Текст книги "Кровное родство. Книга вторая"

– Но ведь идет снег.

– Вот именно.

Прежде чем войти в здание лечебницы, Шушу, стоя на вычурном крыльце, несколько раз потопала ногами, стряхивая снег с ботинок. Затем, набросив поверх своего легкого летнего пальто беличью пелерину, принадлежавшую еще ее матери, она вошла и сказала девушке в регистратуре, что хотела бы повидать миссис О'Дэйр.

Улыбающаяся девушка исчезла, и через несколько мгновений вместо нее появилась еще шире улыбающаяся сестра Брэддок. При виде Шушу улыбка на ее массивном лице несколько потускнела, а брови приподнялись.

– Мистер Грант приехал вместе с вами? – Голос ее был звонок и нежен, интонации безукоризненно вежливы, но взгляд жёсток. – Он обычно сопровождает всех посетителей, приезжающих к миссис О'Дэйр. Мы не хотим, чтобы ее покой нарушали люди, которых ей не слишком хотелось бы видеть.

– Я приезжала с мистером Грантом вчера, – напомнила Шушу сестре Брэддок. – А завтра я уезжаю домой, на юг Франции. Мне хочется перед отъездом еще раз повидаться с миссис О'Дэйр.

Когда Шушу вошла в спальню, веки Элинор медленно поднялись.

– Привет, Шушу, – прошептала она, чувствуя, как облегчение теплой волной растекается по всем клеточкам ее тела. Теперь можно не волноваться. Теперь Шушу возьмет все в свои руки.

Шушу уселась на стул возле кровати, положив на колени свою старомодную сумку, и сложила на ней руки. Медсестра вышла, оставив подруг вдвоем.

– Ты можешь ходить, Нелл? – так же шепотом спросила Шушу. – Ты сама ходишь в уборную?

– Да, – слабо откликнулась Элинор. – Знаешь, они и не думают меня выписывать.

– Ну, теперь-то я здесь, так что мы еще посмотрим! Этой дряни, которой они тебя пичкают, хватило бы, чтобы убить дюжину кошек. Но как только ты выберешься отсюда, я живо приведу тебя в порядок. И больше никогда не оставлю тебя одну.

– Милая, родная моя! Но они не выпустят меня. Во всяком случае, по-хорошему. Я ведь подписывала какую-то бумагу.

– Думаю, это было заявление о добровольном поступлении в лечебницу. Эванс говорила, что они всегда так прикрываются. Само собой, им не хочется отпускать тебя, потому что, если ты уйдешь, они ничего не получат – а ведь наверняка им вся эта роскошь влетела в копеечку. – Шушу обвела взглядом комнату. – Но я не боюсь этой бабищи – я имею в виду, старшей сестры, хотя она и напоминает мне мою прежнюю начальницу. И Адама я тоже не боюсь.

Глаза Элинор наполнились слезами.

– Неужели ты считаешь, что Адам…

– Именно Адам, наивная моя овечка. Именно Адам засунул тебя сюда.

– Но почему же девочки допустили это? – с болью в голосе спросила Элинор. Она смутно припоминала, что Аннабел и Миранда побывали у нее, но Клер так и не приехала. По дороге в Лондон, в самолете, Адам говорил, что Клер по-прежнему не хочет видеть ее, он намекнул, что она ждет извинений со стороны бабушки. Как глупо все это, как глупо и грустно! Как по-дурацки они обе вели себя! Конечно же, она попросит прощения у Клер.

– Девочки верят Адаму, – ответила Шушу. – Но он слишком уж зарывается – норовит распоряжаться всем и всеми на свете. Он сказал даже, что содержание Сарасана обходится слишком дорого и что Правление собирается продать его, а тебя держать здесь, потому что так выйдет дешевле.

– Продать Сарасан! Ни за что! Но Адаму-то какое дело до всего этого? Он же не является депозитарием компании…

– Здесь не все чисто, поверь мне, – сказала Шушу решительно. – Но пока что давай не думать об этом. Сейчас самое главное – выдернуть тебя отсюда. И вот что мы сделаем…

Элинор жадно вслушивалась в шепот склонившейся к самому ее уху Шушу:

– Сейчас я вернусь в Истборн. Куплю два одинаковых пальто и две одинаковые шляпы – какие-нибудь поярче, чтобы бросались в глаза. Завтра я снова приеду сюда в десять и скажу таксисту, чтобы подождал. Велю отъехать немножко, чтобы не перегораживать подход к крыльцу, и ждать за этим углом. Потом войду – прямо с чемоданом, чтобы старшая сестра подумала, что я заехала по пути в аэропорт. Ей ведь неизвестно, что я должна была улететь еще вчера.

