Текст книги "Рыцарь духа, или Парадокс эпигона"

 
Канарейка жёлтая в проволочной клетке
О любви канареечной жалобно свистит.
Перо в руке, точно клюв странной птицы,
Про любовь человечью – скрипит и скрипит.
Вечереет. Нам скучно. Мы в клетке, – нам тесно!
Наши песни – не наши: их поём подневольно —
Ты на жёрдочке тонкой, я – в вольтеровском кресле.
Человеку и птице люди сделали больно.
 

 
Изъезженное гаммами пьянино
В безмолвье лунном спит. Пусть спит.
Бюст Шиллера на жизненную тину
С прощающей улыбкою глядит.
 
 
Покоя час. И тина без движенья:
Подёрнута лишь зыбью… Полночь бьёт.
– Прелюд раскрыт, и тайно наслажденье
Слетевший Дух, к строкам приникнув, пьёт.
 
 
А завтра вновь начнут топтать педали,
И тискать в клавиши трепещущий прелюд.
И пальцы толстые зазвёздные печали
Возьмут, о клавиши ударят… и убьют.
 

 
Щёлкнул ключ, и дверь, скрипя, открылась.
В сумрак комнаты привычно я шагнул,
Оборвавши улиц лязг и гул.
Щёлкнул ключ, и дверь, скрипя, закрылась.
 
 
Постлана постель, и две подушки взбиты.
Лунный луч кого-то ищет по стене.
Кто-то здесь таится в чёткой[90]90
  Зачёркнуто автором: «чуткой».


[Закрыть] тишине:
Там, где ждёт постель и две подушки взбиты.
 
 
Спички блеск, и юрко-юрко скрылись тени.
Там вот-вот подушкой и стенным узором —
Серенькая нежить с сине-звёздным взором
Что-то пошептала. Юрко скрылись тени.
 
 
Сел я у окна, огня не зажигая,
Ночи грешной гул, смиряясь, еле тлел.
Где-то далеко, хрипя, петух пропел.
Ждал я у окна[91]91
  Зачёркнуто: «стола».


[Закрыть], огня не зажигая.[92]92
  В рукописной тетради дата: 29/III-1918 г.


[Закрыть]
 

 
Меж глупо-ярких крашеных дачек,
Рояльного скрежета, лая собачек,
По змеистой вязкой тропинке,
Макая в лужу ботинки,
Иду я к лесу.
 
 
О, ты, жуть дачных опушек!
В гамаках спят трупы жёлтых старушек.
В траве жестянка, блеск битой бутылки,
Застыли над книгами чьи-то затылки;
Хрипят мордастые – сытые мопсы;
По бумаге зелёным трут Шишкины —
Жёлтым трут Ропсы.[93]93
  От «По бумаге…» до конца строфы вписано от руки.


[Закрыть]
 
 
Мимо. – Пискнула птичка. Стучат нудно дятлы.
Ветер чешет деревьям зелёные патлы.
Меж стволов сплошь синеют-алеют капоты.
И горько-горько мне:
Зажмурив глаза, сижу над лужицей.
Ах, над лужицей так[94]94
  Вписано от руки.


[Закрыть] сладко тужится —
На мокром пне.
 

 
Наши глаза ведь давно уж на ты.
Наши улыбки (не правда ль?) на ты.
Мы заласкали друг друга в мечтах —
Мы лишь не смеем сказаться в словах.
Поздно. Не стоит. Всё это пройдёт.
Слов не дождавшись, нежность умрёт.
Нежность не может… быть и не быть.
Время – молчанье в Безмолвье укрыть.
 

 
Восемь звонов нисходящих.
Точно дальний плеск причала.
С высей в сумрак улиц спящих
Башня, бросив, замолчала.
Нисходящих восемь звонов:
Так Глубинное Начало,
Цепью никнущих эонов,
Мир роняя, прозвучало.
 
 
Кто-то тихо водит стрелки
Циферблата белым диском
И в секунд деленьях мелких
Ищет Вечность: Вечность близко.
 
 
Монастырь. Шум ветра чёток.
(Слышен ли там[95]95
  Выделено автором.


[Закрыть] в кельях низких?)
Там, где пальцы в звеньях чёток
Ищут вечность – Вечность близко.
Близко… К сердцу вдруг нагнулось
То, что выше слов всех мелких:
– Это Вечность прикоснулась
К острию секундной стрелки!
 

 
Исшёптанное мириадом[96]96
  Так в рукописи. Современная Кржижановскому норма «мириадой» (жен. род.).


