще операцией руководил командир «Терца», капитан 2-го ранга Шрамченко. Концы завозили шлюпки с «Терца», под командой своих офицеров. Работа не ладилась. Перлиня лопались, уголь был плохой, мелкий, – полный пар не держался долее пяти минут. Неприятель нам не мешал, но чувствовалось, что дух команды был надломлен. Все надеялись, что с приходом ледоколов в день или два «Терец» будет на чистой воде. После первой же неудачи, когда Усачев пробовал всякие способы, в том числе и «смычки» (переход с малого на полный сразу), стало ясно, что работа затянется и необходима промывка грунта. Команда упала духом. Работа, и очень тяжелая, шла впустую: с большим трудом, в продолжение многих часов заводили на большое расстояние тяжелые стальные 6″ и пеньковые 12″ перлиня, и все для того, чтобы один нажим – и они мгновенно рвались.

Затребовали катер для промывки грунта под лодкой. Пока ее, чтобы что-нибудь делать, продолжали тянуть, но достигли всего лишь того, что «Терец» получил некоторый крен. Неприятель тревожил редко. Наконец в нашем деле появился «Ногайск», небольшой буксирчик, не помню, откуда взявшийся. Он был быстро приспособлен к промывке грунта. Обслуживала его команда с «Терца».

В один из этих дней, после полуночи, дежурный по «Джигиту» офицер, поручик Эглит, выйдя наверх, не обнаружил вахтенной смены ни наверху, ни в машине. Это было в 0 ч. 30 м. Шлюпки на бакштове не оказалось, пулемета на баке также. Картина ясная: команда бежала. Подняли тревогу. По семафору вызвали с «Терца» «Ногайск», который пришел через полчаса, с вооруженной командой при офицерах. Принял вооруженный караул с «Джигита», и пошли мы рыскать по заливу. Осадка до семи футов, ночь, плавающие льдины, отсутствие компаса. Напрасно рыскали часа два. Бежало 10 человек старой вольнонаемной команды.

Этот случай послужил скверным примером особенно для команды «Терца», обескураженной безуспешностью операции по снятию с мели, во что они уже и не верили.

Скоро наступила Святая Пасха, принесшая еще больше разочарований. Случай удачного бегства к красным прочно засел в головах и других чинов команды. Зараза попала на благоприятную почву. На сей раз также совершенно беспрепятственно бежал «Ногайск» с полным составом обслуживавшей его команды. Бежал он в 4 часа дня, просто отвалив от борта «Джигита», где он принимал уголь, в чем ему помогали и все офицеры «Терца» и «Джигита». С утра на первый день Пасхи выдался густой туман. В десяти метрах ничего не было видно. Море тихо. Мы ожидаем «Ногайск». Сегодня Пасха, но оба командира решили не терять времени и погрузить его углем сегодня, дабы не потерять день для промывки грунта. Были вызваны добровольцы с обоих кораблей, и все офицеры, для примера, вышли на погрузку.

Около четырех часов дня, после окончания погрузки, мы, грязные от угольной пыли, спустились вниз, чтобы, умывшись, приветствовать своих гостей с «Терца» рюмкой водки в кают-компании. Почти сейчас же отчетливый ружейный залп по ледяному поясу «Джигита» и возня наверху заставили нас, разобрав винтовки, выбежать наверх. Скрываясь в густом тумане, уходил «Ногайск». Ругань и перебранка на нем перемешивались с беспорядочной стрельбой. Наше орудие бездействовало – был снят ударник. Мы стояли в полном оцепенении. Все было проделано дерзко, неожиданно и потому успешно. Среди бежавших было лишь три простых казака, остальные – ученики мореходных училищ, не окончившие учебные заведения гимназисты, реалисты, в том числе один племянник офицера с «Терца». «Ногайск» выбросился где-то у неприятельского берега, в глубине Генического залива. На «Джигите» были легко ранены два матроса.

Пошли совсем печальные дни. «Джигит» беспомощно стоял в 150 саженях от «Терца» и, для проформы, изредка «тянул». Наконец из Керчи появились транспорт со снарядами для «Терца» и какой-то буксир для промывки. Это были вестники какого-то оживления. С воздуха потянуло предстоявшей операцией по завладению Геническом. Главные наши силы, «Грозный», «Страж», паровая вооруженная шхуна «Како-Георгий», были в море где-то у Цареводаровки или Бердянска. Их ждали у нас. Пока шла перегрузка снарядов для «Терца», мы узнавали новости. Предполагалась небольшая десантная операция для завладения геническими позициями или для демонстрации.

Наконец, на рейд пришли главные силы отряда и транспорта с десантом, около тысячи человек пехоты при взводе артиллерии. Операция началась немедленно. Ею руководил капитан 1-го ранга Машуков, находившийся на «Гайдамаке». Начался обстрел Геническа. «Страж», «Грозный» и «Како-Георгий», крейсируя по заливу, метким огнем разрушали укрепления красных на подступах к Геническу. Иногда открывал огонь и «Терец». Наш «Джигит» оставался молчаливым зрителем происходившего. Начальник оперативной части капитан 2-го ранга Б.В. Карпов и брат командира «Джигита» лейтенант Б.Н. Болотин³⁴⁴ находились с успешно высаженным десантом на берегу, для связи с флотом. К вечеру стало известно, что наша пехота ворвалась в Геническ, заняв его на несколько часов, но была выбита, и ее разрозненные остатки бежали, частью вброд, на Арабатскую стрелку. Посты связи были разоружены красными. Лейтенант Болотин не вернулся, а капитан 2-го ранга Карпов еле спасся на какой-то шлюпчонке. Так печально закончилась эта операция.

За эти дни работы по снятию «Терца» сильно подвинулись вперед. Два больших буксира, не переставая, промывали грунт под ним. К вечеру «Гайдамаку» было приказано иметь полные пары, а «Джигит» был отставлен от буксировки, так как угля на нем, и к тому же плохого, оставалось только на переход до Керчи. Всю ночь «Гайдамак» работал полным ходом, и к рассвету «Терец» наконец медленно тронулся с места и пошел на чистую воду. Всеобщая радость была велика. Три недели работал над этим «Джигит», и, наконец, вся работа была завершена «Гайдамаком».

Через сутки «Джигит» привел «Терца» в Керчь и еще через два дня в Севастополь, где стоявшие на рейде корабли устроили ему торжественную встречу. На «Терец» прибыл Главнокомандующий генерал Врангель и раздал награды команде. Все офицеры за боевые отличия были произведены в следующие чины; командир, капитан 2-го ранга Шрамченко, произведен в капитаны 1-го ранга, с назначением командиром транспорта «Рион», уходившего в заграничное плавание.

«Терец» был поставлен в Севастополе возле мастерских для ремонта, где и остался навсегда после эвакуации 1920 года.