Текст книги "Флот в Белой борьбе. Том 9"

С 19 апреля прошло уже больше месяца, как мы имели последние достоверные сведения о противнике, а потому необходимо было снова произвести глубокую разведку Таганрогского залива.

Посланная для этого в рекогносцировку канонерская лодка «Алтай» 30 мая под нижним Бердянским маяком впервые встретила вооруженную паровую шхуну с такой же баржей на буксире. Происшедшая между ними перестрелка на больших дистанциях окончилась повреждением баржи красных и отступлением обоих неприятельских судов в Бердянский порт. Вскоре после этого – дней через 10–12 – Бердянск был очищен красными и временно – на несколько дней – занят нашими судовыми командами. Числа 12–13 июня нашей разведке (канонерские лодки «Урал» и «Грозный») пришлось иметь дело уже с тремя-четырьмя вооруженными судами красных, которые были отогнаны нами от маяка Белосарыйского к Мариуполю. Это были ледокол № 4 (вооружение: 2 – 130-мм), паровая шаланда «Орна» (1 или 2 6″) и 2 буксирные баржи (по 1 6″). Кроме того, было установлено, что вход в Таганрогский залив между косой Белосарыйской и Должанской минирован. С этих пор пришлось установить за красными наблюдение нашими дозорными кораблями, постоянно державшимися у входа в Таганрогский залив. 24 июня нам было приказано высадить далеко в тыл красным отряд полковника Назарова³⁷⁴ в 900 человек донских казаков при двух полевых орудиях, одном бронеавтомобиле и одной радиостанции. Этот небольшой отряд должен был пройти от станции Новониколаевская на Дон и там поднять восстание в глубоком тылу красных. Полковник Назаров надеялся на успех широкого восстания, и тогда при одновременном нажиме с нашего фронта и ударе в тыл красным можно было предполагать снова докатиться до Дона. Высадить этот отряд приказано было на косе Кривой у станции Кривая.

Для того чтобы дойти до этого места, надо было форсировать минное заграждение и оставить у себя глубоко (на 25–30 миль) в тылу главную базу неприятельского флота – Мариуполь. Во исполнение этого приказания, переданного нам командующим флотом вице-адмиралом Саблиным, мы вышли в 2 часа ночи 24 июня из Керчи с канонерскими лодками «Страж», «Грозный», «Алтай», «Урал», миноносцем «Живой», двумя десантными баржами с десантом на буксире у канонерских лодок «Страж» и «Грозный» и тремя-четырьмя буксирными катерами.

В ночь с 24-го на 25-е отряд благополучно прошел предполагавшийся проход в минном заграждении и к 5 часам утра подошел совершенно неожиданно к Кривой косе, где, захватив неприятельскую баржу и пароход, высадил десант. Причем сделал это без всяких пристаней и настолько быстро, что к моменту появления из Мариуполя главных сил красных (ледокол № 4, три-четыре паровые шхуны, однотипных с нашими, канонерская лодка типа «Урал» и одна буксирная баржа с 6″ орудиями) был совершенно свободен в своих действиях. Это дало возможность загнать большевиков обратно в Мариуполь почти без выстрелов, не считая перестрелки дозорных судов.

Здесь интересно отметить характерную для Гражданской войны бутафорию и ненадежность севастопольских команд. Приданный к отряду миноносец «Живой» по каким-то причинам пришел из Севастополя на эту операцию без мин. Тем не менее, так как большевики об этом, конечно, знать не могли, он был послан в демонстрационную минную атаку, которая произвела на красный ледокол № 4 весьма сильное впечатление, которым, к сожалению, не удалось воспользоваться, так как, когда миноносец подошел к неприятелю на дистанцию 24–25 кабельтовых, оба его 75-мм орудия почему-то внезапно сдали и перестали стрелять. Таким образом, миноносец оказался совершенно безоружным: мин нет, артиллерия не действует, почему и использовать замешательство неприятеля оказалось невозможным, и он был упущен в Мариуполь. В ту же ночь с 25-го на 26 июня отряд вышел обратно тем же путем, но канонерская лодка «Урал», не попав, по-видимому, точно в проход, подорвалась носом на малой речной мине. К счастью, потери на «Урале» были невелики: трое убитых и 12 раненых; благодаря распорядительности командира и офицеров, принявших все меры к спасению корабля, он благополучно дошел до Керчи, где вскоре был исправлен и уже через три недели вступил в строй. Таким образом, и эта весьма рискованная задача была флотом выполнена. Отряд полковника Назарова прошел на Дон, увеличился там до 10 тысяч человек, но все же в одном из боев был разбит красными и общего восстания поднять ему не удалось – казаки тогда были слишком терроризированы и не верили в успех белых. Характерно для сухопутного командования полное непонимание всей серьезности положения наших судов в море при этой операции, так как тотчас по возвращении из нее нам было предложено снова послать какой-либо корабль к Кривой косе с 200 винтовок для передачи их отряду полковника Назарова. Из-за 200 винтовок требовали повторения всего этого риска.

