Текст книги "Огненный цветок"

Глава 20

9 августа 1876 года

– Ты шутишь? – воскликнул Голодный Медведь, но, когда его женщина зашевелилась и открыла глаза, понизил голос: – Должен сказать тебе, Увидевший Звезды, это не смешно!

– А это не шутка, это правда. – Лис вдруг почувствовал невероятную усталость.

– Ты забываешь, что я тоже был там? – гневно прошипел его друг. – Если бы ты был с Длинным Волосом, тебе бы не пришлось плавать сегодня ночью, потому что ты погиб бы вместе с Длинным Волосом, Синие куртки опозорили себя, моля о милосердии, но мы убили всех! Мы делали это наверняка, чтобы они были мертвы!

От безразличного голоса Голодного Медведя у Лиса по спине пробежала дрожь. В его памяти невольно всплыли зловещие рассказы об увечьях, наносимых индейцами мертвым солдатам. Когда он снова заговорил, его губы пересохли.

– Этот день был главной причиной тяжести на моем сердце. Я должен объяснить… Я отправился с Седьмым Кавалерийским полком только потому, что президент Грант – Великий Белый Отец – попросил меня наблюдать за Длинным Волосом, потому что не верил ему. Я поехал, так как думал, что смогу уговорить Кастера не совершать безумств против народа лакота. – При этих словах у Лиса дрогнула бровь. – Ну что ж, я был идеалистом и глупцом. Кастер никогда не славился умением слушать разумные советы и быть осторожным. Все мои уговоры приводили к спорам. Ты не можешь себе представить, что было у меня на душе, когда стало ясно, что Кастер собирается вести кавалерию в бой против твоего народа.

Голодный Медведь по-прежнему оставался хмурым:

– Я слушаю тебя. Быстрее.

– Когда мы с Кастером поссорились в последний раз, незадолго до начала атаки, он так рассердился, что приказал мне покинуть полк – не вернуться в лагерь, а вообще покинуть полк. Я был для него постоянным источником раздражения. Я уехал из полка с ужасным чувством. – Лис говорил резко, почти гневно, его голос прерывался от нахлынувших чувств: – Я был героем американской войны за освобождение негров-рабов, воевал за свой народ, так что мне было тяжело покидать полк перед битвой. Я чувствовал себя предателем. Я поехал в Дидвуд. Прошли недели, прежде чем я узнал, что все, кто был с Кастером, убиты. Вина начала съедать меня заживо. Я упрекал себя за то, что не нашел верных слов, чтобы убедить Кастера отказаться от нападения. – Лис помолчал. – Я никогда не соглашался с политикой моей страны в отношении к индейцам и особенно в отношении к этой битве. Я встречался с Безумным Конем и знал, что рядом с ним, возможно, сражаются мои друзья… и считал ваше дело справедливым». – Он потер глаза: – Я устал. Говорю бессвязно…

Голодный Медведь постепенно оттаивал:

– Тебе потребовалось огромное мужество, чтобы рассказать мне это, Увидевший Звезды!

– Да, – бесхитростно согласился Лис.

– Да. Теперь я понимаю все гораздо лучше. Твоя душа действительно разрывалась на части, но теперь тебе станет легче. Я благодарю тебя, что в тот день ты покинул Синие куртки. – На его губах появилась зловещая улыбка: – Мне было бы очень жаль убивать тебя.

– А мне было бы жаль умирать… но вина оказалась хуже смерти. Если бы я мог вернуться и поговорить с Кастером по-другому! Мне нельзя было позволять себе так срываться…

– Но ты не можешь вернуться назад, и никто из нас не может! Каждый о чем-нибудь сожалеет, но ведь ты не мог знать, что случится с этими солдатами? Друг мой, ты сделал все, что мог, чтобы изменить исход дела, – возразил Голодный Медведь. – Разве не этому научил тебя твой сон, что каждый человек намечает свой собственный путь, а не следует за сбитым с толку стадом? У вас, белых, нет военных советов, на которых каждый воин может высказать свое мнение. Длинный Волос никого не слушал, и у его людей не было другого выход а, как только подчиниться. У Синих курток нет племенного сознания, и мне их жаль! – Голодный Медведь махнул рукой, как бы говоря, что незачем больше тратить время на разговоры. – Не думаю, что ты смог бы заставить Длинного Волоса передумать, правда? А если бы ты не уехал с Берега Жирной Тррвы, а пошел в бой вместе с Синими куртками, история была бы другой – погиб бы еще один белый. Ты!

