Текст книги "Античные трагедии"

Печальная судьба дочери Эдипа, Антигоны, из одноименной трагедии. После войны за Фивы оба брата Антигоны, Этеокл и Полиник, пали в единоборстве. Новый правитель Фив, Креонт, запрещает хоронить Полиника, ибо он предал свой город и привел в него вражеское войско. Однако Антигона нарушает запрет Креонта и проводит над телом брата погребальный обряд. Креонт негодует, что она нарушила закон, но Антигона говорит о том, что следовала высшим, божественным законам, которые гораздо важнее, чем законы людей. Несмотря на просьбы сына Креонта, Гемона, пощадить Антигону, ее осуждают на казнь и замуровывают в подземном склепе. Однако и сам Креонт понесет наказание за свое самомнение и гордыню. Он теряет сына и жену и, проклиная себя, оплакивает свою бессмысленную теперь жизнь.

Младшим современником Софокла был Еврипид (480–406 гг. до н. э.). Он родился в состоятельной афинской семье, получил хорошее образование. В отличие от Эсхила и Софокла, Еврипид не принимал активного участия в общественной и политической жизни Афин, вел замкнутый образ жизни, общаясь с узким кругом друзей, в который входили философы Анаксагор и Архелай, софисты Протагор и Продик. Известно, что у Еврипида была крупная библиотека. Творчество Еврипида совпало с кризисом полисной идеологии, когда общественные взгляды и моральные устои подвергались пересмотру. Еврипид отразил в своих трагедиях новые тенденции в обществе, во многом сформировавшиеся под влиянием софистов, однако успеха они ему не принесли. Впервые он принял участие в состязаниях драматургов в 455 г. до н. э. с трагедией «Пелиады», но занял третье место. Свою первую победу он одержал только в 441 г. до н. э. Всего пять раза поэт побеждал на Великих Дионисиях, причем дважды – посмертно, с трагедиями «Вакханки» и «Ифигения в Авлиде». Произведения поэта не пользовались успехом у его современников. Публика часто криками прерывала его трагедии, а сам поэт служил постоянной мишенью для насмешек авторов древней комедии, особенно Аристофана. В комедии «Лягушки» Аристофан высмеял принципы трагедий Еврипида, а в комедии «Женщины на празднике Фесмофорий» показал женщин, которые решили побить Еврипида за его злостную клевету на них. Поздняя традиция сохранила предание, что, когда публика потребовала убрать некий текст из его трагедии, Еврипид вышел на сцену и якобы заявил, что имеет обычай писать пьесы для того, чтобы учить народ, а не учиться у него. В 408 г. до н. э. Еврипид покинул Афины и переехал в Македонию по личному приглашению царя Архелая. В Македонии Еврипид написал еще две трагедии – «Архелай» и «Вакханки». Он умер в 406 г. до н. э. и был похоронен в столице Македонии Пелле.

Еврипиду приписывается около 90 драм, из которых целиком до наших дней сохранилось 18 (17 трагедий и одна сатирова драма «Киклоп»). Сюжеты из троянского кикла стали основой его трагедий «Ифигения в Авлиде», «Ифигения в Тавриде», «Троянки», «Гекуба», «Елена», «Андромаха», «Электра», «Орест», а фиванского кикла – «Вакханки», «Финикиянки» и «Просительницы». Еврипид существенно расширит тематику древней трагедии. Мифы о Геракле послужили темой трагедий «Безумный Геракл», «Гераклиды» и «Алкеста», миф о походе Аргонавтов – трагедии «Медея», афинская мифология – трагедиям «Ипполит» и «Ион», мифология Диониса – трагедии «Вакханки». Кроме того, сохранилось множество фрагментов других трагедий. Высокая степень сохранности трагедий Еврипида, по сравнению с трагедиями Эсхила и Софокла, объясняется тем, что его трагедии стали необыкновенно популярны в греческом театре в эпоху эллинизма (III–I вв. до н. э.). Еврипид создал новый тип греческой трагедии, опередив свое время и не был понят современниками.

