Текст книги "Этикетные нормы казахов. Часть I. Будни и праздники"

Среди морально-этических ценностей важное место занимает благотворительность по отношению к нуждающимся: считается, что искренняя благодарность их отвращает недоброе (Садақа пәлені кері қайтарады). Есть казахская пословица: «Лепешка, поданная в голодное время, ценнее, чем верблюд, подаренный, когда ты был сыт», в которой заключено значение своевременной помощи. Казахи говорят: «Делай добро и брось его в воду – рыба узнает, а если рыба не узнает, то узнает Творец» [Кустанаев, 1894, с. 50, 51], т. е. благодарность придет если не от человека, то от Всевышнего.

Особое значение в казахском обществе придавалось мужской дружбе. По традиции [МКОП, 1998, с. 358] существовало три вида тамырства. Самой крепкой считалась дружба (дос-тамыр) до скончания века. Такая дружба заключалась так: будущие друзья обнимались, обнажив грудь (құшақтасқан) или пожимая друг у друга большие пальцы (бармақ ұстасқан). Это обязывало ко многому: от взаимопомощи во всем до разрешения брать у друга всё. Такого рода дружба наследовалась потомками до тех пор, пока не заключался брак между династиями. Сүйек-тамыр («костяная дружба») также закрепляется описанным способом.

Ауыз тамыр («словесная дружба») предполагает обмен подарками: сначала один из друзей посылает подарок другому, а через определенное время получает равноценный ответный подарок (қолқа). Этот вид дружбы не очень распространен. К человеку, у которого много тамыров, общество относилось с недоверием, считая его ветреным [МКОП, 1886, с. 358, 359].

Малдос-тамыр (букв: «корень растения», «кровеносный сосуд животного») заключается обычно между состоятельными лицами на условии обмена подарками. «Получивший подарок по своему выбору, т. е. сделавшийся тамыром, должен быть готовым к тому, что тамыр приедет к нему и потребует себе в подарок вещь или скотину (обыкновенно – лошадь, борзую собаку, беркута или ястреба), какая ему понравится. Избранный тамыром себе предмет для подарка называется қалау – желание. Такой род дружбы прочнее между порядочными, не особенно жадными людьми. У людей же скупых и жадных этого рода дружба очень не прочна и обыкновенно кончается ссорой и тяжбой, предъявляемой казахскому народному суду. Такого рода оскорбления могли иметь последствием барымту» [Фон Герн, 1899, с. 26].

Чтобы избежать негативных последствий от обычая қалау, казахи прибегали к некоторым хитростям: «…выдав қалау, каждый старался поскорее объявить свой выбор, падавший часто на тот же самый предмет, который он вынужден был отдать, а иногда и на более ценный. Кто в этом случае перехитрит друг друга, тот остается в выгоде» [Дмитриев, 2011, с. 407]. О таком характере обычая пишут и другие авторы [Шиле, 1879]. С. В. Дмитриев усматривает в обычае тамырства «…архаический характер происхождения института, который в условиях частной собственности выглядит анахронизмом. Но перед нами освященная веками и оправданная образом жизни серьезная нормативная традиция» [Дмитриев, 2011, с. 417].

Дружба двух лиц независимо от племенной, национальной принадлежности основывается не только на взаимных подарках, но и на взаимопомощи [Фон Герн, 1899, с. 26]. Тамыры закрепляли свою дружбу клятвенным обещанием поженить своих будущих детей (это называется бесiк құда («колыбельный сговор») без калыма. Бел құда был распространен среди казахов среднего материального уровня, так как богатые были в состоянии заплатить калым. Этот обычай был «удобен» для друзей-батыров: приобретая славу силачей, они не могли концентрировать свое внимание на материальных интересах, хозяйстве.

«Жандостық – душевная дружба, в действительности есть крепкая дружба, хотя и очень редко встречающаяся в казахском народе. Жандос считается ближе родного брата, их горе и радости являются непременно общими. В случае нужды они торопятся помочь друг другу и выручить друг друга из беды» [Фон Герн, 1899, с. 26]. Вот что пишет И. И. Ибрагимов об этикетном правиле, символично закрепляющем дружбу: «У киргизов (казахов. – Ш. Т.) существует обычай дружиться (друг называется тамыр; желающие подружиться обнимаются друг с другом через обнаженную саблю, держа ее на груди, при этом дают обещание быть навсегда в дружбе…» [Ибрагимов, 1872, с. 132]. Так клятве придавался статус ритуала через присутствие обнаженной сабли на груди.

