Текст книги "Объятия незнакомца"

Что же касается того, больно или не больно, то у меня сейчас груди более чувствительны и слегка увеличены, но болеть не болят. Ожидание ребенка – не испытание, Тори. Это радость. Самая великая радость, какую может пережить женщина. Единственная настоящая боль – это когда рождается ребенок, но и эта боль забудется, когда возьмешь в первый же раз в руки своего ребенка. Я не могу даже описать, какой это замечательный миг! Могу только надеяться, что ты сама это однажды узнаешь.

– Я тоже надеюсь на это, – мягко прошептала Тори, глаза ее светились. – Я люблю детей. И хочу, чтобы у меня их была целая куча и я бы о них заботилась.

– Куча? – фыркнула Мегэн. – А сколько это, «куча»?

– О, по меньшей мере пять или шесть, – доверительно поделилась Тори.

– Тогда я искренне надеюсь, что Джейк любит детей так же, как ты, – поддразнила ее Мегэн, ухмыльнувшись. – Делу поможет, если ты сумеешь дать ему одного или парочку сыновей, это смягчит напряжение.

Поглощенная своими мечтами о собственных детях, Тори туманно проговорила:

– О, Джекоб очень хорошо умеет обращаться с детьми, он ведь, знаешь, практически воспитал меня.

Джейк почувствовал громадное облегчение от присутствия Блейка. Хотя он доверял всем работникам ранчо, только горстка их была предана «Ленивому Би» так, как он сам. Они помогут ему защитить ранчо, но только у него оно и дом, и наследство, и ответственность.

Блейк Монтгомери понимал это и, более того, был не только владельцем ранчо, хорошо знакомым с трудностями управления таким огромным пространством, но и бывшим стрелком, одни из тех немногих известных Джейку, которые сумели успешно отойти от опасной своей профессии и вернуться, что называется, к «нормальной жизни». Блейк знал, как это трудно: длительное предубеждение, постоянная тревога, что твоя прежняя жизнь тебя нагонит и принесет беду твоей семье и новообретенному миру.

– Хорошее у тебя здесь местечко, – заметил Блейк. Они с Джейком выехали осмотреть ранчо, и Джейк показал другу отравленный водоем и новый отводной канал, над которым они трудились.

Джейк кивнул.

– Оно будет гораздо приятней, если я смогу поймать негодяя, который здесь шкодит.

– Есть какие-то соображения?

– Ничего существенного. Может быть кто угодно. Я сначала думал, что это кто-то из местных, что, может, кто-то положил глаза на эту землю или что-то имел против отца. Я ведь даже не думал ехать домой, пока Джилл не телеграфировал мне о пожаре.

Джейк получил эту телеграмму, будучи на ранчо Блейка в Аризоне. Он помогал Блейку и Мегэн наладить там дела после того, как удалось вырвать ранчо из цепких вороватых рук двоюродного брата Блейка. Теперь получилось, что тот мог отплатить добром за добро, помогая Джейку решить его проблемы.

– Вроде резонно, – согласился Блейк.

– Да, так я и думал, пока не съездил на днях в город и не услышал, что молодой стрелок Рино спрашивает обо мне. Он появился в городе спустя неделю или две после того, как стреляли в Тори и меня, когда мы возвращались с гор. Так что теперь меня берут сомнения, не мог ли это быть он или кто-то вроде него.

– Хм. Вряд ли. Из того, что я слышал о Рино, непохоже на его стиль.

– Это и смущает! – проворчал Джейк. – Может, он и стрелял в нас тогда, но вряд ли отравлял водопой и устроил пожар.

– А ты не думал, что у тебя могут быть две разные проблемы одновременно? Ведь Рино еще недавно видели на границе. Я слышал, что он устроил целое представление в прошлом месяце, пристрелив одного парня в Томбстауне. Может, это просто совпадение, что он приехал в Санта-Фе именно сейчас, когда ты уже по уши в других неприятностях.

– Не знаю, что и думать, Блейк. Я только хочу поймать хитрого мерзавца, убившего моего отца, и положить конец тревогам. Кармен поправляется, и не помешало бы мне съездить с молодой женой в свадебное путешествие, пока мы не слишком постарели, чтобы получить от этого удовольствие! Проклятье!

