Текст книги "Палеонтология антрополога. Три эры под одной обложкой"

Странно была устроена жевательная система тапиноцефалов. Из-за того, что полноценное твёрдое нёбо ещё не сформировалось, и хоаны всё ещё располагались в передней части ротовой полости, одновременно и жевать, и дышать этим животным было трудно. А растительноядность требует постоянного жевания. Решением стало расширение передних зубов, на внутреннем крае которых возникла широкая «пятка» для перетирания еды; верхние и нижние зубы очень плотно сходились друг с другом в шахматном порядке. Задние зубы при этом оставались мелкими. Получается, что зубная система была как бы повёрнута задом наперёд сравнительно с нашей, в которой как раз маленькие зубы расположены спереди, а большие расширенные – сзади. У Deuterosaurus между огромными резцами и мелкими «молярами» добавлялись огромные клыки, а на носу и над глазами возвышались шероховатые бугры, почти рога. Тапиноцефалы были главными крупными растительноядными вордского и кептенского веков.

Работа над ошибками

Часто понятия «растительноядный» и «травоядный» используют как синонимы, даже не задумываясь, тем более, что «траво-» говорить проще, чем «растительно-». На самом деле, разница велика. Любой «траво-» – «растительно-», но далеко не любой «растительно-» – «траво-». Ведь бывают листоядные, фруктоядные, плодоядные, семеноядные, нектароядные, смолоядные животные, те, кто ест цветы, стебли, кору, корни и корневища. Кто-то может есть всё подряд, как овца, кто-то – утончённый гурман, как панда. По строению зубов или типу стёртости иногда можно примерно угадать тонкости диеты, но для ископаемых животных это удаётся далеко не всегда, тем более что не всегда нам известна флора, окружавшая ту или иную зверюшку. На помощь приходит и общее сложение тела. Например, эстемменозухи и тапиноцефалы имели сильно поднятую переднюю часть тела, так что вряд ли они питались низкими растениями. Да и травы в современном виде в перми было не так много – лишь хвощи да плауны. Вытянутая широкая морда и сдвинутые назад и вверх глаза могли бы свидетельствовать о питании водорослями в воде, но ноздри находились на кончике морды, так что вероятнее питание вайями жёстких папоротников и ветками колючих голосеменных.

Масса забавных существ объединяется в группу Anomodonta. Самые простенькие – Dromasauria, например, Galepus jouberti и несколько видов Galechirus. Эти тридцатисантиметровые существа были очень похожи на ящериц, но с большой вероятностью имели вибриссы. Согласитесь, усатая ящерица – это оригинально.

Более экзотичными были Venjukoviamorpha (или Venyukovioidea). Уральские Venyukovia prima (она же Venjukovia), Ulemica invisa, Suminia getmanovi и Otsheria netzvetajevi были мелкими животными с короткой головой и огромными глазами. Между прочим, как положено, на макушке располагался третий глаз, который у очерии был вынесен на высокую трубочку. Такое расположение говорит о двух вещах: во-первых, глаз был вполне функциональным, а во-вторых, с большой вероятностью уже имелась шерсть; по крайней мере, у современных северных и потому особо мохнатых копытных глазницы подобным же образом приподняты над поверхностью черепа. Особо странными были здоровенные передние зубы-резцы венюковиаморф, долотовидная форма которых наводит на мысли о грызунах; клыки были толстыми, но тупыми и короткими. На нижней челюсти вперёд выдавался двойной волевой подбородок. На реконструкциях венюковиаморфы выглядят как пучеглазые «ящерицы-обезьяны», истинные рептилоиды. Суминия имела сравнительно длинные ноги с огромными кистями, большой палец которых противопоставлялся остальным; видимо, она умела неплохо лазать по деревьям.

Маленькая тонкость

Необычный источник сведений о жизни древних животных – копролиты. В ротовой полости молодого венюковиаморфа Niaftasuchus zekkeli найдены зубы взрослой особи с резорбированными основаниями, а также белёсая масса, неотличимая от вещества копролитов. Судя по всему, молодые особи ели фекалии взрослых (в которых случайно оказались проглоченные старые сменявшиеся зубы), чтобы получить полезную микрофлору, так необходимую растительноядным животным.

