Текст книги "Рыцарь духа, или Парадокс эпигона"

Над мигами

Душа моя внизу

Забыта и отпета[16]16
  Эпиграф вписан автором от руки карандашом.


[Закрыть]

 
В межкрестной тишине
Туманней мыслей свивы…
Душа в излётном сне
Забыла мир тоскливый.
 
 
– Ты слышал, как поют
Затишных[17]17
  В оригинале: «Зитишных». Явная опечатка исправлена.


[Закрыть] мигов тени?
В молчание ведут
Хрустальные ступени.
 
 
Над мигами иду
К бездвижью дальних светов.
… Душа моя – внизу.
Забыта и отпета.
 

 
В старой, слезливой, задумчивой книге,
На слипшихся жёлтых листах
Я прочёл о влюблённых сердцах,
Сочетавшихся в счастия миге.
 
 
Друг, мы вечно с тобою любили.
Моя страсть и твой девственный страх —
Здесь, на слипшихся жёлтых листах.
Предвещая любовь нашу, жили.[18]18
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «В.!» латиницей или кириллицей, возможно, скоропись «NB.!».


[Закрыть]
 

 
На зыбких клавишах звучат шаги Весны:
Вся в струнных шорохах, вся в завитушках трелей —
Идёт, и на пути синеют травы-сны,
И влажный снег с ветвей роняют ели.
 
 
У талой лужицы грустит влюблённый гном.
Ручьи звенят, сплетаясь в сложной фуге;
И дятел на сосне, как точный метроном,
Считает такт, тоскуя о подруге[19]19
  В оригинале над стихотворением красным карандашом надпись: «1911–1913» (вторая дата записана менее разборчиво), под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB. В.», возможно, «№ 3. В», возможно, скоропись. На обороте в столбик под номерами – список, возможно, стихотворений или тем для стихотворений: «1) [не читается, зачёркнуто] 2) Флор<енция?> [зачёркнуто] 3) Нем<ецкий> город [зачёркнуто] 4) Quo vadis 5) [не читается, зачёркнуто] 6) Камень [зачёркнуто] 7) Эдельвейс [зачёркнуто] 8) [не читается]».


[Закрыть].
 

 
Сложу для молитв я холодные руки,
Буду шептать слова в темноту…
Пусть слов[20]20
  Вставлено над строкой, от руки.


[Закрыть] тех елей утешит муки,
Пусть тишь проникнет в души пустоту.
 
 
Я буду ждать благодатного чуда,
Ждать нисхожденья святых лучей,
Когда увижу в мгле жизнетворной
Сиянье тихих благих очей.
 
 
Сойдёт неслышно, с любви улыбкой
Из тяжкой оправы Лик Святой.
И речью дивной, нездешне-зыбкой
Будет учить о земле иной, —
 
 
Земле, зажжённой лучами Духа,
Где мысль и слово как шелест крыл,
Где нет печали, томленья духа,
И жизнь как праздник свободных сил!
 
 
И буду верить в тот миг манящий,
Что мир сменили святые сны…
Услышу голос в душе звенящей,
Зовущий сладость иной весны.
 

 
Мне кажется порой, в час смутных размышлений,
Когда мысль сплющена бессильною тоской,
Что можно сбросить вмиг кошмар земных видений,
Лишь надо вспомнить что-то… мной забытое давно.
 
 
И ясен жизни путь: бежать в уединенье
От голоса людей, внушений лгущих книг
И вспоминать… Всё вспоминать, с растущим напряженьем,
Забытый свет, мной виденный лишь миг.
 
 
И вот настанет час, час тишины великой,
И в душу низойдёт познанья острый луч:
Услышу рост тогда я мхов на скалах диких,
Проникну в тьму земли и в сны летящих туч;
 
 
Постигну тайны я созвучья сфер небесных,
И мысли ангелов узнаю, не страшась;
Увижу в красоте незримо-бестелесной
Я сонм творящих сил, – в тот предреченный час!
 