Пожалуй, самой важной, в стратегическом смысле, операцией был переход нашей армии на Кубань из Крыма. Одна Кубань могла дать Добровольческой армии продовольствие, лошадей и людей и, что самое главное, возможность широкого народного восстания, чего нельзя было добиться среди инертного населения Таврии. Казалось бы, что к организации такой важнейшей операции надо было отнестись серьезно и подготовить ее так, чтобы провала быть не могло.

Нам, морякам, всегда казалось, что наилучшим способом решения этого вопроса было овладение Таманским полуостровом и выход с него на линию: стан. Троицкая – стан. Крымская – Геленджик. При таком решении получалось: полное обеспечение своего тыла, так как Таманский полуостров представлял исключительно выгодные условия для его обороны с моря нами, владевшими тогда морем, и переброска войск из Крыма на Тамань была наиболее простой, потому что расстояние от Тамани до Керчи было всего 14 миль, и при продвижении с Таманского полуострова на Кубань левый фланг наших войск естественно обеспечивался рекой Кубанью, а правый – морем, и в результате трех-четырех дней боев в наши руки попадал такой важный пункт, как Новороссийск. Наш фронт занимал бы тогда прочное положение между стан. Полтавской и Геленджиком. При этом выдвижению нашего левого фланга могли бы способствовать отряды повстанцев, укрывавшихся в плавнях между стан. Ахтарской и Темрюком. Поэтому нашим морским командованием в Керчи несколько раз делались представления Главнокомандующему, даже еще до выхода из Крыма в Мелитопольском направлении, в мае месяце, о необходимости искать выход из положения именно здесь – в десантной операции на Таманский полуостров.

Велико было наше удовлетворение, когда мы получили приказание приготовить все для операции на Таманский полуостров в начале июля. Вскоре, однако, пришла отмена этого распоряжения и приказано было готовить все для главной высадки у стан. Приморско-Ахтарской и демонстративной – в районе мыса Утриша к югу от Анапы. Операция была назначена на 1 августа.

Для этого предприятия назначен был Кубанский казачий корпус генерала Улагая³⁷⁵ в составе 8 600 человек, штыков и сабель, 26 орудий. Для его переправки было дано 13 транспортов, шесть десантных барж и 7 буксирных катеров. Общий тоннаж был около 25 тысяч тонн. Морское положение на Азовском море к этому времени сильно изменилось, и вместо почти полного отсутствия морской силы у неприятеля, как это было до 1 июня, красные успели за это время вооружить и сформировать отряд таких же судов, как и наш, и почти равной силы. Произошло это потому, что мы не имели возможности ни разу предпринять ни одной серьезной операции против главной базы их флота – Мариуполя, так как главнокомандование не видело в этом настоятельной необходимости и не отпускало для сего ни угля, ни тем более войск, без которых нельзя было достигнуть никаких серьезных результатов.

Силы нашего отряда к тому времени были таковы: 1-й дивизион – канонерские лодки «Алтай», «Урал», «Салгир» с эскадренным ходом 6,5 узла и артил. из 2 6″ ор. и 2-й дивизион – канонерские лодки «Страж», «Грозный», ледоколы «Гайдамак» и «Джигит» с эскадренным ходом 8 узлов и бортовым залпом из 3 6″ op. 1 4″, 120-мм ор., а всего на отряде бортовой залп был: 10 – 6″ и 4″ оруд. и 1 – 120-мм.

У красных, по их сведениям, было шесть таких же кораблей с бортовым залпом 9 – 130-мм и 4–4″ орудий.

