Текст книги "Кровное родство. Книга вторая"

С бьющимся сердцем Аннабел открыла дверь квартиры Адама. Из гостиной доносился голос радиодиктора, передававшего сводку новостей. Значит, Адам был дома. Сердце Аннабел билось где-то у самого горла, когда она медленно вошла в комнату.

– Где тебя носило, черт побери? – раздраженно спросил Адам, сидевший в одном из прозрачных надувных кресел со стаканом виски в руке.

– Я же все написала в записке. Я была в доме отдыха, в Сент-Айвори.

– Ты написала просто „еду в дом отдыха", но не написала, в какой, – тем же тоном буркнул Адам. – А если бы кому-нибудь понадобилось разыскать тебя? Если бы что-нибудь случилось с твоей бабушкой?

– Прости… я об этом не подумала… – голос Аннабел предательски сорвался.

– Ну ладно, раздевайся скорее. Я только что сказал миссис Прайс, чтобы подавала ленч. – Адам не поцеловал ее.

Аннабел подумала: удастся ли ей выдержать этот ленч с глазу на глаз, зная, что доказательство ее кражи находится рядом, всего в нескольких шагах – в ее красной сумочке на длинном ремне? И решила, что нужно, не теряя времени, положить документы на место. Конечно, риск велик, но ведь Адам опять уселся в кресло с новой порцией виски, и ей вполне хватит на все трех минут.

– Только пойду сниму сапоги – они совсем промокли, – сказала она.

Подхватив сумочку, она торопливо взбежала по лестнице в спальню. К тому моменту, как она добралась до последней ступеньки, ноги у нее были словно ватные от страха.

Она закрыла дверь спальни, однако запереть ее не осмелилась. Быстро подошла к бюро, откинула крышку, осторожно вытащила средний ящик, изукрашенный тонкой резьбой. Дрожащими руками открыла сумочку, вынула записные книжки и конверт, положила их на место, вдвинула ящик на место и закрыла крышку.

Волна облегчения прокатилась по всему ее телу… но оно тут же сменилось ужасом, когда она отошла от стола.

В дверях стоял, глядя на нее, Адам.

– Ищешь марки? – как ни в чем не бывало спросил он. – Они во втором ящике снизу, слева. Я принес тебе кампари с содовой – попробуй и скажи: может, добавить еще кампари? И спускайся скорее, дорогая. Миссис Прайс уже начала надуваться. Ты же знаешь, она любит уходить ровно в три.

– Ей здорово досталось сегодня. Кажется, я устроила в ванной настоящий потоп. – Напиток не шел в горло Аннабел, но она выпила все до дна, и Адам вышел, унося стакан. Упав на диван, дрожащими руками она начала стаскивать с ног узкие сапожки.

Видел ли он?

Если да, то почему ничего не сказал? Да нет, он не видел. Этого не может быть. Об этом и подумать страшно.

Спустившись на нижний этаж, Адам тщательно закрыл за собой дверь гостиной. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок мысли. Аннабел могла искать в бюро только одно – записные книжки, и ужас, отразившийся на ее лице, подсказал ему, что она обнаружила их. Где она их спрятала? В одежде? В сумочке? Что Аннабел собирается с ними делать – передать кому-то, кто ждет ее снаружи? Одна она с таким делом, конечно, не справится. И уж тем более ей не понять, что в этих книжках. Наверняка ее послал выкрасть их кто-то, кому известно, какая информация в них заключена… и этот кто-то наверняка поджидает ее где-нибудь неподалеку. Конечно, можно обыскать сумочку Аннабел, можно обыскать ее и отобрать книжки – но этот неизвестный кто-то не оставит попыток заполучить их.

Нужно взять себя в руки, серьезно подумать и не паниковать. Вот что следует сделать: убедить сообщника Аннабел в том, что у Адама нет никаких книжек. Но как это устроить?

Скажем, предоставить Аннабел возможность вынести из дома все, что ей заблагорассудится. А потом… потом, скажем, на нее нападут, ограбят – и, конечно, отберут сумочку – прежде чем она сумеет передать книжки кому бы то ни было. Чтобы все выглядело убедительно, придется немного намять ей бока… но эта тварь того заслуживает..