 
И пусть сожжет тот луч глаза и мозг познавший.
Пусть Мудрость вечная убьёт трусливый ум.
– Приди, разящий миг, и дай в себе исчезнуть,
В тебе хочу найти я смерть бескрылых дум!
 

 
Приходи… Мы с тобой помолчим
О вечерних полях…
О словах, что так свято храним
В разлученных сердцах.
 
 
…Так мы будем с тобою внимать
Тишине. —
Завтра, в сумерки, ты возвратишься опять[21]21
  Два стиха напечатаны как один, явная опечатка исправлена.


[Закрыть]
Погрустить в полусне.
 

 
В тумане призрачном уж звёзды побледнели.
Расстались молча, как чужие, мы.
Бездрёмные качались тихо ели
В холодных снах предзимней тишины.
 
 
И очи в этот час твои были печальны,
Как отгоревших звёзд рассветный блеск…
… Мы слушали тогда, как на пруде кристальном
Звенел и умирал крыл лебединых всплеск…
 

 
После ночей нечистых упоений
И грешных ласк,
Когда огонь жестоких наслаждений.
Дрожа, угас…
Когда слеза зажжёт стыдом ресницы
И ночь в душе —
Люблю глядеть, как вольно реют птицы
Там… в вышине…
 

 
Отпусти мою душу незримым лучом
Отлететь к тишине безглагольной…
Рассеки её, Боже, Ты смертным мечом,
Вознося к высоте Предпрестольной!
Край пути. Сердце ранено отсветом дня.
Время кончилось с жизнию дольней.
Я иду, я иду… Не отвергни меня,
Дай прильнуть к тишине безглагольной…
 

 
Вечерняя печаль нисходит на поля.
Колоколов призывных слышу звоны…
И пурпуром зажглись бездвижных туч края,
И дальних гор немеют склоны.
 
 
И в этот час, коль в сердце грусть поёт,
Забытая в мельканьях дня тревожных, —
Воскреснет в сумерках и душу увлечёт
К мечтаньям призрачным о счастье невозможном.[22]22
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «В. NB.».


[Закрыть]
 

 
Густеют сумерки. Ползут в усталый ум.
Туманом влажным и холодным.
Сплетенье серых чувств и звенья бледных дум…
Хочу их разогнать усилием свободным, —
Но воля тупо спит. Всё сумерки густей…
 
 
Туман поёт в душе тоскливо и уныло.
Вдруг вспыхнут отблески неведомых огней!
Всё это, помню я, когда-то… раз уж было…
И в душу вновь пришло —
И сумерки густей.
 

 
У рояля, пропевшего струнную песню,
Ты сидела, прощаясь с излётной мечтой.
– Мы по тайным путям из страны неизвестной
Возвращались в беззвучье с тобой.
 
 
Было больно искать обескрыленной мыслью
В дольней жизни приюта тоски:
Мы опять одиноки, опять беззащитны,
Мы лишь в мигах созвучий близки.
 

 
Лилейные руки в созвучьях рояля
Учили о тайнах Святого Грааля.
 
 
И пели в аккордах закатные блески
И дальних прибоев прощальные всплески…
 
 
Душа возвращалась путями мистерий
К закрытой для душ народившихся двери.
 
 
И плакала тихо, склонясь у порога.
И в жизнь возвращалась[23]23
  Слово зачёркнуто от руки, восстановлено прерывистой линией.


[Закрыть] тернистой дорогой.
 

 
Пред мадонной Боттичелли
Дух мой крылья расправлял.
И казалось, будто пели
В вышине святой хорал.
И во взоре Девы Чистой
Весть благую принял я —
Мысли стали вновь лучисты,
И раскрылася земля!
Там, от Взора Вечной Девы,
Я зажёг светильник вновь…
И в душе воскресшей пела
Возрождённая любовь!
 

