Текст книги "Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине"

В. Милоданович[222]222
  Милоданович Всеволод Евгеньевич, р. в 1892 г. Из дворян, сын генерала. Морской корпус (общие классы), Михайловское артиллерийское училище (1912). Капитан 32-й артиллерийской бригады. С 1918 г. в гетманской армии; с 30 ноября 1918 г. в чине сотника в 32-м артиллерийском полку 6-го корпуса, затем в русских добровольческих частях на Украине. В Вооруженных силах Юга России; 5 июля 1919 г. направлен из Тульчи в Новороссийск на корабле «Беглицкий». В Русской Армии до эвакуации Крыма. Эвакуирован из Севастополя на корабле «Инкерман». В эмиграции в Югославии (в Белграде), с 1924 г. в Чехословакии, майор чехословацкой армии, в 1939–1945 гг. в словацкой армии. Полковник-бригадир. После 1945 г. в Германии, Югославии; профессор и начальник офицерских курсов. Сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 30 октября 1977 г. в Конкорде (Австралия).


[Закрыть]
Долгий путь Донского Императора Александра III кадетского корпуса

(По рассказам бывшего кадета В.С.)[223]223
  Впервые опубликовано: Военная Быль. 1972. Март. № 115.


[Закрыть]

Манифест Государя Императора об отречении от престола и о передаче власти Временному правительству прочел кадетам директор корпуса генерал-лейтенант Лазарев-Станищев. Серьезность этого акта отражалась на сумрачных лицах начальства. Никто из нас не мог себе представить, почему это случилось, но все чувствовали в событии что-то трагическое.

Вскоре после этого директор корпуса ушел в отставку, и его заменил генерал-лейтенант Чеботарев. На занятия в корпусе и на весь уклад жизни в нем революция не имела влияния – все шло как и до нее. Начальство воздерживалось комментировать события. Октябрьский переворот тоже не внес изменений в жизнь корпуса. Так подошло Рождество 1917 года, и кадеты разошлись на праздники по домам.

Настал 1918 год, и события ускорили свой бег. Застрелился атаман Каледин. Накануне прихода большевиков в Новочеркасск начальство коротко объявило, что занятий не будет в течение неопределенного времени, и корпус опустел опять.

Затем большевики вступили в город, и сразу же начались расстрелы и всякие бесчинства. Были убиты новый атаман Назаров[224]224
  Назаров Анатолий Михайлович, р. в 1876 г. Донской кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1897), академия Генштаба (1903). Генерал-майор, командир 2-й Забайкальской казачьей бригады, в октябре 1917 г. назначен командиром корпуса на Кавказском фронте, но по приказу атамана Каледина остался на Дону; с ноября 1917 г. начальник гарнизона Таганрога, с 15 декабря 1917 г. походный атаман Донского казачьего войска, с 29 января 1918 г. войсковой атаман Донского казачьего войска. Расстрелян большевиками 18 февраля 1918 г. в Новочеркасске.


[Закрыть] и его помощник, полковник Волошин[225]225
  Волошинов Евгений Андреевич. Войсковой старшина Донской артиллерии. Председатель Войскового Круга ВВД. Расстрелян 18 февраля 1918 г. в Новочеркасске.


[Закрыть]. Погиб один из героев Великой войны летчик Чукарин и множество других, главным образом офицеров, даже стариков в отставке. Среди погибших был и один кадет чужого корпуса.

Красные банды жили в длинных поездах, стоявших между мостом через реку Тузлов и Хотунком, селением в одном километре от входа в город по Петроградскому спуску.

В ночь на первый день Пасхи казачий отряд в несколько сот человек неожиданно появился со стороны Бессергеневской станицы и захватил большевиков врасплох. Мало кто ушел из них живым, и на рассвете город был в руках казаков.

На первый день Пасхи на Соборной площади был отслужен молебен. Население высыпало на улицы приветствовать освободителей. Но уже на третий день большевики подтянули такие силы из Ростова, что удержать город оказалось невозможным и он снова очутился в руках красных. Однако на этот раз из города ушло почти все мужское население и в том числе много кадет даже младших классов.

