Текст книги "Погружение в Театр-музей Дали. Книга-экскурсия, или Практическое пособие по выживанию"

Главный Фасад Театра-музея

Театр-музей – главный фасад

Главный фасад Тетра-музея Дали сохранил черты именно театральной постройки – напомним, здание и было выстроено как главный (и единственный) театр Фигерасе в 1850-ом г. и сгорело пратически полностью в 1939-ом. Как ни странно, его сожгли не отступавшие республиканцы, а победители: так называемые «марокканцы» Франко, по разгильдяйству устроившие в здании пожар, в «очистительном пламени» которого, по словам Дали, и родился музей.

Как писали газеты, в надписи на фасаде пришлось сменить всего четыре буквы: «Teatre Municipal – Teatre Museu Dali» – что тоже можно считать предначертанием судьбы.

На фронтоне фасада мы встретим уже знакомых нам по башне Галатеи псевдооскаров – причем, угловые фигуры имеют на головах многовыпуклую конструкцию, которую Дали называл моделью атома водорода.

Присутствие этих атомов – не только здесь, но и в других местах музейеноого вомплекса, дожно напомнить нам, что Дали всю жизнь живо интересовался наукой, причем, обладал гораздо более глубокими познаниями в различных ее областях, нежели средний обыватель. Не раз научные конференции проходили, по инициативе Дали, и в стенах этого музея.

Обладавший уникальным мышлением, художник был всегда интересен ученым – и, кстати. в соддружестве с выдающимися деятелями науки той поры выполненые некоторые объекты экспозиции музея, о чем мы обязательно еще поговорим.

Интересно, что Дали, известный эротоман, всегда испытывал огромное эстетическое наслаждение при виде задниц, и заявлял, что модель атома водорода – не что иное, как четыре женских ягодицы.

В доказательство процитирую самого Маэстро: Я убеждаю прекраснейших из женщин раздеться. Я всегда говорю, что через задницу моно проникнуть в величайшие тайны, я даже открыл сокровенную связь между ягодицами одной дамы, посетившей меня в Порт-Льигате и радевшейся для меня, и континуумом пространства-времени, который я назвал «четырехъягодичным континуумом». Между прочим, данный континуум есть не что иное, как копия строения атома.» Дали поистине бесподобен!

Прошу особенно отметить это чудесное определение: «Четырехъягодичный континуум» – оно стоит того, чтобы его запомнить! Француз Робер Дешарн, фотограф, а впоследствии секретарь Дали и управляющий значительной частью его империи, заслуживший прозвище «Французский вор» п (о причине того, что «управлял» он, блюдя прежде всего свои интересы) – так вот, Робер Дешарн, ставший видным исследователем жизни и творчества Дали, утверждает, что эротикой пронизаны буквально все произведения Дали, включая и главное: Театр-Музей» – и я с этим совершенно согласен.

Одержимость Дали эротикой и сексом повсеместна, в чем мы не раз еще убедимся. Справедливости ради отмечу – это одержимость не сексуального маньяка-извращенца, но, скорее – теоретика и ученого-исследователя. Сколь бы активно не подвергал Дали задницы своих поклонниц научному анализу, исследования эти носили исключительно теоретический хаарактер, и в интимную связь Дали с «объектами исследования» не вступал.

Причиной тому – глубокие сексуальные расстройства, коренящиеся, видимо, еще в глубоком детстве. Во всяком случае, Дали не раз с гордость заявлял о своей импотенции, считая, что творчества это крайно: та бездна энергии, которая у обычных людей расходуется на секс, у него сохраняется для гораздо более существенного занятия – то есть, для творчества.

На протяжении большей части своей жизни Дали мог достигать оргазма единственным путем – с помощью мастурбации, но каждый раз, когда это случалось, как вспоминает тот же Дешарн, Дали с горечью кричал: " О, Боже, я потерял семя!» – считая такой расход жизненной энергии нерациональным и почти непростительным для себя.

Восполнить эту «тяжелую утрату» могли лишь чеки на крупные суммы, которые несколько примиряли Мэстро с печальной действительностью.