Еврипид снизил героический пафос древней трагедии, внес в нее бытовую, семейную тематику. Хор у него постепенно теряет значение, на первый план выступают персонажи его драм. Еврипиду была свойственна детальная проработка характеров героев и высокий психологизм их образов, недаром говорили, что Софокл изображал людей такими, какими они должны были быть, тогда как Еврипид показал их такими, какие они есть на самом деле. В этом состояла величайшая заслуга поэта. В трагедиях Еврипид раскрыл глубину истинных чувств и мыслей людей, показал сложный психологический образ человека, всю палитру его чувств – гнев и ярость, любовь и ревность, зависть и месть. Сильные эмоции, накал страстей часто приводят героев Еврипида к нравственной, а подчас и физической гибели: буйствующие вакханки во главе с Агавой разрывают на части Пенфея («Вакханки»), ослепленный безумием Геракл убивает свою семью («Геракл»), больная от ревности Медея лишает жизни собственных детей («Медея»). В отличие от Софокла, Еврипид не верит в справедливость богов, часто именно боги повинны в несчастиях людей. Еврипид показывает, что богам также присущи человеческие слабости. Афродита по злобе губит Ипполита и Федру («Ипполит»), Аполлон обольщает и бросает Креусу («Ион»), Гера насылает безумие на Геракла, и тот убивает свою семью («Безумный Геракл»).

Еврипид ввел в трагедию интригу и впервые сделал любовную страсть темой греческой трагедии. В так называемых трагедиях страстей («Медея» и «Ипполит») Еврипид показал новых героинь греческой трагедии – женщин любящих и страстных, готовых погубить своих врагов и самим погибнуть. В трагедии «Медея» (431 г. до н. э.) действие происходит в Коринфе, куда после путешествия в Колхину за золотым руном вынуждены были бежать из Иолка Ясон и Медея, после того как Медея убила царя Пелия. Ясон собирается бросить Медею и жениться на Главке, дочери царя Коринфа, Креонта. Медея узнает о замысле мужа и решает отомстить. Еврипид мастерски изобразил горе и отчаяние обманутой и брошенной женщины, которое оборачивается для всех участников драмы ужасными последствиями. Шаг за шагом зритель может проследить, как Медея совершает свою страшную месть. Она губит свою соперницу, Главку, и ее отца Креонта. Но этого ей кажется мало, и постепенно она приходит к страшной мысли убить своих сыновей от Ясона. Медея-женщина борется с Медеей-матерью, ненависть к Ясону борется с любовью к сыновьям. Еврипид изменил миф – в ранней традиции толпа коринфян, возмущенных преступлениями Медеи, врывается в храм, где она прячется с сыновьями и убивает детей. У Еврипида Медея сама осуществляет задуманное убийство сыновей и даже не дает Ясону их тела для погребения. Она покидает Коринф, улетая на колеснице бога Гелиоса. В поздней традиции сохранилось предание, что якобы жители Коринфа попросили Еврипида изобразить Медею убийцей своих детей.

Страданиям Федры от неразделенной любви к своему пасынку Ипполиту посвящена трагедия «Ипполит» (428 г. до н. э.). До наших дней сохранилась вторая редакция этой трагедии, в которой Еврипид существенно переработал сюжет. Сын афинского царя Тезея, юный Ипполит почитает богиню охоты Артемиду и сторонится богини любви Афродиты. В гневе Афродита решает отомстить и внушает страсть к Ипполиту его мачехе Федре. Федра не в силах бороться с безответной и преступной любовью к пасынку и хочет умереть. Ее кормилица, желая помочь, рассказывает о любви Федры Ипполиту, чем вызывает справедливое негодование юноши. В ужасе от того, что ее тайна может быть всем раскрыта, Федра принимает решение покончить с собой, но перед смертью оставляет записку своему мужу, Тезею, в которой обвиняет в своей смерти Ипполита, якобы обесчестившего ее. Афинский царь Тезей, вернувшийся домой после долго отсутствия, узнает о случившемся и изгоняет Ипполита. Он проклинает сына, и по воле Посейдона Ипполит гибнет, разбившись на колеснице. Тезей радуется, что возмездие совершилось, но Артемида сообщает Тезею о невиновности сына, который погиб из-за гнева Афродиты. Еврипид прекрасно показал, что Федра, страдающая от безответного и преступного чувства, невинно оклеветанный Ипполит, обманутый Тезей всего лишь жертвы вражды Афродиты и Артемиды.

Последней трагедией Еврипида стали «Вакханки», которую он написал в Македонии. Поэт использует миф о фиванском царе Пенфее, который отказывался признавать власть Диониса. Гордый и самоуверенный Пенфей видит в служении Дионису только обман и разврат. В ответ Дионис насылает безумие на фиванских женщин. Вакханки во главе с матерью Пенфея, царицей Агавой, разрывают его на части. Агава, насадив голову сына на копье, во главе шествия безумных женщин идет во дворец. Когда же безумие отступило, Агава в ужасе понимает, что убила собственного сына. Дионис, подобно Афродите в «Ипполите», показан злобным и мстительным богом и не вызывает симпатий зрителей.

