Текст книги "Жемчуг богов"

Некоторое время Тарсан смотрел на нее, непонимающе моргая, а потом лицо его и лысина мгновенно налились кровью. Нет, он, конечно, не вспомнил… Но она коснулась затаенного, того, в чем он и сам с трудом себе признавался.

– Я вижу вас впервые, – продолжала она тем же тоном, – но уже сейчас для меня несомненны ваше мужество, ваша преданность делу, незаурядность вашей личности…

Теперь он был обыкновенным пациентом, одним из тысяч. И едва ли не впервые в жизни он слышал именно те слова, которых всегда хотел от любого собеседника. Впрочем, последние лет пятнадцать у него не было собеседников, были лишь начальники и подчиненные, нужные люди и завистники.

– …несомненно, деятельность нашего Центра не могла не привлечь вашего внимания, тем более что наши работы проходят под грифом «Сугубо секретно», и даже внутри Департамента очень немногие из высшего руководства знают о большинстве направлений нашей деятельности. И я очень сожалею, что вас не посвятили в отдельные наши программы. – Пока следовало говорить то, во что он охотно поверит. – Мы занимаемся наукой и не всегда в курсе того, как используются результаты исследований – это не наша прерогатива. Что делать с этим дальше, решаете вы, политики (политики – это хорошо, ишь, как встрепенулся). Но поскольку вы этого требуете, я охотно введу вас в курс наших последних разработок, хотя для этого требуется время и некоторые базовые знания, которые, несомненно, у вас есть. Кстати, вы интересовались распоряжениями Гресса Вико… Все они зафиксированы в книге приказов, но это указания самого общего плана, так сказать, постановка задач – не более. Для реального руководства у него явно не хватало тех самых базовых знаний.

Олло Тарсан слушал ее чрезвычайно внимательно. Временами казалось, что уши его оттопыриваются больше обычного, а уголки губ слегка вздергивались вверх, как только звучал какой-либо из комплиментов, которые в изобилии вплетала в свою речь Лола, заботясь, впрочем, чтобы это не казалось слишком навязчивым. Главным было выиграть время. По всему было видно, что Олло Тарсан вовсе не тот человек, который способен соперничать с Грессом Вико. Скорее всего, у Вико неприятности, неприятности настолько серьезные, что этот ушастый садист решил, будто шефу конец и настало время занять его место. Он даже не понимает, с кем связался. Завтра, а может быть, уже сегодня эта лысина будет жариться на сковородке. Впрочем, потом господин Вико позволит себе быть великодушным, и незадачливый путчист тихо отправится в отставку по состоянию здоровья и будет разводить кроликов где-нибудь на Островах.

– …ознакомиться с текущей документацией при моем полном содействии можно прямо сейчас, только надо создать соответствующую обстановку. Вы прекрасно понимаете, что при этом должен присутствовать очень ограниченный круг лиц, поскольку для вашего доклада президенту необходима информация, не подлежащая разглашению. Кстати, господин президент не так давно лично посетил наш Центр с плановой инспекцией. Между нами была очень содержательная беседа, и он признал несомненную полезность наших работ.

За окном, распугав ворон, завис полицейский вертолет, а из коридора послышался какой-то шум. Лола поднялась со стула и направилась к окну, демонстрируя намерение закрыть жалюзи.

Если ее предположения верны, то сейчас начнут стрелять. Видимо, Вико сориентировался раньше, чем она предполагала, и вот-вот настанет момент, когда будет разумнее скрыться за столом. Сейчас она сыграет роль бармена из салуна, в котором происходит перестрелка, – вокруг летают пули, бутылочные осколки, льется чья-то дикая кровь, а он сидит себе на полу за стойкой и вдумчиво натирает бокал, веря, что его клиенты – уважаемые люди, честные граждане и убытки возместят без напоминания.

