Текст книги "Это просто игра"

– Вот этого ещё не хватало, за компьютером спать. Давай-давай, потихонечку, я тебя не подниму… В душ и зубы… Ты совсем разоспалась? Ну ладно, ложись, завтра два раза почистишь. Спи, Настя.

Какая я вам Настя, хотел сказать Макс, но одеяло оказалось блаженно тёплым, а голова всё запрокидывалась и хотела кружиться, и он падал и падал, улыбаясь чему-то настоящему и забытому.

Глава 3. В той тьме

Нет, ничего не забыла: схему помню, хлыст вот, сапоги начищены, редингот на мне. Редингот был удобным, но с непривычки несколько странным. Настя осторожно, чтобы не вспугнуть Рому, поводила локтями, приноравливаясь. Коварный Ромей немедленно воспринял это как намек и пошёл куда захотелось.

– На манеж приглашается Лопухова Анастасия, она выступает на Ромее.

Настя вздрогнула, но бояться было некогда: Рома решил продемонстрировать фирменную задумчивость. Настя шлёпнула его хлыстом. Хлыст коротенький, конкурный, да и удар символический, муху таким не подобьёшь, но Рома всё понял и вернулся в послушное состояние.

Настя выехала на залитый солнцем манеж, поприветствовала судей, стараясь не щуриться от слепящего света, дождалась отмашки флагом и тронулась, с ужасом понимая, что всё-таки совершенно не помнит схему проезда препятствий, к тому же не видит ничего, кроме резкой белизны. Зато Рома, умница, видел – и намекнул, что готов выходить на прыжок. Настя послала, отчаянно надеясь, что это не конская такая шутка и что они вышли на барьер прямо и не сшибут бревно копытами или грудью. Рома выпрыгнул, высоко, выше, чем на тренировках, выше, чем когда-либо, ещё выше, уши заложило, веки завернулись старой кожуркой апельсина, дыхание перехватило, а Рома нёсся как лайнер на взлёте, как ракета, к тяжёлым балкам потолка – и Настя, ойкнув, подалась назад, завалилась на спину и ухнула вниз, вниз, вниз, со свистом и ужасом, не понимая, на коне она или уже нет, и он рухнет сверху, раздавив и размазавввв!

Настя резко села и вдохнула, длинно и хрипло. Пальцы во что-то вцепились, ноги дергались, сердце колотилось, как японский барабан. Кругом была темень. А может, вообще ничего не было – только чёрная пустота.

Свет в доме отрубили, что ли, неуверенно подумала Настя. Но тогда время от времени светили бы фонари и поздние машины снизу, плюс луна всякая со звёздами. Может, во всём районе отрубили, к тому же новолуние и низкая облачность, например. Чего гадать, спать надо – завтра контрольная и соревнования, туда лучше в разобранном и невыспанном состоянии не соваться.

Мысль о соревнованиях бросила Настю в дрожь, мелкую и почти приятную, как горячая вода, обливающая замёрзшую руку. Настя участвовала уже в трёх соревнованиях, в двух по выездке и в одном по кюру, костюмированному фристайлу. Конкур, то есть прыжки через препятствия, предстоял ей впервые.

Спать почему-то не хотелось вообще. От волнения, что ли. Который час?

Настя пошарила рукой в поисках телефона и чуть не свалилась. Тумбочки рядом с кроватью не было, стула тоже, да и кровать была совсем не Настиной – и не кроватью вовсе. Лежак это был какой-то с рыхлым неровным матрасом и такой же подушкой. Они шуршали, будто набитые травой – даже не травой, а толстыми стеблями. И одеяло было странным, кажется, грубо сшитым из отдельных кусков. Спасибо хоть без запаха.

Настя осторожно спустила ноги. Пол твёрдый и холодный. Каменный, что ли? Она проверила ладонями, выпрямилась и пошла, выставив руки перед собой. Немедленно наткнулась на стену, замерла и нерешительно крикнула:

– Эй.

