Текст книги "Песочница"

– Я… – начала Мари, но мэр не дал ей закончить фразу.

– Благодарю, но мне пора на службу. Мари, вы не проводите меня? Я не договорил. Ещё раз спасибо, господа, за приглашение.

Холодная улыбка, полупоклон и они направились на выход. Мы с Бишем стали медленно возвращаться к своему столику на террасе.

– Наш мэр – козёл, но твоя Мари – клёвая тёлка! – отметил зоологизмами Бишенте уходящую от нас пару. – Какие шарики! И выше талии, и ниже!…

– Да ну тебя, Биш!

– Даже не смей со мной спорить! Иначе я не посмотрю, что ты с ней познакомился раньше меня! Тем более, тебя ждёт соломенная невеста – Рени.

«Соломенная женщина». «Это так просто – поджечь соломенную женщину». Старый английский фильм с Шоном Коннери и Лоллобриджидой. Не тот сюжет, да и Рени Адан никак не напоминает главную героиню Джины.

На террасе стало довольно прохладно из-за резкого влажного ветра. Над Биаррицом, как обычно, собрались облака. Прохаживающиеся мимо люди ускоряли шаг. Я не был удивлён этой привычной для наших мест погоде. Связь Мари и Лакомба меня удивляла больше.

– Расплачиваемся и уходим? – спросил я.

– Давай. Созвонимся вечером.

Мы направились к своим автомобилям. Но не прошли и двадцати шагов, как увидели её. Она стояла, поправляя воротник плаща, словно раздумывала – куда ей теперь направиться. И тут баска-охотника потянуло на дичь. Галантный стервец!

– Моему другу надо ехать по делам, а я вот абсолютно свободен и с удовольствием отвезу вас, мадмуазель, в любую точку мира.

Мари сначала чуть нахмурилась, но завидев меня за широкой спиной Бишенте – заулыбалась.

– Сегодня весь мой мир сосредоточен в этом городе.

– Тогда распоряжайтесь мной и моим Буцефалом! Мы вас укроем от непогоды. Я сейчас быстренько за ним сбегаю, обязательно дождитесь меня.

– Если это вас не затруднит…

– Андрэ, подтверди, что мне и Буцефалу такая неземная красота только облегчит существование в бренном мире! Даже в пределах Биаррица.

Бишенте побежал за своим железным конём, а Мари спросила у меня:

– А он всегда такой забавный, твой друг?

– Да, как только встретит на своём пути очередную мадам Бовари2424
  «Мадам Бовари» – роман Г. Флобера. Героиня романа – Эмма Бовари, жена врача, живущая не по средствам и заводящая внебрачные связи в надежде избавиться от пустоты и обыденности провинциальной жизни.


[Закрыть].

– Тогда я поеду с ним, только если ты мне разрешишь.

– Поезжай, – улыбнулся я девушке. – Только учти, что на роль Шарля Бовари2525
  Шарль Бовари – по сюжету романа Г. Флобера – супруг Э. Бовари.


[Закрыть] он точно не согласится.

Я последовал к своему танку, на котором помчался на деловое свидание с Рени Адан, размышляя по пути, о чём Биш будет беседовать с Мари, не затянется ли их путешествие и где он её высадит. В общем, я напрягся.

Позже каждый из них рассказал мне об этой поездке. По отдельности. В общем, всю дорогу Биш изображал из себя Алена Проста. И даже на заднем сиденье Мари не чувствовала себя в полной безопасности от его лихачеств. Она даже пристегнулась ремнём безопасности, но её крутило не меньше, чем CD-диск в автопроигрывателе Бишенте с записью песни его любимого и популярного сегодня дуэта Готи и Кимбра «Кто-то, кого я знал». Мой друг даже подпевал этому дуэту, что делал крайне редко.

– Нравится? – поинтересовался детектив, разглядывая девушку в зеркало заднего вида.

– Да, мне по душе инди-рок.

– И мне. А как вам клуб «Майона Бич»? Захаживаете туда?

– Иногда. Немного дороговато, но там клёво. Хотя бывает проблема со свободными местами.

– Только не для меня. Я знаю хозяина, он мой друг и я вас обязательно познакомлю. Хотите – прямо сегодня вечером.

