Текст книги "Взаперти"

Разум вдруг заполнило неожиданное головокружение. Стресс. Мне пора перестать думать о плохом. У меня слишком хорошее воображение и слишком яркие чувства. С этого момента буду думать только о хорошем, глядишь, мысли сбудутся.

26 сентября

Чуть ли не всю ночь я ударяла по крышке ящика. Я сходила с ума и рвалась вверх, навстречу свободе. Или вдруг успокаивалась, лежала и улыбалась тому, что уже сделала, как дитя. Мои попытки отнюдь не были бессмысленны и уж вовсе не безнадежны. Крышка в одном месте отделилась от ящика, и указательным пальцем я нащупала небольшую щель. Такую, в которую не пролез бы даже палец. Думаю, я не выбила замок, лишь погнула дерево. В любом случае мои труды не прошли даром. Еще две-три бессонных ночи, и дерево сломается само собой. Треснет, а дальше стоит ударить только один раз, как образуется дыра. Следовало расширить ее на случай, если я не буду пролезать и спокойно оказаться вне ящика. Не сбежать. До этого еще далеко.

Но сейчас утро. Меня как никогда сильно клонило в сон. На секунду прикрыв глаза, я погрузилось в небытие. Просыпалась от каждого шороха, издаваемого мной самой. Я боялась того, что они войдут и увидят, что я здесь учинила. Если мне изнутри плохо видны трещины, то снаружи они выделаются еще как. Если уж я начинала выбивать крышку, надо было сделать это за ночь. Но теперь уж ничего не поделаешь. Никто не поверит, каких усилий мне стоило добиться простой щели в ящике. На обеих ногах, чувствую, теперь красуются синяки величиной с сосновую шишку. Если весь мой план обернется неудачей и все, что я сделала, впустую, – я снова лишусь чувств. Но на этот раз – навсегда.

Мой план отвратительный. Долгое насилие практически лишило меня обычных моих мыслительных способностей. Я сделалась слабоумной, идиоткой. Надежда для меня – возможно ли?

Каннибал и Горгона вошли точно в тот момент, когда я начала считать удары своего сердца. Они вошли, и потом наступила тишина. Она была до того долгой, что я стала дрожать, как в лихорадке. Я тщательно пыталась понять, что они собираются сейчас сделать. Кто бы сомневался, они заметили. Страх, который не передать словами, мучил меня, леденил тяжким, липким ужасом. Нечеловеческим усилием я заставила себя лежать тихо.

Затем они ушли. Спустя время вернулся Каннибал и очень долго, как мне показалось, стоял над ящиком. Время от времени ударял по нему молотком, видно, забивал гвозди. Боялась, как бы он меня не задел. Боялась оглохнуть от этого ужасного стука, ящик будто сотрясался. Щель незаметно для меня исчезла. Теперь крышка плотно прилегала к дереву. Наверняка он отремонтировал и укрепил замки. Если раньше и был шанс выбить дверь, то сейчас он упорхнул из моих рук.

Мне стало так грустно, что я чуть не заплакала. Кое-как сдержала свои чувства, словно знала, что дальше произойдет.

Каннибал ушел. Выждав несколько минут, я ударила ногой о крышку. Не поддавалась. А ящик даже не дрогнул, хотя ударила я сильно, аж заболела нога. Не стоит и дальше пробовать. И так понятно, он укрепил его настолько, что остается только смириться и надеяться на их милосердие.

Я думала, что я умнее многих мужчин. Многих девчонок, которых знала. Всегда считала, что больше их знаю, тонко чувствую. Но вот в сравнении с Горгоной и Каннибалом я маленький ребенок, еще не знающий алфавит. Странно. Вполне вероятно, это связано с пытками. С этими нескончаемыми унижениями и с чувством полной покорности им. Вы хотите отрезать мне палец? Пожалуйста, все равно я никак не смогу вам противостоять. Бедная кукла. Для других умершая. Может, семья и друзья верят в то, что я жива, но полиция уже давно убрало дело о моей пропаже из списка «срочное». Я так думаю, надеюсь, конечно же, что это неправда. В конце концов месяц еще не прошел, а значит, меня продолжают искать.