В конце апреля Новочеркасск был вторично взят казаками и оставался свободным до 1920 года. Вскоре был издан приказ, что все кадеты должны вернуться в корпус. Где только их не было: и в калмыцких степях, и вдоль железной дороги Котельниково – Зимовники, и в импровизированном Донском речном флоте! Многие из них вернулись с Георгиевскими крестами или медалями, но вернулись не все: погибли два кадета старших классов. Жизнь стала вновь входить в нормальную колею, но занятия в корпусе возобновились только осенью 1918 года.

6 декабря 1918 года был отпразднован корпусный праздник. Парад принимал атаман Краснов, а церемониальный марш по традиции открывала группа бывших кадет, среди которых был и один священник.

Форма кадет перешла на защитный цвет с такими же погонами со старым трафаретом на них. Шашки у 1-й сотни были заменены винтовками. В корпус были приняты кадеты иных корпусов, оказавшиеся на Дону. Наибольшую группу составляли среди них кадеты Одесского корпуса. Вследствие увеличения числа кадет в некоторых классах были открыты третьи отделения, а живущие в Новочеркасске стали приходящими. Воспитательский состав был также усилен группой офицеров, участников Великой войны.

В 1919 году день корпусного праздника, 6 декабря, был отпразднован традиционным способом. Парад принимал атаман Богаевский. Однако фронт неудержимо катился к югу, и уже 12 декабря корпус стал отпускать кадет на рождественские праздники, но не все могли уехать домой. Считая и живущих в городе, в корпусе осталась половина примерно кадет. 21 декабря был объявлен уход корпуса пешим порядком.

1-я сотня, примерно 50 человек, уходила отдельно, сопровождая багаж, по особому маршруту. Кадеты 2-й и 3-й сотен уходили вечером. Малыши 1-го класса оставались дома, а из 2-го класса была только небольшая группа. Узнав, что из арсенала выдают винтовки, кадеты быстро вооружились ими. Около 7 часов вечера кадеты построились на дворе. Пришло пять офицеров-воспитателей, но высшего начальства видно не было. Казалось, что идем на прогулку, но только был вечер, а не день! После проверки, не остался ли кто-нибудь в здании, колонна из ста с небольшим кадет двинулась в путь, который оказался таким далеким, как никому не могло даже и сниться!

* * *

Кадеты шли с песнями. Прохожие с любопытством останавливались, одни смотрели, казалось, с недоумением, другие махали руками на прощание. Прошли главную, Московскую улицу с гулявшими, как всегда, по тротуарам людьми. Иные останавливались и смотрели на колонну кадет. Пройдя Платовский проспект, спустились к окраине города, миновали последний уличный фонарь и вскоре вышли на полевую дорогу, идущую по равнине, поглощенной ночной тьмой. Был легкий мороз, снег хрустел под ногами. Стало известно, что идем в Старочеркасск. Строй почти не соблюдался, требовалось только не растягиваться. Привалы делались очень короткими, чтобы никто не уснул и не потерялся. Пройти предстояло около 15–20 километров.

В Старочеркасск пришли после полуночи и остановились на ночлег в известном на Дону Старочеркасском монастыре, в котором оставались всего только несколько часов. Немного поспали, отдохнули, поели и перед рассветом приготовились к походу в станицу Кагальницкую, находившуюся в расстоянии примерно в 75 километров.

Мороз и снег в степи чередовались с оттепелью с таким туманом, что не было ничего видно дальше чем на 20–30 шагов. Дорогу можно было определить только по колеям от возов. Встречные были редкостью, колонну иногда обгоняли одиночные всадники.

Вечером 24 декабря пришли в Кагальницкую, и на следующий день была дана дневка – отдых, высушивание одежды и обуви. Несмотря на почти 100-километровый поход, все были в хорошем настроении, пели песни. В помещение кадет вдруг вошла интересная дама в полушубке, с револьвером на поясе. Она что-то спросила и направилась к офицеру, сидевшему среди группы кадет. Оказалось, что это его жена, которая покинула Новочеркасск после ухода кадет и теперь догнала их. Счастливая встреча с мужем привела ее в хорошее настроение, и она присоединилась к пению. Создалась почти семейная обстановка.