По традиции любое желание друга или близких людей обязательно выполняют, а между друзьями не должно быть никаких расчетов, они могут брать друг у друга всё, что угодно, без спроса. Причины, породившие эти обычаи, – это постоянные столкновения с другими народами и между собой. Каждый старался создать для себя более прочное положение посредством приобретения как можно большего количества друзей. Пословица «Хорошего человека оценит только хороший, никчемным людям неоткуда узнать о благородном и дорогом» («Жақсының жақсы бiлер сымбатын, жамандар қайдан бiлсiн асылы менен қымбатын») [Фон Герн, 1899, с. 28] как раз и говорит о значимости дружбы между достойными людьми. Интересен такой обычай: «Если два человека обнимутся в знак вечной дружбы, то тому, кто разнял их объятия и был свидетелем скрепления их дружбы, дают двухлетку или другую лошадь. Путь дружбы – тяжелый, он ведет в другой мир, поэтому лучше быть товарищем, чем тамыром. Дружба – «тамырство» – распространяется и на тот мир, а товарищество кончается этим миром» [Токтабай, 2004, с. 54].

Важное место в системе жизненных ценностей казахов занимала устная генеалогия (шежіре), представлявшая собой своеобразную историческую память. При патриархальном укладе жизни для казаха были весьма значимы статус рода, племени и родственные отношения. В связи с этим существовали нормы обязательного знания родословной (шежіре үйрету), что непременно прививалось детям. Сыновья обязаны были знать наизусть свое генеалогическое древо, а также генеалогию племени и всего народа. Мужчина обязан был иметь сведения о своих предках (баба) хотя бы до седьмого колена (жетi ата). Это касалось и доблестных деяний предков, их позитивных характеристик, упоминание о которых считалось благостным делом (за что аруахи были благодарны). Это, бесспорно, усиливало социальную значимость человека, активизировало чувство его ответственности за свои деяния не только перед родителями, семьей, но и перед родом, аруахами, генеалогическим предком, формировало чувство гордости за свой род. В былые времена неблаговидный проступок одного человека распространялся на весь род, в том числе – и на предков, а слава предка распространялась и на его потомков. Существует мнение, что чем больше у человека родственников, тем больше возможностей воспитать из него достойную личность. Институт жетi ата являлся своеобразным координатором в правовых, этикетных и брачных нормах. Степной закон, запрещающий браки среди родственников до седьмого колена, обусловил необходимость обязательного знания родословной до седьмого колена. Это, безусловно, способствовало формированию здорового генетического набора в казахском народе.

Нуждающиеся родственники или люди, попавшие в трудные обстоятельства, по традиции обязательно получали помощь. Казахи считают: чем большее количество людей переживают за человека, тем более отчетливо проявляется у него чувство чести. Личности без рода и племени, как правило, легко совершают неблаговидные поступки, тогда как слава и честь рода оказывают благотворное влияние на формирование психики человека. Именно так в семье и родовом социуме закладывался духовный базис личности.

В настоящее время наряду с сознанием принадлежности к определенному роду воспитывается общенациональная гордость. Благодаря сложившимся традициям, у казахов сложилась уникальная источниковедческая база в виде шежире, где отражены и этнические процессы, и исторические факты. По мнению К. Д. Кшибекова: «У казахов сильнее развиты родовые чувства, нежели национальные» [Кшибеков, 2006, с. 156]. «Стоило терпящему беду, обиду прокричать «уран» своего рода, тут же сородичи вступали в схватку, защищая его, независимо от того, знают или нет они этого человека» [Кшибеков, 2006, с. 164, 165]. В условиях родоплеменного общества наличие родственников было жизненно важным фактором. Человек без рода и племени мог безнаказанно подвергнуться любому насилию, его могли даже убить, в связи с чем, это заставляло его искать покровительства у ханов и султанов. Такого можно было добиться, лишь войдя в состав их туленгутов (телохранителей).

Существуют казахские пословицы: «От пешего пыль не поднимется, от одинокого звук не послышится» («Жаяудың шаңы шықпас, жалғыздың үні шықпас»), «Свой не убьет, чужой не защитит» («Өз өлтiрмес, жат жарылқамас»). Смысл их заключается в том, что родственники обязаны были защищать своего сородича, даже если он не прав. Это было не только простительно, но и необходимо. Родственные отношения следует поддерживать уважением и теплом, так как именно родственники несут ответственность за долги и преступления человека. Если родственные отношения отсутствуют, то ближе всех становится друг – тамыр, жандос [Фон Герн, 1899, с. 25]. Принадлежность к определенному родоплеменному объединению (ер арыса – аруақ), обоснованная в прошлом территориально-экономическими взаимоотношениями, всё еще имеет место в сознании казахов, в этом заключается особенность их этнического самосознания. Не отделяя себя от общего этносоциума, казахи одновременно идентифицируют себя со своим родом, племенем, при этом непременно испытывая гордость за него. Казахи говорят: «Где есть единство, там есть жизнь» («Бірлік бар жерде тірлік бар»). Согласно казахскому этикету, запрещалось спрашивать о количестве родственников: «Не считай родственников и не говори, как их много» (может уйти благословение, случится сглаз и будут смерти).