Да, именно так и надо действовать.

Он должен сохранять спокойствие – еще слишком многое надо сделать. Нужно устроить, чтобы кто-нибудь пошел следом за Аннабел и проводил ее до какого-нибудь относительно безлюдного места, где можно напасть на нее. Пожалуй, понадобятся двое – на случай, если ее сообщник околачивается поблизости от дома. Тогда следует заняться еще и им. Наверное, стоит послать троих… Майк сумеет все устроить. О Господи, только бы найти Майка…

А может, лучше бросить все к чертовой матери и поскорее выбраться из страны, не дожидаясь, когда со счетов компании Дав утекут последние деньги? Ведь большая их часть уже вне пределов досягаемости их прежних владельцев – лежит себе и поджидает его… Вряд ли есть какой-либо повод, чтобы его задержала полиция, но уж если рыльце в пушку, поневоле приходит в голову всякое. Береженого Бог бережет. Если он успеет удрать вовремя, все обойдется… А вдруг в аэропортах уже установлен контроль?.. Спокойно, спокойно, без паники. Причин для беспокойства нет. Если даже книжки попадут в чужие руки, все равно никто, кроме него самого, не знает, где теперь эти деньги и как до них добраться. Нет, бояться ему нечего. Главное – не терять хладнокровия…

Однако, как бы то ни было, это неплохая идея – организовать „похищение" книжек, а заодно рассчитаться с Аннабел. Пусть дадут урок этой гадине… а если при этом достанется и ее сообщнику, то станет известно, кто он такой. Не исключено, что она помирилась с этим кретином-телевизионщиком – своим мужем… Так пусть достается обоим. Пусть им расшибут в кровь их смазливые рожи… Да, правильно.

Теперь, когда он решил, что делать, оставалось только связаться с Майком. Разумеется, брату потребуется некоторое время, чтобы организовать, так что надо задержать Аннабел здесь, пока его люди не прибудут на место. Но он знает безотказный способ задержать ее… Что может быть лучше, чтобы убить время: заняться этой паскудой и уделать ее так, чтобы всю жизнь помнила!

Адам протянул руку к телефону. Слушая гудки, он то нервным движением приглаживал прядь волос на лбу, то рывком головы отбрасывал ее назад.

– Майк! Слава Богу, что я застал тебя. У меня проблемы… Я знал, что ты это скажешь… Слушай: мне нужно, чтобы ты занялся кое-кем… Я не стал бы тебя просить без крайней нужды, честное слово… Нет, только слегка напугать… Спасибо… Вообще-то прямо сейчас… Ну, прости… Спасибо… Ну… Аннабел О'Дэйр… Но ты же ясно сказал, что поможешь! Майк, если нет, то я пропал! Потом я тебе все объясню, и ты сам увидишь, что другого выхода нет – мне остается только либо выбросить ее из окна, либо выброситься самому… Нет, нет, конечно, не собираюсь!

Адам коротко объяснил брату, что только что застал Аннабел за кражей кое-каких документов, которые он тщательно прятал и из-за которых мог угодить в тюрьму.

– То, что она взяла, – это записи о деталях некоторых банковских сделок. Для нее они абсолютно бесполезны, поскольку она не знает номеров банковских счетов, – голос Адама звучал все более отчаянно. – Я должен узнать, что за сволочь послала ее… кто охотится за моими записными книжками… поэтому мне просто необходимо угостить Аннабел тан, чтобы ей и в голову не пришло попытаться сделать это снова… или обратиться в полицию… Почему бы мне самому этим не заняться? Да потому, что, если это сделает кто-то другой, она больше испугается. И вся эта шайка поймет, что у меня есть сильные друзья. Пусть Аннабел почувствует, что, если даже я попаду за решетку, она не будет в безопасности… Конечно, я знаю, что мне лучше не быть замешанным.