Но выстрелов не последовало. Вместо них под дверь начали пробиваться струйки белого тумана, а воздух в помещении приобрел горьковато-пряный привкус…

24 августа, 2 ч. 14 мин.

– …гнать в шею по месту службы, когда очнутся. А этого лысого кретина отнесите в виварий, и пусть доктор сама с ним разбирается. – Офицер президентской охраны отдавал распоряжения своим головорезам и не сразу заметил, что Лола пришла в сознание.

Премьер-советник лежал на полу, свернувшись в калачик, и вся его компания тоже пребывала без чувств. Сама Лола в тот момент, когда газ проник в помещение, стояла возле распахнутой фрамуги, и ей досталось меньше, чем другим. Она приподнялась на локте, и какой-то фельдфебель помог ей встать. Голова всё еще кружилась, говорить ни о чем не хотелось, и она заставила себя порадоваться тому, что всё так быстро кончилось. Впрочем, кончилось ли…

– Доктор Гобит, от имени шестого отдела Департамента приношу вам извинения за доставленные беспокойства, – обратился к ней офицер. – Господин Вико прибудет сюда с минуты на минуту и просил вас, если вы будете в состоянии, задержаться для неотложной беседы.

Ее усадили в кресло и буднично продолжили уборку. Через несколько минут в офисе не осталось никаких следов недавнего происшествия, и офицер, слегка кивнув на прощание, удалился вместе со всей командой.

Если Вико сообщал точное время своего визита, по нему можно было проверять часы, но если передавали, что он будет с минуты на минуту… Мог пройти и час, и два, и двое суток. Лола нажала на кнопку переговорного устройства, чтобы заказать крепкого черного кофе и побольше, но бархатный голос секретаря опередил ее:

– Доктор, господин Вико вошел в здание. Будет у вас через три с половиной минуты.

– Тогда, кроме кофе, принесите яблочный сок.

Видимо, шефа и впрямь клюнул в задницу жареный петух, раз он так быстро примчался. Что ж, будет повод потребовать (бесшумно возник секретарь, поставил на стол кофе и сок на серебряном подносе и так же тихо исчез) дополнительного финансирования, переноса Центра за пределы мегаполиса, лучше всего на западное побережье… А нужно ему, скорее всего, то же, что и обычно. Случилось нечто из ряда вон, и досточтимому Грессу Вико требуется исполнитель некоего неотложного дельца, наделенный уникальными свойствами души, тела и разума. А взять негде, кроме как у нее, старушки Лолы, кудесницы, колдуньи, светила, сморчка ходячего… Лола нервно хихикнула и тут же насторожилась, прислушиваясь к себе. В последнее время ее почему-то начало беспокоить собственное психическое здоровье. Впрочем, психика – не та область, в которой можно заниматься самолечением, будь ты даже семи пядей во лбу. В пределах Конфедерации невозможно было найти специалиста, которому она могла бы довериться, а дорога за границу без «почетного караула» после того, как был создан Центр, ей была заказана.

Вико вошел неторопливо. Приоткрыв входную дверь, он вполголоса отдал несколько распоряжений кому-то невидимому, стоящему за дверным косяком. Лола поднялась из кресла и успела преодолеть половину расстояния от стола до двери, прежде чем шеф соблаговолил-таки войти.

– Прошу прощения, доктор Гобит, что заставил ждать. – Подобное начало разговора в устах Гресса Вико звучало непривычно, и Лола ощутила легкое беспокойство.

– Терпения у меня достаточно, – отозвалась Лола. – Ваш сок. – Она кивнула на поднос.

– Не отравлено?

– Дурацкая шутка.

– Согласен… Сегодня был трудный день. И вчера тоже.

– И завтра будет не легче, – пообещала Лола и прикрыла зевок узкой сморщенной ладонью. – Я, кстати, бессонницей не страдаю, так что лучше – к делу.

– Сегодня утром президенту на стол положили очень длинную кляузу и проект указа о моем отстранении. И только час назад всё это отправилось в мусорную корзину.

