Текст книги "Уроки Лагона: Бей или умри"

Мне показалось, что я ослышалась.

– Появился у Оро-Ича? Ты же не имеешь в виду…

В голове крутились дичайшие версии – от внебрачного ребёнка до воплощённой из ничто мечты, бродящей по Лагону, легенду о которой ученики пересказывали друг другу тысячу раз.

Соул выглядел позабавленным. Похоже, кое-что из моих мыслей долетело и до него.

– Нет, всё проще, – улыбнулся он. – Танеси Тейт – добыча мастера Лагона. Прямо ничего такого никто, конечно, не заявлял, но опытный маг сразу видит «чистого». Так вот, Оро-Ич привёл Тейта в Лагон уже семилетним мальчишкой – настолько чистым, насколько бывают лишь странники между мирами. И таким он оставался до одиннадцати лет.

В изнеможении я откинулась на траву. Высоко над древесными кронами, усеянными оранжевыми шариками плодов, неслись облака – серые, сизые, зеленоватые; пахло надвигающейся грозой.

Тейт – сам чужак в Лагоне, добыча… Семь лет – вполне сознательный возраст, значит, свою настоящую семью он помнит. Мне, взрослой женщине, эмпату с почти безупречным контролем над собой, нелегко было смириться с мыслью, что я вряд ли увижу мать с отцом, братьев и сестру, кузину Лоран, дядю Эрнана, тётю Глэм… Весь мой мир, который наполовину – близкие люди, а на другую половину – прекрасная неизвестность и блестящие перспективы. Каково же было ребёнку?

– На Танеси Тейта никто не покушался, – продолжал между тем Соул, беспечно разглядывая облака, летящие высоко в небе. – Во-первых, потому что нет дураков – связываться с Оро-Ичем. Во-вторых, Тейт всегда мог за себя постоять. Огромная сила – и совершенно неконтролируемая. Кое-как с ним справлялся только Ингиза – учил, баловал, всюду таскал за собой. А потом, девять лет назад, Ингиза забрал его из Лагона и увёл к свободным. Никто достоверно не знает, что там произошло, но через несколько дней Танеси Тейт вернулся один – уже не чистый, но ещё более сильный, чем прежде. Он спокойно сообщил, что убил Ингизу. Я не был тогда рядом, но другие внимающие и поющие, кому довелось его услышать, говорили, что Танеси Тейт звучал тогда, как совершенный безумец. Мастер Оро-Ич увёл его, а вскоре появились новые слухи. О том, что Ингиза решил вернуться в свой клан и приготовил особый подарок – маленького любимца мастера Лагона. И никто и никогда не опроверг эту версию – даже друзья Ингизы… даже Оро-Ич. Я не знаю правды, Трикси, но хорошо помню Ингизу, и потому не могу поверить. До сих пор.

Я тоже не хотела верить, потому что тогда выходило, что Тейт пережил слишком много. Но это объясняло слишком многое. Чёрную бездну в глубинах его сознания, зацикленность на доверии, желание доказать, что он лучший… или же занять место Ингизы?

Что ж, возможно.

Наиболее полную правду знал только один человек – Танеси Тейт. И теперь я хотела с ним поговорить сильнее, чем прежде – уже не ради себя.

Ради него.

Глава 7
Невозможное

Образная, богатая, ритмически организованная речь. В приличном обществе обычно не употребляется. Использованная к месту, украсит скучный диалог.

Из свитка «Загадки Лагона»

В родном мире у меня не было вредных привычек. Не моя заслуга, в общем-то. Три кита, на которых зиждутся пагубные пристрастия – отсутствие элементарной выдержки, жадность до удовольствий и легкомыслие. А любой эмпат, который достаточно много времени проводит в компании такого человека, как Эрнан Даймонд, рано постигает азы самоконтроля и приучается к умеренности и осторожности. Я не особенно страдала без шоколада, никогда не испытывала желания закурить или завернуть в казино; даже кофе – и то пила не больше двух чашек в день, больше и не хотелось.

