Текст книги "Последняя любовь царя Соломона"

Глава 7
Тотальный секс

Плотно пообедав, я велел пригласить Типа.

Он явился немедленно и лицо у него было излишне скорбное, из чего я вывел, что моя неудача с Вероникой стала уже достоянием придворных зубоскалов.

– Знаешь ли, дружок, – приступил я издалека.

– Я знаю все, – понимающе перебил меня Тип, – всякое бывает, Ваше величество, на вашем месте я бы не стал принимать так близко к сердцу…

– А откуда ты знаешь, Вероника рассказала?

– Ну что вы, она человек надежный. Просто у начальника тайной полиции хорошо налажена специальная аппаратура.

– Ты про Изольду что ли? Я же ее уволил.

– Да, но аппаратура-то осталась.

– Позаботься, любезный, чтобы в моих покоях ее больше не было.

– Вы забыли, что я главный евнух, Ваше величество.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Только то, Ваше величество, что я в ответе лишь за благоприятный психологический климат в гареме.

– Что это значит?

– Это значит, что то, о чем вы меня высочайше просите, по существу, не входит в мою компетенцию.

– Что же ты предлагаешь?

– Вот если бы по совместительству я был бы еще и начальником тайного отдела.

А у него губа не дура, знает ведь где тепло и уютно. А почему бы и нет? свой человек на такой должности всегда подспорье.

Тип, как будто угадав мои мысли, монотонно заканючил:

– Можете не сомневаться, я ваш человек. Если что, всегда буду на стреме. Окажите милость, Ваше величество, ведь и вакансия вроде как свободная?

Вымогатель, когда-нибудь ты схлопочешь у меня по зубам.

– Ну хорошо, пока я не назначил нового начальника отдела безопасности, временно эта должность закрепляется за тобой.

– Благодарю вас, Ваше величество!

– Я сказал временно!

– Разумеется, Я постараюсь оправдать ваше доверие. Премного благодарен Вашему величеству!

– Оставь это, маршал, ты лучше скажи, что народ говорит про это…

– Я еще не успел расшифровать, что имел в виду, сказав про Это, но он совершенно правильно понял мой намек, сходу настраивая меня на оптимизм:

– Стоит ли обращать внимание, Ваше величество, у нас в стране каждый третий страдает от преждевременного семяизвержения. Нервное напряжение, знаете ли… Регион у нас очень неспокойный, политическая ситуация накаленная, дороги забиты, карманы пусты, а налоги сверх всякой логики. Страна как будто сплошной комок нервов. Все это не может не сказаться на сексуальном здоровье мужчины.

– И ты страдаешь?

– Нет, политика, и налоги не очень беспокоят меня.

– Почему?

– Ваше величество, мы можем говорить откровенно?

– Разумеется, дружочек.

– Когда в последний раз вы изволили изменить своей супруге?

– Ты имеешь в виду мою бывшую? – замялся я.

– Именно, Ваше величество, для пользы дела вы должны излагать только факты, и не надо стесняться, говорите правду.

– Сказать по правде, я ей никогда не изменял, – выпалил я и почувствовал некоторое облегчение.

Однако это было не совсем так. Однажды, меня склонила все же к интимной близости моя соседка, но как только мы оказались в постели, тот, на которого я возлагал большие надежды, вдруг позорно и безоговорочно капитулировал.

Соседка оказалась тактичным человеком:

– Для меня это совсем не важно, – сказала она, – я готова с вами встречаться просто так.

Когда-то эта женщина была подругой моей жены, потом они поссорились и, соблазняя меня, она, видимо, хотела отомстить ей.

Соседка пыталась возбудить меня не конвенциональными средствами, но и они не дали сколько-нибудь заметного эффекта, может быть, потому что она была много старше меня.

Так и осталась моя жена не отмщенной, хотя, если честно, я искренне хотел внести свою лепту в благородное начинание своей неудавшейся любовницы.

Под влиянием друзей я сделал еще несколько робких попыток овладеть женщиной на стороне, но все они с треском проваливались. Я был слишком закомплексован и боялся, что в самый ответственный момент меня постигнет участь, которую вот уж столько лет, предрекают Пизанской башне.