– Это правильное замечание, – сухо заметил Лис. – И конечно, я бы действительно в тот день не изменил решения Кастера. Вот что излечило меня сегодняшней ночью: я понял, что не смог бы изменить то, что сделала армия. Я действовал по своему разумению, разрываясь между миром лакота и своей расы.

Он наклонился вперед.

– Я выдал тебе свой секрет. Ты перестал меня уважать? Голодный Медведь пожал плечами и округлил глаза.

– Услышав всю историю, я понял… но, думаю, тебе не следует говорить об этом в этом поселке. Здесь есть яростные воины, которым вряд ли захочется давать приют в лагере Безумного Коня выжившему в битве с Длинным Волосом!

Оба улыбнулись иронии судьбы.

– Ты, как всегда, говоришь мудро, Голодный Медведь, – сказал Лис. – Благодарю тебя за заботу, ожерелье и мое новое великолепное имя. Но теперь… Я так устал…

Голодный Медведь доброжелательно смотрел, как Увидевший Звезды зевнул и откинул голову, чтобы отдохнуть. Он что-то пробормотал, что уходит, но им овладела дремота, и он захрапел.

Лис, ослепленный полуденным солнечным светом, направлялся к излучине ручья вблизи поселка. Здесь, в тени деревьев, на великолепном ковре из травы, женщины занимались своей работой. Позже, когда солнце станет печь сильнее, женщины с детьми будут купаться в ручье, а мужчины отдыхать в поселке.

Лис остановился невдалеке и стал высматривать Мэдди по ее платью, которое должно было выделяться среди других. Одни женщины очищали шкуры, оттирая их песчаником, отчего они становились мягче, другие отмывали шкуры в свежей воде ручья.

Взгляд Лиса упал на группу детей и женщин, стоящих в кружок. В центре кружка стояла большая, вырезанная из дерева чаша, полная земляники. Мальчик сыпал из мешка на землянику, должно быть сахар, потому что визг удовольствия заглушал даже голоса довольно громко разговаривающих во время работы женщин.

– Увидевший Звезды!

Лис удивленно оглянулся и увидел девушку – подругу Голодного Медведя, живущую в его типи. Как ее звали? Как она узнала его новое имя, которому всего-то несколько часов?

Лис смутился и поэтому просто улыбнулся и почтительно поздоровался с ней.

– Ты меня не знаешь, – сказала она, слегка раздув ноздри. – Меня зовут Убегающая. Ты ищешь свою женщину, ту, что с огненными волосами?

– Рад познакомиться с тобой, Убегающая, – ответил Лис, пытаясь определить ее отношение к себе.

– Я отведу тебя к Огненному Цветку, но сначала ты скажешь мне… почему ты говоришь Голодному Медведю, что он не должен жениться на мне.

Лис удивленно прищурился:

– Я ему этого не говорил, Убегающая. – По ее поджатым губам он увидел, что она не верит ему, и потому добавил: – Даю тебе слово. Но ты же знаешь, что у Голодного Медведя уже есть жена, правда? Ты же знаешь, что семья ждет его в агентстве?

Ее глаза сверкнули, как полуночная гроза.

– В его типи места больше, чем для одной жены! Я не боюсь борьбы!

Лис мельком оглядел ее и беспристрастно, по-мужски оценил: Убегающая, несомненно, в постели подобна дикой кошке. Она не была доброй и мягкой, но, вероятно, могла предложить Голодному Медведю что-то такое, на что была неспособна его любимая Маленькая Голубка. Единственной проблемой было то, что Убегающая никогда не вынесла бы невнимания к себе.

Лис сказал ей:

– Уверяю тебя, Голодный Медведь не спрашивал моих советов по этому вопросу.

– Он бы и не послушал тебя, – многозначительно ответила она.

Луч солнца пробился сквозь листву над их головами, и Лис, прищурившись, нетерпеливо ответил:

– А я бы и не вмешался. Прости. Ты обещала отвести меня к Огненному Цветку…

– Они там, – огрызнулась Убегающая и гордо удалилась.