Тори никогда не встречала тетю Блейка Монтгомери, Хосефу.

– Ну, ты получишь удовольствие, – усмехаясь, предсказывала Мегэн.

Однако, даже будучи предупрежденной, Тори оказалась не готовой к этому. Хосефа была добродушной пожилой дамой, именно такой рассеянной, как рассказывала Мегэн. В доме, простоявшем полтора года закрытым, царил затхлый сырой запах. По углам висела, как кружева, паутина, а прикрытая чехлами мебель напоминала согбенные привидения. И весь дом до стропил был забит кипами старых бумаг, безделушками, одеждой и всякой всячиной, ни для кого, кроме Хосефы, не представлявшей никакого интереса.

Оглядевшись вокруг, Тори в изумлении покачала головой. Даже слегка разгрести все это займет недели, а уж навести порядок… Пока они бродили по заваленным комнатам, Блейк и пара нанятых им помощников занялись мелким ремонтом снаружи. Надо было расчистить заросший сорняками газон и побелить дом перед продажей.

На долю Блейка выпала и ликвидация небольшого семейного гнезда гремучих змей, устроившихся за время отсутствия Хосефы под домом. Этой работы он боялся и приступил к ней с крайней осторожностью, так как его уже раз змея сильно кусала, и ему не хотелось повторения. А Мегэн так прямо трясло, пока он не покончил благополучно со змеями. Для Тори, которая уже научилась восхищаться своей новой подругой, странно было видеть, как Мегэн, такая храбрая в других ситуациях, просто белеет при одном упоминании змей.

К радости Тори, Блейк два-три утра в неделю провожал ее в сиротскую школу и потом возвращался, забирая ее в дом Хосефы. Иногда с ним приходила Мегэн, беря с собой маленькую Алиту.

– Ей надо привыкать к другим детям, – объясняла Мегэн. – Плохо быть единственным ребенком, она совершенно не умеет делиться. Раз у нее будет братик или сестричка, ей надо научиться играть с детьми без драк. Она чересчур избалована.

– Зато такая прелесть! – говорила Тори, прижимая к себе сладко пахнущую малышку.

– Прелесть-то прелесть, но, когда что-то не по ней, учиняет сущий кошмар…

– Все равно для меня она просто совершенство, – настаивала Тори.

Мегэн наморщила носик.

– Ты просто влюбленная крестная, – укорила она подругу, улыбаясь углом рта. – Ты еще больше балуешь ее. К счастью, это не страшно, потому что мы с Блейком через несколько недель уедем, и тебе не придется терпеть ее капризы. Но подожди, пока у тебя будет свой ребенок! Тогда тебе не покажется милым, если такая чудная лапочка решит вытворять Бог знает что.

Глаза Тори засверкали.

– Я едва могу дождаться, – доверительно сообщила она. – Я так хочу своего собственного ребенка, что у меня иногда просто ноет все внутри, – и, слегка покраснев, робко добавила: – И Джекоб делает все от него зависящее, чтобы помочь мне в этом.

Мегэн весело засмеялась.

– А для чего еще нужны мужья? – сострила она, подмигивая. – Кроме того, стараться в этом деле так увлекательно и приятно!

Глава 17

Англия

Городок Чатэм, расположенный чуть севернее Саутгемптона, служил тем заветным местом, где торговцы, моряки чиновники и почтенные фермеры могли остановиться и отдохнуть во время поездок в город, в деревню или на побережье.

Именно здесь молодые супруги, только что прибывшие в Англию и изрядно потрепанные после двухнедельных скитаний, могли смешаться с шумной людской толпой и остаться незамеченными.

Макс остановил свой выбор на самой большой гостинице города. Это вытянутое, непомерно длинное здание вмещало в себя сорок номеров, конюшни на пятьдесят две лошади огромный холл, таверну кофейный чал., и множество кабинетов для тех, кто желал насладиться игрой, а также прочими забавами вдали от любопытных глаз толпы.

А эта встреча, подумал он, входя в один из таких кабинетов, определенно требует приватности. Взгляды посторонних ему сейчас ни к чему. Особенно взгляд карих глаз, принадлежащих одной леди, которая сладко спит в его запертом номере наверху.

