Текст книги "Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14"

28 апреля. Приказ генерала Врангеля о переименовании «Вооруженных сил Юга России» в «Русскую Армию» произвел большое впечатление. Положительным в этом было то, что было прекращено самостийное деление власти в военном аппарате, но для нас было печальным уничтожение Добровольчества, которое, собственно, и положило начало борьбе с большевиками.

30 апреля. До сего времени в Добровольческой армии награждения чинами и орденами за боевые отличия были весьма редким исключением. Теперь же генерал Врангель отдал приказ об учреждении ордена Святого Николая Чудотворца, для награждения им отличившихся в боях солдат и офицеров, и также Николаевских знамен, штандартов и труб для отличившихся частей армии. Орден Святого Николая – темно-бронзовый крест с надписью «Верою спасется Россия» на ленте национальных цветов. Знамена и штандарты – цвета полков, с ликом святого Николая, имеют на обратной стороне вензель части и увенчаны восьмиконечным крестом и национальными лентами. Надпись на полотнищах: «Верою спасется Россия».

Больше месяца просидели корниловцы на Перекопском валу. Расстояние до противника было около тысячи шагов, ружейной и пулеметной стрельбы почти не было. Вели пристрелку только батареи. Тянулись скучные и нудные дни. Питались мелкой рыбешкой – камсой с какими-то приправами. От скверной воды начались желудочные заболевания, стали хворать и цингой. Заболел брюшным тифом генерал Скоблин, только что перед этим назначенный командующим войсками Перекопской группы. Скоблина увезли в Симферополь.

Корниловцы развлекались игрой в городки да изредка ездили в Армянск, где можно было узнать штабные новости и посидеть в турецких кофейнях за стаканом мутного чая. Хороша была только весенняя степь, усыпанная цветами. Трепещущими комочками в синих небесах пели жаворонки, нежно перекликались перепела, шныряли суслики.

Однажды во 2-м полку все с волнением прочитали приказ: «Сегодня, когда стемнеет, состоится во рву, на участке Офицерского батальона, концерт Н.В. Плевицкой. Чинам полка, свободным от нарядов и службы, прибыть в строю и занять отведенные места».

Закипела работа. Во рву около отвесной стены соорудили эстраду, разукрасили ее гирляндами из полевых цветов, в Армянске раздобыли пианино. Перед эстрадой доставили скамьи для начальства и гостей.

Наконец стемнело. Все роты потянулись на левый фланг полкового участка. На местах остались дежурные части да сторожевое охранение. Пришли гости – офицеры соседних полков, артиллеристы, моряки. Корниловцы расселись по скату. Вся эстрада и ров были залиты лунным светом. Глухо доносился прибой.

– Встать, смирно, господа офицеры! – раздалась команда.

Показался командир полка полковник Пашкевич, рядом с ним Плевицкая. Оркестр заиграл встречу.

Точно в привычном концертном зале спокойным голосом запела артистка. Песнь разносилась по рву и уснувшей степи. Родные напевы колыхали в душе потускневшие образы, вставал дорогой лик утерянной России… «Занесло тебя снегом, Россия…»

Аплодисментами, криками «бис» кончалась каждая песнь. После того как Плевицкая спела «Ухарь купец» и смолкнул шум одобрений, вдруг дружное плесканье повторилось как эхо во вражеском стане. Не выдержали сердца и у красноармейцев…

Но когда низкий грудной голос зарокотал по степи: «Шумел, гремел пожар московский, дым расстилался по реке…», с грохотом и воем

пронеслись надо рвом вражеские снаряды и разорвались за валом. Начался обстрел.

Концерт оборвался… Пашкевич резким голосом прокричал:

– Все по своим местам!.. Пулеметчики, пулей!..

Схватил Плевицкую за руку и поспешно увел ее. Несмотря на пережитую опасность, Плевицкая вскоре еще раз дала свой концерт в Перекопском рву, но уже на участке 1-го Корниловского полка.

* * *

Вследствие болезни начальника дивизии и его помощника, в дивизии произошли перемены лиц командного состава: 7 мая командир 2-го Корниловского ударного полка полковник Пашкевич назначен временно командующим дивизией, а его помощник, подполковник Левитов, – временно командующим 2-м Корниловским ударным полком.

