Текст книги "Концерт для скрипки со смертью"

Но ей не пришлось ничего делать – защитную роль сыграли инстинкты. Он встал с кресла, продолжая сжимать ее руки, и опрокинул ее на ковер. Он овладел ею сразу, даже не снимая одежду, только расстегнув ее. Он не был груб с ней, он был даже нежен, но той общей и безразличной нежностью, которая была неотъемлемой частью его натуры и которая не относилась лично к ней. Но она приняла его, приняла его нужду в ней, и простила ему то, что он – а сейчас она была уверена в этом – не думал о ней сейчас как о личности. Она ведь любила его и понимала, что он тоже любит ее и это любовь бросила его сейчас к ней в поисках излечения от стресса. Но все равно она чувствовала сильную печаль. Когда все кончилось, он, опустошенный, упал рядом с ней на пол и заплакал, а она обняла его и держала в объятиях все время, пока он безостановочно повторял сквозь слезы:

– Прости меня, прости меня.

– Все хорошо, – отвечала она. – Я люблю тебя. Все хорошо.

Но она знала, что он просил прощения не у нее.

* * *

Когда ей пришлось уехать на работу, неохотно оставив его в одиночестве, он вышел из дома, сел в машину и начал медленно кружить по улицам города. Он не мог остановиться. От одной мысли о том, чтобы поехать домой в Рюислип, разговаривать с какими-то равнодушными людьми, ничего не знавшими о том, что произошло, его чуть ли не стошнило. Объяснять что-то кому-то – этого он сейчас не мог бы вынести. Его ум был поглощен открывшейся проблемой с Хилдъярдом; и каким-то образом другая проблема, проблема Джоанны и Айрин, начала все больше занимать его мысли, смешивая разум и чувства в запутанный клубок, и он постепенно пришел к нелогичному ощущению, что не сможет решить их независимо друг от друга.

А что, если он смог бы добиться, чтобы Ронни Бреннер определенно смог опознать Хилдъярда, как того самого человека, который заплатил ему за подбор квартиры, в которой было совершено убийство? Может быть, тогда ему разрешили бы тихо и без шума арестовать Хилдъярда и предъявить ему обвинение в убийстве, даже не упоминая ни слова об организации? Достаточно легко было бы подобрать любой другой мотив убийства, не привлекающий внимания к мафии. Если б только он мог сделать это, возможно, тогда он смог бы уйти от Айрин и жить с Джоанной, и все было бы хорошо.

Надо немедленно поехать к Ронни и официально взять у него показания. И надо тут же увезти его с собой в участок, а там обсудить с коллегами, как получить запись голоса Хилдъярда. Он подъехал к дому на Кэтнор-Роуд, свернул к «Короне и Скипетру» и остановил машину, загнав ее между машинами посетителей. К дому он подошел пешком. На улице было по-прежнему темно и тихо, людей тоже совсем не было видно. Он открыл дверь и быстро и бесшумно прошел по полуосвещенному проходу к комнате Ронни. Не доходя до двери одного-двух шагов, он замер, чутко прислушиваясь, но все было тихо.

И тут он заметил, что дверь в комнату Бреннера чуть приоткрыта, а свет в комнате не горит. Он подошел ближе и разглядел расщепленную и размочаленную древесину в том месте повыше замка, где, по-видимому, ее отжали ломиком-фомкой или другим похожим инструментом. Волосы на его голове начали становиться дыбом, а по спине прошел холодок страха, перетекший в ноги, отчего они отяжелели. Он слегка толкнул дверь копчиками пальцев, и она повернулась в темноту прихожей. Сломанный замок вывалился из разбитого гнезда и упал на пол со звяканьем, отчего Слайдер подскочил, как будто дотронулся до провода под напряжением. Открытая в темноту дверь казалась ему сейчас хищно разинутой пастью, и его пробрала дрожь, когда он осторожно протиснулся в нее. Кожа на голове натянулась и стала настолько чувствительной, что он ощущал ею холодный воздух, вливавшийся в прихожую из промозглого коридора. Сам того не осознавая, дальше он двинулся на цыпочках.

