Текст книги "Этикетные нормы казахов. Часть I. Будни и праздники"

Запрещалось сильно хлопать дверью в своем доме – это могло привести к потере достатка; произведение такого действия в чужом жилище означало вызов, враждебность. Грозить кому-либо пальцем также означало открытую неприязнь. Не рекомендовалось торопиться в чем-либо, так как излишняя суетливость не способствовала выполнению дела, к тому же это происходило в экстремальных ситуациях негативного характера. У казахов не принято показывать указательным пальцем на человека или кладбище, это следовало сделать лишь рукой либо поднятием подбородка вверх в заданном направлении, так же поступают и калмыки [Эредженов, 1982, c. 123]. Казахи считают, что тыкать пальцем (саусағын безеу) в кого-нибудь – это признак чванливости и неуважения. Казахи, татары, башкиры и другие тюркские народы [Султанов, 1982, c. 107]] указывают пальцем лишь на предметы и животных, тогда как у американцев считается нормой указывать пальцем на человека.

Неэтично было устраивать скачки или гарцевание на конях между юрт в ауле. Здесь было много кольев с крепежными арканами, перекинутыми через юрты, кольев для коновязи и вьючных животных, а около каждой юрты выкапывались ямы для очага, где устанавливались котлы. Всё это могло привести к несчастным случаям. Запрещалось бежать или скакать в сторону аула (жаман ырым): это означало плохое известие, обычно так сообщали о траурном событии. Казахи считают недопустимым перешагивать через сакральные предметы: привязь для дойки скота, очаг, шест, посуду, дастархан, аркан, шанырак, головной убор, Коран, могилу.

В народе детская кинесика наделяется определенной знаковостью предсказательного характера, во многом совпадающей с реальностью, что само по себе удивительно. Так, например, если ребенок, наклонившись, смотрит через раздвинутые ноги, то означает, что кто-то двинется в дальний путь или приедет издалека.

У казахов существовали правила дистанции между общающимися людьми одного пола и разных полов, лиц разного возраста и социального положения. Так, например, если подруги, сестры, братья и друзья могли разговаривать на близкой дистанции, то представители разного пола, возраста и социального положения должны были находиться при общении на достаточном расстоянии друг от друга.

Некоторые кинесические штрихи связаны с эмоциональным состоянием человека. Например, говорят: у человека от гнева, злобы, зависти сдавило глотку (қылқынып қалды). От неожиданного испуга, чрезмерного удивления бывает, что человек на время теряет дар речи.

Вербальный этикет

Наиболее ярким проявлением этнической оригинальности характеризуются вербальные средства этикета, что проявляется в содержании речи, наличии определенных стандартных тем беседы и способах ее поддержания, речевых формулах, использовании эвфемизмов, метафор, иносказательности, применении условных знаков. Своеобразие казахского языка – в его богатстве, образности, выразительности, насыщенности пословицами, поговорками, фразеологизмами, метафорами, эпитетами, речитативами и т. д.

Одной из особенностей казахского языка является наличие вспомогательного глагола, уточняющего позу (стоять, сидеть, лежать) человека во время любого действия. К примеру, глагол сөйлеу («говорить») в настоящем продолжительном времени может иметь три варианта: сөйлеп тұр (букв.: «говорит стоя»), сөйлеп отыр («говорит сидя»), сөйлеп жатыр («говорит лежа»). Такая грамматическая особенность некоторым образом отражает деятельное состояние казаха, даже когда он не двигается. Специфика кочевого быта определила выполнение многих жизненных функций в положениях сидя и лежа на ковре. Казах комфортно чувствовал себя и на ковре, и на коне.

В казахском языке существуют стандартные наборы фраз, которые соответствуют профессиональной деятельности человека, используются при приветствии, общении, благодарности, прощании, извинении, проклятии, оскорблении и т. д. Имело значение, кто первым должен произнести определенные речевые формулы в той или иной ситуации. Согласно казахскому этикету, неэтично молча воспринимать радостное или печальное событие. Необходимо соответственно реагировать, выражая радость при хорошем известии или проявляя сочувствие чужому горю.

Существенным был также момент, когда от обмена стандартными фразами можно было переходить к обсуждению деловых вопросов. Заслуживает также внимания изучение запретных вопросов и тем для обсуждения (в зависимости от ситуации). Паралингвистические моменты (громкость и темп речи, междометия, интонация, молчание, пауза) также использовались в вербальном этикете.