Прислушалась и повторила, уже громче:

– Эй!

И уже во весь голос заорала:

– Ма-ама!!!

И тут Настя вспомнила дикий сон про Макса и компьютерную игру. Она старательно усмехнулась, уговаривая сердце не начинать снова барабанные увертюры, и очень спокойно сказала:

– Ерунда, не бывает так, не бывает, это сон, сейчас проснусь.

Оторвала руки от стены, развернулась к кровати, чтобы лечь, заснуть и проснуться в своей комнате, и тут же потеряла ориентацию и равновесие. Настя поняла, что снова валится с какой-то гигантской высоты на твёрдый пол – но теперь уже не во сне, а на самом деле, – поспешно села, подворачивая лодыжки, на твёрдый холодный пол и повторила сквозь всхлип:

– Мама. Мама!

Тьма молчала.

– Мамочка! – закричала Настя и, кажется, потеряла сознание.

Глава 4. На этом свете

Сознание возвращалось, как сорвавшаяся с оси карусель – то одним боком, то другим, взыгрывая тут же замолкающей музыкой, дурманя вкуснющими ароматами и ослепляя вспышками даже сквозь сомкнутые веки. Ослепну ведь, подумал Макс, и решил в рамках борьбы с этой угрозой поспать ещё минут пять.

Женский голос вдали пропел:

– Анастасия Павловна, извольте откушать. Яишенки или ремешка, выбор за вами.

Какая Павловна, подумал Макс сонно. Нет здесь никакой Павловны, чего орать-то, поспать не дают.

Женский голос сказал ближе и уже не нараспев:

– Насть, вставай уже, опаздываешь. Сейчас поливать буду. Я серьёзно.

Настя, вспомнил Макс и судорожно сел на кровати.

Не очень широкой, но очень удобной кровати с мягким и лёгким одеялом, нежно-зелёным и в белых цветах. Вернее, не одеялом, а той штукой, внутри которой лежит одеяло. Кровать с Максом стояла в чужой комнате, небольшой, светлой и очень аккуратной. Стол с экраном, зеленоватое кресло на колёсиках, два узких желтоватых шкафа, полка с книгами. Сроду он здесь не был.

Знакомое было за окном в щели зеленоватых занавесок – чистое голубое небо, как везде. Ну кроме земель морогладов, над которыми висит хрустальный купол, а выше сразу космос. Макс откинул одеяло, встал, пошатнувшись, подошёл к окну и раздёрнул шторы.

Не было там ничего знакомого, кроме неба. Вокруг толпились дома в несколько этажей, но все были ниже окна, из которого смотрел Макс. Совсем внизу лежала дорога, по ней проворно бегали машины. Горизонт заслоняли дома и подъёмные краны. И что-то слегка заслоняло окно, как третья занавеска, полупрозрачная. Макс поморгал, поводил рукой перед собой и взялся за голову.

Не занавеска это, а волосы. Длинные. Мягкие. А, вот что-то жёсткое. Макс, щурясь и шипя, выдрал это жёсткое, и волосы бежевой волной закрыли всё на свете. Пока Макс соображал, что произошло, дверь за спиной распахнулась и женский голос произнёс:

– Нафаня явился. У нас тут что, японский художественный фильм «Звонок»? О боже, на меня не иди только. Живо в туалет и умываться.

Макс медленно выдохнул и сообразил, что действительно жутко хочет в туалет. Это было странно: Макс успел забыть про такие неудобства напрочь, к тому же в туалет хотелось не так, как раньше. Макс попытался убрать волосы с лица, раздражённо собрал их с плеч и груди и замер. Провёл рукой ниже, провёл другой рукой, поспешно убрал руки, нагнулся, рассматривая себя. И рванул искать туалет.

Успел, к счастью, найти и разобраться, как и что теперь положено делать.

Из туалета Макс выскочил пулей, пробежал в комнату и сел на кровати, зажав чужие руки чужими коленками. Щёки горели. Стыдно было – жуть, как будто поймали, когда за девчонками в душе подглядывал. Так впрямь ведь подглядывал и впрямь поймали. Сам себя поймал.