– Я тоже его знаю.

В общем, как и всегда в компании с аппетитной женщиной, Бишенте продолжал полировать мозги до тех пор, пока не довёз её до дома какой-то подруги.

– Мне пора выходить.

– Как, уже? Вы здесь живёте?

– Нет, вы привезли меня к подруге, – ответила Мари.

– Она похожа на Нору Арнезедер2626
  Нора Арденезер – французская актриса и певица.


[Закрыть]?

Мари, уже приоткрыв дверь автомобиля, даже рассмеялась.

– Вижу, что вас интересуют только красивые девушки. Ваш любимый женский типаж я определила и слава богу, я в него не вписываюсь. Спасибо, что подвезли.

– Почему же не вписываетесь? И вы даже не спросите, чем я занимаюсь?

– Мне есть у кого спросить об этом.

Бишенте быстро вылетел со своего водительского места.

– Вы же не откажетесь забрать с собой мою визитку с номером мобильного?

– Придётся забрать. До свидания.

Я в это время открывал дверь своего небольшого дома. Почему-то очень хотелось есть, хотя бы заморить червячка; целый день я перехватывал на бегу, и то лишь по нескольку ломтиков сыра и пару небольших багетов, если не считать слопанных с Бишенте креветок, от которых в смысле калорийности было мало толку.

Оглядевшись в гостиной, я пообещал себе завтра же вернуть нормальный облик своей берлоге, и прежде всего, чтобы не отвлекаться, плотно закрыл дверь в спальню, где белым пятном манила незаправленная кровать; на кухне перетащил со стола грязную посуду в посудомоечную машину, сгрёб в мусорное ведро валявшиеся остатки ужина и смёл крошки.

Неприбранность в доме означала, что вот сейчас дела у меня были плохи. Все комнаты просто требовали основательной битвы за чистоту. Хорошо ещё, что мебели у меня было самый минимум; я терпеть не могу заставленные помещения, по которым приходится пробираться боком и всё равно при этом цепляться телом за стульчики, пуфики, сервантики, торшерчики и ломберные столики.

Вообще, когда у меня в делах полный ажур и никто не портил настроения за день, я рьяно поддерживаю дома полный порядок, даже если устаю до изнеможения. Беспорядок дома – это первый признак депрессии, как и у многих других людей, не обязательно одиноких; я считаю чистоту показателем личностного достоинства. Опускаешь руки – и быстро ныряешь в яму, вылезать из которой становится труднее с каждым днём безразличного отношения к себе и своему жилищу. Даже женщины становятся для тебя неинтересными третьестепенными существами. Нет никакого желания их удерживать рядом с собой больше, чем на сеанс секса. Проводишь время с проститутками, потому как на обычное приключение не хватает терпения. И скрыть такую апатию бывает тяжело – невозможно обмануть себя самого.

У меня давно никого не было в гостях. Пары часов мне хватило, чтобы навести относительный порядок в той комнате, где я собирался принять Нафлик. Вскоре зазвонил домофон. Я подошёл к висевшему на стене переговорному устройству, нажал кнопку видеомонитора: это она, соломенная невеста. Не заставила себя долго ждать и приехала вовремя. На экране маячила Рени Адан в цивильной одежде, как и при прошлой встрече. Так она и вовсе не была похожа на полицейского.

– Проходите и присаживайтесь. Я скоро.

– Спасибо, – крикнула она мне уже из коридора, пока я на кухне утрамбовывал мешок с мусором.

Соломенная невеста ждала меня, сидя плотно на чёрном кожаном диване, и поправляя складки на брючном костюме. Выглядела она весьма с намёком изящество. На левом её запястье позвякивали два витых браслета из металла белого цвета. Безвкусно накрашенные глаза, натуральные губы, волосы собраны в небрежный узел, тёмные круги под глазами. Это, видимо, и есть форма её скорбного траура, раз она пришла ко мне не в форме офицера полиции. Но в мою систему ценностей такой траур впихнулся со скрипом.

– Простите за мой беспорядок… – я коротко поклонился ей.

– Это вы простите мою настойчивость, но мои мысли сейчас заняты только Ламаром.