Для обеспечения высадки от нападения неприятельского флота наш отряд должен был выйти в тесную блокаду Таганрогского выхода, и на линии Белосарайская коса – коса Еленина часть судов непосредственно должна была прикрывать операцию высадки. 29 июля войска начали грузить в двух группах: одна в Феодосии – главная сила, другая в Керчи – авангард. Красные аэропланы летали все время над Керчью, но не могли серьезно помешать погрузке. В ночь с 31 июля на 1 августа десант вышел в море и, благополучно миновав Керченский пролив, 2 августа на рассвете был высажен в 14 километрах от стан. Ахтарской на косе Ясенской. Попытка красных оказать сопротивление высадке была немедленно ликвидирована кораблями, непосредственно поддерживавшими десант, и войска быстро вышли на берег и заняли стан. Ахтарскую. Главные силы нашего отряда судов, как было сказано, тесно блокировали неприятеля в устье Таганрогского залива. Поначалу на берегу все шло хорошо и десант быстро продвигался к Екатеринодару, взятие которого являлось главной целью. Тогда рассчитывали, что с взятием Екатеринодара вся Кубань поднимется и загорится всеобщее восстание. Но уже 5 августа, после взятия нашими войсками стан. Тимашевки, наступление на Екатеринодар было приостановлено вследствие угрозы со стороны красных базам нашего десантного корпуса, которую он устроил себе в стан. Ахтарской.

В дальнейшем, несмотря на удачные бои первых дней, из-за полной необеспеченности длинной коммуникационной линии десанта, Улагай не решился покинуть свою базу в Ахтарской и не смог быстрым движением захватить Екатеринодар. Ожидаемого поголовного восстания не получилось, и десант, из-за промедления времени, принужден был с большим трудом и риском пробиваться к берегу, будучи почти со всех сторон обойденным успевшими за это время сосредоточиться красными. В результате к 17 августа войска подошли к Ачуеву, откуда в течение девяти дней были эвакуированы обратно в Крым все до последнего человека; при этом интересно отметить тот факт, что силы корпуса при эвакуации значительно, почти в два раза, возросли вследствие присоединения части восставших казаков и захвата большого числа пленных и орудий. Эвакуация эта также была обеспечена нашим отрядом судов и только под его прикрытием могла состояться. Таким образом, флот не только дал возможность произвести эту важнейшую операцию, но и спас десантный корпус от верной гибели и неудачи.

Из второстепенных действий за это время следует отметить высадку демонстративного десанта 31 июля ледоколом «Всадник» у м. Утриш в количестве 500 человек пехоты при двух орудиях. Десант этот через два дня был взят обратно тем же кораблем и привезен в Тамань, которая была занята этим отрядом вместе с наскоро сформированным отрядом из Керчи. Дело в том, что при высадке в станице Ахтарской красные сами освободили Таманский полуостров, и потому мы заняли его почти без труда. Но с поражением главного десанта красные перебросили все силы на Тамань, и слабые силы Таманской группы принуждены были очистить полуостров и также были благополучно перевезены судами нашего отряда в Керчь. И здесь флот спас свои войска, несмотря на тяжелые условия эвакуации. Красные имели возможность каждую ночь засыпать рейд Ахтырский минами и видеть все происходящее в станице со своих аэропланов. На их минах мы потеряли подорвавшимися миноносец «Звонкий», канонерскую лодку «Алтай» и транспорт «Волга».

Почти весь август прошел для 2-го отряда судов Черноморского флота то в поддержке кубанского десанта, то в его эвакуации, закончившейся к 26 августа. Наши корабли, набранные из разных коммерческих судов, были в большинстве своем старые, со старыми котлами, а канонерские лодки «Страж» и «Грозный» были постройки революционной, следовательно небрежной, ненадежной и, кроме того, не были вообще постройкой закончены.

Поэтому после такой усиленной работы в течение почти целого месяца, когда некоторые суда пробыли в море по 20–25 суток беспрерывно, почти всем кораблям необходим был ремонт механизмов (текущий, обычный) и чистка котлов. Этим делом и занялись сейчас же по возвращении в Керчь, предполагая быть готовым к 5–6 сентября. Однако 30 августа было получено приказание командующего флотом 2-му отряду обеспечить в Азовском море погрузку зерна на пароходы у деревни Цареводаровки и Геническа и обеспечить свободное плавание по Азовскому морю для вывоза зерна за границу. Это приказание требовало полной боевой готовности всего нашего отряда и выхода его в крейсерство для блокады неприятеля в Таганрогском заливе. Дело это еще осложнялось тем, что красные имели большой запас мин заграждения, которые они к этому времени начали ставить у наших берегов и особенно вблизи своих. Необходимо было считаться с тем, что, по нашим последним сведениям, противник не уступал нам теперь в силе, так как имел отряды судов даже сильнейшие, чем наш по своей артиллерии.

