Текст книги "Утраченное искусство бега. Путешествие в забытую сущность человеческого движения"

Несмотря на темноту, улицы Шамони были переполнены. Сотни людей стояли в ожидании, а дремлющие в их руках колокольчики время от времени дребезжали на ветру на фоне негромких разговоров толпы. Выстроившиеся за финишной чертой фотографы судорожно возились со своими фотоаппаратами. Огромные часы не переставали отсчитывать секунды. Мы ждали.

А потом на нас словно обрушилась волна шума. Отдаленный предвкушающий гул быстро перерос в оглушительный возбужденный рев и звон колокольчиков.

Он приближался.

Через 10 часов и 44 минуты после старта в итальянском городе Курмайор Том Эванс повернул из-за угла и оказался на финишной прямой. Он двигался так, словно только что начал свою утреннюю пробежку. С улыбкой от уха до уха мужчина вприпрыжку бежал по дороге в ярко-синей одежде с логотипами спонсоров. Расставив руки в стороны, словно крылья самолета, он летал от одного края дороги к другому, касаясь ладонями выставленных вперед рук зрителей. Затем, когда финишная черта осталась позади, Том поднял глаза к небу и отдал свой фирменный салют. Салют, который связывал нас с его прошлым. Салют, который говорил о его последовательности на короткой, резко восходящей траектории в спорте. Он только что выиграл самый крупный забег за сезон. Более того, это был самый выдающийся результат за всю его непродолжительную карьеру бегуна.

Дни проведения ультрамарафона вокруг Монблана – это целый фестиваль горных приключений. В мире трейлраннинга этот марафон сродни чемпионату мира по футболу. Бегуны со всего мира, включая лучших элитных спортсменов на международной арене ультрамарафонов, собираются на грандиозное семидневное состязание.

Хотя дистанция в этом забеге и не такая длинная, как в основном ультрамарафоне вокруг Монблана, марафон ССС (по названиям трех самых примечательных мест по пути: Courmayeur (Курмайор), Champex (Шампекс) и Chamonix (Шамони)) больше не считается его «младшей сестричкой». Он превратился в самостоятельное чрезвычайно престижное соревнование с невероятной конкуренцией. А так как нужно преодолеть 101 километр и 6500 метров подъема, участникам приходится выложиться по полной.

В рамках подготовки к забегу мы с Томом работали над движениями, и я неоднократно их анализировал. Мне посчастливилось оказаться в Шамони и увидеть, как разворачивался забег, став свидетелем этого кульминационного момента. Том соревновался с весьма непростыми соперниками, и поначалу такая победа вряд ли казалась возможной стороннему наблюдателю.

«Марафон начинается с длительного подъема, – пояснил Том. – в Суссексе и Лондоне, где я живу, к подобному забегу не подготовишься. Многие говорят, что попросту невозможно состязаться в горах с лучшими атлетами, если не будешь там все время тренироваться. Я бы с ними не согласился.

Хотя этот долгий подъем и дался мне тяжело, я планировал сохранять комфортный темп и сразу же оказался в группе преследования. Китайский спортсмен Ки Мин пулей устремился вперед и концу подъема на 10 минут опережал всех остальных. Я по-прежнему шел в группе преследования, как в точности и собирался, – я толпился в первой десятке с такими опытными соперниками, как Марко Де Гаспери и Пау Капелл.

Мы с моим тренером, Элисон Бентон, планировали, что на определенных участках трассы я буду выкладываться по полной. В своих тренировках я делаю большой упор на поддержание темпа, так что рассчитывал в полной мере использовать более комфортные для бега участки.

Все складывалось хорошо вплоть до отметки в 35 километров. Я был на третьей позиции и чувствовал себя прекрасно, однако, когда я оказался на самом высоком участке трассы, на отметке приблизительно в 2800 метров над уровнем моря, мне стало очень плохо. Холод, избыток жидкости и нервы дали о себе знать, и меня начало выворачивать наизнанку. Мне пришлось сбавить ход и переждать, пока пройдут приступы рвоты. Главное было не останавливаться. Где-то километров через десять я наконец пришел в себя, однако к этому времени оказался на пятой позиции».

