Текст книги "Сталин, Александров и Краснознаменный ансамбль"

По признанию Б.А. Александрова, «наиболее радостной была работа над первой»²⁰³ опереттой, созданной в творческом союзе с Г.М. Яроном²⁰⁴. И, видимо, по-настоящему успешной, тем более что только она и удержалась в театральном репертуаре. До сих пор в официальной биографии Бориса Александрова подчеркивается, что серьезным творческим достижением стала именно «Свадьба в Малиновке», поскольку ее «яркая мелодичность, народный колорит музыки этого жизнерадостного героико-патриотического спектакля, посвященного борьбе за власть Советов в годы Гражданской войны, привлекли внимание многих советских и зарубежных театров и зрителей и отразили черты, характерные для всего творчества композитора в целом: интерес к героико-патриотической теме, народность музыкально-стилевых истоков (включающих крестьянскую, солдатскую, революционную и современную массовую песни), жанровую характерность, творческую индивидуальность и высокое профессиональное мастерство»²⁰⁵.

В 1946 г., во время гастролей Краснознаменного ансамбля в социалистической Болгарии, на сцене Художественного театра оперетты Софии была показана восстановленная «Свадьба в Малиновке» (впервые спектакль был поставлен в этом театре в 1939 г.²⁰⁶). Посещение оперетты композитором вызвало дополнительный зрительский интерес к премьере²⁰⁷.

С художественным руководителем Московского театра оперетты, блистательным Г.М. Яроном, Б.А. Александров надолго сохранил дружеские отношения. Из дневниковой записи за 1 января 1953 г.: «Звонил Ярону. Договорились созвониться 3 янв[аря]. Он сказал, что Туманов перешел из оперетты работать в Театр им. Пушкина, и по этому поводу Ярон сострил, что теперь театр будет называться им. Дантеса»²⁰⁸. В своих воспоминаниях от критики в адрес И.М. Туманова Г.М. Ярон воздержался, однако, не скрывая радости, написал о новом, пришедшем в Московский театр оперетты, художественном руководстве: «Во главе театра встали крупный музыкант, талантливый оперный и симфонический дирижер, профессор Г.А. Столяров (это он некогда приглашал меня заведовать кафедрой оперетты в Московской консерватории) и прекрасный актер из Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко В.А. Канделаки, успешно поставивший там несколько оперетт»²⁰⁹.

В прекрасных отношениях Б.А. Александров находился не только с Г.М. Яроном, но и с другими солистами театра. Из дневниковой записи за 2 апреля 1953 г.: в Кремле «свободно ходили по всем залам и осматривали русскую старину. Погулял вместе с [С.М.] Аникеевым и [В.С.] Володиным, они, между прочим, жаловались, что шампанского много, а водки нет, и поэтому [они] страдают»²¹⁰. Замечательные комики (С.М. Аникеев в молодости был и блистательным «простаком»), они излучали оптимизм и в жизни – особенно Аникеев²¹¹, бывший в театре самым большим ценителем женской части труппы²¹². По признанию Т.И. Шмыги, В.С. Володин «особенно покорял […] зрителей в роли Яшки-артиллериста в “Свадьбе в Малиновке” [Б.А.] Александрова, поставленной Г.М. Яроном»²¹³.

Из дневниковой записи за 30 декабря 1954 г.: «В 7 часов я и Типот пошли на обсуждение нашей оперетты “Сто первая жена”. Сильно критиковали пьесу, музыку меньше, а больше хвалили. Все же пьесу, по-видимому, будут ставить»²¹⁴. Более того, Московский театр оперетты (В.А. Канделаки) включил спектакль и в свой репертуар на 1956 г.²¹⁵, хотя в том году постановка не состоялась.

Судя по дневниковым записям, настоящего удовлетворения от результатов работы над большинством своих оперетт композитор так и не получил. Не было у Б.А. Александрова второй «Свадьбы в Малиновке»…

Глава 5
«Рассказы о героизме партизан воспринимаются как сегодняшние события». ансамбль на дальнем пограничье

В 1928 г. Краснознаменный ансамбль получил приказ отправиться на Дальний Восток – для культурного обслуживания частей Особой Дальневосточной армии. По убеждению ансамблистов, это было личное решение председателя Революционного военного совета СССР К.Е. Ворошилова²¹⁶.

