Текст книги "Забытое время"

Глава десятая

Джейни стояла в гостиной. Темно, только стену временами оглаживали фары проезжающих машин – вспыхивали и гасли. Во мраке Джейни различала знакомые очертания: диван, кресло, торшер. И однако все виделось ей каким-то не таким – все слегка разладилось, словно квартиру тряхнуло подземным толчком.

Слышно было, как по кухне ходит Андерсон. Джейни приоткрыла окно, и гостиную окатило живительной влажной свежестью ранней весны. В темноте мерцал газовый фонарь, металось пламя – туда-сюда и снова туда.

Одно потянуло за собой другое. Ноа вел счет бейсбольного матча, хотя его никто этому не учил, Джейни пригласила Андерсона в гости поработать с ребенком в спокойной обстановке, и полдня они занимались любимым делом Ноа: тот швырял мячик об стенку и ловил, а Андерсон стоял рядом со своим желтым блокнотом и оценивал меткость удара. («Восемь». «Всего восемь?» «Ну, пожалуй, девять». «Девять! Ага-а! Девять!») Ноа от внимания Андерсона взбодрился, уж сколько месяцев такого не было, и Андерсон тоже совершенно преобразился. Он был непринужден, легко смеялся, и его, похоже, взаправду занимало, как ловко Ноа бросает и ловит мячик (и это изумляло Джейни, скучавшую от этой игры так, что словами не передать). Странно, что у Андерсона, оказывается, своих детей нет.

Как не проникнуться к человеку, который весело и увлеченно играет с твоим сыном? Когда в последний раз с Ноа играл мужчина?

Но все вопросы Андерсона, сколько бы и как бы он их ни задавал, пропадали втуне. Вот поговорить о бросках – запросто; но больше ни о чем Ноа с врачами говорить не желал. В желтом блокноте не появилось ни единой новой пометки.

Ближе к вечеру Джейни стало ясно, что толку не будет. Даже Ноа, видимо, уловил витающее в воздухе уныние, мячик стал швырять слишком энергично и небрежно, закинул его на люстру, где тот и застрял вместе с двумя другими, после чего Джейни прекратила игру. Чтобы успокоить ребенка (и успокоиться самой), она прибегла к последнему материнскому средству: поставила любимый мультик Ноа «В поисках Немо», про рыбку-сиротку, которая ищет отца, и они втроем, Джейни, Ноа и Андерсон, рядком устроились на диване. Джейни смотрела на разноцветных рыб и старалась выкинуть все прочее из головы, но разум отвлекался от картинок. Ужас постепенно захватывал ее, парализовал ядовитым «что-теперь-что-теперь-что-теперь?».

Андерсон сидел по другую руку от Ноа – профиль непроницаемый, как у статуи на рыцарском надгробии. Не дождавшись финала, Ноа уснул, головой привалившись к плечу Джейни, но взрослые досмотрели до конца, заблудившись каждый в своем мире. Когда рыба-отец отыскал сына, сердце у Джейни горестно сжалось от зависти к рыбьему счастью. А затем она отнесла Ноа в спальню – ноги его болтались, точно на руках у нее лежал гигантский младенец, – и уложила в постель. На часах было всего шесть вечера.

Когда Джейни возвратилась в гостиную, дылда Андерсон расхаживал из угла в угол. Без Ноа странно, что этот человек очутился у нее дома. Словно доктор внезапно обернулся мужчиной – не то чтобы Джейни питала к нему интерес (слишком стар, слишком отчужден), и все-таки он излучает маскулинную инакость.

Джейни поглядела, как он, явно забывшись, ходит туда-сюда, затем произнесла:

– Итак. Что дальше?

Андерсон застыл на полушаге и, кажется, удивился, ее заметив.

– Ну, можем завтра попробовать снова. Если вы не против.

– Завтра? – Джейни покачала головой. – У меня завтра встреча с клиентом…

Но Андерсон не слушал.