Пребывание в станице Кагальницкой омрачилось приказанием разоружиться. Очевидно, начальство желало придать кадетам вид обыкновенных школьников и тем предохранить их от возможных неприятностей. Однако это приказание вызвало у кадет большое удивление: они, в возрасте 13–15 лет, показали себя во время долгого похода совсем неплохими солдатами, а часть их была уже раньше награждена Георгиевскими медалями. Кроме того, положение вообще было такое, что даже женщины вооружались! Да и форма одежды оставалась военной и после разоружения! Приказание было, конечно, исполнено, но уже в самом ближайшем будущем пришлось пожалеть об отсутствии винтовок, хотя в конце концов все кончилось благополучно.

Утром 26 декабря выступление в направлении к станции Кущевка, Владикавказской железной дороги. Расстояние примерно в 90 километров прошли в четыре перехода. На ночлег останавливались, как и раньше, в школах. Стояла оттепель, снег таял, промоченная обувь не успевала высохнуть за ночь. В последнем перед Кущевкой селении, название которого забылось, провести ночь спокойно не удалось из-за враждебного отношения населения. Спать не рекомендовалось. Безоружные кадеты патрулировали на улицах. В селении не удалось достать почти ничего, но ночь все же прошла без особых инцидентов.

29 декабря пришли в Кущевку ночью. Стояла непроглядная тьма, и только лай собак напоминал, что здесь живут люди. Улица была покрыта жидкой грязью с невидимыми под ней ямами. Попадая в них, кадеты обдавали друг друга слякотью, которая залетала и за воротники, и в карманы шинелей.

Впереди послышались голоса и ржание коней и показался свет фонаря в начале моста через реку Ею. Перед мостом было скопление людей, коней и повозок. Деревянный мост был, вероятно, очень старым: местами недоставало досок в настиле, не было и части перил. Одна из повозок застряла на мосту и остановила движение прочих повозок. Между тем через мост проходила в том же направлении, на юг, большая конная часть, как говорили – кубанская. Всадники шли гуськом, надеясь, очевидно, на инстинкт лошадей. Вереница их казалась бесконечной, и, как оказалось потом, конница шла еще и в 8 часов утра.

Колонне кадет предоставлялся выбор: или ждать в грязи до утра, или пробираться через мост одновременно с конницей, тоже гуськом, по одному-два человека. Начальство выбрало второе. Кстати, около полуночи лошади из застрявшей повозки были выпряжены и уведены, а сама повозка сброшена с моста в воду. Сбор был назначен на станции, откуда предполагалась отправка кадет уже по железной дороге.

Переход через мост продолжался до 5 часов утра, а дорогу к станции кадеты узнавали потом в здании местного правления, у входа в которое висел горевший фонарь.

На станции в теплом зале ожидания весь пол был усеян спящими людьми. Можно было думать, что среди них были и больные тифом, а потому кадетам рекомендовалось оставаться на платформе. Перед рассветом был легкий мороз, мокрые шинели подмерзли и хрустели. Вдруг откуда-то появился кипяток, и кадеты стали его расхватывать в свои грязные кружки, висевшие на поясах. Вкус воды отдавал не то паровозом, не то грязью в кружках, но кадеты пили воду, не обращая внимания на ее вкус и закусывая куском сахара.

Единственный состав, находившийся на станции, состоял из нескольких товарных вагонов, стоявших на запасном пути. Хотя вагоны и были пустыми, но до сих пор никто ими не воспользовался, так как по сведениям, полученным от станционного персонала, в них перевозили тифозных, частью уже мертвых. Выбора, однако, не было!

Кадеты принялись за работу. В виде дезинфекции выпалили внутренность вагонов соломой, затем доставили железные печки, нанесли свежей соломы и устроились в них вместе с начальством. В тот же день, 30 декабря, вагоны были прицеплены к товарному поезду, который на следующий день привез их в Екатеринодар.