Инцидент с Убегающей вызвал у Лиса чувство неловкости, но он продолжал искать Мэдди. Убегающая указала ему на толпу вокруг чашки с земляникой, но, кроме женщин в одеждах из оленьей кожи и мокасинах и их детей, он никого не видел. Однако он все-таки подошел к толпе, и в этот момент один из детей слегка отодвинулся от остальных, так что в этом маленьком просвете Лис смог разглядеть гриву огненных волос. Но, скорее всего, эта женщина была лакота. На ней было хорошенькое платье из оленьей кожи, украшенное бахромой и бисером, и, казалось, она верховодила над всем сборищем. Даже когда Лис прошел вперед, мимо возбужденных мальчиков, и дотронулся до плеча стоящей на коленях женщины, она что-то произнесла на ломаном языке лакота. К ней, ковыляя, подошла девчушка с полными щечками, вымазанными сахаром, и протянула руку за еще одной цорцией.

– Хун-хун-хе! – засмеялась женщина, когда девчушка встала рядом на колени.

Лис понял, что она, увлеченная делом, не заметила его прикосновения. Подняв голову, он встретился с глазами Сильной, которая наблюдала за ним и, похоже, немало забавлялась. Досадуя, Лис наклонился вперед и еще раз похлопал женщину по плечу. Казалось, время остановилось, когда она медленно повернулась и подняла глаза. Шелковистые вьющиеся волосы цвета зари локонами падали вниз, обрамляя прекрасное, сияющее лицо Мэдди. У Лиса отвисла челюсть, он просто онемел от удивления. Прежде чем он опомнился, Мэдди вскочила, сделав пируэт, и крепко обняла его.

– Ну, что вы обо всем этом думаете? – воскликнула она. – Разве это не прекрасно? Я совсем по-другому себя чувствую, одевшись как они. Я, конечно, понимаю, что это не совсем идет к моим волосам, но с тех пор, как Сильная дала мне это замечательное платье, женщины стали обращаться со мной совсем иначе!

Она восхищенно провела по платью рукой и с широкой улыбкой спросила:

– Вы не считаете, что это лестно? Я чувствую себя настолько свободной, меня ничто не сдерживает! Ну? Что вы скажете? Честно, Лис, если вам не нравится…

Заставив себя наконец закрыть рот, Лис, покачивая головой, засмеялся:

– Мадлен Эвери, вы самый хорошенький Огненный Цветок в этом городе сиуксов. Есть ли лучше?

Мэдди потянула его за руку за ствол гигантского дерева и обвила руками его шею.

– Вы уверены? – кокетничала она.

– Полностью. – Покоренный, Лис поднял ее на руки, потрепал ее длинные локоны и поцеловал. Губы Мэдди приветливо раскрылись ему, неся вкус амброзии, а сама она счастливо жмурилась в его объятиях. Наконец он поднял голову и заметил: – Вы чертовски хорошо чувствуете себя в этом платье. Я ничуть не ощущаю нехватки вашего нижнего белья!

Мэдди хихикнула:

– Я тоже! – Затем, нежно проведя рукой по его аккуратно подстриженной бородке, она прошептала: – Мне так не хватало вас!

Он недоверчиво поднял брови.

– Мне кажется, что эти два дня вы были больше заняты, чем степная собака! Вы гораздо больше работали здесь, чтобы приспособиться, чем в Дидвуде, и очень многие не поверят, что вам это удалось. По крайней мере, в Дидвуде вы бы по-прежнему говорили по-английски, жили в доме, носили платья, привезенные из Филадельфии, ели бы ту же самую…

– Скуку, – перебила его Мэдди. Она раскрыла рот, чтобы продолжить, но что-то за деревом привлекло ее взгляд. Встав на цыпочки в своих мягких мокасинах, она притянула к себе голову Лиса и прошептала: – Помните, я рассказывала вам о молодой женщине, которая никогда не моется и почти не говорит? Она здесь, сидит за тем отдаленным деревом на траве и наблюдает, как все едят землянику. У нее такие печальные глаза. Я хочу поговорить с ней, но, признаюсь, мне немного страшно.