– А между тем надо подтвердить те данные, которые уже есть. Спросим в детском саду про ящериц и в целом про поведение Ноа. Сейчас уже поздновато, – он глянул на часы, – но с утра я им напишу. Предупредите их?

– Ну, наверное.

Джейни внутренне содрогнулась, представив, как обратится с эдакой просьбой к мисс Уиттакер. Наверняка директриса выйдет из себя и, разумеется, оповестит Андерсона, что Ноа уже ходит к психиатру…

– И пусть они нам скажут, что не учат детей вести бейсбольный счет. – Андерсон усмехнулся. – Что было бы до крайности странно.

– А зачем все это подтверждать?

– Если много независимых источников, случай выйдет ярче.

– Случай? Ярче? – Хорошо бы он перестал обзывать Ноа «случаем».

– Да.

– Вы статью какую-то пишете?

– Именно.

– Мне это, пожалуй, не подходит.

– Хм-м?

– Я же не публичная персона. И Ноа тоже.

– Само собой. В книге мы поменяем все имена.

Книга. Так вот почему Андерсон так увлекся.

А Джейни-то все недоумевала, что он за доктор такой. Теперь ясно: он доктор, который пишет книгу.

– В какой книге?

– Я описываю некоторые случаи. И эта книга не канет в академической безвестности, как остальные. Она будет для широкой публики, – с жаром прибавил он, будто главная загвоздка – в безвестности.

– Я не хочу, чтобы Ноа попал в книгу.

Андерсон вытаращился.

– Вам это так важно, доктор?

– Я… – Он не договорил. И слегка побледнел.

Нельзя ему доверять. Он книгу пишет. Джейни помнила книги, которые подруги таскали ее умирающей матери: в каждой кто-нибудь пытается диетами и асанами сшибить бабла с тех, кто потерял надежду. Книги продолжали прибывать, даже когда мать уже почти не приходила в сознание. В конце концов набрался целый чулан макулатуры.

А теперь нет такой книги, что поможет Джейни, и матери тоже нет. Лишь этот чужак со своими шкурными интересами. Ее изнеможение внезапно преобразилось во что-то другое – и Джейни не ожидала от себя подобной свирепости. Месяцами разные люди равнодушно сообщали ей через стол, что у ее сына дела плохи, и она слушала, изо всех сил скрывая панику. Но этому человеку с ясными любопытными глазами и пепельной кожей – этому человеку тоже есть что терять. Джейни почуяла в нем страх, как умеют чуять только отчаявшиеся, и это постижение обернулось ключом, и этот ключ распахнул дверь, и наружу выплеснулись безбрежное разочарование и ярость.

– А, вы поэтому так возрадовались, что он умеет бейсбольный счет вести? Это не поможет найти никакие «предыдущие воплощения». Это просто удачная деталь для вашей драгоценной книги. – Джейни так это сказала, что Андерсон поморщился. – Вы помочь-то Ноа хотите? Вас он хоть чуть-чуть волнует?

– Я… – Андерсон растерялся. – Я хочу помочь всем детям…

– Ага, всучив их матерям свою книжку за большие бабки?

Еще не договорив, она сообразила, что этот человек вряд ли движим грубой страстью к наживе, но вовремя прикусить язык не смогла.

– Я… – снова начал Андерсон. И умолк. – Это что такое?

И оба услышали хныканье из спальни дальше по коридору.

– Мы, кажется, разбудили Ноа, – прошептал Андерсон.

Хныканье превратилось в свистящий хрип, будто ветер взвыл в дымоходе.

– Нет. Он не проснулся.

Хрип нарастал, а затем ворвался в гостиную стихией, ураганом, и постепенно вой сложился в слово:

– Ма-а-а-а-а-ама! Ма-а-ама!