В Екатеринодаре корпус встретил директор, генерал Чеботарев, и командир 3-й сотни, полковник Васильев[226]226
  Васильев Александр Иванович, р. в 1873 г. Донской кадетский корпус, Александровское военное училище (1892). Полковник. В Донской армии. Участник Степного похода, затем командир сотни Донского кадетского корпуса, отстал в Новороссийске. Генерал-майор (20 июня 1920 г.). На май 1920 г. в Югославии. В эмиграции в Югославии, заведующий хозяйством Донского кадетского корпуса, затем жил при корпусе в Горажде без должности (1926), с 1929 г. в Белграде.


[Закрыть]. Кадеты были помещены в театре, на соломе. Ни название этого театра, ни той столовой поблизости, где варился такой вкусный борщ и жарились такие же вкусные котлеты, в памяти не сохранились. Вообще же питание было очень хорошим.

Однако сразу же начались заболевания тифом. Затем корпус был перевезен по железной дороге в Новороссийск, а больные остались в Екатеринодаре. Большинство из них, выздоровев, успели присоединиться к корпусу в Новороссийске.

В Новороссийске кадеты были помещены в одноэтажной городской казарме. Здесь же в городе находилась и 1-я сотня, к тому времени очень малочисленная из-за заболеваний тифом – в ней было едва ли больше 30–35 кадет. Помещалась она где-то отдельно. Командовал ею генерал-майор Леонтьев. Его чин, понятно, не отвечал должности, но, давно уже произведенный в генералы, он не захотел расставаться с корпусом. Он пользовался общим уважением, умел обращаться с кадетами, был заботливым командиром, строгим, но справедливым, и его энергия никогда не ослабевала. Особенностью жизни в Новороссийске были нападения зеленых на город. Они грабили и убивали, а затем исчезали в горах. Эти нападения все время учащались, и к концу пребывания корпуса в городе происходили чуть ли не каждую вторую ночь. Однажды зеленые перерезали весь солдатский караул и освободили своих, взятых в плен. Это случилось неподалеку от казармы, где спали кадеты, не подозревавшие о происходившем. Гарнизон Новороссийска был небольшой, и его поддерживало военное судно, стоявшее в порту. Оно освещало прожекторами подступы к городу и обстреливало их своей артиллерией.

Кадеты 1-й сотни несли караульную службу. Позже к тому же были привлечены и другие кадеты, караулившие малые склады. Винтовки в таких случаях они получали от смененного караула, других не было.

При тревогах безоружная часть кадет выстраивалась вместе со своими офицерами на дворе казармы и стояла так до конца тревоги. Кто-то из кадет назвал в шутку этот порядок «встречей зеленых». Действительно, на это было похоже! Что могли сделать безоружные кадеты?

В Новороссийске скончались от тифа директор корпуса генерал-лейтенант Чеботарев и командир 3-й сотни полковник Васильев.

Однажды в феврале кадет посетил капитан Крэг, из британской военной миссии. Он говорил по-русски, с улыбкой обменялся с кадетами несколькими словами и, пробыв минут десять, ушел. Визит его был вскоре забыт кадетами, но не Крэгом, который с этих пор стал вершителем судьбы корпуса.

21 февраля 1920 года пронесся слух, что завтра состоится погрузка на пароход. Как начальством, так и кадетами слух был встречен с сомнением. Около трех часов утра следующего дня – очередная тревога: гул артиллерии, трескотня пулеметов и винтовок… Кадеты простояли в строю минут двадцать. Потом все утихло. Тревога будто бы запоздала, и после нападения зеленые были уже в горах. После шестинедельного пребывания в Новороссийске эта ночь оказалась последней на русской земле!

