Текст книги "Осознанность. Подбери ключ к новой жизни и исцели мир вокруг"

Глава 2
Содействие

Статуя Свободы продолжает долгое время быть объектом моего поклонения. Я восхищаюсь ее чувством сострадания, передаваемым с таким достоинством и духовной силой. Должна признаться, у меня есть несколько предметов цвета морской волны, олицетворяющих принадлежность к ней, каждый из которых сделан из стекла, или хрусталя, или из тех материалов, которые используется для приготовления ластиков. Как-то раз я в шутку сказала, что хочу купить копию статуи высотой примерно с метр и поставить ее в своей однокомнатной квартире, которую снимаю в Нью-Йорке, – чтобы внести этот символ доброжелательности в свой дом.

Конечно, я говорю об этом в шутку. Но в каждой шутке есть доля правды. Ладно, на самом деле я просто ее искренняя фанатка.

Благосклонность Статуи Свободы изумительно выражена в стихотворных строках, сочиненных Эммой Лазарус и высеченных на пьедестале. Называя Статую Свободы Матерью всех изгнанников, Лазарус громогласно провозглашает:

А мне отдайте ваших несчастных, ваших бедняков,

Ваши задавленные массы, мечтающие дышать свободно,

Жалкий мусор ваших изобильных берегов,

Шлите их, бездомных, бросаемых бурей, ко мне.

Я поднимаю мой светоч у золотой двери!

Миллионы людей, иммигрантов (как мои родители) и туристов, подходят к табличке с этими словами, на которой как будто молнией высечено послание потомкам: «Здесь у тебя появился шанс». Она как будто кому-то говорит: «Здравствуй. Здесь твой дом. Ты тоже часть всего этого». Она поднимает светоч, знаменующий свершившийся момент прибытия на землю обетованную. Этот знаменитый символ доброжелательного приветствия стал визитной карточкой Америки.

Статуя Свободы приглашает нас к себе домой, что является неотъемной частью нас самих, которая – не так важно почему – заслуживает любви, счастья, уважения и места для отдыха. Это и есть наша всеобъемлющая цель, изначальное страстное желание, содержащееся внутри нашей общечеловеческой сущности, к которой мы все так безоглядно стремимся внутри самих себя… а если мы способны на большее, то и друг в друге.

Такое ощущение стремления начинается с содействия – восприятие концепции, которая может быть абстрактной или весьма отдаленной от реальности, и вдыхание в нее жизни, осмеливаясь представить, что все мечты сбываются, и решительно настроившись испытать все это лично. Каждый, кто хотя бы раз терял работу и не мог понять, а кем же он теперь стал; или кто хотя бы раз был отвергнут любовью всей жизни и кому необходимо начинать заново строить отношения, совершенно не представляя, что собой представляет настоящее чувство и кому можно доверять; или кто проснулся посреди ночи из любопытства, кем же он является; или кто ограничен в возможностях ходом серьезного заболевания, отягощающими обстоятельствами бедности или тяжелой травмы или ущемлением гражданских прав со стороны окружающих его людей – каждый из нас, кому довелось испытать все это, понимает, насколько значительна сила, необходимая для толчка к решительным действиям.

В предыдущей главе мы обсуждали вопрос, как найти в себе смелость, чтобы представить будущее, которое кардинальным образом отличается от прошлого или настоящего. На этих страницах мы будем рассматривать то, что нам потребуется для воплощения всего вышеназванного в жизнь.

Внимательно присмотревшись к Статуе Свободы, мы заметим, что ее правая нога приподнята. Она делает шаг вперед. Как написал Дэйв Эггерс в своей книге, посвященной Статуе Свободы, – Ее правая нога: «Эта 93-метровая статуя женщины идет куда-то вперед». Леди Свобода готова к немедленным действиям. Она идет вперед, чтобы помочь избавиться от страха, принять в свои объятия одиноких странников, собирая всех выброшенных на обочину жизни и приводя их на дорогу, ведущую домой. Ее шаг олицетворяет действие, активность, жизненные силы.

Это не просто ощущение движения, которое я нахожу вдохновляющим. Это и ощущение цели, воодушевляющей движение, напоминание всем об изначально присущей им ценности, частью которой они являются.