Всякий раз Джейни удивлялась, как маленький мальчик способен на такой напор эмоций. Ноги дрожали; она устало поднялась. Посмотрела на Андерсона. Она ему не доверяет, но больше тут никого нет.

– Ну что, вы идете?

И они вместе направились в спальню Ноа.

Чанай Чумалайвон появился на свет в центральном Таиланде в 1967 году с двумя родимыми пятнами – одно на затылке, другое над левым глазом. Родители поначалу не придавали значения этим отметинам, но в три года Чанай заговорил о своей предыдущей жизни. Он сказал, что был школьным учителем по имени Буа Кай и его застрелили по дороге в школу. Он называл по именам своих родителей, свою жену и двоих детей из прошлой жизни и то и дело просил бабушку, с которой проживал, отвезти его в дом предыдущих родителей в деревне под названием Кхао-Пхра.

В конце концов бабушка исполнила просьбу трехлетнего ребенка. Они с Чанаем на автобусе доехали до города вблизи от Кхао-Пхра, в пятнадцати милях от их родной деревни. Выйдя из автобуса, Чанай привел бабушку к дому, где, по его словам, проживали его родители. В доме жила престарелая супружеская чета, чей сын Буа Кай Лаунак работал учителем и был убит за пять лет до рождения Чаная… Внутри Чанай признал в родителях Буа Кая своих отца и мать. Присутствовали и другие родственники. Слова Чаная, а также его родимые пятна немало их потрясли, и вскоре они снова пригласили ребенка в гости. На сей раз они его проэкзаменовали – попросили показать, какие вещи принадлежали Буа Каю, и Чанай указал на пожитки своего предыдущего воплощения. Он узнал одну из дочерей Буа Кая и спросил про другую, назвав ее по имени. Семья Буа Кая поверила, что Чанай – новое воплощение Буа Кая, и Чанай не раз их навещал. Он требовал, чтобы дочери Буа Кая обращались к нему «отец», а если они отказывались, не желал с ними разговаривать.

Джим Б. Такер, д-р медицины, «Жизнь прежде жизни»

Глава одиннадцатая

Дверь открылась, и Джейни через нее выпала.

Вот что произошло, думала она потом, в темной гостиной. Хотя все было как обычно – Ноа кричал и вертелся, сбивая простыни с черепашками-ниндзя. Рот распахнут, волосы повлажнели и облепили щеки. Джейни шагнула было к постели – утешить его, удержать, но Андерсон оказался проворнее; он уже стоял подле Ноа, склонился над ним, придерживая за щиколотки, чтобы Ноа не молотил ногами.

Чужак трогает ее сына, а сын зовет ее. Сын кричит…

– Мама!

– Ноа, – сказала Джейни, шагнув к постели, но Андерсон остановил ее взглядом.

– Ноа, – сказал он тихо. И очень твердо. – Ноа, ты меня слышишь?

– Выпусти! – заорал Ноа. – Мама! Вытащи меня! Я не могу вылезти!

– Ноа. Все нормально. Это просто кошмар, – сказал Андерсон. – Тебе снится кошмар.

– Мне нечем дышать!

– Тебе нечем дышать?

– Нечем дышать!

Джейни понимала, что это сон, но не удержалась:

– У Ноа астма. Нужно взять небулайзер… он в ящике…

– Ноа прекрасно дышит.

Длинное тело Андерсона застыло над бьющимся тельцем Ноа; доктор по-прежнему придерживал ребенка за ноги. Не тронь моего сына, подумала Джейни, но смолчала. Ничего не сказала. Отправила Андерсону мысленное послание: один неверный жест, мужик, и вылетишь отсюда головой вперед, только держись.

– Ноа, – твердо сказал Андерсон. – Уже можно проснуться. Все хорошо.

Ноа перестал трепыхаться. Открыл глаза.

– Мама.

– Да, малыш, – ответила Джейни. Но ее сын смотрел мимо. Он звал не ее.

– Я хочу домой.