К этому моменту я уже начал переживать, не слишком ли Том отстал, чтобы бороться за призовые места. Тем не менее, когда начался решающий этап забега, Том с легкостью обгонял одного соперника за другим. Он стал четвертым, потом третьим. Потом вторым. От первого места на пьедестале его отделял лишь Ки Мин, который лидировал в забеге с самого начала. И Том держал его на прицеле.

«К началу последнего подъема я был на втором месте, отставая от первого всего на четыре минуты. Мне пришлось хорошенько выложиться, чтобы пробежать весь подъем, и я нагнал его на отметке в 94 километра.

Я никак не планировал выбиваться в лидеры за семь километров до финиша, однако, оказавшись на первой позиции, я почувствовал уверенность, потому что видел, насколько тяжело бегунам, которых я обгоняю. Оказавшись за пределами зоны комфорта, люди переходили на шаг. Они слишком рано попробовали вырваться вперед, из-за чего были напряжены и их бегу недоставало упругости. В их беге больше не было красоты».

За время нашей работы с Томом я понял, что у него есть четкое понимание своего потенциала добиться в своих движениях невероятной упругости. Работая над техникой, он все активнее использовал свои линии фасции, полностью задействовав эластичную систему своего тела. Он верил в нее. Он ее чувствовал. Это было отчетливо видно по тому, как он бежит. Мы много говорили об этом, и он стал тщательно прорабатывать свои движения (и продолжает делать это по сей день). Благодаря своему усердию Том начал напоминать мне бегунов, которых я изучал в Бекоджи и Итене.

Лучшей демонстрацией проделанной работы стал момент, когда он ускорился и обогнал лидера забега на последнем подъеме, после чего начал продолжительный финальный спуск. Он словно был полон энергии. Казалось, ему вообще не приходится прикладывать каких-либо усилий.

«Когда я думаю о соревнованиях по бегу, то прежде всего уделяю внимание своей технике. На старте она, может, и не играет особой роли, однако ближе к концу дает о себе знать. Если перед финишем не переставать правильно бежать, это дает огромное преимущество.

Разумеется, временами я испытывал сильнейшую боль, и мне было крайне тяжело, как и должно быть, когда испытываешь себя на пределе физических возможностей своего тела. Но, добравшись до того финального спуска, я понял: сейчас или никогда. Все зависело только от силы моего желания. Это вовсе не означало, что пришло время напрячься – наоборот, пора было расслабиться. Я подумал: „Хорошо, теперь бежать под гору”.

«Ты знаешь, что у тебя это хорошо получается, ты знаешь, что делаешь это эффективно, так что просто расслабься – чем сильнее расслабишься, тем быстрее побежишь». Звучит парадоксально, однако это именно тот случай, когда «тише едешь – дальше будешь».

Многие видят перед собой лишь финишную прямую и начинают выкладываться по полной, однако именно в этот момент гонку и проигрывают».

Том не только научился использовать свою эластичную систему, но и пожинал плоды своей эффективности.

«В мире марафонов словом „эффективность” бросаются направо и налево, однако о нем не так много говорят, когда дело касается ультрамарафонов – люди думают, что для успеха нужен лишь мощный мотор, то есть сердце. Мне же кажется, что эффективность здесь играет не менее важную роль, если быстро бежать под гору, используя лишь свою фасцию и упругость своего тела, то тратится минимум энергии, ты бежишь быстро, при этом сохраняя силы, чтобы выложиться на других участках.

На трассе CCC есть спуск протяженностью восемнадцать километров. Так вот, на нем я бежал полностью расслабленным. Будучи эффективным, я смог приноровиться и отслеживать положение своего тела».