[Закрыть] уст
Земное ветхое – «люблю».
В нём шелест скрипок, флейты грусть…
Прислушайтесь: люблю – люблю.
 
 
Я прячу слово в ларец тайный.
Защёлкнув вымыслом: она.
Верь: это слову[97]97
  Буква «о» зачёркнута, исправлено на «у».


[Закрыть] плен случайный.
Верь: счастье соткано из сна.
 
 
«Люблю» бросаю в бесконечность.
Исчезло «я», и стало – Всё.
И время вознеслося в Вечность.
И возвратилося ты в то.
 

 
То не был мир – лишь мира отсвет смутный.
Сплетеньем ганглиев пленённый звёздный смысл.
Лучи, опутанные сетью цепких числ.
То не был мир – лишь мира отсвет смутный.
 
 
Дома к домам прижали камни тесно.
Шёл человек и мира отсвет нёс.
В его мозгу: созвучья сфер небесных
И близкий стук извозчичьих колёс.
 
 
Лишь для него чуть зримыми лучами
К мерцанью фонарей с высот сошла звезда.
Но по плакатам чёрными словами
Ползла чешуйкой букв шуршащая Вражда.
 
 
До серафически-окрыленных наитий
Добрызнуть грязью силится Земля.
Мысль метафизика – в клубке паучьих нитей, —
И ломится толпа в затишный сумрак «Я».
 
 
…Пять ненавидящих ощупали глазами
Холодный контур лба. Зрачки нашли зрачки.
«Тот против нас, кто не идёт за нами».
Пять ружей вскинуты и взведены курки.
 
 
Мир не погиб. Померк лишь отсвет мира…
Всё те же фонари. Залп. Ругань. Стук шагов.
Над мыслью – гимн семиорбитной Лиры.
Над трупом – пять дымящихся стволов.[99]99
  От «Шагов…» и до конца катрена вписано от руки. Машинопись: «…колёс. / И лишь Гармония вселенской вечной лиры, // Гонимая землёй, бежит из мира слёз».


[Закрыть]
 

 
Тихой поступью поступков
Мы подходим к бытию.
Мысли ломки, сердце хрупко —
Гибнет с первым же «люблю».
 
 
Прочитав пять-шесть романов,
Мы с хорошеньким не-я
По тропиночке обманов
Входим в сумрак Бытия.
 
 
Оттого, что чьи-то плечи
Белой лилии белей,
Зажигают в церкви свечи
«Углем адовых печей»[100]100
  Внизу страницы рукописное примечание автора: «х) Из древнерусского апокрифа». Источник не найден.


[Закрыть].
 
 
Не спросив у жизни– «Кто я»,
Кто «не я» – мне[101]101
  Зачёркнуто: нам.


[Закрыть] враг «иль друг»?;
Трижды чертим у налоя
Алогичный «ложный круг».
 
 
Но объятья рвут софизмы:
Ведь «не я» – всегда не я.[102]102
  В оригинале подчёркнуто от руки.


[Закрыть]
Над душой погибшей тризну
Правит шёпот: «Я твоя».
 

 
Меж душой и миром тишина:
Там, над тишиной, повис узорный мостик.
По его излому в мир идут слова,
Чтобы в плоть облечь там букв сухие кости.
 
 
Но пред тем, как в шумный мир сойти,
Долго, наклонясь, стоят над тишиною:
Так влечёт прильнуть к молчащему покою.
Но перо, скрипя, толкает их в значки.
 
 
– Если ты поэт, то слышишь в час бессонный
Вздохи тайных слов, гонимых из души.
Там, на мостике, над тишиной бездонной,
Все свои слова… останови.
 

Стихотворения С. К
23 марта 1918[103]103
  Рукописная тетрадь, в отличие от двух предыдущих. Открывается стихотворением «Поэту» с датой «III/18». Зачёркнутые варианты читаются плохо.


[Закрыть]

Entre griv et rose

Cet heure enter

 
На бумаге розовой серым карандашиком.
Юноша, письмо любви пиши.
Розовое платье скрыв под серым плащиком.
В час вечерний, девушка, спеши.
 
 
Там, у пыльных зарослей, встретитесь, смущённые,
Спросит: «Любишь ли…» – а что ответишь ты?
Пусть под серым небом, в сумрак облечённые,
Розовым закатом[104]104
  Зачёркнуто: «В розовой лампадке».


[Закрыть] сверят вам мечты.
 

III/18 г.