Здесь с меня быстро слетела шелуха цивилизованности, и я обзавелась по крайней мере одной скверной привычкой – регулярно, не реже двух раз в неделю совать голову в пасть какому-нибудь чудовищу. Сегодня на очереди был Эфанга… Шрах, сказал бы мне кто-нибудь дня четыре назад, что я наведаюсь к нему по собственной воле, рассмеялась бы. А теперь стою под террасой наблюдения, любуюсь на закат и жду знака, что можно подняться.

И виноват, между прочим, Соул.

Расставаться сразу после того, как он рассказал историю Ингизы, мы не стали – слишком неприятный осадок остался. В одном из сосудов плескалась ещё горячая шерга, а на деревянном блюде высилась горка неровных разноцветных шариков, похожих на морскую гальку. Не слишком привлекательное с виду угощение, но вкусное: вяленые фрукты, вымоченные в сиропе или растворе соли, спрессованные с ореховой крошкой, сверху – что-то вроде подкрашенной глазури нейтрально-молочного вкуса, в сердцевине – желе, сладкое или острое. Жаль даже, что дома ничего подобного не было, сестрице Нэсс такое явно пришлось бы по вкусу – она вечно чередовала пирожные с маринованными томатами, пока пила чай…

А когда мы уже прощались, Соул вдруг спросил:

– Ты не говорила с Эфангой после поединка?

Меня передёрнуло, и вовне плеснули эмоции – раздражение, гнев, страх. Реакция, недостойная эмпата, но вполне объяснимая для человека, недавно перенесшего сильный стресс.

– Нет, – сухо ответила я. – И не собираюсь.

Соул рассеянно крутанул на блюде продолговатый свиток в тубусе – тот самый, который «украл» Итасэ. Край, помеченный красной лентой, указал строго на запад и замер, как примагниченный.

– Не то чтобы я тебя не понимал… Но ты всё-таки попробуй. Нет, я серьёзно, – ободряюще улыбнулся Соул. – Эфанга не враг тебе. Он один из старейших мастеров, и нет никого более преданного Лагону. Разве что мастер Оро-Ич, но тут вернее будет сказать, что он и есть Лагон.

– Лагону, может быть, Эфанга и не враг. Но мне он ничего хорошего не сделал, скорее наоборот, – терпеливо объяснила я, но Соул только отмахнулся:

– Это как раз неважно. Я ведь не говорил, что тоже попал к нему не совсем по своей воле? Нет, вроде не говорил… Вот говорю. Но и это неважно, на самом деле. Ты ведь не злопамятная и не мстительная, Трикси, – серьёзно взглянул он на меня снизу вверх и постучал себе по виску: – Я слышу. Вот и не учись плохому. Многие молодые маги поддаются искушению и начинают поклоняться силе. Они живут тем, что вечно ищут себе достойных врагов, а когда не могут найти – создают. Иногда из самых близких людей, Трикси, или из тех, кто мог бы стать опорой для них. А вернуться к себе потом нелегко.

Я не сдержала улыбку – слишком он напомнил мне Энтони.

– Хочешь сказать, что тебя беспокоит мой моральный облик?

– Именно, – подтвердил Соул и вдруг фыркнул прямо в пиалу с шергой: – И аргумент второй, обычная житейская мудрость: не стоит оставлять за спиной недоразумение, тем более – потенциальную катастрофу. Лучше поговорить и расстаться по-доброму. Вот, держи, – и он кинул мне злополучный свиток с поэмой.

– Зачем?

– На западе внутренней долины Лагона, у холма, есть песчаное поле. Оно красивое и безопасное, – предусмотрительно уточнил Соул, видимо, заметив, как я начала мысленно перебирать всё, что знаю о пустынях и зыбучих песках. – Вроде пляжа, только океана нет. Но океанский шум слышится. Высоко на склоне холма – терраса наблюдения, сделанная из камня. Погуляй там немного, и тебя пригласят подняться, вот увидишь. Мастеру Эфанге встреча нужна не меньше, чем тебе, но он хотя бы это осознаёт. Поднимешься и вернёшь ему свиток.

Не оставлять за спиной опасное недоразумение… Соул говорил разумные вещи, и, честно говоря, я склонялась к тому, чтобы послушаться совета. Но кое-какие сомнения оставались.

– Прийти я смогу, убедил. А обратно-то меня выпустят?

С ответом Соул замешкался, всего на секунду, но внутренности успели скрутиться в комок от недобрых предчувствий.