На полпути его нога зацепилась за что-то – что-то большое, тяжелое и мягкое, бесформенной кучей лежащее на полу. Он достал карманный фонарик, направил его вниз и включил. Вырванное узким лучом из темноты, на него смотрело лицо Ронни Бреннера, искаженное и распухшее, с тупо белеющими белками закатившихся глаз, как будто кто-то вставил в его глазницы вареные яйца. Темно-синий кончик прикушенного языка высовывался между сжатых зубов, в углу рта скопилась запекшаяся кровь, натекшая из языка. Вокруг шеи Бреннера был обмотан глубоко врезавшийся обрывок провода в пластмассовой изоляции, каким обычно в саду подвязывают подпорки к деревьям. Провод врезался настолько глубоко, что его почти не было видно под складками кожи.

Слайдер как бы со стороны услышал собственный сдавленный стон. Ноги его задрожали так сильно, что ему пришлось опереться рукой о стену прихожей, пока он не сумел взять себя в руки.

Через мгновение он нагнулся и коснулся кожи Бреннера. Она была холодной. Убийца пришел сразу после моего ухода, подумал Слайдер. Наверное, он наблюдал за мной. Был ли это сам Хилдъярд? Или это другой член организации проводил чистку по его следам? Ладно, сейчас это уже едва ли имело значение ни для него, ни для Бреннера. Единственный шанс связать Хилдъярда с делом об убийстве был потерян. Слайдер поднялся и почувствовал, как кровь отлила от головы. Ему пришлось постоять немного, пока кровообращение не восстановилось. Потом он быстро выбрался из квартиры, прошел по коридору, вышел из дома и направился через дорогу к своей машине.

Глава 16
Фальшивка – всегда и везде Фальшивка

За пределами городской черты Лондона шел холодный дождь, и в мокрой темноте ночи ничто не могло отвлечь его от навязчивого ощущения, что он стал главным действующим лицом ночного кошмара.

Дважды он сбивался с дороги, а потом остановился у телефонной будки, чтобы проверить адрес по телефонной книге. Разум его почти отключился – цепи замкнулись от перегрузки, и он вдруг испытал почти забытое чувство покоя. Простые действия по управлению автомобилем давали иллюзорное ощущение приближения к развязке, как будто она была связана с неким реальным местом.

В деревне горели только уличные фонари перед пабом да освещение у почтового отделения, а позади них все тонуло во тьме. Сельские адреса в основном были весьма эзотеричными – надо было родиться в этой местности, чтобы знать, где здесь Черч-Лэйн, Бэк-Лэйн или Лондон-Роуд. Он покружил, вглядываясь в темные узкие улицы, мимо него проплывали в свете фар крепкие высокие заборы, потом он уткнулся в тупик, и пришлось разворачиваться обратно, так что когда он, наконец, добрался до цели, то за это надо было благодарить случай.

«Коттедж Аккуратиста». Была ли это шутка? Слайдер рассматривал красивый, невысокий и вытянутый коттедж, выстроенный из местного серого камня, с крышей, поросшей лишайником, – типичный Котсволд, но дополнительно украшенный обрешеченными окнами, глазком на парадной двери и старомодной кованой фурнитурой. Один из концов коттеджа переходил в совершенно не соответствующую по стилю большую пристройку из красного кирпича с застекленной крышей и окнами в алюминиевых рамах – по предположению Слайдера, там и должно быть хирургическое отделение.

Белая садовая калитка сияла неестественным блеском, а укрепленная на ней табличка извещала черными буквами по белому фону о названии коттеджа, после чего было просто написано: «Б. Хилдъярд». На удивление сдержанно, подумал Слайдер, для человека, которого выдало собственное красноречие. Коттедж был на первый взгляд темен, но, идя к нему по садовой дорожке, Слайдер увидел одно окно в жилой части, где из-под толстых занавесок пробивался лучик света. Этот человек еще не ложился. Ну, а почему бы и нет? Ведь и в пабе все еще сидели посетители. Значит, еще не так уж поздно.