Жалоба Парки

 
Ночью беззвёздной, ночью беззвучной
Кто-то подходит тихо к окну.
Книгу раскрыл я (о Боже, как скучно!):
Шепчет тот, шепчет: «Вернись[105]105
  Зачёркнуто: «уйдём».


[Закрыть] в тишину».
 
 
Каждую ночь так зовёт он, проклятый,
Шёпот всё[106]106
  Зачёркнуто: «так».


[Закрыть] тих и бессвязна мольба,
Чую я: душу, безвинно распятую,
Снять хочет с жизни Судьба.
 
 
Всё пред глазами, алея, качнулось.
«Душу, как книгу, сразу закрыть».
Вдруг… чья-то сталь сердца чётко[107]107
  Зачёркнуто: «робко».


[Закрыть] коснулась:
«Смертный, ты звал Меня – режу я нить».
 
 
«Кто ты<?>» – вскричал я. «Какие там[108]108
  Зачёркнуто: «не тронь моей».


[Закрыть] нити<?>»
Холод и трепет меня охватил.
«Атропос Вечная». – «А… извините.
Право… не думал я… так – пошутил».
 
 
«Тяжко бессмертье мне, – голос ответил.
Грозный и скорбный, как ночь:
Вечно влечёт вас, безбожные дети,
То, что бессилен ваш дух превозмочь.
 
 
Где мои эллины? Честно и смело
Звал меня в битвах горький их стон…
Эти ж как листья под снегом чуть тлеют.
Мирт облетел мой – алтарь осквернён».
 

III/18

«Душа прощалась с Ангелом-Хранителем…»

 
Душа прощалась с Ангелом-Хранителем.
Погибшую Он, плача, покидал.
На зов Отца, в небесныя обители,
Крылатый отлетал.
 
 
И над душою Тишина склонилась…
Как над ребёночком слепая мать:
Но как душа и тишина сроднились?
Слова о том молчат.
 

15 г. – обр. III/18 г[109]109
  Далее следует текст стихотворения «Мы», датированный: «15 г. – III/18 г. обр.» (по-видимому, обработано?).


[Закрыть]

Её губы

 
Дайте мне хоть издали взглянуть на ваше счастье.
Дайте миг у счастья чужого помечтать…
Скучно нелюбимым – скучно пленной страсти.
Жутко нелюбимым молча отцветать.
Ваша жизнь в созвучье, слёзы ль, страсти ль миги.
В комнате ж моей – и пусто и темно.
В комнате моей молчат на полках книги
И глядится в сумрак узкое окно.
………………………………
 
 
Там, обвив мне шею тонкими руками,
Тихое «люблю» тоска мне говорит.
Долго ищет сердце мёртвыми губами
И когда найдёт…
 

обр. III/18 г. (14–15 г.)

Профессионал

 
Он прогнал свою музу. Швырнул ей за дверь
Простонавшую струнами жалобно лиру.
Он один. Взял block-not[110]110
  Так у Кржижановского.


[Закрыть]: сорок пять за квартиру,
Три-пятнадцать – бельё… «Впрочем, нет, не теперь».
 
 
Хорошо отдохнуть. «Наконец я один».
Пошагать, посвистать, позевать что есть силы…
– А то вечно над рифмой сидишь, как кретин!
(Разве вылить в вазон с олеандром чернила!)
 
 
«Да. А всё-таки с деньгами надо решить:
Сто у Бухова. Только не даст, вот скотина.
Если даст… хорошо. После? – После служить.
Да, но где? – Ну и жизнь, ну и подлая тина!»
 
 
И поэт зашагал: от угла до угла
Проводил дьягонали[111]111
  Так у Кржижановского.


[Закрыть] ногами.
Сумрак тьмою сменён. Ночь пришла и ушла;
Эос глазки протёрла перстами.
 
 
Догорала свеча. А поэт всё шагал.
Что он думал – пусть будет сокрыто.
Робкий[112]112
  Зачёркнуто: «опечаленный».


[Закрыть] голос за дверью вдруг тихо сказал:
«Это я». И рыданья послышались чьи-то[113]113
  Зачёркнуто: «створки ж двери закрыты».


[Закрыть].
 
 
Стал у двери и думал, открыть[114]114
  Зачёркнуто: «позвать».


[Закрыть] или нет,[115]115
  Далее зачёркнута строка: «Понял: цепки супружества нити».


[Закрыть]
И вдруг сердца опять обмоталися нити.
А за дверью, сквозь слёзы: «Ты будущий Фет…»
И сказал он устало: «Войдите».
 