– Выпустят, разумеется, – уверенно заявил Соул, глядя на меня безупречно честными глазами. Догадываюсь, у кого Орса подцепила свой фирменный взгляд. – Мастер Эфанга – рассудительный человек.

Собственно, уже этого хватило бы, чтобы отвратить меня от дружеского визита на террасу наблюдения. Однако на полпути домой я вдруг со всей ясностью осознала, что меня там ждёт: пустые комнаты, где всё дышит недавним присутствием Тейта, дурацкие красные шарфы в неположенных местах, разворошённая постель, где подушки хранят ещё запах его волос…

Под ребром резко закололо; я взглянула на небо, провела мысленную черту по своду – и потрусила вдоль неё к западу. А спустя всего полтора часа поисков оказалась у стены, по щиколотку утопая в мелком песке. Снежно-белый на ярком солнце, в полумраке он приобретал насыщенный винный оттенок, а на границе между светом и тенью переплетались завитки всех оттенков красного – бесконечно изменчивый узор. Откуда-то доносился мерный шум волн, одинаково громкий в любой точке странного «пляжа». Но стоило сделать шаг в сторону, на землю – и невидимый океан исчезал.

Эта дивная экзотическая красота приелась мне примерно через четверть часа. Даже голова заболела немного, словно что-то постоянно и незаметно давило на купол. Но когда я утвердилась в мысли, что не стоит будить лихо – пусть себе спит хоть весь день, не жалко – песок вдруг вздыбился лестницей. Дрожащие белые ступени вели на двадцать метров вверх, прямо к террасе наблюдения, издали похожей на гигантское осиное гнездо, прилепившееся к холму.

– Спасибо за приглашение, – пробормотала я и, дважды обозвав себя доверчивой дурой, шагнула на лестницу.

Первый этаж террасы наблюдения представлял собой каменный мешок. К счастью, гостеприимный хозяин не бросил меня, а любезно указал струйкой алого песка путь наверх, через череду люков и арок. Уже за два этажа я почувствовала головокружительный запах запечённого мяса, истекающего острым соком и ещё чего-то незнакомого, но тоже очень приятного – почти как в приюте у Митчи.

Похоже, я вломилась к мастеру аккурат во время трапезы.

– Присоединяйся, Трикси Бланш, – послышался хриплый оклик, стоило моей макушке показаться над краем люка.

В домашних условиях Эфанга выглядел ещё более впечатляюще, чем на суде… или, вернее сказать, подавляюще. В его присутствии было трудно дышать; он полностью заполнял собой пространство. Некстати вспомнился анекдот про жидких и газообразных котов, которые в расслабленном состоянии занимают всю предложенную поверхность кровати, а в беспокойном – весь объём машины или квартиры. И дело было не в комплекции Эфанги – да, высокий, но с Оро-Ичем не сравнится, а Худама даже навскидку пошире в плечах и помускулистей. Тем не менее ощущение присутствия оглушало. Не может же быть, что…

Нет ничего невозможного.

Медленно выдохнув, я постепенно выключила чувства – обоняние, осязание, вкус, слух, самым последним – зрение. И только в сенсорном вакууме поняла с чудовищным опозданием, что уже некоторое время нахожусь внутри чужого сознания. Пожалуй, с того самого момента, как ступила на багрово-белый песок и услышала ворчание призрачного океана. Мастер Эфанга, похоже, давно уже существовал в иной форме, чем все мы, и физическая оболочка – сильное, плотно сбитое тело, круглая голова, жгуты соломенно-светлых волос над висками – была чем-то вроде легко узнаваемой иконки в блоге, трёхмерного аватара, обозначающего место собеседника в пространстве. И, подозреваю, имела не больше значения, чем густая подводка по векам, рыхлый ворох разноцветных шарфов на плечах и неряшливый яркий тюрбан, на который пошло метров пятнадцать лёгкой жёлтой и лиловой ткани.