Во время следования из Москвы в Хабаровск ансамбль провел большую художественную и политическую работу, разработав все планы репертуара и проработав их по бригадам. Первые концерты прошли в Хабаровске, где ансамблисты пробыли неделю, дали 25 концертов и оказали помощь смотру художественной самодеятельности, организовав занятия по хоровому, танцевальному и оркестровому видам искусства.

На Дальнем Востоке ансамбль разделился на две группы – одну возглавил лично А.В. Александров, вторую – хормейстер Е.С. Пронин²¹⁷. Ансамбль обслужил Краснознаменную Амурскую флотилию и Тихоокеанский флот. Командование, бойцы, командиры и политработники Амурского и Тихоокеанского флотов встретили ансамблистов «как дорогих гостей»²¹⁸.

В 1928 г. ансамбль выступал в Монгольской Народной Республике. Когда 29 июля начался военный конфликт в районе озера Хасан, ансамбль направил К.Е. Ворошилову и руководителю Политуправления РККА Л.З. Мехлису телеграмму с просьбой разрешить выступить в районе военных действий. Ворошилов с Мехлисом разрешение дали²¹⁹. Вот как 26 сентября описала это событие газета «Уральский рабочий»: «Характерная подробность. В дни, когда весь мир облетела весть о событиях в районе озера Хасан, Краснознаменный ансамбль […] уже завершал свою гастрольную поездку по Дальнему Востоку. Оставалось вернуться в Москву. Возвращение было отложено. Весь коллектив просил руководителей партии и правительства отправить его на фронт. Он получил согласие»²²⁰. Ансамбль отправился во Владивосток, а оттуда – теплоходом до мыса Посьета²²¹.

В боевой обстановке на сопке Заозерная прозвучало:

 
Сталин – крылья орла,
Сталин – наши дела,
Сталин – воля и ум миллионов²²².
 

А.В. Александров писал:

«Мы отправились на линию фронта. Перед нами возвышался усеченный конус “Чертовой сопки”, где окопались наши бойцы.

Дождь, грязь… Крутые склоны не останавливали участников ансамбля. Рядом торчат японские сопки. Метров в 200–300 от нас, на склоне сопки, японские части.

Выстроившись полукругом, спиной к японцам, мы проводим концерт на вершине “Чертовой сопки”.

Мы сдружились с бойцами, познакомились с легендарными героем-пулеметчиком Гальяновым, с ныне Героем Советского Союза капитаном Левченко, с героем-летчиком Слепцовым. […]

Работа на Дальнем Востоке, общение с героями вдохновила меня, и я написал новые боевые песни о наших доблестных бойцах, командирах и политработниках. Во время пятимесячного там пребывания я написал десятки песен. В их числе “Кантата о Сталине”, “Песня о Ворошилове”, “Песня о Лазо” (на слова красноармейца-дальневосточника), “Бой у озера Хасан”, “Песня о городе юности”»²²³.

Слушатели «Песни о Ворошилове» говорили, что она представляла собой «образец современной советской песни, которую и в походе боец, и в школе ученик будут петь с увлечением»²²⁴.

Б.А. Александров впоследствии вспоминал: «В это время по Дальнему Востоку промчался жестокий тайфун. Дождь лил несколько дней. Были разрушены дороги, затоплены населенные пункты. Ансамблю пришлось добираться до места своим ходом – где пешком, где на лошадях. А.В. Александров вместе со всеми разделял трудности перехода. К моменту, когда ансамбль добрался до озера Хасан, основные военные действия были уже закончены победой советских войск. Однако напряженная обстановка еще сохранялась, и все вокруг говорило о недавних боях»²²⁵.

Артисты В.А. Золотухин и И. Шувалов указали в своем путевом очерке, опубликованном в газете «Красная звезда»: «Вечером 1 сентября мы подъехали к озеру Хасан. У берега нас поджидала флотилия резиновых лодок. Саперы переправили нас на другой берег к подножию высоты Заозерной. С сопки доносились приветственные возгласы. Когда мы в строю подошли к подножью… перед нами на скате сидели зрители. Они были в полном боевом снаряжении… Невдалеке тянулись проволочные заграждения. Сзади расстилалась гладь озера. Над Заозерной гордо реяло красное знамя. […] В районе озера Хасан мы выступали перед героями нашей Родины, прославившими себя беспримерными подвигами. Среди них был командир роты лейтенант Левченко, который со своим подразделением в течение многих часов отражал напор японских налетчиков. Нас слушал младший командир Гальянов, который, не выпуская из рук пулемета, несколько дней и ночей напролет уничтожал японцев… С гордостью мы узнали, что Краснознаменный ансамбль зачислен в одну из частей, действовавших в районе озера Хасан, как боевое подразделение».

