Текст книги "Дом шепотов"

14

Сара простилась с Настасьей около десяти вечера. Экономка отказалась покидать дом и прятаться в мотеле – это предложение она приняла с возмущением капитана, которому предлагают покинуть на три четверти затонувший корабль.

Сара не настаивала. В любом случае Настасья Ковак не была целью Микофски. Саре казалось маловероятным, что он хотел причинить зло этой бедняге.

«Ведь пристрелить-то он хочет меня, – подумала она, садясь за руль. – Меня и только меня – подручную Антихриста».

Она постаралась побыстрее вырулить из каньона – нужно было как можно быстрее забрать анализы крови из лаборатории и сравнить их с медицинской картой матери, которую Тизи хранил как реликвию.

Когда лаборант выдавал ей бумаги, она, поддавшись приступу суеверного страха, спросила:

– Это точно кровь человека?

– Ну да, – проворчал молодой человек в белом халате. – Вполне себе человеческая, только вот взяли ее не вчера.

– А вы можете сказать когда? – настаивала Сара.

– А вам зачем? – усмехнулся парень. – Помчитесь в ФБР? Вы начитались детективов, милочка.

Расстроенная, Сара выехала по направлению к пустыне. На этот раз она решила обо всем рассказать своему опекуну. Ей больше не справиться одной посреди паутины.

Как это случалось все чаще и чаще, она нашла Тимоти Зейна в его маленьком зрительном зале – углу ангара, который он переделал в кинотеатр, обставив креслами, подобранными в одной из разорившихся киношек на Сансете. Сара вздрогнула, увидев на экране черно-белый образ своей матери, бегущей словно по подземелью. Это был эпизод из «Юдифи из семи замков», плохонького фильма ужасов, сляпанного на скорую руку, то есть с большим количеством халтуры и материалами, украденными на соседних стройках. Сара всегда испытывала большое волнение, видя на экране мать моложе, чем она сама, в роли уязвимой девушки, испуганной козочки – это ее-то, которая в обыденной жизни скорее производила впечатление жесткой и бесчувственной женщины.

Сара остановилась на пороге ангара, понимая, что Тизи даже не слышал, как она припарковала пикап. Он словно находился под гипнозом – глаза вылезли из орбит, челюсть отвисла, рот приоткрылся, из уголка стекала слюна. Сара испытала чувство отвращения, смешанного с грустью. С некоторого времени Тизи опускался все стремительнее. Он дряхлел – именно таким словом описывают состояние стариков, когда надо намекнуть на полный крах.

Сара почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она никогда не думала, что реквизитор уйдет именно так – от истощения умственных и телесных сил. Она всегда считала, что он умрет внезапно от сердечного приступа посреди взрыва смеха, в полном расцвете сил, с бутылкой «Миллера» в руках. Теперь было ясно, что она ошиблась – все произойдет по-другому.

Сара покашляла, чтобы оповестить его о своем присутствии, но Тизи не отреагировал. Она задалась вопросом, сколько часов он ежедневно проводит перед экраном, просматривая одни и те же эпизоды. Металлические коробки с фильмами Лиззи Кац были старательно расставлены на столе, сооруженном из козел. Это было единственное место в ангаре, где никогда не скапливалась пыль, – доказательство того, что их использовали слишком часто.

– Тизи! – неуверенно позвала Сара.

Он, казалось, ее не заметил. Ей пришлось повторить. И только тогда старик всхрапнул, выходя из транса. Глаза у него покраснели, как будто он плакал, – возможно, это было всего лишь следствием бесконечного сидения перед экраном, где двигались расплывчатые, дрожащие черно-белые образы?

– Это ты? – спросил он, будто не узнавая. – Сара? Ох, я думал, это другая…

– Кто – другая? – удивилась девушка.

– Да так, никто, я брежу, – ушел от ответа старик.

