Текст книги "Полуночный маскарад"

Глава 26

Оставив лошадь конюху, Доминик медленно направился к дому. Ему было неловко перед женой возвращаться домой утром, всю ночь проведя за картами. Прошли те времена, когда он ни перед кем не должен был отчитываться, и он понимал, что, как бы ни были благородны его мотивы. Мелисса вряд ли спокойно воспримет его возвращение на рассвете, тем более что между ними еще не все ясно и она может подумать, что ее муж не только распутник, но еще и картежник.

Доминик стал тихо подниматься по лестнице, надеясь пробраться в свою комнату незамеченным. Воровским движением он открыл входную дверь и заглянул внутрь. В прихожей никого не было, и он с облегчением прокрался к внутренней лестнице. Но не успел Доминик занести ногу на ступеньку, как из комнаты для завтраков вышел дворецкий и вздрогнул, увидев хозяина, крадущегося по собственному дому.

– Господин Слэйд! – воскликнул он удивленно. – Я не знал, что вы уже встали. Я испугался.

Улыбнувшись, Доминик небрежно ответил:

– Извини, просто я утром проехался верхом. Если дворецкий и заметил, что его хозяин одет так же, как и накануне вечером, то ничего не сказал и лишь вежливо кивнул:

– Очень хорошее утро. Надеюсь, вы получили удовольствие.

– О да. Мне надо умыться. Однако на этом его злоключения не кончились. К несчастью для Доминика, Мелисса вставала рано, и он не одолел и половины лестницы, как она внезапно появилась на верхней площадке. Сказать, кто из них больше удивился, было бы трудно. Супруга пристально поглядела на блудного мужа. Под его глазами были темные круги, галстук съехал набок, бриджи помяты. Нахмурившись, Мелисса проговорила:

– Не может быть, чтобы ты только сейчас возвращался от Нортона.

Доминик почувствовал, что галстук душит его. Он медленно поднялся наверх, с трудом преодолев несколько ступенек, разделявших их.

– Но вообще-то так оно и есть, – робко признался Доминик, растерянно пытаясь изобразить на своем лице улыбку. – Я не думал, что у нас будет такая игра…

Для Мелиссы это был трудный момент. Вся ее напряженная умственная работа, направленная на то, чтобы реабилитировать мужа в собственных глазах, пошла прахом. Ей было горько сознавать свою наивность и доверчивость. Он вернулся утром, пьяный, и ее сердце заныло. Как это напоминает поведение отца, потерявшего огромное состояние в карточных играх! Мелисса грустно подумала, что ей выпала нелегкая судьба смотреть, как муж делает то же самое. Все восстало в ее душе при этой мысли, но она ровным голосом спросила:

– И часто ты так проводишь время? Доминик заглянул ей в глаза и с горечью увидел, что глаза жены как бы подернулись пеленой, их мягкий свет, тот самый свет, даривший ему столько надежды и радости в последние недели, погас. Доминик испугался, что между ними возник новый барьер. Он схватил Мелиссу за руку и сказал:

– Я клянусь, что такое больше никогда не повторится! И ты должна мне поверить, что не в моих привычках проводить ночи вне дома. Просто было одно дело, которое я должен был сделать. И ты сама убедишься в этом, когда я смогу тебе все объяснить.

Его взгляд был открытым и ясным; он притянул сопротивляющуюся жену к себе и, коснувшись губами ее щеки, нежно сказал:

– Если ты настаиваешь, я расскажу все сейчас же. Но мне бы очень хотелось дождаться доказательств того, что я правильно поступил этой ночью.

Мелисса колебалась, ее сердце готово было поверить всему, что говорил ей муж, но здравый смысл заранее отвергал все его возможные оправдания. С явным недоверием она проговорила:

– Если не сейчас, то когда? Доминик широко улыбнулся:

– В четыре часа дня тебя устроит?

Мелисса холодно кивнула.

Быстро поцеловав ее, Доминик попросил:

– Надень свое самое лучшее платье и жди меня в четыре часа в гамаке.

Не зная, смеяться ей или плакать. Мелисса, пожав плечами, спустилась по лестнице.

