Текст книги "Танго железного сердца (сборник)"

– Конечно. Его Величество сделал меня шаутбенахтом – после Второй Бирманской…

* * *

Поднимаю бинокль. Перелет, думаю я.

Бух!

Накрытие. Снаряд взрывается за бортом, но взрыв настолько мощный, что осколки барабанят по палубе «Гуаскара», один ударяет в пулеметную башенку. Щелк. Пулемет захлебывается. Морпех дергает затвор – раз, другой. Заклинило?

Спасибо, боже.

Война – это драка больших обезьян. Зато на нашей стороне – самая умная.

Теперь уже не самая.

«Интеллектуальная машинка в моей голове тикает все реже. Когда она остановится совсем, я стану идиотом. Даже глупее тебя, Козмо».

Взрыв. Грохот.

Олаф!

Когда дым развеивается, от орудия остается покореженный металлический пенек.

Приплыли. Стонет раненый рулевой, я приказываю заменить его – заменяют. «Гуаскар» может сбежать в открытое море, а этого допустить нельзя. Там он может найти кое-что интересное…

– Право руля, – говорю я. – Самый полный вперед! Машинное, спите?!

Ну же, Обри. Мне нужны мои одиннадцать узлов.

Нужно отсечь «Гуаскар» от выхода из залива.

Капитан «Гуаскара» понимает, что тут не все ладно, и тоже поворачивает нам на встречу.

Сближаемся на скорости. Морпехи стреляют в нас из карабинов. Решение приходит мгновенно. Возможно, это наш последний шанс…

– Киклоп, держи штурвал. Остальные – за мной.

…..приближающийся борт монитора. Он серый. Выстрелы. Черт, у них же еще «томпсон»…

– На абордаж! – кричу я хрипло и прыгаю на палубу «Гуаскара». БУМ. Мой крик перекрывается грохотом. Некоторое время я ничего не слышу.

Так бывает после выстрела.

– За мной! – беззвучно кричу я. – Вперед, сукины дети!

Оглядываюсь. Не верю глазам и оглядываюсь еще раз.

Никого.

Я один на палубе «Гуаскара».

Конечно, если не считать морской пехоты. Пулеметчик смотрит на меня, открыв рот.

– Шел бы ты отсюда, парень, – говорю я и показываю револьвер. Морпех убегает.

Рулевой упрямый.

Я поднимаю револьвер и нажимаю спуск. Ба-бах. Рулевой пригибается. Пуля выбивает щепки из штурвала. Мимо – ч-черт. Я прицеливаюсь еще раз, взвожу курок пальцем. Щурюсь. Да где ты там… Рулевой смотрит на меня белыми глазами, потом, не поднимаясь на ноги, отпускает штурвал и ползет прочь. Ну, ладно, пусть так…

Штурвал свободно вращается. Монитор начинает отчетливо забирать влево.

– М-мать! – кричит лейтенант. – Да пристрелите его кто-нибудь!

Выстрелы. Я ныряю за покореженную пулеметную башенку, стреляю в ответ.

Вспышки.

– Свобода, – сигналит фонарь. – Свобода.

Флаг-офицер – это главный по связи. Пока мы тут воевали, поселенцы во главе с Фернандо захватили катер морпехов и их шлюпки. И теперь москитный флот Либерталии уходит на буксире подальше отсюда. А на берегу острова Свободы остаются четыре сотни отборных морских пехотинцев. Надеюсь, им здесь понравится.

Ну, на все готовое ведь пришли.

Хижины построены, маис посажен – что еще нужно человеку?

Свобода.

Флаг-офицер Рокки со скалы подает нам сигнал.

Другими словами, мы уже выиграли это сражение. Сейчас «Селедка» оторвется от «Гуаскара», в открытом море возьмет лодки с поселенцами на буксир и – прощайте, лейтенант Йорк.

Так и будет.

Морпехи бегут ко мне с кормы. Винтовки, лица…

Попался. Я поднимаю руки, револьвер висит на большом пальце.

– Бешеный старикан, – говорит лейтенант. – Ты за все мне ответишь…

Тук! В доски вонзается гарпун, едва не задев Йорка. Натянутый трос дрожит, как басовая струна. Лейтенант запоздало пригибается, на лице – удивление. Морпехи вокруг него шарахаются, вскидывают карабины. Грохот выстрелов. Стреляют в сторону, откуда прилетел гарпун, почти не целясь.