– Слава Богу, что ты не улетела!

– А в чемодане, Нелл, будут пальто и шляпа для тебя – точно такие же, как мои. Я помогу тебе одеться. Потом открою эти стеклянные двери в сад. Ты выйдешь – медленно, не торопясь, причем старайся не поворачиваться лицом к дому – и пойдешь к моему такси. Сядешь в него. Я подожду, пока ты сядешь, потом просто выйду через главную дверь с пустым чемоданом. А потом мы что есть духу рванем в аэропорт и первым же самолетом улетим в Ниццу.

– Шушу, милая моя Шушу, это просто великолепный план! – Лицо Элинор сморщилось, и она заплакала.

Дверь спальни распахнулась, и на пороге возникла собственной мощной персоной сестра Брэддок.

– Не следует переутомлять миссис О'Дэйр, – безапелляционно заявила она.

Шушу поднялась:

– Я как раз собиралась уходить. Завтра я еще раз заеду на минутку, по дороге в аэропорт, чтобы попрощаться. – И, обернувшись к Элинор, погрозила ей пальцем: – Смотри же, будь умницей и делай все, как я тебе говорила…

На обратном пути, сидя в такси, Шушу снова и снова возвращалась в мыслях к своему плану, представлявшемуся ей удачным и сравнительно легко выполнимым. Ей вспомнилось, как в свое время, на фронте, они с Нелл время от времени устраивали достаточно рискованные эскапады. Этих воспоминаний, хотя и грустных и тяжелых, но неизменно вызывавших улыбку на ее губах, ей хватило до самого отеля.

В сумерках вечереющего дня такси остановилось у подъезда. Шушу расплатилась с шофером, повернулась, чтобы войти, и тут услышала негромкий щелчок. В следующую секунду она лежала плашмя на снегу; в глазах мельтешили искры от пронизывающей все тело боли, и, не в силах подняться, она могла лишь беспомощно барахтаться, точно опрокинутый на спину жук.

Шушу сразу поняла, что случилось: то был перелом тазобедренного сустава. Ее взбесило, что это произошло безо всякого повода с ее стороны: она ведь не бежала за автобусом, не прыгала с лестницы – она просто шла. Но у нее была собственная теория на сей счет: со старыми людьми это случается не потому, что они падают, а как раз наоборот – они падают потому, что в результате долгого процесса разрушения сустав в конце концов ломается.

Таксист выскочил из машины и бросился к ней: – Слава Богу, что я увидел вас в зеркало, а то ведь я уже было совсем уехал.

Он побежал в гостиницу за помощью. Лежа на снегу, Шушу поняла: побег Элинор придется отложить, и нужно найти способ сообщить ей об этом. Пожалуй, самое разумное будет связаться по телефону с Мирандой.

На следующий день Элинор снова прятала таблетки под язык, потом выплевывала их в носовой платок, а позже спускала в унитаз. Изо всех сил сдерживая возбуждение и нетерпение, она ждала Шушу.

Но Шушу не приехала.

Через несколько дней, не получая никаких известий от Шушу, Элинор почувствовала, что начинает терять надежду. Медсестры поняли, что она не глотает прописанных ей лекарств, и стали растворять их в воде, заставляя ее выпивать все до дна. Изредка обретая способность более или менее связно мыслить, Элинор, как и прежде, задавала себе вопрос: неужели она действительно сходит с ума?

Глава 22

Понедельник, 4 марта 1968 года

– Мистер Грант? Скажи ему, чтобы прошел прямо ко мне.

Положив телефонную трубку, Миранда, выглядевшая строго и даже несколько чопорно в сером фланелевом костюме с высоким воротником-стойкой, посмотрела на дорожные часы от Картье, стоявшие на ее белом письменном столе. Она только что закончила читать целую кипу докладных, все еще высившуюся перед ней; и по каждой приходилось принимать решение – завтра предстояло заседание менеджеров.