Если он сейчас начнет ухмыляться, падло, я его собственными руками придушу.

Но Тип, к чести его будет сказано, оставался, искренен и доброжелателен:

– Я так и думал, Ваше величество, и Павлов тут, пожалуй, прав.

– Какой Павлов?

– Иван Петрович, автор теории условных рефлексов.

– Причем тут теория?

– Притом, что практики у вас совсем нет.

– Чем же я виноват?

– Да ничем, у вас просто выработался условный рефлекс на вашу «Бывшую», а как только представился случай изменить объект сексуального удовлетворения, установка, выработанная годами тоталитарно-принудительного секса, явно не сработала.

– Да, но…

– Никаких но, Ваше величество, все, что вам нужно теперь, это обратить свои взоры на новые сексуальные ориентиры.

– То есть?

– Поначалу, скажем так, возбудить в себе здоровый интерес к здоровому сексу.

– Что ты предлагаешь конкретно?

– А вы не пробовали смотреть порнофильмы?

– Нет, что ты, я воспитан в религиозном доме.

– Конечно, Ваше величество, ваш предшественник Соломон второй тоже соблюдал традиции, но фильмы посматривал регулярно.

– Я бы не хотел начинать свое правление с безнравственных акций.

– Нет проблем, Ваше величество. Я предлагаю пока оставить все как есть. Следует недельку поднабраться сил, то есть не форсировать события. Займитесь-ка пока государственными делами.

Глава 8
Дела государственные

Государственными делами я занялся в тронном зале, одну из грандиозных стен которого украшал гигантский портрет царя Давида.

Пока я рассматривал портрет славного предка, выполненный в лучших традициях социалистического реализма, в комнату мягкой кошачьей походкой вошел толстый человечек в лоснящемся черном фраке и с черной потертой папкой под мышкой. Щеки у него были, словно надуты для пущей важности, носик кнопочкой, редкие жесткие усики дико топорщились, а ушки на макушке имели форму миниатюрных и чутких локаторов.

Всем своим напыщенным и одновременно неряшливым видом человек в лоснящемся фраке напоминал мне хомячка, ушедшего в глубокую спячку.

– Ваше величество, – сонно произнес он, – меня зовут Ицхак Самир. Я премьер-министр государства Израиль. Принес вот вам бумаги на подпись, – ушки его при этом слегка дрогнули, он, кажется, начал пробуждаться от своей затянувшейся спячки.

– Полагаю, что с этим делом вполне мог справиться секретарь моей канцелярии, – справедливо заметил я.

– Ни в коем случае, Ваше величество, – окончательно проснулся хомяк, – документы секретного свойства и не для постороннего глаза.

Локаторы его испуганно навострились.

Я ознакомился с первым документом и с удивлением воззрился на премьера.

– Что это?

– Документ о радикальном переустройстве нашей государственно-политической системы, – пояснил премьер, дивясь моей несообразительности.

– А что надо перестраивать-то?

– Ничего особенного. Все уже перестроили до вас.

– И все-таки, сэр, если вас не затруднит, изложите подробнее вашу мысль, вы слишком туманно изъясняетесь.

– Ради Бога, Ваше величество, поясняю: с завтрашнего дня в Израиле объявляется монархия под управлением Соломона мудрого, то есть вашим непосредственным руководством.

– Да, но зачем? – до сих пор, в глубине души, я надеялся, что меня разыгрывают какие-нибудь богатые и остроумные люди, которым нечего делать, и они жадно ищут приключений. Я даже старался подыгрывать им, усердно корча из себя добропорядочного монарха, но тут дело, кажется, действительно запахло банальным политическим переворотом, а я в такие игры не играю. Они мне и в гражданской жизни надоели. Интриги и закулисные козни на работе почти всегда касались меня и неизменно вызывали во мне бурный протест.

– Может быть, его величеству неизвестно, что на последних выборах в Кнессет победила религиозная фракция? – напомнил мне хомяк-заморышь.