Леди, которую он любит. Из-за нее он и пришел сюда – один, чтобы встретиться с единственным человеком во всей Англии, который сможет и, главное, захочет помочь ему.

С человеком, которому он может доверять.

Яркие огни люстры освещали развешанные по стенам полотна с изображениями породистых лошадей и чистокровных спаниелей, чьи темные, смышленые глаза, казалось, следили за ним, пока он расхаживал по кабинету – к двери и обратно. Ни теплый воздух летней ночи, ни пламя, бьющееся за решеткой в камине, не могли унять дрожи, пробегавшей по его спине. Бесконечно родные приметы окружали его, пробуждая в нем знакомые ощущения, – скрип дубового паркета под ногами, выстроившиеся но обе стороны стола виндзорские кресла, воздух, пропитанный ароматами чеширского табака и английского эля, – но он не чувствовал ни радости, ни облегчения.

Напротив, он чувствовал себя гораздо хуже, нежели во время перехода через Пиренеи или мучительного вояжа на захудалом торговом суденышке, который подобрал их в Сан-Себастьяне. Вместо уверенности в нем с каждым часом росло ощущение, что после столь продолжительного везения он попал в ловушку, которая вот-вот захлопнется. И из этой ловушки им с Мари не выбраться. Вместе – не выбраться. А если не вместе, то остается только умереть.

Подойдя к окну, он осторожно раздвинул тяжелые шторы и посмотрел на улицу. Он ждал. Кареты, лошади, ливрейные лакеи, путешественники – в этот час большей частью джентльмены в сопровождении дам легкого поведения – запрудили мощенный булыжником подъезд к гостинице.

Вчера утром, сразу же но прибытии в Портсмут, он написал домой. От Чатэма до Лондона десять часов езды в карете, но хороший наездник на хорошем скакуне должен был бы добраться скорее.

Пора бы уже Саксону быть здесь.

В записке он приглашал брата провести с ним вечер в Чатеме, просил его одеться подобающим образом и явиться сюда без сопровожатых к десяти часам – и ни в коем случае уведомлять остальных членов семьи о возвращении Макса. Хотя он и надеялся, что преследователи ищут их с Мари пока на континенте, но нельзя было исключать возможности, что за особняком д'Авенантов на Гросвенор-Сквер установлена слежка. Если это так, то ему совсем не с руки объявлять о своем прибытии и обнаруживать свое местонахождение.

Он молился об одном: чтобы опоздание Саксона было связано лишь с небрежно-непринужденным тоном его послания.

Макс решил, что все подробности он изложит брагу лично, при встрече. Видимо, подобная предосторожность служит еще одним свидетельством того, как сильно он изменился, мрачно отметил про себя Макс. Раньше он не задумываясь доверил бы английской почте любые свои секреты. Впрочем, какие секреты были у него раньше?

Костяшками пальцев он потер воспаленные глаза. Он провел в пути так много времени, постоянно настороженный, подозрительный, что сейчас ему казалось, что его жизнь была такой всегда. Другой он себе уже не представлял. Сон стал делом случая, он исчислялся минутами, а не часами. И ел он теперь быстро и жадно, и только то, что вмещалось в дорожный мешок. Краюха хлеба, баранья ножка и фляга с вином – вот и вся его пища. Днем он прятался, а ночами скакал на лошади.

И он столько раз, оборачиваясь через левое плечо, сжимал правой рукой пистоль, что сейчас, без оружия, эта рука казалась почти невесомой и чужой.

Он опустил глаза и осмотрел свое темное одеяние: теперь он чувствует себя уютнее в темноте, чем при свете дня. Если следовать определению Мари, в нем стало больше от разбойника, нежели от ангела.

Он превратился в настоящего шпиона.

Часы на каминной полке пробили половину первого, когда он приметил наконец знакомую фигуру. Но она была не верхом, а выходила из кареты.

