Текст книги "Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг."

Однако с переездом Самарской части в Москву пришлось подождать: начальник ГАУ А.А. Маниковский доложил Э.М. Склянскому и М.С. Кедрову о готовности переезда управления к 13 мая, попросив, однако, назначить время отъезда «не ранее того, как будут подысканы и закреплены в Москве как помещение для ГАУ, так и квартиры для всех его чинов, уже достаточно настрадавшихся при первом переезде и цыганском скитании [в] Самаре»[715]715
  О последствиях первого переезда вспоминал впоследствии помощник Управляющего Военным министерством – Управляющий делами Наркомвоена Н.М. Потапов: коллегия Наркомвоена получила «телеграфное сообщение из Самары о том, что эвакуированное туда из Петрограда Главное артиллерийского управление ликвидировано местным исполкомом с целью «устранить параллелизм» в работе этого управления с местным «военным отделом» исполкома» (Потапов, Н.М. Записки о первых шагах советского военного строительства // ВИЖ. 1968. № 1. С. 65).


[Закрыть]. Маниковский добавил, что перед вторичным переездом необходимо также свести к минимуму вред, который этот переезд вызовет – в том числе «закончить… дела» непосредственно в Самаре. Схема переезда ГАУ в Москву была принята на заседании совета ГАУ 26 апреля – эвакуация должна была проходить в два этапа: 10 мая в Москву прибывали «члены совета ГАУ и лица, необходимые для ближайшей работы [в] Москве», 13 мая или позднее – самарское ГАУ с председателем управления[716]716
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 153. Л. 61. Телеграмма А.А. Маниковского в «Дом военного министра» с требованием экстренного выделения средств (250 тыс. руб.) на переезд ГАУ из Самары в Москву от 4 апреля 1918 г. № 421.


[Закрыть]…

Телеграмма председателя Петроградского отдела [ГАУ], бывшего секретаря коллегии Наркомвоена И.Ф. Ильина-Женевского и врид начальника ГАУ Нечволодова, отправленная 30 мая по нескольким адресам (Подвойскому, члену Центральной коллегии по разгрузке и эвакуации Петрограда М.К. Владимирову, Троцкому, Мехоношину, Склянскому, совету ГАУ), что свидетельствует о важности вопроса и крайней сложности его решения: «ГАУ должно эвакуироваться в Москву согласно предписания. Все усилия получения подвижного состава безрезультатны. Просили содействия Московского совета [депутатов] ГАУ, согласно чему получена телеграмма… [с] подтверждением предоставления ГАУ надлежащего подвижного состава. Однако Центроколлегия[717]717
  Имеется в виду Цемежком.


[Закрыть] настаивает [на] своем, требуя непосредственного распоряжения Совнаркома через Всероссийскую эвакуационную комиссию. Значительная часть отделений ГАУ сложилась, упаковалась [с] готовностью ехать первым эшелоном. Работа нарушена, положение критическое. Положение критическое[718]718
  Здесь и далее в документе курсивом выделены слова, подчеркнутые Э.М. Склянским.


[Закрыть], необходимы срочные меры для полной эвакуации ГАУ, кроме Артмузея. Требуется 45 классных, 60 товарных и 15 платформ, срок подачи каковых и разбивка на эшелоны должны быть предоставлены самому ГАУ в соответствие с планом эвакуации и пользой дела». Э.М. Склянский 2 июня наложил на документе резолюцию: «Запросить А.А. Маниковского о необходимой сейчас [для] эвакуации»[719]719
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 177. Л. 21–22. Телеграмма № 23276.


[Закрыть]. Вопрос был решен только в первой декаде июня 1918 года[720]720
  Там же. Л. 24–25, 28 и след.


[Закрыть].

Сложность переезда ГАУ заключалась также в дезорганизованном решении вопроса о помещениях в Москве. Первоначально (20 мая) для нужд отдела складов управления были заняты два этажа дома № 11/13 по М. Спасскому переулку (помещение фирмы «Альшванг»), но вследствие распоряжения К.А. Мехоношина здание временно отобрали (на основании приказа Э.М. Склянского от 19 марта оно было вторично занято, однако даже временный перерыв не мог не внести дезорганизацию в работу управления)[721]721
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 178. Л. 9. Служебная записка Совета ГАУ Э.М. Склянскому с уведомлением о вторичном занятии зданий Малого Спасского переулка от 21 марта 1918 г.; Л. 10. Доклад Ремезова председателю Совета ГАУ Косякову о занятии дома от 20 мая 1918 г.


[Закрыть].

О сложностях переезда ГАУ свидетельствует также служебная записка председателя совета ГАУ Колкова от 23 мая 1918 года. В этот день распоряжением М.С. Кедрова для ГАУ был отведен особняк Тарасова в Медвежьем переулке. Однако ввиду того, что с 23 апреля по 18 мая здание ГАУ не занималось, все тот же Кедров передал особняк ликвидационной комиссии по расчетам с рабочими. 23 мая Колков и вовсе жаловался: «В настоящее время, когда ГАУ начинает уже (курсив мой. – С.В.) прибывать в Москву, когда поэтому надобность в помещении является насущной, в дом этот въехало, не получив на то разрешение ГАУ, учетно-контрольное отделение ВХС». Председатель совета ГАУ уведомлял о невозможности нормальной постановки работ управления в Москве при таком отобрании помещений. В заключение записки о нуждах ГАУ: «из 1 300 кв[адратных] саж[ень], необходимых управлению (расчету 2 саж[ень] на человека), мы получили до сих пор только 230 саж[ень]» – т. е. дом «Альшванг»[722]722
  Там же. Д. 187. Л. 71.