– Нет, почему я в курсе. Если не ошибаюсь, к власти пришел «Щас»

– Совершенно верно. Большинством голосов щясники постановили возродить правление Соломона.

– А это, кажется, я просрал. С головой ушел в свои семейные неурядицы и перестал следить за политическими событиями.

– Так это же чистой воды военный переворот!

– Ни в коем разе, Ваше величество, ни Кнессет, ни демократия в данном случае не упраздняются. Просто Истина в последней инстанции будет приоритетом Вашего величества, так же, впрочем, как это было много тысяч лет назад.

– Да, но демократия не приемлет многоженства, это… Это дико, наконец, и оскорбительно для женского достоинства.

Мои доводы не убедили Хомячка. Напыжившись в очередной раз, он выдал мне аргумент более убедительного порядка.

– Ваше величество, для вас решено сделать исключение: Кнессет постановил: в вашем случае воздать дань традиц3иям и уважению к одному из самых почитаемых национальных героев еврейского народа.

– То есть?

– В ваше распоряжение отводится гарем с женами всех мастей.

– Так уж и всех? – недоверчиво произнес я.

– Можете не сомневаться, набор жен производился на всех континентах земного шара.

– Тем более, это неудобно, что скажут люди?

– Международная общественность, несмотря на утвердившуюся, на современном этапе моногамию, относится с пониманием к реставрации правления Соломона.

– С чего это вдруг такое понимание?

– Вы же знаете, Ваше величество, с нашим братом опасно связываться… Не тронь, говорят, говно… – Оставьте, маршал, – прервал я, – не желая слушать антисемитских реплик.

– Этому обстоятельству благоприятствует и тот факт, – поправился Тип, – что, Соломон, по существу, является фольклорным героем не только евреев, но также христиан и мусульман вместе взятых.

– А вы кто, мусульманин или христианин?

– Я бывший начальник секретной службы.

– Разведчик что ли?

– Так точно, Ваше величество!

– А почему выбор пал на меня?

– Великий каббалист рав Джакузи нашел, что вы единственный потомок великого Соломона.

Я хмыкнул с сомнением. Раву Джакузи, очевидно, было неизвестно, что это по отцу я Трахтман, а по матери род наш происходит от калужских крестьян Григорьевых.

– Кроме того, на вашей кандидатуре настаивал рав Оладьи Евсеев.

Рав Оладьи был марокканский еврей, добившийся в Израиле высокого духовного сана и основавший религиозную партию, состоящую преимущественно из восточных евреев.

Вновь созданное религиозно-политическое формирование довольно скоро заняло высокое положение во властной структуре государства Израиль.

– Это что ж, сам рав Оладьи Евсеев?

– Именно. Ознакомившись с вашим личным делом, он заметил, что лучшего Соломона и желать невозможно.

– Так, что же от меня требуется?

– Прежде всего, распустить все левые партии в Кнессете.

– Конкретнее, премьер.

– Арабских коммунистов и левых радикалов из «МЕРЕЦ».

– Далее?

– Далее аннулировать норвежское соглашение с палестинцами.

– А вы не подумали о международных последствиях?

– Думать – это прерогатива Вашего величества.

– В таком случае, не торопите меня, я действительно должен подумать. А кто автор этих проектов? – я указал на документы.

– Его преосвященство рав Оладьи Евсеев!

– Ага, а он при какой должности?

– Он главный раввин Израиля.

– Стало быть, все документы разрабатываются в Раввинате, а затем…

– Совершенно верно, подносятся вам на утверждение, – радостно подхватил премьер-министр.

Заметив смешинки в моих глазах, хомячок грудью встал на защиту новой политической системы.

– Чем мы хуже англичан, Ваше величество, у них ведь тоже монархия не аннулирована?

– Видишь ли, братец, до сих пор считалось, что евреи вроде как изобрели социализм, а они оказывается, не менее консервативны, чем все остальное человечество.

– Это кто же считал, что мы изобрели социализм? – недоверчиво спросил хомяк.

– Гитлер, например, он и уничтожать нас стал по той же причине.

– Социализм, Ваше величество, это позорная страница современной цивилизации, – назидательным тоном стал поучать меня хомяк, и его жесткие усики смешно зашевелились при этом.