Что за звук это был? Она всхлипнула?

– Что-нибудь выпьете? – вежливо предложил я.

– Стакан воды.

Я отправился на кухню, а она, по-видимому, стала разглядывать один их моих шкафов, где стояли папки с завершёнными делами, на корешках которых я указывал фамилии своих клиентов – для удобства.

– Это имена ваших сегодняшних клиентов на папках?

– А, на этих? Да, – протянул я, когда вернулся в комнату. – Среди них есть и завершённые дела. Быстро нашли мой дом?

– Да, Биарриц не настолько большой, чтобы в нём заблудиться, – Рени осмотрелась вокруг, отпила глоток воды. – Я работаю в следственном отделе, но по понятным причинам комиссар не привлекает меня к расследованию по делу Эрсана. Меня даже заставили сдать все дела и уйти на время в официальный отпуск. Сидеть сейчас дома в одиночестве мне сейчас тяжело, и я появляюсь на работе, но на положении желторотого стажёра – перекладываю для коллег бумажки, что-то советую, выполняю их просьбы, – объяснила она, словно желая подчеркнуть, что её сегодняшнее душевное состояние поддерживается такой неквалифицированной, но коллективной работой. – Кадров в полиции лишних никогда не бывает, если работать как положено. А с убийством Ламара проблем у ребят меньше не стало. Мэрия и префектура выжимают все соки с комиссара – убийство такой личности в таком городе как наш, может сказаться на всём департаменте.

– Я понимаю, однако, думаю, что в вашем положении хороший сон вам не помешает, – надо же выказать хоть немного сочувствия клиентке.

– У меня настолько ужасный вид?

– Немного. Если посмотреть на ваши глаза, то может показаться, что вы всю ночь смотрели фильмы ужасов и никак не можете отойти от тех кошмаров, которые там показывали.

– Хорошо было бы, если все наши кошмары оставались на экранах телевизоров, которые можно отключить одним нажатием кнопки на пульте. К сожалению, ужасы преследуют нас и в жизни. И не только во сне. А со сном у меня действительно проблемы – последнее время просыпаюсь в холодном поту и не могу заставить себя ещё раз постараться уснуть. Обычное снотворное не помогает, а пить более сильные препараты я попросту боюсь. Боюсь отупеть. Хорошо, что в комиссариате все меня поддерживают как могут.

– Значит, у вас прекрасные коллеги.

Рени Адан передала мне тонкую папку:

– Здесь копии документов следствия. Понятно, что к вам они не должны были попасть.

– За это не беспокойтесь, Рени. Если хотите – я ознакомлюсь с ними и могу уничтожить. Запишу себе в ноутбук какие-то факты из них, а копии оставлять не буду.

– Это было бы неплохо. Пока пролистайте эту папку, и вы поймёте, какими сведениями обладает комиссар. Я не очень верю в то, что какие-то следы выведут нас на убийцу именно в Биаррице. Думаю, что основные усилия надо приложить, изучая те улики и версии, которые выведут расследование за пределы города и даже региона. Хотя, я вас не ограничиваю ни в чём.

– Да?

– Это просто моё субъективное мнение, Андрэ. Пока же я хочу, чтобы вы сообщали мне всё, что рассказывают вам. Вы подключили своего друга Арисменди?

– Он уже работает на меня, я поручаю ему выполнять техническую работу и собирать для меня всё об убийстве, вплоть до слухов.

Я пролистывал на скорую руку папку с копиями допросов, схем и фотографий места происшествия, осмотра трупа Ламара Эрсана, перечень предметов при обыске в номере отеля, где он останавливался.

– Пока что я вижу, что двигаюсь параллельно с вашими ребятами из следственного отдела. Я был на маяке у Тибо, общался с Сорелями, был в гостинице. Вот в казино ещё не успел, в отличие от полиции. Так что, видимо и из того, что лежит на поверхности, мои версии вряд ли будут отличаться от версий комиссара: наследство, профессиональная деятельность, случайное ночное ограбление, женщина.

– Женщина? Вы кого имеете в виду? – Нафлик сделала неопределённый жест рукой. – Не меня ли?