Слушай, я хочу, чтобы это сделал кто-нибудь другой, из тех же самых соображений, из каких Тоби Сатч заставляет заниматься подобными делами других… Умоляю тебя, Майк, мне нужна именно твоя помощь… Ты поймешь сам, когда я расскажу тебе все… Я не умею делать такие вещи. Если не удастся пугнуть ее как следует, мне остается только сматываться из страны… Спасибо, Майк… Сколько времени тебе понадобится?.. Да-да, уж на пару-то часов я сумею ее задержать. Спасибо! – Когда он положил трубку, глаза его торжествующе горели.

Ленч оказался вкусным, хотя и без особых выдумок: суп из зеленого горошка, запеченный морской язык по-дуврски, густой шоколадный мусс и отлично вызревший камамбер.

За столом Адам беззаботно болтал разную чепуху: о романе Джона Леннона с Йоко Оно, который был в полном разгаре, о том, высадят ли американцы в этом году человека на Луну, о том, что Голда Меир станет первой женщиной – премьер-министром Израиля; спрашивал, хочет ли Аннабел остаться вечером дома или поехать танцевать в „Сибиллу".

Каждая минута ленча Аннабел казалась часом. Она пребывала в смятении, стыде и тревоге, зная, что не слишком хорошая актриса. В свое время это подтвердила кинопроба, сделанная в Лос-Анджелесе.

Допив кофе, Адам наконец обратил внимание на необыкновенную прическу Аннабел.

– Я знаю, что ты провела все утро у парикмахера, чтобы стать похожей на Марию Антуанетту, – сказал он, улыбаясь. – Но знаешь, мне что-то очень захотелось испортить тебе прическу.

По-прежнему улыбаясь, он встал, обошел стол, отодвинул стул Аннабел, чтобы она могла подняться, и, крепко сжав ее запястье, повел к лестнице.

Было без четверти три. Майк сказал, что нужно сделать все не раньше пяти, чтобы как следует стемнело.

Глава 30

Пятница, 31 января 1969 года

Адам решительно вел Аннабел наверх, и ей ничего не оставалось, как следовать за ним. Она должна была точно исполнять свою обычную роль: примись она выдумывать отговорки, это выглядело бы странно – такого раньше никогда не случалось. Реакции Адама были такими же быстрыми, а интуиция – такой же чуткой, как у его проклятого черного кота. Он мгновенно понял бы, что за отказом Аннабел кроется нечто другое.

Тогда он принялся бы задавать ей вопросы – сначала мягко, вкрадчиво, как бы между прочим, потом мало-помалу все быстрее, острее и беспощаднее. Аннабел знала, что начнет нервничать, сбиваться, противоречить самой себе – и вот тут-то капкан захлопнется! Она видела, как Адам проделывает это с другими. Что помешало бы ему сделать то же самое и с ней?

В квартире было тепло, теплой была и рука Адама, но Аннабел ощущала дрожь во всем теле и чувствовала, что волоски у нее на шее, пониже затылка, и вдоль позвоночника встают дыбом – тан ощетинивается зверь, чуя опасность. Сильные пальцы Адама не выпускали ее запястья, сжимая его крепко и безжалостно, как стальные наручники.

Аннабел панически страшилась того, что должно было произойти. Если только Адам прикоснется к ней, она не выдержит: ей стала невыносима даже сама мысль о том, что еще совсем недавно она позволяла ему прикасаться к себе, с восторгом и упоением отдавала ему всю себя – и тело, и душу. Она слабо надеялась, что все-таки случится что-нибудь, что позволит ей избежать предстоящего унижения, а с другой стороны – страстно желала, чтобы весь этот кошмар поскорее кончился и наконец можно было бы ринуться прочь отсюда.

Адам сейчас вел ее в свою спальню так, как вел бы проститутку, вызванную по телефону, чтобы приятно скоротать остаток зимнего дня. Разница состояла только в одном: проститутке ему пришлось бы заплатить, и, вероятно, она проделывала бы все, не испытывая никаких чувств, поскольку это было ее повседневной работой, которую она сама для себя выбрала.

Конечно, Адам, наверное, предпочел бы мальчика.