Для имевшего проблемы с сексом Дали более чем адекватной заменой сексуальной стороны бытия выступало творчество. Вот послушайте, как он говорит о живописи: «Живопись – то, что входит в художника через глаза – и стекает с кончика кисти.» Это и подобные ему высказывания описывают живопись (то есть, «мою жизнь, пищу, плоть и кровь», по словам самого Дали, именно как сексуальный акт – в котором Дали не только не страдал от импотенции, но был совершенным альфа-самцом, выражаясь современным языком.

Но вернемся к фасаду. Уровнем ниже расположены четвре белых воина с французскими багетами на головах (о хлебе в творчестве Дали мы уже беседовали; в данном случае багеты – это «окаменевшие мысли персонажей», как объяснял сам Дали, а уж верить ему или нет – наше право.

Еще ниже, на уровне балкона – четыре женских персонажа, вертлявых и на этот раз темных. К уже привычным нам багетам девицы снабжены еще и костылями. Костыль – один из основных атрибутов далианской символики, образ многозначный и присутствующий во множестве работ Дали.

Значение костыля может меняться в зависимости от контекста, однако общий принцип толкования этого фетиша Дали остается неизменным: «Костыль – символ поддержки, без которого некоторые мягкие структуры не в состоянии самостоятельно поддерживать свою форму и объем».

В годы работы над музеем для Дали такой «мягкой структурой, не способной поддерживать форму и объем», был его пеннис, что на уровне подсознания все-таки, похоже, беспокоило художника, хотя внешне он, как всегда хорохорился – иначе это был бы Дали!

В 1973 художник взял на экскурсию в еще ене законченный музей британского репортера Роберта Гарти, который, оказавшись в зале «Дворе Ветра», на потолке находится потрясающее одноименное панно, поднялся на леса, чтобы разглядеть детали, и увидев костыль, поинтересовался у Дали, что он означает. Дали тут же заявил, что ему нравится изображать костыли, потому что костыль – симвовл ипотенции.

Дали заявил, что все великие люди были импотентами – включая Наполеона. Остальные делают детей – и больше ничего. Но как только с сексом вовзникают проблемы, человек создает фантастическую музыку, архитектуру или завоевывает империи. Так что, как видим, высказывания Дали подверждают нашу уверенность в том, что сексом для Дали являлось именно творчество.

Девицы с костылями имеют также отверстия в области грудной клетки, напоминающие замочные скважины: однозначный намек на объект исследования сюрреализма – подсознание.

О том же, кстати, напоминает и скафандр водолаза, с гордостью расположившися в центре между девицами: как водолаз погружается в пучину морскую, так и сюрреалисты, дабы создать шедевр, погружаются, подобно пытливым исследователям в бесконечные глубины подсознания.

Собственно, и нам с вами предстоит выполнить погружение в уникальный мозг Сальвадора Дали, проникнуть в систему его образного мышления, понять его замысловатую логику – это, по замыслу самого Дали, одна из важнейших задач Театра-музея.

Впрочем, что касается скафандра, есть у него еще одна функция: он призван напомнить о вполне конкретном эпизоде из жизни Сальвадора Дали, имевшем место на Выставке сюрреализма в Лондоне в 1936-ом.

1 июля Даи выступал на этом славном мероприятии с лекцией «Подлинные параноидальные фантазии», которая как раз должна была окончательно утвердить исследование глубин бессознательного, в качестве основного творческого принципа и метода сююреализма.

Как писала газета «Стар», Дали подготовился к выставке надлежащим образом: он был обряжен в скафандр водолаза, на боку висел кинжал, в руке он держал бильярдный кий, а сопровождали его две большие собаки. Чтобы придать своей речи большую таинственность, Дали вещал (на французском зачем-то языке) через громкоговоритель.

На середине эпохальной речи он почувствовал, однако, что задыхается – но публика, сочтя это частью сюрреалистического спектакля, принялась одобрительно апплодировать. К счастью, находившиеся рядом друзья смогли помочь художнику освободиться от шлема – иначе все могло бы закончиться печально.