Когда Каннибал и Горгона отпустят меня, первым делом надо звонить в полицию. Пока они еще не успели скрыться. Скорая подождет. Если меня все же отпустят. Я в этом сомневаюсь, но если мыслить позитивно… а вдруг? В любом случае выбить крышку не удастся. Раньше – безусловно, но не сейчас. Я выдала себя. Теперь Каннибал и Горгона будут следить за мной в оба глаза, и, скорее всего, вчера был последний раз, когда я выходила подышать свежим воздухом. Я впала в немилость. Более чем уверена, что сегодня они не придут. Боюсь, что и завтра тоже.

Только сейчас поняла, что хочу пить. Не то чтобы очень. Сегодняшний день как-то проживу, а вот завтра, вероятно, нет. Учитывая, насколько пошатнулось мое здоровье за последнее время.

Хочется думать, что все происходящее – сон. Сны часто бывают жестокими и с запутанным сюжетом. У меня все сходится. Еще сны в большинстве своем длинные, произошло одно, затем сразу же другое и третье. Впоследствии что-то забывается, но основное ты помнишь долгое время, а возможно, всю жизнь.

На ум пришел сон, что мне снился лет семнадцать назад. Просто вспомнился, как по щелчку пальцев. Так же хорошо я буду помнить и о том, что со мной здесь происходило. Все переживания навсегда отложатся в мозгу. Скорее всего, потом мне придется пройти обследование в больнице, даже провести там месяц или, если все куда серьезнее, – больше. Затем курс психотерапии. Два раза в неделю наедине с психотерапевтом. Она будет помогать мне не зацикливаться на пережитом и жить дальше.

Сейчас все это кажется мне невероятным. Но когда это начнет происходить, я привыкну так же, как привыкла быть запертой в ящике.

Я стала плакать. Казалось, я больше не верю в силу разума и сострадания человечности. Я бессильна. Сломлена. Каннибал и Горгона заставляют думать, что это моя вина. Попыталась сбежать – вот тебе наказание. Смотрела на нас злобно – получай.

Но это очень трудно – смириться. Смириться вообще, никак не стараться выбраться, не придумывать планы, не молиться Богу, спокойно ждать часа смерти. Иной раз я убеждена, что вера пропала, но душа сама ищет путь к выходу.

Я нетерпеливая. Не могу просто ждать чего-то. Теперь я не могу ждать конца всех пыток. Потому что не верю им на слово. Если бы они поклялись, что отпустят меня, я бы не поверила. Наверное, это неправильно – судить по себе, но, думаю, Каннибал и Горгона поступили бы так же, как и я. Дали слово и с легкостью его нарушат.

Отчего-то я верю им.

Ничего другого мне не остается.

27 сентября

Скоро наступит октябрь. Подозреваю, что первого октября они меня и отпустят. Мне осталось совсем чуть-чуть до полного разочарования либо до свободы. Я слишком много вижу, чтобы думать, что все пройдет так просто.

Этой ночью я снова пробовала выбить дверь. Не то чтоб хотелось сбежать – для того, чтобы размяться. Ужасно затекла нога, а сменить позу я не могла. Сплошные страдания.

Неожиданно вспомнился план, над которым я думала еще давно, но и не совершила. А пожалуй, что и может сработать. Но не сегодня. Они уже поняли, что я замышляю. И убедить их, что у меня взаправду аппендицит, потребует усилий. Иногда я ненавижу себя за все те поступки, которые я совершаю, не подумав. Надо было применять его в первую очередь. Сейчас же у них нет оснований поверить мне, зато одно неоспоримое доказательство, что я вру. Вот до чего я себя довела.

Они пришли и открыли крышку ящика. Открывали ее излишне долго. Такое ощущение, что Каннибал вчера закрепил ее еще как минимум двумя задвижками. Встретившись с Горгоной взглядом, по спине пробежал холодок. Она смотрела на меня как на ничтожество. Не было в ее взгляде ненависти, одно отвращение. Это и пугало больше всего. Мои ожидания не оправдались, они не вели себя так, будто ничего не произошло. Как раз наоборот: один взгляд говорил о том, что я их разозлила.

Я не должна опускать руки, не должна уступать.

Они развязали мне руки и отклеили пластырь. Немедля я взяла в руки стакан воды и отпила половину. Облизала губы. Физически стало легче, но сердце в груди сжималось. Они заставляют меня чувствовать вину за содеянное, стыд. Вот одна из причин, почему я их ненавижу. Я пыталась быть к ним доброй, даже улыбалась, когда то было нужно. Не думаю, что теперь в этом есть смысл. Мне надлежит ждать. Терпеть и ждать. Возможно, завтра у них будет хорошее настроение, если так, то хорошо. Но все равно сейчас – настоящее.