Слайдер не задумывался над тем, что собирался сделать. Он приехал сюда по зову инстинкта, чисто физического, бездумного инстинкта. Сейчас, видя перед собой совершенно обычное место, он не мог придумать ничего другого, как просто подойти к двери и постучаться. Вычурный чугунный молоточек на двери, казалось, не мог произвести много шума, да еще, подойдя к двери, он расслышал доносящуюся из комнаты приглушенную музыку, настолько тихую, что он не мог определить мелодию. Хорошие толстые двери и стены, подумал он. Затем за дверью зажегся свет, видный через глазок, потом глазок закрыла чья-то тень, и в следующее мгновение дверь резко распахнулась. За ней стоял сам хозяин, «фальшивый ветеринар», как мысленно называл его Слайдер, возвышаясь над ним, как Король Демонов в пантомиме. Свет, падавший сзади, делал выражение его лица неразличимым.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и этого короткого промежутка времени Слайдеру хватило, чтобы осознать всю глупость своего приезда и понять, что он почему-то совсем не испытывает страха. Более того, он почувствовал ненормальное желание сказать что-нибудь легкомысленное.

Наконец Хилдъярд произнес:

– По-моему, вам лучше войти.

Он глянул через плечо Слайдера в темноту за его спиной и отступил назад и в сторону, заблокировав собой проход в левую часть дома так, что Слайдеру, переступившему порог, просто не оставалось выбора, как только двинуться направо. В комнате впереди горел свет и звучала музыка. Войдя в большую комнату с хорошо навощенным паркетом, Слайдер осмотрелся и увидел, что стены обиты декоративной тканью, а мебель украшена большим количеством бронзы. Айрин бы это понравилось, подумал он. Здесь было тепло, повсюду стояли разнообразные лампы под красивыми, со вкусом подобранными абажурами, а огонь в камине создавал обманчивое ощущение уюта. Музыка исходила из стереосистемы, включенной на маленькую громкость. Слайдер отметил, что это была классическая симфония, но не мог определить, какая именно.

– Брамс, Симфония номер один, – сказал Хилдъярд, проследивший направление его взгляда. – Вы любите музыку? Или мне ее выключить?

– Пожалуйста, не надо, – ответил Слайдер. Голос, казалось, выходил из его горла с усилием, как будто он не говорил уже несколько лет.

– Не хотите ли присесть? – В голосе и манерах Хилдъярда не было ничего, что отличалось бы от нормального поведения человека, которому нанесли обычный визит. Слайдер уселся в обитое ситцем кресло с высокой спинкой около огня. Смятые подушки на кресле напротив свидетельствовали, что до его прихода там сидел сам ветеринар. Что же он делал? Взгляд Слайдера не находил ни бумаг, ни книг, ни даже стакана с выпивкой. Значит, он просто сидел и слушал музыку. И ждал.

Но чего?

Ветеринар тем временем внимательно изучал лицо Слайдера и, по-видимому, пришел к какому-то решению.

– Что будете пить? Виски? Джин? Пиво? Я только что собирался налить себе что-нибудь.

– Благодарю, – механически ответил Слайдер. Тепло, хорошая музыка и удобное кресло потихоньку успокаивали и залечивали его душевную боль. Он даже не обратил внимания, что не выбрал ничего из предложенных напитков, его глаза почти завороженно сопровождали Хилдъярда, который прошел к столику у окна и налил виски из массивного хрустального графина. Есть что-то в этих хрустальных вещах, что хорошо подходит к бронзе и обивочной ткани на стенах, почему-то мелькнуло в голове у Слайдера. Это было то, что Айрин считала хорошим вкусом, и его поразила мысль, что все вокруг него фальшиво, как идеальная цветная иллюстрация из воскресного приложения – декорация, где все безупречно скоординировано, с тем вкусом, который можно купить за деньги. Бесплотное изображение. Как квартира Анн-Мари в Бирмингеме. Вот отчего мне плохо, подумал он, я проглотил немного современного мира, и меня от него тошнит.

Он как в дурмане принял из рук ветеринара стакан с виски, и в этот момент ощущение призрачности, нереальности происходящего достигло пика. Он понятия не имел, для чего приехал сюда, не понимал, что он сейчас делает и что сделает в следующее мгновение, чего он надеется достичь и что вообще может произойти. У него было впечатление, что он ждет момента, когда услышит собственный голос, но пока не услышит его, не будет знать, что он собирался сказать. Хилдъярд со своим стаканом в руке уселся напротив него, глядя на Слайдера безразличным взглядом и, вполне возможно, уже достаточно хорошо оценив психическое состояние своего визитера.