[Закрыть].

Дальнейшие перипетии с помещениями для ГАУ кратко, но емко описаны в докладной записке А.А. Маниковского Л.Д. Троцкому, составленной на основании запроса наркома от 11 июля. Так как «в продолжение долгого времени» бывшее помещение фирмы «Альшванг» не было использовано, Президиум Моссовета передал его профсоюзу «Игла», что Маниковский счел нормальным вследствие жилищного кризиса.

18 июня административный отдел ГАУ обратился в Земельно-жилищный отдел Моссовета с просьбой предоставить помещение Народного клуба при ресторане «Саратов» в свое распоряжение для устройства столовой для служащих (т. е. «для надобностей, посторонних ГАУ»). Хотя здание предполагали передать находящемуся «в очень дурных условиях» Центральному адресному столу, ходатайство было удовлетворено, однако полмесяца (до середины июля 1918 г.) за ордером на занятие помещения никто не явился, результатом чего стала передача здания Отделу военного контроля Московского окружного комиссариата[723]723
  Так в документе. Очевидно, имеется в виду отделение военного контроля Оперативного отдела Наркомвоена.


[Закрыть].

Наконец 1 июля от члена коллегии Наркомвоена И.И. Юренева поступило заявление о необходимости предоставить для Главного управления снабжений и ГАУ 4-го подъезда дома № 6 по Сретенскому бульвару. Агенты земельно-жилищного отдела немедленно реквизировали здание, состоящее из нескольких десятков комнат, и передали ГАУ ордер на его занятие[724]724
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 178. Л. 14–14 об. Докладная записка А.А. Маниковского Л.Д. Троцкому от 15 июля 1918 г. (датируется по штампу входящей регистрации).


[Закрыть].

В качестве иллюстрации торможения работы ГАУ можно привести служебную записку технической части управления Э.М. Склянскому, в которой говорится о совещании с центральными военными учреждениями по вопросу об организации артиллерии, которое было запланировано на март 1918 года, однако еще не состоялось в августе месяце[725]725
  Там же. Д. 170. Л. 99–99 об. Записка от 22 августа 1918 г. № 35824.


[Закрыть].

Казалось бы, наладить работу управления можно было и в Самаре. Однако имеются свидетельства, что на деле все было сложнее.

В начале мая 1918 года состоялось совещание руководства ГАУ при участии наркома по военным делам. На совещании Л.Д. Троцкий предложил ввести сдельную оплату труда сотрудников; согласился с предложением делегата от Управления по ремонтированию армии организовать реквизицию лошадей на местах для нужд военного ведомства. Однако основным решением совещания стало поручение ГАУ составить общий план снабжения армии артиллерийским имуществом и организации запасных складов. Для этого управление должно было организовать сбор сведений на местах об имеющемся артимуществе и организации запасов и передачу полученных сведений в Наркомвоен для принятия соответствующих мер[726]726
  Там же. Д. 123. Л. 199–200.


[Закрыть]. 19 мая Наркомвоен запросил ГАУ о ходе выполнения принятых совещанием решений. Управление ответило: работа в этом направлении проводится, однако тормозится тем, что «соответствующие отделы ГАУ до сих пор не прибыли из Петрограда и Самары за недостаточным подвижным железнодорожным составом»[727]727
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 123. Л. 245–245 об. Рапорт отдела по заведованию артиллерийскими складами ГАУ в Наркомвоене о ходе сбора на местах информации о состоянии артиллерийских складов; составления схемы артиллерийских мастерских.


[Закрыть].

Мытарства ГАУ не закончились и после переезда: управление разместили в квартирах, где работали «постоянно… до 600 человек служащих». В такой обстановке (заявил комиссар ГАУ Б.М. Вильковысский Московскому окружному квартирному управлению) было «абсолютно» невозможно работать. Вильковысский пояснил: «В подъезде № 4 этого дома (Сретенский бульвар, 6. – С.В.), где все квартиры занимает Главное артиллерийское управление, кв[артира] № 39 занята германской подданной Брандес; такое сожительство, конечно, недопустимо, а потому прошу Вашего содействия немедленно выселить упомянутую Брандес»[728]728
  РГВА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1. Л. 35. Отношение Б.М. Вильковыского Московскому ОКУ от 27 июля 1918 г.


[Закрыть]. В здании на Сретенском, 6 располагалось Набилковское коммерческое училище, и, когда 15 августа в нем начались занятия, естественно, появились дополнительные сложности у служащих ГАУ[729]729
  Там же. Л. 46. Отношение Б.М. Вильковыского Н.И. Муралову от 30 июля 1918 г.


[Закрыть].