9 мая. На участок 2-го Корниловского ударного полка прибыл генерал Врангель, который в своей речи подчеркнул, что Русская Армия скоро пойдет вперед.

15 мая начинается подготовка к прорыву укреплений красных. Правый участок Корниловской ударной дивизии, от города Перекопа включительно до Собачьей Балки, отводится 1-му полку, а далее влево, до залива, – 2-му полку, 3-й полк – в резерве, за 1-м полком. Почти ежедневно противника тревожили и производилась разведка подступов к его позиции. В этой разведке принимали участие все – от обычного наряда до командиров батальонов, танкистов и командиров полков включительно. Артиллерия изучала свои участки и вела пристрелку. На участке полка были проведены две дороги через вал и ров – для пехоты и кавалерии. Обычные проходы расширены, и в проволочных заграждениях сделаны необходимые удобства. Готовили запасных пулеметчиков, формировались специальные команды для разрушения проволочных заграждений, штудировалась сигнализация ракетами с артиллерией и полотнищами с авиацией, пополнялись склады боеприпасов, и расширялись перевязочные пункты. Несмотря на то что питание было весьма слабое, все делалось с полным сознанием значения для нас первого после долгого перерыва боя с нашими старыми знакомыми – латышами.

Боевой состав 2-го Корниловского ударного полка на 24 мая 1920 года: батальонов – один офицерский и три солдатских, ударников в командах – 380, пулеметов тяжелых – 22, легких – 32, пулеметная команда офицерского батальона – 21 пулемет, шашек – 9.

24 мая 1920 года получен боевой приказ Корниловской ударной дивизии за № 10. 2-му Корниловскому ударному полку с тремя орудиями 6-й Корниловской батареи, тремя тяжелыми танками и Корниловским конным дивизионом была поставлена задача: 25 мая в 2 часа 25 минут занять исходное положение по гребню высоты, что северо-восточнее хутора Кошары, и по проходе танков через исходное положение полка, в 3 часа 30 минут, начать стремительную атаку позиций противника, нанося главный удар между хутором Преображенка и приморским садом. По овладении позицией противника закрепить таковую. По имеющимся сведениям, на фронте полка находятся части 42-й стрелковой и 13-й кавалерийской латышской дивизий. Здесь я позволю себе вспомнить характерный для боевой обстановки случай, происшедший со мной 24 мая и в день выхода полка за ров 25-го. Штаб 2-го Корниловского ударного полка располагался в хуторе Кула, в двух верстах за валом. Отдав последнее распоряжение, я с моим ординарцем Лебеденко, бывшим адъютантом Махно, карьером полетел к валу через огороды. Какую-то канаву мой конь не взял и полетел. Лебеденко через меня тоже, но я устоял на ногах, а он упал вместе с конем. Стоявшая на огороде старуха говорит: «Эх, барин! Плохая примета». Знал и я, что плохая, но скоро позабыл про это. Не забыла про это только судьба: через три дня, по дороге на Каховку, на кургане Черная Могила первым же снарядом был убит Лебеденко с конем и мой вороной, а я устоял и только был легко контужен.

В 23 часа 24 мая полк приступил к занятию исходного положения. 1-й батальон, пулеметные команды, артиллерия, танки и боевой обоз были собраны на правом фланге участка полка для перехода через ров по дороге, сделанной специально для пропуска всех родов войск. Мне запомнился момент, когда переправлявшиеся через ров и вал с особым удовольствием смотрели на нашу главную опору в атаке – на танки, около которых хлопотали русские офицеры, собираясь в последний для них путь и заботливо проверяя исправность своих стальных гробов. Батальоны – офицерский, 2-й и 3-й – переправлялись на участке 2-го по пешеходной тропе. Конный дивизион – по тропе у залива.