Путешественники в XIX веке обращали внимание на природное красноречие казахов, которые придавали большое значение слову, считая что «язык острее меча» (казахская поговорка). Шаманы тоже довольно активно использовали целительную силу вербальных действий. Как мы уже отмечали, речь казахов сопровождается минимальным набором жестов, что отчасти можно объяснить высокой пластичностью языка. Казахстанские исследователи отмечают: «Любой казах за словом в карман не полезет. Используя абстрактные понятия, разговаривая загадками, намеками, казахи проверяли друг друга на смекалку, сообразительность, остроумие, и в этом они находили духовное удовлетворение, будили сознание людей, заставляли их размышлять, воображать, анализировать, делать логические выводы… Следующая особенность мировоззрения казаха – удивительная памятливость» [Кшибеков, 2006, с. 18, 19].

Об определенной демократичности казахского общества говорит отсутствие страха перед высказыванием своего мнения. Есть казахская пословица «Бас кеспек болса да, тiл кеспек жок» («Можно отрубить голову, но отрубить язык невозможно»). Это привело к репрессиям казахской интеллигенции в годы культа личности Сталина [Кшибеков, 2006, с. 21].

На вершине искусства, считают казахи, находится красноречие («Өнер алды қызыл тіл»). Высоко оценивая этот дар, казахи верили в силу слова, что отражено во множестве фразеологизмов и поговорок. «Даже бесстыдника остановит достойное слово», «Пусть колено преклоню, но не проиграю в красноречии», – говорили казахи, отдавая должное вескому слову. Интересно высказывание П. С. Палласа о том, что казахи «…обыкновенно употребляют замысловатые речи», говорят «с разными присловиями», разговоры их «…наполнены всегда уподоблениями, фигурами и метафорами, весьма смелыми и выразительными» [Паллас, 1809]. Говоря красноречиво, складно, они могли и выслушать, чтобы умерить свой пыл и остудить ярость. В народе ценятся и красноречие, и немногословие как признак мудрости. В среде казахов порицалось нарушение меры, согласно пословицам: «Слово – серебро, молчание – золото», «Где много слов, там мало дела», «Не говори лишнего», «Не знаешь – не говори», «Не встревай в разговор», «Не говори и не смейся много», «Не начинай говорить раньше взрослых».

Оратора называют шешен; как правило, им может стать одаренный и мудрый, человек, знающий обычаи, обряды, обладающий активной памятью, где, как в копилке, собраны пословицы, фразеологизмы, традиционные эпитеты и образные выражения. Оратор умело пользуется богатейшим арсеналом выразительности и остротой народного словотворчества. Следует отметить, что и в наши дни речь казахов содержит народные пословицы и поговорки, которые придают безусловную убедительность их высказываниям.

Содержание, темп, накал, эмоциональность диалога во многом зависели от личности коммуникатора (его возраста, социальной значимости, имущественной состоятельности), который задавал тон беседе. Реципиент как пассивный собеседник мог отвечать в рамках заданной коммуникатором схемы, ограничивая свои истинные чувства.

Медленный темп речи казахи считают проявлением мудрости говорящего; не одобряется многословие и речевая торопливость среди взрослых мужчин. Умение спокойно слушать собеседника, вникать в каждое его слово, доходить до сути вопроса, убедительность и логичность речи относятся к особым признакам обстоятельности, основательности [Кшибеков, 2006, с. 18]. Замедленный темп речи, с растяжкой последних слогов, городских и сельских жителей Азербайджана исследователи объясняют условиями тюркского сингармонизма [Балаян, Шабанов, 1982, с. 88]. У татар и башкир темп речи, по сравнению с темпом речи русских, и тем более – казахов, более быстрый [Султанов, 1982, c. 102].

Образные выражения основаны на сравнении с небесными светилами, растительным и предметно-бытовым миром; это наблюдается в особенности при характеристике внешних данных девушки, женщины, что будет рассмотрено далее.