Ровно в два Доминик явился в городской банк. За прошедшие часы он выспался; проснувшись, с удовольствием поел у себя в комнате, освежился в ванне, оделся и отправился в город. Он не удивился, встретив на улице Ройса и Захария, поджидавших его. Привязав лошадь к столбу, Доминик спешился и, иронично улыбнувшись, поинтересовался:

– Приехали убедиться, вернет ли он долг, так?

Ройс проворчал:

– И убедиться, что ты не сделаешь глупость, вызвав его на дуэль. Доминик улыбнулся:

– Странное дело, но я понял, что гораздо большее удовольствие уязвить его таким способом, о котором я раньше и не думал.

Ройс скептически взглянул на друга, но ничего не сказал. Они втроем вошли в банк, где им показали, как пройти в офис мистера Смитфилда. Латимер уже сидел в кожаном кресле банкира и выглядел усталым и мрачным.

Мистер Смитфилд, с расплывшимися чертами лица, любезно посмотрел на вошедших и указал на три кожаных кресла: откашлявшись, он осторожно начал:

– Мистер Латимер объяснил мне ситуацию и поручил выплатить большую часть долга.

– Что значит «большую»? – спросил Доминик. – Насколько я помню, мы играли на полную сумму, а не на большую ее часть.

Латимер напрягся, и неприятный блеск появился в его холодных глазах.

– Чтобы нам с сестрой не остаться без единого пенни, я могу сейчас заплатить только тридцать пять тысяч долларов.

Доминик выглядел бесстрастным.

– Извини, – сказал он, – но, если я не ошибаюсь, долг – пятьдесят тысяч долларов., – Черт побери! Ты не ошибаешься! – взорвался Латимер, вся досада и злость отразилась на его лице.

Он посмотрел на Доминика с ненавистью и напряженным голосом сказал:

– Я обязательно все заплачу. – И, стараясь произвести на присутствующих благоприятное впечатление, добавил:

– Я никогда не делаю ставок, которые не могу оплатить. Но мне надо время, и я надеюсь, что ты поступишь как джентльмен и дашь мне его.

Обманчиво вяло Доминик сказал:

– Ах, да, с моей стороны будет не по-джентельменски лишить тебя всего, не так ли? Лишить тебя крыши над головой? Выбросить с сестрой на улицу в той одежде, которая на вас? Кто знает, к чьему милосердию вам тогда придется прибегнуть? Может, вам придется даже заняться тем, что вызывает у нормальных людей отвращение? Что противно и унизительно? Нет, конечно, ни один из настоящих джентльменов не поставит вас в такое положение, – закончил Доминик, глядя Латимеру прямо в глаза. И тихо добавил:

– Нет, только прохвост, хам и подлец самого низкого сорта способен на такое.

Подозрение мелькнуло в голове у Латимера. Он напрягся, но Доминик спокойно продолжал:

– Конечно, я могу дать время, чтобы ты мог заплатить долг. В отличие от некоторых я не чудовище. Сколько тебе надо? Неделю, две?

Латимер рассчитывал на больший срок. Даже если бы он хотел заплатить все, что должен, – а это не входило в его планы, – и если бы случилось чудо, было бы невозможно выполнить условия Доминика. Латимеру надо было не меньше шести месяцев, и он в бешенстве сжал кулаки. «Когда-нибудь, – думал он яростно, – мистер Слэйд заплатит за это унижение, и дорого заплатит…»

Но сейчас было не до мыслей о мести, Латимер обдумывал свое положение. Ему жизненно необходимо выиграть время. У него было кое-что в запасе – как можно скорее обобрать Франклина, и теперь он ощиплет его на большую сумму, чем собирался, чтобы поправить свои финансовые дела. А потом, в начале следующего года, сесть на пароход, который повезет его в Англию. Если отложить уплату долга на несколько месяцев, они с Деборой оказались бы вне досягаемости для Доминика Слэйда. Ну, по крайней мере – на какое-то время. Если бы вдруг Слэйд объявился в Лондоне, Латимер нашел бы, что сделать. Бывают же всякие несчастные случаи, и их можно подстроить.

