Текст книги "Новое прочтение старых газет"

Коммуна

Нелл Фис, собираясь в Россию, о себе лично не раздумывала. Из коммунистической прессы, рассказов старших товарищей по партии она много хорошего слышала о Советской республике, о Ленине. Перед отъездом Нелл больше всего беспокоилась о судьбе пролетарской революции, стремилась помочь советским людям быстрее построить новое общество. Коос удивлялся, откуда в хрупкой молодой женщине, никогда ранее не выезжавшей за пределы Голландии, мало знающей людей, вдруг взялись такие душевные силы. Нелл казалась ему прекрасней, чем когда-либо.

Однако женщина всегда остаётся женщиной, тем милым существом, которому одинаково присущи великая сила духа, самопожертвование и минутные слабости. Нелл не была исключением.

23 мая, когда на горизонте показался пароход «Варшава», когда он пришвартовался в голландском порту, Нелл окончательно поверила в реальность случившегося и впервые спросила себя: «Доведется ли ещё обнять мать и отца, друзей и товарищей, услышать их голоса, увидеть бесконечно дорогие сердцу города, вернуться к родным берегам?». Не было ни отчаяния, ни раскаяния. Всем её существом вдруг овладела страшная тоска, от которой сжималось и ныло сердце, на глазах появились непрошеные слёзы.

Но стоило скрыться голландским берегам, строило попасть в колыбель русской революции, почувствовать дружеское расположение петроградских рабочих, встретить по пути в Надеждинск сотни голодных и оборванных людей переполнивших железнодорожные станции и вокзалы, от тоски и следа не осталось. Сохранилось желание сделать для революции как можно больше, как можно лучше.

Не потому ли в Надеждинске у добровольцев на счету было каждая минута? Жили и работали они чётко и организованно, чем вызывали любовь и восхищение местного населения.

Дни проходили быстро, незаметно, по правилам, неизвестно, когда и кем написанным. Были, правда, отклонения. Одно из них явилось значительным, заслуживающим внимания.

В конце июля, вскоре после отъезда Рутгерса, полку маленького ленинского Интернационала прибыло. На Надеждинский завод приехала третья организованная группа «кузбассовцев».

Нелл на всю жизнь запомнила встречи в Петрограде и Надеждинске. Новички много и охотно говорили о тёплом приёме, оказанном им комсомольцами-железнодорожниками Екатеринбурга.

– Мы остановились на Екатеринбургском вокзале, – рассказывал словоохотливый американец из Техаса Джефферсон, ждали назначения к месту работы. А ожидание, сами знаете, – занятие не очень весёлое. Увидели это члены железнодорожной комсомольской организации, узнали, кто мы такие, пригласили нас в свою комнатку, окружили и устроили нам маленький, но приятный допрос.

– Товарищи, знаете ли вы, куда и зачем приехали? В вашей Америке, в стране беспредельного человеческого счастья и демократических свобод, наверное, гораздо лучше? – спрашивали комсомольцы. Приезжие, по словам Джефферсона, ответили:

– Несомненно, знаем. Однако не советуем вам попадать в американский рай. Кому там живётся хорошо? Капиталистам. Вы в России придушили их, у нас же они благоденствуют. В это время трудящиеся от безработицы и нищеты умирают с голоду. Пройдитесь сейчас по любому городу, обязательно встретите обессилевших, валяющихся рабочих в парках, на бульварах, где угодно. Не думайте, что это всё от неурожая, других стихийных бедствий. Нет и нет. Это от избытка, от демократических, американских свобод.

– Ответили на первый вопрос, – продолжал рассказывать доброволец, – нам и говорят: «Но в России люди тоже гибнут на улицах с голоду. Как вы на это смотрите?» – Что мы, по-вашему, должны были сказать? Говорим: это нам известно. Мы знаем, что в первое время, может быть, и нам придётся перенести немало лишений. Но мы готовы к этому, каждый из нас сознаёт, что пот и страдания добровольцев пойдут на пользу пролетарской республике.

Комсомольцам понравились ответы американских рабочих, они нашли в них верных, хороших друзей и дальше уже не церемонились, повели себя с иностранцами просто, непринуждённо. Кто-то из комсомольцев лихо растянул мехи гармоники, в центре комнаты появился первый смельчак, второй… И голодные оборванные парни и девчата, увлекая за собой интернационалистов, с огромным задором и упоением начали отплясывать русскую «Барыню».