Она взглянула вопросительно, я же тихонько рассмеялся и ответил на это предположение вежливой улыбкой:

– Что вы, Рени. Если только вы не платите мне для того, чтобы я выловил именно вас. Нет. Я не хотел бы вас обидеть… в плане ваших отношений с Ламаром Эрсаном, но вдруг вы чего-то о нём не знали. Случайная интрижка или одномоментный роман, появляется ревнивый муж или друг… Простите, но вы меня понимаете?

– Ну, я не знаю. Я не готова ручаться за него, хотя наши отношения были почти безоблачными… Пока всё это звучит весьма туманно.

– Я согласен, но мы только начали работать и зацепиться пока основательно не за что.

– Андрэ, я хочу, чтобы вы выслушали горожан: о чём они говорят, что обсуждают про Ламара, профильтруйте все слухи, пусть даже под собой они и не имеют никакой реальной почвы и ставьте меня обо всём этом в известность. Дайте мне возможность убедиться, что в Биаррице никто не имеет отношения к убийству. Люди не всегда готовы помочь расследованию полиции – нам не доверяют, нас часто назначают, переводят с места на место. В нас видят чужаков. Люди всегда врут и нам нелегко отличить это враньё от правды. Точнее – мотивы лжи.

– Согласен с вами полностью.

– Подумайте, когда вы сможете поехать в Париж. Всё же там – работа Ламара, его друзья.

Можно подумать, что она меня выгоняет в Париж. Нет, съездить в столицу следовало обязательно, только как-то она нацелилась на любые версии, кроме тех, что ведут в сам Биарриц.

– Перед тем, как поехать в Париж, неплохо было бы отработать все факты, касающиеся Биаррица. А ещё я бы вас попросил выяснить, что там с его ноутбуком и мобильным телефоном. Там мы можем найти массу полезной информации по работе журналиста, да и переписка по электронной почте тоже даст немало.

– Я постараюсь, – кивнула Рени. – Комиссар не в курсе, что я собираю эти данные для вас. Так что я смогу вам передавать только те сведения, которые собирают сочувствующие мне друзья-коллеги и передают впоследствии комиссару. Всё что соберёт сам комиссар до меня может и не дойти. Да, и если вдруг комиссар заинтересуется вашим расследованием: вы не обязаны ему говорить, кто вас для этого нанял. Не то, чтобы меня это пугает, но может возникнуть повод для служебного расследования: конфликт интересов, вы же понимаете. Всё же меня очень интересует, что могут вам рассказать в редакции «Сфер». Потом Кавелье и Жаккар. Нужно поискать следы среди знакомых Ламара. Хотя он общался со многими, но из такого большого круга не многие могли знать, что в конце недели она поедет в Биарриц. Комиссар в любом случае пошлёт своих людей в Париж, либо попросит местных полицейских о содействии, но я не сомневаюсь, что вам люди расскажут больше, чем нам.

– А по орудию преступления что-нибудь известно? Чем могли убить Эрсана?

– Эксперты ещё работают. Да, а что из себя представляют родственники, Сорели? Вы общались с ними, какое они произвели на вас впечатление?

– Тяжёлое семейство. Его тётя обижена на своего брата и его родных за то, что её семья просто игнорировалась парижскими родственниками. Муж – бывший моряк, теперь подрабатывает тем, что обслуживает туристов в море. Он особо никак не реагировал на мои вопросы. Младшая, их дочь – вот та более эмоциональна, в ней смешались обида за себя и своих родителей, но есть и некое уважение к погибшему. Да, там же раньше жил и сын, но он недавно покинул семью, сбежав из дома с какой-то баскской девушкой, и так и не объявлялся до сих пор. В городе ходят разные слухи о возможно свалившемся на них богатстве.

Нафлик тут же оживилась:

– С баскской девушкой? Я узнаю, что это за история. Она из Франции, из Испании, не связана как-то с какими-нибудь отморозками?

– Я посчитал неудобным расспрашивать семью. Они не были расположены к тому, чтобы я влезал им в душу. И потом, я немного его знал, он младше меня, мы просто учились в одном лицее.

– Да, здешний народ сложный, но мы за них тоже возьмёмся. Я бы не искала только в этом направлении.