В связи с этим в традиционном быту казахов ясно ощущается уважительный интерес к своим истокам, легендам (аңыз) рода, знанию традиций (салт-дәстүр), обычаев (әдет-ғурып), обрядов (рәсім). Казахи, как и другие тюркские народы, считают, что нельзя забывать предков, ушедших в иной мир, пренебрегать памятью о них: обиженные духи могут отомстить за это [Львова, 1988, с. 69]. В то же время память об умерших способствует покровительству, помощи с их стороны.

С предками связывается появление рода, иногда – появление огня, того или иного вида ремесленной деятельности. Предок может считаться родоначальником определенного производственного процесса [Львова, 1988, с. 32, 33; Тохтабаева, 2005, с. 213]. У тюркских народов Сибири бытовала семантическая соотнесенность рода с костью, жизненной силой [Львова, 1988, с. 39]. Каждый род имел свои символические маркировки, это заключалось в тамгах, элементах предметного домашнего мира, природных объектах, боевых кличах-уранах. Последний маркер, зафиксированный с периода раннего средневековья, дольше всего бытовал у тюркских народов [Львова, 1988, с. 21].

У казахов всё еще имеет место представление о том, что в критических ситуациях, в том числе – связанных с опасностью для жизни, можно обращаться к наиболее сильному аруаху своего рода, вслух повторяя его имя. Существует обычай ездить на могилы своих предков, принося им жертвы, и даже обращаться к ним с просьбами. Наиболее безопасным местом ночевки для одинокого путника, оказавшегося ночью в степи, считается место возле могилы. По казахскому поверью, в руинах домов и на скотном дворе живет дух-покровитель, поэтому существовал запрет справлять нужду там во избежание наказания. Культ предков возник, считают некоторые исследователи, как следствие антропоморфности тотемов [Турсунов, Нурмуханбетов, 2013, с. 33].

Священными считались у казахов места, где жили выдающиеся личности (аруақты, киелі жерлер), а также те, где есть могилы батыров, талантливых поэтов, музыкантов, известных личностей (аруақты киелі жерлер). Культ умерших заключен в мемориальной архитектуре, в сооружениях, удивлявших своей грандиозностью европейских путешественников еще в XIX веке [В странах, 1888, с. 46].

С распространением мусульманства появился культ святых, на могилы которых втыкали высокие шесты и клали головы верблюдов, лошадей, верно прослуживших хозяину. На таких могилах приносили клятву, а на шесты паломники подвязывали ткани с просьбой об излечении от болезней. Имел место обычай прогонять вокруг могилы святых больной скот с целью его излечения [Казахи, 1995, с. 242].

Особым смыслом наделялись музыкальные (домбыра, қобыз) и ремесленные (шеберлер куралдары) инструменты; одежда, военное снаряжение (батырлардың қару-жарағы) известных личностей: певцов, поэтов, народных композиторов, талантливых мастеров, батыров. Если эти предметы были семейной реликвией, то их не продавали и не отдавали кому-либо, а старались сохранить, поскольку они наделены в традиционном сознании охранно-магической силой.

Сакральным местом считалась небольшая юрта коневодов (жылқышының қара қосы), где любой путник мог согреться и поесть [Токтабай, 2004].

В силу важной жизненной необходимости определенные предметы быта и некоторые места в жилищном пространстве имели свою символику, что будет рассмотрено в последующем.

Восхищаясь горами, лесами и водоемами, казахи любили степное раздолье. Ощущение простора, степной шири, отпечатываясь в психике номада, сформировало его пристрастия к масштабу жилого пространства. На основании полевых материалов можно сделать вывод, что большое число этнофоров предпочитают просторное жилье, а небольшое жизненное пространство осмысливается ими как угроза здоровью, из-за чего есть вероятность задохнуться от нехватки воздуха.

Эстетическое осмысление казахами животного мира основано не только на практической пользе, но и на идеологии: реликтах тотемистических представлений, культе природы. Идеология, материальная выгода, непосредственный контакт с домашними животными слились в единую эмоционально-практическую целесообразность. Более того, выработалось эстетическое осмысление внешних особенностей животных, которые стали объектами сравнений.