– Вот это танец! – восхищённо закончил свой рассказ Джефферсон, прошёлся по столовой, повторяя запомнившиеся движения, но танцевал он неуклюже. Все, кто слушал его, наблюдал за ним, громко рассмеялись. На работу отправились в прекрасном расположении духа.

Такие вот отступления, весёлые минуты в первое время были не часто. В основном же один день мало чем отличался от другого.

«Кузбассовцы», особенно их женская половина просыпались рано. Нелл всегда просыпалась первой и торопилась на кухню. Ей казалось, что там без неё не обойдутся, что если она не придет, то вся колония останется без завтрака.

На первом общем собрании, которое длилось ни много ни мало 5 часов (сказалась необходимость перевода речей выступающих), определили круг обязанностей каждого члена коммуны. Женщины должны были содержать в чистоте квартиры, бельё, одежду, ухаживать за больными, готовить пищу. Так Валентине Ван Доорен доверили прачечную, Лидии Берг – кухню, Нелл Фис – медицинское обслуживание.

– Кроме того, – вспоминает сейчас Нелл, – каждая женщина через три дня должна была работать на кухне.

Она не зря торопилась туда каждое утро. Кухня была самым трудным женским участком работы. Привезённые продукты рабочие сдали в коммуну, питались все 106 человек (в том числе 60 рабочих) в столовой. Так что жёны добровольцев с помощью русских женщин топили печи, готовили «горячее» и «холодное», выпекали хлеб с раннего утра до позднего вечера. К их счастью, в третьей группе оказался пекарь. Часть работ он взял на себя. Но всё равно очень нелегко, сложно было кормить столько ртов.

Поэтому Нелл, как правило, не считалась с установленным графиком, на кухне проводила всё своё свободное время. С Коосом они виделись только вечером. На обед он, как и другие рабочие, не приходил. В целях экономии времени с утра брал с собой термос с горячим чаем и незавидный бутерброд. Коос одевал специальный комбинезон со множеством кармашков, в каждом из которых определённый вид необходимого инструмента. Не бегать же за каждым ключом в инструменталку.

Коос работал в одной из групп добровольцев. Отдельные коллективы иностранных рабочих были созданы с прибытием в Надеждинск первой более солидной партии интернационалистов. По мысли Рутгерса, не растворяясь в общей массе металлургов, они могли лучше демонстрировать надеждинцам образцы американских методов труда.

Коос с товарищами ежедневно направлялись в машиностроительный цех. Выполняя самые различные заказы по ремонту станков, подвижного состава, оборудования, они осуществляли на практике намечаемые Ван Гоффеном мероприятия.

Кроме Фиса, И. И. Якоби, Ван Доорена в группу входили высококвалифицированные рабочие американцы Карл Карлович Эбергард (35лет), Иван Иванович Уммер (52), поляки Александр Иванович Серекас (35), Валентин Горчинский (36 лет, австрийский подданный), венгр Лунц Антонович Маклари (35), чех Игнатий Иванович Свицек (35), серб Михаил Михайлович Вуйчик (40), немец Август Фридрихович Шульц (48), финны Эверт Августович Мукенон (28) и Вульчик Варно (40), латвийцы Василий Васильевич Левинзон (27), Фриц Иванович Дасмон (35) и Август Григорьевич Арбен (35). Самый настоящий интернационал пролетариев мира!

Вместе колонисты собирались после ужина. Каждый вечер они митинговали. Первым выступал, как правило, председатель избранного добровольцами правления. Он подводил итоги работы за прошедший день, отвечал на ранее поданные жалобы. Потом каждый присутствующий мог спросить обо всём, что его интересовало.

Правлению нелегко было руководить разноязыким коллективом. Тем более, часть колонистов придерживалась взглядов ИРМ, ратовала за коллективное обсуждение всех, без исключения технических и общественных вопросов.

У Нелл после этих собраний часто кружилась голова. Но любознательность брала своё, она не уходила. Да и не хотелось расставаться с Коосом, которого не видела целыми днями.

Нелл очень хорошо помнит, как долго обсуждали вопрос о письмах. В первые месяцы иностранные рабочие денег не получали. Нет денег – нет почтовых марок. Зато хоть отбавляй желающих поддерживать постоянную связь с родиной. Вот и судили, рядили, как выйти из этого положения. Решили ассигновать определённую сумму на счёт коммуны. Каждый ежемесячно мог писать не более двух писем.