15. обр. 19[116]116
  Далее следует текст «Vechia zimarra, senti».


[Закрыть]

В лаборатории[117]117
  Предыдущее заглавие неразборчиво, зачёркнуто.


[Закрыть]

 
Синяя звезда, горящая в эфире,
Мне вонзает в сердце белосиний луч.
Вижу: за стеклом чуть тлеет блеск сокрытый.
Мутно-синий яд за гранью хрусталя.
Ближе губы, ближе к сткляночке открытой:
Синий блеск крылом расправленным качнёт…
И к звезде родной, синеющей в зените,
Бросив труп земли, взлетит и унесёт.
 

14 г. обр. III/18 г.[118]118
  Далее следуют тексты «Прелюд Шопена» и «Гость» («Щёлкнул ключ и дверь, скрипя, открылась…») с датой 29/III-1918 г.


[Закрыть]

Скрипач

 
Пальцы приникли к тонкой струне.
Скрипка всё бредит, всё стонет во сне.
Сумерки нежно целуют зрачок.
«Боже, как больно», – шепчет смычок.
 
 
Струны мертвы. Я четыре луча[119]119
  Зачёркнуто: «пусть пять и <…>».


[Закрыть]
Вырвал у солнца: их дрожь горяча![120]120
  Зачёркнуто: «скрипка моя».


[Закрыть]
Вот я – касаюсь чуда смычком…[121]121
  Зачёркнуто:
Чуда коснусь я послушным…свершится сейчас над.Вот и свершилось… И стало светлоВ зале для буйных я видел…

[Закрыть]
Это стихи о душевнобольном.
 

29/III-1918 г.

За что?

 
Часики карманные, пятирублёвые,
Тоже вот мечтали быть часами башенными:
Там, над гулом города, выси бирюзовые:
Любо золотиться там стрелками украшенными.
 
 
Но тикают часики, часики обиженные,
В узеньком кармане серого жилета.
О, мои мечты, «под два поля» остриженные.
– Скучно быть не-Пушкиным – грустно не быть Гёте.
 

14 г./обр. III/18 г.

Экспромт

 
Женская нежность – клавиатура.
Ждущая «Лунных сонат».
Мы же умеем лишь «<нрзб>» хмуро —
Пальцем одним простучат(ь?).
 

31 марта 1918 г.

Открытое окно

 
Кто-то тренькал на гитаре
За моим окном.
Звуком тихо подавляли
Басом и альтом.
 
 
После: «ух, моя ж ты краля».
Смех, возня и визг.
Там кого-то обнимали,
Кто-то пьян был вдрызг.
«Хи… не балуй, дьявол Мишка,
Н-ну… чего пристал?!»
Я ж, глаза уткнувши в книжку,
Бешено читал.
 

В номерах

 
За стеной играли гаммы,
Изредка[122]122
  Зачёркнуто: «Скучно и».


[Закрыть] фальшивя.
Но чуть слышно входим в храм мы,
Где вернётся «ты» в «я».
 
 
Гамму вздохов, смехов знойных[123]123
  Вариант прочтения: «знатных».


[Закрыть],
Губ касаясь зыбко,
Страсть á lirvre ouvert[124]124
  Возможен иной вариант прочтения: «a vivre ouvert». На месте первой буквы словосочетания клякса.


[Закрыть], но стройно[125]125
  Вариант прочтения «страстно».


[Закрыть]
Нижет без ошибки.
 

Молитва

 
Бредёт молитва дорогами пыльными, —
Полем сожжённым, из сёл в города.
Глядь – долу[126]126
  Зачёркнуто: «там».


[Закрыть] склонится слово умильное,
Там грусть цветёт (лепестки-то в слезах…)
И собирает и стон и веселие,
Отдайте[127]127
  Зачёркнуто: «Несите».


[Закрыть] мирт ей, несите полынь.
Сложит их молча[128]128
  Зачёркнуто: «Их молча сложит».


[Закрыть] там, в горной келий,
Одно шепнув лишь, как выдох: аминь[129]129
  Зачёркнуто:
Одно лишь слово сказав: аминьОдно промолвив как выдох: аминьОдно лишь скажет, склоняясьСказав.  Далее следует текст «Дачная опушка». После него стихотворение «Могилы метафизиков» из машинописной тетради «Философы» (см. ниже), далее черновики: «Наши глаза ведь давно уж на ты…», «Никто не слышит – никто не знает…» (четверостишие зачёркнуто), снова «Наши глаза ведь давно уж на ты…», «Схоласты» (см. ниже, с датой: 8/V-18 г.), «В казарме», «Видение».