Неудивительно, что в нашу первую встречу мне стало жутко. Я и тогда ощущала колоссальное давление чуждого сознания, но не могла в полной мере оценить, с чем столкнулась. А сейчас – кое-как разглядела и даже поневоле начала испытывать признательность к этому монстру за то, что он даёт себе труд оставаться в более-менее антропоморфной оболочке. Всё же гораздо комфортнее беседовать с кем-то, глядя в глаза, пусть и жуткие, белёсые, а не пытаясь охватить вниманием участок пространства метров сорок в диаметре, где, подобно газовому облаку, рассеяно сознание.

А если постараться и сконцентрироваться на визуальном образе, то можно даже поверить, что перед тобой обычный человек. Просто очень сильный псионик… то есть маг. И тогда получится сделать несколько очень сложных шагов и сесть напротив него, как ни в чём не бывало.

– Надо же, подросла, – одобрительно усмехнулся Эфанга и одним движением ободрал зубами мясо с полуметровой кости – так же непринуждённо, как кузина Лоран слизывала облако сливок с крошечной, на один глоток, порции кофе, увлёкшись книжкой. – Ну, бери, не стесняйся.

Я со здравым сомнением оглядела изобильный стол – особенно впечатлял какой-то полутораметровый глубоководный монстр с выпученными глазами и с чешуёй, зажаренный целиком в каменном тазу… или в ванне? – и поняла, что даже из вежливости не сумею проглотить ни кусочка.

– Благодарю, мастер Эфанга, – почтительно произнесла я и поспешила вытащить из-за пояса свиток в тубусе. – Мне сказали, что это принадлежит вам.

Эфанга отложил кость и потёр руки друг о друга – жир и грязь скатались, как одноразовые медицинские перчатки, обнажая загрубевшую, но безупречно чистую кожу. Целых полминуты он меня утюжил взглядом, спасибо, что хотя бы в голову не лез. И лишь затем перегнулся через жареного монстра и забрал свиток.

– Сама-то читала? – осведомился мастер, распечатав тубус и мельком посмотрев внутрь.

– К сожалению, нет, – честно ответила я. – Даже если бы захотела, то не смогла бы. Письменной речью я владею пока недостаточно хорошо, на уровне самых простых учебных свитков.

Эфанга сграбастал с ближайшей тарелки здоровенный, с кулак, синий фрукт в остро пахнущем сиропе – и заглотил разом, только и хлюпнула пропечённая мякоть. Взгляда он с меня не сводил, и светло-голубые, немного мутные глаза казались выточенными из многовекового льда.

…Однажды утром проснувшись, В лютую полночь, когда увязает взгляд в непроглядном небе, Под солнцем в зените, тепло пожирающим с жадностью старых хокорнов, Проснувшись в закате немом – Поймёшь обнажившимся сердцем, Что смерти Нет. И станет больше одной каплей росы На ладонях мира.

– Что?.. – выдохнула я. Пульс так бился в висках, что казалось – вот-вот, и голова лопнет. – Что вы сейчас?..

Глаза у Эфанги меняли цвет как зеркало, в котором попеременно отражались рассвет над морем, полдень в пустыне, полночь в горах и закат над северными лесами. И то, что мне позволено было увидеть и услышать, превращалось в обещание: ты тоже сможешь так, я научу.

Шрах, начинаю понимать, как он переманивал чужих учеников!

– Это всего лишь стихи, Трикси Бланш, – наконец заговорил мастер Эфанга. Наваждение почти рассеялось; радужки вновь стали серо-голубыми, грязноватыми. – Старые стихи полагалось декламировать, не размыкая уст, и поэтому многое зависело от того, кто читает. И лучшие поэты были сильнейшими магами… Давно, очень давно, когда один юный восторженный мастер откликался на глупое прозвище – Орочи, а обращался к ученикам только на «кан». А я тогда был слишком мал, чтобы учиться чему-либо, но изредка приходил послушать стихи.

Эфанга замолчал. И на какую-то долю секунды я захотела, чтобы он продолжил рассказ – любой ценой, но почти сразу задавила это желание на корню. Разум тренированного эмпата тем и хорош, что опасные порывы не успевают толком оформиться. А мне сейчас нельзя было давать слабину – я ведь пришла договориться с мастером на своих условиях, а не позволить ему убедить меня.