Помимо всего прочего, мы с Томом работали над созданием чек-листа, который он мог бы использовать во время забегов, чтобы сосредоточиться на эффективном передвижении и время от времени проверять, правильно ли двигается его тело.

«Чтобы пройти чек-лист, уходит минуты три, за которые при работе в интенсивном темпе я пробегаю километр», – объяснил он.

«Я просто прохожусь по списку: „Что делают мои ступни?”; „Как я ставлю ногу?”; „Что делают мои лодыжки?”; „Как по отношению к ступням расположены мои ноги?”; „Какую нагрузку принимают на себя квадрицепсы?”; „Как поживают мои бедра?”; „Правильная ли у меня осанка?”; „Выставлена ли грудь вперед?”; „Что делают мои руки?”; „Где моя шея?”; „Где моя голова?”. Это помогает мне сосредоточиться. Во время ультрамарафона бежать приходится очень долго, и отключаться нельзя. Я вижу много бегунов, которые слушают музыку, чтобы отвлечься, и мне совершенно не понятно, зачем им это нужно. Когда я бегаю, мне нужно быть со своим телом единым целым. Быть в единстве с природой. Думаю, только так можно добиться результата.

Я правда уверен, что техника и эффективность – главные показатели успеха.

Чтобы побеждать в беге, нужен высокий МПК[7]7
  Максимальное потребление кислорода – это наибольшее количество кислорода, выраженное в миллилитрах, которое человек способен потреблять в течение одной минуты. Является критерием аэробной мощности. Считается, что именно МПК является фактором, влияющим и лимитирующим работоспособность в циклических видах спорта.


[Закрыть], хорошая эффективность и эластичность. Думаю, многие люди уделяют внимание лишь одному из этих факторов. Когда кто-то хочет узнать про мою физическую форму, неизменно звучит вопрос: „Какой у тебя МПК?” Что ж, МПК у меня неплохой. Когда меня тестировали в университете Святой Марии, результат получился высоким, но не настолько, чтобы им можно было похвастаться. Когда же они измерили мою эффективность, она оказалась в точности такой же, как у Полы Рэдклифф, когда она установила новый рекорд марафона. Именно в этом и кроется ключ к успеху, а огромную роль в достижении эффективности является полноценное использование эластичной системы моего тела».

Во время работы с Томом особое внимание мы уделяли темпу его бега. Когда он ко мне обратился, Том бежал в темпе 165–170 шагов в минуту. Конечно, все его действия давали желаемый результат, однако я был убежден, что у Тома оставался нераскрытый потенциал и что он окончательно полетит, если сможет довести темп до 180 шагов в минуту.

Том усердно тренировался, чтобы улучшить свои показатели. Несколько месяцев он использовал метроном, и это принесло свои плоды. В 2017-м он финишировал третьим на Сахарском марафоне, четвертым на марафоне Айгери и четвертым на марафоне CCC. В 2018 году, когда он наконец смог добиться желаемого среднего темпа в 180 шагов в минуту, его результаты вышли на совершенно новый уровень. Он начал выигрывать забеги и ставить рекорды, финишировав третьим на чемпионате мира и одержав победу в ультрамарафонах Coastal Challenge и CCC. Кроме того, он стал быстрее бежать и по шоссе, и его выбрали представлять Англию на дорожном полумарафоне. Он применял свою технику упругого бега на всех возможных ландшафтах и везде добивался успеха.

«Не нужно загонять себя в рамки трейлраннинга[8]8
  Трейлраннинг – бег по природному рельефу в свободном темпе или в рамках соревнования.


[Закрыть] или шоссейного бега, – пояснил он. – Если есть хорошая техника, то ее можно менять и адаптировать в зависимости от условий. Если удастся добиться эффективности, используя эластичную систему своего тела, то она перенесется на все беговые дисциплины.