Сара выключила кинопроектор, потому что от его жужжания слов совсем не было слышно. Затем она взяла пиво в переносном холодильнике и принялась рассказывать о своих приключениях последних дней, ничего не пропуская. Тизи смотрел сквозь нее, словно она была прозрачной. Казалось, он не в состоянии сфокусироваться. Закончив свой рассказ, Сара потребовала у него медицинскую карту своей матери. Зейн объяснил ей, где ее найти. Все этажерки с архивами были пронумерованы, а этикетки на папки наклеены с бюрократическим тщанием. Поиски не заняли много времени. Результат ее не удивил. Кровь, запачкавшая перчатку, которую она нашла среди обломков, была той же группы, что и у Лиззи. Конечно, это нельзя было считать решающим доказательством, но совпадение казалось более чем странным.

«Это та перчатка, которую она потеряла в день, когда ее убили, – подумала Сара, пытаясь унять дрожь в руках. – Рекс подобрал ее как трофей и сохранил в сундучке из слоновой кости. Наверняка мы найдем еще с десяток других таких шкатулок, пока будем выгребать строительный мусор из контейнеров… »

– Знаешь, – внезапно сказал Тизи, – я думаю, Микофски был прав.

– Что? – икнула Сара.

– Я имею в виду эту его теорию. Не так уж глупо. И к тому же не очень ново. Многие до него думали так же.

– Да о чем ты говоришь?

Старик сделал странный жест, его глаза необычно блестели.

– Призраки кино, – прошептал он. – Я, например, в это верю. Я их встречал. Микофски ничего не придумал. Любовь поклонников может оживить образы, зафиксированные на пленке.

Сара почувствовала холодок. Она застыла на стуле, пытаясь сохранять невозмутимость.

Старик не шутил. Никогда еще на его лице не было такого напряжения.

– Это не ново, – повторил он. – Нас всего несколько человек – тех, кто знает тайну. Несколько человек, которым довелось, ночью или днем, встретить этих целлулоидных призраков.

«Боже мой, – подумала Сара. – Он впал в маразм. Совсем не соображает. Это должно было случиться, но сейчас еще слишком рано. Нет, не сейчас».

«Это» имело свое название – старческое слабоумие. Больницы переполнены старыми актерами и режиссерами, потерявшими связь с реальностью и до самой смерти живущими в своем фантастическом мире, подпитываясь воспоминаниями юности. И вот теперь Тизи присоединится к легиону узников давно минувшего прошлого.

Она чуть не закричала ему: «Хватит! Только не ты! Возьми себя в руки… Борись! Прекрати нести чушь! Ты не такой уж старый».

– Как ты думаешь, почему я так часто смотрю фильмы твоей матери? – прошептал Тимоти. – Конечно, для того, чтобы она вернулась. Я любил ее, ты это знаешь. Думаю, что никто никогда никого не любил так сильно, как я твою мать… Эта любовь почти убила меня, потому что она была без взаимности. Десятки раз я собирался пустить себе пулю в лоб. Если бы Лиззи не умерла, я думаю, так все и произошло бы. Но не это важно. Важно то, что со временем моя любовь к ней не уменьшилась. Она тут – такая же сильная, как в тот день, когда ее взгляд навсегда сразил меня… Именно это я и использую. Ту энергию, что рокочет во мне. Она так сильна, что иногда у меня создается впечатление, будто я могу осветить весь Лос-Анджелес, если меня подключить к линии электропередач. Энергия. Я знаю, что если мне удастся достаточно сконцентрироваться, я смогу вызвать призрак с пленки. Образ Лиззи оторвется от своей опоры и станет автономным. Как Микофски тебе и объяснял. Поначалу она будет бледной, прозрачной, хрупкой, но я смогу вдохнуть в нее силы. Я дам ей то, что ей необходимо, чтобы стать сильной, если ей понадобится, то и кровь.

Сара едва дышала. Слезы текли по ее щекам, но она даже не пыталась их утереть.

Тимоти улыбался, сидя напротив нее за поржавевшим садовым столиком.

– Ты знаешь, у меня уже почти получилось, – выдохнул он. – Два раза. Я так напрягся, что добился эктоплазмы. Два образа Лиззи, но слишком несовершенные, слишком хрупкие. Они не выстояли. Растаяли от солнечного света. Меня это не смутило, я знаю, что могу добиться цели. Моя любовь достаточно сильна. Нет необходимости в тысяче людей перед экраном – одного человека достаточно, если у него в сердце настоящая мощь страсти. А у меня она есть, можешь мне поверить. Хотя я и старик, но в этом я как новенький, нетронутый, как в тот день, когда я впервые увидел ее в белом платье перед театром «Сид Грауманн».