Сказала Каннибалу и Горгоне, что нельзя быть настоящей пленницей, если не пытаешься сбежать. А теперь давайте забудем об этом – договорились?

Если что-то и изменилось, то это ускользнуло от моих глаз.

В этот раз меня ждала крупная ампутация. Такая, какая могла присниться людям в самых страшных кошмарах. Подозреваю, это не была их месть. Они шли по четко заданному плану, определенная пытка шла за определенной – так, чтобы с каждым разом боль возрастала. Единственное, я продлила себе срок нахождения здесь. Потому что сегодняшняя пытка должна была произойти вчера.

Они заклеили мне рот, а вот руки завязывать не стали. Каннибал взял целую руку (ту, на которой был большой палец) в свою. Было очень страшно, все благодаря тому, что они мне сказали, что меня ждет. Сейчас они отрежут мне кисть руки, потом прижгут края, чтобы не началось заражение и чтобы остановилась кровь, и уйдут, оставив меня свыкаться с положением. Именно так и сказали. Я не придумала ничего нового, даже, наоборот, забыла что-то старое, но суть от этого не менялась.

Я была готова к тому, что произошло, но боль от этого никуда не делась.

При сильном желании я не смогла бы остаться в сознании хотя бы ненадолго. Как только нож коснулся руки, я отключилась.

28 сентября?

Прошло, пожалуй, несколько часов, возможно, и несколько дней, прежде чем я снова взглянула на мир. С каким ужасом, который не передать, я увидела обрубок руки. Его конец имеет идеальную форму, на внутренней стороне которого темнеют красные пятня. Рана, если ее можно так назвать, уже начала затягиваться. Но должно пройти много времени, прежде чем плоть скроется за кожей.

Сначала, когда я только-только легла в ящик, девятого сентября, то, что я жива, – показалось мне знаком милосердия, но уже по прошествии времени меня охватила смертная тоска, и всю пронизало дрожью.

Сказала себе, что если решила выжить им назло, то стоит доводить это дело до конца. Им только в радость моя смерть. Не хочу давать им повода для радости. Пусть судьба распорядится так, что карма будет равносильна той, сколько боли они причинили мне, а может, и многим другим.

Плохие мысли, посещающие меня, были неисчислимы. Как мне хотелось справедливости! Душа и тело изнывают от мук. Телесные и моральные страдания смешались, оттого, казалось, я пребываю в какой-то прострации. Ком бесконечной боли. И никакие молитвы не помогают. Я нахожусь под землей очень далеко от Бога. Если бы Он захотел, то пришел бы ко мне и выслушал меня. Со мной нет никого. Даже мой собственный Бог отвернулся от меня. К кому я взывала все это время? Чудовищному духу смерти?

Я впала в полуобморок. Мысли резко оборвались, а глаза закрылись. Весь мир превратился в ничто.

Очнулась через некоторое время. Меня пугала новообретенная склонность к потери сознания. Она до добра не доведет. Пока мне везет и я возвращаюсь в мир. Но после еще долго чувствую дурноту, скованность и холод во всем теле.

И тут, упиваясь своим в высшей степени желанием выбраться, начала молотить по крышке рукой и ногами. Теперь это было возможно, больше они не смогут завязать мне руки. Но и я не смогу что-либо делать обрубком, да и оставшейся рукой, один целый палец у которой они отрезали.

Убеждаю себя, что все будет хорошо. Мне осталось потерпеть еще немного, и они выпустят меня.

Каннибал и Горгона не говорят мне гадостей, они лишь убивают меня физически. А морально уже убиваю сама себя я. Лежать взаперти в ящике было бы куда легче, будь я безэмоциональная, бесчувственная, как и они.

Не хотят они сделать со мной чего-то неприемлемого в обществе. Они не ненавидят меня. Не пытаются сломать или уничтожить. Развлекаются со мной, как с куклой. Только страдания и пытки. Кровь и плоть. Да, я путаюсь в днях недели, но я хорошо помню каждое свое мучение. Сама справляюсь со всей болью, что меня преследует. С негативными мыслями, жаждой сбежать и страхом перед смертью. Им меня не осилить. Я одна против всего мира.