В частях 32‑й дивизии, в каковой во время пребывания на фронте артисты были зачислены специальным приказом в группу командира дивизии, Краснознаменный ансамбль дал ряд концертов. В боевой листовке 32‑й дивизии было напечатано следующее обращение к артистам:

«Дорогие товарищи, мы очень рады встретить вас, посланцев нашего любимого наркома обороны, в дни, когда нам выпала великая честь дать отпор врагу, посягнувшему на наши советские границы. Уезжая от нас в июне²²⁶, вы обещали быть вместе с нами и тогда, когда Родина прикажет дать вооруженный отпор. Это обещание вы выполнили.

Ваше посещение есть еще одно подтверждение величайшей заботы о нас большевистской партии, советского правительства и всех народов нашей прекрасной Родины.

Да здравствует друг, мудрый вождь и учитель трудящегося человечества, любимый т. Сталин!»²²⁷

Тромбонист Миловидов, восхищенный подвигами Александра Гальянова, решил подарить ему дорогие мужские часы, приобретенные им во время парижских гастролей. Товарищи по группе ансамбля надоумили Миловидова «поднести товарищу Гальянову эти часы в присутствии всего ансамбля», дабы заодно «почествовать героя»²²⁸.

Ансамбль выстроился в боевом порядке, Миловидов вышел вперед, однако произнести заготовленную краткую речь так и не смог: смутился, «покраснел и, сунув часы в руку удивленного Гальянова, пробормотал:

– Вот… Был в Париже, купил часы. Хорошие. Возьми. Дарю тебе.

Товарищ Гальянов долго не понимал, в чем дело. Когда понял, был, видимо, тронут, долго жал протянутые руки. И так же кратко, как Миловидов, вместо ответной речи, сказал:

– Спасибо. Буду так же бить японцев и дальше!»²²⁹

Ансамблисты дружно крикнули «ура!» герою. «Мы, – вспоминал один из участников этой встречи, – больше чем когда-нибудь ощущали себя частью любимой Красной армии, в любую минуту готовыми сменить баяны и балалайки на винтовки»²³⁰.

Прощаясь с защитниками советских границ, Краснознаменный ансамбль исполнил траурный марш у братской могилы героев, павших смертью храбрых и похороненных на вершине сопки. 26 сентября 1938 г. коллектив вернулся в столицу СССР, на коротком митинге по этому поводу его художественный руководитель заявил: «Мы вернулись в Москву, обогащенные незабываемыми впечатлениями. Каждый из нас получил большую творческую зарядку. За эти пять месяцев каждый из нас чувствует прилив энергии и бодрости. За время поездки мы дали 450 концертов. Люди Дальнего Востока просили нас передать москвичам, что никогда не удастся врагу переступить наши дальневосточные границы»²³¹.

Для того чтобы обслужить дальневосточников, ансамбль проделал путь протяженностью 45 тыс. километров. По заверениям художественного руководителя ансамбля, выступая «по нескольку раз в день», артисты «не чувствовали усталости», поскольку их «слушали героические защитники Родины, участники боев у озера Хасан, большевики, строящие молодой, чудесный край»²³².

Позже в Москве 147 сотрудников и артистов ансамбля были награждены знаком «Участник Хасанских боев»²³³.

Борис Александров рассказал в 1981 г. В.С. Добронравову и Э.Б. Михайлову, что именно слава о деятельности Краснознаменного ансамбля в районе озера Хасан оказала серьезное влияние на его творческую судьбу: «Стихия публицистической, военной, патриотической песни влекла меня с юности. Но по-настоящему все началось для меня с того дня, когда вернулся из гастрольной поездки на Дальний Восток мой отец. Он привез письма красноармейцев, участников боев в районе озера Хасан. Бойцы благодарили артистов ансамбля за их искусство. “Ваши выступления воодушевляют нас, ведут в бой!” – писали они. Тогда, наверное, я впервые ощутил могучую силу воздействия песни. Вот почему я считаю себя не просто композитором, исполнителем, а армейским политработником, воспитателем»²³⁴.

Начальник и режиссер ансамбля П.И. Ильин оставил в своем дневнике ряд записей о деятельности ансамбля в 1929 г.:

«29 октября 1929 г. Разъезд 86.