Несмотря на то что Еврипид не получил признания современников, его трагедии пользовались большой популярностью в эпоху эллинизма, позднее – в Риме и стали основой европейской трагедии в эпоху Возрождения и классицизма.

Творчество Эсхила, Софокла и Еврипида стало величайшим достижением греческой литературы и во многом определило дальнейшее развитие мировой драмы. Именно греческая трагедия является тем фундаментом, на котором создавали свои шедевры Расин и Корнель, Шекспир и Шиллер. И по сей день греческая трагедия не утратила своей актуальности, ибо темы, которые в ней поднимались, вечны – патриотизм и долг перед родиной, вера в справедливость, любовь и верность. Поэтому герои трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида останутся с нами навсегда.

Гвоздева Т.Б.

Эсхил

Персы
Cтихи 1–1045

Действующие лица

Хор старцев, составляющих Государственный совет Персии, именуемый Советом Верных

Атосса, вдова царя Дария, мать царя Ксеркса

Вестник

Тень Дария

Ксеркс

ПАРОД

Площадь перед дворцом персидских царей в Сузах.

В стороне от орхестры мавзолей Дария.

Предводитель хора

Вот мы, Верных Совет, как доверенных слуг

Государя зовут.

На Элладу пошел весь персидский народ;

Мы ж оставлены – кремль и несметных богатств

Кладовые стеречь. И сам Дария сын

Заповедал нам, Ксеркс, как старейшим,

Дозирать за него, самодержца.

Но тревожится дух о возврате царя

И полков, дорогим отягченных добром;

¹⁰ И раздумье томит, и сомненье гнетет,

И предчувствие беды пророчит.

Вся асийская мощь молодая ушла

В чужедальний предел;

А вестей нет как нет, и не скачут гонцы,

Возглашая победы, в столицу:

А ведь все поднялись – с Экбатаны, от Суз,

От Киссийских родных, стародавних твердынь, —

Поднялись, потекли,

На конях и пешком, и на черных судах:

Ополчилися тмы

²⁰ И густою подвиглися тучей.

И ведет их Амнестр, и ведет Артафрен,

Мегабат их ведет, и ведет их Астасп, —

Сил персидских вожди,

Воеводы-цари, но владыке владык,

Ксерксу, данники все; каждый полчищ своих

Властелин и гроза; каждый, с луком кривым,

На коне, богатырь, страховиден и лют,

Браннолюбием в сечах ужасен.

Им в подмогу летит на конях Артембар,

³⁰ Выступают Масистр, Фарандак и Имэй

Благородный, стрелок из стрелков, и Сосфен

Колесницы гремящие гонит.

И – кормилец поток – многосеменный Нил —

Соревнует людьми приумножить поход:

Ряд еги́птян ведут

Властели́н Сусискан, и Пегас, и Тагон,

И великий Арсам, князь мемфисских святынь,

И божественных Фив судия, Ариомард;

Скороходы лагун, выплывают гребцы

⁴⁰ На бесчисленных нильских галерах.

И лидийцы от нег отказались для битв,

И других привели урожденцев тех мест:

С ними слуги царя —

Митрогат и Арктей, многодоблестный муж.

И от Сард золотых боевые ряды

Четверней, шестерней запряженных коней

Колесницы влекут, – и единый их вид,

И единый их звук устрашает.

И удолий, что Тмол осеняет святой,

⁵⁰ Устремились жильцы на Элладу взвалить

Подневольный ярем. Фарибид и Мардон

(Их копье не берет, копьеборцев лихих)

Выезжают и вслед в ощетиненный лес

Пик мисийских влачат. И богач – Вавилон

Смесь людскую рекой извергает: отбор

Метких лучников, люд корабельный.

И язы́ки степей асиатских мечом

Препоясались, – все

За знаменами Ксеркса влекутся.

Столь огромен был сбор, столь несметны войска!

⁶⁰ Все снялись, все ушли. И всей Асии плач

Неумолчно зовет вожделенный свой цвет;

А тоска матерей, а отчаянье жен

Дням унылым и счет потеряли.

Хор

С т р о ф а I Прегражден путь:

Как река – понт.

А об о́н-пол

Там чужой край[1]1
  Вариант – «брег».


[Закрыть],

Медяны́х скреп

И льняных уз

Не жалел царь,

И настлал гать,

И навел мост:

На чужой брег

Перевел рать —

Чрез пролив тот,

Где нашла гроб

В старину дочь

⁷⁰ Афаманта, —

И в ярмо впряг

Роковой понт.

А н т и с т р о ф а I Ты людских стад

Волопас, Ксеркс!