– Успокойся, – прошептала Сара. – Ты устал.

– Нет, – уперся старик. – Я просто теряю силы от нервного напряжения. Все эти дни, проведенные перед экраном, спускаются внутрь меня, все глубже и глубже, чтобы отыскать источник. Понимаешь?

– Да, да, – пролепетала девушка.

Ей очень хотелось убежать и в то же время сжать Тизи в объятиях, как очень старого ребенка. Она перестала что-либо понимать.

Больше всего ей не хотелось ему перечить, причинять ему боль, пытаясь вернуть к реальности. Сара понимала, что ей не повезло и она застала его в самый разгар кризиса. Если бы она приехала на полчаса позже, то никогда бы не узнала его тайны.

– Микофски тебе не соврал, – повторил Тим. – Это возможно. Именно поэтому некоторые религии ненавидят образы, даже запрещают любые изображения. Они правы, что боятся. Если пристально и настойчиво смотреть на изображение, можно его оживить. Происходит передача энергии. Это работает для кино, которое собирает колоссальные толпы восхищенных поклонников, то же самое происходит и с живописью, картинами. Любое изображение может ожить. Они питаются нашей страстью, они как вампиры.

– Успокойся, – повторила Сара. – Ты весь вспотел. Тебе плохо.

– Совсем нет, – упрямо возразил старый реквизитор. – Я знаю, что ты считаешь меня сумасшедшим, но я уверен, что я прав. В конце концов мне это удастся. Однажды ты войдешь в этот ангар и увидишь свою мать, сидящую в этом кресле. Свою двадцатипятилетнюю мать, такую, какой она была в «Юдифи из семи замков». Тебе придется помогать мне заботиться о ней, потому что сначала она будет слабой, прозрачной. Хорошо бы, чтобы ты дала ей свою кровь… Просто переливание, понимаешь? Через день, чтобы не слишком изнурять тебя. Ты молода, в прекрасной форме, ты должна выдержать такой ритм. Тогда Лиззи быстро наберется сил, перестанет быть черно-белой. Ее кожа станет розовой, волосы платиновыми, она будет как настоящая. Она будет настоящей, она вернется, она снова будет с нами.

Тизи увлекся и яростно размахивал руками, но потом вдруг от внезапного приступа слабости обмяк у Сары на руках. Он был мокрым от пота, сердце его неистово колотилось. Сара, почувствовав эти беспорядочные скачки, схватила старика в охапку, чтобы доволочь до постели.

– Где твое лекарство? – спросила она. – Если ты не успокоишься, я вызову врача и потребую отвезти тебя в больницу.

– Нет, нет, – запротестовал Тизи. – Не стоит, мне уже лучше.

Он говорил голосом наказанного ребенка. Сара встала на колени у раскладушки и сжала руку старика.

– Я чувствую себя гораздо лучше, – слабо улыбаясь, повторил он. – Все прошло. Видишь, я все еще достаточно крепок. Не волнуйся, она опять будет с нами. Я никогда не говорил с тобой об этом, потому что хотел сделать тебе сюрприз, но теперь ты знаешь и сможешь мне помочь, а? Ты ведь поможешь мне?

– Я тебе помогу, – соврала Сара.

Слезы оставили у нее на щеках соленые следы, и кожа в этих местах натянулась.

Всю ночь она провела у постели старика. Наконец он забылся спокойным сном, а Сара свернулась клубочком в одном из шезлонгов, чтобы присматривать за ним. Где-то в пустыне койоты выли на луну.

15

На следующее утро Тизи проснулся бодрым и свежим. Казалось, он забыл о своих странных откровениях, сделанных накануне. Может, он просто ломал комедию? Сара решила его не расспрашивать.