Сказал бы кто Максу, что он будет так краснеть, шарахаться и жмуриться, чтобы не подсекать – ржаки было бы на час. Это же мечта любого нормального пацана – подсмотреть, понять, да просто полюбоваться. Макс, в принципе, считал себя нормальным пацаном, но сейчас настаивать на этом было непросто. Ладно, пока надо постараться пережить текущий период, а вернуться к вопросу, может быть, попозже, с какой-нибудь порядочной стороны. А пока я не хочу думать об этом и говорить об этом, вот. Разве что психиатру, если заставят и правильные уколы подберут. А психиатр пусть дальше сам выпутывается.

Но пока надо обойтись без психиатра, решил Макс и распахнул шкаф с одеждой. Чтобы через несколько секунд, изучив полку с бельём, тоскливо констатировать: попробуй тут обойдись. От полки отворачиваться хотелось, а не изучать – трусики какие-то, лифчики, всё белое, извращение, ёлки-палки. Может, без него как-нибудь? Нет уж, это точно извращение.

Ладно, МэдМакс, считай, что это просто игра. Играл же ты за воительниц, драконов и алиенов? Ну вот тебе ещё вариантик чужого тела напрокат. Относись бережно, но особо не парься.

Звуки с кухни стали угрожающими, а запахи звали, как песни форсированных сирен. Сейчас мать Насти придёт, а Настя до сих пор неодетая. Максовы родители в таком случае устраивали танец с саблями. Вряд ли подход Настиной мамы сильно отличался. Танцы у всех родителей разные, но смысл всё равно один: ребёнок должен быть сытый, одетый, вовремя и делать что велено. Велено было умыться, одеться и идти завтракать.

Макс, озираясь на дверь, стянул с себя зеленоватую пижаму, украдкой покосился вниз, вспыхнул снова. Наугад схватил что-то с краю полки, зажмурился и принялся впяливаться. Ушиб локоть, два раза чуть не грохнулся, мелко проскакал по комнате на одной ноге, почти закатился под кровать, но всё-таки справился. Надел всё куда надо и даже, кажется, не задом наперёд и не наизнанку. Неудобно было зверски, но хоть взглянуть вниз не стыдно. То есть не совсем стыдно. Но глядеть надо было не вниз, а вперёд.

На компьютер.

Надо же проверить, как там Настя и всё остальное.

Проверить не удалось – комп был запаролен. Варианты «Настя», «Анастасия», «Пароль», «Password», а также «123» и «1234567», которые успел попробовать Макс, не подходили. Надо дату рождения Насти срочно узнать, девчонки обычно его в пароле используют, подумал Макс и метнулся к шкафу. Дверь открылась, и мама Насти возмущённо воскликнула:

– Ты что, ещё не одета? И постель не заправлена?!

Макс поспешно схватил плечики с чем-то наиболее напоминавшим школьную одежду.

– Ой. Конец света. Всё-таки юбку наденешь? За шампанским сходить, что ли? – задумчиво произнесли от двери.

Макс отчаянно замотал головой, с лязгом воткнул вешалку на место и уже прицельно выхватил брюки с пиджачком.

– Эх, сглазила, – посетовала Настина мама. – Ладно, ещё не вечер. Я Полинкиной маме позвоню, узнаю, чем она вас опоила, и такое же сделаю. Будешь рано ложиться и юбки носить. Через две минуты на кухне, не выйдешь – выброшу всё, голодная в школу пойдёшь. Время пошло.

Макс украдкой посмотрел ей вслед. Мама у Насти была стройная и, похоже, молодая-красивая. И одета была как в кино: в узкую серую юбку и такую типа рубашку светлую, у женщин рубашки как-то по-другому называются, Макс не помнил.

– Блузку белую не забудь надеть, сегодня открытая контрольная! – крикнула мама Насти уже с кухни.