– И поэтому вы не смогли явиться раньше и остановить наглое вторжение и так далее… Господин Вико, ваши извинения уже приняты.

– Мне нужна ваша помощь.

– Клиент? – Так в Центре принято было называть всех, кто прошел «коррекцию личности».

– Я должен кое-что сделать… Но я не могу. То ли смелости не хватает, то ли здравого смысла с избытком.

– О-о-о-о… – Такого Лола не ожидала. – Согласно Положению о Центре, кстати, вами же подписанном, коррекции личности не могут подвергаться государственные чиновники второго ранга и выше.

– Я могу подписать приказ о временной отмене пункта. – Вико извлек из кармана видеокассету и протянул ее Лоле. – Чтобы всё было понятно, надо посмотреть вот это.

Через минуту на экране возникла заполненная волнами холодного огня гортань Каркуситантхи…

– Бесполезно пытаться понять, что это такое. Я и не хочу пытаться, – говорил Вико сдавленным голосом. – Двое наших сотрудников сообразили, что их могут направить туда в служебную командировку, и сбежали. А ведь они прекрасно понимали, чем это может грозить, если мы их достанем. И достанем ведь, никуда не денутся. Серьезные проверенные работники, черт бы их побрал вместе с пещерой…

– У вас же есть спецподразделения, – прервала его Лола.

– А эти парни, лучшие из этих парней, увидев вот это, начали палить куда попало, а потом организованно отступили, так и не выполнив поставленной задачи. Видно, мало вы их накачали, мало… – Он показал на экран. – Вот, кстати, сами полюбуйтесь.

Досматривали молча. Вико в шестой или седьмой раз видел эту запись, но его и теперь не покинуло странное ощущение, что это мерцающее марево вот-вот начнет подниматься, а затем выплеснется из экрана, затопит всё вокруг. Пора бы уж привыкнуть, пора…

Экран погас, но Лола и Гресс еще некоторое время продолжали сидеть перед ним то ли в задумчивости, то ли в смятении, то ли…

– Лола, я хочу туда, – прервал молчание Вико. – Мне надо попасть туда, мне необходимо оказаться там, но не это главное. Главное то, что я туда хочу.

– Господин Вико, сколько вам лет?

– Вы же сами знаете.

– Я-то знаю, а вот вы, похоже, начали забывать. – Лола посмотрела на него сочувственно. – Во-первых, коррекция не рекомендуется лицам старше пятидесяти, во-вторых, как я понимаю, вам надо срочно. Конечно, можно всё сделать быстро, но в этом случае вы перестанете быть самим собой, и даже я не могу предвидеть всех побочных эффектов. А тщательная коррекция, не затрагивающая основы личности, займет не меньше трех-четырех месяцев при ежедневных двух-трехчасовых сеансах. Так что тут даже я бессильна. И я этому даже рада. Нырять туда – не лучшая форма самоубийства, а вы мне нужны живой. Иначе кто заступится за бедную старушку, случись что. Вот я лично предпочитаю создавать мифы, чем иметь дело с готовыми.

– Значит…

– Значит, вам нужен кто-то другой. Я думаю, нетрудно найти того, кто сможет и кого не жалко. Например, можно обработать вашего приятеля, который так невежливо ко мне вломился. У него есть все данные.

– Не годится. Служебная этика не позволяет…

– Тогда кто-нибудь из наших постоянных клиентов.

– Нужен человек, который всё сделает как надо. А что надо делать, ему никто здесь объяснить не сможет. Нужен человек, которого не скоро хватятся, а если и заметят пропажу, чтобы всем было наплевать. Нужен простой смертный.

– Или смертная.

– Кто? – Вико напрягся, почувствовав, что старушка, похоже, заранее знала, о чем пойдет речь, и все ответы у нее были уже готовы.