Все тело болит. Каждая его часть. Каждый оторванный ноготь, каждый прокол, поджог и отрезанные части. Лежу в ящике, а рядом со мной моя семья. Давно я о них не вспоминала. Но сейчас держусь за них, как за лучик солнца. Пусть меня и объявили мертвой, но я выживу. Не сдамся.

Какую боль я испытываю постоянно. Далекими кажутся те дни, когда я была спокойна, не задавала себе вопрос, что будет завтра. Ничто не может быть хуже боли. И под болью я подразумеваю все ее смыслы.

Дерево настолько отсырело, настолько пропиталось моим запахом. Не думаю про это, не говорю ни слова. Все зашло слишком далеко. Есть ли смысл меня отпускать? Далеко ли я смогу уйти? Мне очень страшно. Они могли бы меня убить, но тогда я бы перестала страдать. Как же ужасны подозрения, несравненно ужасней настоящего!

Силы иссякли. Хотя откуда им было взяться? Грудь стиснула тоска. Я расслабилась, не успокоилась, лишь лежала и тихо плакала. Когда плачу не от пытки, думаю, что вот это – предел моих нервов, терпения. По итогу терплю еще и еще, пока снова не заплачу. Слезы от боли и слезы от стеснения в груди разительно отличаются.

Мое состояние было странным. Чувствовала себя очень вялой, а после «разминки» проснулась и слабость. Я лежала и вглядывалась в черноту. В какой-то момент достала из-под себя здоровую руку и проверила, на месте ли дыры в дереве. Будто они могли куда-то пропасть. Но на самом деле тем самым я избавлялась от неподвижности. По-другому у меня недоставало мужества.

Мои мысли, действия повторяются изо дня в день. То я думаю о том, как я ненавижу и презираю Каннибала и Горгону, то молюсь. Почти вся моя энергия уходит на негативные чувства к ним. Раньше я считала себя добрым человеком. Я это к тому, что то, что я желаю им, не походит на желание доброго человека. Часто я представляю себя на их месте, а их на моем. Не они издеваются надо мной, а я над ними.

Мне кажется, когда я выберусь отсюда, врачи обнаружат у меня все признаки сумасшествия. Вряд ли мне поможет лечение. Не знаю, почему подумала об этом.

Как давно я не видела мир. Даже из окон. Если они не сдержат обещание, я не увижу его еще очень долгое время. А может, и вообще никогда. Смотрела фильмы, где жертвы десятилетиями жили в подвалах. Какое чувство настигнет меня, когда я пойму, что свободна? Не будет больше пыток, ящика, духоты подвала. Я не буду зависеть ни от кого, размышлять, принесут ли мне сегодня обед или я останусь голодной.

Опять я довела себя до состояния на грани слез. Но это были слезы радости. Если они не отпустят меня по прошествии стольких пыток, которые я перенесла, можно сказать, с достоинством, они убьют меня безнадежно. Я скажу им все, что я о них думаю, швырну в Каннибала тарелку с супом, а в Горгону стакан воды. И это окажется сильнее, чем ярость.

Но когда они пришли, мне удалось унять ее. Я спросила их до того, как начать есть, словно мне хотелось получить поддержку, обещают ли они, что отпустят меня. Сказали, что да. Если я просто спрошу их, сколько сталось, они ответят, что немного. Поэтому я сформулировала так: «Еще два дня?» Они промолчали. Их манера поведения заставляет меня капризничать. Я мечтала о том, чтобы запустить в них тарелкой. Но как оказалось, не могу даже нормально взять в руки вилку.

Происходящее – новая пытка. Тарелка с пюре лежит у меня на коленях. Боюсь шевельнуться и перевернуть ее. Раньше я поддерживала ее левой рукой. Мне очень сложно себя собрать от своей непригодности. Стыдно, что уронила вилку. Каннибал мне ее подал. Не стала говорить спасибо, обойдется.

Постепенно приноровилась. Сломанные пальцы отдавали болью, но эта боль была ничтожной по сравнению с остальной. Удержать стакан было еще проблематичнее. Не было основного большого пальца, который поддерживал другой его край. Настолько я старалась удержать его, что лицо искривилось под давлением на сломанный мизинец. Не надеялась, что они мне помогут. Немного воды все-таки разлила. Хорошо бы на Каннибала и Горгону, но, увы, на себя. Ящик от этого мокрее не стал.

Всякий раз думаю: «Как дерево не гниет от влаги?» Вероятно, они его чем-то обработали.