[Закрыть].
 

Солдатская песня

 
«Соловей в саду – тёх-тёх-тёх».
Ветер песню на крики рвёт.
И осенняя грязь, обняв тысячу ног,
в созвучья несёт.
 
 
В мёртвом поле теперь и трава не растёт.
Лишь на наших могилах воскреснет Весна.
«Канареечка-пташечка жалобно поёт» —
Отчего? Оттого, что ей клетка тесна.
 
 
Хорошо б в грязь прилечь и тропинками сна
Среди звёзд отыскать чёрной смерти приют…
– Пусть о том, что земная их клетка тесна,
Там внизу люди глупую песню поют[130]130
  Далее следуют тексты и черновики стихотворений: «Диоген и Эпихарис», «Пролог» (черновик стихотворения «Magnus Contemplate!»; см. «Философы»), «Миросозерцание под пулями», «Лаврские куранты», «Исшёптанное мириадом уст…», «Circulus vitiosus».


[Закрыть]
 

<Frater Tertius>
Философы[131]131
  На обложке: по левому краю сверху вниз надпись: «Стихи». Над машинописным заглавием рукописный эпиграф: «Frater Tertius (P. V.)». Внизу в правом углу рукописная надпись: «На библиотечной полке одною книгою стало больше: не значит ли, что на земле одним человеком стало меньше?» На обложке след машинописи (неразборчиво), впоследствии заклеенной (заклейка сорвана вместе с фрагментом текста).
  Первым в подборке стоит стихотворение «Переплетенные книги…», в других случаях озаглавленное «Книжная душа»; здесь заглавие зачёркнуто или, напротив, выделено необычным образом. Вариант заглавия – «Библиотека».


[Закрыть]

Академия (IV в. до Р.Х.)

 
Шаги и мысли отзвучали:
Сад Академоса закрыт.
На лёгких оттисках сандалий
Песчинки ветер шевелит.
 
 
Узором мозговых извилин
Аллеи бороздят весь сад.
Смешались в вере: дым кадилен
И загородных свалок смрад.
 
 
Издалека несут Афины
Тимпанный звон и флейтный свист.
В саду ж – священные оливы
К теням вечерним клонят лист.
 
 
И над извитием аллеи
Прозрачной вереницей эх.
Роняя ветрный[132]132
  Зачёркнуто: «звонких».


[Закрыть] слов доспех,
Кружат крылатые Идеи.
 
 
Там глухо заперты ворота:
Но слышен ночью странный звук, —
Как будто бьёт о стены кто-то
Крылами, налетая вдруг.
 
 
В полночный час роняют ветви
В шуршанье трав – то вдох, то стон.
– Кто ключ хранит от сада-клетки?
– Тюремщик Вечности – Платон.
 

Диоген и Эпихарис

 
Там, где Пирей вонзает мрамор в волны,
Далёко от кривых Афинских стен, —
В смолёной бочке, в мраке и безмолвье,
Живёт и мыслит старый Диоген.
 
 
Полудня солнцем тени все убиты;
Шафран песка и моря синь – слепят.
Умолкли города грохочущие плиты:
И море, и Пирей, и Диоген – молчат.
 
 
И в час, когда всё покорилось зною,
Прошелестит песок и прошуршат шаги:
Смуглянка-девочка, неся сосуд[133]133
  Зачёркнуто: «кувшин».


[Закрыть] с водою,
У бочки станет: «Дедушка, здесь ты?»
 
 
«Здесь, – шепчет мудрый, – здесь я, Эпихарис».
И, наклоня сосуд[134]134
  Зачёркнуто: «кувшин».


[Закрыть], она испить даёт[135]135
  Исправлено: «даёт испить».


[Закрыть], —
С улыбкой алою[136]136
  Зачёркнуто: «детскою».


[Закрыть] следит, как жадно старец,
Припав к краям щерблённым[137]137
  Зачёркнуто: «сосуда» «амфоры».


[Закрыть], долго пьёт.
 
 
Но, жажду утолив, мудрец глядит: случайно
Не подсмотрел ли кто с кривых Афинских стен?.
И расстаются связанные тайной
Смуглянка-девочка и старец Диоген.
 

I.[138]138
  Оставить «I.» (как в оригинале) вместо «И.» в соответствии с современным алфавитом – причуда публикатора.


