Текст книги "Хендерсон, король дождя"

ГЛАВА 13

Последовали жертвоприношения, а затем – пляски дикарей и разные фарсовые сценки: например, старуха боролась с карликом; тот злился и все норовил её стукнуть; она разразилась ругательствами. Одна из амазонок вышла на поле, подобрала карлика и, засунув себе под мышку, унесла прочь. Зрители реагировали рукоплесканиями и подбадривающими криками. Потом двое парней хлестали друг друга кнутами по ногам и подпрыгивали, чтобы избежать удара. Не могу сказать, что эти грубые развлечения в духе древних римлян пришлись мне по нраву. Я нервничал, словно предчувствуя что-то зловещее. И не мог спросить о том, что будет дальше, у Дахфу: тот ещё не вполне отдышавшись, с непроницаемым видом наблюдал за перипетиями праздника.

Наконец я не выдержал:

– Несмотря на принятые меры, солнце по-прежнему жарит вовсю, на небе ни облачка. По-моему, даже влажность не повысилась.

– Вы правы – во всяком случае, в том, что касается видимости, мистер Хендерсон. Но мне приходилось наблюдать дождь точно в такие дни, как этот.

Мне хотелось сказать: «Не будем морочить друг другу голову, ваше королевское величество. Неужели вы думаете, что у природы так легко вырвать то, что вам нужно? Я, например, никогда не получал от жизни того, о чем просил».

Вместо этого я произнёс:

– Знаете, король, я бы не прочь заключить пари.

Вот не ожидал, что он немедленно согласится!

– Отлично. Пари так пари.

– Ваше величество, принц Итело говорил, будто бы вы занимались естественными науками…

– А он упомянул о том, что я окончил два курса медицинского колледжа?

– Не может быть!

– Абсолютная правда.

– О! Вы не представляете, что это значит для меня – такая новость! Но в таком случае – о каком пари может идти речь? Моя жена выписывает журнал «Сайнтифик Америкэн», так что я не совсем профан в вопросах дождя. Попытка зарядить облака частицами сухого льда оказалась несостоятельной. Мне больше импонирует теория о солёной океанской пыли, иначе говоря, морской пене как одном из главных ингредиентов дождя. Кристаллы соли конденсируют влагу. Частицам воды в воздухе нужно вокруг чего-то конденсироваться. Нет конденсатора – нет дождя. Нет дождя – нет жизни…

– Все это очень интересно, – весело произнёс король. – Но давайте все– таки поспорим.

Я открыл рот от неожиданности. Однако его заключительные слова прозвучали настолько безапелляционно, что пришлось согласиться.

– Хорошо, ваше величество, будь по-вашему.

– На что спорим?

– На все, что хотите.

– На все, что хочу. Замечательно!

– Но это нечестно с моей стороны! Я должен дать вам фору…

Дахфу махнул рукой; на одном пальце сверкнул большой красный камень. Король перехватил мой взгляд.

– Вам нравится мой перстень, мистер Хендерсон?

– Он очень красивый…

– Что вы предлагаете со своей стороны?

– Я прихватил наличные деньги, но они вас вряд ли заинтересуют. Опять же, «Роллфлекс»; я им почти не пользовался – так, несколько кадров. Или вот мой автоматический пистолет, «магнум-375», с оптическим прицелом.

– Не думаю, что смогу им пользоваться.

– Дома у меня есть несколько великолепных свиней тамвортской породы…

– В самом деле?

– Кажется, это вас не интересует?

– Предпочёл бы что-нибудь более личное.

– Ах да. Такое, как перстень… Если бы я мог поставить на кон свои неприятности, ничего более личного не сыскать. Хо-хо. Впрочем, я бы не пожелал их даже злейшему врагу. Что ж, давайте подумаем: какая из моих вещей могла бы пригодиться вашему величеству? Ковры? У меня в студии лежит один, просто замечательный… Алый бархатный халат. И даже скрипка Гварнери.