Она проспала всего два часа и падала от усталости. Проснулась она от кошмара с первыми лучами солнца. Того самого кошмара. Как всегда, когда ее что-нибудь беспокоило, ей снился пожар, языки пламени, лижущие ее живот. Она видела в огне удаляющуюся тень – тень пиромана, личность которого полиции так и не удалось установить. Этой ночью поджигатель обернулся, чтобы помахать ей рукой. В свете луны ей удалось разглядеть его лицо. Это был Рекс Фейнис!

Однако ей не стоит думать сейчас об этой бессмыслице.

Чтобы отвлечься, она поджарила блинчики, приготовила кофе и открыла банку черничного варенья. По радио Бо Дидли выкрикивал навязчивый припев «Моны».

Сара накрыла на стол. Тизи улыбался и, казалось, не замечал ее присутствия. По его виду можно было подумать, что он продолжает телепатический разговор с призраком. Несколько раз он посмотрел на пустой стул и покачал головой, словно там кто-то сидел и отвечал ему.

Может быть, он разговаривал с той, другой, о которой упомянул при появлении Сары?

Огорченная девушка решила, что ей пора отсюда уезжать. Если ей придется ненадолго поместить своего опекуна в специализированную клинику, то понадобятся деньги, много денег. Плата, предложенная Адрианом Уэстом, могла бы решить некоторые ее проблемы. Ей нужны были деньги, причем срочно. И некогда думать о настроении.

Поцеловав старика в щеку и дав ему наставления, она села в пикап. Тимоти Зейн рассеянно помахал ей рукой. Как только Сара завела мотор, он тут же возобновил разговор с невидимым собеседником. Казалось, он счастлив, что его приемная дочь наконец-то уезжает.

Когда Сара пересекла пустыню, она почувствовала нарастающую усталость. Больше всего она боялась заснуть за рулем и съехать в овраг. Каждые полчаса она отхлебывала из термоса черный кофе, который захватила у Тизи. Невероятно горькое питье заставляло ее вздрагивать всем телом. Она решительно ненавидела кофе в любом виде! Уже некоторое время Тимоти забывал покупать чай. Почему? Другая предпочитала кофе?

Когда Сара добралась до места, ей сразу показалось, что там что-то не так. Во-первых, тишина – тяжелая тишина, в то время как воздух должен был вибрировать от шума техники, расчищающей строительный мусор. А во-вторых, ощущение чьего-то недоброжелательного присутствия. Много раз Саре хотелось проверить в зеркало заднего вида, что ее никто не преследует. Проехав проволочное заграждение, она остановилась, заглушила двигатель и вышла из машины. Кричать она не решилась. В тишине пустыни малейший шум становился диковатым. Где-то позвякивала цепь, скрипела жесть. Над головой она услышала шум крыльев грифа.

Присутствие этой птицы подтвердило ее страхи.

Сара сделала три шага в направлении склада. Теперь уже не оставалось сомнений, что за время ее отсутствия случилось несчастье. И тем не менее она не могла оторвать глаз от грузовика, словно что-то приковывало ее к нему. Кто-то наблюдал за ней – она это чувствовала. Враг, прячущийся в холмах.

«Микофски, – подумала она. – Микофски и Гвеннола Маэль».

Она попыталась взять себя в руки, встряхнулась и побежала к ангару. Едва переступив порог, она увидела Тоша и Ван Дика. Парни лежали на спине, их тела были сведены судорогой, лица черны.

Поначалу ей показалось, что их задушили, потом она увидела, что на шее нет никаких отметин. Должно быть, они умерли от удушья. Но рты у обоих, как ни странно, были закрыты. Что-то не сходилось. От удушья люди умирают с широко открытым ртом, пытаясь поймать хоть атом кислорода.

И где Антония? Неужели ее постигла та же участь?

Сара бросилась между всеми этими подъемными механизмами, краном, экскаватором. Она обнаружила подругу распростертой на сиденье бульдозера. Антония дрожала всем телом, взгляд ее был безумен, она была не в состоянии выговорить ни одной связной фразы.

– Что произошло? – закричала Сара, тряся ее за плечи. – Ты меня слышишь? Что тут произошло?

Но Антония только стонала в ответ. Ее зрачки были расширены, из чего Сара заключила, что подруга находится под действием какого-то наркотика.