Я не понимаю людей, которые говорят, что им больше подходит бег по холмам. Как такое вообще может быть? Ты достаточно эффективен? Ты в состоянии использовать свою физическую форму в забеге, в котором участвуешь в данный момент? Конечно, можно тренировать разные элементы бега – однако если у тебя есть эффективность и эластичность, то для тебя не должно быть совершенно никакой разницы. Скажем, людям, сложно бежать в гору, так их техника меняется – они опускают туловище и теряют всю свою эластичность. На самом деле техника бега что по шоссе, что по пересеченной местности по сути мало отличается – если преуспеваешь в одном, то преуспеешь и в другом».

Когда я нашел Тома, спортсмена из Великобритании, которому действительно удалось адаптировать свои движения для оптимального использования энергии своей фасциальной системы во время бега, это стало поворотным моментом в моих поисках. Вместе с тем мои опасения по поводу негативных последствий воспитания, затронувших столь многих из нас, только укрепились. А все потому, что Том – подобно Ники – по сути, не был им толком подвержен. Он всегда был активным, всегда любил находиться на улице – ему больше нравилось выгуливать собак, чем играть в компьютерные игры, – а после окончания школы он направился прямиком в армию. Если то, как мы бегаем, напрямую связано с нашим образом жизни – а я убежден, что это именно так, – то, в точности подобно бегунам в Бекоджи и Итене, Том никогда не терял способности бегать так, как это было уготовано нашему виду природой, так как он не был подвержен всем тем вредным привычкам, от которых пострадали многие представители западного общества.

«Армия сделала меня физически крепким. Постоянно ходить с рюкзаком по Брекон Биконс[9]9
  Горная цепь в Уэльсе. – Прим. ред.


[Закрыть], может, и не очень полезно для тела, однако если тело сможет приспособиться и станет за счет этого сильнее, то со временем начинаешь бегать довольно легко и естественно. Думаю, это придало мне огромное преимущество».

Служба в армии также помогла ему понять, что если приучить свое тело к нагрузке, то его можно использовать для чего угодно, что и было продемонстрировано его успешными выступлениями во множестве разных беговых дисциплин.

Том усердно работал над своей техникой бега с максимальным использованием эластичности фасциальной системы. Он был ярким примером человека, который смог взять на вооружение мои идеи и превратить их в стабильно положительные результаты.

Кроме того, он быстро становился грозным соперником, о чем говорит его третье место в культовом 160-километровом забеге западных штатов в Калифорнии, где он показал лучшее время среди иностранных бегунов. Он становился настоящим эластичным бегуном.

«Это полностью меняет ситуацию, – сказал он мне. – Я удивлен, почему это не используют все. Для меня это совершенно очевидно. Не пойми меня неправильно. Мне еще есть над чем работать и к чему стремиться. Я знаю, что могу бегать намного быстрее».

Как по мне, перспектива чрезвычайно захватывающая. Тех же, кому предстоит состязаться с Томом в будущем, она явно должна пугать.

Амазонские джунгли, Перу

Национальный парк Ману расположен глубоко в тропических лесах Амазонки, простираясь от Анд до реки Мадре-де-Диос. Он кажется совершенно неприступным – особенно после долгой и тяжелой дороги, которую пришлось преодолеть, чтобы сюда попасть. После 11-часового перелета в Лиму и стыковочного рейса в Куско мы проехали еще семь часов на машине по узкому высокогорному серпантину Анд, мимо маленьких отдаленных деревушек, пока наконец не спустились во влажную жару бассейна Амазонки. Так как последняя часть пути была пройдена на микроавтобусе, который за свою чрезвычайно долгую жизнь однажды оставил на обочине пыльной дороги свою подвеску, то первым испытанием было просто добраться до места в целости и сохранности.

Впрочем, мы сразу же забыли обо всех неудобствах, прибыв наконец в лагерь «Облачный лес». На высоте 3300 метров над уровнем моря мы смотрели вниз на обширную долину джунглей. По сочному зеленому полотну катились облака, и мы видели роскошные тропические леса, простирающиеся на многие километры. Если бы дыхание не перехватило от высоты, то это определенно бы сделал открывшийся нам вид.