Адан помолчала, ожидая от меня ещё каких-то вопросов, которых, однако, не последовало. Обсуждать пока было более нечего.

Все, о чём мы до сих пор говорили, было шаблонной информацией, которая не давала возможности двигаться вперёд. В вещах, которые осмотрели после обыска в отеле, не было никаких документов, способных дать новую идею по розыскам следов к убийце. Там были его документы, пару номеров его журнала, старый билет с самолёта, кредитки, немного денег.

На теле самого журналиста – рана, нанесённая пока неустановленным предметом, раскромсанная и расширенная скорее всего птицами и глубокие царапины на бёдрах и животе. Последние, судя по заключениям патологоанатома – это следы невесть как попавшего на место преступления крупного грызуна. То есть, кроме глубокой раны, более никаких других следов на теле, которые бы помогли привести к смерти, обнаружено не было. Легкие были не в лучшем состоянии из-за курения, наркотики он не употреблял; судя по исследованию печени – пил в меру.

– Что ж, я буду ждать от вас новостей, – сказала Рени Адан. Она поднялась с кресла, и я проводил её до двери дома.

После её ухода у меня остался осадок. Чем-то всё же было вызвано, какими-то неведомыми мне обстоятельствами, что она предложила мне такого рода работу. Несмотря на то, что в целом мы говорили на одном языке, я чувствовал какую-то натянутость в общении с ней. Пусть пока так всё и будет: такие условия мне подходят, и, надеюсь, соломенная невеста не пытается меня в чём-то надуть.

Я сел в кресло у окна, за которым в небе увидел пролетающую чайку и подумал: не она ли доклёвывала рану журналиста. Разувшись, вытянул ноги и постарался ни о чем не думать; взял пульт дистанционного управления и с его помощью попрыгал по телевизионным каналам. А потом я задремал.

Проснулся я в восемь тридцать вечера – на «Канал-2» шла заставка передачи «Арена». Но проснулся я не из-за телевизора – кто-то нажал на кнопку звонка на калитке. Кого это принесло ко мне? Честно говоря, я бы сейчас просто поужинал и не хотел бы больше ни с кем видеться и говорить. Сегодня было и так слишком много диалогов. И в этих диалогах была закваска лжи, но пока мне было не понятно – в каких именно. Звонок повторился. Домофон барахлил, поэтому я вышел во двор.

У калитки я увидел фигуру младшей Сорель. Полин Сорель прикатила ко мне на велосипеде. Она стоял передо мной с видом провинившейся лицеистки, которая приехала к учителю принести извинения за сорванный ею урок – застенчивая и покорная. Впрочем, по возрасту она именно лицеистка.

– Привет, Полин!

– Я могу к вам зайти? – словно она оправдывалась за показную грубость, с которой нападала на меня днём. – Я хочу поговорить.

– Да, заходи, не будем же мы разговаривать у калитки.

Я помог ей с велосипедом, прислонив его к стене дома.

– Проходи в дом. Иди садись вон в то кресло.

Девочка присела боком на самый его краешек, от смущения и робости даже не касаясь спиной спинки кресла.

– Принести тебе что-нибудь попить?

– Да, – обрадовалась она. – Просто холодной воды.

У меня в холодильнике стояла непочатая бутылка «Эвиан», которую я не торопясь и принёс с кухни с двумя стаканами, чтобы у Полин было время осмотреться, успокоиться в незнакомом месте, в доме у одиноко живущего мужчины старше её. Впрочем, надеюсь моё семейное положение вряд ли интересует девочку. Девочку-девушку.

Я вручил ей наполненный стакан и стал её разглядывать в ожидании, пока Полин начнёт что-то говорить. Смешная, она пьёт и косится на меня, словно маленькая пугливая лань, которую с рук кормит лесник.

– Я пришла поговорить о Ламаре, – наконец произнесла она, не оставив ни капли воды в стакане. Сказала робко, но душевно, заглаживая прежнюю дерзость. – Вы хотите меня выслушать?

– Рассказывай, если тебе есть что сказать. Вы что-то утаили от меня?

– Да. Нет, я не знаю, – какие же у неё выразительные глаза!