Лола легко поднялась из кресла и через пару мгновений оказалась возле сейфа, загримированного под бар. Ее пальцы пробежали по невидимой клавиатуре, и тяжелая дверца медленно, с чувством собственного достоинства, отворилась. Обычно досье и прочие документы копировались на жесткие диски, но Лола по старинке хранила оригиналы в папках. Видимо, давала о себе знать дурная кровь дедушки-архивариуса.

– Вот. – Лола протянула ему одну из папок. – Роза Валлахо, тридцать два года, замужем, детей нет, никому не нужна, в определенном состоянии способна на всё.

– ?

– Вы ее видели, когда сопровождали президента. Помните, три недели назад вы нагрянули сюда с инспекцией.

– Помню, конечно. Мне эта особа показалась весьма неприятной.

– В своем обычном состоянии она не представляет из себя ничего особенного, обыкновенная склочная бабенка, нервная, жадная, эгоистичная. Мы с ней начали работать лет восемь назад. По вашей, кстати, рекомендации.

– Припоминаю. Нам тогда нужно было найти меры воздействия на ее мужа, Зеро Валлахо, который тогда затевал скандал по поводу расширения промышленных зон. Потом, правда, выяснилось, что ему на нее наплевать.

– Вот именно… Но оказалось, что Роза обладает редкостной внушаемостью и в состоянии транса способна прямо-таки творить чудеса. Многому мы до сих пор не можем найти объяснения.

– Например?

– Знаете, кому принадлежит мировой рекорд в поднятии тяжестей?

– Джоку Хетту, вооруженные силы Эвери, жим – пятьсот двадцать фунтов.

– Роза поднимала и семьсот с лишним. И еще она может перемножать в уме шестизначные числа, говорить на семнадцати мертвых языках, которые никогда не изучала, а однажды она упала с высоты тридцати двух футов, встала, отряхнулась и пошла как ни в чем не бывало.

– Мне об этом не докладывали.

– Мы докладываем лишь о том, что можем объяснить. Только о результатах. К счастью, выходя из транса, она почти ничего не помнит из того, что с ней происходило. Помнит только, что было хорошо, и мирно возвращается к обыденной жизни – супермаркеты, бары, ночные клубы, если деньги есть. Мы заботимся о том, чтобы она имела скромные средства, нам дорого ее здоровье. К счастью, она находится под полным контролем, иначе пришлось бы ее вообще изолировать, если не ликвидировать.

– Когда она будет готова? – Вико прикрыл ладонью зевок.

– Она всегда готова. – Лола заметила: Вико явно заскучал, поняв, что перспектива нырнуть в мерцающую бездну ему не светит. – Если ей потребуются специальные знания, нужно полдня. А уж легенду для нее мы сочиним – специалисты у нас есть.

– Легенду?

– Привычные для нас мотивы ей непонятны, когда она находится в состоянии транса. У «Ордена хранителей радости» есть свои принципы: лишь возвышенная цель может служить мотивацией поступков, лишь страсть поведет нас вперед навстречу Тьме, преодоление которой есть Свет…

– Ну, хватит, хватит. – Вико поднялся. – Она потребуется через пять дней. Подробные инструкции вам сообщат завтра с утра.

– Еще один момент… – Лола надела маску сожаления. – Когда мы начинали работать с Розой, современной методики еще не было, так что для введения в транс ей придется сделать несколько инъекций. Нужное нам состояние продлится не более недели. Успеет?

– Не знаю. Пусть попробует.

Вико чувствовал, что ему уже трудно сосредоточиться. Напряжение последних двух дней давало о себе знать, и он решил, что наступил момент, когда можно позволить себе ощутить усталость.

– Лола, вы не будете против, если я часа на четыре займу ваш диван?

– Разумеется. Не забудьте только прислать потом памятную табличку… – Она хотела добавить еще пару слов, но заметила, что собеседник ее уже не слышит.

24 августа, 7 ч. 40 мин.