Из степных недр,

Из асийских —

Гонит тмы тем

Пастуха жезл.

По моста́м шлют,

По хребтам волн

За полком полк

Главари сил.

И вождей вождь —

С ними ты, бог,

⁸⁰ В чьей крови жив

Золотой дождь,

Что́ низвел Зевс

На твою, царь,

На праматерь!

С т р о ф а II Грозовой тьмой

Омрача взор,

Огневой змий —

О числе рук

Необъятном, —

Кораблей дух —

О числе крыл

О несметном, —

Ты кати́шь, царь,

И пуки стрел

С тетевы шлешь

В копьеборцев!

А н т и с т р о ф а II Кто найдет мощь

Медяных мышц

Супротив стать

Боевых тем?

Богатырь, кто

⁹⁰ Запрудит хлябь

И разбег волн

Обратит вспять?

Кто б тебе, перс,

Возбранил путь?

Кто б тебя, перс,

Одолеть мог?..

Но богов месть

Сторожит нас

И кует ков

Тихомолком:

Как ни будь скор.

На узлы пут

Оперев пядь,

Не отпрянешь.

Невдомек нам

Потайной плен:

Ибо скрыл в лесть,

Разубрал в ложь

¹⁰⁰ Западню Рок.

Удался лов, —

Из тенет тех

Не унесть ног.

Кто попал в сеть,

Не уйдет цел.

С т р о ф а III  От богов, знать,

На роду нам

Эта участь, —

И на то, перс,

Родился ты,

Чтоб коней гнать

На лихой пир

Удалых сеч,

Чтоб грозой битв

За кремлем кремль

Повергать в прах —

И за градом рушить град!

А н т и с т р о ф а III  От богов, знать,

Научен ты

Поборать хлябь,

Что́ крутой ветр

Убелил всю

Сединой бурь,

¹¹⁰ Пролагать путь

Через лес волн

И снастей ткань

За оплот чтить

Под игрой гроз,

И доскам вверять войска!

С т р о ф а IV  Входит в душу бледный страх,

В ризе черной с ним печаль.

Увы! Увы!

Если цвет персидских войск

Рок пожнет,

Опустеет гордый град!

А н т и с т р о ф а IV  И киссийских древних стен

¹²⁰ Будет вторить гулкий свод:

Увы! Увы!

Женщинам на площади,

Рвущим риз

Многоценный в клочья лен.

С т р о ф а V Ибо вдруг

С мест ушел

Конный люд и пеший люд

Всей земли,

Вслед вождю,

¹³⁰ Словно рой

Вешних пчел из улья вон, —

В заморский край, стезей, два брега

Дивным сопряг царь звеном

В цепь одну, чрез море.

А н т и с т р о ф а V В ло́жницах

Слезы льют

Вдовы по живым мужьям.

Горе вам,

Женский сонм,

Вдовий сонм!

Милый друг, могучий друг

Покинул дом, суровый воин.

У́пряг двойной, два ярма

Как нести безмужней?

Эписодий первый

Предводитель хора

¹⁴⁰ Подобает совет

Нам, о персы, жильцы вековечных твердынь,

Совокупно держать, и нужда настоит

Верным думу глубокую думать.

Как тут быть? Что с царем?

Где божественный Ксеркс, бога Дария сын,

Чья Персеева кровь имя персам дала?

Напряженный ли лук побеждает в борьбе

Или жало копья,

Устремленного крепкой десницей?

Но, как око богов, засветился нам свет:

¹⁵⁰ То выходит царя венценосная мать

И царица моя! Припадем же к стопам

Государыни все и приветственных слов

Принесем ей согласные дани!

Хор приветствует вышедшую из дворца Атоссу коленопреклонением.

Хор

Мать владыки, длинноризых жен Персиды госпожа,

Здравствуй, старица-царица, здравствуй, Дария вдова!

С богом ложе ты делила, бога персам родила́,

Коль от войска демон древний в эти дни не отступил.

Атосса

Из палат, одетых златом, выхожу в кручине к вам,

¹⁶⁰ Старцы, ло́жницу покинув, где я с Дарием спала, —

Рассказать, какая дума камнем на сердце легла.

Други, вам призна́юсь: душу мне волнует тайный страх,

Как бы дерзостный Избыток, все богатства, что собрал

Не без воли божьей Дарий, не столкнул ногой во прах,

Пыль столбом подняв над домом. Две заботы дух томят:

Изобилье не почетно без мужей; и доли нет,

Громких подвигов достойной, если беден сильный муж.

Так, в хоромах – злата груды, пред очами бледный страх:

Око дома, мню, – владыка: нет его, – и свет потух.