Этот способ передвижения удивил и даже насторожил Макса, но, присмотревшись как следует, он вздохнул с облегчением: он не ошибся, это был брат. Даже при тусклом свете уличных фонарей, одетый, как и многие другие мужчины, в черный плащ и черную треуголку, Саксон д'Авенант выделялся из толпы. И не только рост и могучее телосложение выделяли его, в нем чувствовалось нечто властное, авторитетное, что притягивало к нему взоры, даже когда на нем не было форменного сюртука капитана Ост-Индской компании. Один из гостиничных лакеев уже спешил ему навстречу, кланяясь и предлагая свои услуги.

Но Саксон, махнув рукой, отослал его обратно и повернулся к карете, помогая еще кому-то выбраться из нее.

Макс, замерев, сжал в руке край портьеры. Брат приехал не один.

И вдруг он узнал знакомый элегантный вечерний костюм, щеголевато сдвинутую набок шляпу…

И повязку на глазах.

Джулиан! Браг Джулиан! Изумление на его лице сменилось широкой, радостной улыбкой. Когда Макс покидал Англию, Джулиан был прикован к постели, страдал от ран, полученных во время взрыва, потопившего его судно. Доктора высказывали опасения, что он вообще не сможет ходить.

Но он был здесь и был самим собой – даже несмотря на то, что правая рука его была подвязана, а глаза забинтованы. Парочка симпатичных ночных дамочек прошла мимо него, и он с улыбкой обернулся им вслед, уловив, видимо запах духов или голоса. Казалось, он был не прочь последовать за ними, но Саксон взял его за локоть и повел к дверям гостиницы.

Макс задвинул портьеру и, задумчиво теребя ее край, постоял у окна. Слава Богу. Впервые с того момента, когда он ступил на родную землю, Макс почувствовал, что он дома.

И до чего же приятным было это чувство!

Пусть оно уже не было таким безмятежным, как прежде но оно было несомненно приятно.

Меж тем в дверь постучали В записке он велел Саксону осведомиться у хозяина гостиницы о «господине ле Боне».

Открыв дверь, он увидел Саксона, могучее плечо которого подпирало левый косяк. Джулиан в той же позе стоял справа.

– Привет, братишка, – с ухмылкой протянул Саксон. – Рискну предположить: ты решил заняться сочинительством. Иначе к чему этот пот de plumel[3]3
  Псевдоним (франц.).


[Закрыть].

– Нет, – возразил Джулиан. – Я думаю, он наконец-таки решил поддержать скандальную репутацию семьи. Его путешествие наверняка было отмечено пьянством и развратом, и теперь ему не остается ничего другого, как сменить фамилию. – Его губы дрогнули в смешке, и он протянул Максу неповрежденную правую руку. – С возвращением, старина. Скажи сразу, когда нам ожидать гондолу, полную рыдающих синьорин из Венеции и Рима?

Макс стиснул его руку и энергично тряхнул ее. Впервые за это время он мог смеяться.

– Господи, Джул, ты не представляешь, как я рад видеть тебя здесь и в здравии.

– Да, я здоров, и даже выбрался на свидание с тобой. И не только с тобой, – многозначительно добавил он. – Но, смотри, не проболтайся об этом моим докторам.

– Ну, в этом-то ты можешь положиться на меня, – заверил ею Макс, пожимая руку Саксону. Братья с их длинными, заплетенными в косы светлыми волосами и тонкими, чертами лица были так похожи, что вполне могли бы сойти за близнецов, если бы не горбинка на носу у Саксона, появившаяся несколько лет назад после боксерского поединка в Калькутте.

– Я подумал, ты не станешь возражать против еще одного гостя, – бросил Саксон, входя в комнату и поддерживая за локоть Джулиана. – Не пойму, зачем было вызывать меня сюда, Макс? Единственное, что мне приходит на ум, что ты остановился здесь на денек-другой, прежде чем продолжить свое путешествие.

– Хм. Можно сказать и так. Хотя мне многое нужно рассказать вам. – Макс закрыл дверь и жестом пригласил братьев садиться. – Как ты себя чувствуешь, Джул?

Джулиан медленно прошел к столу, нащупал кресло и, опустившись в него, вынул из перевязи поврежденную руку.