Макс, тихо рыча, содрал и швырнул на кровать блузку, которую успел уже наполовину застегнуть и которая оказалась голубоватой. Пуговицы на девчачьих блузках застёгивались шиворот-навыворот и были совершенно уродскими. Сами блузки, впрочем, тоже. Макс порычал ещё немного и всё-таки повесил блузку обратно в шкаф, чуть не разодрав пополам, пока впяливал плечики. Ещё пришлось рычать, чтобы быстро справиться с белой блузкой и брюками, заправить постель – как уж получилось, – а также убедиться, что ещё несколько быстро придуманных паролей не подходят.

В две минуты Макс, конечно, не уложился, но мама Насти встретила его спокойной, а яичница с колбасой – горячей. Завтрак был вкусным, а мама Насти – действительно молодой и красивой, хоть слегка утомлённой прямо с утра. Папы, похоже, не было. И дома, и вообще. Тем проще, подумал Макс и даже не устыдился этой мысли. Настя всё равно не слышит.

И ей всё равно не до этого.

Глава 5. Та, что заправила постель

А до этого края – три шага. Итого шесть квадратных шагов. Пол из широких каменных плит, очень ровный, хоть в бильярд играй: плиты уложены идеально и почти без стыков. Босиком ходить холодновато и боязно, как по толстому стеклу. Ладно хоть сапоги возле койки нашлись и вроде подошли, хотя то ли с ними, то ли с ногами что-то не так. Койка – вернее, здоровенный застеленный брусок типа сундука, гроба или гигантской ступени у стенки. Стены из бугристых валунов, на ощупь одинаковых. Никаких окон. Дверь одна, из корявых брёвен, сбитых множеством толстых железных полос. Ручки и замочной скважины нет, щелей не видно. Всё.

Настя колотила в дверь с полчаса – кулаками, пятками, каблуками снятых сапог. Звук выходил еле-еле, Настя сама-то едва слышала, а с той стороны тишина, наверное, оставалась мёртвой. Ни скрипа, ни шороха, как в погребе. Правда, в погребе обычно холодно, а здесь было – никак. Ни тепло, ни холодно.

Нормально.

Такой вот, Анастасия Павловна, у нас теперь норм.

Ни фига подобного.

Ладно хоть есть не хотелось и в туалет тоже. Кстати, про туалет: Настя вспомнила, что в камерах обязательно должно быть отхожее место, его ещё парашей называют. Парашу Настя представляла себе довольно смутно, но в этой камере не было совсем ничего, ни смутного, ни явного. Койка, расчёт окончен.

Может, тут ведёрко приносят вместе с едой? Чтобы всё сразу делать, как дед говорит, не отходя от кассы? А если раньше захочешь, в угол ходить, что ли?

Настя принюхалась и поняла, что либо никому до неё эта ужасная мысль в голову не приходила, либо она вообще здесь первая – не мысль то есть, а Настя, и не в голове, а в камере. Запахов вообще не было никаких. А должны ведь быть. Может, вентиляция где-нибудь в потолке потихонечку проветривает камеру?

Настя замерла, но опять не услышала ни звука. Не почувствовала ни дуновения. Не уловила ни запаха. Нюхать особенно и не хотелось, честно говоря. И даже дышать. Ой. Правда, что ли?

Настя перепуганно попробовала подышать. Получилось без проблем. Попробовала не дышать. Через минуту в голове зазвенело, а ниже застучало. И звенело, и стучало – и минуту, и две. Настя выдохнула, вдохнула и на сей раз ясно поняла, что может обходиться без повторов. Просто замереть – и жить дальше, не дыша. О господи.

Но сердце-то бьётся?

Настя прислушалась и не поняла, бьётся или нет.

Норм. Она неживая, что ли? Типа зомби?

Сами вы зомби.

Настя заплакала и несколько раз повторила вслух: «Сами вы зомби, сами, поняли?!» Никто, конечно, не откликнулся.