Адам вошел неспешно, держа руки в карманах темного делового костюма. Увидев бледное, утомленное лицо Миранды, он сказал:

– Я думал, ты сегодня отделаешься пораньше и мы пойдем смотреть „Волосы".

Премьера этого психоделического американского мюзикла, воспевавшего хиппи, их ценности, свободную любовь и протест против войны во Вьетнаме, состоялась на следующий же день после отмены чемберленовской цензуры на фильмы и театральные постановки.

– Мне бы очень хотелось, но… – Миранда ткнула пальцем в гору бумаг. – А завтра мне нужно выкроить время, чтобы навестить Шушу. (Та все еще находилась в одной из истборнских больниц.)

– Ты можешь хотя бы на один вечер забыть обо всем? Тем более что есть повод кое-что отметить: за первый год существования „СЭППЛАЙКИТС" как акционерного общества открытого типа наши прибыли возросли на двадцать процентов.

– Но зато прибыли „КИТС" упали на тридцать тысяч, – напомнила Миранда.

Адам пожал плечами:

– Это и понятно. „КИТС" в течение всего первого года покрывала все расходы „СЭППЛАЙКИТС", включая огромные гонорары консультантам и банковские проценты. Если взглянуть на все глобально, на самом деле это вовсе не потери.

– Но меня беспокоят не только эти потери, – возразила Миранда. – У „КИТС сейчас здорово ослабли средний менеджмент и внутренние связи, что создает большие проблемы. И потом, нужно расширять нашу торговлю, но сейчас мы не можем себе этого позволить.

– Если ты знаешь, в чем заключается проблема, ты можешь ее решить.

– Разумеется – если бы у меня было время для этого. – Миранда устало положила ручку. – Мне так хотелось бы вернуться назад на два года, когда все мое время уходило только на раскручивание „КИТС"! Меня просто убивает, что приходится тратить столько времени впустую – на позирование перед фотоаппаратами и прочую чепуху.

– На самом деле твоя проблема заключается в том, что ты взлетела слишком высоко и слишком быстро, Миранда. Многие мечтали бы иметь твои проблемы.

– Каждое утро, просыпаясь, я задаю себе один и тот же вопрос: если у меня и правда дела идут чертовски хорошо, почему же мне-то самой тан плохо, почему я чувствую себя такой разбитой?

– Тебе просто нужно передохнуть пару дней, – успокоил ее Адам. – Почему бы не слетать в Сен-Морис и не устроить себе там долгий, ленивый уик-энд? Немного снега, немного солнца. – Не вынимая рук из карманов, он обошел ее подковообразный стол и приблизился к ней.

Миранда, рассмеявшись, повернулась к нему в своем белом вращающемся кожаном кресле:

– Что это с тобой сегодня, Адам? Ты какой-то не такой. Чего ты хочешь?

Наклонившись, Адам быстрым движением расстегнул ворот ее строгого костюма.

– Тебя, – невозмутимо заявил он, просовывая руку под серую фланель.

Никогда прежде он не вел себя так на работе, и Миранда не ожидала этого. Она почувствовала, как все ее тело немедленно и неудержимо отозвалось на запретную ласку. Дрожа, трепеща, она нащупала позади себя телефон.

– Джун, будь любезна, не соединяй меня ни с кем, – голос ее прозвучал даже, пожалуй, чересчур естественно.

Заставив ее встать с кресла, Адам расстегнул еще две пуговицы, рванул молнию на юбке. Миранда осталась в светло-желтой комбинации и черных сапожках на высоких каблуках. Адам спустил с ее плеч желтые бретели.

– Мы же договаривались… – пролепетала Миранда, задыхаясь, – что в конторе… никогда…

– Что-то не припомню, – Адам поднял ее на руки и уложил на белый стол; бумаги разлетелись, часы от Картье хлопнулись на пол. – Сапожки мы, пожалуй, оставим.

– Адам, я не могу так рисковать. Если бы Джун зашла сюда, через несколько секунд об этом уже было известно всей компании. А дверь я запереть не могу. Давай лучше поедем ко мне и…

И тут Адам сказал ей такое, чего она меньше всего ожидала. Глядя сверху вниз на ее пламенеющие волосы, на ее обнаженное загорелое тело, он прошептал:

– Я люблю тебя. Миранда лишилась дара речи.