– Лучше, чем предрекали мне доктора. – Он покрутил рукой. – Ты не поверишь, братец, но женщины, оказывается, обожают раненых героев. Мы даже вынуждены выслушивать жалобы соседей – их экипажи порой с трудом пробираются по Гросвенор-Сквер. И знаешь почему? Потому что к нашему дому и обратно идут толпы дам.

– Неужели-таки толпы? – недоверчиво приподняв бровь, уточнил Макс.

– Толпы, – сокрушенно подтвердил Саксон, бросая свой плащ и треуголку на соседнее кресло. – Сам посуди, сотня-другая поклонниц Джулиана, да еще приятельницы матери, которые наведываются одна за другой, чтобы поприветствовать Ашиану и крошку Шахиру… В общем, дом наш, наполнившись женской трескотней и хихиханьем, шуршанием юбок, ворохом кружев и всевозможными ароматами, стал напоминать…

– Рай, – подсказал Джулиан и счастливо вздохнул.

– Или гарем, – проворчал Саксон.

Макс ухмыльнулся и опустился в кресло рядом с Джулианом. Саксон сел по другую сторону от Джулиана.

– А как поживает моя племянница?

– О, она красавица, – расплылся в улыбке Саксон. Его вид олицетворял горделивое счастье новоиспеченного отца. – Она так же прекрасна, как ее мать.

Макс покачал головой, немало удивленный той нежностью, которой светились сейчас глаза брата. Саксон уже много лет тому назад заработал репутацию человека грубого, даже жестокого, который не щадит врагов и не обременяет себя пленными. Но женитьба и отцовство неожиданно выявили в Саксоне такие чувства, которые родные считали недоступными ему.

– Раз уж ты в Англии, Макс, то почему бы тебе не задержаться на несколько дней? – Джулиан снял треуголку и бросил ее на стол. Шляпа легла на край стола, покачнулась и полетела вниз, но Саксон успел поймать ее и бесшумно вернул на место. – Побудь хотя бы до конца этой недели. Врачи согласились наконец снять с меня эти чертовы бинты, так что я снова увижу тебя.

Макс, потрясенный, повернулся к нему.

– Значит, ты сможешь… – Макс осекся. – Они уверены…

– Не они, а я, – перебил его Джулиан. – Поначалу мои глаза страшно болели, но сейчас чувствуют себя прекрасно. Я бы уже давно мог смотреть и видеть, если бы не эта шайка оксфордских мужей. Ужасные трусы, не в обиду будь им сказано. Они все твердят, что нужно подождать. Ну да ладно, Бог с ними. – Металлические нотки, прозвеневшие в его голосе исчезли так же быстро, как появились, и добродушная ухмылка снова заиграла на его лице. – Единственное, что мне угрожает, это черная повязка на глазу. Но эго даже забавно. Приобрету пиратский вид. Женщинам должно понравиться.

– Синяя Борода с Гросвенор-Сквер, – изрек Саксон.

– Сердцеед и повеса, перед которым ни устоит ни одна женщина мира, – добавил Макс.

– Гип-гип-ура! – энергично воскликнул Джулиан.

Все трое расхохотались, и Макс с удовлетворением отметил, что Джулиан не утратил свойственного ему чувства юмора.

Однако он заметил тревогу, мелькнувшую во взгляде Саксона. Саксон и Джулиан только год провели в разлуке. Из всех четырех братьев д'Авенантов эти двое всегда были неразлучными. И Макс видел, что Саксона что-то тревожит.

Он и сам только сейчас почувствовал, что в веселом настрое Джулиана, столь обычном для него, есть что-то настораживающее. Возможно, именно эта обыденность и насторожила его – игривый брат, казалось, ничуть не переживал страшную гибель любимой «Утренней звезды» и своей команды.

Макс спросил себя, обсуждали ли Джулиан с Саксоном тот ужасный взрыв, который лишил его зрения. Месяц назад, когда Макс покидал Англию, Джулиан не обмолвился ни словом о том, что пришлось ему пережить. Ни с кем.