– Это не официальный визит, – наконец выговорил Слайдер.

– Я так и представлял себе. Вас сняли с дела – приземлили, как мы обычно говорили.

– Что? – тупо переспросил Слайдер.

– Во время войны. Военно-воздушные силы, – любезно пояснил Хилдъярд. – Что это был за пикник! Ни одной скучной минуты... Множество из нас так никогда и не смогли приспособиться к мирному времени, вы понимаете? – Он глянул на руки Слайдера. – Пейте, пейте ваш виски, – поощрил он его.

Слайдер посмотрел на свой стакан, неожиданно насторожившись, и Хилдъярд, как бы прочитав его мысли, успокоил его.

– Это всего лишь виски. Мне незачем вас бояться. Я знал, что вас приземлили, еще раньше, чем вы сами узнали об этом. Ваш комиссар играет в гольф, если вы меня понимаете.

Это правда, вспомнил Слайдер. Так вот как это делается.

– И в бридж, – непонятно зачем добавил он, осторожно пригубив виски. Горячий пшеничный вкус заполнил его рот, согрел внутренности и мягко затлел в желудке. Он тут же вспомнил, что не ел весь день.

– И все равно, – продолжал Хилдъярд тоном светской беседы, – я поджидал вас. Я был почти уверен, что вы приедете. Вы вели себя довольно странно, знаете ли. Ваше присутствие на похоронах, например. Об этом, кстати, тоже был разговор – а может быть, будет даже расследование по поводу вашего поведения уже в течение некоторого времени. «Сломался» – так, кажется, говорят ваши приятели? Слишком большое напряжение, слишком много работы, слишком мало выходных. Еще домашние трудности. Что вы делаете здесь, например, вот в этот самый момент? Сомневаюсь, что вы сами это понимаете.

Слайдер сделал отчаянную попытку собраться с мыслями и отшвырнуть от себя одурманивающее влияние тепла и музыки.

– Я хотел поговорить с вами. Я хотел задать вам несколько вопросов – только для своего собственного удовлетворения.

– А почему вы решили, что я отвечу хотя бы на один из ваших вопросов? – Хилдъярд удобно откинулся в кресле и медленными движениями стал дирижировать в такт музыке длинным костлявым пальцем. – Прекрасная пьеса, вы так не считаете? Известно ли вам, что это я настоял, чтобы Анн-Мари позволили развивать музыкальные способности? Ее тетка хотела, чтобы она посвятила себя чему-то более существенному, в особенности после тех осложнений, которые вызвал брак ее родителей. Но я все же убедил ее дать Анн-Мари возможность учиться, а когда она окончила колледж, я шепнул пару нужных слов в нужное ухо, и ее взяли в бирмингемский оркестр. Она, разумеется, ничего не знала об этом – но даже талант нуждается в руке помощи. Вам не кажется, что это было проявлением доброты с моей стороны? Но все мы хотели, чтобы Анн-Мари оставалась поближе к дому. Когда она переехала в Лондон, здесь был большой шум. Это, я думаю, с ее стороны было проявлением неблагодарности. – Он неприятно улыбнулся при последних словах.

– А я думаю, что ее тетка должна была быть довольна этим.

– Да, возможно. Она не любила Анн-Мари. Вдобавок, в музыке она просто кретинка. Очень не хочется говорить такие резкие слова о своей невесте, но это святая правда. Ах, так вы не знали, что я собирался жениться на миссис Рингвуд? Леди с довольно зрелым шармом, но от этого она не становится хуже; и если она не дружит с музами, то, по крайней мере, она теперь будет очень, очень богата, в особенности потому, что вы, господа, были настолько любезны, что прекратили следствие по делу ее покойной племянницы. А я всегда могу спокойно послушать музыку в тишине моей операционной. Никто не может иметь сразу все.

– Я полагаю, миссис Рингвуд проживет как раз столько времени, сколько ей понадобится для оформления нового завещания, – услышал Слайдер собственный голос. То, что он сказал, было ужасно, но Хилдъярд не стал возражать, а, наоборот, хихикнул.