Лис выглянул из-за дерева и посмотрел на женщину, сидящую в нескольких ярдах от них. Она не была стара, но ее вид подтвердил догадку Лиса, что она в трауре. Мэдди оказалась права: под лохмоть-ями, спутанными волосами и кожей, вымазанной грязью и пеплом, скрывалось очень обаятельное существо. Словно почувствовав его взгляд, она подняла подбородок и затравленно посмотрела ему в глаза.

Лис снова спрятался за дерево, странно взволнованный.

– Я… я уверен, что она в трауре. В поселке есть и другие вдовы, но я думаю, что она самая заметная и трогательная, потому что так молода. Она напоминает мне внезапно сраженную прекрасную птицу. Она потеряла кого-то, кого глубоко любила, и ее мечты тоже умерли.

Мэдди ухватилась за эту мысль:

– Да! Она напоминает мне птицу, которой сломали крылья!

Лис обнял ее и поцеловал в макушку.

– А у вас, оказывается, очень нежное сердечко, милая!

– Вы не спросите о ней у Голодного Медведя? – умоляла она. – Может быть, мы чем-нибудь сможем помочь ей?

– Да, я спрошу его. А пока давайте прогуляемся просто вдвоем. Мне нужно поговорить с вами о чем-то важном.

Мэдди зашагала в ногу рядом с ним. Они направились в сторону от поселка. Глубокое счастье переполняло все ее существо. Почти два дня она, насколько возможно, старалась быть занятой, не думать о Лисе и не гадать, каким он вернется. Когда он уходил, то сказал ей, что собирается изгонять своих демонов, и тогда Мэдди почувствовала, что пропасть между ними постепенно сужается. Сейчас Мэдди испытывала робость и нервничала.

– У вас есть новости о моей сестре?

Лис посмотрел на нее в замешательстве и увидел горящие щеки и мерцающие глаза.

– Я намерен сегодня же заняться этим. Я был занят другим, простите. – Он сжал ее руки: – Не возражаете, если сначала мы поговорим обо мне?

Мэдди обнаружила, что они совершенно одни. Отсюда поселок казался крошечным, она и не представляла, как далеко они ушли. По берегу ручья росла пышная трава, они сели на нее и посмотрели друг на друга. Ей показалось, что Лиса окружает некая аура, причиняющая ей боль.

– Это изменит нас? – пробормотала она. Его красивое лицо было серьезным.

– Мэдди, я хочу рассказать вам этот секрет. Вы по-прежнему хотите его знать?

Блестящий пастельный свет возвещал об особенно восхитительном закате. Мэдди лежала рядом с Лисом в высокой траве. Ей было тяжело, сердце болело, глаза распухли от слез.

– Ради Бога, как вы могли так долго скрывать это от меня?

– У меня не было выбора.

– Теперь вы должны рассказать мне все.

Лис был вымотан:

– Я все расскажу!

История заняла целую вечность – провалы в памяти, которые он никогда бы не заполнил без ее помощи, подробности его конфликта на Литтл Бигхорн, пропитанные виной недели, проведенные в Дидвуде, и, наконец, тщательное описание последних часов, проведенных с Голодным Медведем, и очищающее начало новой жизни в прохладном, освещенном звездами ручье.

– Вы как все мужчины! Думаете, что все объяснили мне, бросив кость без капли мяса на ней! – Мэдди снова оживилась. – Не могу передать, какой гнев вызывают у меня мысли о Кастере, заставившем этих людей следовать за ним в поисках славы. Только у вас. Лис, был здравый смысл! Вы сделали правильно, что не подчинились слепо, как овца!

– Да, в этом есть правда – женская правда. – Он криво улыбнулся. – Но солдатам приходится подчиняться. Это их обязанность. Войны никогда не выигрывались бы, если бы каждый солдат ставил под сомнение указания своего офицера. Конечно, в Седьмом Кавалерийском полку были и другие, сдержанно относившиеся к нашей политике, но споры с Кастером ничего бы не изменили.

– Но вы же подняли голос! Вы выразили свои сомнения той ночью на бивуаке Кастера!

– Да, но он не обладал властью Бога над моим будущим. Я ведь объяснил вам, что приехал лишь как советник, а военный чин, который мне присвоили, был чистой формальностью. Я состоял на службе у Гранта, а не у Кастера и не разделял преданности других Седьмому Кавалерийскому полку. Я был с ними только несколько недель до битвы. – Лис приподнялся на локте и посмотрел в глаза Мэдди.