– Согласно вашей логике, Гитлер, стало быть, уничтожал нас совершенно справедливо.

– Я этого не говорил! – испугано всплеснул он руками, проволочные усики его мгновенно сникли.

Этот болван стал неуклюже оправдываться, и я счел за благо пресечь нашу убогую дискуссию:

– О-кей, братец, я должен подумать насчет норвежского соглашения, а теперь пригласи-ка ко мне фельдмаршала.

Глава 9
Сексотерапия

Тип явился мгновенно, будто ждал своей очереди за дверью.

Костюм фельдмаршала, увешанный орденами, уже был на нем. Я мог бы поклясться, что часть из них видел на мундире старушки, уж, не одолжил ли он у нее?

Золотые эполеты слепили глаза. Фуражка с тяжелой кокардой и штаны с широкими галифе делали его похожим на советского милиционера первой половины двадцатого столетия. Со стороны его можно было принять за клоуна-дилетанта, который рад случаю продемонстрировать свой балаганный наряд.

Но он, очевидно, был чрезвычайно доволен этим щегольским мундиром и не без гордости смотрел на меня своими маленькими и по-собачьи преданными глазами.

– Послушайте маршал, кем вы были раньше, до переворота? – спросил я.

– Заместителем начальника гарема по политической части, – по-военному отчеканил он.

– То есть? – не понял я.

– Держал супруг ваших в курсе политических событий.

– Меня не интересует, за что вы их там держали, я спрашиваю – кем вы были в гражданской жизни?

– Раньше я держал ресторан китайской кухни в Яффо, – сказал главный евнух.

Слово «держал» было, очевидно, главным в его лексиконе.

– Вы что-нибудь понимаете в китайской кухне?

– Не более чем вы, Ваше величество, просто израильтяне любят пожрать и готовы платить за экзотические вывески на ресторанах.

– А как вы попали сюда?

– Должность мне предложил рав Оладьи за то, что я щедро жертвовал на строительство синагог в южном Тель-Авиве.

– А ордена где заработали?

– А это так, – тип скромно махнул рукой, – за мою службу на флоте.

– Немало вы, наверное, наделали подвигов на флоте, – усмехнулся я.

– Я служил в морском десанте.

– Участвовали в вылазках?

– Многократно, а однажды мы взяли на абордаж эсминец, – предался, было, он воспоминаниям, но я вовремя остановил предстоящий словесный понос старого морского волка:

– Послушайте, контр-адмирал, я передумал и готов к просмотру порнофильмов.

– Ну что ж, – обижено, хмыкнул морской волк, – как угодно Вашему величеству.

Я понимал, и где-то даже сочувствовал его обиде: кому приятно сознавать, что твое боевое прошлое никого не интересует.

Извивающиеся в экстазе голые тела, твердые длинные члены оставили меня абсолютно равнодушным и через полчаса, так называемой сексотерапии, я махнул рукой и велел Типу закругляться.

Мое религиозное воспитание, очевидно, наложило свой отпечаток, и я практически не воспринимал порнографию, несмотря на то, что с воспитанием было покончено давно, а с религией еще раньше.

– Странно, Ваше величество, что вас совсем не разбирает. Я после подобных фильмов могу зарядиться, как минимум, на ночь безумных оргий, – недоумевал Тип.

– Уж, не в моем ли гареме, маршал?

– Как вам это в голову пришло, Ваше величество?

– Бросьте наивничать, маршал, и не заставляйте меня жалеть о том, что я не подверг вас обряду кастрации.

Побледневший Тип замолк и мне даже стало жалко его:

– Приведите ко мне Веронику, – потребовал я смягчившись.

– Ваше величество, – сказал Тип виновато, – Вероника Абрамовна заведует педагогическим сектором гарема, и вообще, как вам известно, нееврейского происхождения, то есть по отцу-то она еврейка, но это не в счет.

– Я уже слышал об этом. Для меня это не имеет принципиального значения.

– Да, но это принципиально с точки зрения Галахи. Чтобы получить статус вашей возлюбленной Вероника должна быть еврейкой, а стать таковой она не желает.