– Ноа, – повторил Андерсон, а мальчик обратил к нему голубые глаза и не отвел взгляда. – Можешь рассказать, что случилось во сне?

– Мне нечем дышать.

– Почему тебе нечем дышать?

– Я в воде.

– В океане? В озере?

– Нет.

Ноа несколько раз судорожно, неглубоко вздохнул. Джейни почувствовала, как не хватает воздуха ее собственным легким. Если не будет дышать Ноа, ее дыхание тоже остановится.

Ноа заерзал и сел. Держать его за ноги больше не было нужды. Андерсон прекрасно удерживал его внимание.

– Он меня поранил.

– Во сне? – быстро переспросил Андерсон. – Кто тебя поранил?

– Не во сне. По правде.

– Я понял. Кто тебя поранил?

– Поли. Он поранил мое тело. Почему он так?

– Я не знаю.

– Почему он так? Почему? – Ноа вцепился в руку Андерсона, горестно уставился на него. Джейни обернулась невидимкой, тенью в изножье постели.

Андерсон напряженно смотрел Ноа в глаза:

– Что сделал Поли?

– Он поранил Томми.

– Томми? Тебя так звали?

– Да.

В голове у Джейни слова сына отдавались странным эхом, будто доносились из далекой дали. И однако Джейни стояла здесь, в знакомой спальне, под светящимися звездами, которые сама наклеила на потолок, одну за другой, подле комода, который сама разрисовала слонами и тиграми, подле Ноа, ее Ноа, и дверь в мозгу открывалась, и закрывалась, и открывалась снова.

– Я понял, – сказал Андерсон. – Прекрасно. А свою фамилию ты помнишь?

– Не знаю. Я просто Томми.

– Хорошо. А семья у тебя была, когда ты был Томми?

– Конечно.

– Кто у тебя был?

– Мама была, и папа был, и младший брат. И у нас была ящерица.

– Как их звали?

– Хвосторог.

– Хвосторог?

– Это лесной дракон. Мы с Чарли его так назвали, потому что он похож на хвосторога, с которым сражался Гарри[17]17
  Имеется в виду эпизод четвертой части саги о Гарри Поттере, романа «Гарри Поттер и Кубок Огня» (Harry Potter and the Goblet of Fire, 2000) Дж. К. Роулинг, где Гарри Поттер в ходе Тремудрого Турнира сражается с драконом породы венгерский хвосторог. Цитаты и аллюзии на книги о Гарри Поттере приводятся в пер. М. Спивак.


[Закрыть].

– Я понял. Кто такой Гарри?

Ноа закатил глаза.

– Ну Гарри Поттер же.

Джейни ахнула. Вобрала воздуху в грудь, почувствовала, как он жжет легкие. Такая знакомая спальня, такая незнакомая картина: высокий мужчина склоняется над Ноа, и круглое, ясное детское личико почти тычется в угловатое лицо старика.

– А где вы все живете?

– В красном доме.

– В красном доме. А дом где?

– В поле.

– А поле где?

– Эшвю?

– Эшвью?

– Точно!

– Ты там живешь?

– Там мой дом!

Джейни выдохнула – получился тихий завиток звука.

– Я хочу туда. Можно я туда?

– Мы стараемся. Давай немножко поговорим про то, что сделал Поли? Можешь?

Ноа кивнул.

– Ты помнишь, где был, когда это случилось? Когда он тебя поранил?

Ноа опять кивнул.

– Ты был у воды?

– Нет. У Поли.

– Когда он тебя поранил, ты был у него дома?

– Нет. Снаружи.

– Хорошо. Снаружи. И что он сделал, Ноа?

– Он… он меня застрелил! – вскричал Ноа, задрав лицо к Андерсону.

– Застрелил?

– У меня кровь… Почему он так?

– Я не знаю. А ты как думаешь почему?