[Закрыть] С. Эригена (IX В.)

 
«И в день седьмый Господь от дел своих почил».
Interpretatio: возник покой в вещах.
Седьмой день – тишину низвёл и поселил,
Низвёл и поселил и в криках и в лучах.
 
 
С тех пор слова людей звучат и не звучат;
С тех пор у синих звёзд надломлены лучи;
И мудрый говорит любви своей: «молчи»;
«Да будет» отошло и близится «назад».
 
 
Всё крепнет Тишина; всё ширится в вещах:
То к розе вдруг припав, прозрачный пурпур пьёт.
То слово на устах дрожащее убьёт.
Всё крепнет Тишина. Всё ширится в вещах.
 
 
Всё крепнет Тишина. Я верю – близок миг —
И в безответности умрёт последний крик.
И духи и тела – всё канет в глубину
И будем слушать мы Господню Тишину.
 

Flatus vocis

 
Чудовищный трёхкрылый силлогизм
Над сердцем прокричал: нет Бога!
И ищет слов бессильный экзорцизм:
Слова все умерли… А так их было много.
 
 
Соцветья букв священных отряхнув.
Закрылись книги. Скрыты все дороги.
И окровавленный из сердца вырван[139]139
  Зачёркнуто: «вынут».


[Закрыть] клюв.
Трёхкрылый каркнул[140]140
  Зачёркнуто: «шепчет».


[Закрыть]: Бога нет – нет Бога![141]141
  Далее зачёркнутое автором четверостишие «Марсилио Фичино утешает овдовевшего друга»:
Вас на путях любви подстерегли два тела.Пора: одно из тел, на землю пав, дотлело.Омыв крыло в слезах, к душе душа лети!(Лишь острием клинка отбрось себя с пути.)

[Закрыть]
 

Схоласты (XIII в.)

 
В сером и чёрном, Бонавентура и Аквинат,
Меж блеклых дёрнов, вошли безмолвно в весенний сад.
Сад был раскинут вокруг капеллы у Сен-Дени.
Серый и чёрный, меж роз и лилий, тихо прошли.
Запела птица на дубе старом. Промолвил тихо вдруг Аквинат:
«Что ж комментарий Ваш de Sententiarum, любезный брат?»
Цветущих лилий запах вдыхая, ответил тот:
«Мысли, цветы ли, – всё, прозябая, к Богу растёт».
– И вдруг склонившись, с улыбкой скорбной,
брат Джиованни цветок сорвал.
– «Так и тебя…» – подумал чёрный, но не сказал.
Дорожка уже, тени чернее, и гуще сад.
Серый и чёрный шли вдоль аллеи: Бонавентура и Аквинат.
 

Magnus Contemplator
(XIII в.)

 
В день Благовещенья природа почивает:
И звери спят в норах и травы не растут;
На срывах скал гнёзд птицы не свивают, —
Лишь мысль философа свершает вечный труд.
 
 
За слюдяным окном, в уединённой келье,
Над книгой и душой мыслитель наклонён.
Издалека, с квадратных башен Нейльи
Чуть доплеснулся Angelus'a звон.
 
 
В шести inquarto – Разум Августина;
«Тимей» и Библия; Боэций; «Sic et Non»;
В труд Аристотеля о четверопричине
Альберт Великий мыслью погружён.
 
 
«Quod est finalis Causa?» – он пишет.
И видит: тени пали от идей;
Из теней мы. И нас в волнах колышут
Удары Логоса немеркнущих лучей.
 
 
– «Sic credo, Domine». – Над шелестом страничным
Вдруг прошуршали взмахи зыбких крыл.
То дальний серафим с зазвездий безграничных.
Летя, шум крыл с шептаньем книжным слил.
 

Декарт

Насколько он (Декарт) мучился своими сомнениями, видно из данного ещё во время военной службы и исполненного в 1623 г. обета совершить путешествие в Италию для поклонения Лоретской Мадонне, если ему удастся избавиться от этих сомнений и открыть критерий достоверности.

Ник. Грот. «Декарт»

 
В прибой шумящий океана
Ночной Ловец бросает сеть.
Звездам предутренним дотлеть
Пора над мраком океана.
 
 
И сеть изъята из глубин:
Добычи нет в ней – плеск один.
Добычи нет, как и всегда.
Дотлев, ушла с небес звезда.
 
 
И рыбарь сеть бросает вновь —
Он, помолясь, даёт обет:
«И сеть, и труд, и весь улов
Отдам Мадонне в Сен-Лорет».
 