Довольно часто при определении положительных и отрицательных черт характера человека казахи использовали названия животных, люди старшего поколения так говорят и сейчас. Так, например, есть выражения: Өгіздей өрге сүйрейді («трудяга, тянущий груз на бугор»); қойдан жуас («спокойнее барана», т. е. бесконфликтный); қой мінез («миролюбивый спокойный»). Названия любимых животных и небесных светил используются в качестве метафор при обращении к детям: ботам (мой верблюженок), құлыным (мой жеребенок), тиін (белка), козым (ягненок), қарлығаш (ласточка), балапаным (мой цыпленок), күнім (свет мой), жаным (душа моя), бота көз (верблюжьи глаза). В некоторых областях Казахстана не принято использовать слово кулуным (мой жеребенок): оно применяется лишь в трауре. Отмечая грубость и необщительность человека, говорили: «Жылан сыйлағанды білмейди, сиыр сипағанды білмейди» («Не знает, как уважить змею (если в юрту заползет змея, то, по казахскому обычаю, ее не убивали, а наливали ей молока и осторожно выпроваживали), погладить корову»). О легкомысленных говорят: «Ешкі мінез» (характер как у козы), об упрямых – «Байлаулы жылқы сиякты» (как конь на привязи). Легкомысленных девушек называли байтал («кобылица-двухлетка, которая еще не может дать приплод», т. е. зря крутит хвостом). В обращении к человеку может быть выражено пожелание: нардай бол («будь сильным, как верблюд-самец»), таудай бол («будь великим, как гора»).

Следует отметить свободное перетекание лексем, обозначающих животных, растения, небесные светила, предметное окружение, в область характеристики людей, состояния человека, маркировки элементов домашнего мира, а также переплетение этих лексем при построении эпитетов, фразеологизмов. Обозначение частей и элементов юрты характеризуются антропозооморфностью.

Существовал запрет на произношение некоторых слов, обозначающих тотемных или устрашающих животных, способных нанести человеку вред. Именно поэтому они заменялись другими словами, например, подвеска-оберег в виде змеиной головы называлась түймешек («пуговичка»). Иносказательность речи – необходимый элемент казахского этикета. Довольно часто использовались эвфемизмы: беременную женщину называли екіқабат («двойная») или аяғы ауыр («тяжелая нога»).

В казахском эпосе довольно часто фигурируют вещественные оповестительные знаки, используемые как образное выражение чувств, желаний и т. д. Приведем выдержку из письма Бурак-Шин (жены Тугана) о кончине Сартака (внука Чингизсхана), отправленного Хулаку: «Стрела (осталась) без пера, шатер – без стяга». Используя эти символы, она иносказательно выражала мысль: «Колчан опустел без стрел, освободился чехол от лука, приезжай для передачи власти» [Из летописи, 2005, с. 113].

Считалось, что иносказательность речи содержит магический характер, например, при угоне лошадей (барымта) из-за суеверий меняли слова. К примеру, «түс» – сходи с лошади, «байла» – вяжи, дабы не послужили дурным предзнаменованием, заменяют благоприятными для них по смыслу другими словами… Кобылу, на которой ездить на барымту считается неблагоприятным, для успеха называют жеребцом, поскольку её предназначение – расплод и давать кумыс [Валиханов, 1961. Клятвы, с. 484].

Верхом неприличия было прямо сообщать дурные, горестные или трагичные вести. Это следовало сообщать с оттенком недосказанности, а на поставленные вопросы отвечать уклончиво. Как сообщает В. К. фон Герн, казахи в XIX веке из-за боязни отрицательных последствий редко прямо отвечают на вопросы [Фон Герн, 1899, с. 7]. В иносказательности речи и отсутствии прямых форм отказа у казахов прослеживается общность с традициями народов Востока.

В культуре казахов важнейшим способом познания мира и трансмиссии освоенного являлась триада «мысль-слово-дело», в которой центральная составляющая наделяется особой смысловой значимостью. В ней выделяются главенствующие (поговорки, пословицы, благопожелания) и второстепенные (загадки, побасенки, анекдоты, сказочные формулы, изречения, клятвы, проклятия) сигнификаты Поговорки и пословицы характеризуются двойственностью и амбивалетностью. Их содержание строится на таких посылах, как причина и следствие. Благопожелания – сакральные тексты – были призваны стимулировать позитив, тогда как проклятия, содержащие оттенок мести, направлены на реализацию страшных последствий, вплоть до смерти. Однако в сознании казахов существовала четкая установка на то, что выражать проклятия было опасно не только для адресата, но и адресанта [Абдульдина, 1995, с. 307, 308]. В традиции казахов, у которых были развиты устно-поэтическое творчество и устная передача информации, большое значение отводилось сказанному слову.