– Сейчас главное – убедить компанию дать мне новое судно, – продолжал Джулиан. В его голос снова вкралось раздражение. – Ты не поверишь, Макс, но ведь я уже обращался к ним с просьбой выдать мне одно из тех новеньких судов, что стоят на верфях в Дентфорде, и знаешь, что они ответили мне? Они сказали, что рассмотрят мою просьбу, когда, цитирую, «будет решен вопрос о дальнейшей моей службе». Они собираются списать меня! Один из управляющих даже упомянул о пенсии! Саксон поморщился:

– Старику повезло, что Джулиан в то время еще не мог выходить из дома…

– А него он остался бы без зубов, – грустно констатировал Макс.

– Это уж точно. – Джулиан хлопнул по столу здоровой рукой. – Двадцать раз я выходил в море! За двенадцать лет службы я принес им по меньшей мере миллион прибыли – а они хотят отправить меня на пенсию? Это в тридцать два-то года? Ха! Дудки! Вот увидите, зимой, когда у мыса Доброй Надежды задуют западные ветры, я буду стоять на палубе.

– Разумеется, – твердо сказал Макс.

– Можешь считать «Леди Валиант» своей, – предложил Саксон. – Если, конечно, захочешь ее, и если правлению компании вздумается тянуть волынку.

– Ничего, все будет хорошо. – На лице Джулиана снова заиграла самоуверенная улыбка. – Им ничего не остается делать, как решить вопрос положительно. Они просто не могут списать меня. Я – их лучший капитан.

– После меня, – поддразнил его Саксон.

– Нет, самый лучший. – Джулиан одарил брата язвительной усмешкой.

– С чего ты это взял?

– Потому что я Синяя Борода с Гросвенор-Сквер.

Все трое опять рассмеялись, но Макс встревоженно взглянул на Саксона и поймал его озабоченный взгляд. Макс уже понимал настроение Джулиана.

У испанцев это называется bravado.

Джулиан всегда отличался безудержным оптимизмом, но сейчас он, похоже, использовал его как щит, не желая глядеть в лицо возможным пугающим перспективам. Если – Господи, не допусти этого! – если зрение не вернется к нему, другое судно ему уже не понадобится. Ост-Индской компании не нужны слепые капитаны. Блистательную карьеру Джулиана можно будет считать оконченной.

Он больше не выйдет в море. Никогда.

Макс не хотел даже думать о том, что означает это для Джулиана. Д'Авенанты служили Ост-Индской Компании полтора века – с момента ее основания. Сам Макс упустил те юношеские годы, в которые мужчины их семьи обычно начинали выходить в море, и по правде говоря, ничуть не жалел об этом, так как смог развить в себе другие интересы.

Но Джулиан, так же как и Саксон, являл собой образец д'Авенанта, о которых лондонцы говорили, что в жилах у них течет не кровь, а морская вода. Море было его жизнью, соленый ветер – дыханием.

Но беспокойство Макса было вызвано не только этим обстоятельством. Само появление Джулиана напоминало ему о возложенных на него обязанностях, о том, что он не может ради любви к Мари забыть о своей миссии. Он обязан не допустить повторения того, что случилось с «Утренней звездой» Джулиана.

Откинувшись в кресле, Джулиан закинул ноги на стол.

– Ну ладно, юноша, хватит обо мне. Мы проделали этот путь в надежде, что ты порадуешь нас рассказом о своем путешествии по Европе.

– Джулиан, – вмешался Саксон, – думаю, пора перестать называть его юношей. – Он тоже откинулся на спинку кресла и рассматривал Макса критическим взглядом опытного начальника, привыкшего давать оценки людям. – Тот ученый парень, который уехал от нас несколько недель назад, похоже, прислал домой кого-то другого вместо себя. Мужчина, сидящий передо мной, имеет острый взгляд, твердый подбородок и даже несколько морщин на лбу. И он как будто стал еще выше. В его глазах угадывается сила и…

– Просто ты редко видел меня в черном, – пожимая плечами, возразил Макс. Он думал, он надеялся, что изменения, которые он чувствовал в себе, относятся к разряду духовных, внутренних перемен. Но Саксон уловил их за считанные минуты. Значит, они изменили и его облик.

– Не думаю, что дело в одежде, Макс, – снисходительно улыбнувшись, сказал Саксон.

Джулиан приподнял бровь и повернулся в сторону Макса.

– Ну тогда я просто жажду услышать твой рассказ. Во всех подробностях.