Тревожные звоночки

Иногда насыщенный и сугубо личный опыт не только пробуждает нас, но и подталкивает к действиям, чтобы попробовать делать изменения. Конечно, не всегда все развивается именно по такому сценарию. Боль, потери и брошенные нам жизнью вызовы могут легко заставить замкнуться и уйти в себя, обернувшись в сложившуюся ситуацию, как в кокон. На каждом уровне – клеточном, физическом и эмоциональном – мы принимаем позицию эмбриона, пытаясь воспринять всем существом стресс внезапной перемены. Это напоминает заражение инфекцией, когда антитела спешат к воспаленному месту, чтобы оградить его от неприятностей и помочь справиться с проблемой. Нетрудно заблокировать в себе чувствительность, осознанность, сострадание, особенно если мы пытаемся вынести боль очень больших масштабов. Вероятно, так как мы все-таки люди, нам неизбежно свойственно хотя бы ненадолго абстрагироваться от окружающего мира. Но для кое-кого история на этом не заканчивается.

Она развивается, приводя к всеобъемлющей и всепоглощающей заботе об окружающих. Реакция «бей, беги или замри», слепая и машинальная, преобразуется в отклик, который одновременно действенный и увлекательный. Мы хотим, чтобы у окружающих жизнь менялась в лучшую сторону. Мы ищем значимость, сопричастность и цель в нашей жизни.

Время заботиться и время действовать

В течение прошлого десятилетия Ади Баркан помогал миллионам людей сделать жизнь лучше: он стал соавтором закона, который гарантировал оплату дней, проведенных на больничном, для всех работающих в Нью-Йорке; он помог остановить унизительную практику задержания и личного досмотра, несправедливо применявшейся в отношении ньюйоркцев афроамериканского и латиноамериканского происхождения; он подтолкнул Федеральный Резервный банк к принятию такой политики, когда приоритет отдается созданию рабочих мест и увеличению заработной платы простых американцев.

В октябре 2016 года, когда ему исполнилось тридцать два года, а сыну было только четыре месяца, у него диагностировали боковой амиотрофический склероз (БАС), также известный как болезнь Лу Герига[2]2
  Боковой амиотрофический склероз (БАС), часто упоминаемый как «болезнь Лу Герига», – прогрессирующее нейродегенеративное заболевание, которое поражает нервные клетки головного и спинного мозга. Прогрессирующая дегенерация двигательных нейронов в конечном счёте приводит к их смерти. Аналогичной болезнью страдал Стивен Хокинг. – Прим. ред.


[Закрыть] (названная именем баскетболиста, у кого она была впервые диагностирована в 1939 году).

Вскоре после объявления неутешительного диагноза болезнь стала прогрессировать, и постепенно атрофировались все мышцы тела. Таким образом, ему пришлось пройти весь скорбный путь от пробежки трусцой по пляжам Калифорнии до неподвижного сидения в инвалидном кресле и ожидания неизбежной встречи со смертью.

Диагноз поставил Баркана перед непростым выбором: продолжать идти своей дорогой, что оказывало фундаментальное влияние на ход течения всей его жизни, или сдаться превратностям судьбы. Он решил, что попробует изменить жизни других людей к лучшему и будет продолжать делать свое дело, пока может им заниматься. И, поступая таким образом, он не чувствовал ни горечи жизни, ни приступов жалости к себе, таким образом, продолжая медленно дрейфовать в ту сторону, где мы все встречаемся с тем наихудшим, что есть в нашей жизни.

Ведя разговор о своей жизненной позиции с помощью переписки по электронной почте, которую он опубликовал в своей книге Глаза, обращенные к ветру, он сказал:

«Дело в том, что у меня до сих пор действует моя замечательная рука. По сравнению с миллиардом людей, живущих в полной нищете, с десятками миллионов солдат, погибших на войне, и бессчетным количеством несчастных людей, я продолжаю оставаться вполне счастливым. Поэтому вместо того чтобы стенать „Почему я такой несчастный?“ – чем мне, конечно же, постоянно хочется заниматься, – я хочу быть счастливым, активным и взять от жизни все, до самой последней капли, за то время, которое мне отвела судьба.