За покосившимся письменным столом на серой бетонной стене висело трехцветное знамя Гардарики. Это настолько поразило Валлахо, что он не сразу заметил хозяина бункера, толстячка в странном темно-синем мундире с необычайно массивными погонами, по два маленьких золотых орла на каждом. После двух суток, проведенных в вонючем карцере, Зеро готов был радоваться любой перемене обстановки.

Конвоиры остались за железной дверью, которая со ржавым скрежетом закрылась за его спиной. Толстяк смотрел на Зеро с нескрываемым злорадством. На столе возле его левой руки лежала коробка сигар, а возле правой – громоздкий пистолет.

– Вы понять, куда попало? – спросил он на ломаном эверийском, слегка привстав со стула.

– Понять, – отозвался Зеро. – Еще как понять…

– Мы будем доставлять вам немного неудобства, – заверил его толстяк, откинувшись на спинку. – Если будете хорошо ответить про вопросы.

– Будете хорошо спрашивать – буду хорошо отвечать. – Зеро присел на табуретку, не дождавшись приглашения, и краем глаза заметил, как пухлая рука собеседника легла на рукоять пистолета.

Дверь за спиной вновь заскрежетала, и Зеро, оглянувшись, увидел даму, которая встречала их на берегу. На этот раз она была в легком платье и без оружия, и весь ее вид совершенно не соответствовал окружающей обстановке. Она что-то сказала толстяку на незнакомом языке, и тот кивнул в ответ.

– Господин Валлахо. – Она присела на край стола, частично загородив собой толстяка. – Поздравляю вас с тем, что вы живы. Я надеюсь, вы и в дальнейшем не дадите нам повода подвергать опасности вашу жизнь и здоровье.

– Не дам. Конечно, не дам, – отозвался Зеро. – Что я должен делать?

– Савел уже сообщал нам, что вы человек весьма разумный и обычно адекватно реагируете на любые обстоятельства. Завтра за вами придет субмарина, а через пару недель вы выступите по радио и в мировой информационной сети с разоблачением агрессивных планов правящих кругов Конфедерации.

– Каких планов?

– Вам сообщат.

– Я подумаю.

– Нет. Думать будем мы, а вы будете выполнять наши указания.

– Что с Тикой?

– С ним вы еще увидитесь.

– А с вами? – Зеро набрался смелости и подмигнул.

– Разумеется. И не однажды. – Собеседница улыбнулась, и только тут до Зеро дошло, что она, пожалуй, на самом деле гораздо старше, чем выглядит.

24 августа, 7 ч. 42 мин.

Зеро увели, и она заняла освободившуюся табуретку.

– Ну что ж, Дина, поздравляю с успешным завершением операции! – Подполковник Ушат не скрывал чувства глубокого удовлетворения.

– Мне что – крикнуть «Служу Родине!»? – Она слегка недолюбливала непосредственного начальника, большей частью потому что – начальник.

– Ну, не сейчас.

– Если верить результатам допроса Тики ван Дебби, события в Сиаре приобретают крайне нежелательный оборот. Я бы даже сказала, весьма опасный.

– Это уже не наше дело. Мы задание выполнили, и надо срочно до дому, пока нас тут не засекли.

– Сейчас как раз настал момент, когда между Гальмаро и Конфедерацией можно забить хороший клин.

– А мы здесь при чем?

– Вы, господин подполковник, может, и ни при чем. А мне самое время навестить старых знакомых.

– Директивы не было.

– Значит, надо запросить.

– Ты думаешь, я не знаю, чего тебе там понадобилось. Девка твоя влипла в историю, вот ты и рвешься туда! Перебьешься. Пусть ее папочка выручает. Он у них сейчас в Сиаре за главного, вот пусть и заботится. А тебя он ждет не дождется, чтобы к стенке поставить. – Полковник достал из кармана зеленый носовой платок и шумно высморкался. – Опять же у нас там и явок нету никаких, всё, что есть, – только в Вальпо, да и те никому не нужны, потому как директория скоро крякнет.