– Что вы, что вы, неужели я настолько неискусен? Вы должны были бы уже понять, инспектор, что когда миссис Рингвуд покинет этот мир, раньше или позже, то ничего подозрительного в ее смерти не будет. Ни у одного врача не возникнет ни малейших колебаний при выдаче свидетельства о смерти.

– Тогда почему вы убили Анн-Мари таким своеобразным способом? Вы же могли сделать ее смерть похожей на естественную или на самоубийство.

Лицо ветеринара на мгновение помрачнело, но голос оставался обычным.

– При всех обстоятельствах вы заслуживаете вознаграждения хотя бы за свою откровенность. Почему, ради всего святого, вы могли подумать, что это я убил Анн-Мари?

Это прозвучало очень естественно и убедительно, и Слайдер заставил себя вновь вспомнить наготу мертвой Анн-Мари, посиневший язык Ронни Бреннера, залитые кровью глазницы Саймона Томпсона. Он ощутил неимоверную усталость. На какое-то краткое мгновение он усомнился, не было ли все же что-то подмешано в виски, но тут же отбросил эту мысль. Может быть, он действительно просто «сломался». И если так, то ему уже нечего было терять.

– Давайте притворимся, – тяжело сказал он, – что это всего лишь такая салонная игра. Только для моего личного удовлетворения. Я думаю, что знаю, как все это было, ну, почти все, есть только один или два момента...

– А обязан ли я удовлетворять вашу любознательность?

– Нет, конечно. Но все равно, исключительно ради подтверждения моей аргументации, я правильно угадал, что пентатол – из вашей операционной? Как я представляю, все ваши записи совершенно безупречны, и учет наркотиков проведен в полном объеме?

– Естественно.

– Вы устроили встречу с ней в пабе после их выступления для записи на телецентре. Вы похитили ее ежедневник, так что знали, что ее не будут разыскивать несколько дней. Вы уехали в ее машине. Я полагаю, свою вы оставили где-то в таком месте, где ее не могли бы опознать?

Хилдъярд не вставая с кресла отвесил ему комичный поклон.

– Поезда из Оксфорда очень удобны и часто ходят к тому же, – произнес он как бы без всякой связи с вопросом Слайдера.

Слайдер кивнул, понимая, что получил косвенный ответ.

– Да, Оксфорд. Она привезла вас на квартиру, которую для вас подобрал Ронни Бреннер. Вы завели ее внутрь. Вы... – он тяжело сглотнул. Он не мог выговорить следующие слова. – Потом вы забрали с собой ее вещи и доехали в ее машине до Оксфорда, пересели в свою машину и уехали домой, где и уничтожили одежду. Я думаю, как вы это сделали? – Он секунду подумал. – Думаю, у вас есть какая-то печь? Что вы делаете с трупами животных, которых вам приходится усыплять? Я не думаю, что каждому владельцу так уж хочется самому хоронить своего любимца.

– В задней части хирургии есть печь, – заметил Хилдъярд, в глазах которого появился странный блеск. – Очень похожа на те, которые применяют в крематориях. Все, что туда попадает, просто испаряется и очень эффективно.

Слайдер кивнул.

– Потом вам пришлось вернуться в Лондон и очистить ее квартиру, унеся все личные бумаги, чтобы после нее не оставалось ничего, что могло бы случайно рассказать о ее преступной деятельности. Но вы забыли о скрипке – о «Страдивариусе». Поэтому вы вернулись второй раз. Вы думали, судя по ходу вещей, что у вас еще очень много времени. Наверное, вы испытали шок, когда узнали, что ее так быстро опознали. Тогда вы запаниковали и убили старую леди...

Лицо Хилдъярда неожиданно выразило досаду.

– Мой дорогой инспектор, похож ли я на человека, который способен впасть в панику? Это вовсе не я убил старую леди, как вы изволили выразиться. Это как раз была бы плохая работа, ибо в этом вообще не было необходимости.