Надолго затянулась и эвакуация Главного военно-инженерного управления, вернувшегося из Самары осенью 1918 года[730]730
  Там же. Д. 178. Л. 27. Телеграмма Оперод Наркомвоена Э.М. Склянскому, А.А. Маниковскому и В.И. Ленину от 24 августа 1918 г.


[Закрыть].

Исключением стало ГУ КД, что было связано с малочисленностью его служащих (5 инженеров из 16 человек наличного состава) – управление прибыло в Москву к 20 марта «почти в полном составе»[731]731
  Там же. Ф. 1. Оп 1. Д. 177. Л. 3. Отношение М.С. Кедрова председателю коллегии ГКУ Янсону от 20 марта 1918 г.


[Закрыть].

Уже 27 марта о своем прибытии в Москву с центральными управлениями военно-воздушного флота и морской авиацией донесла Коллегия по управлению Рабоче-Крестьянским воздушным флотом (управления разместили в помещении ресторана «Яр» – Петроградское шоссе, дом № 42 – ныне Ленинградский проспект, 32/2, помещение театра «Ромэн»)[732]732
  Там же. Оп. 2. Д. 214. Л. 48. Телеграмма председателя Коллегии по управлению воздушным флотом П.С. Дубенского в Наркомвоен, Наркоммор, Демоб, Высший военный совет, Комиссариат по эвакуации, Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии от 27 марта 1918 г.


[Закрыть].

2 апреля начальник ГУ КД Б.С. Лапшин направил телеграмму в Наркомвоен по вопросу о размещении «архива расформированных частей». Лапшин сообщил о возможности размещения архива в зданиях артиллерийских казарм… Нижнего Новгорода![733]733
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 153. Л. 42.


[Закрыть]

Настоящей «опереттой» стал переезд в Москву Совета по управлению всеми броневыми силами РСФСР (Центробронь). 20 мая Центробронь направила во ВЦИК Советов настоятельные требования об устранении «всех препятствий, создаваемых в работе вышеназванного совета», в числе которых на первом месте отсутствие помещений, «страшно» задерживавшее «развертывание деятельности управления во всем масштабе»[734]734
  Там же. Д. 218. Л. 220–220 об. Служебная записка Центроброни во ВЦИК от 20 мая 1918 г.


[Закрыть]. При этом Центробронь решала проблемы не только путем переписки с руководством Наркомвоена. Информацию о переезде управления дает доклад комиссара Главного управления по делам личного состава (Гулисо) Наркомата по морским делам о задержке переезда управления в Москву[735]735
  Там же Д. 123. Л. 188–189 об.


[Закрыть]. 23 мая комиссар Гулисо, приехав в Москву для закрепления выделенного служащим его управления здания, стал свидетелем захвата помещения Центробронью. Последняя предъявила «вместо реквизиционного мандата – броневой автомобиль». На следующий день неудовлетворенный «аргументами» своих оппонентов комиссар Гулисо обратился с заявлением к заведующему расквартированием войск в Москве Акопову и командующему МВО Н.И. Муралову. Выяснилось: первое – захват был осуществлен Центробронью самочинно, второе – это была реквизиция таким «убедительным» способом уже пятого помещения (в распоряжении Центроброни находилось несколько броневиков, которыми, сообщил комиссару Гулисо Муралов, была «терроризирована вся Москва»). Тогда комиссар Гулисо обратился к Л.Д. Троцкому. Нарком предписал Муралову «немедленно выселить команду Центроброни из захваченного ими помещения»; на вопрос, заданный в штабе МВО, «будет ли это приказание исполнено», был получен ответ: штаб точно не знает и возможен бой с командой Центроброни в случае ее отказа выполнить распоряжение Троцкого[736]736
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 123. Л. 188 об.


[Закрыть].

Во избежание возможного кровопролития комиссар Гулисо обратился к комиссару Центроброни, но тот грубо с ним обошелся, сославшись на разрешение К.А. Мехоношина. После переговоров с последним военком Гулисо дал отсрочку на выезд Центроброни до 1 июня 1918 года. Несмотря на распоряжения Л.Д. Троцкого и К.А. Мехоношина об освобождении Центробронью к 1 июня 1918 года захваченного помещения, ввоз мебели в здание продолжался. Когда срок истек, комиссар Центроброни по-хамски заявил явившемуся за разъяснениями коллеге: «никаких предписаний и распоряжений они не получили и уехать не собираются»[737]737
  Там же. Л. 188 об – 189.


[Закрыть].

Тогда, не находя удобным повторно обращаться к Троцкому и Мехоношину, комиссар Гулисо направил свое заявление коллегии Морского комиссариата. Однако документ попал к Троцкому (очевидно, как наркому и по морским делам), который тут же распорядился «Вызвать т. Блина (Центробронь) для объяснений»[738]738
  Там же. Л. 189 об.