Я вздохнула, допила оставшуюся воду и передала стакан Каннибалу. Уверена, что мои старания что-либо делать одной рукой я буду вспоминать с трепещущим сердцем и нестерпимым ужасом, перед которым не отступает самое смелое воображение. Но с этим как-то придется жить. Впоследствии пальцы заживут (кроме большого), а вот рука останется такой, какой ее сделали мои похитители. Не думаю, что осмелюсь заменить ее протезом.

Людям неведомо испытывать страдания наравне с моими, и они не в силах представить себе ничего подобного, даже когда умрут. Вполне понятно, что рассказы про выживание вызывают у читателей интерес, но они никогда не предстанут нос к носу оправдывающим истинность этих рассказов.

Я бы хотела вести дневник. Записывать туда каждый свой день, всю правду, что со мной происходит. Чтоб по прошествии времени люди знали, что на самом деле случилось. И какие муки может испытывать человек. Ничего бы не приукрашала так, чтобы история выглядела неправдоподобно жестокой. Все писала бы как есть. Все диалоги с Каннибалом и Горгоной, что ела на обед, какая пытка была и, конечно же, мои чувства. Книги на реальных событиях всегда притягивали людей. Эти записи помогли бы мне в суде. Но скорее всего, предстану я перед ними в таком виде, в котором нахожусь в настоящее время, и все станет понятно без слов.

Несчастная, с которой вытворяли нечто, почти неизбежно обречена в скором времени лечь в могилу.

Обычно ежедневные пытки я принимала как должное и, можно сказать, переживала их с гордо поднятой головой, но сегодня наотрез не хотелось терпеть. Я сказала Каннибалу и Горгоне, как приказала, чтобы они на этом закончили. Так и есть, они достаточно меня изуродовали для того, чтобы отпустить на волю. В ответ они пожали плечами. Показалось мне или в их взгляде мелькнуло сожаление? Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Вот какой была их фраза.

Непредсказуемые люди, я их не понимаю. То они показывают себя как страшные маньяки, не знающие жалости, то показывают себя посторонними людьми, будто их заставляют.

Я легла. Бредни о смерти благодаря пытке, навязчивый страх перед предстоящим терзали меня заживо. Они вновь пришли с зажигалкой. Я мотала головой, преждевременно заплакала, пробовала заставить их уйти. Хватит с меня боли. А хищные руки Каннибала тем временем связывали мне ноги. Поначалу я извивалась и корчилась, насколько позволял ящик, делала все, что в моих силах.

Опасения о том, что сегодня я не обойдусь без травмы половых органов, не оставляло меня. Именно половых органов – об этом свидетельствовали их действия. Велика вероятность, после этого меня целые недели будет окружать пустота, мрак, безмолвие. Что-то вроде комы. Повезет, если я из нее выйду. Тут уж никакой ангел надежды не поможет.

У меня случилось что-то вроде припадка, истерики. Мне так хотелось врезать Горгоне по лицу. Если бы они не держали мои ноги, клянусь, я бы потратила свои оставшиеся силы на это. Даже коль потом потеряю сознание. Эти люди заставили меня замолкнуть как собаку.

Когда они задрали ночнушку, Каннибал зажал мои руки так сильно, что одними синяками не обойдешься. В душу закралась неумолимая уверенность, я вновь попыталась высвободиться, закричать. И этот крик будет исполнен смертным страданием, огласил бы вечно тихий подвал, царство пыток.

Я с немалым трудом старалась остаться в сознании как можно дольше. Была ли это интуиция или на то влияло мое состояние, на сей раз обморок затянется надолго, дольше, чем на день или два. Организм не бесконечен. Нелегко объяснить все испытуемые мной чувства. Ну а боль… она похожа на то, будто ты горишь изнутри.

Дышала воздухом расплавленного мяса. И все мои мысли были о боли, я вся находилась в ней, отчаянно боролась за право жить. Челюсти напряглись, казалось, пластырь вот-вот разорвется под таким напором. Мне необходимо закричать. Выразить все в крике и избавиться от тяжелого груза.

Я начала терять сознание. Сопротивляться было бессмысленно. Движения, прежде столь сильные и полные уверенности, ослабли. Я изнемогала. Ноздри трепетали наравне с содроганием сердца при каждом тяжком и мучительном вздохе. Оставалось признать неизбежное.