Ценнейшая информация получена при изучении копролитов каких-то хищных зверообразных и архозавров из самого конца перми Вязников во Владимирской области. Судя по размерам и встречаемости остатков, больше всего тут нагадили тероцефал Moschowhaitsia vjuschkovi и Archosaurus rossicus. Сенсационна находка шерстинок в этих копролитах – прямое доказательство существования шерсти в перми, примерно 252 миллиона лет назад! В тех же копролитах обнаружены кусочки костей и чешуя рыб, причём у зверообразных рептилий кости переварены намного слабее, чем у архозавров. Дело в том, что у теплокровных животных обмен веществ активнее, пища задерживается в желудке ненадолго, а концентрация соляной кислоты там меньше, тогда как холоднокровные рептилии могут переваривать пищу буквально месяцами, да к тому же в более концентрированной кислоте. С одной стороны, именно по степени переваренности можно догадаться, кому принадлежали копролиты, с другой – это ещё одно доказательно теплокровности зверообразных. Если шерстинки в желудках архозавров однозначно принадлежат жертвам, возможно, дицинодонтам, то зверообразные рептилии вполне могли вылизываться, как кошки, и проглатывать собственные волоски.

Известны и другие копролиты, например, растительноядных дицинодонтов, и совсем странные – звёздчатые в сечении, кому они принадлежали, непонятно.

Линию странности продолжают следующие аномодонты – Dicynodontia (или Dicynodontoidea). Это были массивные коротконогие и короткохвостые животные с тяжёлой головой. В конце перми они сменили тапиноцефалов в экологической нише медленных растительноядных. У примитивных представителей типа Cerataelurus mirabllis ещё сохранялись многочисленные мелкие зубы, но уже выделялись огромные клыки. У нестандартных Endothiodon (или Emydochampsa) клыки исчезли, а мелкие зубки дополняли огромный изогнутый клюв, в который превратились челюсти; Oudenodon потеряли вообще все зубы, которые у них заменил острый, выступающий треугольником край челюсти. У большинства же дицинодонтов сохранились лишь два здоровенных клыка, за что, собственно, эти животные и получили своё название – «двуклыковые». Впрочем, известны индивиды без этих клыков, вероятно, самки, что однозначно указывает на декоративность клыков. Дицинодонты были растительноядными животными, срывавшими растения своими клювами и умевшими активно жевать, для чего по бокам черепа раздались очень широкие скуловые дуги и рельефные костные гребни. Особенно впечатляют скуловые дуги короткомордого Aulacephalodon – почти весь череп состоял из них. Поскольку зубы дицинодонтов почти или совсем исчезли, жевательные движения происходили в основном спереди-назад, так что скуловые дуги были не только раздвинуты вбок, но и смещены назад, за мозговую коробку, которая превратилась в крошечную перемычку между огромными костными арматуринами.

Размер дицинодонтов менялся в очень широких пределах. Карликовые Dicynodontoides (он же Kingoria) и Pristerodon mackayi были всего 60 см длиной, а название Elph borealis говорит само за себя. Самые стандартные дицинодонты – метровые африканские Dicynodon. Самые гигантские формы появились позже, в триасе.

Маленькая тонкость

Растительноядность – трудное дело. Растительная клетка имеет целлюлозную клеточную стенку, в растениях много жёстких механических тканей, а иногда и ядов, тогда как питательных веществ может быть не так уж много. Переваривать целлюлозу трудно. Строго говоря, это научились делать лишь бактерии, грибы и некоторые простейшие, а растительноядные животные – это лишь бурдюки со встроенной сенокосилкой. Своими челюстями они размельчают растения, а в своих внутренностях создают оптимальную среду для жизни всё тех же бактерий и простейших, которыми, собственно, в немалой степени и питаются. Отсюда следуют две основные особенности растительноядных, сочетающиеся в разной степени: во-первых, они должны иметь отличный жевательный аппарат, а во-вторых, большой пищеварительный тракт – желудок и кишечник. Необходимо время и на появление симбиотических микроорганизмов.

Из-за сложностей растительноядности наземные позвоночные так долго – весь девон и почти весь карбон – оставались хищными. Растения потреблялись только одноклеточными, грибами и в лучшем случае членистоногими. С другой стороны, появление крупных наземных растительноядных заметно изменило экосистемы. Оно повлияло и на эволюцию растений, и на состав почв, и на хищных позвоночных. Одно дело – гоняться за насекомыми, другое – уметь придушить саблезубого эстемменозуха или дицинодонта.