О! Могу предложить два замечательных портрета: мой собственный и моей жены.

Писанные маслом.

Я думал, он не слушает, но король прокомментировал это так:

– Не исключено, что у вас так и не найдётся ничего подходящего.

– В таком случае, если я проиграю?..

– Это будет занятно.

Я ощутил тревогу. Король усмехнулся.

– Ладно, договорились. Перстень против двух портретов. Или нет, сделаем лучше так. Если вы проиграете, то ещё некоторое время будете моим гостем.

– Какое время?

Он отвёл глаза.

– Ну, это пока ещё чисто теоретически… Оставим вопрос о продолжительности визита открытым.

В это время послышались то ли сердитые, то ли просто воинственные возгласы, и я понял: лёгкая часть программы закончена. Несколько дикарей с чёрными султанами из перьев принялись стаскивать чехлы со статуй богов. Как я понял, это делалось с нарочитой небрежностью. Потом началась забава. Туземцы прыгали рядом, норовя отдавить статуе ноги, а идолов поменьше использовали как кегли. Боги безропотно сносили все издевательства. В то же время они сохраняли достоинство тайны. Они имели власть над воздухом, горами, огнём, растениями, скотом, удачей, болезнями, облаками, рождением и смертью. Черт побери, даже ничтожнейший из них, ныне валявшийся в пыли, чем– нибудь да управлял. Возможно, племя хотело выразить ту мысль, что перед богами нужно являться такими, как есть, выставляя напоказ все свои пороки. Но, если я и ухватил общую идею, то счёл её ошибочной. Дешёвка! Я сам натерпелся от богов, но все равно не стал бы так себя вести. Впрочем, я сидел и всем своим видом показывал, что это не моё дело.

Наизгалявшись над мелкими божками, шайка вандалов перешла к большим статуям, однако не справилась и обратилась за помощью к болельщикам. Силачи один за другим спрыгивали на арену, чтобы попытаться свалить идола и вывалять в грязи. Наконец остались только две статуи: повелитель гор Гуммат и богиня облаков Мумма. После того, как все до одного богатыри потерпели фиаско, на арену вышел великан в красной феске и щегольском клеёнчатом суспензории[14]14
  Суспензорий – эластичный пояс с карманом, надеваемый тяжелоатлетом под трико для предохранения половых органов.


[Закрыть]. Быстрым шагом, раскинув руки, он подошёл к Гуммату и распростёрся перед ним на земле – первое проявление почтительности за весь день. Потом он зашёл к статуе с тыла и просунул голову ей под мышку. Широко расставил ноги. Вытер руки о свои же колени и одной рукой ухватил Гуммата за руку, а другой упёрся в пах. Я хорошо рассмотрел его тугие, умело сгруппированные мышцы. Это был парень что надо, вроде меня самого.

– Молодец, парень! – завопил я, не в силах сдержаться. – Правильно работаешь грудью! А теперь заставь работать мышцы спины! Так! Давай! Ура! Получилось!

Победитель взвалил статую на плечо и, пройдя футов двадцать, бережно водрузил на пьедестал. А затем обратил свой взор на Мумму, одиноко стоявшую посреди арены. Это была тучная, коротконогая и грудастая дама, довольно– таки безобразного вида – чтобы не сказать уродина. Несмотря на внушительные габариты и грозный вид, она была настроена мирно; в ней даже чувствовалась беспечность. Похоже, она верила в свою неподъемность. Толпа криками подбадривала атлета. Все встали, даже Хорко и его друзья в соседней ложе. Упёршись для равновесия руками в бока, счастливая деревянная Мумма ожидала своего покорителя.

– Ты её уделаешь, сынок! – крикнул я и повернулся к королю: – Как зовут этого парня?

– Силача-то? А, это Туромбо.

– В чем дело, ваше величество? Вы не верите, что он с ней справится?