Латимер оказался в весьма деликатной ситуации. Он должен был сохранить свое реноме, иначе планы насчет мальчишки Франклина осуществить не удастся. И в то же время у него нет денег заплатить Доминику, а если в обществе узнают, что он пошел на ставки, которые не в силах заплатить, – все рухнет. Никто не станет играть с ним. Его репутация станет известна в Нью-Орлеане, и ему не удастся одурачить сопляков вроде Франклина. А Латимер надеялся на Нью-Орлеан, так как не хотел упустить возможности, которые этот американский Вавилон мог ему предоставить.

Увернуться от Доминика – главное для Латимера. Надо убедить его подождать, скажем, до начала года, а это не менее трех месяцев. К этому времени он доберется до денег Франклина и улизнет в Нью-Орлеан. Роксбури обещал поправить его финансовые дела, и не так уж важно, сколько он выиграет у Франклина. Главное ждет его в Нью-Орлеане. Но у Латимера не было желания уехать из страны с деньгами меньшими, чем обещал Роксбури, несмотря на то, что небольшое состояние имелось у него в Лондоне.

Провернув у себя в голове несколько вариантов, Латимер вдруг улыбнулся:

– Я боюсь, что ты меня загнал в угол. – Под холодным взглядом Доминика он развел руками и с горечью продолжал:

– Как ты знаешь, я не дома, не в своей стране, и поскольку я, уезжая из Англии, планировал путешествовать, и оформил суммы в банках разных городов, которые я намерен был посетить. Мне казалось, что это лучше, чем держать деньги при себе. И я боюсь, что мне придется их брать в Нью-Орлеане. – Беззаботно откинувшись в кресле, он предложил:

– И хотя мне здесь очень понравилось, я собираюсь в этот город через несколько недель. Мне было бы удобнее заплатить тебе сразу, как только я окажусь там. Ну, конечно, если тебя этот вариант устроит. Но если ты нуждаешься в деньгах, я напишу в банк Нью-Орлеана, чтобы они перевели деньги сюда.

Доминик ни капли не сомневался, что, как только Латимер окажется в Нью-Орлеане, ему придется расстаться с надеждой получить остаток долга. Хотя ему было неизвестно, что в январе Латимер намерен покинуть Штаты, Доминик хорошо знал этого человека и мог читать его мысли, поэтому понимал, что Латимер найдет способ не заплатить ни на пенни больше, чем отдаст сейчас. Решив про себя, что невредно помучить Латимера, Доминик не спеша произнес:

– Я не возражаю подождать остаток денег до Нью-Орлеана. – Улыбка озарила его красивое лицо, и он тихо добавил:

– И ты знаешь, какое , совпадение, я тоже собираюсь поехать туда через несколько недель. Ну, как бы это сказать, запоздалый медовый месяц.

Латимер успел несколько расслабиться, но эта новость потрясла его. Он почувствовал себя мышонком, попавшим в лапы безжалостного кота. Его беспокойство не улеглось, даже когда Захарий удивленно сказал:

– А Лисса мне ничего не сказала, что вы собираетесь в Нью-Орлеан!

Не спуская глаз с Латимера, Доминик с издевкой сказал:

– Я сам только что об этом подумал. Для нее это будет сюрприз.

Латимер напряженно спросил:

– Так ты твердо решил? Я плачу тебе в Нью-Орлеане?

Доминику, наконец, все это наскучило, и он сказал:

– Да, конечно. Но я считаю, мы должны назначить дату. Тянуть с такими делами нельзя.

– Очень хорошо, – кивнул Латимер. – Допустим, первого сентября в Нью-Орлеане? Устроит?

– Прекрасно, – добродушно ответил Доминик.

Страстно желая его задушить, Латимер натянуто улыбнулся и, поколебавшись, неуверенно сказал:

– Я был бы очень признателен, если бы все, что здесь было сказано, не пошло дальше.

– Естественно, это было бы не по-джентельменски с нашей стороны, – согласился Доминик.

Мистер Смитфилд откашлялся.