– Я сама составлю запрос. И отправлю сама. – Дина, казалось, не слушала его.

– Составляй. Мне-то что. Прикажут – забросим. Куда хошь забросим, хоть к Гальмаре этому в постельку…

ОТРАЖЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Даже под утро земля продолжала хранить остатки вчерашнего тепла. Небо уже посветлело, хотя солнце еще пряталось за дальними холмами. Гет приподнялся на локте и огляделся. Его однорукий спутник, точнее, пленник что-то бормотал во сне. Гет прислушался, но речь его была невнятна. Иногда, заснув, калека начинал молиться древним богам, от которых когда-то отрекся, а порой корчился от боли, не позволяя себе стонов – он вновь переживал ту пытку, которой много лет назад подвергли его Милосердные Слуги, но во сне он не произносил слов отречения, и после стонов улыбка торжества озаряло его посеревшее лицо.

И тут Гет внезапно понял, что разбудило его самого. Талисман, сделанный из осколка Каменного Кольца, который вручил ему перед расставанием старейшина Видящих, Не Имеющий Имени, потеплел на его груди. Настало время делать то, ради чего он пришел сюда, в это безлюдное, дикое, скучное место.

«Найди себе спутника и отправляйся в безлюдные земли, куда не заглядывают бессмертные. Как только талисман согреет твою грудь, поставь на землю сосуд. – Старец протянул ему древний потрескавшийся глиняный кувшинчик, покрытый незнакомыми полустертыми письменами, такой крохотный, что легко умещался на ладони. – Потом спой седьмой стих Песни Начала, прижмись к земле и жди. Над тобой пронесется вихрь, под тобой дрогнет земля, небесный огонь опалит твои волосы. Когда всё кончится, ты должен залить воском горло сосуда и отдать его твоему спутнику, чтобы тот принес его нам. Этим ты отблагодаришь нас за твое спасение.

– Почему я сам не могу отдать его?

– Потому что тебе не суждено вновь оказаться здесь…»

Однорукий продолжал спать или притворялся спящим. Впрочем, это не имело значения – если всё случится, как было сказано, он проснется. Но даже если он не спит, ничто не заставит его заподозрить, что сотрясение земли и небес произошло по воле оборванца, который уже несколько дюжин дней тащит его куда-то, порой под страхом смерти, а порой взывая к забытой совести и отринутой вере. А если он всё поймет, всё равно Видящие указали на него, Видящие не ошибаются…

Гет негромко пропел первую строку и почувствовал, как странным волнением наполнилось окружающее пространство. Он пел Песнь Начала сотни раз, но никогда раньше она не сливалась со скрипом чахлого дерева, шелестом травы, треском цимбал. Казалось, сама твердь под ним начала вздыматься в такт пению. Какой-то хриплый вопль вторгся в стройный хор, и Гет краем глаза заметил, что Однорукий уже стоит на коленях, выпучив глаза и зажав себе рот. Песнь уже звучала сама по себе, и слабый голос Гета уже потонул в торжественных раскатах. Небо, на котором не было ни единого облака, полыхнуло, и он обнял землю, ощущая всем телом ее дрожь. Душа заметалась внутри, пытаясь вырваться на свободу, и в этот момент всё стихло.

Однорукий приблизился к нему, не поднимаясь с колен, и пал ниц, как будто перед ним был один из древних богов или могущественный дух из забытых легенд. Но Гет, казалось, не замечал его – он уже разминал пальцами кусок воска, торопясь закрыть узкое горло кувшинчика.

– Возвращайся в Варлагор, – сказал Гет, не отрываясь от своего занятия. – У западной стены Твердыни затеряйся среди Просящих. Там тебя найдет человек, которому ты отдашь сосуд.

– Ты отпускаешь меня?