Унылая усмешка на лице Макса сменилась хмурой озабоченностью. Во всех подробностях. Он поерзал в кресле. По правде говоря, он с большим удовольствием обсуждал бы сейчас проблемы Джулиана, чем собственные. Однако он понимал, что пора уже изложить причины, побудившие его вызвать сюда Саксона.

– Это длинная история. – Он кивнул на дверь. – Может, сначала перекусим…

– Нет, благодарю, – поспешно проговорил Джулиан. – Мы пообедали, перед тем как выехать.

Макс собирался было возразить, что с тех пор прошло по меньшей мере часов десять, но увидев, как Саксон делает ему знаки руками, понял, о чем не сказал Джулиан: процесс еды и питья может стать делом трудным, даже стеснительным, когда ты не видишь ни тарелок, ни приборов, ни самой пищи.

– Очень мило с твоей стороны, что ты потратился на отдельный кабинет, – продолжал Джулиан, не догадываясь о знаках, которыми обменялись его братья, – но мы могли бы посидеть и в твоем номере. Если, конечно, – он хитро улыбнулся, – там сейчас никого нет.

– Честно говоря, есть.

Джулиан разинул рот, а Саксон изумленно вытаращил глаза.

– Но… м-м… мне не хотелось бы знакомить вас. Не то чтобы я прячу ее, – поспешно добавил Макс, – скорее, не хочу, чтобы она увидела вас.

Казалось, его братья потеряли дар речи.

– Из-за нее-то, Саксон, я и пригласил тебя. – Он резко поднялся, не в силах усидеть на месте. – Как я уже говорил, мне придется многое объяснить вам. Очень многое. – Пройдя к стоявшему в углу кабинета столику, он взял один из хрустальных бокалов. – Прежде всего должен сказать, что… я вовсе не путешествовал по Европе. Я был во Франции.

Братья ошеломленно молчали.

– Не верю, – пробормотал Саксон, продолжая изумленно глядеть на него.

– Чему? Тому, что он был во Франции? – спросил Джулиан, оборачиваясь на звук звякнувшего стекла.

– Тому, что он начал пить. Макс взял бутыль с портвейном.

– Кто-нибудь составит мне компанию?

– Нет, спасибо, – не слишком живо отказался Джулиан.

– А я, пожалуй, выпью. – В голосе Саксона по-прежнему слышалось удивление. Он, словно не веря своим глазам, смотрел, как Макс, опустошив свой бокал, снова наполнил его, а потом налил портвейн в другой бокал. – Мне почему-то думается, что это сейчас не помешает. И что же ты делал во Франции, братишка?

Макс вернулся и, поставив бокал для Саксона на гладкую поверхность орехового стола, опустился в кресло.

– Наверное, лучше начать с самого начала. – Тяжело вздохнув, он посмотрел на Джулиана. – Все это закрутилось через две недели после взрыва, потопившего твою «Утреннюю звезду», Джул. Как-то раз вечером я получил письмо. Письмо, скрепленное королевской печатью…

Ему понадобился час только на то, чтобы изложить факты. По крайней мере, он старался излагать одни факты. И ничего, кроме них. Он умолчал о своих чувствах к Мари, об интимных деталях их взаимоотношений, желая иметь дело только с холодной, жестокой действительностью, стремясь подходить к ней как можно более рассудительно, когда как любое упоминание о Мари могло мгновенно лишить его спокойствия.

Он поведал братьям о встрече с Вульфом и Флемингом, об изобретенном французами химическом соединении, об опасности, угрожающей британскому флоту и Британской империи. Он объяснил, что британские власти хотят заполучить эту женщину вместе с ее научными знаниями, чтобы иметь в своем распоряжении изобретенное ею оружие. Рассказал о том, как похитил Мари из лечебницы и прятал ее в Париже, о неудавшихся попытках заставить ее вспомнить формулу соединения.

Перечислив последние свои приключения – столкновение с французами в Луирете, бегство в Испанию, вчерашнее прибытие в Англию, – он почувствовал, что иссяк. У него пересохло в горле. Ему казалось, что он не сможет больше произнести ни слова.

Однако у братьев возникло множество вопросов, и они набросились на него в ту же секунду, когда он встал, чтобы еще раз наполнить свой бокал.