Она почти уверенно шагнула к койке, села и попыталась успокоиться. Во-первых, и так уже пол-литра выплакала, а толку нет. Во-вторых, это ведь дополнительное доказательство того, что Настя стала зомби – влагу теряет, а пить не хочет. С другой стороны, это можно считать и, наоборот, доказательством того, что Настя не зомби – зомби ведь не плачут. Настя с трудом отвлеклась от размышлений над столь противоречивыми условиями и напомнила себе: в-третьих. Да, в-третьих, чего реветь-то? Думать надо, как выбраться. Тут условия, к сожалению, были непротиворечивыми: и так понятно – никак, думай не думай. Не для того гад Макс её сюда заманил, чтобы легко выпустить. Теперь, небось, новых доверчивых дурочек заманивает. И сидеть тут Насте, пока гад про неё не вспомнит.

А если не вспомнит? Ну хоть высплюсь толком, подумала Настя с неожиданным равнодушием. Последняя неделя была нервной – контрольные эти, подготовка к соревнованиям, ещё и готовить приходилось, потому что у мамы на работе замот. Даже в выходные выспаться не удалось. Сейчас наверстаем. Ляжем, растянемся как следует под уютное шуршание соломы и чуток вздремнём. Часок. Или пару. Надо будет – разбудят.

Настя вскочила так резко, что аж зашаталась, и обругала себя серьёзными словами. Спать решила, дебила. В каменный ящик похоронилась, нюх потеряла, дышать не может – самое время поспать, ага.

Настя решительно шагнула к двери, чтобы выбить её ко всяким бабушкам, но вспомнила последнюю попытку и так огорчилась, что присела на койку. Снова накатила дремота, тихая и ласковая.

Настя вскочила. Спать не хотелось.

Ага. Всё понятно.

А давай-ка заправим постель. На заправленной валяться жаль, да и мама ругается. Тут мамы нет – так, не отвлекаться, строго велела себе Настя и плакать не стала, – да и в полной тьме кто увидит, заправленная койка или нет. Уж не Настя точно. А всё равно заправить надо.

Она взбила подушку, помяла и разгладила матрас, растянула одеяло так, чтобы свисало более-менее равномерно со всех сторон. Кроме той, что у стены, конечно – там одеяло то вставало волной, то криво отъезжало, показывая узкую полоску матраса. Это дико раздражало.

Стоп. Что значит показывая?

Настя отодвинула матрас, рухнула коленями на койку и чуть не сломала нос, сунув голову поближе к стене. Ну да, так и есть: там, где лежак упирался в стену, шла длинная щель, вокруг которой тьма была не абсолютной, а сероватой. Стежки на одеяле разглядеть нельзя, а очертания пальцев – запросто.

Настя прошлась вдоль всей щели ногтями, простучала, прослушала и продула её, попыталась подковырнуть краем каблука. Без толку.

Настя снова натянула сапог, встала рядом с лежаком, обозвала его несколькими обидными словами и пнула – со всей силы.

Койка наполовину въехала в стену, открывая прямоугольный провал в полу. Провал был синевато-серым, как небо перед рассветом.

Настя зажмурилась – глаза одичали даже от такой пародии на свет, – поморгала, присела, вгляделась, поднялась и пнула лежак ещё раз. Он уехал в стену целиком, совершенно беззвучно.

Настя снова присела, подумала и осторожно макнула в проём палец. Никто его не откусил. Вообще ничего не произошло. В провале был воздух, такой же, как в камере, не теплее и не холоднее. Настя опустила руку по запястье. По локоть. Повозившись, села с краю и медленно-медленно, как в горячую ванну, опустила в дыру ноги – готовая тут же выдернуть их и повалиться на спину. Если кто-нибудь схватит, например.

Никто не хватал.

Настя посидела, болтая ногами, наклонилась, пытаясь рассмотреть, что там происходит ниже пяток. Ничего там не было – чёрные края отверстия, прорезанного в очень, оказывается, толстом полу, а ниже серая ровная пустота. Такая же камера, наверное.