– Ему не хватает уверенности. Год за годом он поднимает Гуммата, но пасует перед Муммой.

– Сегодня у него получится!

– Боюсь, что нет, – проговорил король на своём напевном, в нос, африканском варианте английского.

Добродушная толстуха Мумма с круглым, лоснящимся на солнце лицом! Её деревянная причёска расширялась кверху, как гнездо аиста. Довольная, глупая, совсем домашняя, она терпеливо ждала того, кто бы смог её поднять.

– По-моему, – сказал я королю, – все дело в прошлых неудачах. Уж я-то знаю, что это такое!

Туромбо действительно был во власти отрицательных эмоций. Его глаза, загоревшиеся влажным блеском, когда он обхватил Гуммата, потускнели. Мне было больно видеть его морально готовым к поражению. Тем не менее, он вступил в поединок с Муммой.

По-видимому, Туромбо не страдал честолюбием, тогда как в моей груди клокотал поток… да что там поток – во мне бурлил океан тщеславных надежд! Я был уверен, что смогу поднять Мумму, и умирал от желания выйти на арену. Пусть все видят, на что я способен! Я пылал, как тот куст, который я поджёг, чтобы удивить ребятишек арневи. Прибыв к арневи и проникнувшись их бедами, я загорелся желанием сделать для них доброе дело. В дело борьбы с лягушками я вложил всю свою волю и амбиции. Я явился – или думал, что явился – в сиянии солнечных лучей, а ушёл от арневи окутанный тьмой, опозоренный – так что, пожалуй, лучше бы я подчинился первому импульсу, который ощутил при виде плачущей женщины: нужно уносить ноги! Выбросить на помойку автоматический пистолет и мою собственную свирепость – и удалиться в пустыню, чтобы пребывать там до тех пор, пока я не буду лучше подготовлен к встрече с людьми. Так нет же, я загорелся желанием помочь арневи и, в частности, одноглазой Виллатале. Это желание, искреннее и сильное, все же не шло ни в какое сравнение с тем, что я ощутил в королевской ложе, рядом с предводителем дикарей в лиловых штанах и лиловой бархатной шляпе. Я умирал от желания сделать хоть что-нибудь! И это «что-нибудь» существовало, было мне вполне по силам! Пусть даже варири с их трупами – порочнее всех жителей Содома и Гоморры вместе взятых, я все равно не мог упустить этот шанс совершить героический поступок. Пока не поздно, сделать ещё один стежок на вышивке моей судьбы. Поэтому я был рад тому, что Туромбо заранее признавал своё бессилие перед Муммой. Она моя!

Все вышло так, как и предсказывал король: Туромбо не смог сдвинуть статую с пьедестала. И я не выдержал:

– Сэр… сир… позвольте мне…

Если король и ответил на моё бормотание, я этого не услышал, потому что увидел слева от себя одно-единственное лицо, чей напряжённый взгляд был устремлён на меня. Лицо верховного жреца – король называл его Бунамом. О, этот взгляд, вобравший в себя многовековой человеческий опыт! Он словно передавал мне послание из космоса. И я услышал – о, что я услышал! «Ты, чучело! Внемли моим словам, презренный лжец, ничтожная козявка – и все-таки человек! Не раскисай, брат, собери в единое целое все, что в тебе есть ценного. Это – твой единственный шанс. Даже если ты будешь побеждён и захлебнёшься собственной кровью, смысл жизни все равно откроется: не тебе, так кому-нибудь другому!» На этом космический голос умолк. Он сказал все, что хотел.

Вот когда мне стало ясно, зачем нам подбросили труп! За этим стоял Бунам. Он хотел знать, достаточно ли я силён, чтобы справиться с идолом. И я выдержал испытание. Черт возьми! На угрюмом, изборождённом морщинами лице «следователя» я увидел свою оценку. Он выставил мне высший балл.

– Я должен попытаться, – произнёс я вслух.

– О чем вы? – удивился Дахфу.