Мы прибыли сюда на ультрамарафон Jungle Ultra, организованный компанией Beyond The Ultimate (BTU)[10]10
  За гранью возможного. – Прим. ред.


[Закрыть]. Это был забег на 239 километров по тропическому лесу, состоящий из пяти этапов. Но каким бы восхитительным ни выглядел этот тропический лес с высоты вместе со всем его биологическим разнообразием и поразительной красотой, оказаться в самом его сердце было уже далеко не так замечательно.

Начнем с того, что в джунглях практически все пытается тебя съесть. Здесь нет соли, и, как оказалось, всем обитателям Амазонии соль очень по душе. Таким образом, лучший способ себя защитить – это во что бы то ни стало стараться не потеть. К сожалению, при температуре порядка 30 °C и самой невероятной влажности, с которой я когда-либо имел несчастье столкнуться, пот лился ручьями.

Когда мы оказались под пологом тропического леса, волшебные облака, которые мы наблюдали, стоя на вершине, превратились в густой и низко висящий туман, из-за которого воздух был невыносимо влажным, а земля под ногами превращалась в толстый слой хлюпающей грязи.

Ребята из BTU хорошенько постарались, прокладывая маршрут через лес, однако приходилось бежать наперегонки со временем, преодолевая прорубленный в чаще извилистый туннель, чтобы не оказаться в ловушке джунглей, сомкнувших у тебя за спиной беспощадный и ядовитый капкан. Если вдруг на бегу слетит шапка, то времени, пожалуй, только и хватит на то, чтобы протянуть назад руку и схватить ее, прежде чем удушающие зеленые щупальца не преградят тебе путь окончательно.

Другим препятствием были бесчисленные реки и притоки, через которые пролегал маршрут. В общей сложности бегунам нужно было пересечь более 70 рек, что делало и без того экстремальную трассу еще более тяжелой и труднопреодолимой, как физически, так и морально.

Скажу без преувеличения – вряд ли можно придумать условия, в которых ты бы больше потел, чесался, спотыкался, поскальзывался и страдал, чем в Амазонии. И это без учета того, что бежать придется целых пять дней, неся на себе всю свою еду и снаряжение.

Я прибыл сюда в качестве исследователя в составе команды, помогающей с проведением забега. Меня гостеприимно приняли в исследовательском центре лагеря «Облачный лес», где со мной обращались как с настоящим экспертом в своей области. Бегунам, однако, это нисколько не мешало все так же бросать на меня свои потные майки.

К этому времени я уже вдоль и поперек объездил Африку и поработал с огромным количеством бегунов на родине, и теперь мне хотелось начать изучать спортсменов и коренные народы в чрезвычайных условиях. Это был мой первый «экстремальный» проект. Исследовательский центр был расположен в комфортабельном и роскошном – по крайней мере для Амазонии – здании, которое стояло на сваях, возвышаясь над долиной внизу. Он служил базой для настоящих исследователей, и, как бы мне ни было приятно, что ко мне относятся как одному из них, мне не казалось, что мои собственные исследования хоть сколько-нибудь заслуживают этого. Мой сосед писал докторскую диссертацию по строению клюва колибри. По сути, он изучал колибри и растения, пытаясь понять, менялись ли растения вслед за клювом этих птиц, или же их клюв приспосабливался к изменениям в растениях. Хотя это и был один из самых крутых исследовательских проектов, с которыми мне только доводилось сталкиваться, моего соседа, казалось, куда больше впечатлило то, чем занимался я.

Оглядываясь назад, я понимаю, что я взял на себя слишком много. Первым делом я установил на бегунов датчики движения, что с тех пор всегда делаю в своих поездках. Эти устройства позволили мне перенести лабораторные технологии в полевые условия, так что теперь я изучал спортсменов не только глазами, но и получал данные, которые можно было анализировать прямо на месте.