– Эй, – сказала Настя вполголоса и прислушалась. Ни ответа, ни эха.

Наверное, там была не камера, а ход в пещеру с сокровищами. Или кладовка с картошкой. Или лаз из темницы обратно в настоящую Настину жизнь. Да что угодно – и пока сама не проверишь, не узнаешь.

Настя подумала, огляделась и решилась. Покрепче ухватилась за ровный край отверстия, прошептала на всякий случай «мама, прости», извернулась и скользнула вниз, повиснув на руках. Стукнулась локтями, запоздало сообразила, что можно было скрутить верёвку из одеяла, потом поняла, что смысла в этом было чуть – если, допустим, высота тут сто метров, какая разница, со ста метров я упаду или с девяноста восьми? Соображение было логичным, но пугающим. До Насти дошло, что она может и не влезть обратно – с подтягиваниями у неё всегда были непростые отношения. А потом дошло, что влезать ей особо и незачем.

Настя попыталась заглянуть вниз через спину или через грудь, чуть не свихнула голову, поболтала ногами, подышала вхолостую, ещё раз прошептала «мама, прости» – и разжала пальцы.

Глава 6. Без пароля

– Что ж у тебя всё падает-то вечно. Готова? Так, а голова-то. Причёсываться когда начнёшь нормально?

Макс возмутился, потому что задолбался запихивать волосы под резинку на затылке – да и больно было зверски. Стало ещё больнее – мама Насти снова содрала резинку и стянула Максовы – вернее, Настины – глаза к вискам. Но хотя бы быстро это сделала. Критически осмотрела результат и скомандовала:

– Выходим.

Макс затоптался у двери, туго соображая, какую из пяти пар обуви надевать и каким образом. Явно не на высоких каблуках – а в остальном не разберёшь, размеры у мамы и дочки одинаковые. Спасибо хоть не все – но имевшиеся впечатляли вполне.

– Светлые надевай, тепло сегодня, – скомандовала мама Насти. – Стоп. Ты телефон взяла? Понятно. Опять забыла. Бегом, опаздываем уже.

Знать бы ещё, где этот телефон. А вот, оказывается, на столе, на специальной площадочке. Чокнутая эта Настя на порядке, но иногда это не только раздражает, но и помогает. Телефон был совсем деревянным, без интернета, почты и вообще каких бы то ни было плюшек – чисто звонилка с камерой. Максу с таким и выйти стыдно было бы. Или нет? Макс постарался вспомнить, какой телефон был у него, но не смог.

Этаж оказался седьмым, подъезд – чистым и без плохих запахов, лифт тоже. В лифте Макс напряжённо соображал, куда двинуться, выйдя из подъезда, чтобы мама Насти не заподозрила ничего. Он же не в курсах, в какой стороне школа. Даже если бы знал, идти туда, понятно, не собирался – есть куча дел поважней, а времени шиш да маленько и всё меньше с каждой минутой.

– Волнуешься? – спросила мама Насти, когда лифт остановился.

Макс вздрогнул и поднял брови.

– Серьёзная такая, и мне, если не ошибаюсь, слова за всё утро не сказала. Пойдём-пойдём, не стой. Или я тебя обидела чем?

– Нет, – решился выговорить Макс. Голос был совсем чужой, и не его, и не совсем такой, каким слышался вчера, но не позорный, нормальный такой.

– Вот и ладушки. Не психуй, всё будет, как уж ты талдычишь вечно, – норм. К контрольной ты готова, к соревнованиям тоже, да и не на корову же прыгаешь, в конце концов. Что будет, то будет. Ты куда?

Макс замер и неопределённо махнул рукой в сторону дороги, которую видел из окна.

– Молодец, – сказала мама. – Машина-то здесь стоит. Садись давай.

Её в школу на машине возят, ёлки, понял Макс почти без зависти. Его, насколько он помнил, не возили. Насколько он помнил, никогда. Вот сам он кого-то куда-то возил вроде – или так не бывает?