Поэтому я двигаюсь на полных парах вперед, пытаясь ухватить у жизни эти последние месяцы / годы и прожить их на полную катушку – включая проведение времени вместе с Рейчел и Карлом, с друзьями и с семьей, постоянно занимаясь полезными делами».

Баркан описывал, как вместе с женой тренируется в сосредоточенности на том, что оставлено в прошлом, но не потеряно; в воспоминаниях, чтобы дышать; и оставаться активными и вовлеченными в текущий момент. Он сосредоточил усилия на призыве отдать голоса кандидатам, выступающим за сохранение программ по оказанию медицинской помощи американцам. Как ни парадоксально, но заболевание превращает его в убедительного оратора, выступающего за сохранение и расширение медицинской помощи, доступной для всех слоев населения.

Чувство цели

Однажды Саманту Новик вывело из состояния амнезии событие, кардинальным образом изменившее ее жизнь и взгляды на будущее. Саманта окончила среднюю школу Стоунмен Дуглас в 2008 году. Ее мать Шарон Катлер преподавала в средней школе, где и находилась 14 февраля 2018 года, когда, как мы уже упоминали в первой главе, произошло массовое убийство.

Ее отец Кен Катлер на тот момент был местным политическим деятелем, заседавшим в городской администрации города Паркленда. Трагедия подтолкнула Саманту поучаствовать в акции и оказать посильную помощь в организации ставшего уже историческим марша против насилия с применением огнестрельного оружия, привлекшего внимание всей страны.

Когда я спросила Саманту о мотивации ее перехода от пассивного состояния к активным действиям в результате произошедшего, ужас от которого превзошел все мыслимые и немыслимые ожидания, она сказала в ответ:

«Все выглядело так, как будто по нам внезапно ударил огромный метеорит, оставив гигантский кратер в самом центре наших жизней, сообщества. А некоторых студентов поразило напрямую, подобно тем, которые в тот момент находились в здании и по счастливой случайности избежали встречи со стрелком, не говоря уж об остальной молодежи, которая должна была все это увидеть. Люди теряли друзей, жен, мужей, детей.

Нас придавило тяжестью неизвестно откуда свалившегося на нас горя, оставившего в душе каждого огромную, зияющую брешь. Тем, кто не попал на мушку стрелка, вначале было чуть легче. Часть из нас сразу же схватилась, скажем так, за лопаты и делала все возможное, чтобы забросать землей эту зияющую дыру. Но с течением времени мы убеждались, что эту утрату ничем не восполнить. Просто нет, и точка. Но если я не могу ни помочь человеку, ни поспособствовать каким-то образом, чтобы он отказался от насилия, тогда верхом безответственности будет уклонение от принятия каких-либо действий. Мне кажется, что со стороны я не выгляжу как бессребреница. Потому что от происходящего тоже получаю пользу. Все это может показаться своего рода корыстной целью, скрывающейся за погружением с головой в протестное движение, потому что помогает исцелиться. Это гораздо лучше, чем сидеть и безучастно смотреть в зияющую брешь. Уже неплохо, если хоть чем-то занимаешь себя, начинаешь пытаться каким-то образом заполнить эту дыру, независимо от того, насколько она глубока».

Такие важные примеры действий в самый разгар личной и общественной трагедии открыто демонстрируют содействие, которое является целенаправленным, воплощенным, добросердечным движением, проявляющимся из сокровенных глубин человеческого естества, и мы узнаем о нем, только если принимаем непосредственное участие. Внутри нас пылает огонь, и, несмотря на подъем безнадеги и отчаяния из глубин души, они также начинают спадать по мере укрепления в нас понимания цели, – и этот огонь заставляет идти вперед. Под нашим контролем слишком мало всего – правда порой может оказаться очень горькой, – но мы можем выбирать способ заботиться об окружающих людях и решать, как действовать. И такая правда жизни освобождает нас.