Аннабел вспомнилось, как тогда, в пивной, он подошел к тому парню и их губы слились в долгом поцелуе. Тогда впервые она увидела совсем другого Адама – сбросившего с себя броню постоянного самоконтроля, свободного, пожалуй, даже счастливого. До этого момента она не понимала, почему он так категорически – и так успешно – настаивал на том, чтобы Миранда держала в абсолютной тайне их уже не первый год тянувшиеся отношения, но теперь ей стало ясно: объяви эти двое о своей помолвке, появился бы повод для шантажа. Парень, которого поцеловал Адам, наверняка был не единственным у него. Аннабел приходило в голову, что брошенные или обманутые любовники-мужчины, наверное, чувствуют себя такими же оскорбленными и несчастными, как и женщины в аналогичной ситуации, и, подобно им, вполне могут гореть желанием отомстить, особенно если при этом им самим представляется возможность обогатиться.

Когда Адам открыл дверь спальни, Аннабел едва не содрогнулась от омерзения. Отступив в сторону, чтобы пропустить ее вперед, он отпустил ее руку. Проходя мимо него в спальню, она ощутила исходивший от него эротический запах, который еще недавно заставлял ее терять голову – но сейчас он показался ей чуть ли не тошнотворным.

Она увидела, как громадный черный кот Адама спрыгнул с кровати навстречу хозяину и, подбежав, потерся о его ноги, выгнув спинку и задрав пушистый хвост. Питч был таким же недоверчивым и независимым, как его хозяин, и Адам испытывал привязанность к нему, прежде всего потому, что, похоже, кот был решительно настроен не отвечать ему взаимностью. Питч мог часами нежиться на постели Адама, но, как только тот ложился в нее, Питч немедленно спрыгивал на пол.

За окнами, на фоне еще светлого неба, ветви деревьев на Кэдогэн-Плейс, похожие на скрюченные пальцы ведьм, клонились к земле под тяжестью лежавшего на них снега. Адам задернул шторы.

– Давай не будем зажигать света, – сказал он. Языки огня в камине отбрасывали прыгающие лики на его холеное лицо. В таком освещении его темные брови казались длиннее, взгляд – более тяжелым.

Адам сел в кресло и притянул к себе Аннабел так, что она оказалась между его коленями. Его теплые ладони медленно заскользили вверх по ее ногам, по прозрачному черному нейлону.

– Ты надела колготки? – то ли спросил, то ли констатировал он.

– Сегодня очень холодно. – Аннабел пришло в голову: наверное, она единственная женщина в Лондоне, которой не разрешается носить колготки, даже когда идет снег. Но Адаму нравилось снимать с нее кружевные бикини, пояс, туфли на высоких каблуках, чулки – всегда в таком порядке. Впрочем, иногда он не снимал их вовсе.

– Противная, непослушная девчонка. – Адам расстегнул молнию на замшевой мини-юбке Аннабел. Она почувствовала, как его руки проникли под ее узкий черный свитер.

– О Господи, совсем ничего, – сказал он. Потянул свитер вверх и, когда голова и поднятые руки Аннабел оказались в плену, лизнул языком ее соски.

Когда на ней не осталось ничего, кроме черных колготок, Адам скомандовал:

– Не шевелись, – встал и направился к резному бюро.

Аннабел внезапно охватил безумный страх. Адам открыл один из ящиков, достал ножницы и обернулся к ней:

– Ты вся дрожишь! Неужели тебе холодно? Камин так и пышет.

– Это… от возбуждения, – пролепетала Аннабел. Ей было трудно дышать.

Адам вернулся к постели, сел и снова притянул Аннабел к себе.

– Я же говорил тебе, чтобы ты никогда не надевала колготок. Поэтому я сделаю из них чулки.

Зацепив согнутым указательным пальцем резинку колготок, он потянул ее к себе. Ножницы блеснули в свете огня. Адам разрезал колготки от талии до бедер, и они повисли вокруг ног Аннабел.

Она ощутила его ладонь на пушистых волосах, покрывающих низ ее живота.

– Ты такая… шелковистая, – негромко проговорил он. – У некоторых женщин здесь что-то вроде проволочной мочалки для сковородок. – Адам никогда не позволял женщине забыть, что она не одна у него.

Аннабел почувствовала прикосновение его языка, и, как она не сопротивлялась внутренне, ее тело ответило на эту ласку.

Глядя на нее снизу вверх, он прошептал:

– Ты что-то очень напряжена. Ты боишься?