– Остальные солдаты долгое время переносили трудности жизни на Западной границе. Они привыкли смотреть на мир глазами Кастера. Ненормальное стало для них нормальным… но я был слишком свежим человеком, человеком из Вашингтона, слишком долго прожил вне армии и слишком хорошо был знаком с подлинной историей индейцев, чтобы с такой же готовностью встать в строй. – Лис пригладил выжженные солнцем волосы и добавил: – Кастер это понимал. Он знал, что я иначе отношусь к индейскому вопросу, об этом он догадался, когда мы вместе ехали в поезде из Вашингтона. Вот почему он всегда оборонялся, когда бы я ни бросал ему вызов. Знаете, когда я уступил просьбе президента, у меня было чувство, будто я бросился в трясину. Я знал, что встречусь с многими моральными конфликтами, но моя мать возражала, что мне все равно не избежать их, отправлюсь я с Кастером или нет. Она говорила, что я прячу голову в песок, оставаясь в стороне от того безобразия, которое мы творим с индейцами. Ей казалось, что я смогу чем-нибудь им помочь и пролить свет на истину, если воспользуюсь шансом и присоединюсь к Седьмому Кавалерийскому полку. – Взгляд Лиса смягчился при воспоминании о матери. – Энни Сандей – неистовая идеалистка, очень отважная и самоуверенная. Как большинство ее теорий, эта в ее устах звучала безупречно, но чем дальше я отъезжал на Запад, тем менее пригодной она становилась. И в самом деле стыдно, что индейцы не смогли привлечь мою мать на свою сторону, чтобы она подняла свой голос в их пользу там, в Вашингтоне. Никто не осмелился бы нарушить обещание, данное Энни Сандей.

– Разве ее фамилия не Мэттьюз?

– Строго говоря, да… но ей никогда не удавалось жить в тени мужчины. – Лис говорил теплым, любящим голосом.

Мэдди молчала, стараясь привести в порядок все открытия сегодняшнего дня, теперь она поняла, как мало на самом деле она знает о Лисе.

– Я всегда знала, что вы что-то скрываете… Я никогда не могла получить от вас прямой ответ о вашем настоящем вмени, но теперь, слушая, как вы говорите о матери, и складывая по кусочкам то, что вы до сих пор рассказывали о себе… я будто заново знакомлюсь с вами. Вы сейчас даже говорите иначе! Раньше вы говорили иногда как образованный человек, но…

– Я говорю как житель пограничной полосы, мэм, – согласился он. – Не могу ходить кругами и говорить слова вроде «безупречный» или «повестка дня», иначе люди будут просто смеяться надо мной. Каждый примет меня за хлыща, такого, как этот ваш придурковатый дружок из бостонских Скоффилдов!

Мэдди в притворном оскорблении замахнулась на него рукой, но он поймал ее и поцеловал в ладонь.

– Грэхем не был моим дружком! Если он и думал так, то только потому, что это ободряло его, мистер Дэниэл Мэттьюз!

– Для вас, Огненный Цветок, Увидевший Звезды, – смеясь, Лис притянул ее к себе, пока она не свалилась на него, счастливая, что снова попала в ловушку его объятий.

– О Мэдди, я так долго боялся, – он целовал ее снова и снова. – Одни секреты рождали новые секреты, пока я не почувствовал себя чужим даже самому себе. Обманщиком.

– А сейчас?

Лис широко улыбнулся.

– Как будто меня выпустили из тюрьмы. Раньше я этого не понимал, но мне нужно было поехать сюда и побыть вместе с народом лакота, с теми, кто убил Кастера и всех его солдат, чтобы наконец поставить все на свои места.

Шелковистые волосы Мэдди струились вниз, как завеса над их головами. Лис нежно ласкал ее лицо и алебастровую шею.

– Я чувствую, что с меня свалились тысячи фунтов… Впереди у меня свет, а не темнота. Я могу снова жить в мире с самим собой.

Слезы навернулись на глаза Мэдди.

– О Лис… Теперь, если мы найдем Улыбку Солнца, все будет прекрасно!