Поэтому выход в море не всех наших судов, а лишь части их, являлся большой неосторожностью. Однако командующий флотом настаивал на немедленном выходе в море хотя бы части отряда, тем более что, по сведениям наших сухопутных агентов, противник сосредоточил в Бердянске десантные средства и готовился сам к десанту на Крым. Как ни невероятно казалось это сообщение, но оно весьма сильно взволновало главное командование, и нам было добавлено к полученной директиве требование немедленно выйти в море и осмотреть еще порт Бердянска для проверки полученных сведений. Делать было нечего – надо было исполнять приказание и посылать те суда, которые могли срочно собрать машины. Такими оказались канонерские лодки «Урал», «Салгир», ледоколы «Гайдамак», «Джигит», миноносец «Зоркий», тральщики «Петрель» и «Дмитрий Герой». Отряд этот имел бортовой залп из 5 6″ ор. и 1 4″ ор., эскадренный ход отряда был 6,5–7 узлов (по канонерской лодке «Урал»). Миноносец «Зоркий» мог дать не больше 12 узлов, так как таковы были его машины, которые никак не могли быть исправлены в Севастополе. Мин на нем не было, артиллерия была – 2 – 75-мм орудия. Тральщики были невооруженными, с ходом 6–7 узл.

В ночь с 30-го на 31 августа этот отряд вышел в море, имея приказание: 1) произвести разведку порта Бердянска и уничтожить, если там таковые окажутся, десантные средства; 2) после сего идти к Цареводаровке и, имея ее базой, охранять как саму погрузку зерна там и в Геническе, так и охранять торговые пути по Азовскому морю, имея наблюдение за неприятелем, находящимся в Таганрогском заливе.

Во исполнение этих приказаний отряд осмотрел на рассвете 1 сентября порт Бердянск, для чего в гавань был послан тральщик «Петрель», ходивший под прикрытием заградительного огня отряда. Конечно, как и следовало ожидать, никаких десантных средств там не оказалось, и к вечеру, протралив на всякий случай несколько курсов на рейде Бердянска, отряд пошел к Цареводаровке. Придя туда около часа ночи 2 сентября, канонерские лодки «Урал», «Салгир», ледокол «Джигит» с тральщиками стали на якорь, а ледокол «Гайдамак» с миноносцем «Зоркий» остались в дозоре у косы Обиточной в 10 милях к осту. Корабли были в полной готовности к встрече с неприятелем, но в действительности не верили в то, что он рискнет отойти так далеко от входа в Таганрогский залив.

Около 6 часов утра стоявший на якоре отряд был разбужен выстрелами неприятеля, который, едва успев обрисоваться в утренней мгле, уже открыл огонь по нас с дальней дистанции. Через две минуты мы снялись с якоря и несколько задержались, разглядывая неприятеля и выравнивая свой строй. Красные шли курсом ост, направляясь в Мариуполь. Они были от нас на WNW. Мы легли на NW на пересечку курса им с тем расчетом, чтобы срезать им голову. В строю красных мы различили шесть больших и два малых корабля. Начался бой. Было около 6 часов 35 минут утра. Ледокол «Джигит», как глубокосидящий, сильно опасался при маневрировании сесть на мель. Вышел из строя и отошел в сторону ледокол «Гайдамак», то есть к осту. Бой вели только канонерские лодки «Урал» и «Салгир».

Красные торопились стрелять, и, хотя море и кипело около нас, попаданий не было. Выгода нашего положения – обрезающего нос – быстро сказалась, когда мы подошли к створу мачт неприятельской линии. В это время мы открыли беглый огонь по голове противника, и последний, не будучи в состоянии выдержать наш огонь, начал последовательно ворочать влево на 180 градусов, а затем, после поворота третьего корабля, строй смешался и противник просто кучей стал уходить на W. В бою выяснилось, что у неприятеля на шести кораблях стоит не менее как по два орудия в 6″ или 130-мм на каждом, а на некоторых имеется по три, так что общее число орудий у неприятеля было не менее 13 орудий большого калибра, тогда как у нас было всего в этот момент на двух кораблях 4–6″ орудий. Отчасти поэтому, отчасти и потому, что при преследовании уходящего неприятеля мы могли бы стрелять только носом, то есть одним орудием, и наконец, потому, что ледоколы не могли бы нас скоро поддержать, мы не стали преследовать красных, все равно не могших никуда уйти от нас, раз они повернули к W, и пошли на соединение с нашими ледоколами.