Сам Дали уверял, что едва не погиб тогда от удушья. Когда его спросили, зачем же все-таки он облачился в скафандр, что чуть не привело к бевзременной кончине молодого художника, упрямый каталонец ответил: «Чтобы все видели, что я действительно погрузился в глубины духа».

Одним словом, не найди знакомый Дали Эдвард Джеймс вовремя гаечный ключ – вся история современного искусства могла бы пойти по другому пути – ибо представить искусство 20-го века без Дали совершенно, как мы понимаем, невозможно…

Памятник Франсеску Пужольсу

Монумент Франсеску Пужольсу (1975)

Памятник – я бы даже сказал, монумент – посвященный каталонскому поэту, писателю, критику и философу Франсеску Пужольсу Дали разместил аккурат перед главным фасадом, что вполне соответствует месту Пужольса в прижизненной персональной иерархии Сальвадора Дали.

Дали считал Пужольса величайшим мыслителем современности и одним из своих духовных отцов. Отношения между ними начались уже в 1927-м, когда Дали перевел на французский язык труд Пужольса «Художественное и религиозное видение Антонио Гауди».

Мы уже беседовали о том, что Дали считал своего земляка Гауди величайшим из гениев и очень много сделал для его посмертной популяризации – так вот, Пужольс был, пожалуй, первым из тех, кто хвалил Гауди еще при жизни, то есть, в то время, когда каталонского зодчего принято было преимущественно ругать.

Уже одного этого достаточно было для того, чтобы между Дали и Пужольсом возникла симпатия. Кроме того, Пужольс, как и Дали, всегда живо интересовался наукой, имел такое же циничное чувство юмора, как и Сальвадор Дали, и точнол так же иронически относился к каталонским националистам, видевшим мир, как тусклые окрестности вокруг прекрасного каталонского ядра.

Я лично, каюсь, не знаком с трудами «величайшего мыслителя современности», как называл Пужлоьса преклонявшийся перед ним Сальвадор, но, похоже, этот философ действительно был очень умным человеком, потому что однажды сказал: «Наивысшая из доступных человеку свобода – это жить, не имея необходимости работать». Фраза эта является безусловной квинтессенцией жизненной мудрости – не удивительно, что Дали так уважал Пужольса.

Что касается собственно памятника, он хорош, в первую очередь тем, что крайне наглядно иллюстрирует нам тот принцип, которым пользовался Дали и в жизни, и в творчестве, в то числе, и при создании своего Театра-музея. Это принцип накопления, а не отбора. Я уже упоминал о том, что Дали был ужасающим «Плюшкиным» – в свои материальные и духовные закрома он тащил все, что удавалось где-то раздобыть, выведать, купить или получить в дар.

Дали считал, что рано или поздно всему этому скарбу найдется подходящее применение. Так, по принципу накопления, написаны многие его картины, так он создавал «готовые объекты», и, наконец, «самый крупный готовый объект в мире» – свой музей.

Когда Дали начал вить своё сюрреалистическое гнездо, все эти залежи умопомрачительно разнообразного имущества он щедрой рукой разбросал внутри музея и вокруг него – а нам сейчас разбирайся!

Что же, разберемся – для этого и приехали. Итак, монумент Пужольсу имеет в основании ствол столетней оливы, на котором громоздятся три барельефа из серии «Искусство и ремесла», выполненные для Всемирной выставки 1900 г. в Париже скульптором Гийо и керамистом Мюллером, а впоследствии «по дешевке» купленные Сальвадором Дали в одной из антикварных лавок французской столицы.

Образуемый этими элементами торс укрыт подобием римской тоги, над которой присутствует золотое-яйцо голова – в совокупности вся кострукция напоминает «Мыслителя» Родена, чего, собственно, и добивался Дали, и что вполне соответствует занятию Пужольса, который, как мы уже сказали, был философом.