Также я продолжал снимать бегунов на видео – это был еще один метод, используемый мною как в своих исследованиях, так и в тренерской деятельности, – чтобы спортсмены могли отчетливо видеть и анализировать свои движения и любые изменения, вносимые ими по результатам наших обсуждений. Казалось бы, на этом можно было бы и остановиться, однако мне все было мало.

Я брал образцы крови, чтобы определить уровень лейкоцитов; образцы слюны, чтобы измерить концентрацию белков; а также просил спортсменов оценить уровень испытываемой физической нагрузки.

Бо́льшую часть времени я шел следом за бегунами – порой на машине, однако главным образом пешком, так что мне приходилось тащить на себе все свое оборудование. С собой у меня были датчики, ноутбуки, наборы для забора крови, лабораторная центрифуга (чтобы иметь возможность обрабатывать образцы крови прямо на месте) и другие необходимые вещи.

Это стало настоящим боевым крещением: меня высадили посреди Амазонии со всем этим снаряжением, меня заживо пожирали насекомые, влажность была 100-процентной, в то время как я раз за разом брал кровь у спортсменов, которые явно жалели о том, что вообще согласились принять участие в моих исследованиях. Работать с оборудованием, которое казалось довольно простым в использовании, в таких суровых полевых условиях вскоре стало намного сложнее.

Я бы никогда в жизни не стал повторять это исследование снова, потому как быстро понял, что оно скорее отвлекало меня от истинной цели моей поездки, чем способствовало цели, которая дала мне повод провести любопытную параллель с исследованием колибри, которым занимался мой новоявленный друг. Я прибыл туда, чтобы установить, способны ли мы, люди, хорошо подготовленные к бегу на родной земле, адаптироваться к незнакомой среде по мере передвижения по ней, или же среде обитания в конечном счете придется нам поддаться.

* * *

«Бойся сомнений и неуверенности».

Марк Денби размышлял о своем участие в амазонском забеге.

«Одно время меня тренировал бегун по имени Стюарт Миллс, который все время повторял эту фразу. Он предупреждал, что если переживать из-за жары, то само это переживание будет истощать запасы энергии и создаст иллюзию утомления задолго до того, как жара действительно даст о себе знать».

Марк прибыл в джунгли с завидным послужным списком, как по спортивной ходьбе, с которой он начинал, так и по бегу на длинные дистанции. Впервые я столкнулся с ним на Т184 – забеге на 184 мили (296 километров), организацией которого я когда-то занимался. Маршрут пролегал вдоль Тропы Темзы, начиная от лондонской дамбы и заканчивая истоком реки в Глостершире. Во время забега Марк продемонстрировал себя превосходным соперником с сильной психикой – с точки зрения как самого бега, так и самоорганизации, которая просто необходима в подобных забегах без посторонней помощи. Опробовав маршрут на себе, я преодолел его за 57 часов и чуть не умер в процессе. Марк же пробежал его за впечатляющий 41 час, выиграл забег, установил рекорд трассы и все равно казался весьма недовольным собой.

В рамках подготовки к забегу в Перу Марк не только тренировался бегать на жаре на Корсике и в Малайзии, но и прибыл в Куско за две недели, чтобы организм привык к высоте.

По словам самого Марка, «проблема была в том, что она просто выбивала меня из колеи. Я с трудом мог добраться обратно до своего жилья из супермаркета, не говоря уже о том, чтобы бегать.

Я попал в совершенно чужеродную для себя обстановку. Все вокруг говорили на другом языке, еда отличалась, влажность была высокой, а высота сказывалась на мне гораздо сильнее, чем я предполагал. Это пугало. Это изматывало. Все две недели я просто привыкал к тому, чтобы находиться в Перу. В джунглях же меня ждали куда более экстремальные условия».