25 мая около 2 часов 30 минут полк занял исходное положение. В первую линию прорыва укреплений противника была назначены 2-й и 3-й батальоны с тремя танками и одним сопровождающим орудием от 6-й батареи. Ночь была темная и теплая, ветер дул с севера. Луна взошла в 3 часа. На фронте противника тишина. Красные, по-видимому, не подозревали близости момента атаки. В 3 часа 30 минут танки прошли расположение полка, двигаясь развернутым фронтом на интервалах около 200 шагов. Вследствие северного ветра шум танков противнику не был слышен. У всех чинов полка вера в успех атаки была полная. Вдруг со стороны противника стали доноситься одиночные выстрелы секретов, потом раздался частый ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь. Наша артиллерия с вала открыла, в свою очередь, заградительный огонь по Преображенке и по приморскому саду и батареям противника. Вера в успех атаки стремительно влекла в бой весь полк, и первые цепи почти обгоняли танки. Пулеметный огонь противника был настолько силен, что и мне, и находившимся со мной конным пришлось кубарем спешиться. Я приказал резервным батальонам залечь. Здесь нас выручила маленькая неточность движения: путь следования полка был по склону морского берега, пересекаемого под косым углом от противника к нам пологим оврагом, а потому, как это бывает при ночных движениях, полк уклонился к морю, воспользовавшись незаметно для себя складкой местности, что спасло нам многие десятки жизней. В 4 часа 30 минут 2-й батальон выпустил ракету – условный знак прорыва позиции и перенесения артиллерийского огня. В прорыв, для развития успеха, был направлен весь полк. В это время 1-й полк только подходил к противнику у хутора Преображенка. Посланный с донесением о прорыве первой укрепленной линии полевой адъютант полка поручик Горонескул¹⁶⁵ возвращался вместе с временно командующим дивизией полковником Пашкевичем, который был в восторге от того, что его полк первым нанес поражение противнику и движением 2-го батальона с одним танком помогает своему старшему брату штурмовать хутор Преображенка. Для этого 2-й батальон с танком меняют свое первоначальное северо-западное направление на северо-восточное. Танк принял участие с 1-м полком в занятии хутора, а 2-й батальон, видя, что противник всюду бежит, взял свое первоначальное направление на вторую укрепленную линию. Танк же продолжал свое движение на участке 1-го полка и при наступившем рассвете стал жертвой снарядов тяжелой красной батареи. Началось наступление Корниловской ударной дивизии на вторую укрепленную линию противника. Общее направление 2-го полка было прямо на запад. Расположение батальонов: 2-й – на правом фланге, 3-й – в центре и 1-й с двумя танками на левом фланге, 6-я Корниловская батарея на линии батальонов, конный дивизион за левым флангом 1-го батальона, по дороге на село Адамань, офицерский – в резерве полка. В 5 часов 30 минут на участок полка прибыли 3-я гвардейская батарея и 8-я гаубичная. В 6 часов на участке 2-го батальона взвилась красная ракета: противник переходит в атаку. Красная артиллерия развивает бешеный огонь по своей первой линии, нами уже пройденной. Наша артиллерия не остается в долгу: усиленная батареями, прибывшими с Перекопского вала, она месит атакующих красных и не забывает отвечать артиллерии противника. Пулеметные команды, исключая находившуюся с офицерским батальоном, силою огня своих 54 пулеметов косят латышей. Батальоны 2-го полка идут, не задерживаясь, навстречу врагу. Дерзость перехода красных в контратаку со второй линии отвечала идее фланкирующего расположения таковой, построенной с целью отрезать от Перекопского вала части, выходящие в Северную Таврию. Очень часто красные не учитывали при наступлении на нас качества и силы нашего огня. Подобного рода просчет получился у них и в данном случае: сорвать наш выход из Крыма фланговым ударом по частям, фактически еще не развернувшимся, им не удалось. Помимо сокрушительного огня с нашей стороны и эффектного, быстрого движения навстречу врагу трех батальонов, с офицерским в резерве, левофланговый наш батальон с двумя танками, несмотря на то что перед ним окопы красных оказались прикрытыми болотом и латышской батареей, берет их вместе с орудиями. Бегущие в это время от 2-го и 3-го батальонов красные при виде прорыва их укреплений на их правом фланге отступают, не задерживаясь, на Колончак. Досадно, что здесь у нас не было кавалерии в резерве, а наш конный дивизион устремился на Адамань. Хотя на участке 1-го батальона оба танка не ворвались в укрепленную линию, только подошли близко, все же половина успеха принадлежит им. Здесь противник, как сказано выше, имел перед своими укреплениями болото и латышскую батарею. Наступивший рассвет ясно обнаружил малочисленность нашей пехоты в сравнении с ними, но танки и пулеметы их подавили, и на этом участке они даже не переходили в контратаку. Особенно самоотверженно оборонялась стоявшая прямо за окопами латышская батарея под командой молодого латыша. Вся ее прислуга была перебита ружейным и пулеметным огнем, а сам командир тяжело ранен. Когда же наша сестра милосердия хотела перевязать его, он с отборной руганью отказался и спустя немного подох. Дорого мы заплатили за эту батарею: она разбила один танк, который сгорел вместе с экипажем, и от нее же пал смертью храбрых офицер-первопо-ходник, командир орудия 6-й батареи, сопровождавшей цепи. Действуя с большой отвагой, танки при обоих прорывах сыграли решающую роль, но по своим техническим свойствам и вооружению они бессильны бороться днем с артиллерией. С наступлением рассвета и общим порывом вперед они невольно вышли из подчинения своему прямому начальнику, командиру 2-го Корниловского ударного полка: один не вернулся со 2-м батальоном на свой участок после демонстрации на хутор Преображенка, пошел по участку 1-го полка и там погиб от снарядов тяжелой батареи красных. Шедшие же в центре участка полка с 3-м батальоном хотя и сыграли свою роль, но, очутившись перед болотом, дали латышской батарее возможность учесть их слабость и дерзким огнем с близкой дистанции разбить один из них вместе с его героическим экипажем.