Мы – у вала Чингисхана. Пограничная арка. Городок Маньчжурия (так в тексте. – С.В.) виден невооруженным глазом. Сегодня ансамбль поет “ОКДВА” для бойцов, стоящих непосредственно у самой границы. С “той” стороны непрерывная стрельба. Спектакль идет на большом накале. История прошлых боев за Дальний Восток, рассказы о героизме партизан воспринимаются как сегодняшние события.

После спектакля немедленно отправляемся на участок соседней дивизии. Едем на двух грузовиках с пулеметами. Дорога – вдоль границы. У Багатурской Пади наши грузовики обстреляны. Даем газ и выходим за пределы досягаемости.

Боевое крещение прошло сравнительно спокойно. Энтузиазм растет. Почувствовали себя одним из боевых подразделений армии, с которой уже сжились в течение почти всего [19]29‑го года»²³⁵.

«2 ноября. Ст. Абагайтуевская.

Позиция против Джалайнора. Наскоро сколоченная эстрада. Места для зрителей – камни и бревна.

Все зрители – в боевой готовности. Оно и понятно. Все время слышится отдаленная канонада.

Идет “ОКДВА в песнях”.

Ансамбль поет свою знаменитую песню “По долинам и по взгорьям”. Канонада усиливается. Разрывы уже невдалеке. Выясняем, что это – белокитайские банды перенесли обстрел на участок соседней части.

Спектакль продолжается.

Разрывы совсем близко.

И, как бы отвечая на огонь противника, чтец ансамбля заканчивает свой рассказ о героических днях ОКДВА словами:

“Но Особая Дальневосточная армия стоит часовым на страже, охраняя зорко страну труда”.

Громким “ура” отвечают ему зрители-бойцы.

Снова гремят белокитайские орудия, и им в ответ несутся слова задорной частушки дальневосточников:

 
Нас ничем не испугаешь,
Мы к себе не пустим.
От врагов оберегаем
Каждый малый кустик.
 

Спектакль окончен, но канонада не прекращается. Бойцы не расходятся, и ансамблисты тут же начинают разучивать с ними песни, которые они только что пели с эстрады.

Спустя два часа я сижу у начальника штаба дивизии. Что это? С улицы слышны песни, которые только что пели ансамблисты: “По долинам и по взгорьям” и “Молодые мускулы”»²³⁶.

«4 ноября. Ст. Мациевская.

После спектакля мы играли здесь в свой первый приезд… проводили инструктаж. Особенный интерес к нашим песням проявил командир взвода Н. полка – юный кореец Ким Ю-ген. Ему очень хотелось, чтобы его взвод разучил новые песни. Мы обещали сделать это на обратном пути…

Прибыв сегодня на Мациевскую, [мы] попадаем на траурный митинг. Гроб с телом товарища Кима стоит в теплушке… узнаем, что он был одной из первых жертв в операции 1–2 ноября, навязанной нам врагом.

Взрывая ручными гранатами… блиндажи, он долгое время оставался невредимым и, уже будучи на нашей территории, погиб у арки, смертельно раненный одним из последних белокитайских снарядов.

Мы отдаем ему последний долг пением похоронного марша»²³⁷.

«20 ноября. Ст. Новокачалинская.

В 10 часов утра – выступление ансамбля. Играем и “ОКДВА”, и “Конную”. После спектакля бойцы заверяют, что задачи по охране советской границы они выполнят с честью. Командир полка, бывший буденновец, дополняет нашу “Конную” своими рассказами из боевого прошлого. Тут же после спектакля командир полка просит обслужить его эскадрон, стоящий у самой границы, в Турьем Роге.

До Турьего Рога 25 километров. Единственное средство передвижения – кавалерийский конь.

У конников мы все становимся кавалеристами.

“Ансамбль, по коням!”

И в Турий Рог весь ансамбль выезжает на конях. Надо сделать 50 километров, с тем чтобы к ночи уже возвратиться в Новокачалинскую.

Строим ансамблистов по трое. В поход выступаем с песней:

 
Строй раскинувши широко по степи,
Армия Дальневостока на пути!
 

Вот когда улавливается настоящий кавалерийский ритм песни!