[Закрыть]…

Сложности вызывали и «инициативы» частных лиц. Так, например, военный комиссар Московского района И.А. Ананьин 19 июля 1918 года просил начальника штаба Высшего военного совета генерал-майора Н.И. Раттэля оказать содействие в выселении из 2-го этажа (более 8 комнат), предоставленного штабу 6 июня, дома бывшего Гренадерского корпуса секретаря редакции «Известий Наркомвоен» М.А. Соколова для размещения на этаже «военно-регистрационного отделения и штаба воздушной обороны г. Москвы». Раттель немедленно распорядился «срочно написать» начальству газеты[739]739
  Там же. Ф. 3. Оп. 1. Д. 42. Л. 2–2 об.


[Закрыть].

Эвакуация учреждений Наркомвоена активно сказывалась даже осенью 1918 года. В сентябре Э.М. Склянский поручил военному комиссариату Петроградской трудовой коммуны получить для Главного военно-хозяйственного управления (ГВХУ) по описям необходимое управлению канцелярское имущество. Склянский писал, что эвакуированные в марте 1918 года из Петрограда центральные управления Наркомвоена были «поставлены в очень тяжелое положение невозможностью найти в Москве достаточное количество необходимой канцелярской обстановки, каковую в свое время не было возможности вывезти из Петрограда ввиду общих условий эвакуации и недостатка подвижного состава», но «в настоящее время эти обстоятельства перестали служить препятствием». Более того – ГВХУ за время с марта по сентябрь 1918 года неоднократно пыталось перевезти на новое место необходимое имущество, но все усилия управления были бесполезны. Так как, несмотря на резолюцию Президиума Центрального совета, в выдаче обстановки командируемым управлением служащим отказывал 2-й районный совет Петроградской трудовой коммуны[740]740
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 277. Л. 10–10 об. Распоряжение Наркомвоена военкомату Петроградской трудовой коммуны от 25 сентября 1918 г.


[Закрыть].

А неотработанность вопросов снабжения центральных органов Наркомвоена на новом месте вылилась в то, что в конце сентября – начале октября 1918 года понадобилось созывать экстренное совещание по обеспечению размещенных в Москве управлений Наркомвоена… дровами. Присутствовавший на совещании представитель «Союза государственных и общественных учреждений г. Москвы по снабжению топливом» заявил о невозможности решения вопроса без финансовой и административной помощи «центральной и военной властей». Выяснилось, что шаги к установлению точной потребности управлений Наркомвоена в дровах до этого не предпринимались[741]741
  Там же. Д. 178. Л. 71–71 об. Докладная записка Московского военного окружного комиссариата Э.М. Склянскому от 3 октября 1918 г.


[Закрыть].

17 ноября 1918 года председателю Высшей военной инспекции Н.И. Подвойскому отошла телеграмма начальника Всероссийского главного штаба с просьбой «оказать могучую поддержку и настоять на немедленном выводе частей Московского городского комиссариата по военным делам из здания Александровского военного училища и прежде всего в течение этой недели тех частей, кои занимают помещение в главном корпусе». Здание по утвержденному Наркомвоеном плану должно было быть передано Всероглавштабу. Дело в том, что ВГШ был «разбросан по всей Москве, что при отсутствие средств связи и дальности расстояния крайне затрудняет его работу»[742]742
  Там же. Ф. 11. Оп. 1. Д. 78. Л. 329–329 об.


[Закрыть]. 22 декабря Н.И. Раттель уточнил, что составляющие ВГШ управления были разбросаны по всей Москве, а именно – Новая и Старая Басманная, Большая Молчановка 20, Арбат 35 и 37 (ныне там находится «Дом актера»), Антипьевский 6, Штатный пер. 26, Гранатный пер. 7, Воронцево поле 6, Хлебный пер. 15, Садовая 6, Земляной вал 26. Раттель констатировал, что при «слабом наличии средств связи… такая разбросанность» тоже очень влияет «на срочность работ»[743]743
  РГВА. Ф. 11. Оп. 1. Д. 78. Л. 695.


[Закрыть].

Переезд в Москву поставил перед Наркомвоеном и ряд кадровых вопросов: служащие комиссариата при переезде оставляли в Петрограде свои семьи и, что естественно, отвлекались от работы раздумьями об участи оставленных в Петрограде родственников. Наркомат организовал постепенный вывоз семей своих сотрудников[744]744
  В фонде Управления делами Наркомвоен отложилось множество ходатайств служащих Наркомвоена об организации переезда в Москву их семей, а также выданные наркоматом мандаты с соответствующими полномочиями. См. напр.: РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 153; Д. 480. Л. 24, 50 и мн. др.


[Закрыть], о котором договорилось руководство военного ведомства[745]745
  Там же. Д. 187. Л. 67. По всей видимости, копия доклада Э.М. Склянскому об отношении Н.И. Подвойского.
  Правда, и здесь не обошлось без накладок. Член коллегии Наркомвоена М.С. Кедров в середине мая 1918 г. разрешил выдавать служащим, обслуживающих ВХС учреждений, отправляющимся в кратковременный отпуск в Петроград для ликвидации своих дел и перевозки семей Москву, «предложение литера А с тем, чтобы лицами, воспользовавшимися документами, были возмещены из собственности расходы казны, вызванные этой льготой». Об этом решении Кедров уведомил Склянского. Последний «не разрешил пользоваться платными литера А».


[Закрыть].