Казахи знали толк в красоте коней, разбирались в их породах, что обусловило бытование всевозможных лексем в обозначении этих животных. При описании девушки использовались эпитеты, основой которых становились изящество и пластика лебедя. Глаза верблюжонка – распространенный эпитет для сравнения с чудесными девичьими глазами. Отметим, что в селах до сих пор не валяют из верблюжьей шерсти напольный ковер, не ткут из нее паласы и не вяжут носки. Такой запрет объясняется тем, что на шерсть верблюда, считающегося священным животным (түйе әулие), нельзя наступать во избежание греха. Из шерсти верблюда можно ткать лишь настенный ковер, делать полотно для халатов (шапан), стеганые одеяла, а также специальные пояса для лечения радикулита и почек.

Ухаживая за конем, расчесывали костяной щеткой его гриву и челку, вовремя подковывали и дополнительно кормили овсом. Баранов стригли весной и осенью, облегчая тем самым их состояние и вместе с тем получая сырье для текстильных изделий. Казахи понимали состояние животного, сочувствовали ему. Так, если у коровы умирал теленок, то из его шкуры делали чучело. Корова облизывала его и давала молоко. Таким образом, польза и сострадание к животному совмещались.

У тюркских народов существует единая пространственно-цветовая символика: черный (қара) обозначает север, белый (ақ) – юг, синий и зеленый (көк) – восток, красный (қызыл) – запад [Львова, 1988, с. 27]. В традиционной семиосфере казахов цветообозначение занимало важное место. Цвет, как и орнамент, оказывал на человека определенное психологическое воздействие, нес в себе идейно-смысловую нагрузку.

Каждому из применяемых цветов спектра в силу его знаковости придавался определенный смысл. Так, красный цвет (қызыл түс) ассоциировался с огнем, жизненной силой, плодородием, он стимулировал активное психологическое состояние. Желтый цвет (сары түс), связывавшийся с образом солнца и богатства, располагал к согласию, умиротворению. Зеленый цвет (жасыл түс), олицетворяя растительный мир, действовал успокаивающе. Особое почтение в традиционном сознании казахов существовало к синему цвету (көк түс) – символу неба, являвшегося для всех тюркских народов священным культом (көк тенгри). В казахском языке синий и зеленый цвета обозначались одним словом – көк. Зелень называют көк, а весну – көктем. При характеристике Кыз-Жибек в одноименном эпосе присутствуют слова көктемнен көгілдір (букв.: «синее весны», т. е. краше весны). При благопожелании говорят: көгер, көкте, көсегең көгерсін («расти, расцветай»). Любоытно отметить, что у дикокаменных кыргызов, предпочитающих носить пестрые халаты, синий цвет означал траур, согласно сведениям Ч. Ч. Валиханова [Валиханов, 1961. Дневник поездки…с. 265].

Белый цвет (ақ түс) до сих пор ассоциируется со многими положительными понятиями: дневным светом, молоком, благополучием, счастьем – и символизирует невинность, чистоту, честность. В былые времена из-за недостатка тканей белый цвет был высоко ценимым, он преобладал в женском головном уборе кимешек и девичьих платьях. Белый цвет войлока – наружного покрытия юрты – считался престижным и был привилегией богатых и молодоженов. Необходимо отметить, что слова, обозначающие цвета, в словосочетаниях приобретают добавочные оттенки. Так, ақ жол (букв.: «белый путь») означает «добрый путь»; ақ көңіл (букв.: «белое, светлое настроение») – «добродушный»; ақ ниет (букв.: «белое, светлое, чистое намерение») – «искренний, доброжелательный»; ақ жүрек (букв.: «белое сердце») – «чистосердечный, добрый». Таким образом, белый цвет осмысливается на комплиментарном уровне и переводится в разряд сакральных.

В сознании казахов магической защитной силой обладают красный и синий цвета, поэтому в качестве оберега используются красные, синие или крапчатые (черно-белые) бусины. Черный или темно-коричневый цвет (қара түс) осмысливался у казахов неоднозначно. С одной стороны, он считался траурным цветом, с другой – осмысливался позитивно и связывался с понятием земли.

Следует отметить, что многие цвета обладают двойным семантическим содержанием, что можно продемонстрировать на примерах [Кенжеахметулы, 2004]. Во фразеологизмах қара жер («черная земля») – «цвет земли»; қара шаңырақ – «отчий дом»; қара орман («темный, густой лес») – «родные, родственники»; қара жол («истоптанная, верная дорога, которую все знают») – слово қара имеет исключительно позитивный смысл. В то же время в идиомах: ақ сайтан (букв.: «белый черт») – «легкомысленный человек»; ақ саусақ (букв.: «белые пальцы») – «белоручка»; ақ көз («белые глаза») – «жестокий человек, самодур»; ақ сирақ («белая голень, лытка») – «голод» – слово ақ имеет негативный смысл. Лексема қара используется для образной характеристики негативных черт характера человека: қара ниет («черное намерение») – «злой умысел»; қара жүрек – «черное сердце»; қара бет («черное лицо») – «опозоренный человек». В качестве символа скорби слово қара существует в понятиях: қаралы – «траурный»; қара тұту – «траурный флаг».