Было около 7 часов 15 минут, когда первый бой кончился отступлением шести красных кораблей перед двумя белыми. У нас потерь не было. Около 8 часов утра мы соединились с ледоколами и миноносцами и, видя неприятеля на SO от себя, идущим курсом S, сами легли на этот курс, чтобы не выпустить большевиков к Мариуполю. Для того чтобы они не повернули к нам раньше времени под нос, вперед по курсу был выслан миноносец «Зоркий», которому было приказано в случае поворота неприятеля вести на него демонстративную атаку.

С 8 часов до 9 часов 30 минут мы шли параллельным неприятелю курсом, в расстоянии около 12 миль, постепенно уменьшающимся, так как мы понемногу догоняли его и сближались. При проверке в 9 часов утра боевых запасов на кораблях оказалось: на «Урале» и «Салгире» имелось всего по 80 выстрелов на корабль, то есть по 40 выстрелов на пушку. Это произошло потому, что некоторое количество снарядов было израсходовано 1 сентября на обстрел при разведке Бердянска, во-вторых, выстрелов до 50 на пушку было израсходовано в первом, утреннем, бою, а запасы снарядов на наших судах вообще были скудны, так как их было мало в Крыму.

Около 9 часов утра неприятель, шедший до сего времени на S, повернул все вдруг на О и в строе фронта стал приближаться к нашему курсу. Мы продолжали идти тем же курсом, рассчитывая при повороте противника снова к S оказаться на параллельных курсах и на траверзе неприятеля.

Около 10 часов расстояние уменьшилось до 55–60 кабельтовых, мы открыли редкий огонь по противнику. Неприятель почти тотчас же повернул все вдруг вправо и лег снова на S в кильватерной колонне. Он все же оказался несколько впереди нашего правого траверза и теперь открыл беглый огонь по нас. Этим курсом мы приближались к мысу Казантип, и чем ближе были к своим берегам, тем выгоднее считали для себя дать бой. С утра в 7 часов 30 минут мы известили нашего начальника отряда в Керчи о встрече и бое с неприятелем и ожидали, что, возможно, кто-нибудь из наших судов подойдет к нам на помощь, так как хотя духом мы и были сильнее красных, но все же на их стороне было более чем двойное превосходство в артиллерии и численности. Главное же – у нас было мало снарядов. Таким образом, с утра завязался бой на дальней дистанции, на курсе S. Видя бесполезность стрельбы на столь большой дистанции – 55 кабельтовых и имея так мало снарядов, мы стреляли очень редко, через 3–5 минут с каждого корабля по порядку, то есть 15–20 минут один залп с одного и того же корабля. Стреляли мы для того, чтобы неприятель не был бы уж совершенно спокоен при своей стрельбе по нас и чтобы все же израсходовал бы зря побольше снарядов. Мы шли все время полным ходом, чтобы занять снова выгодную для нас позицию впереди головы неприятеля, и ждали этого момента. Слегка покачивало. Около 11 часов 45 минут неприятель, заметив наше выдвижение несколько вперед (у нас было 7 узлов хода, у неприятеля – 6–5? узлов), повернул последовательно на 15–20 градусов влево на сближение с нами, и мы оба замолчали. Около 12 часов дня мы, наконец, сблизились на расстояние около 40 кабельтовых и оба открыли огонь. Через 10 минут шедший третьим в нашей колонне ледокол «Гайдамак» попал своим 6″ снарядом в ледокол № 4 – лучший корабль у красных. Он шел у них пятым и вел на буксире еще какой-то корабль. Ледокол № 4 весь в пару вместе со своим буксиром вышел из строя вправо. У нас начали кричать «ура». Между тем мы сближались. В 12 часов 30 минут, на наше несчастье, в канонерскую лодку «Салгир» в борт у ватерлинии сразу попало 2–6″ снаряда, и он начал тонуть. Пришлось головному «Уралу» застопорить машины, подойти к погибающему «Салгиру» и снять с него людей. Этот маневр был проделан под сосредоточенным огнем неприятеля, но, к счастью, ни один снаряд в этот момент не попал в корабли и почти вся команда и офицеры были сняты на «Урал», перенеся предварительно все остававшиеся на «Салгире» снаряды и заряды. Вскоре после этого «Салгир» затонул. Во время этого маневра все наши корабли не переставали стрелять по красным, и когда «Урал» отошел от «Салгира», то оказалось, что на нем осталось всего 10–12 снарядов. Приходилось выходить из боя из-за недостатка снарядов. А положение было весьма серьезным: расстояние уменьшилось до 33 кабельтовых, неприятель был подбодрен и против его 10 6″ и 130-мм орудий у нас могло действовать только 4 6″ пушки, и то почти без снарядов.