Приветствуя в порту вторую группу «кузбассовцев», представитель Петроградского губкома ВКП(б) даже не подозревал, какое препятствие встанет на пути осуществления его хорошего пожелания.

Не сразу также общее собрание решило вопрос рационального использования мыла, в котором коммуна нуждалась не меньше, чем в чём-либо в другом. После изнурительных прений постановили каждому работающему на заводе выдавать кусок мыла на одну, в конторе – на две недели.

Кстати, сейчас мы над такими «мелочами» не задумываемся. Пишем столько писем, сколько душе угодно. Мыло вообще относим к тем предметам домашнего обихода, которые не заслуживают нашего внимания.

Один только вопрос, который Нелл не может вспоминать без слёз, колонисты решили быстро, единогласно. Общее собрание без выступающих, не сговариваясь, приняло предложение правления сдать молочные консервы, яичный порошок и какао в детские дома и больницы.

Попытки решать митингами производственные дела не увенчались успехом. Их сразу же пресёк исполняющий обязанности уполномоченного «АИК Кузбасс», председатель местного правления Ван Гоффен. В коллективе наблюдалась «удивительная самодисциплина».

Дружеское расположение надеждинцев, сознание выполненного долга, помогали добровольцам преодолевать трудности. Фис, Ван Доорен, Маклари, Мазуркевич, их товарищи ложились поздними вечерами на соломенные матрацы страшно уставшими, но всегда удовлетворёнными, счастливыми.

Новый договор

В первых числах октября комиссия СТО для рассмотрения бюджета «АИК – Кузбасс» пригласила Рутгерса в Москву. Себальд чувствовал, что причиной вызова является не только необходимость решения ряда финансовых вопросов. Намеченный по дополнительному договору срок передачи Надеждинского завода прошёл. Обязательства оставались невыполненными. Значит, предложение Главного концессионного комитета оставалось в силе.

В Москве Рутгерс в первую очередь познакомился с намеченными Ван Гоффеном мероприятиями, узнал о некоторых деталях, екатеринбургского совещания, о том, что президиум Госплана назначил обсуждение доклада американского инженера на 17 октября.

– Почему в Екатеринбурге вы сказали, что Надеждинский завод рассматриваете как машиностроительный? – спросил Себальд у Ван Гоффена.

– Не имея ярко очерченных контуров программы, – отвечал тот, – я познакомил Уралэкосо с предварительными намётками. Вы находите мой поступок неправильным или сомневаетесь в реальности окончательно выработанного плана?

– Не берусь оценивать поступок, вам было виднее, – говорил Рутгерс. – Намеченная программа в определённых условиях осуществима. Однако с неё могут не согласиться, вас упрекнут в искусственно поддерживаемой связи Надеждинского завода с Кузбассом, непомерно больших расходах.

17 октября в кабинете председателя президиума Госплана Г. М. Кржижановского на заседание собрались заинтересованные лица, в том числе М. К. Ошвинцев, С. Ю. Рутгерс, С. Берг и другие.

Здесь Михаил Константинович удивился планам Ван Гоффена не меньше, чем Ломов в екатеринбургском совещании. Американский инженер в металлургическом процессе исключал замену древесного угля коксом, в течение четырёх лет намечал довести ежегодную выплавку чугуна до 15 миллионов пудов (максимальный выпуск его в 1910 году составил 12 миллионов пудов). Ван Гоффен, не думая о плановом, бережливом использовании природных ресурсов, о колоссальных затратах материальных средств, намечал превратить Надеждинский завод в главного конкурента Швеции по выплавке высококачественного металла[30]30
  Вопрос о бережливости был спорным. Старые специалисты, в том числе известный металлург В. Е. Грум-Гржимайло, в то время считали, что промышленная база Урала больше подходит для производства качественных сталей по примеру Швеции. Для этого не нужны громадные объёмы производства, и собственных ресурсов Урала вполне достаточно. Рядовую сталь можно выплавлять в других местах.
  Но идеологическая установка была направлена на увеличение производства стали независимо от её качества и любой ценой.


[Закрыть].

«С такой программой, – думал Ошвинцев, – Северный Урал очень скоро останется без лесов, а государственная казна – без золота».

Несмотря на это, участники заседания отнеслись к проекту с большим вниманием. Они учитывали, что предложения концессионного характера вносили люди, которые сочувственно относились к Советской власти. Поэтому с выводами не спешили. Президиум решил создать особую комиссию в составе промсекции и поручил ей подготовить по докладу Ван Гоффена обстоятельное заключение.