У слова көк в зависимости от контекста существует несколько значений. Так, көк бет – «сварливый, склочный человек», однако «зеленая трава, растения» – тоже көк. Существует идиома көк етікті (букв.: «синие сапоги») – «достойный человек» [Кенжеахметулы, 2004].

Рассмотрим, как казахи осмысливали камни и металлы. Золото соотносилось с солнцем, верховной властью, а серебро – с луной; считалось, что оба металла, как день и ночь, необходимы человеку, поэтому желательно их присутствие в доме в виде украшений или слитков.

Можно сказать, что казахи-кочевники буквально утопали в красочных узорах, которые служили, с одной стороны, оберегами от черных сил, с другой – должны были своей магией стимулировать здоровье, счастье, богатство и процветание.

Согласно этикету казахов художественный уровень ковра, постилаемого под ноги гостя, соотносился со степенью уважения к нему. В связи с этим на вещи, которые чаще постилаются под ноги, не могли наносить сюжетные изображения в реалистической манере, а тем более людей. Сама специфика кочевого быта определила своеобразие домашнего интерьера, особенные формы предметной среды, эстетическая сущность которых отвергала сюжетные изображения и гармонировала именно с орнаментальным творчеством. Главной задачей орнаментики вещей являлось эстетическое преображение домашнего предметного мира, что вносило радостную интонацию в быт; на символическом уровне это обозначало освоенность предметов и включение их в окультуренный собственный мир.

В орнаментальном фонде, характеризующемся необычайным разнообразием, можно выделить целый комплекс космогонических (күн – солнце, айшық – месяц, жұлдыз – звезда), растительных (тоғай – дерево, гүл – цветок, жапырақ – лист), зооморфных (қошқар мүйіз – рога барана; сыңар мүйіз – один рог; сынық мүйіз – геометризированный рог, загибающийся под прямым углом; қос мүйіз – пара раздваивающихся рогов; кілт мүйіз – рога, скомбинированные в крестовину; қанатты мүйіз – рога с крыловидными ответвлениями; қырық мүйіз – ромб с множеством рогов, отходящих в разные стороны; түйе табан – верблюжий след; кұсмұрын – птичий клюв; кұс қанат – птичье крыло; бұғы мүйіз – оленьи рога; жылан бас – змеиная голова; тасбақа – черепаха; құс тырнақ – птичий коготь), предметно-бытовых (сыңар өкше – один каблук; сырға – серьга, тұмарша – амулетница, оніржиек – нагрудное украшение, тарақ – гребень), антропоморфных (Умай– богиня плодородия), геометрических (су – вода, дөнгелек – круг, шаршы – квадрат, құс із – птичий след) и других мотивов.

Можно сказать, что неприятие исламом изображений живых существ еще более усилило у казахских мастеров тенденцию к абстрактному мышлению, выраженному в богатстве орнаментальной фантазии с бесконечным варьированием художественных мотивов.

Казахский орнамент отражает в абстрагированной форме космос с небесными объектами (солнцем, луной) и звездным пространством, богатство природы с величием гор, цветущими степными просторами, деревьями, травами, разнообразие животного мира, в котором наибольшее художественное внимание уделено образам барана, оленя и птиц. Талантливые казахские мастера, как и мыслители средневекового Востока, видели красоту в гармонии, свойственной Вселенной и отдельному предмету.

Своеобразие казахского орнамента проявляется в последовательном расположении непереплетающегося узора, соединении статики и динамики в композиционном решении, сочетании непрерывного и прерывистого орнамента, линейного узора и крупнофигурных изображений. Важный штрих казахского узора – открытый верх растительных орнаментальных мотивов, указывающий на принятие небесной силы. В орнаменте встречается завуалированный образ Богини плодородия в виде женской фигуры, иногда соединяющейся с растениями.

До мусульманства у казахов особое место занимал крест, восходящий к эпохе неолита, бронзы и осмысливавшийся как символ солнца и оберег. Казахи в экстремальных случаях крестились, крест наносили также на кузницу [Валиханов, 1961. Тенкри (бог), с. 114], в этом просматриваются следы манихейства.