– Ты курила? – продолжала кричать она. – Принимала что-нибудь? Что? Какую дрянь?

«У нее глюки, – решила Сара. – Что же касается тех двух идиотов, то они, по всей видимости, умерли от передоза».

Ее охватила ярость, и она, не в силах совладать с собой, влепила Антонии пощечину. Эти трое придурков воспользовались ее отсутствием, чтобы словить кайф, вот и все, и это закончилось плачевно. Наверняка они укололись чем-то второсортным, чем-нибудь из тех экспериментальных штучек, что как раз начали входить в моду.

Продолжающиеся стоны подруги выводили Сару из себя, ей приходилось сдерживаться, чтобы не дать той пинка под зад.

Завернув Антонию в одеяло, Сара вернулась рассмотреть трупы. Ощупав их лица кончиками пальцев, она поняла, что рты и ноздри бедняг чем-то склеены. Их замазали тем суперпрочным жидким клеем, который Антония использовала для реставрационных работ. Кто-то, должно быть, немало позабавился, пустив струи клея им в рот и в ноздри, а потом сжав их. Клей застыл секунды за две, и это уже было непоправимо. Тош и Ван Дик почти сразу задохнулись.

«Они спали, когда убийца подошел к ним, – поняла Сара, – и были настолько не в себе, что даже не осознали, что происходит. Они сами подставились. Когда они начали задыхаться, было уже слишком поздно».

Вероятно, это была ужасная агония, но она не испытывала к парням особой жалости.

Она поднялась, дрожа всем телом, вытерла ладони о брюки и подумала: «Похоже на Гвеннолу. Только она настолько безумна, чтобы придумать такую выходку. Микофски не стал бы так поступать. Он бы расстрелял их из винтовки, ему бы не пришло в голову такое извращение».

Да уж, убийство молодых людей походило на выходку ребенка, привыкшего мучить животных.

Сара попыталась успокоится. Ее первой мыслью было бежать к передатчику, чтобы предупредить полицию, но на полдороге она остановилась. Она не могла себе позволить, чтобы сразу же после смерти Джастина Делакура ее имя связали с очередной криминальной историей. На этот раз шериф Каллагер как пить дать посадит ее за решетку, в полной уверенности, что она убила всех троих.

Сара нерешительно направилась к выходу из ангара, чтобы посмотреть, что делается вокруг. Микофски и Гвеннола Маэль наверняка были где-то здесь. Засев в засаде в дюнах, они ждали ее возвращения. Они придут, чтобы закончить начатое и ликвидировать ее.

Решив ни за что не сдаваться, Сара схватила помповое ружье, спрятанное в грузовике, и вставила в магазин патроны. Вооружившись таким образом, она уселась в пляжный шезлонг, наблюдая за пустыней.

* * *

Антония вышла из транса, когда солнце уже садилось. Она была мертвенно-бледна, а налитые кровью глаза придавали ей сходство с дьяволом из низкобюджетного фильма. Для начала ее вырвало. Когда спазмы немного улеглись, Сара умыла ее, заставила выпить стакан воды и описала ситуацию. Антония застонала еще пуще.

– Вот черт! – взорвалась Сара. – Что вы тут устроили? Вам полагалось работать, а вы вместо этого слетели с катушек!

– Это… это все они, – невнятно пробормотала Антония. – Они хотели, чтобы мы все поучаствовали в мистическом эксперименте по расширению границ сознания. У Тоша были с собой мексиканские грибы. Он приготовил их на плитке, потом Ван Дик начал декламировать битниковские стихи. Потом… потом я не знаю. У меня… у меня было ощущение, что мои ноги и руки удлиняются до бесконечности. Я потеряла ощущение времени.

– Пока вы ловили кайф, кто-то вошел в ангар, – закончила Сара. – Наверняка Гвеннола. Вероятно, ей показалось, что будет забавно попробовать на парнях один из твоих клеев. Они были настолько не в себе, что даже не поняли, что она с ними делает.

Антония протестующе подняла руку.

– Нет, – пробормотала она. – Это была не Гвеннола, я бы ее узнала. Я видела ее фильмы, когда была маленькой.