¹⁷⁰ Вот об этом, – ка́к годину пережить, – и будьте мне

Вы советниками, персы, мудрых старцев верный сонм.

От кого ж, как не от вас мне, и советов добрых ждать?

Предводитель хора

Знай, царица: нам не дважды слово молвить ты должна,

Речью ль, делом ли прикажешь доказать, что́ можем мы;

Совещанья ль удостоишь, ту же преданность яви́м.

Атосса

Не мало посещают грез ночных меня

С тех пор, как сын мой воинство в поход послал

И сам ушел ионян разорять страну.

Но все ж доселе не было столь явственных,

¹⁸⁰ Как прошлой ночью, знамений. Мне снился сон:

Предстали близко, в пышных одеяниях,

Две женщины: персидский на одной наряд,

А на другой – дорийский. Наших жен они

И ростом превосходней, и красой лица;

И, мнится, сестры обе из одной семьи.

И знаю, будто этой – зе́мли эллинов,

Той – варваров достались в родовой удел.

И ссору сестры некую затеяли;

И сын мой будто тут же. Хочет мир меж них

¹⁹⁰ Наладить, укротить их. А потом запряг

Обеих в колесницу и набросил им

Ярмо на выи. В упряжи красуется

Одна, как башня, и браздам покорствует;

Брыкается другая и руками рвет

Постромки, возжи, – силой выбивается,

Узду похитив, иго пополам сломив.

Упал возница. Дарий, наклонясь над ним,

О сыне сожалеет. Ксеркс, узрев отца,

На теле раздирает ризы царские.

²⁰⁰ Такой мне этой ночью сон привиделся.

Я, встав с постели, руки ключевой водой

Омыла и с дарами к алтарю пошла,

Принесть богам гостинец в отвращенье бед,

Как следует по чину. В этот миг орел

Слетает, – вижу, – к жертвеннику Фебову,

Спасаясь от погони. Онемела я

От страха, други! Сокол в то ж мгновение,

Его настигнув, в голову впустил врагу

Кривые когти; рвет он и дерет орла,

²¹⁰ А тот, согбенный, робкий, не противится.

Такие дива видеть привелося мне,

А вам услышать. Сына ж боевой успех

Прославит; в неудаче неподсуден он:

Доколе жив, в Персиде будет царствовать.

Предводитель хора

Ни пугать тебя, царица, ни чрезмерно ободрять

Не хотим. К богам прибегни ты с усердною мольбой:

Если в знаменьях угроза, отвратить беду проси;

Если доброе предвестье, да свершится то добро,

И тебе с детьми на радость, и отечества сынам

²²⁰ Возлияй Земле ты дале, возлияй усопшим ты:

Душу Дария (он ночью, говоришь, тебе предстал!)

Умири, моля, чтоб сыну и тебе из темных недр

Слал на свет благополучье, а противное замкнул

С не́житью в темницу мрака. Слово сердцем внушено:

Всячески добро прибудет, коль послушаешь меня.

Атосса

Сон мой ты услышал, первый, и с участьем обсудил;

Дому царскому на пользу будет твой святой совет.

Да свершится ж все во благо! А моленья и дары,

Как велишь, богам и милым опочившим принесу,

²³⁰ Лишь опять вернусь в чертоги. Но сейчас хочу узнать:

Пресловутые Афины, – други, где тот град стоит?

Предводитель хора

Госпожа, в стране далекой, – там, где Гелия закат.

Атосса

И тем дальним градом сын мой вожделеет завладеть?

Предводитель хора

Может быть, и вся Эллада им уже покорена.

Атосса

Силы воинской довольно ль в той стране или недохват?

Предводитель хора

Сила та довлела – много причинить мидянам бед.

Атосса

Чем другим земля богата? Есть достаток в их домах?

Предводитель хора

Есть серебряная жила в тайниках глубоких недр.

Атосса

Лук тугой их руки держат, тучей прыщут метких

стрел?

Предводитель хора

²⁴⁰ Нет, уступчивые копья – их оружье да щиты.

Атосса

Кто ж тех ратей предводитель, самодержный властелин?

Предводитель хора

Подданства они не знают и не служат никому.

Атосса

Но пришельцев грозных силу как же встретят без вождя?

Предводитель хора

Много с Дарием к ним вторглось удальцов: погибли все.

Атосса

Твой ответ ужасен ближним предпринявших сей поход.

Предводитель хора

Не гадательно, не лживо нас осведомит о всем

Этот вестник: порасскажет про набег персидский он.

Ликовать ли нам иль плакать, – время истину узнать.

Входит Вестник.