– Да, – выдохнула Аннабел.

– Что ж, я не удивлен. Ты ведь нарушила мои приказания. Не шевелись!

Он снова пошел к бюро. И снова Аннабел охватил ужас. Сердце ее, казалось, стучало о ребра, дыхание перехватило. Она с трудом сглотнула слюну. Что это за странная игра в кошки-мышки?

Адам вернулся, неся в руках детскую щетку для волос, сделанную в викторианском стиле, очень мягкую, с ручкой из слоновой кости.

– Сначала я причешу тебя, а потом ты можешь причесать меня.

И он принялся расчесывать ее – медленно, ритмично, поглаживающими движениями.

– Адам… А мы не могли бы… прямо лечь в постель? Аннабел наконец поняла, что этого не избежать; так уж лучше, чтобы все произошло – и кончилось – как можно скорее.

Адам опустил щетку:

– Конечно же, мы ляжем в постель. Повернись-ка. Аннабел подчинилась.

Адам встал и начал вытаскивать шпильки из ее хитроумной прически; потом, запустив обе руки в ее длинные волосы, у самой головы, встряхнул несколько раз, чтобы окончательно распустить их.

– У тебя шея слишком напряжена, – заметил он, – Да и ты вся тоже. Что с тобой?

– Ничего, – пробормотала Аннабел. – Я просто устала. Я знаю, что еще только три часа, но что же делать…

– Я знаю, что нужно делать с женщиной, которая слишком устала.

Он отвел ее в ванную и стянул с нее разрезанные колготки. Вдвоем, голые, они стояли под теплым душем. Осторожно намыливая тело Аннабел, Адам заметил, что соски ее твердеют. Она через силу улыбнулась ему.

Смывая с нее мыло, Адам помогал струе теплой воды руной. Потом, завернув Аннабел в махровое полотенце, отнес ее в постель.

– Великолепное зрелище, – усмехнулся он, глядя на пышное белое тело, распростертое на пятнистом покрывале, имитирующем шнуру оцелота.

Он подошел к одному из боковых столиков – это был тайский комод с изящными серебряными запорами. На каждом из них, в высоких – дюймов по восемнадцати – оловянных подсвечниках стояли огромные фиолетовые свечи. Адам зажег их.

Тактика Адама по отношению к женщинам никогда не сводилась к одному только факту близости: он был искренне заинтересован в том, чтобы полностью подчинить себе партнершу, подавить ее, лишить собственной воли, сделать так, чтобы все зависело от него – и она сама, и их интимные отношения.

В отличие от большинства мужчин, Адам не заглушил в себе природный дар воображения, а, развив его, пользовался им постоянно. Наблюдая за возбужденными женщинами, он понял, насколько важны для любовных отношений фантазия и изобретательность. Ему нравилось играть роль Ретта Батлера, Льюиса Кэрролла, Петруч-чио, создавать ситуации, в которых он и его партнерша оказывались в положении хозяина и рабыни, доктора и медсестры, викария и девочки из церковного хора, учителя и школьницы.

Особенно привлекал Адам женщин, которым нравилось воображать себя жертвой неотразимого, волевого мужчины, берущего их силой: они находили в этом какое-то оправдание своему детскому чувству вины и порочным эротическим грезам. Добившись абсолютного доверия партнерши, Адам давал волю своей изобретательности, что еще больше возбуждало его жертву и полностью отдавало его власти.

Поэтому, с какими бы собственными сексуальными желаниями не входили женщины в просторную спальню Адама, уходили они, как правило, измученные от наслаждения, ослепленные, влюбленные без памяти. Лишь немногие избегали подобной участи.

Однако Аннабел сейчас, лежа в постели Адама, была далека от этого. Адам вышел на минуту в ванную и вернулся, неся толстые белые махровые полотенца. Глядя на его обнаженное мускулистое тело, на темную полоску волос, спускающуюся от шеи до низа живота, она подумала: о Господи, он собирается устроить мне сеанс массажа!

Значит, раньше, чем через час, ей отсюда не выйти…

Взяв узорчатый стеклянный флакончик детского масла, Адам налил немного себе на ладонь.