В связи с этим у них существовал запрет на произношение слов, обозначающих негативно осмысливаемых животных, что могло привлечь их появление. Именно поэтому змею называли түймешек (пуговичка), мышь – ұзын құйрық (длинный хвост) и т. д. В традиционном сознании казахов почти отсутствуют фразеологические обороты, означающие идеи позитивного конца. Как правило, обо всем положительном говорили, как о явлении продолжительного времени. Если желали, чтобы негативные жизненные события не повторялись, то говорили: «Осымен битсiн» («пусть на этом закончится»). Знаменательно, что даже уход в иной мир обозначается словосочетаниями қайтыс болды («вернулся») и басқа дүниеге кетті («перешел в иной мир»). Об умершем следовало говорить только позитивно и называть его словом марқұм (усопший), но не байғұс («бедняга», это определение применимо только к живым). При разговоре об усопшем принято перед именем произносить слово марқұм, тем самым разграничивая умерших от живых.

Существовали своеобразные речевые табу для ответов на некоторые вопросы. Как мы уже отмечали, запрещено было спрашивать у родителей: «Сколько у тебя детей?». На этот нетактичный вопрос ответят: «Қыздар, ұлдар бар» (девочки, мальчики есть). На вопрос о количестве поголовья скота отвечают приблизительно. Это правило связано с суеверием, что счет может привести к сглазу, а впоследствии – даже к смерти детей, мору среди скота. В старину у казахов и монголов было принято интересоваться вначале скотом, а потом – семьей [Пюрбеев, 1982, с. 117]. У казахов неэтичным считалось спрашивать о самочувствии или делах жены: существовал запрет вести вообще разговоры о женщинах. Такой этикет, соотносящийся с понятием мужской чести, аналогичен этикету других тюркских народов. У курдов, к примеру, если кто-то начинал говорить на эту тему, то подвергался резкому осуждению со стороны собеседников [Васильева, 1988, с. 131, 132]. Лишь в настоящее время стали спрашивать о здоровье супруги.

На вопрос о самочувствии и делах следует отвечать: «Құдайға шүкір» (Слава богу); нельзя говорить, что дела идут плохо (если только не случилась смерть), так как можно таким ответом прогневить Всевышнего. Такие же предписания были характерны для татар и башкир [Султанов, 1982, с. 108].

Таким образом, в речи, по представлению казахов, содержались слова, которые стимулируют или наказывают, т. е. существовала вера в магию слова. Так, если в семье рождались одни девочки, то последнюю из них называли Ұлтуған (мальчик родился), после чего должен был родиться долгожданный сын [Валиханов, 1961. Клятвы, с. 484]. Одна из наших информанток рассказывала, что она была седьмой по счету девочкой, ее назвали Жаңылжан («ошибка»), именно поэтому, по ее мнению, родился ее брат, уже восьмой по счету ребенок.

Особое значение казахи придают высказанным добрым пожеланиям, во многом способствующим реализации задуманного (жақсы тілек – жарым ырыс – «хорошее пожелание – половина ожидаемого хорошего»). За хорошие слова или толкование сна, говорят: «Аузыңа май, астыңа – тай» («В рот – масло, под себя – стригунка»). Очень ценились пожелания успешных, значимых личностей, а также лиц старшего возраста, от которых молодежь стремилась получить благословение. Каждый казах стремился получить как можно больше благих пожеланий от людей по разным поводам; он помнил эти добрые слова, складывая их мысленно, словно сокровища, в свою копилку. Такое осмысление добрых пожеланий оказывало мощную психологическую поддержку и являлось стимулом для корректного в глазах социума поведения. Хвалебные слова в адрес богатых людей могли быть не совсем правдивыми, но за искренность высказанных благопожеланий, несущих магический смысл, адресант нес ответственность перед Всевышним. К лести по отношению к богатым относились в народе с иронией. Считалось, что похвала, высказываемая за глаза о конкретной личности, является благом и для адресата, и адресанта, а та, что произносится прямо в лицо, содержит отрицательную энергию для объекта.