Тут Макс отвлёкся на машину Настиной мамы. Тачка была зачётной – двухлитровый кроссовер с 16-клапанным движком, изменяющим фазы газораспределения в зависимости от нагрузки. Красный и совсем новенький, судя по виду и запаху. Шикарный запах нового салона не забивал даже неизбежный цветочный ароматизатор – женщина за рулём, всё понятно. Жаль, что автомат, – Максу «мешалка» больше нравилась, – но, повторяем, женщина за рулём. Женщины редко выбирают «механику»: динамичность езды – одна из двух или трёх вещей на свете, которая их не тревожит.

– Назад сядешь? – удивилась мама Насти.

«А что, можно вперёд?» – чуть не спросил Макс и чуть не бросился к передней двери, но лишь пожал плечом и всё-таки забрался на пассажирский диван, отгородившись от водительского зеркала рюкзаком не розового, слава богу, но всё равно довольно адского цвета. Мама Насти хмыкнула и села за руль.

Прямо до школы ведь довезёт, понял Макс и принялся изучать телефон Насти. Телефон, к счастью, не был запароленным. За безопасность отвечал сканер отпечатка пальца, ничего себе деревянная звонилка, а пальцы у Макса были, чёрт возьми, Настины. Аккуратные такие, с чистыми подстриженными ногтями, хоть и не сказать что совсем мягкие девчачьи. Покрупнее Максовых, между прочим.

Настя даже в телефоне оказалась аккуратной: большинство контактов было рассовано по группам и украшено фотками. Макс внимательно просмотрел аватарки из группы «школа», пытаясь запомнить лица и имена. Конечно, не обошлось без девчачьей придури. Например, контакт «ПолинКа» сопровождался портретом бегемотихи из «Мадагаскара», а пара невинных девчоночьих мордашек была подписана «Грымза» и «Ррррррррь».

Заодно Макс быстро пролистал фотогалерею, опасаясь увидеть какое-нибудь жуткое селфи из тех, что девочки любят делать, но не любят показывать мамам. Макс такое и сам смотреть не любил, а мама рядом была неродной – но всё равно запаливаться не хотелось, ни за себя, ни за Настю.

Селфи не было, вообще никаких, ни дурацких, ни с дакфейсом, ни обычных. Нетипичная эта Настя какая-то, подумал Макс, прогоняя бесконечную ленту с лошадьми. Лошади были в количестве, как у других девчонок котики. К счастью, нашлись и фотки класса. Как Макс надеялся, несколько снимков было сделаны в разное время и в разных классных комнатах, но примерно с одной и той же парты. По крайней мере, стало понятно, где Настя сидит.

«Так, я что, всерьёз в класс идти собрался? – всполошился Макс. – В школу даже заходить не буду, сразу дуну к ближайшему компу. В интернет-кафе, допустим. Только денег-то нет совсем, ёлки зелёные, – сообразил он с ужасом. – Значит, что?»

– Настась свет-Пална, снова почивать изволите? – осведомилась Настина мама. – Приехали давно.

За окном был красивый забор из чёрных прутьев, невысокие кусты и здоровенное жёлтое здание. Машина стояла напротив калитки и, получается, входа в здание. Не соскочишь.

«Мама и на ты», – напомнил себе Макс в десятый раз, но выговорил всё равно с трудом:

– Мама, а ты пароль от компа не помнишь?

– Ха. А ты мне его говорила?

Макс пожал плечом и завозился, разбираясь с ручкой двери.

– Погоди, ты пароль забыла? Ой. Насть, я же не знала, ты вчера за клавиатурой заснула прямо, ну я и выключила, как обычно. А у тебя нигде не записан?

Макс дёрнул плечом посильнее и распахнул наконец дверь.

– Насть, ну придумаем что-нибудь. Сегодня… Нет, сегодня уже не получится, но завтра я дядю Толю попрошу, он, если сможет, после работы зайдёт, может, сделает что-нибудь. До завтра-послезавтра дотерпишь, наверное?