– Ваше величество. Если это не будет вмешательством во внутренние дела, думаю, я смогу поднять статую богини Муммы. Мне бы искренне хотелось это сделать, потому что я располагаю соответствующими возможностями. Должен предупредить, что у арневи я не очень-то хорошо справился с чем-то подобным.

Вместо того, чтобы принести пользу, нанёс им непоправимый вред.

На лице короля появилось смешанное чувство любопытства и сочувствия.

– Не слишком ли вы быстро вы скачете по свету, мистер Хендерсон?

– О да, король, мне не дано знать ни минуты покоя. Я просто не мог оставаться дома. Опять же, идея служения человечеству. Мой идеал – доктор Уилфред Гренфелл. Я бы с удовольствием отправился куда-нибудь с миссией милосердия. Не обязательно на собаках. Это – всего лишь случайная деталь.

– О да, я и сам интуитивно чувствовал что-то в этом роде.

– Позднее буду рад поговорить об этом подробнее, ваше величество. Сейчас меня больше всего интересует, могу ли я помериться силой с Муммой. Думаю, у меня получится.

– Должен предупредить, мистер Хендерсон: это может иметь далеко идущие последствия.

Мне бы спросить, какие именно, но я доверял королю и не предвидел никаких особо скверных последствий. Это горение, эта жажда, этот неудержимый поток, эта волна честолюбия уже завладели всем моим существом. К тому же король улыбнулся – и таким образом смягчил грозную силу своего предостережения.

– Вы в самом деле уверены, что справитесь?

– Вы только пустите меня к ней, ваше величество! Я жажду заключить её в объятия!

К нам подошёл Бунам в леопардовой мантии и о чем-то тихо поговорил с королём, который все ещё не решался дать согласие. После этого обмена мнениями Дахфу сказал мне:

– Бунам говорит, вас ждали. Вы пришли как раз вовремя.

– Ах, ваше величество, кто может знать наверняка? Если племя толкует знамения в мою пользу, тем лучше. Но послушайте. Я похож на хулигана – и в то же время довольно чувствителен. Однажды я прочёл стихотворение – кажется, оно называлось «Написано в тюрьме». Всего не помню, но там были такие строки: «И мошке я завидую лесной, что нежится на солнце в летний зной». А заканчивалось так: «Смотрю на пляски мошек в вышине, и цель – все неумолчнее во мне». Вы, король, не хуже меня знаете, какая это цель. Видите ли, ваше величество, мне противно жить по естественным законам распада и разложения. Долго ли ещё наш мир Я почему-то верю, что это можно изменить. Вот почему и скачу по свету. Все остальные мотивы – производные от этого. Тут и моя жена Лили, и дети… у вас, наверное, тоже есть дети, вы понимаете…

– Сожалею, если задел ваши чувства, – молвил король.

– Ничего, ничего, Я неплохо разбираюсь в людях, а вы – человек высокой пробы. От вас я и не такое снесу. К тому же, это правда. Если быть откровенным, я тоже завидовал мошкам. Тем больше оснований для желания освободиться из тюрьмы. Правильно? Если бы я имел склад ума, позволяющий спрятаться в свою раковину и считать себя королём необозримого пространства, это было бы просто замечательно. Но я устроен иначе. Я из тех, кто ещё не СТАЛ, а только СТАНОВИТСЯ. Ваша ситуация в корне отличается от моей. Вы – из категории состоявшихся. Мне же просто необходимо стать законченной личностью. Поэтому я и прошу пустить меня на арену. Мне трудно объяснить, но я чувствую к этому призвание. Каждый человек обязан положить всю свою жизнь на достижение определённой глубины… Так что я пошёл, ваше величество. Вы ведь не хотите, чтобы я отступил?

– Нет-нет, мистер Хендерсон, ни в коем случае. Что бы ни случилось, я разрешаю вам это сделать.

– Спасибо, ваше королевское величество. большое спасибо.