Считая, что процедура окончена, Латимер собрался уходить, но Доминик сказал:

– Постой, Латимер. А тебе не интересно узнать, куда пойдут твои деньги?

Едва сдерживая ярость, от которой его уже трясло, Латимер резко повернулся к Доминику:

– Думаю, что это меня не касается. Эти деньги больше не мои.

Доминик улыбнулся и, не спуская глаз с Латимера, заявил:

– Я хочу открыть новый счет, мистер Смитфилд. И положить все деньги мистера Латимера на него. А счет будет на имя моей жены. Все деньги будут только ее. Это что-то вроде вознаграждения или отчасти – возмещения…

Мускулы на лице Латимера напряглись, когда до него дошел смысл этих слов. Голубые глаза засверкали яростью, и он шагнул вперед.

– Значит, ты все знаешь? – прошипел он с ненавистью.

Доминик широко улыбнулся:

– Совершенно верно.

Не в силах сохранять даже видимость вежливости, Латимер закричал:

– Может, ты и выиграл эту партию, Слэйд! Но придет время, и тогда, видит Бог, ты заплатишь за все!

Развернувшись на каблуках, он большими шагами покинул офис и резко захлопнул за собой дверь. Наступила тишина, затем Смитфилд удивленно воскликнул:

– Ну и ну! Никогда бы не подумал, что мистер Латимер способен так себя вести! Он всегда казался мне джентльменом.

Никто из присутствующих ничего не сказал, и Смитфилд вернулся к делу.

– Если вы ничего не имеете против и подождете несколько минут, я подготовлю бумаги.

Доминик вежливо поклонился, и вскоре они вместе с Рейсом и Захарием покинули банк. Как только последнее городское строение осталось позади, Ройс требовательно спросил:

– Может, ты все же объяснишь, из-за чего этот шум и гам? С тех пор, как ты появился вчера у Нортона, меня все время мучило любопытство. Мне казалось, я присутствую на спектакле, два акта которого пропустил.

Доминик ухмыльнулся:

– Это слишком личное. Одно из лиц, вовлеченных в это дело, леди, которая мне очень дорога. И с моей стороны было бы нетактично обсуждать эту историю. – Его серые глаза сияли. – Достаточно сказать, что я предпочел карты пистолету, чтобы получить удовлетворение. И я думаю, леди будет довольна.

Прежде чем Ройс успел что-либо сказать, Захарий взорвался:

– Значит, ты подслушал наш разговор! Доминик кивнул:

– Да. Но тебе лучше держать это при себе. Со страданием в голосе Ройс вскричал:

– Вам никто не говорил, что невежливо обсуждать свои секреты в присутствии третьего.

Две широкие улыбки были ответом на его слова.

– Ну хорошо, не говорите. Я сам могу догадаться. Храните свои проклятые секреты.

Ройс выглядел таким обиженным, что Доминик и Захарий расхохотались, и сам Ройс не удержался от смеха. В хорошем настроении они расстались на развилке дороги.

Доминик отвел лошадь на конюшню и легким шагом пошел к дому. Предупредив слуг, чтобы они не беспокоили его и Мелиссу, он пошел искать жену.

Гамак, натянутый между дубами, находился в тихом укромном уголке. Дубы позеленели от мха, а на буках и вязах висели гирлянды вьющегося хмеля. Легкий ветерок доносил запах магнолий и жасмина. Доминик тихо подошел к гамаку и увидел, что Мелисса крепко спит. Маленький томик любовных сонетов в кожаном переплете лежал у нее на груди. Его лицо смягчилось, когда он разглядывал милые черты. Доминик заметил, что жена надела новое платье из легкой зеленоватой ткани, отделанное светло-бежевыми кружевами. Нежная улыбка появилась на лице Доминика, когда его взгляд упал на длинные темные ресницы, на прямой носик над красивым ртом и упрямым подбородком. «Это его жена, – подумал Доминик с чувством восторга и возбуждения, – его дорогая, очаровательная, внимательная жена».