В 7 часов к хутору Преображенка подошел Сводно-кавалерийский полк генерала Барбовича и повел преследование уже разбитого противника через участок 2-го полка. Ввиду того что бой закончился еще до полного рассвета, авиация участия в нем не принимала. Наш конный дивизион занял село Адамань.

Таким образом, прорыв с Перекопского вала был сделан 1-ми 2-м полками Корниловской ударной дивизии, а 3-й полк дивизии оставался все время боя в резерве за 1-м полком, по дороге на Перекоп, на линии самого вала. Он составлял резерв нашей дивизии, обеспечивая наш правый фланг, где наступление марковцев и дроздовцев через Сиваши встретило сильное сопротивление противника. Временно командующий дивизией полковник Пашкевич ликовал: дивизия с небольшими потерями, первой из всех атакующих частей прорвала укрепления, а его полк имел счастье быть из первых первым за окопами противника. Потери 2-го полка были: убиты и ранены 5 офицеров и 7 ударников, сгорели 2 танка с их экипажами, и большие потери были в артиллерии. Небольшие потери полка я приписываю исключительно условиям ночного боя, дружному налету на противника и силе нашего огня. Из лиц командного состава был ранен командир морского батальона полковник Тарасевич. Трофеи полка: 5 легких орудий (английских), 10 пулеметов и 150 пленных.

Непосредственное общение полководца со своими войсками поднимает боеспособность и дух армии. Армии надо чувствовать и осязать своего вождя. Преклонения перед неизвестным полководцем у солдата быть не может. Генерал Врангель это ясно сознавал, и он в скором времени опять приехал к корниловцам. Обходя позиции, Главнокомандующий обронил, что скоро пойдем вперед. Эта весть сразу облетала войска, и у всех стало на душе веселее. Хотя и чувствовалась своя обреченность, но невольно снова загоралась надежда на освобождение России. Многие думали и так: «Погибать, так с треском».

24 мая весь день к Перекопскому валу подходили резервы, подвозили пушки, танки. В ротах раздали ручные гранаты, патроны. Привели в порядок пулеметные двуколки, осмотрели свое оружие.

Вечером полковые священники служили молебны о даровании победы. Со строгими сосредоточенными лицами молились корниловцы. Через несколько часов бой… Снова быть на грани жизни и смерти. О себе не думалось, лишь бы победа… Верующие и неверующие становились на колени.