Я стянул тенниску через голову и, чувствуя себя громоздким и неуклюжим, спустился на арену, чтобы преклонить колена – вернее, одно колено – перед богиней Муммой. Натирая руки иссохшей землёй, прикинул её рост и вес. С трибун до меня, словно откуда-то издалека, долетали крики варири. Дикость этих людей, издевающихся над собственными богами и вздергивающих за ноги мертвецов, не охладила мой пыл. Я был сам по себе, они – сами по себе. Я жаждал только одного: обхватить руками этого колосса женского пола и поднять в воздух.

Недолго думая, я обнял её могучие телеса. Странное дело – от статуи исходил запах настоящей женщины. Да она и была для меня живым существом, а не идолом. Мы сошлись не только как противники, но и как любовники. Я согнул колени и тихонько сказал ей:

– Поехали, моя прелесть. Сопротивление бесполезно: даже если бы ты стала вдвое тяжелее, я поднял бы тебя.

И добродушная, улыбающаяся Мумма сдалась мне на милость. Я поднял её над землёй и, пройдя с ней двадцать футов, присоединил к пантеону остальных богов.

ГЛАВА 14

После этого меня даже не слишком удивило, когда небо начало заволакиваться облаками. Более того, я принял это как должное.

– Вот этот оттенок – то, что доктор прописал! – сказал я королю Дахфу, когда над нами поплыла первая туча.

Постепенно моё возбуждение улеглось. Однако варири продолжали меня чествовать: махали флагами, стучали трещотками и звонили в колокольчики. С моей точки зрения, это было совершенно лишним: ведь я выиграл от этого больше всех. Так что я сидел, изнемогая от жары, и делал вид, будто не замечаю, как племя сходит с ума от восторга.

– Эй, – воскликнул я вдруг, – посмотрите-ка, кто пришёл!

Бунам. Он остановился у входа в королевскую ложу с гирляндой из листьев. Рядом с гордым видом стояла толстуха в итальянской пилотке времён первой мировой войны – та, что пожала мне руку от имени Дахфу и которую он назвал генеральшей. Предводительница амазонок. Её окружало довольно большое число женщин-воительниц в кожаных жилетах. Здесь же была высокая девушка, партнёрша Дахфу по игре с черепами и явно важная персона. Не могу сказать, чтобы я очень обрадовался ухмылкам Бунама. Может быть, он пришёл, чтобы выразить мне благодарность? Или за этим – судя по гирляндам – кроется нечто большее? Меня также смущала странная экипировка женщин. Две из них держали черепа на длинных, ржавых железных пиках. Остальные были вооружены чем-то вроде мухобоек – кусочков кожи на длинных ручках, – но, судя по поведению амазонок, эти штуки явно предназначались не для насекомых. Я увидел также короткие хлысты. К этой группе присоединились барабанщики, и я решил, что сейчас начнётся церемония награждения – все ждут только знака Дахфу.

– Чего они хотят? – спросил я короля, который не сводил с меня глаз и не обращал внимания на Бунама, генеральшу и полуголых воительниц. Остальные тоже смотрели на меня, как будто пришли ко мне, а не к королю. Чёрный кожаный человек, направивший нас с Ромилайу в засаду, тоже был здесь – очевидно, неспроста. Мне стало не по себе. Король что-то говорил о последствиях единобороства с Муммой. Но я же не проиграл! Я добился блестящего результата!

– Чего они от меня ждут? – вновь обратился я к Дахфу.

Если на то пошло, он тоже дикарь. Вон, до сих пор забавляется черепом на голубой ленте – возможно, черепом своего отца – и украшает шляпу человеческими зубами. Но он раздвинул в улыбке мясистые губы.

– У нас для вас новости, мистер Хендерсон. Тот, кто поднимет Мумму, получает титул короля дождя – Сунго. Отныне, мистер Хендерсон, вы – Сунго.