– Там задания, – неопределённо сказал Макс. – А можно я к одноклассникам, ну, к девочкам после школы пойду?

– Куда? – как будто не поняла мама Насти.

– К Полинке там или… Ненадолго.

– Здрасьте. А соревнования?

Какие к чёрту соревнования, чуть не закричал Макс. Мама Насти продолжила:

– Ты забыла, что времени в обрез? Я же еле отпросила тебя, ещё контрольная эта. В общем, как договаривались: уходишь со второго урока, дед стоит здесь уже с костюмом, хлыстом и всем остальным. Не задерживайся, шу-шу-шу с подружками не устраивай и вообще. И не вздумай волновать деда, ты же знаешь, ему за счастье насчёт тебя поубиваться. Всё, до вечера. Ни пуха, Насть.

Макс мрачно послал Настину маму к чёрту, хлопнул дверью и побрёл к школе. Светлые туфли были почти без каблуков, но идти всё равно неудобно – ноги не те, ходят не так, смотреть приходится с другой высоты и вообще. У крыльца Макс оглянулся. Красная машина так и стояла напротив калитки. Макс вяло отсалютовал и пошёл в школу.

Смартфон у кого-нибудь отжать, что ли, угрюмо размышлял он. Смысла мало, смартфон половину нужных функций не поддерживает. Комп необходим, нормальный, пусть плохонький. Здесь есть компьютерный класс, сообразил Макс. Даже снимки в телефоне сохранились: небольшой такой, и столы вдоль стен. Да хоть карликовый, мне всего-то один комп нужен. Надо его быстренько найти и попасть туда, думал Макс под гуденье в раздевалке.

Гуденье было стандартное, раздевалка тоже. Свою школу Макс не помнил, но там, видимо, было примерно так же, раз дурацких недоумений и чувства неудобства не возникало.

Макс решительно сунул ноги в сменную обувь, для разнообразия почти человеческие мокасины, повесил куртку с мешком на свободный крючок и отправился искать расписание уроков.

Оно висело рядом с раздевалкой. Компьютерный кабинет имел номер 306 и именно сейчас принимал Настькин класс. Или сразу два класса. Пометка в расписании была не совсем понятной: 7 «в» (г).

Значит, судьба, решил Макс и вдарил по лестнице на третий этаж.

Оказалось, не судьба.

– Ты всё-таки к нам решила, в гуманитарный? – спросила полузнакомая девчонка, перехватившая Макса на пороге кабинета. Макс настолько обалдел от того, что кого-то здесь знает в лицо, что лишь когда в голове прокатилось «Ррррррррь», сообразил: это ж Настькина одноклассница из телефона. Он кивнул и шагнул мимо неё.

– Лопухова, ты от контрольной откосить решила?! – восторженно поинтересовалась Рррррррь за спиной.

Макс решительно двинулся вдоль столов с компами, кивая и беззвучно бормоча что-то в ответ на приветствия – и напряжённо отыскивая своё, вернее, Настино место, с которого были сделаны оба телефонных снимка этого помещения. Более-менее подходили два стула, оба были заняты. Девчонкой и пацаном, которых не было в контактах у Насти. Пацан глянул на Макса мельком и снова зарылся в поиск модов для танчиков. Девчонка, чернявая и дохлая, уставилась без особой любви. Специально, что ли, заняла, подумал Макс, украдкой осматривая всех вокруг. Никто на них не смотрел, скандала явно не ждали. Но и других свободных компов не было, если учительский не считать.

Ударил звонок и тут же от двери сказали:

– Садимся-садимся, сегодня программа… Так. У нас новенькая, я так понимаю? Лопухова, ты что здесь делаешь?

Макс забормотал, сам не понимая что. Класс захихикал. Молодая невысокая учительница послушала несколько секунд и отрезала:

– У матгруппы четвертная контрольная в триста одиннадцатом. Тебя проводить или сама долетишь?