Учтя обстановку, мы решительно повернули на сближение, чтобы этим маневром испугать красных. В 12 часов 50 минут красные не выдержали и покатились от нас вправо, а мы, израсходовав последние снаряды, повернули вдруг на 4 румба влево и, пользуясь замешательством красных, не ожидавших этого маневра с нашей стороны, легли на Керчь. Всю тяжесть арьергардного боя, который продолжался до 1 часа 30 минут, вынес на себе «Гайдамак», замыкавший нашу колонну. К 2 часам 30 минутам неприятель повернул на NO и пошел в Мариуполь.

В этом бою мы еще раз убедились в том, что не в числе кораблей и не в материальной части лежит успех сражения, а в духе, обучении личного состава, в его дружности и в искусстве маневрирования. Утренний бой был выигран нами четырьмя орудиями против 13 неприятельских. Мы не закончили его полным поражением противника только благодаря малому числу пушек, могущих стрелять на нос при преследовании отступающего противника. Единственно, что можно рассматривать как наш недостаток, – это слабая подготовка наших комендоров. Этот недостаток сказался во втором бою. Вследствие недостатка снарядов мы были поставлены в тяжелое положение и выручили нас крепкая спайка личного состава (случай с «Салгиром» и «Уралом»), и правильный маневр нажима на неприятеля в критическую минуту, и удачный выход из боя.

Как бы ни относиться к опыту Гражданской войны, как бы ни умалять его значения, как это делают многие, нельзя, однако, не признать, что основы тактики и стратегии для всякой войны одни и те же и в данном случае участники этого боя получили несомненно прекрасный показательный урок – боевой опыт, который останется у них на всю жизнь, и будет очень жаль, если бы офицеры эти не перенесли его в будущий Российский флот.

В этом бою мы потеряли канонерскую лодку «Салгир», потонувшей, и двух человек на ней, пропавшими без вести – лейтенанта Б. Олтаржевского³⁷⁶ и телеграфиста, бросившихся преждевременно в воду. Кроме того, было несколько человек легко раненных. На остальных судах никаких повреждений не было. Красные потеряли ледокол № 4, выведенный из строя до конца кампании.

В этих боях, утреннем и последнем, было проявлено много личной храбрости со стороны командиров судов, офицеров и команд, когда утром сражались вдвоем «Урал» и «Салгир» против шести неприятелей, а днем, имея очень мало снарядов, до последнего не хотели выпустить красных в Мариуполь, несмотря на двойное их преимущество в артиллерии. В общем же этот случайный бой со стратегической стороны был ошибкой, так как белые подставили часть своих сил удару всех сил красных. Это сделано было по настоянию сухопутного командования, не вполне понимавшего положение на море, и по недостаточной авторитетности морского командования в глазах Главнокомандующего. Ошибка эта только потому не дала гибельных результатов, что на стороне белых была храбрость и стойкость их офицеров и команд и 1–1,5 узла преимущества хода. Тактически это была несомненная победа, так как благодаря этому бою, хотя и нерешительному, были спасены многочисленные транспорты, которые грузились под нашей защитой зерном у Цареводаровки и в Геническе. Задание, данное флоту, опять было выполнено, несмотря на очень тяжелые условия, и главное командование получило теперь зерно, а значит, и хлеб для армии, и деньги для снаряжения, так как иностранцы давали его нам не даром. Практически после этого боя, несмотря на его нерешительный результат, красные больше не показывались в Азовском море, справедливо считая, что если только половина нашего отряда оказалась такой крепкой, то уж при встрече с целым отрядом им несдобровать.

Из Керчи подкрепления нам выслать не смогли, так как все корабли, находившиеся там, были без паров, а эскадренный миноносец «Беспокойный», шедший как раз в это время из Севастополя в Керчь, опоздал.

За этот бой командиры судов и лейтенант Аубченко³⁷⁷, старший артиллерийский офицер «Гайдамака», были награждены Главнокомандующим орденами Святого Николая, а матросы получили по 20 Георгиевских крестов на корабль. За высадки 25 мая у деревни Кирилловки войск генерала Слащева все суда отряда, участвовавшие в деле, получили Николаевские вымпелы. Таким образом, наш импровизированный отряд быстро спаялся и сделался настоящим боевым отрядом всего за каких-нибудь четыре-пять месяцев.