Адам принялся поглаживать ее тело, приговаривая:

– Я люблю все, что у тебя есть… и сверху… и снизу… и сзади… и спереди… Я люблю тебя, потому что ты так возбуждаешь меня… и люблю смотреть, как ты сама этим наслаждаешься…

– Только с тобой, – выговорила Миранда.

Дотянувшись до одной из полок позади стола Миранды, Адам подхватил коробочку с образцами косметики. Открыв ее, он достал губную помаду цвета фуксина и написал ею на груди Миранды: „Классные сиськи".

Затем, осторожно перевернув Миранду на столе, он взял баночку с бирюзовыми тенями для вен, обмакнул в нее указательный палец и крупно вывел на ягодицах: „Классный зад".

Еще раз перевернув Миранду и разведя в стороны ее бедра, на каждом из них фиолетовым карандашом для бровей он нарисовал по стрелке и там, где они сходились, сделал соответствующую надпись.

Ярко-красной помадой он изобразил нечто вроде браслетов из сердечек вокруг запястий Миранды, бедра украсил гирляндами из „поцелуев", воспользовавшись для этой цели зеленым карандашом для вен, а в заключение обсыпал все тело Миранды цветными блестками.

Взглянув на дело рук своих, он решил, что еще кое-чего не хватает, и, найдя коробочку румян, нанес их на пушистый треугольник под животом Миранды, после чего, выбрав самый дорогой лосьон для снятия косметики, принялся круговыми движениями растирать румяна.

Потом, по дороге в театр, на заднем сиденье „мерседеса" Миранда отдыхала, блаженно припав головой к плечу Адама.

– Кстати, – произнес вдруг он тоном, каким обычно говорят о малозначительной вещи, которую все собирались, да каждый раз забывали сказать, – помнишь, ты говорила, что хотела бы расширить сеть торговых точек „КИТС"?

Миранда кивнула.

– И что тебе хотелось бы выйти и на рынки других стран, где уже котируется система „КИТС"?

Миранда снова кивнула.

– А плюс к тому – „СЭППЛАЙКИТС" тоже нужны деньги. Похоже, нам удастся приобрести компанию „Штибель – Штайн" – товары по почте, и я уже сделал кое-какие прикидки, как раздобыть нужную сумму. Вообще-то, именно с этим я и шел к тебе… бессовестная соблазнительница.

– Ты не мог бы объяснить поподробнее? – сонно пробормотала Миранда. „Не заснуть бы прямо в театре", – подумала она.

– Мы сделаем еще одну эмиссию.

Разом стряхнув с себя дремоту, Миранда резко выпрямилась. Она прекрасно знала, что, если компания выпускает дополнительное количество акций с целью получения новых средств, реальная стоимость акций, уже находящихся в обращении, падает.

– Мне не нравится эта идея, – сказала она. – При этом моя доля еще больше уменьшится.

Адам пропустил мимо ушей ее возражение.

– Чтобы собрать нужную сумму, – продолжал он, – думаю, нам придется сделать эмиссию из расчета один к трем.

– То есть по одной новой акции на каждые три уже существующих. Ты хочешь сказать, что вместо трех апельсинов, находящихся в моей полной собственности, я буду владеть тремя четвертями от четырех апельсинов.

– Абсолютно верно. Ты по-прежнему будешь стоить столько же, сколько и раньше, но работающий капитал компании увеличится.

– Но ведь новая эмиссия наверняка сделает „СЭППЛАЙКИТС" более уязвимой, – беспокоилась Миранда.

– Теоретически – да, но не похоже, чтобы произошло что-нибудь такое, – дела у компании идут хорошо и акционеры одобряют ее деятельность. – Адам дружески похлопал по колену Миранды. Инстинктивно она отодвинулась от него.

– Ты же знаешь, очень немногие из руководителей акционерных обществ открытого типа являются держателями контрольного пакета, – терпеливо принялся объяснять Адам. – Тебе не о чем беспокоиться. Твои акционеры полностью доверяют тебе. И потом, не забывай, что твою роль в компании просто невозможно преуменьшить: ты – самый крупный акционер, и ты – лицо фирмы.