– В общем, эта смерть могла быть и результатом несчастного случая, – честно признался Слайдер. – Даже если у нас и не было в этом уверенности. Но ведь это же вы поработали над Томпсоном, так ведь? Он стал нитью, ведущей к правде, да и в любом случае, это был подходящий способ связать воедино все концы. Поэтому вы подогнали ее машину поближе к дому Томпсона, каким-то образом заставили написать предсмертную записку и перерезали ему глотку одним из ваших скальпелей. С вашей стороны было очень умно заметить, что он левша, пока он писал записку, и сделать разрез соответствующим образом. Мой друг сказал мне, что хирурги одинаково владеют обеими руками. Это правда?

– О, да. Иногда бывает, что оперировать приходится под таким углом, что правой рукой это делать невозможно. Лучшие хирурги могут работать обеими руками одновременно, держа в пальцах разные инструменты ради скорости работы.

Слайдер на некоторое время умолк, обдумывая следующий вопрос, и тут Хилдъярд прервал его размышления.

– Я удивлялся, как вы ухитрились опознать тело Анн-Мари столь быстро? Я читал в газетах, что она была полностью раздета и при ней не было ничего из вещей, по которым можно было бы опознать труп, и что ее никто не разыскивал.

– Натертость на шее, – объяснил Слайдер. Он по-прежнему чувствовал огромную усталость, и на мгновение прикрыл глаза. – Один из моих людей определил ее как характерную для скрипачей, так что мы опросили все оркестры, показывая ее фотографию.

– Ах, вот как! Понимаю, – задумчиво произнес ветеринар. – Должно быть, не было никакого способа замаскировать эту натертость...

– Нет. – Слайдер открыл глаза. – Но зачем надо было резать ее ногу? Почему вы не придали ее смерти естественный вид, вид самоубийства, например?

Часть самообладания Хилдъярда покинула его. Он явно возбудился, глаза его сузились и в них мелькнул проблеск скрываемых чувств – может быть, это была злоба? Он сжал губы, как бы удерживая себя от неосторожного ответа, но через мгновение все же заговорил.

– Я любил Анн-Мари. Вы даже не представляете себе этого! Она была моим созданием. Она была моим неофитом. Я воспитал и взлелеял все, что в ней было...

Он замолчал столь же внезапно, как заговорил, и глаза его похолодели. Он отвернулся и безразличным голосом закончил:

– Приказам сверху необходимо повиноваться, что бы каждый индивидуум ни думал о них. И повиноваться без всяких вопросов. Иначе – хаос. В бизнесе точно так же, как на военной службе.

– Бизнес! – Слайдер зашевелился, вырываясь из теплых объятий кресла и пытаясь сесть прямо. – Как вы можете называть это бизнесом?! Если вы действительно знали ее всю ее жизнь, как вы могли хладнокровно убить ее и теперь ничего не чувствовать, да еще называть это бизнесом?

Хилдъярд резко поднялся и навис над ним как башня, но Слайдер зашел уже слишком далеко, чтобы почувствовать угрозу. Крепкие пальцы забрали стакан из его руки, и он услышал холодный голос.

– Проклятие, я не должен был наливать вам так много. Наверное, вы уже прилично выпили перед приездом ко мне. Давайте, возьмите себя в руки, пьяный дурак! Теперь я не могу отпустить вас отсюда. Вы вообще не должны были появляться здесь. Будь я проклят, не надо было мне впускать вас.

И он все еще ничего не подтвердил, подумал Слайдер. Не отрицал, но и не подтвердил прямо. У него не было сомнений в вине Хилдъярда; но даже если дело было прекращено, ничто из его предположений не получило подтверждения. Нет свидетелей. Нет свидетелей? Сильная рука все еще лежала на его плече, сжимая его как в стальных тисках, и Слайдер сделал запоздалую встревоженную попытку высвободиться. Он не хотел ощущать на себе те самые руки, которые совсем недавно затянули обрывок провода на шее Ронни Бреннера.

– Вы даже не обеспокоены, не так ли? – спросил он в туманящей мозг ярости, – Вы вообще не человек, вы – чудовище! Вы говорите, что любили Анн-Мари, но вы убили ее только потому, что вам так велели. И вот вы убили и Ронни Бреннера, а потом вернулись сюда и зажгли огонь в камине, как будто это была обыденная поденная работа.