22 февраля 1920 года последовал приказ о посадке на пароход «Саратов». Прибыл новый директор корпуса генерал-лейтенант Черячукин[227]227
  Черячукин Александр Васильевич, р. 18 марта 1872 г. Из дворян ВВД, сын чиновника, казак ст. Богоявленской. Донской кадетский корпус (1890), Михайловское артиллерийское училище (1893), академия Генштаба (1899). Офицер л. – гв. 6-й Донской казачьей батареи. Генерал-майор, командир 17-го Донского казачьего полка, начальник штаба 4-й кавалерийской дивизии, командующий 2-й казачьей сводной дивизией. В Донской армии; до 12 февраля 1918 г. командующий Северо-Западным фронтом, затем скрывался в районе ст. Грушевской. С 4 мая 1918 г. снова в армии, с 5 мая по июль и в сентябре – декабре 1918 г. заместитель и атаман «Зимовой станицы» – посол на Украине, в июле – сентябре 1918 г. в Германии (член делегации с герцогом Лейхтенбергским к императору Вильгельму). В декабре 1918 г. сыграл важную роль в спасении и эвакуации в Германию нескольких сот русских офицеров. С декабря 1918-го по начало 1920 г. посол ВВД в Польше, с марта 1920 г. директор Донского кадетского корпуса до его расформирования в 1923 г., эвакуирован с корпусом в Египет. Генерал-лейтенант (30 сентября 1918 г.). В эмиграции во Франции, рабочий на заводе, к 1931 г. член объединения л. – гв. Конной артиллерии, до 1 сентября 1930 г. председатель Союза Донской артиллерии в Париже, до 1934 г. заместитель войскового атамана ВВД, к 1 января 1934 г. член Общества офицеров Генерального штаба. Умер 12 мая 1944 г. в Ницце (Франция).


[Закрыть].

На пароходе было много пассажиров, частью – раненых. Были и женщины. Кадеты были помещены в трюме, среди тюков каких-то товаров. В тот же день вечером пароход вышел в море. Куда шел «Саратов», никто не знал, но можно было думать – в Турцию. Капитан Крэг был на пароходе, но не показывался.

Первая остановка была в Константинополе, где пароход простоял на рейде несколько дней. Пронесся слух, что здесь высадят женщин. Это было против их желания, и одна из них даже бросилась вечером с борта в воду. Спасла ее надетая на ней шуба, которая удержала ее на поверхности воды, пока матросы не вытащили владелицу шубы.

По тем или иным причинам никто из женщин высажен не был. Пароход пошел дальше, в Эгейское море, и на один день остановился при острове Родос.

Кормили кадет на пароходе английскими мясными консервами, большей частью – холодными. Вместо хлеба давали куски грубого шоколада. Слитки его были размером вроде квадратного метра. При раздаче шоколад рубился топорами на полу, и при этом куски его разлетались во все стороны. Кадеты научились ловить их в воздухе. При еде шоколад неприятно хрустел на зубах, кто говорил – от сахару, а кто – от грязи на полу.

После Родоса сильно качало. Показался остров Кипр. Пароход остановился далеко от берега, простоял два дня, а затем причалил к пристани в Фамагусте. Все было приготовлено к высадке, но приказания не последовало. На пароходе кончалась питьевая вода, вместо нее в Фамагусте приняли апельсины, величиной почти с арбуз. Каждый получал потом по пол-апельсина в день. Ночью «Саратов» ушел дальше.

Появилось несколько случаев заболевания тифом. Больных поместили в отдельную каюту и оставили почти без ухода, может быть, по неимению медицинского персонала. Ухаживать за ними назначались кадеты, перенесшие тиф раньше. Вообще же многие кадеты тоже были полубольными от английской пищи, качки и недостатка сна. Среди тюков в трюме никто не мог порядком выспаться, а если кто располагался на ночлег на верхней палубе, то рано утром, при уборке палубы, его нечаянно или в шутку обливали водой. Лежать днем начальство не разрешало.

Движение парохода на юго-запад давало понять, что мы идем в Африку. Действительно, дня через два показалась земля и стал вырастать город и порт: Александрия в Египте.

* * *

Около 15 марта, после почти трехнедельного плавания, кадеты сошли на берег, неуверенно ступая по земле: все время казалось, что она качается! В Александрии кадет прежде всего отвели в карантин, как оказалось – на две недели.

В здании карантина кадетам было отведено отдельное помещение, с отдельным же двором, окруженным забором. Корпусное начальство было в другом отделении, тоже с двором, за стеной. На следующий день утром англичане раздели кадет донага, оставив каждому лишь кожаный пояс и ботинки, и увезли одежду для дезинфекции. Кадеты надели пояса на голое тело. Затем им были выданы полотенца, для маскировки, и шлемы на голову, для предохранения от лучей солнца. Одетые таким образом, кадеты провели весь день на дворе, до шести часов вечера.