– Я слушаю тебя, но ты не торопись, Полин.

– Можно мне ещё воды?

Я налил ей ещё «Эвиан» и она сделала большой глоток.

– Я хотела поговорить о Ламаре, потому что я его знаю лучше, чем папа и мама, даже лучше, чем Квентин. Ламар в последнее время делился со мной, – девочка тут же поправила себя, – он впустил меня к себе, понимаете?

– Не знаю. Чем он с тобой делился?

– Я ему как-то сказала ему, что пытаюсь писать стихи. Я думала, что он просто посмеётся надо мной, но он даже обрадовался. Он был рад, что я доверилась ему и у нас появилось что-то общее. Только у меня дома не знают, что я пишу стихи,… пытаюсь.

– Ты хочешь мне сказать, что твой дядя писал стихи, я правильно тебя понял?

– Да, и какие!

– Он тебе показывал их? Читал твои?

– Я ему показывала свои тетради и ему понравилось. Он не разу не рассмеялся ни над моими строчками, ни над моими чувствами. Его стихотворения вы можете прочесть и сами, если уже не читали: он успел издать две книги. Только он печатался под псевдонимом.

Она готова была сделать что угодно, лишь бы великий Ламар Эрсан обратил внимание на неё, свою… кузину? Да, всё верно. Полин – кузина для Ламара Эрсана, однако между ними большая разница в возрасте. Кузина-подростка, которой может быть симпатизировал и на которую смотрел, наверное, взглядом участия: ведь он был богат и знаменит, а она пыталась найти возможность развивать свой талант с довольно суровыми и ограниченными во взглядах и возможностях родителями. Только это участие было пассивным и никогда не перерастало в содействие.

– Под каким? – удивился я, не представляя, зачем это довольно известному журналисту, писавшему в крупном национальном экономическом еженедельнике статьи о политике, скрываться от читателей, пусть даже от лирической части читателей, под чужим именем. Неужели эту часть своей личности он счёл необходимым скрыть и от своей невесты Нафлик? А эта девчонка оказалась ему в чём-то ближе остальных?

– Александр Моро. А то, что он не успел напечатать, я читала в его ноутбуке. У него там была какая-то скрытая папка, которую было сложно отыскать постороннему человеку, если ноутбук попадёт в его руки. А мне он доверял.

– Ты хочешь сказать, что у тебя был доступ к этой скрытой папке в его ноутбуке?

– Да.

– И когда ты читала его неизданные стихи в последний раз?

– Недели три назад он был в здесь. Я проезжала по городу на велосипеде и увидела, что ворота дома его матери были открыты. Там во дворе стоял какой-то грузовичок с какими-то деревяшками и было много незнакомых людей в спецовке. Это были рабочие, с которыми Ламар что-то обговаривал насчёт ремонта. Я поздоровалась с ним и спросила, не надо ли ему что-нибудь. Но он был так занят, что предложил мне самой похозяйничать на кухне, пока он занят и посмотреть телевизор или почитать его новые стихи в его ноутбуке, пока он освободится. Я конечно же выбрала ноутбук.

– Я сразу же хочу извиниться перед тобой за то, что буду задавать тебе вопросы не совсем по теме. Ты же понимаешь, почему я так поступаю?

– Да, месье. Вы хотите поймать убийцу Ламара.

– Верно. Ну не настолько «поймать» в буквальном смысле. Скорее здесь подойдёт термин: найти, нащупать того, кто лишил жизни Ламара Эрсана. Меня интересует содержимое этой папки, если в ней он держал не только свои поэтические шедевры; поверь, этими словами я не оспариваю твоей оценки его творчества. Ноутбук сейчас находится у полицейских, и я до него могу и не добраться. Мне не известно, что они там будут искать и как они это будут делать. Папка эта была, с твоих слов, зашифрована; значит – есть вероятность того, что они её могут и не обнаружить. Поэтому я прошу тебя вспомнить – в ней он держал что-нибудь ещё, кроме своих поэтических сочинений?

– Да, я помню, что в этой папке без названия были внутри три другие. Там, где были его стихи, и две другие: «Биарриц» и «Журналист». Но я в них не заглядывала.