– Что ты заладил как попка – не еврейка, да не еврейка. Хочу я, ты понимаешь, хочу! И неважно еврейка она или нет.

– Да я все понимаю, Ваше величество, но согласно действующему формуляру я отвечаю за чистоту вашей династии и не могу позволить вам, трахать, кого попало.

– Разговорчики! – властно прервал я.

Тип вобрал продолговатую головку в плечи и поспешно отступил. Кое-что у меня, однако, уже получается.

С недавних пор я стал вырабатывать командный голос. В первые дни он у меня срывался на жалкий фальцет, но после каждой неудачи, я прокручивал в памяти сцены парада на дворцовой площади и представлял себе громкое рявканье старушки. Как ни странно, это помогло мне и теперь уже я не мямлил, а говорил, по крайней мере, довольно уверенно и даже с некоторыми претензиями на властный басок.

Вероника я явилась ко мне в розовой прозрачной тунике и без трусиков.

– Ваше величество, – робко произнесла она, – я счастлива, что вы вторично предпочли меня, но боюсь, ваш выбор не понравится Великим мудрецам Торы.

– С какой стати Великие мудрецы станут вмешиваться в мои постельные дела?

– Постель и стол в вашем государстве – прерогатива Великих мудрецов. Жениться и разводиться вы можете только с их ведома и согласия, принимать пищу также с их благословения и непременно кошерную.

– Чем же в таком случае я должен заниматься?

– Утверждать царской волей все их мудрые галахические постановления.

– Хорошенькое дельце, – возмутился я, – но это мы еще посмотрим, кто и что будет утверждать в моем государстве!

Я оглядел ее упругое молодое тело под прозрачным тонким бельем, и во мне пробудилось желание.

– Подойди сюда, лапушка, – сказал я прерывающимся от бурного желания голосом и уверенность, которая была несвойственна мне ранее, порадовала мое сердце.

На сей раз, я продержался значительно дольше, правда, не без помощи Вероники.

Она научила меня расслабляться и искусственно сдерживать эякуляцию.

– Все дело в правильном дыхании, – сказала она, – и в умении расслабиться, если вы научитесь этому, Он у вас вечно будет стоять.

– Спасибо! – сказал я, когда все закончилось.

В ее заботе обо мне я не видел фальши. Она искренне хотела помочь, и я был за это ей благодарен.

Ненавязчивое участие и умелая ласка этой женщины были столь благотворны, что я (о чудо!) возжелал повторно. В былые времена подобный феномен природы был бы невозможен, а тут Он как заводной стал работать. Невероятно, фантастично!

– Вам следует упражнять головку члена в нечувствительности, – посоветовала Вероника.

– Каким образом, моя прелесть? – поинтересовался я, деловито и уже привычно вонзаясь в очередной раз в ее восхитительное тело.

– Ежедневно в течение получаса вводите возбужденный член в мешочек с рисом или песком. Это сделает головку менее чувствительной, и вы научитесь сдерживать эякуляцию сколько захотите.

Именно в эту секунду я не удержался и с силой изверг беснующееся семя.

Мучительная судорога пробежала по моему телу. Я издал сладостный вопль восторга…

Что-то заверещало и защелкало у меня за спиной и мне подумалось, что сука, фельдмаршал, умышленно не снял видеокамеру и сейчас, наверное, посмеивается у себя в кабинете, наблюдая, как мы с Вероникой кувыркаемся на ложе страсти.

Глава 10
На международной арене

Утром меня разбудил Тип.

– Я обязан ознакомить вас с распорядком дня, – не здороваясь, хамским тоном произнес он.

– Согласно придворному этикету, любезный, ты обязан сначала приветствовать Мое величество. Во второй раз схлопочешь по хлебальнику, запомни это.

– Так точно, Ваше величество!

– Ну, раз ты осознал, перейдем ко второму пункту.

– Я весь внимание, Ваше величество.

– Врешь, мудак, если бы ты был внимателен, то мог бы, наверное, догадаться, что перед тем как заняться делами, Моему величеству не мешало бы подзакусить, или ты предлагаешь работать мне натощак?