Таким образом, обстоятельства переезда Наркомвоена в Москву вносили дезорганизацию в работу его управлений, оказавшихся рассеянными по Москве. Эффективность деятельности управлений резко снизилась на срок от 3 до 9 месяцев – в зависимости от обстоятельств переезда.

К тому же, как отметили составители[746]746
  Предположительно справка о работе Наркомвоена составлена генштабистом В.В. Самуйловым.


[Закрыть] «Юбилейной оценки деятельности Народного комиссариата по военным делам», при переезде в Москву «отдельные вопросы жизни выдвигались ежеминутно и не хотели, и не могли ждать общего планомерного разрешения; необходимость заставляла регулировать частные вопросы особыми отдельными распоряжениями, что отражалось весьма благополучно на общих результатах работы»[747]747
  РГВА. Ф. 33988. Оп. 1. Д. 2. Л. 12.


[Закрыть]. Управления и их служащие были вынуждены налаживать быт, отвлекаясь от своей непосредственной работы.

Была нарушена нормальная деятельность Наркомвоена. Эвакуация проходила весной 1918 года, однако ликвидировать ее негативные проявления пришлось фактически до конца осени. На качестве работы наркомата отрицательно отразился отказ от переезда части кадровых служащих, что связывалось с «квартирным вопросом» – трудностями расселения многотысячной массы госслужащих в неприспособленной тогда для этого Москве. Согласившиеся на переезд служащие оставляли в Петрограде свои семьи и, естественно, отвлекались от работы раздумьями об участи родственников (Наркомвоен, впрочем, организовал постепенный вывоз семей своих сотрудников). Да и сами управления разместить было нелегко – они оказались рассеянными по Москве и даже (например, ГАУ[748]748
  Потапов Н.М. Записки о первых шагах советского военного строительства. С. 65.


[Закрыть]) по Подмосковью. Кроме того, эвакуация наркомата стала настоящим кошмаром для многих жителей новой столицы и во многом изменила облик «первопрестольной».

Глава 2
«Строго централизованный аппарат»: Наркомвоен после эвакуации в Москву

Как заметил исследователь Марк фон Хаген, советская политическая система зиждилась на четырех ключевых политических институтах: большевистской партии, бюрократическом аппарате, «тайной полиции» (органах ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД) и Красной Армии[749]749
  Hagen M. Soldiers in the Proletarian Dictatorship. N. Jork, 1990. Р. 4.


[Закрыть]. Летом 1918 года, когда партия меньше года удерживала власть в своих руках и только в июле избавилась от своих временных «попутчиков» – левых эсеров, ВЧК делала свои первые шаги, а многотысячная масса государственных служащих еще занималась поиском квартир в Москве, армия и более чем двухтысячный центральный военный аппарат, во главе которого стоял с марта 1918 года Лев Троцкий, занимали крайне важное место.

22 апреля на заседании ВЦИК Лев Троцкий подчеркнул необходимость создания профессиональной, а «не дилетантской, не импровизированной» армии – с привлечением «всех ценных» военных специалистов, возложением на них ответственности и поручением им организационной, по его выражению – «главной» работы[750]750
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1520. Л. 148. Троцкий заявил, что среди старых военных специалистов он «нашел гораздо больше ценных элементов, чем это предполагалось…Они говорили о воссоздании армии и таким языком, каким мы, представители Советского режима, слушали как язык подлинных представителей демократической революционной страны».


[Закрыть] (в плане кадров Троцкий был прагматиком). Троцкий назвал ближайшей задачей Наркомвоена реорганизацию «военного аппарата прошлого, дезорганизованного, расстроенного, не могущественного по количеству лиц, ценностей, которые он обнимает». Этот аппарат предполагалось учесть, организовать и приспособить к той армии, которую мы сейчас хотим формировать»[751]751
  Троцкий Л.Д. КВР. Т. 1. С. 100.


[Закрыть] (т. е. массовой регулярной).

Принципы построения армии на основе всеобщей воинской повинности после разгрома левых эсеров утвердил в июле 1918 году V Всероссийский Съезд Советов[752]752
  Там же. С. 317–318.


[Закрыть]. Троцкий определил армию как «строго централизованный аппарат, тесно связанный нитями со своим центром», и указал на необходимость установления строгой субординации и стройной системы местных военных органов[753]753
  Троцкий Л.Д. КВР. Т. 1. С. 307.


[Закрыть].

К середине января 1918 года сложилась следующая структура наркомата по военным делам. Наркомат возглавлял пленум коллегии Наркомвоена, которому напрямую подчинялись Особое совещание по обороне государства, Ставка Верховного Главнокомандующего и Штаб Всероссийской коллегии по организации РККА. «Узкий» состав коллегии Наркомвоена руководил напрямую сметно-финансовой частью и секретариатом, посредством Управления делами Наркомвоена – центральными (Управление по ремонтированию армии – УРА, ВУА) и главными (Управление военно-воздушного флота – УВВФ, Главное интендантское управление – ГИУ, Главное артиллерийское управление – ГАУ, Главное военно-техническое управление – ГВТУ, Главное военно-санитарное управление – ГВСанУ, Главное управление по квартирному довольствию – ГУ КД, Главное управление по заграничному снабжению войск – ГУ ЗС, Главное управление военно-учебных заведений – ГУ ВУЗ, Главное управление Генерального штаба – ГУ ГШ) управлениями военного ведомства, Главным штабом и Канцелярией Военного министерства. Отдельные члены коллегии Наркомвоена руководили: отделами по демобилизации армии и артиллерийским, Управлением Главного комиссариата ВУЗ и Редакцией печатного органа Наркомвоена[754]754
  Крушельницкий А.В. Указ. дис. С. 208.