Глядя на ее спокойные, ясные черты, он подумал: как он смел полагать, что она – расчетливая маленькая шельма, пытающаяся поймать в свои сети богатого мужа? Ведь правда была очевидна с самого начала, надо было лишь отбросить гнев и уязвленную гордость, а он? Печально улыбнувшись, Доминик признался себе, что всему виной было его упрямство. Он не хотел ни влюбляться, ни жениться, но, однако, как только Мелисса вошла в его жизнь, что-то в нем измени-, лось, хотя он отказывался это признать. «Ну уж хватит, – поклялся он себе. – Жена – самое дорогое для меня в мире существо».

Доминик опустился на колени перед гамаком, и его серые глаза с обожанием смотрели на лицо жены. Если бы она тогда не перепутала комнаты, совсем иначе сложилась бы их судьба, и какой пустой была бы его жизнь без нее. Он почти готов был благодарить Латимера, который нечаянно привел Мелиссу в его объятия. Бессознательно Доминик коснулся пальцами локона у нежной щеки и потянул его.

Мелиссе стало больно, она открыла глаза, огляделась и увидела смуглое лицо Доминика так близко от себя, что испуганно отпрянула, вскрикнув. Он проговорил:

– Извини. Я не хотел тебя напугать.

Мелисса настороженно смотрела на Доминика, не зная, как вести себя с ним. Она все еще злилась на мужа из-за проведенной им за игрой в карты ночи – в то время как она витала в романтических снах о нем – и пыталась убить время, остающееся до их встречи; мучаясь, выбирала между двумя вариантами поведения – холодного и безразличного или требовательного и непримиримого.

Величая себя дурой. Мелисса неохотно, но тщательно оделась, готовясь к этой встрече.

День был теплый, и несмотря на беспокоящее жужжание пчел, она заснула и снова видела приятные сны, в которых Доминик клялся в неумирающей любви, униженно просил простить его, и когда Мелисса проснулась, то обнаружила, что герой ее снов рядом с ней, такой, каким она видела его во сне.

Подумав, что никогда прежде его жена не выглядела лучше, чем сейчас, Доминик нежно сказал:

– Ты меня заждалась?

Он ласкал ее взглядом, и Мелисса почувствовала, что предательское сердце учащенно забилось. Она попыталась сесть, но Доминик мягко уложил ее обратно.

– Не надо, – попросил он. – Ты великолепна вот так… Единственное, чего бы мне хотелось еще, так это лечь рядом…

Мелисса хотела рассердиться или, по крайней мере, посмотреть на него с презрением, но только смогла выговорить:

– Если бы оставался по ночам дома, а не флиртовал на стороне…

– Ты очень на меня сердишься, Лисса? – спросил Доминик тихо; его теплые пальцы ласкали ее руку. – Да, ты имеешь на это право. Но я должен был сделать кое-что и потратил на это больше времени, чем планировал. Но, как я сказал утром, уже давно не в моих правилах не ночевать дома. Было время, когда я вел такую жизнь, но оно кончилось.

Не желая, чтобы он так легко отделался, но не в состоянии разозлиться по-настоящему. Мелисса сказала:

– Ну что ж, теперь ты можешь все объяснить?

– Да, – ответил он спокойно и вынул из кармана книжечку, уронив ее ей на грудь. – Я надеюсь, это поможет мне оправдаться в твоих глазах.

Явно озадаченная. Мелисса села в гамаке. Нахмурив брови, она уставилась на книжицу, которая не произвела не нее особого впечатления. Да, счет на ее имя, на тридцать пять тысяч долларов, открыт в банке. Ничего не понимая, Мелисса решила, что Доминик пытается ее купить. Почувствовав себя страшно оскорбленной, она гневно сверкнула глазами и выпалила, дрожа от ярости:

– Как ты осмеливаешься так относиться ко мне! Ты думаешь, что можешь купить все, что хочешь? Ты думаешь, стоит принести мне подарок, и я закрою глаза на твое поведение? Да как ты смеешь! – и она швырнула банковскую книжку на траву. – Забирай свои проклятые деньги! Я никогда не хотела их от тебя! Ты глупый осел!