Флоренция

 
Колоколов далёких перезвоны.
Час сумеречных грёз, молитв немых
Пред строгим Ликом внемлющей иконы…
Призывы слов, огромных и простых.
 
 
Дрожит пугливый огонёк лампады;
И зыблются слова, рождённые из слёз…
Вошла и обняла затишная услада,
Сошедшая во тьму долины плотских грёз.
 
 
Колоколов далёких перезвоны, —
Вы, в чуткой тишине поющие Хвалу,
Очистите елеем звуков стоны
Души, приявшей грех, любви, ушедшей к злу!
 

 
Господь незримый и вездесущий,
Создавший День,
Пошли Ты людям их хлеб насущный,
Мне – смерти сень…
 
 
Так много вечной, немой печали
В земле твоей.
Молитвы были… и отзвучали.
Я жду: убей.
 
 
Борцам великим, вождям последним
Ты путь открой!
… А нам… усталым и духом бедным,
Пошли покой.
 

 
Предмирная, немая сила
Сожгла мои глаза;
В душе смятенной наступила
Познания гроза!
 
 
Познание – как пламя молний, —
От них пожар души:
Объятый истиной безмолвной,
Испепелись в тиши.
 

Тупик

 
Мы с тобою вдвоём, да, мы вечно вдвоём,
Я и ты, моя серая скука.
Я к тебе уж привык, и мы мирно живём.
Непонятно нам слово – разлука.[24]24
  Этот катрен отчёркнут вертикально по правому краю, снабжён карандашной надписью: «Sic!».


[Закрыть]
 
 
Вот я слышу: грозящее время идёт!
Нет в душе ни движенья, ни звука.
…к нам с тобою никто, нет, никто не придёт,
Моя тихая верная скука.
 
 
Воля вспыхнет на миг, к жизни снова зовёт,
Где борьба ждёт, экстазы и мука!
…нет, никто к нам… никто… никогда не придёт,
Моя мутная, бледная скука.[25]25
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB. NB.!!».


[Закрыть]
 

 
Нет, я не знаю слов, разящих и могучих,
Чтоб в них мог воплотит тоску и смерть души!
Не в силах высказать в речах простых, но жгучих,
Сонм скомканных надежд, погибнувших в тиши.
 
 
Но как бы я хотел, слёз не стыдясь горячих,
Вам крикнуть… что мне тяжко, больно жить!
Но… я не знаю слов, разящих и могучих,
Чтоб в них тоску и смерть души раскрыть.[26]26
  То же, надпись «NB.!».


[Закрыть]
 

 
До грущу эту жизнь как-нибудь.
Буду греться у блещущих фраз.
Повторять за другими – «экстаз».
Догрущу… как-нибудь.
 
 
Дятлы учат: жить[27]27
  Слово вписано над строкой от руки.


[Закрыть]-жить, надо жить.
Разве?.. Вот зазвенело окно;
За окном так призывно-темно…
Кто-то нежный шепнул: прыгни, ну.
 
 
Очарован гляжу в глубину.
Но окошко прикрыл тихий трус,
Но в душе бормотал бледный гнус:
Вот ещё… надо жить – надо жить.
 

 
Не надо плакать. Плачут лишь трусы.
Вот так… Стисни зубы, глаза закрой.
Шептать не надо молитв напрасно:
В тиши нисходит – смертный Покой.
 
 
Там Кто-то ждёт во тьме безликой —
В нём гибель глупых, бескрылых грёз:
И встретил только улыбкой тихой
Моленья детски-бессильных слёз.
 
 
Не надо плакать. Уж плакать поздно.
Близка глухая ночь без звёзд.
… в груди не будет… ударов[28]28
  Зачёркнуто: «не будет».


[Закрыть] сердца…
К чему ж отрава бессильных слёз.
 

 
В словах, что спят под переплётами.
Всегда хитрит-мудрит тоска:
В узоры букв она замотана.
В созвучий пышные шелка.
 
 
Крик текста, шёпот примечания
Из кожи лезут, чтобы скрыть
Курсивом, знаком восклицания
Тоски нервущуюся нить.
 