День тянулся чрезвычайно долго. От нечего делать некоторые кадеты придумали особую «офицерскую форму в Африке»: тонко скручивали полотенце и надевали его через плечо, затыкая за пояс концы спереди и сзади. Получалась имитация офицерского пояса союзников. Английские повара так это и понимали и обращались к ним со словом «Офицер!» и давали в котелок хорошую порцию пищи. Вообще кормили в карантине хорошо, и кухня приезжала трижды в день.

Но «офицерская форма в Африке» долго не продолжалась. Начальство получило свою одежду очень быстро, появилось на кадетском дворе и сразу же «отменило» эту форму.

По окончании карантина кадеты были перевезены в поезде в лагерь при селении Тель-эль-Кебир, в пустыне. Жили там в палатках, спали на соломенных матрасах, положенных на песок. В лагере был все же водопровод, умывальные и уборные. Лагерь был обнесен колючей проволокой, с английским караулом у входа. Странно было то, что иногда можно было выходить из лагеря, а иногда – нет! Но в общем, идти-то было некуда!

Около лагеря проходил канал, по которому шли арабские баржи с товарами. Вода в канале была слишком грязная, и купаться в нем европейцам было запрещено (арабы купались).

В этом лагере кадеты пробыли около месяца, а потом были переведены в постоянный лагерь в Измаилии, на Суэцком канале. Этот лагерь был гораздо лучше первого. Он был расположен километрах в трех от города и в одном километре от Суэцкого канала, возле шоссе, обсаженного деревьями. К шоссе против лагеря подходило озеро, соединенное с каналом. Оно называлось «Крокодильим», но крокодилов в нем не было, и можно было ловить только рыбу. Для купания оно все же не годилось, и кадеты ходили купаться в Суэцком канале, где был и хороший пляж.

Около города был большой парк с пальмами и другой растительностью. Там росли кокосовые орехи, финики, желтые и синие, и инжир. Кадеты иногда посещали этот парк. Срывать фрукты с деревьев было запрещено, но поднимать их с земли разрешалось. Этому делу помогали иногда обезьяны. Если их раздразнить, они бомбардировали оскорбителей, бросаясь сверху кокосовыми орехами. Но кисти фиников, к сожалению, обезьяны не считали достаточно действительным оружием и их не бросали. В парке были сторожа-арабы, и у кадет иногда возникали с ними конфликты, но начальство об этом как будто бы не знало.

Спали кадеты в палатках, по три человека в каждой, места было достаточно. Англичане навезли строительного материала для постройки бараков. Одним из главных архитекторов был полковник Биркин, который знал это дело, а рабочими – кадеты. Построили бараки для столовой, для склада, классов и церкви, всего 6–7 бараков легкой тропической конструкции. Построили, конечно, и кухню с тремя стенками и крышей для защиты от дождя и ветра.

В помощь поварам ежедневно назначался наряд из кадет младших и средних классов. Другой наряд был за получением продуктов из английского склада. Провиант и одежда выдавались по нормам, установленным для английских солдат. Из оружия была только одна шашка для часового кадета у входа в лагерь. Возле караульной палатки стояло в козлах несколько винтовок, но их никогда не трогали. Сами кадеты обслуживали лагерь во всех отношениях: сами стирали свое белье и чистили лагерь.

Что касается учебного дела, то с помощью ИМКИ были собраны необходимые пособия, часть их была прислана из Парижа. Прибыло и несколько педагогов. Корпус пополнился кадетами, отставшими от него по болезни и оказавшимися на островах Архипелага. Появился также и 1-й класс из малышей-пансионеров, эвакуированных из Новочеркасска своим путем. Учение шло почти нормально.

Летом во время жары занятий не было, и кадеты проводили дни в воде Суэцкого канала. Для развлечения устроили футбольное поле.

Это приветствовалось англичанами, и каждую неделю приходили английские солдаты играть с кадетами. Эти игры нередко кончались ранениями, а иногда и переломом костей. Позже начали приходить арабы, индусы, малайцы и греки. Греков всегда сопровождал автомобиль с Красным Крестом, который никогда не уходил после игры пустым.