Миранда вздохнула.

– Знаешь, ты всегда почему-то огорошиваешь меня подобными вещами именно тогда, когда я меньше всего этого ожидаю.

– Прости, дорогая. Я думал, что тебе эта идея понравится так же, как и мне.

Мысленно он упрекнул себя за то, что повел дело таким образом. Ему следовало придерживаться обычной своей тактики: когда ему нужно было, чтобы Миранда подписала какой-нибудь документ, который мог вызвать у нее возражения, Адам всегда подавал его среди целой кучи других бумаг и обязательно в конце дня, когда Миранда, утомленная работой, теряла свою обычную бдительность. Он говорил ей, что по этим документам решение необходимо принять немедленно. Когда Миранда принималась изучать их, он отвлекал ее внимание, задавая вопросы на другие темы, а возникающие возражения подавлял мощью и обоснованностью своих аргументов. Привыкшая доверять Адаму, Миранда позволяла ему убедить себя.

На следующее утро Миранда отправилась в Истборн. Вид бабушки, как и в предыдущие приезды, больно поразил ее: Элинор, бледная, с измученным лицом, неподвижно лежала среди подушек и на своей широкой постели выглядела особенно маленькой, хрупкой и беззащитной.

Как и в прежние визиты Миранды, она узнала внучку, но, казалось, едва нашла в себе силы, чтобы пошевелить губами:

– Где Шушу? Что с ней?

– О, у нее все хорошо, просто прекрасно. – Миранда, не желая волновать бабушку, не стала рассказывать ей о несчастном случае с Шушу.

– Тогда почему она не приходит ко мне? – почти беззвучно выговорила Элинор.

– Она… она в Сарасане, – солгала Миранда.

– Тогда пусть они поставят мне телефон, – прошептала Элинор.

– Нельзя, дорогая. Нельзя, пока ты проходишь курс лечения, – грустно ответила Миранда.

Выйдя от Элинор, она направилась в истборнскую городскую больницу. Шушу лежала на высокой железной выкрашенной черной краской кровати в тесной, как обувная коробка, палате с бледно-зелеными стенами; такие же бледно-зеленые трубы тянулись вдоль них у самого пола и под потолком, затейливо переплетаясь на нем.

При виде Миранды Шушу стащила с головы наушники радио.

– Вот молодец, что приехала навестить свою старую Шушу! Я тебя жду с самого утра. Розовая азалия! Да зачем это, сумасшедшая ты девчонка!

– А вот этот пеньюар тебе прислала Аннабел.

– Ярко-розовый! Я буду чувствовать себя в нем кинозвездой в зените славы.

– Неужели они не могли поместить тебя в более приличную палату? – спросила Миранда, мысленно сравнивая эту едва ли не нищенски обставленную каморку – лучшие апартаменты больницы – с роскошным пристанищем Элинор.

– Да Бог с ней, плевать, – прервала ее Шушу. – Скажи лучше: ты уже была у Нелл? Почему меня не соединяют с ней?

– Они говорят, что Ба все еще нужен полный покой. У нее забрали телефон после того, как она попыталась позвонить в Букингемский дворец, чтобы напрямую пожаловаться королеве.

– Да они просто пичкают ее всякой дрянью! Половину времени она вообще не соображает, что делает! Тебе следовало бы забрать Элинор оттуда, детка. Поместить ее в лондонскую клинику и посоветоваться с другими докторами.

Миранда отвела взгляд. Произнеси она только слово „паранойя", Шушу немедленно заявит, что Элинор попала в руки банды шарлатанов. Ей хорошо были известны взгляды Шушу на психиатрию: все психиатры – это просто „трюкачи", к которым нельзя относиться серьезно и которые говорят, что взрослые мужчины влюблены в собственных матерей; одним словом, неприятный народ.

– Я думаю, – мягко сказала Миранда, – что пока это наилучшее место для Ба. Нам не следует мешать ее лечению.

– Лечению! – презрительно фыркнула Шушу. Интересно было бы выяснить, с чего это обычно живущая собственным умом Миранда теперь взялась поддерживать Адама. А уж ноль скоро это тан, а не иначе, доверяться ей не стоит. То есть освобождение Элинор придется отложить до тех пор, пока сама она, Шушу, не выйдет из истборнской больницы. Хуже всего, что она не может даже написать Нелл: наверняка эта кошмарная баба – старшая медсестра – читает каждую адресованную Элинор строчку.