– Спа… Мне очень… Благодарю за оказанную честь. – Выдать связанную фразу получилось со второй попытки, улыбнуться – с третьей, но к тому времени я была уже практически спокойна. До радостной безмятежности Лао далековато, но для деловой беседы с чудовищем сойдёт. – Я не ценитель поэзии, но эти строки произвели на меня неизгладимое впечатление, верней, то, как они были произнесены. Боюсь, мне придётся осмысливать опыт несколько лет, прежде чем я отважусь услышать другие стихи.

Вот так – правда, правда и ничего, кроме правды. И жирный намёк на то, что в ближайшее время я не собираюсь принимать никакие предложения со стороны, даже самые соблазнительные.

Эфанга явно расшифровал знаки правильно – и отнюдь не обрадовался. Воздух точно сгустился.

– Бросай Ригуми Шаа и переходи ко мне. Не только читать научишься, но и узнаешь о себе кое-что любопытное.

Язык разом присох к нёбу.

Вот этих слов я и боялась с самого начала… Что ж, придётся и дальше говорить правду – и надеяться, что меня за неё не прибьют. Ни на месте, ни чуть погодя.

– Спасибо за щедрое предложение, но вынуждена оказаться.

Пространство вокруг ощутимо помрачнело. В буквальном смысле темнее не стало, разумеется, но разглядеть, что творится в дальних углах, уже не выходило – так, словно они вообще исчезли.

– И кто же тебя вынуждает? – хрипло поинтересовался мастер.

Вдох-выдох, Трикси. Логика, рациональность и… и… что же там было третье?

– Вы ведь знаете, что это всего лишь формулировка, – улыбнулась я, стараясь не показывать зубов, в то время как меня так и подмывало оскалиться в стиле Тейта – просто от страха. – Мой мастер – Ригуми Шаа. Я хочу учиться у него, это мой выбор, осмысленный и разумный… идущий от всего сердца, – вырвалось вдруг.

Я запоздало прикусила язык – и внезапно осознала со всей ясностью, что именно последние слова и были той сокровенной правдой. И от этого знания стало легко и совсем не страшно, потому что теперь я знала: даже если Эфанга сейчас разгневается и смешает меня с песком внизу, делая его ещё более красным, ничего не изменится.

Ригуми Шаа – мой мастер, мой наставник, потому что его выбрало моё глупое сердце; это почти как любовь, но немного по-другому. Ни с кем иным так не получится, будь он хоть в сто раз сильнее и опытнее. Извините, не обсуждается. И не продаётся. Даже за стихи. Точка.

– Надо же, – усмехнулся Эфанга, и в ту же секунду пропало ощущение пристального недовольного взгляда со всех сторон разом, а тьма по углам рассеялась. Сгустившийся было воздух вновь стал пригодным для дыхания, хотя запах острого соуса по-прежнему неприятно щекотал ноздри. – Так решительно меня ещё не отвергали. Что ж, спрошу позже, лет через пятьдесят. Я терпеливый.

У меня будто камень с души свалился.

– Могу ли я расценивать ваши слова как обещание пока оставить меня в покое хотя бы на пятьдесят лет? И Тейта тоже? – быстро спросила я, пока ко мне не вернулась способность рационально мыслить – а значит, бояться тех, кто сильнее. – Или, по крайней мере, действовать, минуя Тейта и не причиняя ему вреда?

На сей раз Эфанга смотрел на меня не меньше минуты, вдумчиво хлюпая синими фруктами в сиропе, а потом досадливо поморщился:

– Высоко же ты ценишь своего любовника, если готова ради него дерзить.

Обычно я не особенно чувствительна к неточным формулировкам, но сейчас мне наступили на больную мозоль.

Нет, ну какого шраха?

– Танеси Тейт, к сожалению, пока ещё не мой любовник, – нейтральным тоном проинформировала я мастера. – Но мы работаем в этом направлении.

Эфанга недоверчиво посмотрел на меня – и расхохотался. Жёлто-лиловый шарф съехал до самых бровей, точнее, до того места, где они растут у нормальных людей. Пространство вокруг хохотало тоже – каждой песчинкой, алой и белой, каждым камешком в кладке стен, каждым иллюзорным плеском волн.

– Ступай, Трикси Бланш, – произнёс мастер, отсмеявшись. – Я не трону Тейта, слово мастера. Более того, я даю тебе разрешение на выход из Лагона – беги, ищи своего мальчишку, как собиралась. Это будет мне хорошим напоминанием о безумии юности.