 
Котурны слов в душе привязаны.
(Шагай, не вздумай семенить!)
Огни бенгальские заказаны,
Чтобы в финале посветить.
 
 
Но под гирляндой букв мелькающих
Бумаги ровная доска.
Под пеньем строф, под мыслью знающих
Сереет Вечная Тоска.
 

 
Как злой, раздражённый павлин,
Кельнерша взвизгнула: «Caffe!»
Тусклый, безрадостный сплин
В мыслей холодном аграфе.
 
 
Кельнершу щиплет толстяк,
Давший на чай ей полфранка.
Взгляд мой уткнулся в косяк,
В неба холодного рамку.
 
 
Вижу беззвёздную даль,
Контуры тёмные зданий…
Если б вошла… хоть печаль
В миги бесцветных мельканий.
 

 
На стене: «Турчанка у фонтана».
(Подарок друга.)
Затылок втиснул я в спинку дивана;
Как за лезвием плуга, —
За мыслью бреду.
 
 
Тоскует турчанка у глупого фонтана.
Тоскую и я на хриплых пружинах дивана.
………………
Время мысли уводит во тьму.
Мысли ум не ведут ни к чему.
 

 
Любовь пропела песенку:
Обиженно молчит.
Из силлогизмов лесенку
Мой разум мастерит.
По лесенке вскарабкаюсь
Туда, где совы спят,
Зрачки расширив мутные,
В немую темь глядят.
 
 
И там совой бессонною
к пустоте прильну —
Из истины законную
Я сделаю жену.
 
 
Любовь, страсть безграничную
Я прогоню из дум.
Пусть строит жизнь кирпичную
Мой сонно-трезвый ум.
 

 
Скоро услышу тебя, Чёрный Лебедь, в душе опустелой, —
Ты пропоёшь мне в тот час о безумья безвестной стране.
Мысли, как блики огней, заблудившихся в топкой трясине,
К зовам той песни прильнут и исчезнут в едином огне!
В ночи бессонные мне уже[29]29
  Последние два слова переставлены.


[Закрыть] слышатся шелесты крыльев:
Близится медленный лёт Чёрной птицы, несущей печаль…
 

 
Прогнили доски. В раскрытый рот
Сырая глина сквозь щель ползёт.
 
 
Там, надо мною, ручьи звенят.
Но в мёртвом сердце холодный яд.
 
 
Отпет… Забыт я… И под крестом
Душа тоскует тревожным сном.
 
 
В земных глубинах ключи звенят,
Но в сердце мёртвом – бессилья яд.[30]30
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «В.».


[Закрыть]
 

 
В душе, как в нетопленой комнате.
А ведь жизнь – неуютная штука:
Сегодня тоска, завтра скука…
И всё.
 
 
Сижу над книгой, нравственно зябну:
Разве строчками можно сказать? —
– Можно лгать, да… талантливо лгать
Это всё.
 
 
Так бушует, так хлещет наш «стиль»!
Так бездвижен душевный наш штиль.
 
 
Так бескрыла тоска…
 

 
Мой мозг – бесстрастная машина:
В тиски зажала мыслей рой.
И, следствие сковав с причиной.
Во тьму ведёт суждений строй.
 
 
Но вслед за мёртвыми рядами
Чеканных вымыслов ума
Идёт неверным шагами
Дочь света, вечная Душа.
 
 
Идёт, в следы идей вступая,
Ища погасший в далях свет:
И очи ждут, не угасая,
Возврата солнечных побед.
 
 
Но словно чёткий звон метала,
Идей тяжёлый ровный шаг:
На лица спущены забрала,
И вьётся в высях чёрный флаг.
 
 
Так ряд за рядом к злобной бездне
Они идут: звала их ночь…
У граней тьмы, где мысль исчезнет,
В слезах томится – Света Дочь.[31]31
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB. В.!!».