– Я не знаю! Не знаю! – Ноа все сильнее волновался. – Я не знаю почему!

– Ну хорошо. Все хорошо. А дальше что было? Когда он тебя застрелил?

– Дальше я умер.

– Умер?

– Да. А дальше я пришел к… – Он поискал глазами. – Мама-мам?

У Джейни, оказывается, подогнулись колени: теперь она сидела у постели на корточках. И дышала – вдох-выдох. А Ноа смотрел на нее.

– Мама-мам, с тобой все хорошо?

Джейни посмотрела на сына. На своего сына. Свое дитя. Ноа.

– Да. – Она пальцем отерла глаз. – Это потому что линзы.

– Надо их вынуть.

– Я сейчас выну.

– Мама-мам, я устал, – сказал Ноа.

– Ну еще бы, малыш. Ляжем спать дальше?

Ноа кивнул. Андерсон подвинулся, и Джейни села на постель. Ноа положил вспотевшие Ноа-ладошки Джейни на плечи, и она боднула его в лоб. Они рухнули на постель вместе, как одно существо, которым некогда и были.

Когда она во второй раз за вечер вышла из спальни Ноа, Андерсон сидел в кухне. Джейни походила по темной и тихой гостиной, разглядывая предметы, которые за последний час совершенно переменились.

Я Джейни, говорила она себе. Ноа – мой сын. Мы живем на Двенадцатой улице.

Проехала машина, огладила темную стену вспышкой белизны.

Я Джейни.

Ноа – мой сын.

Ноа – Томми.

Ноа был Томми, был застрелен.

Она верила и не верила. Ноа застрелили, у него шла кровь – сами эти слова терзали ее.

Вдруг отчаянно захотелось все отменить – чтобы Джейни никогда не встречалась с этим человеком, чтобы можно было вернуться в те времена, когда были только она, Ноа и их общая жизнь. Но ведь туда не вернуться, да? И таков главный урок взросления, материнства? Будь здесь и сейчас. В жизни, которую проживаешь, в мгновении, что еще не истекло.

Глава двенадцатая

Андерсон сидел в кухне и гуглил Эшвью.

Все возвращалось. Возбуждение. Энергия. Слова.

Наконец-то он нашелся – яркий американский случай… Быть может, главный случай его жизни, случай, которому будут сопереживать. Если отыщется предыдущее воплощение (а Андерсона переполнял оптимизм), быть может, даже СМИ заинтересуются. Так или иначе, этот самый случай нужен ему, чтобы закончить книгу как полагается. А разрешение на публикацию он у Джейни, конечно, выпросит.

Все необходимое теперь есть. Эшвью, Томми, Чарли. Ящерица, бейсбольная команда. Он разгадывал головоломки и посложнее.

– Могли бы и спросить, – сказала Джейни.

Андерсон не заметил, как она вошла.

– Хм-м?

Город Эшвью есть в Вирджинии, неподалеку от Вашингтона, округ Коламбия, где базируется бейсбольная команда «Вашингтон Нэшнлз».

Проще простого.

– Разрешения взять мой ноут.

Андерсон поднял голову. По всему судя, Джейни на него злится.

– А! Извините. Я хотел в интернет… – И он указал на экран, где взгляд зацепился за сайт города Эшвью.

«Нэшнлз» – вашингтонская команда. В Вирджинии есть Эшвью. Осталось найти сообщения о смертях – но погибший ребенок всегда попадает в газеты… Имя появится к концу недели, а то и раньше; теперь-то Андерсон не сомневался. Томми словно сам добивался, чтоб его нашли.

– Я так понимаю, это помогло? То, что Ноа рассказал?

Андерсон вгляделся в Джейни пристальнее. Бледная, губы плотно сжаты. Надо бы посидеть с ней, помочь ей переварить случившееся, но его неудержимо гнало вперед. Все равно что цунами останавливать.