Постановление насторожило Рутгерса. 24 октября он направил В. И. Ленину письмо, в котором рассказывал о работе, проделанной на Надеждинском заводе группой Ван Гоффена, сообщал, что «сейчас мероприятия обсуждаются в Госплане, причем фирма «Барон Таубе и компания» препятствует[31]31
  Бдительность, и ещё раз бдительность, – первая заповедь верного ленинца. Враг не дремлет, но придёт время для жестоких расправ…


[Закрыть]». В заключение Себальд подчёркивал: «Поставленная цель грандиозна, шансов на её осуществление, по-моему достаточно, но вложенные средства сравнительно невелики. Для выполнения наших планов нам нужны немалые средства».

Рутгерс преувеличивал силу противодействия «бывших»: владельца Надеждинского завода барона Е. А. Таубе (с 26 сентября 1922 г. – 4-й член правления Богословского горнозаводского треста) втородумовца и кадета И. И. Субботина и некоторых других. Никто, конечно, не возьмётся утверждать, что за 5 лет Советской власти «спецы» перевоспитались и превратились в стопроцентных интернационалистов-ленинцев. Дело в том, что на Урале они погоду в политике не делали, и если бы и вздумали делать её, то уральская парторганизация была достаточно сильной и зрелой, чтобы направить их на истинный путь. Тем более, после XI съезда выделила под своё особое наблюдение 15 промышленных районов, в том числе и Надеждинский.

На всех этапах становления и развития «АИК Кузбасс» первую скрипку в решении тех или иных вопросов играли люди, глубоко преданные делу Ленина, партии.

Владимир Ильич ознакомился с содержанием письма и затребовал от управляющего делами Совнаркома «Краткую справку по делу Богословского горнозаводского треста». Он, видимо, хотел удостовериться, насколько обоснованы претензии уральцев к разработанной Ван Гоффеном программе.

Эту справку для Ленина написал председатель правления Богословского горнозаводского треста М. К. Ошвинцев. Михаил Константинович, не вдаваясь в детали, рассказал Владимиру Ильичу о последних достижениях коллектива Надеждинского завода, о созданных запасах топлива и перспективах развития производства, о природных ресурсах района, указал на искусственно поддерживаемую Ван Гоффеном связи Надеждиского завода с Кузбассом, на несостоятельность намеченной им программы.

Новый договор (2)

Ошвинцев не отвергал в целом идею промышленной иммиграции иностранных рабочих, создания Урало-Кузнецкого комбината. Он в заключении писал: «Необходимо получить полный детальный проект и полную детальную смету и вполне точные детальные обоснования возможности осуществления проекта как с точки зрения естественных богатств, так и точки зрения финансового плана».

Особая комиссия в это время проводила одно заседание за другим, старалась получить от Ван Гоффена исчерпывающие ответы на все поставленные перед ним вопросы. Последнее её заседание заключило:

«1) что намеченный американской группой масштаб производства неосуществим по естественным ресурсам района;

2) что финансово-экономическая часть проекта не только не обоснована, хотя бы примерно, но и не подсчитана, а техническая же часть недостаточно выполнена;

3) что испрашиваемый от государства заем в размере 4,5 мил. золотом ничем не гарантирован».

Она признала «связь Богословского округа и Кузнецкого бассейна необоснованной и искусственно поддерживаемой» Ван Гоффеном.

31 октября президиум Госплана заслушал доклад председателя комиссии. Защищая проект американского инженера (иначе Себальд не мог поступить, у него было прекрасно развито чувство товарищества), Рутгерс заявил, что при решении этого вопроса технические расчёты интереса не представляют, «что в этом деле важен почин, важна определённая идейная цель».

Богданов, отвечая Рутгерсу, отметил: «Будучи сторонником совместной работы с американцами, я должен сказать, что нужна громадная уверенность в том, что опыт передачи Надеждинского завода для государства не будет отрицательным».

«Я позволю себе заметить товарищам американцам, – высказал своё мнение Ломов, – что арифметика и в России и в Америке одна и та же. Нам представляется, что задача промышленной иммиграции необычайно велика и ответственна, необходимо с величайшей тщательностью подходить ко всем проектам, чтобы не сорвать всего дела».

Ответ В. И. Ленина на письмо Себальда, к сожалению, не известен. Но вспомните, как, постоянно сомневаясь в осуществлении дела Рутгерса, Владимир Ильич настойчиво поддерживал его, с какой тщательностью подходил он к выработке каждого пункта договора!