[Закрыть]
 

 
Пути идут запретные —
И высью и долинами.
Тропинки неприметные
Изгибами змеиными
Бегут и возвращаются
И снова все встречаются
За леса тёмной чащею.
У омута молчащего.
 
 
Плакун-Трава над ним растёт.
Плакун-Трава проклятая…
 
 
Над зыбью помертвелою.
Сломавши крылья белые.
Тоскою очарованный.
Склонился Ангел скованный.
 
 
И к омуту за чащею.
Тропинками молчащими
Приходят осуждённые:
Под жалом звёзд рождённые.
Что смерть струят в ночи.
 
 
Обвившись вкруг души.
Лучи тех звёзд опальные
Ведут путями дальними
К тиши.
………………
 
 
И мудрецы, и книжники.
И плуты, и подвижники,
И сильные, и нытики,
Скопцы и сифилитики
Идут.
Молитвенные шёпоты,
Угрозы, слёзы, ропоты
Звучат.
 
 
Но зыби помертвелые.
Лобзая крылья белые.
 
 
Молчат.
 
 
Над водами печальными.
Над струнами кристальными.
Цветёт в тиши Плакун-Трава,
Плакун-Трава проклятая.[32]32
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».


[Закрыть]
 

…песнь та звучала блаженством рая…

Григ. «Лебедь»

 
И ты, умирая.
Ждал песни[33]33
  Зачёркнуто: «-ен».


[Закрыть] из рая, —
Мой лебедь…
 
 
Душа её пела.
Но песнь не звенела
Меж далей.
 
 
В миг смерти великий
Визгливые крики
Звучали.
 
 
Бессилье в них билось…
По высям томились
Печали.
 
 
Над глубью кристальной,
Уродец печальный,
Поник ты… без песен.
 

Путевая карусель

 
Поезда меня мчат по неведомым странам.
По неведомым странам средь гор и долин.
От вокзальной толпы, от огней ресторанных
Ухожу снова в ночь, где один я… один.
 
 
Как люблю я в тиши предрассветного часа
На мельканье глядеть силуэтов в окне:
Здесь, в пустой темноте, точно мыслю я ими,
Точно силой души зародил их в себе.
 
 
И несусь, подчиняясь таинственной воле:
Мост, туннель, блеск далёких огней…
Позабытые станцийки, спящие в поле.
Города и зигзаги печальных аллей.[34]34
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».


[Закрыть]
 

 
У ступеней Сан-Миньято —
Тихий шорох кипарисов…
У ступеней Сан-Миньято
Слышен нежный звон цикад.
 
 
Дверь раскрыта в сумрак храма:
Вижу красный блеск лампад,
Гимн угрюмого органа
Слился с песнею цикад.[35]35
  В оригинале первый и второй катрены справа выделены вертикальной волнистой чертой, надпись карандашом от руки: «В печать» (возможно, «К печати»). Третий и четвёртый катрены зачёркнуты одной наклонной чертой. Под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».


[Закрыть]
 
 
Мрамор портиков широких;
Олеандров пышный ряд.
Тускл покров олив высоких;
Странен кактусов наряд.
 
 
Смутный зов молитв печальных
Спорит с голосом весны.
По путям скользя хрустальным.
Реют сладостные сны.
 

 
На крыльце два грустных такса
Созерцают лужу.
В небе туч разбухших кляксы
Шлют вниз дождь и стужу.[37]37
  Первый катрен справа отчёркнут, надпись: «К п<ечати?>».


[Закрыть]
 
 
Дождь бубнит по черепицам.
Бьёт по стёклам зданий…
Frau Wirthin тычет спицы
В скучное вязанье.
 
 
Вот соседские мальчишки
С визгом, писком, давкой,
Закатав свои штанишки,
Пляшут над канавкой.
 
 
Сам Herr Wirth, пиджак сняв новый,
Стул придвинув к свету,
Изучает, подняв брови,
Старую газету[38]38
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB.B.».