 
Что это? Утра мутный сон.
В сетях движенье чует он;
Овито в нити цепких дум —
«Cogito – ergo – Sum…»
 
 
Сочится в небе ало рана.
Кровь солнца в зыбях океана. —
И бьётся, ввившись в нити дум.
Мадонне отданное «Sum».[142]142
  Предыдущий вариант: «Бессильно в цепких нитях дум, // Дрожит изловленное „Sum“».


[Закрыть]
 

Harmonia praestabilita
(XVII век)

 
В весенних сумерках, в Гофбурге, в час условленный,
Принцесса София в тиши играла другу:
Четыре голоса сплелись предустановленно
В контрапунктически-задумчивую фугу.
 
 
И Cantus Firmus, подняв звоны клавикордные,
Кружил их в ранее прочерченных орбитах —
Так пальцы женщины, Гармонии покорные,
Касались Истины, за зыбью клавиш скрытой.
……………………
 
 
И тот, кому играли в час условленный,
Глядел, как сумерки вплелися в листья[143]143
  Над «вплелися в листья» знак легато и сокращённая надпись (неразборчивая).


[Закрыть] сада,
И думал: «Миг этот, в веках предустановленный,
Прими в созвучии с Монадами, Монада».
 

Три храма
(XVIII в.)

 
В воскресенье в Вестминстерской церкви,
Средь свечей, нежным бликом[144]144
  Зачёркнуто: «светом».


[Закрыть] горящих,
Колокольцев, сребристо звенящих, —
Служит мессу епископ Джон Беркли.
«Храм наш в Храме: не свечи, а солнца
В Храме том. Здесь же солнца померкли.
Но сквозь свеч жёлтый блик, как в оконца,
Вижу яркий их свет», – мыслит Беркли.
 
 
И, лицом обернувшись к народу,
«Pax vobiscum», – священник вещает,
Мысль же тайно в природы Природу,
Беспокойно[145]145
  Зачёркнуто: «Беспокойно Чернокрыльем»


[Закрыть] кружа, отлетает. —
 
 
Продолжает философ Джон Беркли:
«Третий Храм есть – Храм[146]146
  Выделено автором.


[Закрыть] Храма во храме:
В нём и звёзды, и свечи померкли.
Бог и я. И Ничто – между нами».
 
 
И уста омочив в Кровь Причастья,
Видит Беркли: алтарные Лики
Строгим оком – и солнцам, и бликам
Дали знак: не мешайте Их счастью[147]147
  Последний катрен вписан от руки на отдельном листе и приклеен на лист внизу.


[Закрыть].
 

Могилы метафизиков
(с натуры)

 
На окраине Берлина
Кладбище есть Доротеи:
В жёлтый пласт иссохшей глины
Там зарыты две Идеи.
 
 
У ограды дремлет пихта,
Повилика вьёт свой стебель.
Под квадратным камнем – Фихте,
Под овальным камнем – Гегель.
 
 
Мысль: «Разумно всё, что было».
Мысль: «Бог – нравственный порядок»:
Только это и не сгнило
Средь истлевших здесь загадок.
 
 
Крест – лишь книжная заметка:
До креста был мозг прочитан.
Отблистав огнём кометы.
Там, меж ноуменов, раскрыт он.
 
 
Фихте дерзко к синей крыше
Взмыл. Но Гегель рос спиралью…
Поиграть им дали далью,
А потом сказали: тише.
 
 
Смерть игрушки душ сломала:
«Я» – «не я», «закон» – «свободу».
Меж крестов цветёт устало
Непонятная Природа.
 
 
Всюду – в пыльных иглах пихты,
В дёрне мысль Её таится:
«Отпусти меня, как их, Ты,
В сумрак, Боже, возвратиться».
 

Berlin

Череп Канта

…долихоцефалической формы, несколько выше средней ёмкости…

Антропология

 
Из футляра костяного
Смертью вынут сложный мир,
И Ничто глядится снова
Сквозь просвет глазничных дыр.
 
 
Череп пуст: из лобных складок
Мысль ушла. Осталась быль.
Череп длинен, жёлт и гладок;
В щелях швов осела пыль.
 
 
Есть легенда: в этой тесной
Узкой келье в два окна
Десять лет жила безвестно
Явь, скрываясь в мире сна.
 
 
Что её из «Царства Целей»
Завлекло к земле, на дно?
В номер скромного отеля
(Тот ли, этот – всё равно)? —
 
 
Трансцендентные просторы
На «пространство» променяв,
В серых схемах a priori
Здесь ждала свобода – явь.
 