И только теперь я поняла, что дело с поединком закрыто. Не будет больше атак исподтишка, нападений на Тейта; не будет больше отношения ко мне, как к бесправной добыче. Накатило колоссальное, почти болезненное облегчение. Стало даже плевать на то, что Эфанга каким-то образом умудрился пробраться мне в голову и вытащил оттуда гениальный план побега.

– Спа… спасибо.

Как деревянная, я благодарно склонила голову к плечу и драпанула к люку – быстрей, пока мастер не передумал. И оклик настиг меня уже на полпути:

– Последний вопрос, Трикси Бланш. Та рыжая штука, которая помешала мне во время поединка – что это?

Я запнулась на бегу о собственную ногу и чудом не свернула шею, ухнув вниз головой в люк. Инстинктивно сотворила что-то мягкое – то ли воздушную подушку, то ли мат – и испуганно замерла.

Шрах! То есть Эфанга обратил внимание на шраха, и это – полный шрах!

– Жду ответа, Трикси. – На сей раз голос прозвучал ближе, буквально над ухом, хотя мастер, готова спорить, и с места не тронулся.

Гм… Как говорил дядя Эрнан, один из лучших способов отвечать на неудобные вопросы – это говорить правду в непригодной для восприятия форме.

– Мастер Эфанга, – прочувствованно произнесла я, приняв более-менее достойную позу: ноги на ширине плеч, подбородок задран, руки воздеты к безжалостному небу. – В моём мире вот уже три тысячи лет, а именно так датируются самые ранние упоминания о шрахе, множество специалистов, в том числе филологи, экологи, маркетологи, лингвисты, историки, квантовые физики, биологи, врачи, теологи, литературоведы, взрывотехники, нерадивые студенты и радеющие за новое поколение профессора, инженеры, фольклористы, поэты и сантехники пытаются ответить на этот вопрос. Если вы желаете, чтобы я внятно сформулировала, что такое шрах, откуда он берётся и, главное, за что… Боюсь, вы просите о невозможном.

Выбираясь из террасы наблюдения Эфанги, я, вероятно, нарушила не только все на свете правила этикета, но и парочку законов физики, особенно те из них, что касаются максимальной скорости передвижения в пространстве и преодоления материальных препятствий. По крайней мере, терраса осталась в полукилометре позади прежде, чем сердце у меня стукнулось в рёбра хотя бы с десяток раз, а сквозь последнюю стену я, кажется, вообще просочилась… Эфанга, к счастью, преследовать меня не стал – то ли решил не отрываться от трапезы, то ли подумал, что я всего лишь несмешно и глупо пошутила.

Его проблемы, впрочем. Не верить в шраха – большая ошибка.

Особенно после того, как он тяпнул тебя за ногу.

Самое смешное, что через полчаса я вообще с трудом понимала, чего так испугалась. Ну, мастер задал неудобный вопрос – мастер получил туманный ответ. Не говорить же, что чересчур своевольная иллюзия от меня удрала и теперь наводит свои порядки в Лагоне. Впрочем, иллюзия ли?..

Нет, правда, всё, к чему прикасается шрах, быстро приходит в состояние хаоса.

– Надеюсь, ты доволен? – почти нежно спросила я ближайшие кусты. Узкие серебристо-лиловые листья зашелестели – то ли ветер налетел, то ли мелкий айр прошмыгнул. – Можешь порадоваться – в ближайшее время развлечения точно не закончатся.

Кусты восторженно притихли.

Первая часть моего фантастического плана побега из Лагона дремала прямо над спуском в наше с Тейтом обиталище – огненно-оранжевая химерическая птица с двумя парами мощных крыльев. Бок, покрытый то ли мелкими жёсткими перьями, то ли вытянутой чешуёй, нагрелся на солнце; я осторожно прикоснулась к нему ладонью, и Шекки, реагируя на прикосновение, послушно сдвинулся в сторону, открывая вход.

Прекрасно – своего ручного монстра Тейт оставил дома. Значит, у меня хотя бы есть шанс.