Перед яйцеголовым мыслителем-монстром Дали поместил табличку с высказыванием Пужольса: «Каталонская мысль всегда возрождается заново в своих простоудшных моглильщиках», над табличкой – бюст «хорошего» римского императора Антония Пия, правившего во 2-ом веке, и, наконец, на голове Антония мы найдем «виновника торжества» – то есть самого Пужольса, о котором я уже прожужжал вам все уши. Я бы сказал, «Пужольсика» – настолько головка мала по сравнению с общими размерами монумента. Но другой на тот момент у Дали не оказалось.

Отдельно отмечу еще одну золоченую модель атома водорода, или «четырехъягодичный континнуум» – а также ограду увенчанную золочеными трелистниками (похоже, еще один реверанс в сторону монархии и Бурбонов, которые до сих пор являются королями Испании).

Что же, оценим «принцип накопления Дали» (берешь всего, и побольше, и помещаешь это в пространство одного арт-объекта, а зритель пусть сам разбирается и ищет всевозожные смыслы) – и прогуляемся по по площади Гала-Сальвадор Дали – в направлении, как говорят туристы, «Достоевского на колесах»…

Памятник Мейссонье

«Достоевским» этого «белого человека», размещенного на постаментах из шин и воспроизведенного троекратно, называют туристы – хотя видит Бог, он не имеет ни малейшего сходства с Федром Михайловичем – за исключением, разве что, факта наличия бороды.

Внесем ясность: памятник (три памятника, являющиеся точными копиями друг друга) посвящен Жану-Луи Эрнесту Мейссонье (1815 – 1891), французскому «салонному», или академическому художнику, который ныне подзабыт, но при жизни стяжал невероятную славу и финансовый успех и, было время, даже возглавлял Национальное общество изящных искусств во Франции.

При жизни рабты никакого другого художника не продавались за такие громадные деньги, как вещи Мейссонье – например, за «Кавалерийскую атаку» или «Наполеона 1-го в 1814 году» ему было заплачено по 300 000 франков – деньги, без преувеличения, фантастические!

Дали чрезвычайно ценил Мейссонье за его потрясающие технические способности живописца. Сам Дали заявлял: «Мейссонье делал великолепные цветные фотографии действительности, я же создаю мгновенные снимки подсознания.» В этом смысле Сальвадора Дали вполне можно назвать «Мейссонье подсознания» – и это наверняка ему безмерно польстило бы

Здесь, во Вселенной Дали, Мейссонье призван воплощать всё академическое искусство, которым Дали с определенных пор восторгался. Не станем забывать – в том же 1979 году Дали и сам стал действительным членом Французской академии изящных исскуств.

Во-вторых, «Мейссонье на колесах» должен напомнить нам о крайне важном в жизни Сальвадора событии: гранзиозной ретроспективе его работ, проходившей в Париже, в Центре Жоржа Помпиду с 18 декабря 1979 – по апрель 1980. Выставка пользовалась невероятным успехом и привлекла около миллиона посетителей, чем Дали был невероятно горд и доволен.

Именно к этой выставке, в качестве элементов оформления выставочного пространства» Сальвадором Дали и был создан троекратный «Мейссонье на колесах», который после мероприятия перекочевал в Фигерас и обосновался рядом с музеем. Кстати – самая большая в мире ложка, мимо которой мы проезжали, тоже с выставки-ретроспективы Дали в Помпиду.

Сам памятник – это копия памятника Мейссонье работы француза Антонина Мерсье, установленная в городе Пуасси, мэром которого Мейсонье одно время являлся. Здесь уместно упомянуть о таком чудесном явлении, как «далинизация».

В чем ее суть: вы, Сальвадор Дали, покупаете, скажем, «Дожоконду» работы Винчи, добавляете ей усы, пару мягких часов, за спиною изображаете пару знаменитых далианских слоников на паучьих ногах – и получается «далинизированный объект», автором которого уже являетесь вы – а не какой-то там Леонардо. В своих работах Дали часто прибегал к «далинизациии» – да и только ли он?