Вестник

О всей земли асийской грады, области!

²⁵⁰ Сокровищ пристань, Персия богатая!

Одним ударом – ка́к величье рушилось!

В мгновенье ока долу как поник расцвет!

Увы! Злосчастье – вестникам злосчастия

Предстать впервые. Нудит рок беду гласить.

О персы! Все погибло ваше воинство!

Хор

С т р о ф а I Беда, страшная, неслыханная беда!

Увы! Восплачь, возрыдай, мой народ!

Вестник

²⁶⁰ Со всем великим полчищем покончено,

И сам я вижу свет дневной нечаянно.

Хор

А н т и с т р о ф а  I К чему век мой долгодлительный привел?

Изведать скорбь, коей дух не гадал!

Вестник

Свидетель, очевидец, не по слухам я

Поведаю вам, персы, нашу пагубу.

Хор

С т р о ф а II Горе! Слепой поход!

Смесясь, всем скопом ринулись

²⁷⁰ Асиатских земель языки

В ту роковую Элладу!

Вестник

Телами жалко сгинувших усеяно

Поморье Саламина и окрестных мест.

Хор

А н т и с т р о ф а II Горестный милых рок!

Морской водой пропитаны,

Трупы носятся волн прибоем:

В берег ударяясь, плывут прочь.

Вестник

Бессильны были луки: гибло воинство,

Ударами разимо корабельными.

С т р о ф а III  ²⁸⁰ Ужасна весть! Стенай, народ!

Подъемли жалкий вопль!

Жестоко посетили нас

Боги, сгубив

Нашу мощь живую!

Вестник

О имя Саламина! Ненавистный звук!

Стенанием, Афины, вспоминаю вас!

Хор

А н т и с т р о ф а III  Афины, грозные врагам!

О, сколько бедных вдов

Вас будут называть в слезах!

Сколько сирот

Вас навек запомнят!

Атосса

²⁹⁰ Давно храню безмолвие, несчастная,

Подавленная горем. Столь огромно зло,

Что нет ни слова на устах, чтоб выразить

Страданье, – ни вопроса. Но нести должны

Мы все богов даянье. Овладей собой,

О вестник, и поведай, хоть стенаньем речь

Не раз прервется: кто в живых из пастырей?

О ком нам плакать, – кто, свой посох выронив,

Оставил без призора паству сирую?

Вестник

Ксеркс жив и видит солнечный очами свет.

Атосса

³⁰⁰ Великий свет вещал ты дому царскому;

Из но́чи непроглядной белый день блеснул.

Вестник

У скал, у Силенийских, что кропит прибой,

Вождь конницы несметной – Артембар – убит.

Копьем проколот, с обагренной палубы

Стремглав в кручину прянул хилиарх Дадак.

Бактр, витязь славный, Тенагон, отныне стал

Герой – присельник острова Аянтова,

Который омывает море шумное.

Лилея и Арсама и Аргеста вал

Утесы островные, голубиц приют,

³¹⁰ Бодать принудил. Корабля единого

Арктей, Адева (близ истоков нильских он

Страною правил) и Фарнух – тройной урон.

Маталл из Хрисы, ведший черной конницы

Три мириады, заросль рыжеогненной

Брады косматой собственною кровию

В пурпурный перекрасил, умирая, цвет.

Араб, из Магов родом, и Артам из Бактр

В земле суровой вечный обрели приют.

³²⁰ Аместрий; неутомный Амфистрей, копье

Могучее; и витязь (будет в Сардах плач!)

Ариомард; Сисам Мисиец; вождь морских

Пяти отрядов, – каждый в пятьдесят судов, —

Лирнеец родом, Фарибид, красавец-муж, —

В чужой земле прияли смерть плачевную.

Синнесий, первый в воинстве по доблести,

Наместник киликийский, кто один врагам

Доставил труд великий, – был без жалости

Похищен роком. Вот кого припомнил я

³³⁰ Из первых в стане: горсть я взял из груды бед.

Атосса

Увы! Я слышу повесть величайших бед,

Позор Персиды, долгий похоронный плач!

Но, снова обращая речь к началу дел,

Скажи, какое ж множество повыплыло

Судов враждебных, если с нами меряться

Враги дерзнули мощью корабельною?

Вестник

Числом судов перс явно превосходствовал:

Всего лишь триста было их у эллинов;

³⁴⁰ К тому отборных, сверх трехсот, десяток был.

А Ксеркс-владыка, – знаю достоверно то, —

Водительствуя в битве, заурядных вел

Судов военных тысячу да двести семь

Имел отборных, скорости неслыханной.