– Ну, значит, Микофски. Огромный лысый мужик, похожий на мясника, с большими усами.

Антония сжала голову руками. На нее было неприятно смотреть, к тому же от нее несло рвотой.

– Нет, – повторила она. – Это была женщина.

– Женщина?

– Да, одетая в белое. Она склонилась надо мной. Забавно, у нее была совсем бледная кожа и серые губы. И седые волосы, хотя она совсем не старая. Я не знаю. Возможно, мне все это померещилось. Наверняка это какая-то картинка из моего бреда.

Сара затаила дыхание.

– Женщина, одетая в белый костюм? – настаивала она.

– Да, – подтвердила Антония. – Она сказала мне что-то вроде: «Вы не питаете никакого уважения. Здесь вы в храме, а ведете себя как свиньи. Уважайте церковь нашего господина». А потом она заговорила о тебе.

– Обо мне?

– Да. Она сказала, что я должна тебе повиноваться, что ты избранная, та, что вернет господина к жизни. Да, именно так. Она добавила, что ты кто-то вроде жрицы. Ну, в общем, глупости в таком роде. Думаю, что я бредила. Она сказала, что пощадит меня на этот раз, потому что тебе нужна помощь, но если в будущем я не исправлюсь, она вернется и займется мной. Она настаивала на том, что я должна тебя защищать, что моя жизнь не имеет никакого значения по сравнению с твоей. Она повторила, что ты избранная. Безумие какое-то, как по-твоему? И откуда это все только взялось в моей голове?

– А что эта женщина сделала потом? – выдохнула Сара.

– Она поднялась и ушла. У нее на боку было что-то странное. Три рубца, из которых сочилась кровь. Но ее кровь была не красной, а черной, как деготь.

Сара резко вскочила, как будто ее ударило током от оголенного провода. Она чуть не закричала: «Заткнись! Что ты болтаешь?» Но промолчала, так как была убеждена, что Антония рассказывает правду.

«Моя мать, – подумала она в полном смятении. – Моя мать вернулась. Или, точнее, ее двойник, ее призрак с пленки. Образ, который Тизи удалось вызвать к жизни силой своего обожания. Она здесь, где-то рядом, бродит в темноте. Она защищает меня, потому что уверена, что я стараюсь сделать все, чтобы Рекс вернулся».

Потом она взяла себя в руки и изо всех сил постаралась отказаться от этого абсурдного объяснения.

«Антония высказала единственный возможный диагноз, – решила Сара. – Она просто бредила. Вот и все».

Однако она была убеждена в этом всего лишь наполовину, так как никогда не рассказывала подруге об ударах ножом, разорвавших платье Лиззи Кац. Этой деталью она не делилась вообще ни с кем. Как в таком случае Антония могла ее придумать?

Не в состоянии принять решение, Сара ограничилась тем, что села, положив ружье на колени и уставившись на запертую на висячий замок дверь ангара, со страхом ожидая того, кто раньше или позже появится из темноты.

Антония наконец вышла из невменяемого состояния, в котором пребывала последние несколько часов. Стуча зубами, она завернулась в одеяло и нерешительно приблизилась к трупам с фиолетовыми лицами.

– Вот черт! – присвистнула она. – Должно быть, чудовищные ощущения. Что будем с ними делать?

– И речи не может идти о том, чтобы предупредить полицию, – заявила Сара. – Шериф запрет нас в камере. Вскрытие покажет, что они принимали наркоту. Остальное можешь себе представить.

Антония покачала головой.

– Они были из тех, кто не сидит на одном месте, – прошептала она. – Бродяги. Сегодня здесь, завтра там. Никто не удивится, что их больше не видно. Если нас спросят, мы скажем, что, получив деньги, они свалили в Мексику за наркотиками. Вот черт! Я не хочу пойти ко дну из-за них. Их убили, использовав мой клей, я уже получила на него патент, но его еще нет в продаже. Это все равно как если бы я расписалась в совершении преступления. Полиция тут же обнаружит связь. Они обвинят меня в том, что я их пришила.

Сара подошла к подруге и обняла ее за плечи.