– Объясните на простом английском языке, что это значит. – Про себя я подумал: хорошо же они отблагодарили меня за победу над Муммой! – Эти люди словно ждут от меня каких-то действий. Каких именно? Слушайте, ваше величество, не отдавайте меня на растерзание. Я-то думал, вы мне симпатизируете.

– Я и вправду вам симпатизирую. Причём эта симпатия с каждой минутой крепнет. Чего вы испугались? Для этих людей вы – Сунго. Они зовут вас с собой.

Не знаю, почему, но в этот момент я не мог полностью доверять этому парню.

– У меня только одна просьба. Если со мной должно случиться что– нибудь плохое, я просил бы дать мне возможность написать жене. Просто попрощаться. Если говорить по большому счёту, она ко мне хорошо относилась. И не причиняйте зла Ромилайу. Он не сделал ничего дурного.

Мысленно я уже слышал, как знакомые обсуждают мой конец: «Слышали? Хендерсон доигрался! Как, вы не знаете? Он сбежал в Африку и пропал без вести. Должно быть, стал задирать дикарей, и они пырнули его ножичком. Так ему и надо! Говорят, его состояние оценивается в три миллиона баксов. По– моему, он сам понимал, что у него не все дома, и презирал людей за то, что они дали ему уйти от ответственности за убийство. Он прогнил до мозга костей. – (Сами вы прогнили, ублюдки!) – Вечно предавался излишествам».

(Моим самым большим излишеством была любовь к жизни. Что с вами, ребята, вы не верите в перерождение человека? По-вашему, ему только и остаётся, что катиться по наклонной плоскости)?

– Ну что вы, Хендерсон, – укоризненно молвил король, – откуда такие мысли? С чего вы взяли, будто вам и вашему слуге грозит опасность? Отнюдь. Просто вас просят принять участие в ритуале очищения колодцев и водоёмов. Говорят, вы для этого сюда и посланы. Ха-ха-ха, мистер Хендерсон! Вы сказали, будто завидуете мне из-за того, что я – заодно с народом. Но и вы сейчас – тоже!

– Да, но я полный невежда в таких вещах. Вы же для этого родились.

– Не будьте неблагодарным, Хендерсон. Ясно же, что вы тоже для чего– нибудь да появились на свет.