В роскошном зале „Савой-Грилл", обставленном в стиле тридцатых годов, Адам просматривал список дорогих вин, выбирая достойное сопровождение для колчестерских устриц, паштета из печени и портерхаузского бифштекса, заказанных его гостем, Элистером Стэйси-Криппсом, старым школьным приятелем, – теперь брокером.

Когда официант удалился, гость Адама продолжал прерванное его появлением изложение событий:

– В полдень стоимость акций составляла сорок шесть шиллингов, а всей „СЭППЛАЙКИТС" – три миллиона фунтов.

Адам кивнул:

– Мы предлагаем уже существующим держателям акций новый выпуск из расчета один к трем, на восемь процентов дешевле.

– Ты уверен, что Миранда захочет это сделать?

– Вне всяких сомнений. – Недавно трест отклонил просьбу Миранды о выделении ей средств на покупку нового самолета и расширение ее дома. Подумав об этом, Адам прибавил: – Более того, она будет просто счастлива продать эти акции.

– А ты уверен, что эта бермудская компания, находящаяся под твоим контролем, даст мне беспроцентную ссуду в полмиллиона фунтов на их покупку?

– Абсолютно уверен. А потом ты продашь их мне, заработав при этом шесть пенсов на каждой акции.

– После того как ты уведомишь об этом Миранду, – напомнил Элистер. Хотя к этому закон не обязывал, в обычной практике было принято, чтобы управляющий акционерным обществом ставил в известность президента компании, что он собирается приобрести ее акции. – Мне нужно, чтобы тут все было чисто. Сейчас в рунах у Миранды шестьдесят процентов акций, у тебя пятнадцать, и двадцать пять – у остальных акционеров. Но если мы проделаем то, что задумали, у нее останется всего сорок пять процентов, а когда ты купишь ее акции плюс те, что вы выпускаете сейчас, у тебя окажется тридцать.

Адам попробовал поданное ему вино, одобрил кивком головы, и официант аккуратно наполнил оба бокала „Шато Марго" урожая сорок пятого года.

– И тогда, – продолжал Элистер, – ты хочешь, чтобы я быстренько скупил у других держателей столько акций, сколько удастся.

Адам снова кивнул:

– Средства будут тебе предоставлены по первому требованию.

– Той же самой бермудской компанией? – поинтересовался Элистер.

Адам кивнул в третий раз.

– Но ты понимаешь, Адам, что по закону я обязан проинформировать „СЭППЛАЙКИТС" о том, что скупил эти акции?

– Если – позже – кто-нибудь спросит тебя об этом, пригласи его в свою контору и выуди из какой-нибудь папки копию своего уведомления. Это будет выглядеть так, как будто ты на самом деле посылал его. А на почте, сам знаешь, письма частенько пропадают.

– Отличный кларет, – заметил Элистер и поднял свой бокал: – Ну, за твой контрольный пакет.

Вторник, 7 мая 1968 года

Сидя в своей домашней библиотеке, Адам скрашивал ожидание небольшими глотками шотландского виски.

Наконец телефон зазвонил.

– Я купил еще шестнадцать процентов акций „СЭППЛАЙКИТС", – сообщил Элистер. – Теперь ты контролируешь сорок шесть процентов – на один больше, чем Миранда. Больше купить не смог, потому что цена резко подскочила из-за поднявшегося спроса. При закрытии торгов они шли уже по шестьдесят шиллингов, то есть стоимость „СЭППЛАЙКИТС" составила пять и одну десятую миллиона.

– Хорошо. Во что тебе обошлись акции?

– В миллион четыреста шестьдесят одну тысячу сто пятьдесят фунтов.

– Ну, ты неплохо наварил, – заметил Адам.

– А что Миранда? – не смог удержаться от вопроса Элистер. – Так ничего и не почуяла?

– Элистер, Миранда просто на седьмом небе: ее акции подскочили в цене, так что сейчас они стоят намного больше двух миллионов.