– Не переживай, – произнесла она. – Мы похороним их завтра на рассвете в ложбине между дюнами. Кто будет искать их в этом забытом Богом месте? Мы в десятках километрах от любого жилья, даже самые заядлые туристы не забредут сюда, тут слишком тухло и страшно.

– Мне страшно, – призналась Антония. – Я слишком легкомысленно ввязалась в эту историю. Меня возбудили все эти легенды о призраках. Сейчас я бы отдала все, что угодно, лишь бы никогда не приезжать сюда.

Они заставили себя поесть, чтобы восстановить силы, держа винтовку на расстоянии вытянутой руки. Хотя дверь ангара была закрыта на висячий замок, безопасности она не гарантировала. Сара решила, что они будут поочередно, по четыре часа, сторожить склад, и пошла спать, потому что была не в состоянии дольше держать глаза открытыми.

В результате она проснулась на рассвете и обнаружила, что Антония заснула во время своей смены.

«Микофски мог бы перерезать нам глотки, – с раздражением подумала она. – На нее совершенно невозможно рассчитывать!»

Она растормошила подругу и заставила ту встать. Выпив по пол-литра черного кофе, они открыли дверь ангара и завели экскаватор. Сара решила, используя роющую технику, выкопать такую глубокую яму, чтобы никто – даже койоты – не смог добраться до трупов.

– Когда мы будем уезжать отсюда, раздолбаем все машины, – объяснила она. – Сомневаюсь, что кто-нибудь захочет их ремонтировать. Мы даже можем взорвать ангар динамитом, чтобы похоронить контейнеры под тоннами жести.

– Да, – согласилась Антония. – Это самое благоразумное решение. Надо стереть это место с лица земли.

– Ветер и песок сделают остальную часть работы, – продолжила Сара. – Им не понадобится много времени, чтобы похоронить склад. Вполне возможно, что через пару лет на этом месте окажется премиленькая дюна.

Они работали три часа без остановки и вырыли настоящий кратер, на дно которого Антония спихнула трупы. Сара тут же завалила их несколькими тоннами земли, песка и камней.

– Ну вот и все, – объявила она, выключая двигатель. – Дело сделано. Если никому не придет в голову открыть здесь казино[9]9
  Казино Лас-Вегаса сооружены прямо посреди пустыни, в том месте, которое всегда считалось непригодным для жилья.


[Закрыть], никто их не найдет.

– А теперь, – пробормотала Антония со смущенным видом, – что мы будем делать?

– Как можно быстрее откроем остальные контейнеры, – решила Сара. – И как только нам попадется этот чертов магнитофон, мы смотаем удочки. Ты согласна?

– Обеими руками за!

Два следующих дня они вкалывали изо всех сил. Без парней справляться стало труднее. Девушки мало разговаривали и подскакивали от малейшего шума. По обоюдному согласию они старались как можно меньше выходить из ангара. И все же им приходилось время от времени решаться на это, когда от строительной пыли становилось невозможно дышать.

Они открыли второй контейнер, затем третий. Пока ничего интересного обнаружить не удалось. Антония много времени тратила на то, чтобы соединить с помощью своего волшебного клея осколки разбитых статуй. Сара чуть было не сказала ей, что эта работа абсолютно бесполезна, что Адриана Уэста не интересует ничего, кроме пресловутого магнитофона, но сдержалась, догадавшись, что для подруги эта работа – нечто вроде трудотерапии.

Пронзительные крики грифов в конце концов привлекли внимание Сары. До этого они никогда не были такими шумными. Может, учуяли трупы, погребенные в дюнах? В любом случае они не смогут до них добраться.

– Они сведут меня с ума! – заорала Антония. – Пальни по ним из своей винтовки, может, это заставит их заткнуться!

Сара вышла на порог ангара и уставилась в небо.

– Они крутятся совсем не над тем местом, где мы похоронили парней, – объявила она. – Кажется, они зависли над бывшей деревней геологов, за большой дюной. Мне хочется пойти посмотреть, что там творится. Пойдешь со мной?

– Конечно, нет! – запротестовала Антония. – Я никуда отсюда не выйду. Не хочу попасть в объятия сумасшедших, которые рыщут вокруг!