* Авторский экземпляр журнала «Вестник металлопромышленности», который вместе с другими старыми журналами незадолго до своей кончины передал моему папе, Александр Кузьмич Фанбулов, оказался очень интересен. Из него можно узнать, что:

• 12 января 1924 года инженер Е. А. Таубе включён в состав комиссии при Техническом совете ГУМП ВСНХ по разработке предложений обеспечения химических лабораторий металлургических заводов.

• 25 мая 1924 года в Ленинграде в Технологическом институте открылся Второй съезд Научных деятелей по металлургии. Председателем президиума съезда был избран профессор В. Е. Грум-Гржимайло.

• В первый день работы съезда с докладом «О металлургической промышленности Урала» выступил инженер В. А. Гассельблат.

• 29 мая 1924 года на съезде с докладом «О плавке чугуна на торфе» выступил инженер А. К. Фанбулов.

Он представил результаты успешных опытных работ на Надеждинском и Выксунском заводах, выполненных под руководством технического директора Надеждинского завода, горного инженера П. М. Вавилова.

Президиум Госплана согласился с заключением комиссии. Но Себальд не сдался, не отказался от своей идеи. Об этом можно судить по постановлению правления «АИК – Кузбасс» (Рутгерс, Риз, Схойлер, Шатов, Хейвуд), направленному 2 ноября в СТО и Госплан. Высший орган управления индустриальной колонией предлагал решение вопроса о Надеждинском заводе отсрочить ещё на один операционный год и вести обследования дальше, пригласив из Америки новых экспертов. Американские рабочие, находящиеся на предприятии, по мнению правления, должны были там оставаться и образовать отдельную группу, получать пайки по русскому масштабу, которые будут пополняться за счёт колонии продуктами из Америки.

25 декабря СТО подписал с «АИК – Кузбасс» новый договор, по которому решение вопроса о Надеждинском заводе откладывалось до приезда компетентных техников-специалистов из Америки и составления и защиты ими в соответствующих органах плана его реорганизации и эксплуатации, причём фактическая передача должна была произойти не ранее следующего операционного года.

Совет Труда и Обороны учитывал при этом не только сложившуюся к тому времени внутреннюю, но и внешнюю экономическую и политическую обстановку. Кризис выкачал из карманов тружеников капиталистических стран последние крохи. Начавшееся сближение Компартии США с ИРМ закончилось, между ними начался серьёзный антагонизм. В этих условиях трудно было рассчитывать на добровольные пожертвования рабочих, на дополнительную вербовку.

Праздник труда

7 ноября 1922 г. Народный дом переполнен так, что яблоку негде упасть. Володя Семков с братишкой мест не нашли, стояли в проходе, у стенки, крепко держась за руки, боялись, чтобы их не разлучили.

Молодой вальцетокарь страшно волновался. В отличие от брата даже не ощущал терпкого запаха пихтовых веток, на которые, украшая помещение, организаторы праздника не поскупились.

Чтоб как-то успокоиться, Володя принялся было считать укрепленные по авансцене красные флажки, буквы в красочном лозунге «Братский привет американским рабочим!», вывешенным прямо над портретом улыбающегося Ильича. Взгляд его скользнул по лицам приглашённых на праздник иностранных добровольцев. Неожиданно для себя он обнаружил среди них того, который полчаса назад с временной дощатой трибуны, установленной на площади Октябрьской революции (так 1 мая 1922 года надеждинцы назвали церковную площадь), торжественным голосом говорил:

– Дорогие товарищи! Группа американских рабочих просила передать вам большое спасибо за тот тёплый приём, который вы оказали нам, за приглашение на демонстрацию. В этом мы видим проявление братских чувств мужественно борющегося с разрухой, нищетой и голодом пролетариата России, трудящихся всего мира.

Пребывание в вашей стране имеет для нас неоценимое значение. Здесь мы глубоко убедились в том, что нас с вами объединяет одна цель – свержение буржуазии и построение коммунистического общества на всей планете. Мы приехали к вам, чтобы приблизить осуществление этой цели.

Примите наши самые добрые пожелания и поздравления с праздником, наши сердечные приветствия. Да здравствует пятая годовщина Октябрьской революции! Да здравствует III Коммунистический Интернационал!