– Сделай то, что я говорю, и древние боги, может быть, простят тебя… – Он осторожно протянул Однорукому сосуд, который теперь почему-то казался особенно хрупким.

– А что там?

– Не знаю. Может быть, Видящие тебе скажут. А может быть, и нет.

– Безымянный, я принес Кувшин Холодной Глины. – Чуткий Олень стоял перед старцем в полупоклоне, хотя мог как равный сесть рядом. – В нем сокрыто нечто, в суть коего мы не в силах проникнуть ни беглым, ни внимательным взором.

– Кольцо замкнуто? – Безымянный оторвался от созерцания очага.

– Все, кто сегодня не покидал Притвора, готовы сомкнуть ладони.

Безымянный поднялся, и Чуткий Олень едва успел откинуть перед ним полог шатра. До Каменного Кольца, вокруг которого собрались все Видящие, было не более трех сотен шагов, и каждый шаг имел свое имя. Ритуал требовал мысленно обратиться к своему следующему шагу, прежде чем сделать его. По этой тропе невозможно было ходить быстро, и Чуткого Оленя удивило, что Безымянный ушел вперед, минуя тропу.

Смерть не опаздывала. Он просто попросил ее подождать. Но она не могла ждать бесконечно. Мгновение жизни остается мгновением, как бы долго оно ни тянулось, и наивно надеяться, что можно застать Час Пробуждения, ради которого они хранят знания и ремесла, забытые людьми в эпоху бессмертных владык… Он ждал, когда вернется странник, нашедший однажды в Притворе спасение от Милосердных, и смерти тоже пришлось набраться терпения. И вот – Сосуд Холодной Глины, принесенный, по преданию, Оденом-Судией из сопредельного мира, снова в Притворе, и вокруг Каменного Кольца, возведенного, по тому же преданию, Веолом-Воителем, смыкают кольцо Видящие. Песнь Начала пробудила силы, заключенные в Сосуде, и один из ветров стал добычей Видящих… Один из девяти, подвластных басилее Эленге? Леденящий Каббиборой? А может быть, один из тех, чьи следы утеряны столетия назад?

Ветры сродни бессмертным – и тех и других исторг из себя Источник. Если ветер угодил в ловушку, значит, и бессмертные владыки могут быть уязвимы. Не зря же Родонагрон, вороном летя над Варлагором, старается стороной облетать Притвор, не потому ли басилея Эленга так ненавидит Видящих, что ее магия бессильна рядом с Каменным Кольцом…

– Эленга ненавидит Видящих, потому что считает нас слугами Родонагрона… – Чуткий Олень, оказавшийся рядом, прочел его последнюю мысль. – Мне сказал об этом Гет-странник, и он не солгал. Я бы увидел ложь.

– Сейчас не время… – Старец оперся на его плечо. – Эленга… Родонагрон… Не важно, хороши они или плохи, милосердны или жестоки…

Безымянный заметил, что теперь сотни мысленных взоров устремлены на него. И еще он понял, что не успеет… Сосуд Холодной Глины будет откупорен уже без него. Пора передавать посох…

– Пусть подойдет Трепетная Лань…

Главное – встретиться с ней взглядом в тот миг, когда душа покинет одряхлевшее тело.

– Пусть подойдет…

Она уже была рядом.

– Не важно, милосердны они или жестоки, своенравны или справедливы, мудры или безумны… – Он говорил – она слушала, и взоры их слились. – Когда-нибудь их вечность закончится, и наше терпение должно ее пережить… Час Пробуждения придет. Ты видишь?

– Я вижу, – отозвалась она, – восемнадцать прожитых зим, мгновение жизни, которое впереди.

– Бессмертные уйдут, как ушли когда-то древние боги, и тогда мы отдадим всё, что имеем…

Его тело обмякло на руках Чуткого Оленя и подоспевшего Поющего Цимбала. Все взоры обратились к Трепетной Лани, которая в тот же миг утратила свое имя.