– Это очень помогло, – ответил он как можно непринужденнее. – Прекрасный результат. Мы найдем Томми, я прямо чувствую.

– Томми. Ну да. – Она яростно потрясла головой, будто раздумья оттуда вытряхивала. – Ну так что, доктор, с ним случилось? Утонул или застрелили?

– Что-что?

Она снова потрясла головой. Как, кстати, у этой женщины обстоят дела с психическим здоровьем? Прежде этот вопрос Андерсона не посещал.

– Вы считаете, что Ноа – этот… другой человек, Томми, да? И я спрашиваю: что с ним случилось? Он утонул, его застрелили, что было-то?

– Неясно.

– Ничего неясно. – Джейни запустила в него этими словами, точно камнем.

Андерсон отодвинулся от ноутбука и осторожно пояснил:

– В науке редко встречается ясность.

– В науке? Это у вас, значит, наука? – Она подавила смешок, обвела глазами кухню, задержалась взглядом на грязной кастрюле с водой в раковине. И прибавила: – Может, ничего неясно, потому что Ноа все выдумывает.

– Зачем бы ему?

Джейни включила кран и голыми руками принялась яростно тереть кастрюлю.

– Простите, – сказала она под аккомпанемент воды, чуть повысив голос. – Мне кажется, я не могу.

Андерсон посмотрел ей в спину, прикидывая, как лучше начать, – тон, контекст, возможная польза для ее сына… Он же тысячу раз все это говорил… Как можно теперь усомниться в себе? Да он однажды в Индии уломал женщину из рода брахманов отпустить дочь в гости к неприкасаемым, к родне ее предыдущего воплощения. Помнит, словно все произошло вчера, как ее блистающее оранжевое сари скользнуло в проем землянки. Некогда Андерсону казалось, будто он чистой силой воли способен убедить кого угодно в чем угодно.

– Ну хорошо, – холодно ответил он. – Если хотите, я уйду. А вы что будете делать?

Она застыла.

– В смысле – что делать?

– Вы говорили, что дальше так не можете. – Теперь он мягко ее увещевал. – Что у вас деньги на исходе, что врачи ему не помогают. Если я сейчас уйду, что вы собираетесь делать с Ноа?

Досадно, конечно, что приходится шантажировать Джейни ее же отчаянием. Но ведь это в ее интересах, верно? И в интересах ее сына? И в интересах Андерсона, и даже в интересах Шейлы – она хотела, чтобы он дописал и опубликовал эту книгу. Это как же придется извернуться, чтобы вымолить у Джейни разрешение написать о Ноа? Ладно, не важно.

– Я…

Но слова застряли у Джейни в горле. Она обернулась к Андерсону – руки красны и ободраны, с них течет, – и в лице ее отчетливо читался страх, и Андерсону стало ее жалко.

– Идите сюда. Я покажу, что нашел. Пока немного, но, пожалуй, есть за что зацепиться.

Он похлопал по соседнему стулу. Джейни отерла руки о джинсы и села. Андерсон развернул к ней ноутбук: ярко-зеленое поле для гольфа в окружении красивых домиков. «Добро пожаловать в Эшвью!»

– Вы знаете кого-нибудь из вирджинского Эшвью?

Джейни покачала головой:

– Впервые слышу.

– Это хорошо. Вот и приступим. Томас – распространенное имя, и мы не знаем, про какой период Ноа говорит, но, судя по Гарри Поттеру, дело было недавно. Изучим местные газеты, поищем некрологи ребенка по имени Томас, которого застрелили или утопили. Это, наверное, отнимет некоторое время. Но, на мой взгляд, начало положено. Вы же знаете, – прибавил он, – что «Нэшнлз» – команда из округа Коламбия.

– Правда?

Джейни опасливо сощурилась на экран, на зеленое поле. Андерсону она не доверяла, и он это понимал; однако Андерсон ей необходим. Они необходимы друг другу.