На самом деле во второй половине дня Миранду начал беспокоить стремительный взлет ее акций, и она спросила Адама, не кажется ли ему, что кто-то скупает их, с тем чтобы забрать компанию в свои руки.

Адам рассмеялся и посоветовал ей не драматизировать ситуацию. Подобное может случиться, но когда компания будет твердо стоять на ногах, а пока она еще только делает свои первые шаги, так что беспокоиться не о чем.

Как только Адам положил трубку, ему сообщили, что пришел тот, кого он дожидался. Посетитель оказался маленьким, плешивым человечком, выглядевшим по меньшей мере лет на пятнадцать старше своих тридцати пяти.

– Привет, Пол, – поднялся ему навстречу Адам. – Как доехал?

– Спасибо, неплохо, – ответил Пол Литтлджон, осторожно присаживаясь на диван. – Пожалуйста, виски, но разбавь его. Как здоровье миссис О'Дэйр?

– К сожалению, она еще жива, – усмехнулся Адам. – Но это долго не протянется. Я ясно дал понять Крэйг-Данлопу, что семья не хочет продления ее жизни – по религиозным соображениям. Он отлично понял, что имелось в виду: если она умрет, ему обломится здоровенный куш, если нет – она будет перевезена в другую лечебницу.

– Теперь жива она или нет – не имеет значения. Я фактически контролирую деятельность треста, ты свободен от всякой ответственности перед законом, – Литтлджон пожал плечами. – И наши действия не могут быть оспорены ни по бермудским, ни по британским, ни по каким-либо иным законам.

Адам улыбнулся:

– А как обстоят дела с поступлениями?

– Все, что следовало получить, получено. Два процента, как уговорено, – гонорар моей фирме, остальное немедленно переведено на соответствующий номерной счет в швейцарском банке.

– А что с переводом капитала?

– Тут нужно действовать не столь проворно и как можно осторожнее… – Пол Литтлджон пригубил виски. – Все акции проданы, деньги помещены в различные банки, согласно твоим указаниям. Однако пока я не могу перевести их все разом в Швейцарию. Если я это сделаю, бермудские власти замучают нас расспросами, когда сестры обнаружат, что денежки уплыли.

– Ну, власти я беру на себя. Литтлджон предостерегающе поднял ладонь:

– Но отбиваться-то придется мне, вот я и хочу проявить осторожность.

– Да, отбиваться придется тебе, но ты с этого поимеешь – и имеешь уже – неплохие деньги, мягко говоря. Все остальное тоже идет по плану?

Литтлджон кивнул:

– Деньги регулярно вкладываются в наши фиктивные компании, которые должны одна за другой обанкротиться в течение ближайших шести месяцев.

– Отлично!

– Но предупреждаю тебя, Адам: мне придется оставить кое-что – процентов пятнадцать или чуть больше – в компании Дав, иначе я не сумею оправдать своих действий.

– Не понимаю, что мешает тебе полностью очистить счет.

– С неудачными вложениями все будет выглядеть нормально, – принялся объяснять Пол Литтлджон. – Никто не может предвидеть будущего, так что здесь успех или неудача – дело случая. Но если мы ничего не оставим в кассе, то кто-нибудь обязательно заподозрит, что дело нечисто, и, подмазывай не подмазывай, но просто так мне не отделаться.

Адам некоторое время обдумывал сказанное.

– Если у них останется пятнадцать процентов, – сказал он наконец, – тогда я сейчас же перестаю транжирить деньги треста на капризы этих дур – собственно, я уже начал понемногу закручивать гайки. И как можно скорее продам эту чертову хоромину – Сарасан.

– Не жадничай, – предостерег его Литтлджон. – Мы должны постараться, чтобы официальное расследование началось не раньше, чем через год, иначе мы погорим. Это единственное, что меня беспокоит. В течение этого времени мы не можем подвергать наши операции ни малейшему риску. Так что пригляди за сестричками. Как – это уже твое дело.

– Их я тоже беру на себя, – доверительно сказал Адам. – Уж я-то позабочусь, чтобы им было не до нас. А ты перекачивай деньги на швейцарские счета, и чем скорей, тем лучше!

Пол Литтлджон кивнул. Хотя Адам и не говорил ему этого, он отлично знал, что, как только деньги попадут в Швейцарию, они будут переведены на пять разных банковских счетов, номера которых известны только Адаму.