[Закрыть].

4 марта Ставка Главковерха, как мы уже установили, прекратила свое существование. В результате подрывной деятельности Подвойского сотоварищи от центрального военного аппарата осталась совокупность структур, которые никак не могли обеспечить строительство Красной Армии. В условиях переезда Наркомвоена в Москву и развернулось под руководством созданного 3 марта 1918 года Высшего военного совета строительство центрального военного аппарата.

17 марта 1918 года утвердили первый штат Высшего военного совета: военный руководитель; его помощник (со штатом состоящих при них порученцев и лиц административно-технического состава); генерал-квартирмейстер при Высшем военном совете (с двумя помощниками по оперативной части и двумя – по разведке, начальником связи, заведующим иностранными миссиями и топографом); начальник военных сообщений; полевой инспектор артиллерии; полевой инженер при Высшем военном совете; полевой интендант при Высшем военном совете; инспектор санитарной части при Высшем военном совете; отдел по формированию; Канцелярия при Высшем военном совете[755]755
  Зайончковский В.А. Краткая справка о структуре Высшего военного совета. Рукописный экз. (хранится в отделе публикации архивных документов РГВА).


[Закрыть].

19 марта ВЦИК уточнил компетенцию Высшего военного совета и внес изменения в его персональный состав. Высший военный совет был поставлен «во главе дела обороны страны»: по замыслу создателей, он должен был стать координирующим и контрольным центром военного и морского ведомств, ведающим кадровой политикой военного ведомства (Высший военный совет должен был «осуществлять систематические собирание всех сведений о военных…, пригодных на должности высшего военного командования»)[756]756
  Постановление о Высшем военном совете. 19 марта 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. 2. С. 569–570.


[Закрыть]. Структура Высшего военного совета сложилась в мае – июле 1918 года. Рабочий аппарат его получил наименование Штаб Высшего военного совета[757]757
  См. подр.: РГВА. Ф. 33221. Оп. 2. Д. 175. Л. 12; Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 359 и след.


[Закрыть].

20 марта 1918 года для координации работы главных довольствующих управлений в аппарате Наркомвоена учредили Военно-хозяйственный совет (ВХС), возглавленный широкой коллегией. В ее состав включались представители всех центральных и главных «довольствующих» управлений (начальники и заведующие отделами этих управлений), а также специалисты по различным отраслям военного дела и «лица по особому приглашению». Для рассмотрения вопросов, затрагивавших интересы иных ведомств РСФСР, предусматривалось межведомственное совещание при ВХС. Местные органы при ВХС предстояло сформировать в лице окружных «военно-хозяйственных совещаний»[758]758
  На их формирование обращались местные реквизиционно-оценочные комиссии упраздняемого Особого совещания по обороне государства.


[Закрыть], а центральный аппарат – в составе управления делами и юрисконсультского отдела и трех управлений (законодательно-финансового, хозяйственно-технического, демобилизационно-экономического). На формирование аппарата ВХС участвовали окончательно упраздняемые с 20 марта 1918 года органы Военного совета, Комиссариат по демобилизации (Демоб), Канцелярия Военного министерства, а также Управление делами и комиссии Особого совещания по обороне государства[759]759
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 72 с об—73. Пр. Наркомвоена № 223.


[Закрыть]. Под руководством ВХС отныне должны были функционировать 11 главных управлений Наркомвоена: ГАУ, ГВИУ, ГКУ, ГУ ВВФ, ГВХУ, ГВСанУ, ВУА, ГУ ЗС, УРА, а также Центральная научно-техническая лаборатория и Центральное распорядительное бюро военного имущества.

Так, к концу марта 1918 года в целом завершилась намеченная еще домартовской коллегией Наркомвоена реорганизация управления снабженческими структурами наркомата. Правда, данная реорганизация, как, впрочем, и все остальные, произошла далеко не сразу: только 27 марта Н.М. Потапов приказал врид начальника Законодательно-финансового управления (ЗФУ) при ВХС Ф.П. Балканову запросить всех бывших членов Военного совета об их готовности продолжить службу в армии «в составе армии»[760]760
  РГВА. Ф. 44. Оп. 7. Д. 48. Л. 3, 5 и след.


[Закрыть]. Надо полагать, что генерал Потапов не имел в виду службу своих коллег в действующей армии… Только 31 марта – спустя 10 дней после формального упразднения Военного совета – Ф.П. Балканов направил запросы его бывшим членам[761]761
  Желают ли «выйти по этому случаю в отставку» или продолжить работу.