Тут же сообразив, в чем он промахнулся, Доминик схватил Мелиссу за плечи; она попыталась вырваться, но он еще крепче сжал ее в своих объятиях.

– Лисса, деньги не мои, – сказал он. – Это деньги Латимера. Прошлой ночью я сумел выиграть их у него для тебя. Мне показалось, что это лучше, чем просто убить его. Я знал, что ты решительно настроена против дуэли, и подумал, что единственный способ отомстить Латимеру – это разорить его. Поэтому-то меня ночью не было дома.

От удивления Мелисса замерла.

– Латимера? – тупо повторила она. – Но почему же ты?..

Вдруг смысл сказанного мужем дошел до нее, ее глаза расширились, а губы, удивленно приоткрылись. Мелисса безмолвно смотрела на смуглое улыбающееся лицо Доминика, не в силах поверить в свою догадку.

– Так ты подслушал мой разговор с Захарием?

Доминик кивнул:

– Да, признаюсь, я подслушал твой рассказ, и хотя это не слишком красиво, я ничуть не раскаиваюсь. – Его голос стал тихим. – А как бы еще я узнал, что моя жена, о которой я не слишком хорошо думал, на самом деле невинная жертва негодяя? Что ты случайно оказалась в ту ночь в моей комнате? Что это была отчаянная попытка спасти дом и честь, поэтому-то ты и пыталась продать Фолли. И что моя жена на самом деле очень внимательная, хотя и упрямая, очень добродетельная, хотя и капризная, и что она сводит меня с ума!

Оробев, но страстно желая, чтобы Доминик продолжал. Мелисса опустила глаза, уставилась на его аккуратно завязанный галстук, взяла за лацканы сюртука и прямо спросила:

– Ты действительно думал, что я решила выйти за тебя замуж из-за денег?

– Хм… – пробормотал он, целуя ее локоны у виска. – Ну, может, сначала… – Почувствовав, как она напряглась, Доминик хрипло добавил:

– Но очень недолго. – Насмешливые нотки появились в его голосе:

– Вскоре мне стало очевидно, что, хотя тебе нравится одежда, подарки, ты совершенно спокойно могла бы обходиться без них. Меня это озадачило: так хитроумно расставлять сети и не пожинать плоды своих усилий!

Она обняла его за шею.

– Но я вовсе не из-за денег вышла за тебя замуж, – прошептала Мелисса.

– Теперь я знаю… И хотя жаль, что Джош использовал Захария, чтобы заставить тебя выйти за меня, я еще раз могу сказать: я ничуть не жалею; что он так поступил.

Поцеловав ее в подбородок, Доминик признался:

– Я достоин твоего осуждения…

Подумав, что он не должен всю вину брать на себя, памятуя эпизоды, когда и она вела себя не самым лучшим образом, Мелисса теснее прижалась к нему и прошептала:

– Здесь есть и моя вина. Я не хотела выгонять тебя из спальни в нашу первую брачную ночь. Я страшно жалела об этом. Но я боялась… И тут она умолкла, понимая, что готова признаться в том, как отчаянно жаждала его любви. Она еще не была уверена в его чувствах, чтобы пойти на такой смелый шаг, хотя и было ясно, как он относится к ней. Но это еще не значит, что он ее любит. Ее не покидала тревога из-за его связи с Деборой Боуден.

Поскольку сам Доминик и думать забыл о Деборе, он не связал с ней внезапную перемену в настроении Мелиссы. Он так был очарован признанием жены, что не мог ни о чем думать, кроме как о том, что обожает ее. Ему так хотелось взять ее на руки и признаться ей в своей любви, но он хотел знать, чего Мелисса не договорила, и, целуя жену в уголки губ, спросил:

– Ты боялась – чего?

Мелисса таяла в объятиях, прижавшись к нему щекой, и Доминик боялся, что его

сердце остановится, пока он дождется ее признания. К несчастью, вместо голоса Мелиссы раздался другой голос – Джоша, внезапно появившегося на поляне.

– А-а, вот вы где! Я вас повсюду ищу. Люди сказали, что вы просили не мешать. Но я уверен: вы не будете против моего появления, если учесть, какие замечательные новости я принес!