Таков подсчет. Не скажешь: враг сильнее был.

Атосса

Так некий демон войско погубил, весы

Судьбины нагнетая в пользу эллинов?

Вестник

⁽³⁴⁷⁾ Спасают кремль Палладин небожители.

Атосса

Итак, Афины, скажешь, – нерушимый град?

Вестник

Оградой крепкой граждане стоят окрест.

Атосса

³⁵⁰ Как вспыхнула, поведай, схватка на́ море?

Кто начал битву? Эллины ль иль сын мой, Ксеркс,

Числом надмившись силы многовёсельной?

Вестник

Дух-мститель, о царица, злой ли бог иной,

Явясь невесть откуда, был всему виной.

Приходит эллин некий из афинских войск

И держит ко владыке таковую речь:

Решили, будто б, эллины стоянку снять

И под покровом ночи, на суда вскочив,

Спасаться бегством тайным; а как вырвутся

³⁶⁰ В простор открытый, – кто куда рассеяться.

А царь, как то услышал, не поняв ни ков

Врага, ни козней от богов завистливых,

Вождям плавучей[2]2
  В рукописи: «пловучей».


[Закрыть] силы разослал приказ:

Лишь светодавец-Солнце истощит колчан

Палящих стрел и внидет в храм эфирный мрак,

Суда сплошной заставой строить в три ряда,

Стеречь дозором выходы в простор зыбей,

Другим Аянтов остров оцепить кольцом;

Хотя бы часть морского стана вражьего

³⁷⁰ Лазейкой ускользнула от погибели, —

Снять с плеч грозился голову начальникам.

Такой приказ он отдал в исступлении:

Зане не ведал от богов грядущего.

Они ж не без раченья приготовились,

Послушествуя сердцем; ужин справили, —

Весло гребец наладил на уключину.

Когда же солнца свет угас и сумраком

Покрылись воды, каждый властелин весла,

Оружия ль владелец на корабль взошел;

³⁸⁰ И, строй за строем, длинных кораблей во мгле

Равняется громада: каждый свой черед

И место знает. Так всю ночь начальники

В порядке уставляли мореходный стан.

Уж свет забрезжил, а из стана эллинов

Никто не умышляет проскользнуть тайком.

Но вот и белоконный день сиянием

Залил всю землю. Первый звук, донесшийся

До нас, был громкий эллинов молящихся

Пеан согласный; вторили отзывами

³⁹⁰ Утесы островные кликам воинским.

Тут страх напал на варваров, обманутых

В своей надежде. Явно, не пред бегством враг

Воспел, с победной силой, гимн торжественный;

Он в бой стремится пламенный, сомненья нет;

Отвагу распаляет трубной меди рев.

И вдруг, по знаку, дружно в лад ударили

По зыбкой соли плещущими веслами,

И вскоре можно было разглядеть суда.

В порядке стройном правое вело крыло

⁴⁰⁰ Ватагу остальную. Речи эллинской

Отвсюду раздавались восклицания:

«Вперед, о чада эллинов! За все – сей бой!

Освобождайте родину, детей и жен,

Богов родных престолы, гробы пращуров!

О всем заветном это состязание!»

В ответ им наших гордый говор слышится,

Как рокот моря; миг один – и вспыхнет брань…

Внезапно ударяет о корабль корабль,

В бок медным носом врезавшись. И первый был,

Что дело зачал, – эллинский: он вдребезги

⁴¹⁰ Корму у финикийца раздробил и знак

К резне всеобщей подал. Наше множество

Вначале стойко держится. Но сперта мощь

Проливом узким: нет простора действию;

Своих же давят; весла переломаны

Чудовищ медногрудых тяжким натиском.

А эллины, умыслив хитроумный ход,

Нас полукружьем сжали. Опрокинуты,

Суда тонули; море сплошь покрылося

⁴²⁰ Плывущей плотью, дерева обломками;

Как пены накипь, трупы окаймили брег.

Гребут, в нестройном бегстве, из последних сил,

Персидских войск остатки уцелелые:

Тунцов так острого́ю рыболовы бьют,

Как их частями корабельных остовов,

Стволами мачт и весел побивает враг.

Стон по́ морю и дикий разносился крик,

Доколе черным оком Ночь не глянула,

Утрат же наших, если б десять дней подряд,

⁴³⁰ Царица, говорил я, не исчислить мне.

Но знай наверно: никогда в единый день

Не гибло смертных такового множества.

Атосса

Увы, какое выступило море бед

На персов и на все народы варваров!

Вестник

Я бед и половины не сказал еще:

Другое разразилось и такое зло,

Что дважды перевесит прежде бывшее.