[Закрыть] (а поскольку отнюдь не все находились в Петрограде, отдельным членам Балканов указал в качестве срока исполнения 10 апреля 1918 года![762]762
  Там же. Л. 5 и след.


[Закрыть]).

В апреле 1918 года Балканов рапортовал о выполнении распоряжения. Из 15 запрошенных (всего в Военном совете числилось 27 человек) двоих не смогли разыскать: один находился в отпуске («по частным сведениям», в Ревеле – так сообщал Балканов), второй «исчез» еще в октябре 1917 года, шесть бывших членов находились в отпуске и не соизволили ответить на запрос (один из них впервые просил об отставке еще 6 ноября 1917 г.), 10 человек изъявили желание выйти в отставку. Из девяти, на которых, казалось, могла рассчитывать Советская власть, один (А.Ф. Добрышин) просил о необходимости лечения последствий полученной в Первой мировой войне контузии и предоставить ему должность в Петрограде, второй (Д.В. Филатьев) хотел остаться на преподавательской работе в Императорской Николаевской военной академии, двое (А.В. Брилевич, В.Т. Чернявский) соглашались на административно-хозяйственные должности, один (В.Н. Клембовский) просил сделать более конкретное предложение. Единственным человеком, заявившим о готовности служить в действующей армии, стал полевой артиллерист, бывший командующий армией Е.А. Радкевич[763]763
  РГВА. Ф. 44. Оп. 7. Д. 48. Л. 32 с об—33.


[Закрыть].

Лишь 25 мая Балканов предложил зам. наркома Э.М. Склянскому считать 12 бывших членов Военного совета, уволенными со службы с 21 марта с предоставлением им права на пенсию, вопрос о служебном положении остальных оставить открытым[764]764
  Там же. Л. 30–31 об.


[Закрыть]. Балканов и Потапов «порадели» бывшим членам Военного совета: все их просьбы учли – желающие остались на различных должностях в центральном аппарате Наркомвоена. Более того, впоследствии расстрелянный по обвинению в измене В.Н. Клембовский активно «пристраивал» своих людей во Всероссийский главный штаб, ответственным работником котором он стал[765]765
  См.: Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2000.


[Закрыть].

Вскоре только что сформированный аппарат ВХС начал пополняться новыми подразделениями, а его первоначально намеченный круг задач, соответственно, расширяться. 30 апреля Высший военный совет принял решение создать в составе ВХС три отдела: «а) «по изданию законов, приказов, штатов и табелей» и б) «по рассылке изданных законов, приказов, штатов и табелей в войсковые части, управления и заведения»», а также «в) «по составлению свода военного законодательства»» (т. е. кодификационный)[766]766
  РГВА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 88. Л. 135 с об—136. Доклад М.Д. Бонч-Бруевича в Высший военный совет с резолюцией Совета.


[Закрыть].

Достаточно быстро выяснилась искусственность такого совмещения функций. Уже 1 июня 1918 года ВХС был разделен на самостоятельные: Военно-законодательный совет (ВЗС) и Центральное управление по снабжению армии (ЦУС), занимающееся вопросами снабжением армии. Фактически ВХС был переименован в Военно-законодательный совет, а вот ЦУС пришлось формировать заново, что, видимо, не пошло на пользу планомерности работы.

В задачи ЦУС входила организация планового снабжения частей Красной Армии, определение потребностей войск в вооружении, снаряжении, боеприпасах, технике и т. д., а также контроль за их расходованием. ЦУС возглавлял совет в составе Главного начальника снабжения и двух комиссаров. 15 июня ЦУСу официально подчинялись: ГАУ; ГВИУ; ГВХУ; ГКУ; ГУ РКК ВВФ; ГВСанУ; ВУА; УРА; Центральная научно-техническая лаборатория военного ведомства; Центральное распорядительное бюро военного ведомства в виде отдела, ведающего сбором, учетом и распределением готового военного имущества и наблюдающего в этом смысле за работой довольствующих управлений; Технический комитет Хозяйственно-технического управления при ВЗС со всеми состоящими при нем подготовительными комиссиями и местными органами и ликвидационный отдел этого управления, за исключением части по претензиям. В ведение ЦУС также передавались общественные организации, выполняющие «какие-либо работы по снабжению» РККА. Все демобилизационные отделы, учрежденные при довольствующих управлениях 6 марта 1918 года, упразднялись, сотрудников «в мере действительной надобности» предписывалось передать на укомплектование главных довольствующих управлений[767]767
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 72 с об—73. Пр. Наркомвоена № 445.


[Закрыть].

Перед управлением стояла огромная по масштабу задача: еще 7 января 1918 года М.Д. Бонч-Бруевич докладывал Н.В. Крыленко и в СНК, что «наступление в армии полного голода является делом ближайших дней»[768]768
  См.: Павлюченков С.А. Крестьянский Брест. М., 1996. С. 22.


[Закрыть]. Как заметил С.А. Павлюченков, «голодный кошмар», охвативший северные и центральные губернии (регионы с ограниченным возделыванием хлебных культур) и после разрыва связей с южными, продолжался всю зиму и весну 1918 года[769]769
  Там же. С. 23.