Когда мы прибыли в лагерь в первый день забега, Марку – равно как и всем остальным участникам – пришлось привыкать к дискомфорту совершенно нового уровня.

«Растения, деревья – все вокруг было другим, чем-то совершенно неведомым. Земля была скользкой, и мы постоянно падали. Утомительно было даже просто запоминать, что можно и что нельзя трогать. Там были змеи. Пауки. Постоянно что-то кололо. Шипы, которые отрывались от растений и вонзались в ноги. Огненные муравьи, которые заползали в уши. Это не было похоже ни на одно место на земле, где мне доводилось бывать прежде, и некуда было деваться, чтобы хоть немного от этого отдохнуть».

На линии старта все вели себя по-разному, и в том, как именно каждый готовился к забегу, проявлялись особенности их характера.

Одни нервно вертелись на месте. Другие болтали и слегка подтрунивали над соперниками. Третьи стояли неподвижно и сосредоточенно. Четвертые довели себя до исступления и никак не могли дождаться начала забега.

Как только они бросились в путь, началась моя работа, которая, как оказалась, куда больше походила на исследование колибри, чем я мог себе представить ранее. Я довольно быстро осознал, что джунгли совершенно не собираются подстраиваться под бегунов. В конечном счете верх взяли те, кто смог адаптироваться лучше остальных.

Первыми сошли с дистанции те, кто решил взять забег с наскока, переполненные энтузиазмом и решимостью ринуться в бой, словно выпущенные из клетки бойцы. Многие тренировались годами, привозя с собой все необходимое снаряжение. Они были готовы выложиться по полной. Для этих парней и девушек этот забег был противостоянием с джунглями. Большинство таких участников перегорели еще до завершения первого дня забега – джунгли просто сломили их, пережевали и выплюнули.

Если напряжение (созданное вытянутым телом и изящной осанкой), приводящее в действие нашу эластичную систему, играло жизненно важную роль в формировании движений, то напряжение разума было истинным врагом любого бегуна. Не следует путать между собой два этих понятия.

Осанка является продолжением наших эмоций. Чем более плавны наши движения, тем лучше. Если мы эмоционально напряжены или испытываем чувство враждебности, это обязательно отразится на нашей позе. Разница между великим и просто хорошим спортсменом заключается в умении избавляться от напряжения, оставаться спокойным, несмотря ни на что, перенаправляя потенциально разрушительные эмоции так, чтобы они не оказывали негативного влияния на выступление. У всех великих африканских спортсменов, с которыми я работал, была одна характерная черта: все они были невероятно расслабленными – как во время бега, так и в обычной жизни, – хотя при этом и были преисполнены решимости победить.

Те, кто принял джунгли – и двигался по их правилам, – справлялись куда лучше и двигались более плавно, чем те, кто пытался им противостоять. Они адаптировались, и это проявлялось удивительным образом.

Прежде всего эти бегуны практически все стартовали в высоком темпе, в котором большинство бежать не привыкло, – это было исключительно подсознательное решение. Все они испытывали сильный стресс. Когда мы сталкиваемся с чем-то новым, наш мозг старается жадно заполучить информацию. Стопа – единственная часть нашего тела, которая регулярно контактирует с землей, как следствие являясь для тела ключевым источником информации о поверхности, по которой мы бежим. Таким образом, чтобы собрать эту информацию как можно быстрее, спортсмены подсознательно увеличивают темп бега, тем самым обеспечивая более частый контакт с землей.