Слова Мазуркевича (это был он, Берг ещё не возвратился из Москвы) потонули в приветственных возгласах демонстрантов, мощное «ура» разнеслось по площади. Володя почувствовал, как радостно забилось сердце, как вдруг исчез ноябрьский холодок, и тепло разбежалось по всему телу.

Воспоминание об этом в зале народного дома не успокоило его, наоборот, ещё более взволновало. «Значит, – со страхом подумал девятнадцатилетний рабочий, – за мной будут следить не только наши, но и американские товарищи».

Причина для волнения у Володи, как и у Андрея Чувашова, Ивана Хозяинова, многих других, была очень основательна.

Ещё 10 октября специальная комиссия, в состав которой входили представители городской партийной и общественных организаций, определила программу празднования пятой годовщины Октября. Она пригласила на торжества американских рабочих, наметила сразу же после демонстрации чествование Героев Труда в Народном доме.

Имена передовиков производства были названы на общих рабочих собраниях. Коллектив мартеновского цеха в числе других для чествования выдвинул Андрея Чувашова, машиностроительного – Ивана Хозяинова, вальцетокарной мастерской – Володю Семкова. Всего по заводу набралось 130 человек. Комиссия разбила их на три группы, по которым определялись вид и размер подарка.

Как ни старался Володя отсрочить торжественный момент, он настал. На сцену поднялся председатель райкома ВСРМ Д. М. Алексеев. Дмитрий Михайлович, когда в зале установилась тишина, громко назвал первые две фамилии, дошла очередь и до третьей.

– Каменщик мартеновского цеха Андрей Чувашов, – произнёс Алексеев, – 66 лет. От отдыха отказывается, хотя вполне заслуживает его. Выполняет самые нелегкие и весьма сложные работы на ремонте печей. Когда требуется, без лишних слов трудится сверхурочно. Награждается костюмом и пудом муки.

Духовой оркестр в третий раз грянул марш. Прямо к Володе, не оглядываясь по сторонам, не чувствуя ног под собой, шёл старый каменщик. Бледное, исхудавшее лицо его в эти минуты не выражало ничего, кроме смущения и недоумения. Это удивило Володю. Зато ровесники героя, горячо приветствуя пожилого рабочего, прекрасно знали, что творилось в душе Андрея Чувашова, не привыкшего к шуму и почестям.

Один за другим передовики входили на сцену. Володя по-прежнему старался не думать о себе, с любопытством смотрел вокруг. Взгляд его невольно остановился на Мазуркевиче, тот, как и все, горячо аплодировал освобождённому труду, ставшему для советского человека делом чести, доблести и геройства. Семков замети ещё, что у самого входа, с противоположной стороны закрыв платками лица, беззвучно плакали две старушки.

– Владимир Дмитриевич Семков. – Услышал молодой передовик производства, но не понял, его это вызывают, или кого другого. Никогда никто до сих пор не называл его по имени, отчеству. Володя продолжал стоять. Брат ткнул его в бок и нетерпеливо сказал:

– Тебя, иди.

– Токарь вальцетокарной мастерской, – продолжал между тем Дмитрий Михайлович. – Очень способный, аккуратный, безотказный в работе. С полным правом можно сказать: сын успешно продолжает дело отца. Награждается ботинками и пудом муки.

– Не помню, как поднялся на сцену, как получил подарок, – вспоминает сейчас Владимир Дмитриевич, в этот момент я ничего не видал и ничего не слышал. Теперь-то понимаю, почему тогда удивил меня вид Чувашова.

Парой тёплого белья, пудом муки за честный труд был награждён Иван Хозяинов, для которого. Как и для многих других надеждинцев, выстрел под Андриановичами был равноценен второму залпу «Авроры».

Дома Володю ждали. Братишкам и сестрёнкам не терпелось узнать, как прошёл праздник (у них обуви не было, они на улицу в холодное время года не выходили), какую премию ему вручили. На ботинки, когда он, наконец, явился, все смотрели с нескрываемой завистью, каждый ощупывал их со всех сторон, примерял.

– Сколько радости доставил подарок братьям и сёстрам! – рассказывает Владимир Дмитриевич. – Нас, кроме матери, было семеро. Мы постоянно недоедали. Из премиальной пшеничной муки 7 ноября напекли вкуснейших сочней и впервые за пять лет поели досыта. До сих пор жалею, что покойная мама тогда всего этого не видела. Она была в деревне, где зарабатывала для семьи продукты питания.

Октябрьские торжества прошли организованно. Они сыграли большую роль в повышении трудовой и политической активности трудящихся.