[Закрыть]
 

 
В пустынном парижском квартале
Я храм одинокий нашёл. —
На белом холодном портале
Распластан там чёрный орёл.
 
 
В том храме есть гроб тёмно-красный
Из тяжких порфировых плит:
В гробу, под покровом атласным.
Вождь царственной Франции спит.
 
 
И там, у его изголовья,
Знамёна склонилися в ряд.
Со стягов, забрызганных кровью,
Орлы золотые глядят.
 
 
У входа забытой гробницы
Старик-гренадёр на часах:
И орден почётный в петлице,
И отсвет победы в очах.
 
 
В том храме не нужны молитвы —
Он Богом оставлен навек.
Алтарь в нём – безумию битвы!
Там[39]39
  Вставлено карандашом.


[Закрыть] Бога сменил… Человек![40]40
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB!».


[Закрыть]
 

 
Кирхи в небо тычут шпили.
Аккуратный город Линц,
Враг движенья, шума, пыли,
Спит, как в сказке некий принц.
 
 
Нов тщеславной лихорадке.
Город Линц с недавних пор
На богатые достатки
Вздумал выстроить… Собор!
 
 
Городок с похвальным рвеньем
Мнит создать помпезный храм —
И тщедушным вдохновеньем
Устремился к небесам!
 
 
Но у крошки-городишки
Вдохновение жандарма…
– И торчит под жёлтой крышкой
Благочестия казарма.[41]41
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом: «!».


[Закрыть]
 

 
Меж домов пустынных улиц
Я иду к теням портала.
Проклинаю пыль и скуку
Бесконечного квартала.
 
 
По истершимся ступеням
Я спускаюсь к арке храма:
Слышу тихий отзвук пенья
И призывный гул органа.
 
 
Миг. И гаснут солнца блики.
Свет лампад колеблет тени.
И со стен святые лики
Внемлют в грусти песнопений.
 
 
Там, под сводом наклонённым.
Над горящими свечами.
Вижу облик нерождённый
С тихоструйными очами:
 
 
В них горит печаль людская
О заблудших и усталых.
И слеза скользит, сверкая.
По щеке больной и впалой.
 
 
Santa Chiara, светоч чистый!
Озарен душой скорбящей
Путь далёкий и тернистый.
Путь безвестности манящей![42]42
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».


[Закрыть]
 

 
Огонёчки красные
У немых крестов.
Золотятся ясные
Строчки старых слов:
 
 
«Умер. Причастившись Тайн.
Ждёт здесь до суда.
Her Советник Кроненштайн —
Честности звезда!»
 
 
Холмики дерновые.
Символ смертных снов.
Цветики лиловые
Жмутся у крестов.
 
 
Ангелочки грустные
Над обрезом плит.
В лицах – безыскусные
Отсветы молитв.
 
 
В душу тихо просится
Блеклый грусти луч…
Над землёй проносятся
Стаи чёрных туч.
 

 
Изломы улиц над сном каналов.
Шесты, лавчонки и тень порталов.
 
 
Пустынных калле молчат провалы.
Сырые в воду ушли подвалы.
 
 
Шаги чеканны средь стен уснувших:
Мне слышен голос времён минувших.[43]43
  Строфы 1, 2, 3 вертикально отчёркнуты справа красным карандашом. В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR», подчёркнута.


[Закрыть]
 
 
Белеет площадь, как зал волшебный,
На пьедестале колосс там медный…
 
 
Немое небо, вода и камень, —
И блики света сквозь щели ставень.
 

I.

 
… Меня погубил квадратик зелёный:
Зелёный квадратик с светлой каймой. —
Блеснули змейкой наполеоны,
Шорох лопатки: квадратик… пустой.[44]44
  Первый катрен отчёркнут справа вертикальной карандашной чертой.


[Закрыть]
 
 
И снова ждёт он и обещает…
Роюсь в карманах. Вот… бросил с тоской!
Лопатка ставку, шурша, сдвигает!
Квадратик зелёный снова пустой?!
 