Неожиданно его плечи освободились. Хилдъярд резко выпрямился и уставился на Слайдера с неприкрытой тревогой.

– Убил Ронни Бреннера? О чем вы говорите?

– Вы выследили меня до его дома сегодня вечером и, когда я ушел, вошли туда и убили его!

Вид Хилдъярда был странен.

– Нет, – проговорил он, – Я сегодня нигде не был. Я весь день был дома.

– Тогда кто...

– Тихо! Слушайте! – Хилдъярд неожиданно напрягся, все его тело стало жестким, он вскинул голову, вслушиваясь в тишину дома. – Вы слышали это? – прошептал он. Слайдер покачал головой, наконец поймав взгляд Хилдъярда и наблюдая любопытную картину: с желтого лица, казалось, схлынула вся кровь, и оно сначало побледнело, а потом приняло восковой зеленоватый оттенок. Глаза ветеринара выступили из орбит, а губы непроизвольно приоткрылись, обнажая длинные зубы. Никогда раньше Слайдер не видел выражения такого ужаса на человеческом лице. Подобное зрелище не доставляло удовольствия.

– Они следовали за вами сюда, – прошептал Хилдъярд. – О Иисусе!

– Кто? Как? – спросил Слайдер, но ветеринар махнул рукой, приказывая ему замолчать.

– Ждите здесь. И тихо! – прошептал Хилдъярд. Он бесшумно поставил на кресло стакан, который до этого забрал у Слайдера и до сих пор держал в руке, осторожно подошел к двери, приоткрыл ее и прислушался, а потом выскользнул наружу бесшумно, как кошка.

Слайдер ждал. В камине тихо потрескивало пламя. Через какое-то время он тяжело встал с кресла и пошел к двери, которую Хилдъярд оставил приоткрытой. Воздух в холле был холоднее, чем в комнате, он почувствовал это, подойдя вплотную к двери и сделав глубокий вдох. Он слышал медленное и тяжелое тиканье больших напольных часов, стоявших в холле, и больше ничего не нарушало вязкую и темную тишину пустого дома.

А потом, где-то вдалеке, раздался приглушенный грохот. Это был тот звук, который мог издать длинный, мягкий предмет, упавший с высоты на пол. Слайдер распахнул дверь шире и услышал со стороны хирургической пристройки звучный хруст ломающегося стекла.

Его ум внезапно освободился от летаргического оцепенения. Адреналин помчался по кровеносным сосудам, и он рванулся через холл, пинками распахивая двери, понимая без всяких слов, что означали этот удар и хруст стекла. Голос Диксона произнес внутри него: Они не терпят ошибок. Он пронесся через столовую, ушибая колени о стоявшие на пути стулья, проскочил через следующую дверь и оказался в пристроенной новой части здания, еще пахнувшей цементом. Он пересек еще один маленький холл, вбежал в приемную, пропахшую дезинфектантом, и через последнюю дверь ворвался в сам операционный отсек.

Запах бензина, осколки разбитого стекла вокруг, свирепое пламя и удушливый дым, уже заполняющий помещение. На полу – скорченное тело Хилдъярда, искаженным лицом вниз, затылок опытным ударом размозжен в розовое месиво из осколков костей, мозга и слипшихся от льющейся крови прядей жидких волос. Вся эта картина запечатлелась в мозгу Слайдера за долю секунды, а жар и дым в помещении были уже почти невыносимыми. Из глаз Слайдера неудержимо полились слезы, легкие разорвал кашель, он почувствовал острую режущую боль в груди и упал на колени. Надо было немедленно выбираться отсюда.

Он ухватился за воротник и рукав куртки ветеринара и попытался оттащить его назад к двери, но ему показалось, что вес обмякшего тела увеличился в несколько раз, а дверь оказалась невообразимо далеко. Его разум, казалось, покинул его и взирал на все происходящее откуда-то сверху, вне досягаемости пламени и дыма, холодно наблюдая за одинокой агонией своего владельца. Остатками сознания Слайдер все еще смутно понимал, что все это очень плохо, но уже не мог понять, почему, а он ведь так устал, и надвигающаяся тьма была такой манящей, что уже не хотелось делать никаких усилий...