В спальне было темно и тихо: лишь лились мягкие звуки „Туонельского лебедя". Слушая Сибелиуса, Аннабел всегда испытывала ощущение, что находится в маленькой, уютной хижине среди безмолвного заснеженного леса: вокруг тишина и покой, и только издалека, откуда-то из-за горизонта, едва слышно доносится вой голодных волков.

Перевернув ее лицом вниз, Адам начал медленно поглаживать намасленными ладонями ее тело, дюйм за дюймом, сильными и уверенными, но ловкими движениями, никогда не причинявшими боли.

Не разжимая пальцев, всей поверхностью рук Адам массировал ее тело; одно движение плавно переходило в другое, и все они вместе были как бы одним непрерывным теплым прикосновением, обволакивающим всю ее. Не произнося ни слова, он переходил с одной части тела на другую – в том же ритме, с одним и тем же нажимом, неукоснительно повторяя каждое движение три раза. И тело Аннабел под его руками становилось мягким и гладким, как атлас. Она почувствовала, что глаза ее закрываются сами собой, все мысли уносятся в какие-то неведомые дали. Ладони Адама скользили все выше, выше…

Вдруг она ощутила прикосновение его языка к спине. Нежно касаясь кожи, он двигался вдоль позвоночника вверх… вниз… и снова вверх…

– Тебе лучше?

Голос Адама был таким же ласкающим, как движение его рун. Мягко раздвинув бедра Аннабел, Адам начал поглаживать их – сначала ладонями, потом языком. Он перевернул Аннабел на спину, и она вся затрепетала от наслаждения, когда его губы коснулись ее груди. Она тяжело дышала, хватая ртом воздух, как после долгого бега.

Адам наклонился над ней, и его теплое дыхание коснулось ее губ прежде, чем это сделали его губы, а потом и язык: влажный, мягкий, он нежно, но настойчиво раздвинул ее губы и проник дальше. Аннабел негромко застонала. Адам не просто играл на ней, как на скрипке, – казалось, вся струнная группа оркестра филармонии играет арпеджио на каждой трепещущей клеточке ее тела: вверх – вниз, вверх – вниз, без остановки, без передышки.

Адам прекрасно изучил все реакции ее тела, он знал, как постепенно довести ее до экстаза, до безумия – так, чтобы она перестала понимать, где она, с нем она, чтобы ее уже не волновало, знает ли кто-нибудь об этом, видит ли их.

Мечась на постели, Аннабел уже не помнила, что этот человек унизил и растоптал ее чувства, разорил или почти разорил ее семью. Она понимала только, что этот сильный животный запах его тела, слитого с ее телом, кружит ей голову, и его мощь, в яростной схватке с ее нежностью, не оставляет в сознании ничего, кроме этого мгновения всепоглощающей страсти.

Последней связной мыслью, мелькнувшей в мозгу Аннабел, было: „Как я могла?.."

Как только пробило четыре, в офисе Оуэна и Фрэйзера появилась Миранда. Оранжевый костюм, в котором она была на собрании, выглядел довольно помятым, а сама Миранда – немного ошарашенной, но очень счастливой. По всей видимости, Энгус нашел себе опытных учителей, но сейчас ей было слишком хорошо, чтобы испытывать ревность.

Ее провели в комнату с большим овальным, застланным бумагой столом посередине. За ним, над кучей документов, сидели Сэм и Ричард Фрэйзер.

– Ты опаздываешь, – не слишком приветливо обратился к ней Сэм. – И Аннабел тоже. Одному Богу известно, почему на этом острове со всем транспортом тут же начинает твориться черт-те что, стоит только пойти дождю или снегу! Вам бы стоило задуматься, а вместо этого все отговариваются тем, что, мол, это нормальная английская погода.

– Прости, Сэм… У меня все прошло так, как и было запланировано. – По лицу Миранды блуждала блаженная улыбка. – Аннабел удалось найти что-нибудь?

– Да: три записные книжки. Они действительно находились в том столе. Аннабел ушла отсюда в час, чтобы положить их на место. А вот это ксерокопии. – Сэм кивком указал на бумаги, разложенные на столе. О конверте, лежавшем в кармане его пиджака, он не упомянул.