Особое внимание я также уделяю рукам. Одна из самых распространенных «беговых» проблем, с которыми мне приходится сталкиваться, заключается в том, что люди неправильно используют свои руки. Большинство спортсменов словно берут их с собой на трек исключительно потому, что попросту не могут оставить их дома. Каких только движений я при этом не наблюдаю! Одни поднимают руки, словно курица крылья, другие скрещивают их на теле, третьи размахивают ими, словно руки живут собственной жизнью. Тогда же в джунглях я обратил внимание, что люди, которые плохо двигались на нормальной земле, где они переключались на автопилот, выйдя на тропическую трассу, начинали помогать себе руками куда более естественным и интуитивным образом. Они использовали их, чтобы проталкивать себя вперед, чтобы поддерживать равновесие. Эти бегуны приспосабливались на глазах, возвращаясь к чему-то первозданному – чувствовалась более глубокая связь с окружением, через которое они продвигались, – и все благодаря тому, что они оказались в чужой для себя среде.

Однако за все приходится платить. Те, кто не привык бегать в высоком темпе, оказались просто к этому не приспособлены – таким спортсменам было невероятно тяжело поддерживать технику бега на протяжении всего марафона. Те, кто хорошо использовал руки, начал возвращаться к обычным движениям, как только ландшафт менялся, и бежать становилось хотя бы немного легче.

Кроме того, на это расходовались калории, что наглядно продемонстрировал своим примером Марк Денби. У Марка был талант к планированию. Перед забегом Т184 он тщательно выверял вес своего снаряжения – чтобы не тащить на себе ни одного лишнего грамма, но при этом потребить достаточное количество необходимых калорий. Аналогичным образом он подошел и к марафону Jungle Ultra, имевший одно важное отличие. Опытный атлет не учел – да и попросту не мог знать этого наперед, – под каким сильнейшим психологическим давлением он окажется в джунглях.

Мозг – это мощнейший компьютер, пожирающий уйму топлива. Когда речь идет о многодневном забеге, во время которого приходится таскать с собой все необходимое – включая еду, снаряжение для сна и одежду, – большинство людей думают, что брать с собой нужно как можно меньше. Некоторые участники даже вырезают логотипы с одежды, чтобы хоть немного уменьшить вес своего рюкзака. Таким образом, большинство стараются взять с собой минимальное количество калорий, которого, как им кажется, им должно хватить до конца забега.

«Необходимо потреблять минимум по 1000 калорий в день, – объяснил мне Марк. – Я увеличил это количество до 1200, так как разница по весу при этом небольшая. Тем не менее в первый день марафона я решил, что мой рюкзак слишком тяжелый. Я всерьез подумывал съесть все лишние калории, которые взял с собой, чтобы уменьшить вес. Я крайне рад, что не сделал этого, так как в итоге того, что у меня было, оказалось недостаточно».

Если бы забег проходил в Великобритании, на знакомой для Марка земле, его изначальные расчеты оказались бы верны. Но, находясь в дебрях Амазонки, он не принял во внимание повышенной нагрузки на свой мозг. Помимо самого бега, ему приходилось переходить реки, заниматься навигацией, справляться с грязью и насекомыми, а также постоянно помнить об угрозе со стороны змей и ягуаров. Его мозг выписывал чеки, которые тело было попросту не в состоянии обналичить. Как результат практически с самого старта Марка мучало чувство голода.

«Мы втроем боролись за место. Первые несколько часов в начале каждого дня я без особого труда поспевал за своими конкурентами. Более того, я мог запросто вести. Затем я отставал и был попросту не в состоянии выдерживать такой ритм долгое время. Теперь-то я понимаю, что терял энергию из-за нехватки еды.

Один день мне запомнился особенно хорошо. Организаторам пришлось отложить начало забега из-за плохой погоды. К тому времени, как нам об этом сообщили, я уже съел положенные мне на завтрак триста калорий. Я сидел там и ждал, буквально чувствуя, как полученная из еды энергия покидает мое тело. К тому времени, как мы стартовали, я уже всю ее сжег. Я был совершенно без сил».

Это сильно отразилось на движениях Марка. На тот момент мы еще не работали над его техникой, однако я заметил, как резко изменилась его осанка. Он двигался уже далеко не так изящно – или, что более важно, эффективно, – как обычно, и от этого его результаты серьезно пострадали.