Вполне возможно, что насыщенная личная боль не станет той причиной, которая мотивирует нас сделать шаг вперед. Так, например, нам может предстоять увидеть результаты дискриминации на примере племянника, которого старательно растили и воспитывали, а он недавно объявил себя геем. Или мы услышим, как ребенку, рожденному в смешанном браке, не разрешили воспользоваться туалетом в небольшом магазинчике. Или наш коллега преодолел зависимость от обезболивающих лекарств, и теперь мы видим, что он абсолютно адекватный человек, а вся проблема сводилась к тому, что в свободном доступе есть считанные единицы доступных лекарств или терапий, которые способны оказать действенную помощь, но они ему не по карману. Или нам требуется время, чтобы поговорить с тем, кто отличается от людей нашего круга, и когда мы открываем для себя, насколько мы поразительно похожи, его жизнь и заботы становятся нам очевидны и понятны.

Меня не так давно забирали в больницу с опасной инфекцией, в результате чего пришлось тесно общаться с дипломированными сиделками. Долгое время я остаюсь горячей поклонницей Ай-джен Пу, директора Национального альянса медицинского персонала, занимающегося обслуживанием больных по месту жительства. Цель ее работы заключается в оказании более качественной помощи в обслуживании на дому и защите права на труд и социальных гарантий своих трудолюбивых работниц.

Я общалась с представителями этой организации, обсуждая вопросы защиты трудовых прав работниц социальной защиты. Мне приходилось по работе посещать похороны чьих-то матерей, отцов и друзей, на которых высказывалась огромная благодарность за заботу и помощь Глэдис, Марджори или Соне, хотя большинство присутствующих не имело ни малейшего представления, насколько тяжелая работа у этих сиделок.

Причем слова признательности изобиловали фразами «Она спасла нас» или «Только благодаря ее нелегкому труду моя мать (или отец) смогли достойно умереть дома».

У меня ушли месяцы на восстановление, и благодаря огромной щедрости моего друга со мной круглосуточно находились медработники, занимающиеся оказанием медицинской помощи на дому, а остальные друзья радушно распахнули двери своих домов передо мной. Из-за тех временных ограничений, что болезнь наложила на мои физические способности и подвижность, нанятые сиделки спасли меня от госпитализации в отделение сестринского ухода за инвалидами в больнице, так как я пошла на поправку.

Большую часть этого периода я проводила с новыми сиделками. Конечно, мы много общались. Так, например, я узнала, что у одной из сиделок была подработка в первой половине дня, поэтому она могла приходить ко мне только в самую позднюю смену. Другая попросила пользоваться ее услугами только в выходные дни, так в будни она была занята сопровождением отца на диализ. Мне приходилось слушать горькие истории о том, как алименты на содержание ребенка так и не материализовались; о том, что мотивацией устроиться на такую работу была лишь забота об умирающих родителях; о том, что такая профессиональная деятельность – серьезное продвижение по карьерной лестнице по сравнению со сбором малины в лесу и благодарностью за те позитивные чувства, которые испытываешь, когда меняешь в лучшую сторону чью-то жизнь. Наше отношение к работе сиделок в общем сформировано окружающей нас культурной средой, и если вы не пользовались их услугами, то люди, которые этим занимаются профессионально, совершенно выпадают из нашего поля зрения и становятся практически невидимыми – в этом для них и заключается высшее проявление гуманизма, своего призвания. Их незаметность для наших глаз отчасти объясняется и тем, что работа сиделкой ассоциируется у нас с дряхлостью, смертью, изолированностью, потерей важных двигательных способностей и ощущением стыда из-за того, что их пациенты далеко не идеальны из-за солидного возраста и не в состоянии держать ситуацию под полным контролем.

Сейчас я очень хорошо их понимаю. Все те абстрактные идеи, которые я раньше вынашивала, и то, как восхищалась Ай-джен и пыталась помочь ей в работе, со временем растаяли, как мартовский снег. Теперь я решительно настроена не забывать о них или не дать им ни малейшего шанса снова «исчезнуть» из моей жизни.

Содействие берет верх, только если не ограничено угрызением совести по отношению к сложившейся ситуации, оставлением унылых комментариев в блогах или ненавязчивыми намеками на необходимость что-то предпринять. Мне кажется, в целом это похоже на поворот ключа зажигания. Мы заботимся о себе и окружающих людях и не собираемся прекращать этим заниматься. Сейчас мы только и живем заботой о других. Наши моральные ценности прекращают существовать в виде абстрактных понятий, и мы перестаем играть роль простых попутчиков по жизни.