Ричард Фрэйзер улыбнулся Миранде:

– Мы получили все нужные доказательства.

– В чем они заключаются?!

– Эти книжки содержат подробности каждой из финансовых операций, посредством которых Грант переводил деньги с одного банковского счета на другой, чтобы запутать следы. Из этих записей становится ясно, на какой счет и какая сумма поступала в итоге.

– Похоже, у него пять счетов, на которые стекаются деньги, – прибавил Сэм. – Они обозначены буквами А, В, С, D и Е. К сожалению, в книжках не указаны ни номера счетов, ни адреса банков: они вполне могут находиться все в одном и том же швейцарском банке или быть рассредоточены по пяти разным банкам в каком угодно конце света. Из книжек это невозможно вычислить.

– Разумеется, – снова вступил в разговор Фрэйзер, – Грант, наверное, помнит названия банков и их адреса: ведь совсем нетрудно запомнить, что счет А находится, скажем, в цюрихском Лой-банке. Но номера всех счетов должны быть у него где-то записаны, потому что без правильного номера никто не может получить доступ к номерному счету.

– Таким образом, – подытожил Сэм, – хотя мы и располагаем неопровержимыми доказательствами мошенничества Адама, мы не сможем получить назад эти деньги, пока не узнаем, где они находятся. Так что в нашей головоломке еще много чего недостает. Сейчас нужно вплотную заняться этими пятью номерами.

– Я рада, что мы сумеем прищемить этого мерзавца, – сказала Миранда. – Но меня беспокоит, что с Аннабел. Что могло с ней случиться?

– Может быть, она попала в пробку, – буркнул Сэм.

– Но ты же сказал, что она уехала отсюда в час. Значит, до Кэдогэн-Плейс она должна была добраться… ну… самое позднее – в два, – подсчитала Миранда. – Так что часа в три она уже должна была бы быть здесь, независимо от погоды и от пробок.

– А вдруг там оказался кто-нибудь? – предположил Сэм. – Может, Адам уже вернулся, и ей не удалось положить книжки на место. Помнишь, она рассказывала, что Адам однажды расшумелся, когда она открыла стол.

– Звонить туда, наверное, не стоит?..

– Если его нет – можно. А если он окажется дома? С какой бы стати тебе звонить ему или Аннабел? А мне откуда может быть известно, что она там?

– А вдруг она тебе звонила! Сэм покачал головой:

– Нет, не годится. Эта бабища – старшая медсестра из лечебницы – наверняка уже успела доложить ему обо всем, так что ему известно, что это мы с Клер увезли Элинор. Мы же назвались своими именами и показали паспорта. Ясно, что мы что-то подозреваем. Так что я могу позвонить ему для чего угодно, только не для дружеской беседы.

– А если Аннабел попала в аварию? – вдруг встревожилась Миранда.

– Вы, женщины, всегда делаете из мухи слона, – отмахнулся Сэм. – Хорош буду я, если позвоню в полицию: „Моя свояченица должна была вернуться час назад, но не вернулась, поэтому я решил, что нужно заявить о ее исчезновении"… Да они подумают, что у меня не все дома! – Но, взглянув в обеспокоенное лицо Миранды, все же снял трубку: – Во всяком случае, если она попала в аварию, полиция должна быть в курсе.

– У нас с вами еще полно работы, Сэм, – остановил его Ричард Фрэйзер. – Пусть в полицию звонит Миранда, а мы пока что закончим перепись документов.

В половине шестого Фрэйзер поднял голову от стола.

– Похоже, большая часть денег компании уплыла именно на эти пять счетов, осталось всего около семнадцати процентов исходного капитала.

– Да как же ему это удалось? – воскликнула Миранда.

– Большая часть денег была переправлена одной гонконгской брокерской фирме, которая занимается инвестированием. Они там различными способами изымали из них три процента, а оставшееся переводили на счета А, В, С, D и Е. Грант никогда не посылал этой фирме следующую сумму, пока предыдущая не оказывалась переведенной на эти счета. Это – одна из причин, по которым на все махинации уходило так много времени.

– Адам не доверял им? – спросила Миранда.