Отдельно следует упомянуть о каменных табличках с надписями, размещенных у основания каждого из трех постаментов. Если две надписи вполне безобидны, то третья, расположенная у самого высокого «шинопостамента» гласит: «Без Гала и Дали тебя бы здесь вообще не было». Дали, как я уже сказал, обладал замечательным, хотя временами и циничным, чувством каталонского юмора, которое демонстрировал на протяжении всей своей бурной жизни.

Современное искусство представлено одним из «подарочков», которые очень любил Дали: речь идет об инсталляции «Обелиск Телевидению», которая являет собой бетонну стеллу, в котороую вмонтированы электропечь и 14 телевизоров. Вся эта конструкция увенчана головой антияной богигни, а голова, в свою очередь – антенной.

Эта работа является подарком австрийца Вольфа Фостеля – человека, который первым в Европе стал затевать «хеппенинги» и был в конце концов провозглашен одним из столпов «капиталистиского реализма». Он также известен как первый в мире художник, создавший памятник телевизору. Как видим, занятие это пришлось ему по душе – Дали достался целый обелиск из телевизоров!

Еще один «подарочек» (и еще один телевизор) мы можем наблюдать в стеклянной витрине рядом – эта голова великана из папье-маше была поднесена Дали в дар художником Рафаэлем Дураном.

Интересно, что арка, находящаяся за инсталляцией – не что иное, как заложенная арка двери, которая вела когда-то внутрь помещения рыбного рынка, располагавшегося в здании сгоревшего театра после Гражданской войны.

И еще одна деталь, которая не сразу бросается в глаза, но о которой нужно упомянуть: поднимем очи к небу, и на фрнтоне фасада, в двух каменных медальонах, сохранившихся от старого здания театра, увидим пару хорошо знакомых нам профилей, Дали и Гала, увенчанных лавровыми венками победителей. Себя и супругу на медных пластинах запечатлел маслом сам Сальвадор Дали.

Это напоминает мне те времена, когда музей только открылся, и Дали, находясь в одном из служебных помещений рядом, на том же уровне, обожал, отодвинув край портьеры, подглядывать за толпившимися у музея людьми. Вид очередей – тем более очередей, связанных с интересом к его божественной персоне, всегда наполнял Дали оранжевым теплым счастьем.

Итак, мы видели памятник Франсеску Пужольсу – выдающемуся философу, мы видели работу Фостеля, символизирующую современное авангардное искусство, и трижды видели Мейссонье, выражающим искусство академическое. А где же персонаж, воплощающий в себе науку, которой так восхищался Дали. Он есть, мы обнаружим его на ступенях одной из лестниц, убегающих с площади вниз, аккурат за спиною одного из Мейссонье.

«Памяти Ньютона» (1969)

Вы найдете его на одной из лестниц, убегающих в соседние улицы с площади Гала-Сальвадор Дали – Сэра нашего Исаака Ньютона, одного из величайших ученых человечества, английского физика, механика, математика, алхимика и астронома, подарившего нам закон всемирного тяготения и три закона механики, разработавшего дифференциальное и интегральное исчисления, заложившего основы физической оптики…

Разумеется, не самого Ньютона (он давно умер), но посвященную ему монументальную скульптуру из патинированной в чернь бронзы, выполненной Сальвадором Дали в 1969-ом г.

Интересно, что основой для скульптуры послужила гораздо более раняя картина Дали «Свечение Лапорта», где также присутствует Ньютон, точь в точь напоминающий скульптуру, о которой пойдет речь.

Итак, вернемся к скульптуре. И первое, с чего я начну – это жалоба. Да-да, жалоба на сокрушительный вандализм публики, в рядах которой нашелся какой-то нехороший человек, который лишил нас возможности лицезреть работу Сальвадора Дали в первоначальном варианте.

Сейчас вы поймете, о чем я. Вот она, наша работа «Памяти Ньютона», представленная в театре-музее. Хороша? Безусловно! Но присмотритесь внимательно к правой руке Исаака. Не кажется ли вам, что в ней чего-то не хватает? Ведь пальцы ее самым недвусмысленным образом сложены в щепоть, как-будто они что-то удерживают?