В каждом полку был объявлен боевой порядок: каким батальонам наступать в первой линии, каким во второй. Батальонам первой линии были выданы ракеты для сигнализации своим батареям. Зеленые ракеты было приказано выпустить из неприятельских окопов, красные на тот случай, если батальоны залягут перед проволочными заграждениями.

В два часа ночи Корниловские полки вышли за Перекопский вал и стали занимать исходное положение. В цепях 2-го Корниловского полка шли запряжки с легкими орудиями и тихо ползли танки. Перед рассветом, когда сгустилась тьма, орудия стали на позицию, танки ускорили ход, корниловцы двинулись за ними. Во всю мочь затрещали моторы, и танки врезались в проволоку. Как огромные утюги, они зашныряли вдоль и поперек неприятельских заграждений… Загрохотали пушки, ружья, пулеметы. Огненные языки лизали степь, пороховой дым крутился белыми клубами. Сзади корниловцев тяжело ухали морские орудия.

На Перекопском валу стояли наблюдатели. Весь перешеек сверкал огненными вспышками. Вдруг взвились яркие струи, и на черном небе задрожали зеленые звезды. Во вражеские окопы ворвался капитан Померанцев со своим 2-м батальоном 2-го Корниловского полка.

Без передышки, уже на рассвете корниловцы бросились брать вторую линию окопов. Латышская батарея, скрытая в хуторе Спиндияровка, била с правого фланга продольным огнем. Корниловцы побежали к батарее. Латыши открыли огонь на картечь, но было уже поздно: их окружили, и началась расправа с ненавистными артиллеристами. Всех до одного перекололи. Три латышских полка пытались оказать сопротивление за второй линией окопов около экономии Преображенка, расположенной уже за Крымским перешейком, но 1-й Корниловский полк разбил их наголову, захватив легкие и тяжелые орудия.

* * *

Прорыв укрепленных позиций красных на Крымском перешейке интересен для нас с двух точек зрения, тактической и моральной. Тактически – ход боя на прорыв укреплений соответствовал характеру ударных частей и был проведен, как мы видели, с максимальной точностью, дерзновением всех родов войск и сознанием исполняемого нами воинского долга перед национальной Россией. Моральная сторона боя будет относиться исключительно к корниловцам, дабы избежать упрека при обобщении говорить за других. Суть освещения этой стороны боя в общих чертах сводится к следующему: в Крым мы прибыли после тяжелого поражения, равного, пожалуй, дням гибели под Екатеринодаром нашего вождя и шефа полка генерала Л. Г. Корнилова. Главным в этом, тогда и теперь, было тягостное для нас сознание, что народы Российской Империи, в массе своей, быть может, из животного страха пошли в ряды нашего врага, чуждого им и нам интернационала. Тогда, до 1-го Кубанского похода, до 17 тысяч офицеров, находившихся в Ростове и Нахичевани, уклонились от похода с нами, а положение на Дону определил своим выстрелом большой русский патриот генерал Каледин, один из немногих верно оценивший безнадежность самостийных построений вне решения общего Российского вопроса. Теперь, то есть после 1-го Кубанского похода, когда стало ясным его значение и когда цель его – «зажечь светоч» – была осуществлена и вся Россия узнала о целях обеих борющихся сторон, то, несмотря на это, по выходе Добровольческой армии на Московскую дорогу мы встретили интернациональную Красную армию, по выражению советских источников созданную Лениным (это, конечно, жест партийной вежливости) и военспецами Императорской армии, ставшими «верными сынами своей советской родины». Что это именно так, это мы особенно хорошо узнали в битве под Орлом, когда карьеристы и шкурники из числа «бывших» использовали все ресурсы страны, спокойно переданные Керенским Ленину, и создали совместно с чекистами подавившую нас своей численностью Красную армию. Под давлением этой массы, отбиваясь с мужеством, достойным Императорской армии, мы принуждены были пережить Новороссийскую катастрофу, сконцентрировавшую в своей точке все неудачи Вооруженных сил Юга России. Они критикуются под тяжестью пережитого поражения или нежелания признать его. Критика жестокая, доходящая в своих суждениях до возможности чуть ли не повернуть наше поражение в победу на полях и водах Новороссийска!