 
Всё, что было, – стало Былью.
Книги полны странных слов, —
Череп пуст, – и серой пылью
Время входит в щели швов.
 

После чтения Шопенгауэра

Нанизались перлы-слёзы

На златую нитку рифмы

И из кузницы искусства

Драгоценной пенью вышли.

Г. Гейне

 
Вижу я, как мудрый кто-то,
Оборвав нить рифмы зыбкой,
На стальные стержни счётов
Нижет жемчуг слёз с улыбкой.
 
 
Прикасаясь к дрожи пальцев
И скользя по строкам розы.
В звон алмаза – стон страдальцев
Превращают тотчас слёзы.
 
 
Всё: крик раненого зверя
И укрытый вздох печали
(Вглубь и вширь их боль измеря)
Чудо-счёты сосчитали;
 
 
Хруст растоптанных былинок.
Вопль: «Лама Савахвани[148]148
  Так в рукописи.


[Закрыть]» —
Всё скольжением слезинок.
Перезвоном их сочли.
 
 
Только кое-где улыбки.
Точно поросль чахлых роз.
Полукругом стебель гибкий
Отражают в море слёз.
 
 
На текущем слёзном счёте
Каждый крик – и стон – и вздох.
Подводя итог работе.
Мудрый шепчет: «Мир наш плох»[149]149
  Сноска Кржижановского: «х) См. Мир как воля и представление. Т. II, кн. 4, стр. <пропущено> „Мир наш плох“ (Unsere Welt ist schlecht) – прозаизм, но фил<ософи>я Шопенгауэра> – и есть прозаическая вытяжка из поэзии <неразборчиво, угол листа оторван>».


[Закрыть].
 

Гартман

…и ропщет мыслящий тростник…

Ф. Тютчев

 
К молчанью Омута, не знавшего движенья.
Раздвинув тихо ропщущий тростник.
Приходит Истина, роняя отраженье:
Коснулась Омута, и трепет в нём возник.
Вмиг отраженье порвано зыбями
На бликов пляшущих раздельные клочки,
– А ропщущий тростник, колеблемый волнами,
Всё шепчет, всё скорбит над Омутом Тоски.
Там стебель был один: он, хрупкий, надломившись,
Коснулся бликов, молвив: «Вижу я,
Как образ Истины, сквозь зыби опустившись,
В безвестье спит у тинистого Дна».
 

I. Душа и книга

На библиотечной полке одной книгой стало больше: это оттого, что в мире одной жизнью стало меньше. -

 
Я осыпаюсь белыми страницами,
Я облетаю лепестками слов.
Как ночь июльская звездами-летавицами,
Душа исчерчена зигзагным лётом снов.
 
 
Над бегом строк, склоняясь, молча никну я:
Меня оденут в буквенный налёт,
И ляжет жизнь под чёрный переплёт.
Полу-душа и полу-книга… – никну я.
 
 
Обряд свершён: завит навек я в строки,
Меж фолиантов мудрых погребён.
Роняя пыль, крылами веет Сон.
Обряд свершён: навек завит я в строки.
 
 
И дни идут. – Под слоем книжной пыли
Душе, в паучьих нитях, должно ждать, —
Чтоб переплёт истлевший вновь раскрыли
И дали Истине молитву прошептать.
 
 
Ты улыбаешься, мыслитель дней грядущих:
Поблек-отцвёл мой стиль, и мысль моя тщетна.
Нам не было дано, как Вам, коснуться Дна:
Отмыслив, смыты мы все плеском дней бегущих.
 
 
– Но ты простишь, Грядущий, и поймёшь.
Ты тоже в книге траурной уснёшь.
И ты не человек: завейся в нити строк.
Сон Метафизиков божественно глубок.
 

II. Нирвана

«Жить в мире, но не быть миром» – таково правило, которому учили всегда наши старые rischi.

Joga-Jutra

 
Сорок дней не вкушал ни питья он, ни пищи,
Над бессонностью мысли свой Дух наклоня.
Круг очерчен: и созвав слепцов всех и нищих,
Роздал им Он овитое тайнами «Я».
 
 
И когда с криком Душу слепцы поделили,
И звезда расточилася звёздною пылью[150]150
  Сноска Кржижановского: х) «И звезду, разорвав на лучи, погасила».


[Закрыть] —
Распластала Нирвана два чёрных крыла:
И не стало ни Бога, ни блага, ни зла.