Не заглядывая в спальни, я сразу прошла на самый нижний уровень, в кладовые. Вообще первоначально у меня был иной план: завернуть к Митчи и на остаток своего «кредита» набрать всякой долгоиграющей еды – высушенных фруктов, лепёшек, чего-нибудь сладкого. Но в итоге я передумала, самое необходимое, типа муки и вяленого мяса можно было захватить из дома. И не прогадала ведь – свёрток получился компактный, лёгкий, самое то для путешествия, а вдобавок в кладовой обнаружились две большие мягкие фляги, каждая литров на пять. Таких немудрёных запасов хватит почти на неделю, а больше мне и не понадобится: либо найду Тейта, либо… гм.

Вряд ли дилетант вроде меня сможет протянуть в горах дольше, с провизией или без.

Сунув напоследок в сумку смену одежды, пузырёк с мылом и сухое масло для волос, я выбралась наружу. Солнце уже клонилось к закату – надо же, целый день потратила… Значит, Тейт теперь в трёх сутках пути от Лагона. Одна надежда на Шекки: летает химера гораздо быстрее, чем передвигается самый мобильный отряд магов. В любом случае, нельзя терять время – во всех смыслах.

Нервно сглотнув, я подошла к рыжему айру и села перед ним, скрестив ноги: во‑первых, именно такая поза считается здесь подходящей для задушевной беседы, а во‑вторых, мне так легче сконцентрироваться на эмпатии. А он открыл один прозрачный глаз – и отвернулся, бессмысленно уставившись на линию горизонта.

– Шекки, – позвала я негромко, тщательно отслеживая реакцию. И – почти мгновенно ощутила слабый отклик. О, нет, неразумные биороботы так на своё имя не реагируют. – Мне нужно найти Тейта. И помочь можешь только ты.

Химера не шевельнулась, но на затылке у неё встопорщились мелкие твёрдые перья. Будем считать, что это хороший признак.

– Мы с тобой никогда не летали вдвоём, – тщательно формулируя мысленные образы, продолжила я. Первое правило эмпата – если ты способен воспринять движения чужого сознания, то и оно может тебя ощутить. И даже понять, если очень-очень повезёт. – И я не знаю, что держит тебя рядом с Тейтом. Но в одном уверена: ты желаешь ему добра. И он тебе тоже… А сейчас Тейт в опасности.

Стоило мне договорить и, готова поклясться, та тень разума Шекки, которую я сумела почувствовать, отчётливо окрасилась насмешкой… или сарказмом?

Поразительно.

Как там шутила кузина Лоран? Где сарказм, там и интеллект, только шрах ты с носителем того интеллекта полюбовно договоришься? Что ж, попробую опровергнуть её теорему. День у меня сегодня начался с Лао – а потому хорошо подходит для сказочных подвигов.

– Да, знаю, – улыбнулась я и машинально протянула руку, чтоб погладить тёплый бок химеры. – Тейт и опасность – практически синонимы. Он не особенно задумывается о рисках… Но у него действительно проблемы. Произошла кошмарная ошибка – и я виновата не меньше него, может, и больше. А он взял и удрал на край света, навстречу всем бедам, какие есть, только бы не успеть остановиться и задуматься. И я его понимаю. Сама бы убежала с радостью, но не могу. Голова на плечах мешает.

Шекки издал странный гортанный звук и заинтересованно скосил прозрачный глаз; я отразилась, как в выпуклом зеркале – искажённо, смешно и жутковато одновременно.

– Мне нужно к нему. Очень нужно, правда, – тихо произнесла я, вкладывая всю свою страсть, боль и тоску – то, что было надёжно запрятано в тёмных подвалах сознания. – Отвези меня к нему. Пожалуйста. Я прошу тебя, как… как друга.

Глаза Шекки резко потемнели; отражённое солнце дробилось в них и пылало, точно появилось сразу с десяток огненных зрачков. А потом он встал, потянулся, подскочил к спуску в дом – и встряхнулся, как собака, облитая из шланга. Пёрышки-чешуйки хлынули дождём и равномерно распределились над зияющей дырой входа, словно роса на паутине. А потом вся эта неземная красота мигнула – и исчезла.

Вместе с входом.

Если не ошибаюсь, Шекки демонстративно запер дверь на замок, сунул ключ в карман и теперь ждёт у такси, нетерпеливо притопывая. Весьма точная метафора, кстати – за тем исключением, что химера и есть «такси».