Жестокий лик войны для нас, корниловцев, всюду был одинаков, всюду лилась русская кровь, но под Новороссийском он был особенно тяжел, подводя итог пройденному нами пути. Операция эвакуации из Новороссийска переживалась нами как желание использовать в борьбе все возможности, и этой последней возможностью был Крым.

Первые дни в Крыму были для нас полны тревог: произошла смена Верховного командования с переименованием «Вооруженных сил Юга России» в «Русскую Армию», с критикой, изображавшей нас чуть ли не бандой. Отказ генерала Деникина, как бы к нему ни относиться, имел в своем основании признание невозможности продолжать борьбу в такой форме, и первое обращение к нам Главнокомандующего, генерала Врангеля, обещало нам только с честью вывести нас из создавшегося положения, другими словами – был выражен тот же взгляд. Отвергнутое им с презрением предложение англичан о посредничестве для переговоров с врагом было встречено в армии с восторгом, так как отвечало настроению всех: драться на родной земле до последней возможности. Сознание, что в Крыму мы должны иметь дело со старым, во много раз сильнейшим врагом, нас не смущало, но вот оценка выполнения нами в последних боях своего воинского долга сильно коробила нас. Собственно, что же произошло? Плохо были одеты и истощены, но все это было и под Орлом, где плюс к этому многие были и без шинелей. А ведь дрались временами с врагом, превышавшим наши силы чуть ли не в двадцать раз. Одно только в позорящей нас клевете было правдой: что много мы бросили материальной части при эвакуации в силу создавшихся условий, а конский состав был полностью оставлен. Но сила духа Корниловских полков была на высоте, и дезертирства не было. Все это переживалось и взвешивалось в душе каждого корниловца, отливаясь в старое наше настроение – «умереть или победить».

И 25 мая 1920 года это настроение должно было вылиться в действие. Я мало знал, чтобы кто-либо твердо верил в наш полный конечный успех борьбы при таком соотношении сил обеих сторон, но желание нанести возможно больше вреда власти извергов интернационала было общим. Не забывали мы в этих переживаниях и наших жестоких критиков. Победой в первом бою нам хотелось сказать им: жив дух ударников генерала Корнилова, да здравствует Россия!

Первый бой в Крыму эти надежды оправдал и укрепил нас в старой преданности заветам горячо нами чтимого вождя и шефа полка генерала Аавра Георгиевича Корнилова, определившего требования нашей службы в борьбе за честь России в своем знаменитом прощальном приказе: «…Будьте и впредь такими, как вы теперь. Все ваши мысли, чувства и силы отдайте Родине, многострадальной России. Живите, дышите только мечтой о Ее величии, счастье и славе. Бог в помощь вам! 1 сентября ст. ст. 1917 г. Генерал Корнилов».

Успех боя 25 мая 1920 года был ценен для нас не сам по себе даже, но особенно своими последствиями: он влил в нас ту силу, с которой мы достойно вели борьбу с поработителями национальной России и которую генерал Врангель оценил врученными нам наградами: дивизии – Георгиевского знамени и полкам – Николаевских знамен.

Заканчивая описание боя Корниловской ударной дивизии, я с чувством гордости свидетельствую, что заветы нашего вождя и шефа полка и здесь мы выполнили достойно. Бывший командир 2-го Корниловского ударного полка полковник Левитов.

* * *

За отсутствием у меня журнала боевых действий 1-го Корниловского ударного полка, я помещаю воспоминания одного из его офицеров – поручика Михаила Юрьевича Бердника, приславшего мне их к юбилею этого боя.