Отсутствие холодильника в покоях отравляло мне жизнь. От сосисок я, правда, уже отвык, но по-прежнему предпочитал поесть как можно плотнее, и по возможности вкусную и разнообразную еду, в чем теперь отказа, разумеется, не было никакого.

Тип хлопнул в ладоши и мне в постель принесли кофе и сэндвичи.

– Я же заказывал цыплят, – сверкнул я глазами, хотя и не заикался о цыплятах. Просто я решил проучить этого бесцеремонного десантника. Ему совсем не мешало усвоить культурные манеры. В конце концов, он не в кубрике находится, а в царской спальне и это ему следует зарубить на носу.

Тип торопливо хлопнул еще, и цыплят немедленно доставили. Я вгрызся зубами в мягкую ткань молодой птицы, а Тип сделал попытку познакомить меня с перенасыщенной программой дня.

– Постой, маршал, – сказал я, – ты случайно не забыл то, что я тебе наказывал?

Тип, казалось бы, должен был спросить, что именно я наказывал, потому что наказов было немало, но он мигом среагировал, сказав, что в точности исполнил мое желание, и вынес из покоев все насажанные Изольдой видео точки.

– Ну что ж, – удовлетворенно хмыкнул я, восхищаясь его умением читать мысли на расстоянии, – надеюсь, в будущем у нас не возникнет с этим осложнений?

Тип поперхнулся, но, взяв себя в руки, продолжил:

– В десять утра, у вас встреча с коллегой.

– Что за коллега? – справился я, деловито обмакивая кусок нежной телятины в настойку с острым турецким соусом.

– Его величество король Иордании.

– А что, король прибыл с визитом?

– Прибудет через два часа. Далее экстренное совещание с главным раввином страны равом Оладьи Евсеевым.

– Почему экстренное, маршал? – едва не подавился я.

– Не могу знать Ваше величество, – уклонился от ответа Тип, – так хочет рав.

Сука, будет, наверное, прочищать мне мозги по поводу моего личного педагога.

– Затем послеобеденный сон, после которого Ваше величество может провести время в кругу семьи.

– Жен что ли? – с беспокойством уточнил я.

– Так точно, Ваше величество. И, наконец, в шесть вечера бои гладиаторов.

– Ого! – восхитился я, – кто рубится то?

– Команда бывших политиков из леворадикального блока.

– То есть, как это?

– После переворота коммунисты и центристы были взяты в плен и из них сформировали отряды смертников для боев на арене.

У меня испортилось настроение. Мне явно не понравилась участь горемычных левых, но я промолчал, понимая, что не стоит посвящать типа в свои личные переживания.

Церемония встречи с королем Иордании и переговоры с ним весьма утомили меня.

Король, который вел современный образ жизни и своего гарема не держал, явно завидовал мне и все его речи сводились к тому, как именно мне удается поддерживать порядок и взаимопонимание среди такого количества женщин.

– Мне иногда тоже хочется, – с грустью сказал он, когда министры иностранных дел оставили нас для беседы с глазу на глаз, – однако на дворе двадцатый век и к гарему сейчас относятся как к пережитку феодального общества.

– Будьте выше этих предрассудков, коллега, – упрекнул я его.

– И хотелось бы, дорогой Соломон, да сан не позволяет. Вам вот хорошо, в вашем лице народ видит своего национального героя и потому закрывает глаза на гарем… А у меня этот номер не пройдет. Я и тем доволен, что пока еще терпят меня как короля.

– Всем бы таких прогрессивных королей как вы, – мастерски ввернул я комплимент.

Я всегда знал, что во мне умирает великий дипломат и сейчас, как раз представилась редкая возможность реализовать заложенные во мне природой таланты. Уж я-то постараюсь вывести страну из политического кризиса и добиться уважения на международной арене.

Я склоню симпатии ООН в нашу сторону и продолжу последовательное углубление взаимовыгодных связей с третьими странами.

– И все-таки, дорогой Соломон, вы в рубашке родились, – грустно улыбнулся мне король, – такое количество жен, в любую минуту готовых к вашим услугам.