Неприлично было обсуждать негативные вопросы за трапезой, где присутствовали гости, и, наоборот хорошим тоном считалось вести приятные беседы. В этом смысле казахский этикет, характеризующийся иносказательностью, обтекаемостью и образностью речи, отсутствием форм отказа и определенно выраженных просьб, был близок дипломатическим стандартам. Выделяя положительные стороны вербального этикета казахов, следует отметить и его негативные элементы. К ним относится традиция превозносить присутствующее лицо, говорить о нем хвалебные слова, что зачастую переходит в откровенную лесть. Об этом качестве, имевшем место в традиции казахов в XIX веке, пишет В. фон Герн: «…казахи легко поддаются обаяниям лести, а пронырливые татары и станичники – торгаши и ростовщики в степи всегда с успехом пользуются этой слабостью казахского характера и эксплуатируют ее в своих интересах» [Фон Герн, 1899, с. 7].

В 60-е годы прошлого века у казахов, как и у татар и башкир [Султанов, 1982, с. 109] среди молодежи слало модным использование «тайного» вспомогательного языка: так скрывались разговоры от родителей и старших родственников. Для этого определенное звукосочетание добавлялось к концу, середине или началу слова. Автор данной монографии общалась со своей сестрой на своем «тайном» языке, так как это было удобно при непомерной строгости родителей.

На уровне межличностного общения предполагалась активность двусторонней связи, в противном случае один из собеседников считался некоммуникабельным. Однако при общении старшего и младшего последний должен больше внимать наставлениям, а при общении женщины и мужчины, девушки и парня, первые должны были по традиции быть гораздо сдержанней.

В казахском языке есть междометия, связанные с эмоциональным состоянием человека, и императивные, т. е. выражающие побудительные мотивы. Существуют также звукоподражательные междометия, имитирующие действия человека (смех, плач, кашель, стон, удивление, огорчение, шум), звуки, издаваемые животным миром (дикими зверями, домашними животными, птицами) и явлениями природы (ветер, дождь, журчание ручья, гром). Кроме того имеются междометия, используемые для подзывания животных: кс-кс – так подзывают кошек, тип-тип – кур; чу – призыв к движению лошади. Междометия используются для заполнения паузы (ие), как вводные элементы перед беседой (м-м-м), а также для подбадривания, подстегивания (бәрекелді, жарайсың), выражения недовольства (ту с придыханием), разочарования (ойбуй).

Некоторые совпадения междометий имеются у казахов и армян: ту (с придыханием) – выражение досады, гнева; әлі – у казахов, эли – у армян – выражение раздражения; ээ (протяжно) – при разочаровании и огорчении у казахов и армян; а-а – при воспоминании у казахов и армян; и (с понижением интонации) – легкое удивление у казахов и армян [Хачатрян, 1982, c. 98, 99].

Эмоции и чувства (гнев, страх, радость, веселье, любовь, удивление, печаль, пренебрежение, уважение, скорбь, стыд, вина, страх, гордость, честь и т. д.) проявлялись через определенные кинетические и вербальные категории. Темп речи возрастает или убывает соответственно эмоциональной ситуации. Большое значение казахи придают интонации, отражающей внутреннее эмоциональное состояние человека. Повышение или понижение громкости голоса являются индикатором проявления эмоциональных чувств.

Звуковые сигнификаты применяли в тех случаях, когда было не совсем удобно произносить слова. К примеру, шелест платья или звон подвесок на девичьих украшениях предупреждали о приближении девушки к юрте, где могли происходить непредвиденные ею действия. Мужчина, приближаясь к юрте, начинал покашливать, тем самым сигнализируя о своем приближении, что давало возможность сидящим девушкам встать, а женщинам – занять подобающую позу.

Засыпающий мужчина цокает языком (таңдайды қағу), если дети ему мешают спать. Этим звуком он призывает их к тишине, и обычно реакция на него бывает мгновенной. Дуновение осуществляют бақсы во время игры на кобызе. Женщины дуют на ссадину или рану ребенка, тем самым облегчая боль, а также на еду, чтобы она быстрее остыла. Щелканье пальцами означает одобрение или хорошее настроение. Вздох выражает тяжелое настроение, поэтому родители запрещают детям вздыхать, считая, что это может привлечь в будущем потерю мужа или жены. Стоном выражалась боль при болезни. Прикосновением языка к небу извлекали звук, означающий отрицание, а губами – протяжный звук, выражающий любовь к ребенку. Подростки и юноши свистели, призывая к уменьшению дистанции для общения, но в доме свистеть не разрешалось: считалось, что «высвистывается» благополучие дома. Всем запрещалось с шумом втягивать диафрагму (шегін тарту), это было знаком сильного испуга или удивления, что, согласно суеверию, могло привести к несчастью.