– Спасибо, – улыбнулась я – и влезла в седло. На то место, которое раньше занимал Тейт. – Ну, что, полетели?

И Шекки взмыл в небо, стремительно и беззвучно. И подумалось, что хорошо бы в такие моменты иметь не одно, а два сердца: первое станет сжиматься от ужаса, трепетать от восторга, дрожать от предвкушения и заниматься прочей мистической ерундой, а второе – выполнять примитивные физиологические функции.

А иначе и сдохнуть недолго.

Наверное, это было бы страшно красиво и пафосно – на столь возвышенной ноте покинуть Лагон. Но мне, разумеется, просто не могло так повезти. Пока Шекки по плавной спирали поднимался выше и выше, постепенно приближаясь к невидимому своду над долиной, я раскинула купол на всю ширину – километров на пять, если быть точной. Рассеянный до предела, он скорее напоминал сеть птицелова, чем обычное рабочее пространство эмпата. Присутствие кого-то опытного, вроде Соула или Лиоры, не засечёшь, но зато менее искушённых визитёров почувствуешь издали. А сильные чувства уловить ещё легче – например, страсть, как вон в той симпатичной рощице, бурное веселье под землёй, в мастерской, или агрессию…

Ох. Знакомых рассеянный купол тоже цепляет замечательно.

Орса – и впрямь какая-то ходячая беда. Как её до сих пор не пристукнули-то, с таким потрясающим везением?

– Шекки, прости, – виновато прикоснулась я к шее химеры. – Нам придётся спуститься. Вон туда, к холму.

Возражений не последовало. Шекки послушно нырнул ко дну долины; видимо, если посчитал, что раз уж взял на себя обязательства помогать мне, то будет нечестно увиливать по мелочам. И лишь у самой земли он решил то ли преподать урок неопытной наезднице, то ли отдать дань привычкам Тейта – и, заложив безумную мёртвую петлю, буквально рухнул на вершину холма – с такой силой, что дёрн брызнул в стороны дождём.

Впрочем, вышло эффектно – а мне дешёвые, но зрелищные жесты в данный момент были только на руку. По крайней мере, внимание к себе я сразу привлекла.

У подножья холма, в ложбине, просто и со вкусом подсвеченной ревущим пламенем, собралась знакомая компания: главный мститель – «подпалённый» А-Сэй, его подружка – заклинательница тварей, её сестра-испепелитель и молчун с задатками пиромана-садиста, который и устроил дивную иллюминацию. Не хватало только женщины-лидера, созидающей совершенство, а жаль. Кажется, в прошлый раз она единственная правильно расшифровала прозрачные намёки Гу Худамы и сообразила, что Орса теперь под защитой ребят из мастерской Таппы – не за какие-то особые заслуги, просто за компанию со мной. Увы, остальным то ли не хватило мозгов, то ли обидчивость пересилила доводы разума. И теперь Орса попала в крупные неприятности – если ты одна против четверых, значительно более сильных, то скалься не скалься, а трёпки не избежать…

Если, разумеется, с неба вдруг не свалится одуревший от собственной смелости эмпат, полный добрых намерений.

– Не люблю насилия, – скромно сообщила я. Голос меня подвёл, но не сомневаюсь, что те, внизу, расслышали каждое слово. – Поэтому мы не будем драться. Орса, иди сюда, живо.

Девчонка дёрнулась было, но А-Сэй обернулся и рыкнул:

– А ну, рвань! – и она снова брякнулась на колени.

По лицу у неё стекала кровь и капала с кончика носа – выглядело это жутко и смешно одновременно.

– Патовая ситуация, – пробормотала я. Женщина-испепелительница вздрогнула – похоже, приняла незнакомые слова за заклинания. В общении с другими путаницы давно не возникало благодаря куполу, использовать который уже вошло у меня в привычку. Но тратить силы на то, чтобы объяснить значение неизвестного слова врагу – как-то глупо. Обойдутся. – Ладно, попробуем снова. Орса, иди сюда. А ты успокойся! – рявкнула я на А-Сэя прежде, чем он успел рот открыть, и подкрепила императив мощным эмпатическим импульсом.