 
Я не хочу! – и вот тихо толкаю
Последнюю ставку трусливой рукой.
Жду. Отвернулся. Глаза закрываю…
– Шорох лопатки: квадратик – пустой.
 

II.

 
И ей хотелось маленького золотого счастья,
Хотелось властвовать и покорять людей…
Я на тебя взглянул с улыбкою участья, —
Ты думала – смеюсь… и стала чуть бледней.
 
 
….
 
 
Мы встретились опять под сводами собора:
Молилась тихо Ты, лицом к скамье припав.
Из храма я ушёл, не прошептав молитвы, —
Страшась нарушить сон души твоей больной…
 

III.

 
Больное лицо, округлившийся взгляд.
На красном сукне луидоры горят.
 
 
И с шорохом медленно шарик скользит:
И жизнь обещает, и смертью грозит.
 
 
Звон золота, лица и руки людей.
– О если б скорее… конец бы скорей!
 
 
В душе кто-то тихий склонился и ждёт,
Следя жутких мигов незримый полёт.
 

Кривые улыбки

Поэту гневных ритмов

Саше Чёрному (Гликбергу)

почтительно посвящаю

 
Море цвета лакмуса.
В небо рвутся скалы.
На скамье, у кактуса.
Кто-то сел устало, —
 
 
Кто-то, огорошенный
Синих волн блистаньем,
Гость почти непрошенный
К жизни мирозданьем.
 
 
И в душе на ролике
Слово «я» вертится.
Угрызенья – колики:
В них душа ютится.
 
 
…
 
 
Ты противен кактусу,
Гадок волн прибою!
В море цвета лакмуса
Брякнись головою.[45]45
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом: «!» (подчёркнуто).


[Закрыть]
 

 
Крошка парк. И в парке, там, где дремлет пруд,
На скале иссечен Торвальдсена труд.
 
 
Перед умирающим, беззащитным львом
Жирные туристы с «мыслящим» челом.
 
 
Мучатся, бедняги, пробуя парить
Мыслью, в пиве смоченной, под небес зенит.
 
 
Щёлкают кодаки. Стонем: «Wunderschon».
Топот ног, обтянутых в брюки до колен.
 
 
Пухленькие немки виснут на руках
Жеребцов двуногих с тихим вздохом: A-ach!
 
 
Не скамейке, рядышком, выкатив глаза,
Сели: папа – мама – дочка егоза.
 
 
И отец, сигару сдвинув в угол рта,
Объясняет, в чём здесь «Смысл и красота».
 
 
Вот молодожёны. Он альпийский шток
Тычет в льва, вливая в пруд из слов поток;
 
 
Выпучивши груди на больного льва,
Тихо умиляясь, слушает жена.
 
 
Кончил – и уходят, от любви сомлев:
Взглядами страданья проводил их лев.
 
 
Отставной военный, строгий приняв вид,
Сыну в назиданье что-то говорит:
 
 
Сын глядит уныло, словно потускнев,
Взглядом пониманья отвечает лев.
 
 
В стороне – прилавок: здесь за су иль два
Можете купить вы фотографью льва.
 
 
И сидит там дама очень средних лет.
И меняет виды на кружки монет[46]46
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NB!».


[Закрыть]
 

 
Молодожёны (с глазами как сливы в блаженства компоте).
С ними мамаша в пятнистом капоте:
Влезли в купе.
 
 
В угол зажали меня чемоданами.
Саки на полках, узлы под диванами —
Едем.
 
 
Что-то шептал он – она хохотала.
И, отвернувшись, мамаша жевала
Грушу.
 
 
Ручку ей сжал он – и тихо стыдилась…
Если б мамаша куском подавилась!
О, если б!..
 
 
Роюсь в Rucksack'e: словарчик – заметки,
Книги: мечты в коленкоровой клетке…
Скучно.
 
 
Песню вагоны бессловную пели.
Медленно сумерки вкруг засерели.
Скучно.
 