Это меня убедило. Я спустился вниз под крики и завывания толпы, похожие на те, что слышишь по радио во время трансляции бейсбольного матча. Подойдя сзади, Бунам снял с меня шлем. Тучная генеральша, с трудом нагнувшись, сняла с моих ног ботинки, а затем – сопротивление бесполезно – шорты. Я остался в несвежих трусах. Но и на этом они не остановились. После того, как на меня водрузили гирлянду из листьев, генеральша освободила меня от этого последнего клочка материи. «Нет, нет!» – крикнул я, но трусы уже болтались вокруг колен. Случилось худшее – я остался в чем мать родила. Я попытался прикрыть срам руками и листьями, но Тату, старшая над амазонками, разогнула мне пальцы и вложила в них плётку со множеством хвостов. Все закричали: «Сунго, Сунго, Сунголей». Итак, я, Хендерсон, стал Сунго. И мы побежали. Оставив позади короля и Бунама, понеслись прочь с арены и дальше, по извилистым улочкам. Я бежал на израненных ногах по раскалённым камням и, по наущению Тату, выкрикивал вместе со всеми: «Йа-на-бу-ни-хо-но-мум-ма!» По дороге амазонки сбили с ног пару подвернувшихся стариков. Мы обежали городок по периметру и очутились возле эшафота. Там вниз головой болтались повешенные тела; их терзали стервятники. Оттуда мы понеслись ещё быстрее. Я задыхался и то ли кричал, то ли всхлипывал. Какого черта? Куда мы несёмся во весь опор? Местом назначения оказался пруд, очевидно, служивший водопоем для скота. Неожиданно на меня набросился добрый десяток разгорячённых женщин. Они подняли меня в воздух и бросили; я очутился в горячей, мутной воде, где прохлаждалось несколько длиннорогих животных. Глубина воды составляла не более шести дюймов, так что можно сказать, что я приземлился в толстый слой ила. Не успел я подумать: уж не хотят ли они, чтобы меня засосало? – как несколько воительниц протянули мне железные пики и помогли выбраться на берег. Но к тому времени я до того вымотался, что мне уже было все равно. Злиться было бесполезно. Чувство юмора здесь тоже не годилось: все делалось с умопомрачительной серьёзностью. Я понадеялся, что хоть приставшая к телу грязь прикроет мой срам. Впрочем, эти могучие нагие женщины не обращали внимания. Возобновилась прежняя свистопляска; я вместе со всеми орал: «Йа-на-бу-ни-хо-но-мум-ма!» Посмотрите, вот он, Сунго, покоритель Муммы, чемпион по тяжёлой атлетике! Вот он, Хендерсон, гражданин Соединённых Штатов, капитан Хендерсон, кавалер «Пурпурного сердца», ветеран фронтов Северной Африки, Сицилии, Монте-Кассино и так далее. Неугомонный искатель, жалостливый и грубый, упрямый старый дурак и пьяница со сломанными искусственными зубами, сеющий смерть и угрожающий самоубийством. О силы рока! О владыки небесные! Вот сейчас я испущу дух, и меня швырнут на кучу дерьма, на съедение грифам. В сердце моем родился крик: «Милосердия, о Господи!» И тотчас – «Нет, справедливости!» А потом – «Правды, правды!» И наконец – «Да свершится воля Твоя!» Этот сердобольный забияка, падающий с ног задира возвышает голос до небес, требуя правды! Слышишь ли ты, о Господи?

Описав круг, мы бешеным вихрем ворвались на стадион и остановились перед Дахфу. Я услышал его голос:

– А знаете, мистер Хендерсон, вы-таки можете проиграть пари.

Небо заволокли тяжёлые тучи, но дождя ещё не было. Амазонки подхватили меня и увлекли на арену, где стояли статуи богов. Кнутами и мухобойками варири стали нещадно хлестать этих идолов. Подтащив меня к Мумме, женщины принялись поднимать и опускать мою руку с плёткой, заставляя меня выполнить обязанность Сунго, а я сопротивлялся и кричал: «Нет! Ни за что на свете!» Потом они начали избивать друг друга – и меня, короля дождя.

И вдруг, после могучего порыва ветра, с неба по нам ударили залпы чего-то тяжёлого и мокрого. Словно одновременно взорвалось множество ручных гранат. Деревянное, смазанное маслом лицо Муммы покрылось серебряными пузырями; вокруг пьедестала образовалась пена. Амазонки бросились обнимать меня и друг друга. Я посмотрел вверх и не увидел короля. Зато мне на глаза попался Ромилайу, и я бросился к нему. Он шарахнулся от меня, как от прокажённого.

– Ромилайу, – взмолился я, – ты видишь, в каком я состоянии. Разыщи мою одежду и шлем, я без него не могу.

Голый, я цеплялся за Ромилайу; ноги разъезжались в стороны. Он дотащил меня до королевской ложи, где четыре женщины держали над Дахфу подобие навеса. Они подняли носилки и понесли прочь.

– Король, король! – взывал я вслед.

Он выглянул из-под навеса.

– Что это за канонада? – спросил я его. – Кто по нам стреляет – и чем?

– Это не канонада, – ответствовал Дахфу. – Это дождь.

– Дождь? Какой дождь? Больше похоже на конец…

– Мистер Хендерсон, – произнёс король, – вы совершили подвиг и принесли нам огромную пользу. После всех трудов вам нужно отдохнуть и развлечься.

И добавил, прежде чем его унесли прочь:

– Вы проиграли пари.

Я остался стоять, как гигантский турнепс, в одежде из грязных комьев.