– Ты хочешь меня убедить в том, что, имея в руках ноутбук с доступом в самую сокровенную папку Ламара Эрсана – а, судя по твоему рассказу так оно и было – ты ни разу не заглянула в эти секретные папки?

– Ни разу. Да, мне было интересно, но… Он доверял мне, я – ему, и мне не хотелось терять его доверие. И вам остаётся только поверить моим словам.

– Да, это уж точно.

Я задумался, почти завис. Я понимал, что одни названия этих папок мне мало что дадут в плане информации. Какие конкретные данные могли нести в себе файлы, представляли ли какую-то угрозу для кого-то персонально…

Наличие особой папки в ноутбуке журналиста могло стать в расследовании важным доказательством, указателем на чью-либо мотивацию.

Доказательства частенько имеют обыкновение либо сами исчезать, либо в этом им придают ускорение какие-либо заинтересованные лица. Ноутбук может и сломаться, а информация может и исчезнуть, как глиняный артефакт при неаккуратной работе копателя-эксперта, просто при небрежном отношении кого-нибудь спеца ещё до того, как мне повезёт до него добраться.

На мгновение мне в голову закралась мысль, что лицеистка может и врёт, но я тут же её отбросил: но зачем было тогда вообще приходить ко мне?

– Значит, ты тоже пишешь?

Девочка застенчиво улыбнулась и, глядя на её открытое лицо, мне оставалось только удивляться: а та ли эта Полин, которую я встретил дома у Сорелей? Куда делись её враждебные и неприязненные интонационные нотки в голосе?

– По сравнению с тем, что выходило у Ламара, это нельзя назвать поэзией.

– Но твоя лирика, конечно же, о любви?

– Да, – вспыхнули её щечки розовым цветом. – Но никто не знает об этом, теперь – только вы. Мои родители не будут рады такой новости. Особенно если узнают, что Ламар помогал мне в этом. Но он лишь немного корректировал какие-нибудь отдельные строки.

– Ты часто встречалась с ним?

– Всякий раз, когда он приезжал в Биарриц. Он обещал мне, что, когда я закончу учёбу в лицее, он обязательно поможет мне учиться дальше, чтобы раскрыть мои возможности в литературе. Мне так не хотелось застрять в Биаррице, но вот теперь его не стало, и некому мне будет помогать, подсказывать, – сказала она с тоской в голосе. С искренней тоской.

Значит, эта девочка не рассчитывает раздвинуть свой окружающий мир с помощью надвигающегося на неё наследства? Значит, к смерти своего кузена Ламара она не имеет никакого отношения? В этот момент я был абсолютно уверен, что не ошибаюсь и разобрался в чувствах Полин: восхищение до безрассудства двоюродным братом, который был намного старше, имел в этой жизни всё, о чём она только могла мечтать, и это – не смотря на ту обиду, из-за которой её родители, или по крайней мере её мать так не любила свою родню.

Полин вновь взяла стакан с водой в руку, и я рассматривал её пока мало испорченный тяжёлым домашним и полевым трудом пальцы, которые через лет пять такой же жизни станут похожи на руки Клары Сорель. Непригодными для восхищения.

Я отвёл глаза в сторону, чтобы девочка не думала, что я тупо пялюсь на неё.

Она по-разному себя вела дома и здесь со мной, где её не слышали и не видели родители. За ближайшие четверть часа слово «дядя» в отношении её кумира я так и не услышал; она его так называла дома, а здесь – только по имени, «Ламар»! О, девочка, да ты влюблена? Хоть он уже и мёртв?

А эта горячность, с которой она реагировала на выказывание прав Рени Адан на её Ламара! Не «дядю Ламара»! Жила-была девочка по имени Полин…

Сейчас моя провокация всё и прояснит:

– Скажи мне, Полин. Ты сегодня бросила мне такую фразу: «У дяди было много знакомых женщин». Кого ты имела в виду? И чем вашей семье не нравится мадмуазель Адан?

– А вы её хорошо знаете, эту Адан?

– Я с ней вообще не был знаком несколько дней назад.