В село входим с песней. Через двадцать минут в громадном пакгаузе из гофрированного железа – спектакль. В ста шагах – китайская граница. Невдалеке – оставленная белокитайцами старинная крепость. Бойцы эскадрона пришли смотреть спектакль с винтовками и ручными пулеметами. Их удивлению и радости нет границ, когда они узнают, что к ним из Москвы прибыл ансамбль, [направленный] Политуправлением РККА, который будет петь о Дальневосточной армии. Каждая песня, каждая реплика чтеца принимаются с энтузиазмом. По окончании “ОКДВА” один из бойцов, не выходя на эстраду, прямо с места говорит: “Мы заверяем вас и просим это передать т. Ворошилову, что мы не допустим беляков на нашу землю. Наши сабли остры и винтовки метки!”»²³⁸

Б.А. Александров впоследствии (1982) с гордостью писал: «Боевое крещенье коллектива на дальневосточной границе показало его высокие гражданские качества, мужество, выносливость, творческую безотказность, широкое понимание художественных задач. Своим искусством он не только пробуждал патриотические чувства, но и вызывал в солдатских массах желание подражать ему в искусстве, раскрепощая собственные творческие силы. Для тех, кто хотел выучить понравившиеся песни, танцы, стихи, артисты проводили специальный инструктаж по жанрам. Все были увлечены этой шефской работой, гордились успехами своих учеников»²³⁹.

В конце ноября 1929 г. ансамбль вернулся в столицу, где В.Д. Максимову и М.П. Полежаеву удалось, на основе фронтовых впечатлений, создать замечательный танец, который продержался в репертуаре ансамбля более десяти лет. По мнению А. Шилова (1949), «Героическая тема защиты рубежей Дальнего Востока, превосходная пляска, цикл хороших боевых песен, в котором на первом месте стояла песня “По долинам и по взгорьям”, и, наконец, общая романтическая приподнятость исполнения – все это выдвинуло “Особую Дальневосточную в песнях” на первое место из всех монтажей, созданных ансамблем. Ни одной из последующих литературно-музыкальных работ ансамбля не удалось достигнуть художественно-политической высоты, на которой стояла “Особая Дальневосточная”»²⁴⁰.

Наступил 1930 год, а с ним – очередные гастроли, в новых условиях. Из буклета В.С. Добронравова и Э.Б. Михайлова: «Средняя Азия. В пограничной зоне здесь еще рыщут шайки басмачей. В Термезе концерт проходил прямо на станционной платформе, при поистине тропической жаре: 70 градусов на солнце! Бойцы-кавалеристы сразу после выступления ансамбля умчались по тревоге в погоню за бандитами. А артисты отправились в Куляб.

– Добирались туда с огромным трудом, – вспоминает один из первых ансамблистов И. Марьин. – Ночевали в пути под открытым небом, еле перебрались через разбушевавшуюся горную реку. Но зато потрясающе радостна была наша встреча с бойцами и командирами, с трудящимися этого затерянного в горах форпоста Страны Советов»²⁴¹.

«В то время ансамбль давал по 50–60 концертов в месяц, – вспоминает Б.А. Александров. – В самых разных условиях. Пели на маневрах осенью в сырость и дождь. Выступали в 30‑градусный мороз на строительстве Бобриковского химкомбината под Москвой, давали концерты в 40‑градусную жару в песках Средней Азии, выступая перед частями Красной армии, сражавшимися с бандами басмачей. Несмотря на жару, под всесжигающим солнцем коллектив выступал в полной военной форме, хотя горло перехватывало от духоты, а мечта о глотке прохладной воды казалась несбыточной»²⁴².

А.В. Александров уделял повышенное внимание вопросам эстетического и коммунистического воспитания бойцов Красной армии. 6 июня 1931 г. он писал сыну: «Милый Боря… Рад твоему хорошему настроению, здоровью и бодрости в работе, которую, видимо, ты проводишь хорошо. За инструктаж двойная благодарность от меня, т. к. этот фронт – участок самый важный и самый отсталый… Недавно отправил консерваторскую бригаду в Краснознаменную Кавказскую армию, которую, по заданию ПУРа, инструктировал по массовой хоровой работе и [в которой вел] семинарии запевал.

Тебе советую не увлекаться старыми напевами, а вводить песни пролетарских композиторов, которые воспринимаются массой. Из песен ансамбля проводи лучшие. Ты сам музыкант и знаешь, какие можно будет закрепить среди красноармейцев. Как музыкант можешь принести большую пользу и по части репертуара военных оркестров, который желает иногда много лучшего…»²⁴³

А.В. Александров был горд тем, что в организации массовой хоровой работы в РККА была и его доля участия²⁴⁴.

Как с гордостью писал Борис Александров (1982), «…рождение каждой новой программы […] вызывает во мне чувства радостные и тревожные. Ответственность большая еще и потому, что […] ансамбль теснейшим образом связан с идеологическим, гражданским воспитанием советского воина, советской молодежи»²⁴⁵.