– А почему он должен был испытывать к ним доверие? – возразил Фрэйзер. – Гонконгские брокеры берут три процента комиссионных за законное отмывание денег. Думаю, они способны представить „отчет" по каждому пенни. На бумаге это выглядит так, как будто им постоянно ужасно не везет: то фирмы, в которые они разместили свои средства, обанкротятся, то товар, в который вложены большие деньги, вскоре после этого перестает пользоваться спросом. Хотя не все деньги, попавшие к ним, потеряны. Они до сих пор держат какую-то часть их на счете, зашифрованном как Е. Я бы сказал, что это действительно подлинный счет, и его функция – придать хоть некоторое правдоподобие их легенде.

– Отделу по борьбе с мошенничеством следовало бы заинтересоваться этой гонконгской шайкой, – подал голос Сэм.

– Не исключено, что он ничего не сможет предпринять, поскольку Гонконг находится вне британской юрисдикции, – ответил Фрэйзер. – Но, полагаю, сейчас этот отдел уже вполне может заняться Грантом. – Он придвинул к себе телефон, снял трубку и набрал номер. – Инспектор Пайпер?.. По поводу дела семьи О'Дэйр.

Передо мной сейчас лежит неопровержимое доказательство, достаточное для того, чтобы вы могли заняться Грантом. Мне нужно еще пару дней, чтобы окончательно разобраться, но в понедельник утром, думаю, у меня в руках будет достаточно материала для того, чтобы вы могли начать действовать… Ксерокопии его записных книжек… Да, как говорит мисс О'Дэйр, все записи сделаны его рукой… Нет, банковскими документами мы пока не располагаем… Да, я знаю, вы должны своими глазами увидеть документ, из которого бы явствовало, что эти деньги находятся в руках у Гранта. Но пока мы его не раздобыли. Вы же не хотите, чтобы Грант выехал из страны? Тут у меня на столе целая куча материалов, так что оснований у вас будет сколько угодно… Хорошо, сейчас принесу… Ну, разумеется, и одного из членов семьи, чтобы подать жалобу.

– Поехали! – сказал Миранде Сэм, вставая. Миранда запротестовала:

– Уже почти шесть, а Аннабел должна была вернуться три часа назад! Я очень беспокоюсь. Мне не хотелось бы уезжать без нее. Не может ли инспектор Пайпер сделать что-нибудь, чтобы ее найти?

Ричард Фрэйзер покачал головой:

– Он же из отдела по борьбе с мошенничеством. А полицию вы уже уведомили.

– Послушай, Миранда, – вмешался Сэм, – мы все волнуемся за нее. Но что мы можем сделать сейчас, кроме того, чтобы постараться как можно быстрее прихлопнуть Адама?

– Я прямо сейчас еду к нему, – заявила Миранда. – И не отговаривай меня, не старайся понапрасну!

Сэм со вздохом повернулся к Фрэйзеру:

– Ричард, отнесите эти бумаги Пайперу. Мы тоже подойдем туда, как только сможем. Я не могу отпустить Миранду одну.

Когда за Фрэйзером закрылась дверь, Сэм заговорил:

– Прежде чем ехать, думаю, тебе следовало бы взглянуть на это.

Вынув из кармана два сложенных листка бумаги, он протянул их Миранде.

Она развернула первый документ, и, когда стала его читать, лицо ее вытягивалось.

– Это мое свидетельство о рождении. Как оно к тебе попало? Почему ты решил отдать мне его именно сейчас?.. Но… Но это не мое свидетельство!

Она внимательно посмотрела на документ, украшенный королевским гербом и озаглавленный „Свидетельство о рождении", и прочла вслух:

– „Имя: Миранда Патриция. Пол: женский. Имя матери: Патриция Дорин Кеттл. Имя отца: Уильям Монморенси О'Дэйр. Дата рождения: 7 ноября 1941 года. Место рождения и регистрационный округ: Сент-Пэнкрэс. Район: Сент-Пэнкрэс, юго-запад. Составлено на основании записей в…"

Миранда подняла глаза на Сэма:

– Но здесь говорится, что Папа Билли – мой отец! Не дед, а отец… Что за чушь?