– Но почему, Макс? – ошарашенно спросил Джулиан. – Почему ты?

– Как тебе удалось уговорить ее поехать в Англию?

– Почему они выбрали тебя? Настойчивый вопрос Джулиана требовал ответа.

– Им был нужен человек, обладающий научными познаниями, чтобы разобраться в ее тайнах, человек, умеющий обращаться с пистолью и свободно говорящий по-французски. – Макс отпил темный портвейн, чувствуя, как его тепло согревает саднящее горло. – Я был не единственным, кто был у них на примете, но другие кандидаты по разным причинам отклонили их предложение.

Он ожидал услышать следующий, вполне логичный, вопрос: почему же он принял его? Но посмотрев на братьев, увидел, что они все поняли.

– А ты согласился, – сказал Саксон, – потому…

– Согласился из-за меня, – договорил за брата Джулиан. – О черт! Макс! Ты подвергнул себя смертельной опасности из-за меня?

– Ну, тогда… мне казалось… – Макс горько усмехнулся, вспомнив, сколь наивен он был тогда. – Казалось, что это станет приключением – дерзким и благородным. Я хотел спасти людям жизни, спасти Англию. Хотел…

Он замолчал, опустил глаза, разглядывая свои изношенные сапоги, и наконец признался – скорее самому себе, нежели братьям.

– Хотел убедиться, что наделен теми же чертами, которыми всегда отличались мои старшие братья и которыми я восхищался, – тихо сказал он и, подняв глаза, поочередно посмотрел на братьев. – Такими, как мужество, сила, отвага.

– Черт возьми, Макс, – прошептал Саксон. В его глазах была боль. – Как ты мог сомневаться в своей силе или мужестве, после того как десять лет боролся с болезнью?

– И притом ум – гораздо более ценное качество, чем отвага, – сказал Джулиан. – А все эти рискованные приключения на самом деле не так уж интересны, как принято думать.

– Да, знаю, – сокрушенно произнес Макс. – Знаю!

И снова они рассмеялись. Смех снял напряжение, охватившее их, только на этот раз он звучал иначе – тише и сокровеннее.

Когда смех затих, Макс продолжал:

– Вы спрашивали, как мне удалось уговорить ее поехать в Англию. Я убедил ее, что за нами охотятся французские военные. А поскольку Франция воюет с Англией, то Англия будет для нас самым безопасным местом. Сказал, что здесь они до нас не доберутся. Сказал, что в Англии у меня есть давние друзья, которые помогут нам. – Он призывно поднял свой бокал. – Так что, друзья мои, принимайте гостя.

– Но если она увидит хотя бы одного из нас, она непременно заметит сходство, – сказал Джулиан.

– Конечно.

– Итак, насколько я понял, из людей, которые мечтали I бы всадить в тебя пулю, можно составить роту стрелков. – Саксон, как всегда, ухватился за главное. – Во-первых, – он принялся загибать пальцы на руке, – французские вояки. Потом тот предатель-англичанин. Еще – один из двух чиновников секретного ведомства. И наконец брат мадемуазель ле Бон.

– Да меня хотят все. Я стал страшно популярен. Наверное, моя красота и обаяние тому виной.

– Гм – изрек Джулиан. Если позволишь, шутить здесь буду я – Извини – Макс отнес бутыль с портвейном на место и вернулся за стол. – Саксон, поверь, мне страшно не хочется впутывать тебя в это дело. Видит Бог, ты уже потратил уйму времени на меня..

Я помогу тебе, Макс. Что бы тебе ни понадобилось, можешь рассчитывать на меня. Тебе даже не нужно просить меня о помощи.

– И на меня рассчитывай, – твердо сказал Джулиан. – Если я могу сделать хоть что-то, чтобы помешать повторению трагедии «Утренней звезды», то я готов отправиться в ад и вернуться обратно! Только бы это не повторилось!

Макс бросил встревоженный взгляд на Саксона и понял, что и он обеспокоен неожиданной горячностью, с которой Джулиан произнес эти слова. Но прежде чем они успели обдумать, что скрывается за ней, к Джулиану вернулось его обычное веселое самообладание.