Четверг, 23 мая 1968 года

Адам сидел за ленчем в „Савой-Грилл" за своим столиком, что стоял напротив входа в зал, но несколько в стороне; это позволяло Адаму видеть всех входящих, не бросаясь им в глаза и не обнаруживая своего интереса к ним. Он ел перепелиные яйца и, хмурясь, перечитывал письмо от „Ллойдс", предупреждавшее его о том, что в скором времени ему надлежало уплатить довольно крупную сумму.

Когда возле столика выросла высокая худощавая фигура его гостя, Адам поднял глаза, сунул письмо в карман и встал:

– Рад видеть тебя, Скотт.

Скотт Свенсон явился в джинсах, куртке из той же ткани и темно-синей футболке, поверх которой на голой шее болтался широкий полосатый розово-коричневый галстук – зрелище поистине впечатляющее. Галстук одолжил Скотту метрдотель, поскольку мужчин без этой детали туалета в „Савой-Грилл" не допускали.

Скотт уселся за столик.

– Привет, Адам!

Ему бросилось в глаза, что облик Адама ничуть не изменился за то довольно долгое время, что они не виделись. Вокруг них сидели мужчины с волосами до плеч, с золотыми цепочками на шее, в розовых сорочках, отделанных оборками, узких в бедрах и расклешенных брюках и цветных ботинках на платформе, но прическа, одежда и обувь Адама были выдержаны в строгом соответствии с традициями. Скотт готов был поклясться, что Адам ни разу не надел пальто из змеиной кожи, которое подарила ему Аннабел на прошлое Рождество.

Скотт отодвинул в сторону предложенное меню:

– Я буду есть то же, что и ты, Адам, и еще выпью стакан молока. У меня впереди тяжелый день, а завтра мне нужно быть в Париже – я готов даже спрыгнуть туда с парашютом, если не найдется никакого другого способа доставить меня на место. Я должен освещать начавшиеся волнения.

– Приятно слышать, что твоя жизнь протекает гораздо более бурно, чем моя.

– На самом деле все это не так-то легко. – Работа Скотта в большом телевидении потребовала гораздо больше времени и сил, чем он предполагал.

– А что вообще легко в этой жизни?

– Вообще-то я хотел встретиться с тобой по просьбе Аннабел, – проговорил Скотт, уклоняясь от философствований.

– Что-нибудь случилось? Мы с ней виделись – правда, недолго – всего пару недель назад, когда она ехала навестить Шушу.

Как раз накануне того дня, когда Шушу должны были выписать из больницы, стальная спица, на которой теперь держалась ее бедренная кость, ослабела, и врачам пришлось делать все заново.

Зеленые, в золотистых искорках глаза Скотта испытующе взглянули на Адама.

– Аннабел не понимает, что происходит, – проговорил он. – Раньше Правление выделяло ей весьма значительные суммы, а теперь отказывает в куда меньших.

Адам отпил из своего бокала.

– Вначале имевшиеся деньги распределялись между Аннабел и Мирандой. Обе они запрашивали довольно много, так что в конце концов казна здорово истощилась, и теперь, насколько я понимаю, Правление решило не разбазаривать сразу новые поступления, а подождать, пока не поднакопится нечто посолиднее. – В этот момент подошел официант, принесший пирог с мясом и почками. Когда он удалился, Адам продолжал: – Кроме того, лечение Элинор обходится компании в кругленькую сумму. – Наклонившись к блюду с горошком, он втянул носом запах: – Со свежей мятой! Вот вкуснота!.. Ты ведь знаешь, Скотт, я никоим образом не контролирую деятельность компании Дав, но если Аннабел понадобились лишние средства, я с удовольствием внесу предложение о выделении их.

– Аннабел предпочла бы иметь пусть скромный, но регулярный доход, а не получать крупные суммы от случая и случаю, – сказал Скотт. – И если не ты контролируешь деятельность компании, то пора бы уже нам узнать, кто этим занимается. Мы хотим знать все о компании Дав и об управлении ею. Мы хотим понять ее структуру, цели и обязанности. Мы хотим точно знать, какими фондами она распоряжается, где эти фонды находятся и на какой регулярный доход от капитала мы можем рассчитывать.