Генерал Черячукин владел английским и французским языками и потому приобрел обширное знакомство. В Каире он представился Главнокомандующему британской армией в Египте генералу Конгриффу, в Измаилии англичане приглашали его на свои праздники и маневры.

На Пасху 1921 года состоялась экскурсия группы кадет в Иерусалим и по святым местам. Предполагалась и театральная постановка на русском языке, которая, однако, не состоялась из-за происходивших между евреями и арабами столкновений, во время которых арабы выбили окна в театре и повредили провода электрического освещения.

В конце 1921 года была другая экскурсия, когда 40 кадет отправились в Каир. Там кадеты были помещены в казармах британского полка, блиставших чистотой. Англичане на этот счет были строги! Кадеты увидели пирамиды, сфинкса, побывали в Историческом музее с мумиями фараонов под стеклом и пр. Некоторые из мумий сохранились очень хорошо, но лица их были черны как уголь.

На второй день пребывания кадет в Каире программа была нарушена беспорядками. В городе было введено военное положение, и выход на улицу был воспрещен. Кадеты провели весь день на балконе внутри казарм и были свидетелями любопытного зрелища: на двор въезжали грузовые машины с арестованными арабами. На дворе их наказывали, а затем выгоняли за ворота пинками ног. Дело было организовано и шло быстро, как при футбольной игре, только вместо мяча были арабы. Через несколько минут на дворе не оставалось ни одного араба, и «игроки», английские солдаты, гуляли по двору, насвистывая любимые мотивы, другие закуривали трубки, а некурящие жевали резину, ожидая следующей партии арабов. Через два дня все утихло.

Кадеты успели осмотреть роскошный старый дворец с бассейнами и фонтанами и богато украшенную внутри главную мечеть, после чего вернулись в Измаилию.

В кадетском лагере, кроме канцелярии корпуса, была и канцелярия капитана Крэга, значения которой кадеты не понимали. Им казалось, что все исходит от директора корпуса, а Крэг вообще лишний.

Крэг не был офицером в полном смысле этого слова. Было известно, что он иногда выступает в Египте в качестве священника, то есть, иными словами, он был «капитаном духовной службы» – такая категория офицеров имеется в западных армиях. В лагере его видели то в военной форме, то в штатском платье. Во внутренние дела корпуса он не вмешивался, – они принадлежали директору, – но судьба корпуса зависела не от директора, а от тех директив, которые получал Крэг от своего начальства. Таким образом, он был как бы «комиссаром» корпуса. В его канцелярии у него были помощники: лейтенант и сержант. С этим последним кадетам пришлось однажды познакомиться.

Дело было такое: сержант напился пьян и уснул в своей палатке при зажженной свечке. Палатка загорелась, но кадеты вытащили сержанта из огня, как и ящик с патронами, стоявший у него под кроватью. Прочее, включая самую палатку, сгорело.

* * *

Капитан Крэг вдруг исчез из лагеря так надолго, что кадеты считали, что он больше не вернется. Но в начале 1922 года он вернулся и привез директору корпуса предписание из Лондона о передвижении и расформировании корпуса. Генерал Черячукин ответил, что, пока он не получит приказания, адресованного ему лично, корпус не сдвинется с места. Крэг убеждал его, что это дело уже решенное, что не стоит упорствовать и терять время, но генерал стоял на своем. Крэг просил его начать хотя бы запись желающих ехать в Англию, но генерал отказал ему и в этом и начал наводить справки.

Он обратился к атаману Богаевскому и к генералу Конгриффу. Оба ответили сначала, что им ничего не известно, что они запросят Лондон, а пока, мол, ждите! Затем спустя некоторое время оба подтвердили правильность сообщения капитана Крэга.

Убедившись, что ждать больше нечего, генерал Черячукин собрал кадет и сказал им о случившемся, подчеркнув, что «нигде не нашел поддержки против махинаций темных сил». Итак, с корпусом было покончено, и кадеты должны были распылиться по разным странам.