Захват неприятельской батареи. Ночь на 25 мая 1920 года была необычна для Крымской армии генерала Врангеля. Ни один человек на фронте в эту ночь не заснул, и с наступлением темноты все боевые единицы всех родов войск пришли в движение. Это движение было заранее предопределено и разработано в деталях, начиная от штаба Главнокомандующего и всех крупных боевых соединений до полковых штабов включительно. Наш 3-й батальон 1-го Корниловского ударного полка, стоявший в резерве, с заходом солнца присоединился к полку и в 11 часов ночи был на Перекопском валу в ожидании дальнейшего движения. В полночь полк в полном составе, соблюдая абсолютную тишину, двинулся в темное пространство на территорию, занятую красными частями. Из своего крымского убежища мы выходили на широкий простор Таврии. Первые заставы красных находились около села Преображенка, их линии не имели вида беспрерывных укреплений позиции, какие имела на Перекопском валу армия генерала Врангеля. Открытое и безлесное пространство не защищало пехоту красных от нашего артиллерийского огня, но все их главные силы находились вне достижения наших батарей, примерно на расстоянии 4 верст от линии наших позиций. Ночным маршем, сохраняя непрерывную связь с соседями, мы медленно продвигались по целине к противнику, и часа через два весь полк залег в ожидании рассвета, чтобы в скрывающем нас тумане атаковать красных, сломить их сопротивление и преследовать их отступающие части до окончания распыления первой оборонительной линии. Лежа в темноте, мы потеряли представление о времени, но было, вероятно, близко к рассвету. Позади нас слышался громыхающий лязг наших наступавших танков, идущих с прикрытыми огнями по заросшей проселочной дороге. На всем фронте широкого наступления царила гробовая тишина, и вдруг совсем невдалеке начались частые вспышки артиллерийских огней, и в ночную темноту стали ложиться снаряды по заранее пристрелянным расчетным площадям воображаемых опасных участков, может быть, занятых невидимым противником. Батарея красных нервно переносила огонь с одного квадрата на другой, кладя снаряды близко к участку скрытого темнотой нашего полка, но никого, к счастью, не задевало. Шум наступающих танков приближался ближе и ближе, и батарея противника перенесла огонь на расчетную дистанцию танков и на время оставила нас в покое. Темный покров ночи стал сменяться бледно-серым молочным туманом, и начали вырисовываться неясные очертания ближайших предметов. Полк был поднят на ноги, и мы двинулись вперед, идя почти рядом с движущимися танками. Батарея красных беспрерывно, но беспорядочно и нервно вела огонь по разным направлениям. Быстро приближался рассвет. Танки были уже обнаружены, и батарея встретила чудовища неистовым огнем. В глубоком молчании шло наступление, не было слышно ни пулеметного, ни винтовочного огня, и только артиллерийская дуэль батареи с нашими танками разрывала тишину исчезающей ночи. Среди одинаковых разрывов мы отметили сильный взрыв, происшедший где-то впереди от нас, к линии наступающих танков, и вскоре по цепи получили подтверждение, что один наш танк был подорван и быстро загорелся, оставленный командой. Теперь мы ускорили наше движение, стремясь подойти к линии противника как можно скорей, обнаружить его силы и войти с ним в боевое соприкосновение. На нашем пути был встречен стоявший в стороне объятый пламенем наш танк, внутри которого беспрерывно рвались патроны пулеметных лент и резерва. Яростный огонь красной батареи неожиданно прервался и затих. Мы не знали, что в этот момент среди молочного тумана красные артиллеристы увидели неожиданно выросшие как из-под земли фигуры корниловцев, в упор расстреливавших прислугу орудий. В один момент батарея смолкла, ее команда быстро, в смертельном страхе кинулась к лошадям, бросив все орудия и зарядные ящики в руки ворвавшихся храбрецов.