А сейчас, внимание, я извлеку смартфон и покажу вам точную копию этой работы, находящаяся в Мадриде:

Сальвадор Дали. «Памяти Ньютона» (Мадрид)

Замечаете? Да, да, так и есть: нашему Исааку Ньютону из Фигераса не хватает маятника, который излишне горячие поклонники Сальвадора Дали «приватизировали», чтобы урадкой наслаждаться им в одиночестве. Но это не страшно, поскольку один маятник, в проеме грудной клетки, все-таки сохранился, и, как это наверняка планировалось Дали, призван напомнить нам о законе всемирного тяготения, открытом Ньютоном.

Интересно, что шар на конце подвеса вызывает мгновенные и прочные ассоциации с яблоком, которое, по легенде, свалилось на голову Ньютону и послужило толчком к открытию знаменитого закона. Забавно, что сам Дали отождествлял это «ньютоново» яблоко с тем самым запретным плодом, из-за которого Адаму и Еве пришлось в срочном порядке эвакуироваться из Эдема.

«Помните, что сила притяжения Земли уже была в тяжести яблока в руке Евы. Как меч Дамокла, эта сила висела над всеми человеческими существами. Не стоит сомневаться, яблоко Евы – то самое, что упало на затылок Ньютона и позволило ему открыть закон, управляющий гравитацией.»

Кроме того, этот шар, учитывая его местоположение внутри грудной клетки, вполне можно воспринимать как сердце Ньютона. Это вполне коррелирует с одной из трактовок отверстий, проделанных в торсе и голове персонажа и трактуемых как символы открытого седрца (чистосердечия) и открытого ума (склонности к познанию) – тех качеств, без которых ни в науке, ни в жизни, невозможно добиться каких-либо существенных результатов.

прочем, каждый волен предложить свою собственную интерпретацию, и не факт, что она будет менее интересной или логичной, чем те, что давал своим работам сам Сальвадор Дали, который и вообще, случалось, в разные годы трактовал одну и ту же работу совершенно по-новому – но, опять же, разве есть в том какое-то противоречие?

В восприятии того или иного произведения искусства есть собственно объект восприятия (картина, книга, опера), а есть воспринимающий его человек, и если объект восприятия, созданный когда-то художником, писателем или музыкантом, остается неизменным, то человек со временем меняется – и часто вместе с ним меняется и его восприятие того или иного произведения искусства, особенно, допускающего бесконечное множество трактовок, как случае с работами Дали.

Вот как например, объяснить расчлененную, разъятую на фрагменты опорную ногу скульптуры, рядом со ступней которой присутствует, вдобавок, большой палец руки?

Предложу свою версию – самую, на мой взгляд, верную. Разделенная на фрагмента ступня опорной ноги символизирует не что иное, как один из фундаментальных методов наученого исследования – анализ, который, напомню, определяется как «метод исследования, характеризующийся выделением и изучением отдельных частей объектов исследования»

А большой палец руки? – спросите вы. А это, на мой, взгляд, отсылка к одному из высказываний Ньютона, который как-то заявил: «При отсутствии иных доказательств, для меня было бы более чем достаточно большого пальца руки, чтобы однозначно заявить: Бог существует!».

Наука и религия, по мнению как Исаака Ньютона, так и Сальвадора Дали, не только не противоречат друг другу, но напротив – находятся в самом тесном и неразрывном единстве. Вспомним период «ядерного мистицизма» в творческой эволюции Дали – время, когда художник пытается соединить в своих работах испанский религиозный мистицизм и новейшие достижения современной ему науки.

В зале «Дворец Ветра» Театра-Музея экспонируется уменьшенная копия этой скульптуры – на этот раз, к счастью, совершенно целая. А что до полноразмерных «Ньютонов» Дали – их всего 8, и наиболее знаменитая из восьми, не считая, разумеется, принадлежащей музею в Фигерасе – та, что составляет часть знаменитого «дольмена Дали» в Мадриде.