Сара схватила винтовку. Конечно, Антония была права, но ей все равно хотелось знать.

– Эй! – заорала подруга, увидев, что Сара удаляется от ангара. – Куда ты идешь? Вот черт! Вернись, не оставляй меня одну!

Сара притворилась, что не слышит, и вскоре ругательства сменились настойчивыми просьбами. Она не обратила на них внимания, чутье подсказывало ей, что нужно посмотреть, что там происходит.

Прижав к бедру ружье двенадцатого калибра, она обошла гору песка и двинулась по главной улице призрачной деревни. Ветер кидал ей под ноги колючие кустики. Сара тут же заметила грифов, сидящих на крыше салуна. Завидев ее, они закричали еще пуще и замахали крыльями, словно пытаясь не пустить внутрь.

«Они пытаются защитить свой бифштекс, – подумала Сара. – Значит, они нашли что поклевать».

Она замахнулась на хищников ружьем, и они, вытянув шеи, отступили. Но так как они продолжали загораживать ей дорогу, Сара решила выстрелить в воздух. Птицы улетели, громко хлопая крыльями.

Сара воспользовалась краткой передышкой и вошла в салун.

Она сразу увидела Микофски. Он лежал на спине с широко раскрытыми глазами и дыркой в груди. Птицы уже начали клевать ему нос и усы.

Сара приблизилась. Рядом с баром она обнаружила рюкзак, плитку и котелок. Профессор был убит выстрелом прямо в сердце. Он умер, сжимая в правой руке военный бинокль.

«Это Гвеннола его убила, – подумала Сара. – Но почему?»

Может, между двумя чокнутыми вспыхнула ссора? Или у карлицы случилась очередная галлюцинация и она выстрелила в Микофски, потому что на секунду ей померещилось, что перед ней Рекс Фейнис?

Сара опустилась на колени, чтобы проверить, нет ли в рюкзаке документов, касающихся ее. Затем она обыскала карманы трупа и вытащила бумажник. Если его кто-нибудь найдет, то примет за обычного туриста, ставшего жертвой банды мотоциклистов.

Она вышла из салуна, чтобы грифы могли закончить свое кровавое дело. Она предпочла бы, чтобы Микофски невозможно было опознать.

Оказавшись на улице, Сара подхватила ружье, из которого стреляла, чтобы напугать птиц. Она решила ничего не говорить Антонии – незачем пугать ее еще больше.

«Если она свалит, мне придется продолжать работу одной, – подумала Сара. – Об этом не может быть и речи».

– Ну что там? – взволнованно спросила Антония, когда Сара вернулась в ангар. – В кого ты стреляла?

– В грифов, – соврала Сара. – Они пытались на меня наброситься. Они лакомились дохлым койотом и решили, что я пришла отобрать у них добычу. Мерзкие твари!

– Ты испугалась, – заключила Антония. – Ты совсем бледная.

– Да, в какой-то момент мне показалось, что они выклюют мне глаза, и я запаниковала.

Чтобы закончить этот разговор, она схватила бутылку бурбона и наполнила две чашки.

– Ну ладно, – выдохнула она, одним глотком осушив свою порцию. – Давай заканчивать, меня все достало.

Они впряглись в работу, перебирая строительный мусор и осколки. Особые трудности доставляли балки. Шли дни, и разрушенный дом Рекса Фейниса превратился в каменистую насыпь вокруг сарая, из которой они регулярно извлекали тысячи предметов обихода: костюмы, обувь, телефоны, книги, разбитые флаконы. В третьем контейнере обнаружилось штук тридцать искореженных рапир. Сара предположила, что это трофеи, которые Рекс забирал у жертв ночных дуэлей. Она осмотрела шпаги. На большинстве из них были выгравированы имена – очевидно, бывших владельцев. Многие оказались испанскими.

«Мексиканские каскадеры, – догадалась она. – Те, кого Рекс заманивал десятью тысячами долларов награды и убивал ночью в лунном свете, в своем саду с кактусами».

Тридцать рапир. Немало дуэлей – и столько же трупов.