Это был первый грозный шквал сокрушительной атаки лучших передовых частей 1-го ударного полка, укомплектованных старыми боевыми офицерами и ударниками, прошедшими суровую школу войны от Ледяного похода до Курска и Орла. Все было брошено противником на месте, винтовки и патроны в беспорядке валялись на мокрой земле вместе с шинелями и покрывалами, забытыми в панике. Во всех направлениях были растянуты катушки артиллерийских проводов, от толстых кабелей до тончайших, в иностранных миниатюрных, изящных катушках. Как нити паутины, они тянулись по полю на целые километры на различные наблюдательные пункты, в штабы и квартиры командиров и комиссаров. Видно было богатство и разнообразие артиллерийского снабжения по сравнению с убожеством и нехватками нашей телефонной связи, не позволяющей нашей артиллерии как следует наладить связь наблюдательных пунктов. Так наши союзные предатели из Лондона и Парижа снабжали наших врагов «последним словом артиллерийской техники», в чем можно было убедиться по имевшимся металлическим ярлычкам и надписям на английском и французском языках. Наблюдение всего этого было мимолетным… Еще минута, и батарея снова открыла огонь, еще более быстрый и нервный, чем был слышен до сих пор. Идущая сзади пехота узнала потом, почему снаряды не рвались на нашей стороне, а где-то глухо утопали в ближайшем тылу красного расположения и как будто все время углублялись в позиции красных. Впереди прозвучало мощное «Ура!», и по цепи передали, что передовыми дозорами вместе с нашими артиллеристами захвачена в плен неприятельская батарея из шести орудий в полной исправности. Орудия были быстро повернуты на 180 градусов, и сам доблестный командир Корниловской батареи, георгиевский кавалер полковник Бялковский Николай Петрович¹⁶⁶, преследовал огнем отступающие красные полчища, не жалея вражеских снарядов, посылая их в спину «драпающего» врага. Уже совсем светало. Весеннее солнце показалось на горизонте, холодная утренняя роса искрилась на светлой траве, отражая косые лучи солнца. Впереди шла трескотня пулеметов и беспорядочный ружейный огонь, неся смерть и сокрушение отступающим красным частям, в большинстве случаев состоявшим из оплота Красной армии – латышей.

Наш 3-й батальон 1-го Корниловского полка шел медленно и уверенно в направлении молчавшей батареи. Первые ряды пулеметной команды наткнулись на искусственные заграждения из мешков с землей и декоративные прикрытия из зеленых ветвей, стоящие около орудий и зарядных ящиков. Чины команды осматривали детали убежищ и глубоко врезанных в землю землянок, ища подходящего оружия для своего резерва. В земляных углублениях стояли тяжелые артиллерийские ящики со снарядами и много нераспечатанных патронных ящиков в белой деревянной обшивке. Пробуя поднимать ящики, я сразу обнаружил разницу в весе одинаково сделанных и немедленно вскрыл более легкие. Какова же была наша радость, когда, срывая крышки, мы обнаружили сложенные рядами куски прекрасного белого сала, пересыпанного солью. Вероятно, никто из нас более года не только не пробовал, но даже и не видел маленького куска сала, питаясь каждый день, в обед и вечером, керченской «камсой». От такого счастья была на время забыта боевая обстановка, и, разбивая ящики с салом, мы набивали им наши походные сумки и снабжали им всех подходивших. Сало успевало исчезать не только в сумках, но и во рту уже достаточно проголодавшихся в походе бойцов. Наша остановка продолжалась недолго. О неожиданном кормовом подкреплении было немедленно сообщено хозяйственной части батальона, и мы быстрым шагом покатились вперед, за волнами рассыпного строя идущих впереди нас батальонов. Нашей целью было как можно скорей оттеснить и рассеять сброшенные с первой оборонительной линии силы красных, уничтожить их боеспособность и помочь своим фланговым движением соседней, Марковской дивизии, геройски дерущейся с сильной пехотой и артиллерией красных на хорошо устроенных позициях. Гул артиллерийской канонады доносился до глубокой ночи. Сомкнув батальоны, пехота пропустила кавалерийские и казачьи части, посланные вдогонку отступающему врагу, и снова замаршировала по степным просторам Северной Таврии, захватывая и увеличивая плацдарм будущих боев с красными – Троцким, Буденным, Жлобой, Дыбенко и другими, захлебнувшимися в крови «углубления революции». Нашим Белым Вождям не было суждено выполнить задачу освобождения родной земли от интернациональной нечисти. Несмотря на геройство и доблесть лучших сынов России, армия генерала Врангеля через семь месяцев неравной борьбы с хорошо вооруженными полчищами латышей, китайцев, военнопленных немцев и мадьяр снова перешла в Крым через Перекоп, чтобы отплыть затем к чужим берегам и не оставить своих защитников на мучения и позорную смерть.