– Вы говорите, как моя матушка, связывая концы в хорошенький узелок. Я согласен с вами в одном: мы многое узнали о себе за эти несколько дней в Бир Батте. – Он вздохнул: – Я знаю, что линия, разделяющая людей, не так отчетлива. Я не могу считать себя полностью белым, прокладывая путь на Запад с остальными людьми моей расы, но и не могу отвернуться от своего прошлого и жить как индеец.

– Мы все поставим на свои места, вернувшись в Дидвуд, – твердо ответила она. – Первое, что вы должны сделать, – это стать самим собой.

Мэдди прижалась к нему, целуя его ухо, так что Лис не сразу понял, что она сказала. Когда до него дошло, он перевернул ее и посмотрел на нее сверху. Видя ее лицо, милое от усыпавших его веснушек, прекрасные зеленые глаза, он снова был поражен силой, притягивающей его к ней, своей потребностью в ней – во всем в ней. Это было очаровывающее и настойчивое чувство. Усилием воли он заставил себя заговорить:

– Я просто хочу сказать вам одну вещь, Ваше Безумство, теперь, прежде чем я утону в ваших глазах… Я не могу быть Дэниэлом Мэттьюзом, когда мы вернемся в Дидвуд. Может быть, я буду опять чувствовать себя отважным, но я не глуп. То, что я доверился Голодному Медведю и вам, еще не значит, что эта тайна предназначена для всеобщего разглашения, милая. Мы не можем никому больше говорить об этом.

Мэдди смутилась:

– Что? Почему?

Лис поперхнулся ироническим смехом.

– Вы забыли, каково мнение об убийстве, как они это называют, на Литтл Бигхорн? Если я сам порицаю себя за то, что уехал из полка, прежде чем он встретил свою судьбу, то что же обо мне подумают люди? Я буду парией и в Дидвуде, и в любом другом месте до конца жизни! – Лис помрачнел, и настроение сразу же упало у обоих. – Я буду пользоваться дурной славой как единственный выживший в бесславном, кровавом убийстве!

– Но, Лис, – в ужасе возразила Мэдди, – если все, кто был с Кастером, погибли, как люди узнают, что вы были на Литтл Бигхорне? Многие в Дидвуде вообще ничего не знают. Никто ничего не заподозрит, если вы вернете себе полное имя и станете более открытым и респектабельным, если, – она восхитительно покраснела, – если будет очевидно, что вы влюблены!

– А. – Он глубокомысленно кивнул. – Понятно. Освободите меня от еще одного из ваших женских планов касательно моего будущего. Как вам хочется облагородить меня и поверить, что настоящая любовь и брак внезапно сотрут из моей памяти события того дня!

– Я не говорила о браке, – горячо запротестовала она. – Позвольте мне встать!

Лис помог ей подняться я одарил ее непреклонным взглядом:

– А вам и не надо было говорить. Но это не выход. Вы забыли, Мэдди, что Седьмой Кавалерийский полк был разделен в тот день на три отдельных батальона, буквально за несколько минут до того, как я переехал через Холм. Погибли все люди Кастера, но большинство остальных остались живы. Все склонны забыть о батальонах Рено и Бентина, потому что они сражались на другой стороне Холма. – Он утомленно потер глаза. – А я не могу!

Сердце Мэдди сжало, как в тисках.

– Вы хотите сказать… что кто-то из солдат мог видеть, как вы уезжаете перед битвой? И кто-то может указать на вас пальцем, если узнает вас в Дидвуде?

– Только Кастер и я знали о том, что произошло на самом деле: что я покинул полк по его приказу. Но Кастера нет, чтобы подтвердить это. Остальные не знают, что было сказано, и нетрудно догадаться, что они подумали, увидев, что я уезжаю от них в направлении, противоположном лагерю. Если один из них встретит меня в Дидвуде, шансов у меня нет. Я буду удобным козлом отпущения.

Ее расстройство растаяло, уступая место любви и отчаянию. Мэдди подтянула юбку из оленьей кожи и забралась к нему на колени.

– О Лис, почему жизнь такая трудная?

– Будь я проклят, если знаю. – Он наклонил голову и поцеловал ее шею. – К счастью для нас, есть в ней и развлечения…