– Да уж, – сказал я, стыдясь своего счастья, – они всегда готовы и в этом их преимущество перед нами.

– А я, вот, не могу себе позволить даже безобидную интрижку с горничной, – горько пожаловался король, – сразу в газетах растрезвонят. Вы же слышали эту историю с бедным Биллом: улыбнулся, бедняжка, какой-то потаскушке в гостинице, а та возьми да закати истерику в прессе, дескать, господин президент, предлагал ей заняться оральным сексом.

– Да, не повезло нашему другу, – согласился я, – но на вашем месте, коллега, я бы не брезговал случайными встречами. Оставьте корону родственникам в Иордании и поезжайте в Европу, инкогнито, развлекитесь…

– Я бы и рад, но сейчас ведь СПИД свирепствует. Я просто в растерянности, коллега.

– Ну что вы, с вашими возможностями да не уберечься, и вообще, рекомендую вам пользоваться гондоном.

Его величество не знал, что такое гондон. Мы говорили по-английски, но я намеренно произнес слово кондом в русской транскрипции, чем, собственно, и ввел его в заблуждение.

Разумеется, король не понял значение данного слова, но чтобы я не заподозрил его в невежестве, он не стал переспрашивать и уточнять, что конкретно я имел в виду.

Наша беседа наедине длилась сорок минут.

Мы бы сидели и дольше, но высокопоставленный иорданец, очевидно, почувствовал позывы к мочеиспусканию, судя по тому, как беспокойно он заерзал в кресле. Это обстоятельство, тем не менее, фактически, спасло меня от утомительного и скучного разговора с этим неординарным человеком, выдающимся политическим деятелем и борцом за справедливый мир на Ближнем Востоке.

Высокий гость удалился в гостиницу писать, а я с трудом дождался обеденного перерыва, после которого выспался и привычно уже потребовал Веронику.

Она пришла в строго официальном одеянии « а ля секретарь райкома» и с серьезным выражением лица.

Я привык видеть ее нагишом, и этот сухой партийный стиль несколько удивил и даже обидел меня:

– Что с тобою, детка, ты не расположена сегодня к сексу?

Я стал заметно свободнее вести себя в отношениях с ней, и это было лишним свидетельством образовавшейся между нами духовной и физической близости.

– Что вы, Ваше величество, – зарумянилась она, – для меня нет большего счастья, чем отдаться вам.

– Какого же рожна ты напялила на себя эту броню? – показал я на райкомовский камзол.

– Так распорядился Совет мудрейших.

– Значит, не дашь? – сказал я.

Пошляк, – мысленно проклинал я себя, – как ты ведешь себя с женщиной, по которой сходишь с ума?

– Я не могу нарушить запрет мудрецов, но как главный педагог я позаботилась о вас, Ваше величество.

– Правильно, милочка, мы все сделаем так, что никто и не узнает!

– Вы не поняли меня. Я привела сюда ваших жен.

Она вытащила из сумочки мобильный телефон и официальным тоном отдала приказ.

Тотчас в покои вошло более дюжины девушек в русских сарафанах:

– Выбирайте, Ваше величество.

– Откуда они? – спросил я – Здесь представлен русский набор, – совершенно отчужденным голосом сказала она, – но если пожелаете можно пригласить жен из Западной Европы.

Я подошел к ней и сказал на ухо:

– Мне никто не нужен кроме тебя, родная, можешь отправить их обратно в Европу.

– Умоляю вас, – бледнея, прошептала она, – среди них могут оказаться наушницы, – сделайте это для меня.

– Хорошо, милая, не надо бледнеть и пугаться, я сделаю это для тебя.

Я прошелся перед строем и обратил внимание на голубоглазую стройную блондинку:

– Имя? – начальственно спросил я.

– Маша, – потупив взор, отвечала она.

– Остальные марш в Гарем! – распорядилась Вероника.

Когда все вышли, она ревниво окинула быстрым взглядом Марию и, поклонившись мне, тихо закрыла за собой двери.

И все-таки я ей не безразличен, как она зыркнула-то глазенками на Машеньку.