Для изучения дела [Шанти Деви, девочки, с четырех лет вспоминавшей свою предыдущую жизнь, в которой она была женщиной по имени Лугди из Матхуры] Махатма Ганди назначил комитет из пятнадцати выдающихся людей, в том числе членов парламента, национальных лидеров и представителей прессы. Комитет уговорил родителей девочки отпустить ее в Матхуру.

24 ноября 1935 года члены комитета вместе с Шанти Деви сели в поезд. В отчетах комитета описываются последующие события:

«Когда поезд подходил к Матхуре, она просияла от радости и заметила, что, когда приедут, врата храма Дваркадхиш уже будут закрыты. Дословно она сказала: «Мандир ке пат банд хо джаенге» – выражение, типичное для Матхуры.

Первый инцидент, привлекший наше внимание по приезде в Матхуру, случился прямо на перроне. Девочку нес на руках Л. Дешбандху. Он едва успел отойти на пятнадцать шагов, как пожилой человек в типичном местном платье подошел к ним в сопровождении небольшой толпы и остановился. Шанти Деви никогда прежде его не встречала. Ее спросили, узнает ли она его. Его присутствие подействовало на нее мгновенно – она опустилась на колени, с великим почтением коснулась его ног и отошла. На вопрос, кто это был, она шепнула Л. Дешбандху на ухо, что этот человек – ее «джетх» (старший брат ее мужа). Все произошло так спонтанно и естественно, что все вокруг оцепенели от удивления. Выяснилось, что человека звали Бабу Рам Чаубей и он действительно был старшим братом Кедарнатха Чаубея [мужа Лугди]».

Члены комитета посадили Шанти Деви в тонгу[18]18
  Тонга – легкая двухколесная повозка или экипаж, в которую запрягаются две лошади, распространена в Индии, Пакистане и Бангладеш.


[Закрыть] и велели возчику следовать указаниям девочки. По пути она отмечала, что изменилось со времен Лугди, и ни разу не ошиблась. Она узнала некоторые важные ориентиры, которые упоминала прежде, – прежде чем впервые оказалась в Матхуре.

Возле дома она вылезла из тонги и заметила в толпе старика. Она тотчас ему поклонилась и объяснила остальным, что это ее свекор, как оно и оказалось на самом деле. Подойдя к дверям, Шанти Деви без колебаний шагнула в дом и отыскала свою спальню. Также она узнала многие предметы. Чтобы ее проверить, спросили, где находится «джаджру» (уборная), и она сказала, где это. Ее спросили, что означает «катора». Она правильно ответила, что это паратха (разновидность лепешек). Оба слова бытуют лишь среди Чаубеев Матхуры, и чужаки их обычно не знают.

Затем Шанти попросилась в другой дом, где несколько лет прожила с Кедарнатхом. Она без труда объяснила возчику, как туда попасть. Один из членов комитета, Пандит Неки Рам Шарма, спросил ее про колодец, о котором Шанти Деви говорила еще в Дели. Шанти Деви побежала на поиски, но колодца не нашла и растерялась. Однако все равно не без убежденности говорила, что колодец был. Кедарнатх сдвинул камень, и под камнем действительно обнаружился колодец… Шанти Деви отвела всех на второй этаж и показала место, где стоял цветочный горшок, в котором, однако, не было денег. Девочка тем не менее уверяла, что деньги должны быть там. Позднее Кедарнатх сознался, что забрал их после смерти Лугди.

В доме своих родителей Шанти поначалу опознала мать в своей тетке, но быстро поняла, что ошиблась, и села к настоящей матери на колени. Также она узнала своего отца. Мать и дочь не скрывали слез при встрече. Эта сцена тронула всех присутствующих.

Затем Шанти Деви отвели в храм Дваркадхиш и в другие места, о которых она прежде говорила, и почти все ее утверждения оказались верны.

Д-р К. С. Рават, «Случай Шанти Деви»