Я трогаю волосы. Вроде не задело – но ощущение холодка в животе осталось.

Поворачиваю голову.

Старина Кирк.

Все, оказывается, еще хуже, чем я думал. Почему, спрашиваете?

Потому что сюда идет «Селедка». Над канонеркой поднимается столб черного дыма – нет, «Селедка» не горит. Дым с ревом вырывается из трубы, летят искры. Слишком много искр. Слишком быстро идет. Я не сразу понимаю, что это означает…

Вот черт.

Они сжигают котлы.

…Это танец одиночества и похоти, Козмо.

Я плохо вижу вблизи, но то, что вдалеке, я вижу прекрасно.

За штурвалом стоит Киклоп.

Война – это драка больших обезьян. Зато на нашей стороне – самая умная.

На палубе присели люди и стреляют в нас. Морпехи отвечают им огнем.

Пока они воюют, я успеваю вставить в барабан два патрона. Защелкиваю барабан.

Вот будет номер, если я в одиночку возьму на абордаж эту хреновину.

– Эй, старик! – кричат мне.

Тогда я поднимаю револьвер…

Из меня не получилось даже приличного баритона.

Что ж.

Форингтон улыбается и направляет на меня «томпсон».

– Ты на самом деле адмирал, старик? – говорит он. – Все никак не могу поверить. Я в жизни не видел ни одного адмирала.

– Хочешь, я пожму тебе руку?

Форингтон начинает смеяться:

– Ну уж нет, старик. Меня не проведешь. Нет, не проведешь. Ты почти такой же хитрый, как мой папаша, но я и его оставлял в дураках. Веришь мне, старик?

Я говорю:

– Верю, мальчик.

«Гуаскар» продолжает описывать дугу влево. Идя на встречных курсах, мы расходимся с «Селедкой» в последний момент. Я поворачиваю голову… ч-черт. Что он делает?!

Киклоп с ревом разбегается – и прыгает. Глупая старая горилла!

Слишком далеко. Слишком. Все мы не молодеем, но он в особенности.

Старый дурак! – хочу крикнуть я, но не успеваю. Потому что Киклоп… Он достает!

Короткая очередь.

Бух! Глухой удар. Огромное черное тело перекатывается по палубе и застывает, раскинув руки. Старый латунный хронометр вылетает из ладони, ударяется в стену рубки. Брызги стекла. Он отлетает к моей ноге… за разбитым стеклом стрелка делает: тик-ток…

И застывает.

Н Е Т.

Вставай, приказываю я мысленно. Вставай, чертова проклятая обезьяна! Gorilla gorilla gorilla.

Сентиментальность это…

Я вскидываю револьвер и стреляю от бедра. Как в этих дурацких американских вестернах.

Форингтон начинает поворачиваться – на лице удивление оттого, что выстрелил и попал…

Пуля сносит ему полголовы.

…Приседаю перед ним на колени.

– Я… мне… – говорит Форингтон.

– Все будет хорошо, мальчик. – я прижимаю полотенце к его виску. Ткань тут же становится красной.

К сожалению, Киклопу уже не помочь. В горле у меня стоит комок. Проклятье. Никогда не думал, что буду оплакивать обезьяну.

– Простите меня, сэр. Я не хотел убивать вашего друга. Я… не хотел…

Киклоп. У меня останавливается дыхание.

– Все хорошо, сынок, – говорю я. – Ты его только слегка задел.

– Правда, сэр? – зрачки начинают подрагивать.

– Правда, сынок.

– Честное… шерифское? – эх, ты.

– Честное шерифское.

Будьте вы прокляты, господа Канцлеры!

Я смотрю на него, потом наклоняюсь и пальцами закрываю ему глаза. Спи, мальчик.

…Все хорошие истории включают в себя три элемента: кровь, любовь и танцы.

Тридцать лет назад в этот же самый день я сижу на палубе катера, везущего меня на каторгу, с кровоточащей от порезов головой, и смотрю, как над океаном встает солнце. Розовая полоса по горизонту. Тогда это почему-то казалось мне важным…

Сейчас я стою на палубе «Селедки» за штурвалом.

Волны бьются и стонут под форштевнем.

Машины стучат. Надеюсь, поршень высокого давления все-таки выдержит…

Зовите меня Козмо.

Мое имя с древнегреческого переводится как «красота, порядок, гармония». Мир.

Я иду на Мадагаскар.