Заводясь с пол-оборота

Важно понимать, что содействие способно заново преобразовать наши жизни или мир, и это, как мы знаем, может случиться в любое время и в любом возрасте. Как сказала Дороти Эллисон, написавшая книгу Ублюдки из Каролины: «Если бы я нашла то, в чем испытывала необходимость в тринадцать лет, то не потратила бы многие годы жизни на гонку за доказательствами или смертью. Подарите хоть какому-нибудь ребенку, хоть какому-то тринадцатилетнему подростку надежду заново изменить свою жизнь».

Преподавательница осознанности и общественная деятельница Шелли Тыгельски – яркий пример такой личности, которая участвует в жизни общества с юности. Она выросла в весьма предубежденно настроенной ортодоксальной еврейской семье в Израиле. Ее первый опыт участия в протестном движением произошел вскоре после переезда в Соединенные Штаты вместе с семьей, когда ей исполнилось двенадцать лет и она познакомилась с девочкой по имени Дженнифер. «У нее были самые красивые рыжие волосы, – вспоминает Шелли, – и выросла она в консервативной еврейской семье, что само по себе весьма необычно для меня. Раньше мне никогда не приходилось встречаться с выходцами из еврейских семей, придерживающихся консервативных или реформаторских направлений в иудаизме».

Дженнифер пришла в гости к Шелли в шаббат[3]3
  Шаббат – седьмой день недели в иудаизме, суббота, в который Тора предписывает евреям воздерживаться от работы. – Прим. ред.


[Закрыть] и во время ужина, когда мама подавала на стол горячее, вежливо отказалась есть. «Я вегетарианка», – так она объяснила отказ. Мозг Шелли был готов взорваться: «В моей голове вихрем проносились мысли вроде „Подожди, что ты сказала? Правда, что ли? Обожди секунду“». Шелли никогда особенно не любила мяса, но у них в семье было заведено, что ты ешь то, что подают на обеденный стол. Для нее это был поворотный момент. «Именно тогда-то мне и пришла в голову простая мысль: Все решено. Я вегетарианка».

Дженнифер продолжала развивать постулат Шелли о том, как дети могут твердо стоять на своем и делать так, как считают нужным. На дворе была середина 1980-х, и Дженнифер хорошо осознавала и сопереживала тем проблемам, которые будоражили общество и о которых кричали заголовки газет. «Если я приходила к ней домой, – вспоминает Шелли, – одной из наших „детских игр“ был поквартирный опрос соседей. Мы собирали подписи ради спасения китов или для бойкотирования компаний, испытывавших продукцию на животных.

Она с головой погрузилась в деятельность Гринписа и Общества защиты животных».

Шелли никогда еще не доводилось ощущать так много власти в руках, такой способности изменить жизнь к лучшему: «Мы даже поменяли правила школы, заставив администрацию запускать первую в нашем городе программу по сбору и переработке вторсырья». Этот урок всем понравился и пошел на пользу: «Как же восхитительно видеть, что если ты веришь во что-то, то можешь организовывать людей и убеждать их изменяться в лучшую сторону».

Те первые опыты протестного движения, по словам Шелли, кардинально изменили все рядом с ней, и с тех пор вся ее жизнь вращается только вокруг изменения мира в лучшую сторону. В то же время, будучи преподавателем осознанности, она много раз после массового расстрела студентов в средней школе Марджори Стоунман Дуглас приглашала представителей общественности Паркленда к ней на занятия. В 2019 году мы с Шелли создали ретрит для выживших в той бойне – для людей, потерявших детей, получивших ранения и всех тех, кто пытался решительно защитить всех оказавшихся в эпицентре трагических событий.

Мы возвращаем проницательность к жизни посредством того, что делаем самый важный, первоочередный шаг к ее воплощению – иногда с помощью воодушевления, иногда с помощью ярости, иногда из-за нерешительности, а иногда и со всей смелостью. Делая шаг навстречу жизни, наполненной заботой и сопричастностью, мы бросаем вызов своему психическому состоянию: страху, боязни незначительности самих себя и всех окружающих людей, воплощению тех вымышленных историй, которые рассказывают о нас и о нашей жизни. Мы боремся с тем, что мешает нам идти вперед – и таких препятствий может оказаться очень много, – в первую очередь начиная с ощущения своей малозначительности.