 
Молча глядел я в померкшие дали:
Сумерки звёзды «для них» зажигали…
……………
Ну конечно – «для них»![47]47
  В оригинале под стихотворением карандашом восклицательный знак, волнисто подчёркнутый.


[Закрыть]
 

 
У гулких прибоев.
Над всплесками волн.
Сижу я и ною.
Собою лишь полн.
 
 
Я весь из укусов.
Я – пляска злых слов.
Под пение гнуса
И дробь из пинков.
 
 
Сюда притащил я
К вспененным валам —
Все визги бессилья.
Весь слипшийся хлам
 
 
Души кабинетной.
В пиджачных мечтах
Строчащей о «моря
Вспененных валах».[48]48
  В оригинале под стихотворением надпись карандашом, возможно, «NR».


[Закрыть]
 

 
Жизнь поделили кретины и снобы.
А чистых сердцем – съели микробы…
 
 
Съели микробы, сгноили тюрьмы:
Их мысль в осколках спасли из бурь мы;
 
 
Спасли из бурь мы, и что же стало?
– Музеев много, а[49]49
  Зачёркнуто: «и».


[Закрыть] жизни – мало…
 

 
Девицы, наладив валики.
Разбрелись по узким дорожкам:
Над ухом у каждой – нахалики
Шепчут о «ручках[50]50
  Зачёркнуто: «и».


[Закрыть]-ножках».[51]51
  Первый катрен выделен справа вертикальной волнистой чертой.


[Закрыть]
 
 
Девицы с деревьев листики
Рвут, улыбаясь зазывно:
Их по зигзагам софистики
Франты ведут непрерывно[52]52
  Зачёркнуто: прогрессивно.


[Закрыть].
 
 
И увлеклися нахалики:
В губы[53]53
  Зачёркнуто: «шеи».


[Закрыть] впились как занозы —
А на манишках их валики
И восхищённые слёзы.
……………………….
 
 
У лампы верандной родители
В темень вонзили хрусталики.
Кто-то придёт победителем —
Дочери или нахалики?[54]54
  Под стихотворением восклицательный знак карандашом, подчёркнут.


[Закрыть]
 

 
Что-то шепча и вздыхая, родители
Сели на солнышке чинно.
Жирная дочка с улыбкой пленительной
Флирт затевает невинный.
 
 
Чистенький немчик с розой в петлице
Жмёт ей пухлые пальцы —
Дочка[55]55
  Рукописная вставка, неразборчиво, возможно, иностранное слово, не поддающееся дешифровке.


[Закрыть], краснея, молчит и стыдится,
Ежась раскормленным сальцем.
 
 
Немчик вспотел от услады томительной:
В сердце свербящая рана!
И в стороне уже шепчут родители,
Строя проекты и планы.[56]56
  В оригинале под стихотворением от руки проставлен и подчёркнут восклицательный знак.


[Закрыть]
 

 
Кисленькие, злые, хворые идейки;
Маленькая, тускленькая жизнь. —
Мозг трусливо роет норы и лазейки,
Чтоб вильнуть от смерти, врыться в грязь и… «жить»!
 
 
Вот – сгрудились: лезут ошалелой массой
Бедные, больные грустные скоты…
На усталых лицах бодрости гримаса
И на рабьих спинах – тяжкие кресты.
 

 
Милые, добрые, мудрые книги
Учат «по-умному» жить:
Учат ловить вдохновенные миги, —
Верить, прощать и любить.[57]57
  Первый катрен справа отчёркнут карандашом, надпись: «Sic!».


[Закрыть]
 
 
Я их читаю с глубоким волненьем
И, до конца изучив,
К людям иду… с величайшим презреньем.
Жалость одну сохранив.[58]58
  Второй катрен слева выделен вертикальной волнистой чертой, стихи 3 и 4 подчёркнуты карандашом. Внизу карандашная надпись: «NB!».


[Закрыть]