– Ламар редко приезжал в Биарриц один. Обычно его сопровождали какие-нибудь женщины, девушки. Он мог и к нам домой прийти вместе с ними, представлял просто – моя подруга. А в позапрошлом году он познакомился с этой Адан. И стал приезжать в Биарриц из Парижа один, без сопровождающих подруг. Я не верю, что он мог бы её назвать своей невестой. Она ужасная, вся какая-то блёклая, невыразительная… А ещё она меркантильна. Я не думаю, что её мог бы привлечь продавец из супермаркета или водитель такси.

– А тебя? – прервал я Полин.

– Причём здесь я? Конечно, для Рени было чистым везением, что на неё обратил внимание такой мужчина, как Ламар. И она этим пользовалась. Но стать его женой у неё не было ни единого шанса.

– Ламар и она были любовниками? – в вопросе был заложен выстрел в упор. Никакого иного смысла, никакого двойного дна в нём быть не могло и Полин, услышав этот вопрос, взглянула на меня укоризненно и с невыразимой обидой, такой, что слёзы стали наворачиваться ей на глаза, хотя она и старалась не дать им возможности брызнуть наружу.

– Я не знаю. В любом случае ей льстило, что такой красивый мужчина и известный журналист проводит с ней время.

– Полин, я спросил: Ламар и она были любовниками?

– Я же сказала, что не знаю. По крайней мере, они играли в такую игру, если смотреть на их пару… снаружи.

– Вряд ли тебе бы дали посмотреть на это изнутри. Такое положение вещей либо остаётся в тайне, либо ни от кого не скрывается. Значит, отношения у них всё же были, весь вопрос в их серьёзности. Для обоих сразу и для каждого – по отдельности. Это – к вопросу о намечавшейся женитьбе.

Девочка взяла себя в руки и даже смогла скептически улыбнуться:

– Какая женитьба? Вы просто верите всему, что вам говорит эта Адан? Если кто и говорил о браке, то только она сама. А Ламару она была не нужна. Так, подружка. Он её не приглашал приехать к нему в Париж, а меня вот – приглашал! Ламар как-то мне сказал, что только любовница может привести мужчину к вечному счастью. Он это понял на примере многих знакомых семейных пар. Жить надо только вместе с любовницей, а не с тем, кого после бракосочетания называют женой, иначе мужчина будет вынужденно сосуществовать с той, кто скинет его в ад. Вот и всё. Всё что я хотела пока рассказать. Я, наверное, пойду.

– А твои знают, что ты была у меня? Ты сказала свои родителям?

– Нет. И не говорите им.

– Ну что ж, спасибо тебе за всё, – сказал я, провожая её к выходу и помогая выкатить на улицу велосипед. – Я буду рад, если тебе захочется ещё чем-нибудь поделиться со мной о Ламаре. Ведь он так нравился тебе.

Она перехватила у меня велосипедный руль, как-то странно на меня посмотрела и просто кивнула:

– Договорились, мэтр.

Полин оседлала велосипед и направилась на нём по улице. Образ влюблённой в своего немолодого кузена девочки-подростка.

В этот вечер мне хватило сил почитать стихи Эрсана-Моро. По мне, так он не напомнил мне своим талантом ни Бодлера, ни Пушкина, ни хотя бы Андре Вельтера2727
  Андре Вельтер – популярный французский поэт, публицист, радио-обозреватель, лауреат Гонкуровской премии в номинации «Поэзия» (род. 1945 г.).


[Закрыть]. Ну да ладно, ещё я записал всё услышанное и увиденное за день в свой компьютер и стал сравнивать это с копиями документов, которые мне оставила Нафлик. А ещё этой истории с выстрелом у музея моря, но если полиция до сих пор не связывает воедино два этих эпизода, то в переданных мне документах ничего я и не увижу.

Я даже составил таблицу с тремя столбцами: «я», «полиция» и «разница». Прочитал всю информацию ещё раз и попытался представить себе Ламара Эрсана живым. Я лишь понимал, что любая девчонка, девушка, женщина могла вцепиться в такого соблазнительного типа: хваткого, умного, с отличной репутацией на работе и утончённого в жизни. Но прочитанного мне пока не хватало: понятным мне человеком он пока не стал.