[Закрыть]. Еще в феврале 1918 года была введена продовольственная диктатура, причем во главе продовольственного дела с 31 января встал будущий наркомвоен Л.Д. Троцкий, возглавивший Чрезвычайную комиссию по продовольствию и транспорту. Эта комиссия «была призвана ликвидировать анархию в деятельности двух важнейших отраслей хозяйства и должна была хотя бы частично провести в жизнь принципы хлебной монополии»[770]770
  Там же. С. 26–27.


[Закрыть]. Конфискация груза у мешочников, характерная для этого периода, нередко встречала вооруженное сопротивление «нюхавших порох и имевших оружие» мешочников, за которых вступались армейские части. В течение всей Гражданской войны, подобные стычки красноармейских частей и заградительных продовольственных отрядов происходили постоянно и в большинстве своем заканчивались разгромом продовольственников, на которых отыгрывались за продовольственную диктатуру большевиков мобилизованные в армию крестьяне. В мае 1918 года узаконена проддиктатура[771]771
  См.: Павлюченков С.А. Крестьянский Брест. М., 1996. С. 27–28.


[Закрыть], а в июле создано управление, призванное обеспечить голодающую армию…

Параллельно ЦУС действовал с 26 февраля 1918 года отдел по вооружению Всеросколлегии, также занимавшийся (в меру своих возможностей): учетом оружия; организацией его производства в случае недостатка; обеспечением правильного снабжения оружием главнейших баз и всех отрядов РККА. В организации снабжения царила неразбериха, и, соответственно, постоянно не хватало военного имущества.

Дезорганизация снабжения усилилась, когда в августе 1918 года вместо отдела по вооружению была создана Центральная комиссия по боевому снабжению, подчиненная Опероду Наркомвоена и призванная установить строгий контроль за выполнением требований на боевое снабжение как ЦУС, так и главных довольствующих управлений и их окружных и местных органов, безо всякого вмешательства в деятельность этих учреждений.

Что же касается ВЗС, то 6 июня 1918 года установили новый порядок направления дел по военному ведомству – центральные и главные управления, подчиненные советам ВГШ или ЦУС, лишались возможности прямого обращения в иные учреждения. Строго оговаривалось, какие вопросы советам ВГШ или ЦУС передавать в коллегию Наркомвоена через управляющего делами Наркомвоена, какие сопровождать заключением ЗФУ ВЗС[772]772
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 234 об—235. Пр. Наркомвоена № 426.


[Закрыть].

6 апреля Наркомвоен и Высший военный совет опубликовали в «Известиях ВЦИК» специальное положение «О военных комиссарах, членах военных советов». В документе подчеркивалось, что комиссары «являются непосредственным политическим органом Советской власти при армии»; декларировалось, что таковыми могут стать лишь «безупречные революционеры». Личность комиссара объявлялась неприкосновенной, его оскорбление или насилие над ним приравнивались к тяжким преступлениям против Советской власти[773]773
  Цит. по: Кляцкин С.М. Институт военных комиссаров // ВИЖ. 1968. № 4. С. 123–124.


[Закрыть].

Для руководства деятельностью комиссаров в масштабе всей армии в составе аппарата Наркомвоена 8 апреля учреждено Всероссийское бюро военных комиссаров (Всебюрвоенком)[774]774
  РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 95. Пр. Наркомвоена № 270.


[Закрыть]. Его первоначальной ячейкой явилось Бюро комиссаров Наркомвоена[775]775
  О Бюро комиссаров Наркомвоена см.: Крушельницкий А.В. Народный комиссариат по военным делам… С. 140–141.


[Закрыть]. Институт комиссаров характерен для революционного времени. В России институт военных комиссаров был учрежден Временным правительством для контроля над офицерами. Тогда же в армии появились политическое отделы, в Военном министерстве – Политуправление[776]776
  См.: Сенин А.С. Военное министерство Временного правительства.


[Закрыть]. 23 апреля 1918 года в состав этого формирующегося нового центрального органа передали агитационно-просветительный отдел Всеросколлегии[777]777
  РГВА. Ф. 8. Историческая справка. Л. 2.


[Закрыть]. 8 мая приказом Наркомвоена оформили первоначальную структуру Всебюрвоенкома: секретариат; общее делопроизводство; административное и инспекторско-инструкторское отделения; агитационно-просветительный отдел[778]778
  См.: Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 93. Л. 196 и след.


[Закрыть]. Вскоре к ним добавились служба связи (17 мая) и казначейский отдел (24 мая)[779]779
  Там же. Л. 216 об—217. Пр. Наркомвоена № 373; Л. 221. Пр. Наркомвоена № 398.


[Закрыть]. 15 августа 1918 года Всебюрвоенком пополнился военно-железнодорожным отделением, которому предстояло направлять и координировать работу политических комиссаров при начальниках УВОСО, а также уполномоченных ВОСО на железнодорожных станциях[780]780
  Там же. Л. 330 об—331. Пр. Наркомвоена № 641; Л. 353 об. Пр. Наркомвоена № 698.


[Закрыть]. Так был заложен фундамент одного из важнейших руководящих военных органов Советского государства – будущего Политического управления Реввоенсовета Республики.