Атосса

Какое горе горше было б этого?

Что это испытанье превзойти б могло?

⁴⁴⁰ Скажи, что бо́льшим ты зовешь несчастием?

Вестник

Все лучшие, что силой мышц и храбростью

Отличны были, древним родом славились,

Царевы слуги верности испытанной,

Бесславно все погибли до единого.

Атосса

Ах, каково мне, горькой, други, слышать то!

Какой же изгубил их беспощадный рок?

Вестник

Лежит близ Саламина островок средь волн,

Без пристани удобной мореходу. Пан

Там хороводы водит над стремнинами.

⁴⁵⁰ Туда в засаду лучших царь послал мужей,

Дабы врагов остаток перебить легко,

Когда, судов лишившись, к тем утесам вплавь

Они спасаться будут; было б где спастись

И персам, уносимым вод течением.

Но дурно рассчитал он день грядущий. Дал

В морском сраженье эллинам победу бог.

И в тот же день, покрыты медяной броней,

Они, на остров высадясь, устроили

Облаву на засевших, оцепив их стан.

Кольцо стесняя, эллины со всех сторон

⁴⁶⁰ Их частым осыпают градом каменным,

Обстреливают тучей стрел; потом, одним

Порывом дружным, на несчастных бросившись,

В куски булатом острым изрубили всех.

И бездну зол увидя, восстенал сам Ксеркс!

Сидел он, озирая с высоты весь бой,

На выспренней вершине, над пучиной вод.

И ризы растерзал он, и завыл в тоске;

Войскам пехотным тотчас повелел бежать

⁴⁷⁰ И сам неблаголепно в бегство ринулся.

Вот что́ достойно плача пуще прежнего.

Атосса

О бог жестокий! Персов обольстил ты как!

За славные Афины – о, сколь горькое

Взыскал возмездье! Не довлела кровь тебе

Тех многих, коих раньше Марафон сгубил.

За них умыслил сын мой победителям

Отмстить – и вот что ныне на страну навлек!

Где ж остальные, вестник, что́ спаслись, суда?

Скажи мне точно, где же ты оставил их?

Вестник

⁴⁸⁰ Не ждут, в смятеньи, веянья попутного

Судов последних корабленачальники, —

Торопят бегство. Войска сухопутного

Остатки тают, добежав в Беотию:

Кто́ занемог, опившись у живых ключей,

Кто пал от истощенья. Еле дух влача,

Бредем через Фокею и Дориду мы

В поля, что влагой благостной поит Сперхей,

К Мелийскому заливу. Далее путь ведет

На Фтиотиду, Фивы Фессалийские.

⁴⁹⁰ В тех странствиях большая часть повымерла

От голода и жажды: натерпелись мы

Обеих пыток вдоволь. Чрез Магнетский край

И земли македонцев, чрез Аксий-реку,

Чрез топи Больбы, камышом заросшие,

Чрез кряж Пангея – выбрались в Эдонию.

В ту ночь дохнуло стужею безвременной:

Замерз Стримон священный; здесь и тот, кто встарь

Нигде богов не видел, вдруг уверовал,

Земле и небу вместе поклоняться стал.

⁵⁰⁰ Вперед, скончав моленье, войско двинулось,

Довериться осмелясь ледяным мостам.

И кто успели реку перейти пред тем,

Как стало солнце стрелы расточать, – спаслись.

Но жаркими лучами светоносный день,

Лед плавя, посредине расковал поток,

И пали сонмы друг на друга. Счастлив тот,

Кто скоро был задавлен иль пошел ко дну.

А те, что уцелели, через Фракию,

При множестве лишений и трудов и бед,

⁵¹⁰ Достигли беглецами, в небольшом числе,

Родного пепелища. Плакать родине

О младости, расцветшей и загубленной!

Во всем правдив рассказ мой. Но исчислить всех

Нельзя напастей, что наслал на персов бог.

Предводитель хора

О демон ярый! Как стопою тяжкою,

Вскочив на род наш, топчешь ты и давишь нас!

Атосса

Увы мне, жалкой! Ратная крушилась мощь!

Ночное сновиденье, вот твой ясный смысл!

Воочию явил мне, что случилось, сон.

⁵²⁰ Не так его вы, старцы, толковали мне.

В одном вы были правы: первым долгом я

Богам, как вы внушали, вознесу мольбы.

Земле и в ней живущим ниспошлю дары,

Из дома взяв усопшим угощение.

Того, что было, знаю, изменить нельзя;

Но пусть в грядущем лучшая нас доля ждет,

От вас же, верных, мы во всем свершившемся