Только после этого была назначена запись желающих ехать в Англию, но таковых не нашлось. Запись в Соединенные Штаты, куда было намечено отправить до 200 кадет, постигла та же участь. Тогда капитан Крэг заявил, что квота в Соединенные Штаты обязательна, и составил список сам, начав с 1-го класса, полностью, до двух третей 5-го. Остальных он распределил по гимназиям европейских государств.

В начале весны 1922 года лагерь в Измаилии опустел. Кадеты были перевезены по железной дороге в Александрию и погружены на пароход «Оксфорд». Во время плавания кадеты собирались на верхней палубе и пели песни. Иногда к ним подходил и директор, но уже не было никаких командиров, приказов, строя и т. д. Эти несколько дней кадеты жили как одна большая семья.

«Оксфорд» остановился в Константинополе, на Босфоре, против американской концессии с большим парком. Здесь должна была высадиться американская группа кадет, которую небольшими группами стали перевозить на берег. Но собрать всех назначенных в Америку не удалось. Капитан Крэг обратился к генералу Черячукину с просьбой воздействовать на кадет, но Черячукин отказался. Крэг ответил на нежелание высаживаться тем, что прекратил выдачу пищи упорствующим. Однако это не помогло, так как кадеты делились с ними получаемой пищей.

Тогда Крэг объявил, что пароход не сдвинется с места, пока все назначенные в Соединенные Штаты не высадятся. Это не помогло! Пароход простоял два дня, и тогда Крэг сказал, что задерживать пароход дольше он не имеет права и потому должен прибегнуть к силе. Пришлось подчиниться.

На следующий день на палубе появились матросы. Одни стояли у сходней и проверяли кадет по списку, другие патрулировали на палубе. Этим и закончилась высадка самой большой группы, и в тот же день пароход увез остальные группы. Крэга на палубе уже не было, его миссию приняла на себя Лига Наций.

Часть кадет сошла на берег в Бургасе. Последняя остановка была в Варне. Из Варны часть кадет уехала в Шумен, а другие остались в Варне ожидать отправки в Чехословакию. Ждать пришлось шесть месяцев! Представитель Лиги Наций, г-н Коллинс, несколько раз обещал, что отправка состоится вскоре, даже на следующей неделе, но дни проходили, а отъезд все откладывался. Причины так и остались кадетам неизвестными.

Предполагая, очевидно, что кадеты в Варне не задержатся, болгарские власти поместили их в землянках около кладбища, где жили когда-то пленные, а весной, когда потеплело, разрешили жить в привезенных кадетами из Измаилии палатках. Первое время у этого малого лагеря стоял жандармский пост, который не позволял кадетам ходить в город. Поставлен был и столб с надписью по-болгарски: «Стой! Здесь – заразные болезни!» (которых, однако, не было). Кормили кадет супами и кашей отвратительного вкуса, утром давали чай с привкусом немытых котлов. Кадеты спали в палатках на земле, подложив под себя одеяло. Когда наступил октябрь, похолодало и начались дожди. Чтобы вода не попадала в палатку, нужно было ее постоянно окапывать. Имя г-на Коллинса вспоминалось все чаще и чаще, сопровождаемое различными эпитетами.

Генерал Черячукин и несколько офицеров тоже высадились в Варне и жили в палатках, но вне лагеря кадет. В своем лагере кадеты оставались без начальства, если не считать мистера Коллинса, который иногда приходил к кадетам и разговаривал с ними.

Наконец, в середине октября 1922 года кадеты уже сидели в поезде. Не хотелось даже верить, что мы едем! Но – поехали! Начальником эшелона был один из наших офицеров, молодой поручик.

Поезд шел по маршруту София – Белград – Будапешт – Братислава– Брно – Чешская Тржебова. Здесь мы провели ночь на вокзале. От недельного сидения в вагоне 3-го класса болели кости. Затем утренний поезд отвез нас в Моравскую Тржебову.

Первые две недели мы провели в карантине, в очень хороших условиях, а затем нас определили в тамошнюю русскую гимназию. Почти трехлетний путь окончился для нашей группы как нельзя лучше, и все пережитое стало казаться сном!