Диноцефалы пошли самым простым путём, нарастив размер и, стало быть, огромное брюхо. Венюковиаморфы и дицинодонты в этом смысле особенно важны, так как были сравнительно небольшими животными, грызунами своего времени. Это стало возможным благодаря эволюции жевательного аппарата, причём у венюковиаморф совершенствовались зубы, а у дицинодонтов – жевательная мускулатура. А множество мелких животных могут потребить намного больше растений, чем одно крупное. Тем более интересно, что как раз поздние дицинодонты ударились в гигантизм; собственно, это их и сгубило.

С большой вероятностью дицинодонты имели шерсть, возможно, это их волоски найдены в копролитах хищников из Вязников. Об эволюции теплокровности свидетельствует и насыщенность костей кровеносными сосудами. В то же время изотопный анализ костей показал, что пермские дицинодонты, вероятно, всё ещё были холоднокровными, тогда как продвинутые триасовые формы уже развили теплокровность. Учитывая данные по другим зверообразным, получается, что теплокровность возникала неоднократно и независимо.

Очень необычной была шотландская Geikia – мелкая, совершенно беззубая, с плоским лицом, квадратными скуловыми дугами, направленными вперёд глазами, над которыми торчали тупые недорога. Почти столь же короткую и широкую голову, столь же беззубые челюсти и такие же огромные обращённые вперёд глаза имел ещё один карликовый южноафриканский дицинодонт, похожий на гнома, – Cistecephalus (он же Kistecephalus). Его коротенькие растопыренные лапки были пятипалы, но крайние пальцы резко уменьшились и, скорее всего, снаружи были вообще не видны, так что фактически функциональными оставались только два пальца, да и в тех часть фаланг срослась. Скорее всего, такие лапки были приспособлены для копания, хотя некоторые палеонтологи, учитывая бинокулярность, считают кистецефала древолазающим животным.

Полуметровый Diictodon feliceps знаменит не только малыми размерами, но и способностью рыть спиральные полутораметровые норы, в которых и находят их многочисленные скелеты. Норы располагались группами около мест с изобилием еды, но не соединялись между собой; дииктодоны были единоличниками. Эти «сурки» были так успешны, что в Южной Африке примерно половина находок всех пермских позвоночных – именно останки дииктодонов.

Работа над ошибками

Дицинодонты – очень колоритные животные, их мощные клыки и тяжёлые черепа отлично сохраняются, поэтому исследователи часто их находят и описывают. Причём описывают чаще, чем надо бы. Например, в роде Dicynodon описано более 160 видов, из которых валидных – то есть признаваемых и адекватных – на самом деле всего парочка. Часть из представленного сонма – одно и то же, часть принадлежит к другим родам. С другой стороны, практически каждый род дицинодонтов имеет огромное количество синонимов, причём палеонтологи имеют разные представления об их самостоятельности. Разобраться в этой катавасии очень сложно.

Самая продвинутая группа зверообразных – зверозубые Theriodontia, они включают как самых впечатляющих наземных хищников поздней перми, так и самых невзрачных и мелких зверьков – наших прямых Великих Предков.

Gorgonopsia (или Gorgonopida) – очередная вариация на тему гигантского саблезубого хищника. Kamagorgon ulanovi из казанского века, переходный от эотитанозухов к горгонопсам, имел череп 45 см длиной. Nochnitsa geminidens из конца кептенского века Кировской области – наиболее примитивная истинная горгонопсия, но совсем маленькая, а потому названа в честь злобного ночного духа. Самый известный и самый крупный представитель горгонопсов – Inostrancevia. У I. alexandri череп достигал полуметра длины, а у I. latifrons и I. uralensis – даже 60 см, а это в полтора раза больше, чем у белого медведя! С хвостом зверюга была не меньше 3,5 метров, в холке – около метра, а её клыки имели длину 15 см. Показательно, что при обилии добычи пермские зверообразные хищники не превзошли этой величины. Крокодилы и динозавры в более поздние времена без проблем отъедались до гораздо более приличных масштабов. Причиной может быть теплокровность горгонопсий: большой обмен веществ требует очень много еды, особенно в холодном климате, тогда как на жаре теплокровному труднее остыть. Известно великое множество похожих существ, например, вдвое меньшие, чем иностранцевии, Sauroctonus и Pravoslavlevia parva. Ещё умереннее выглядел Lycaenops ornatus с его сравнительно тонкими, длинными и более-менее выпрямленными ногами. Это был позднепермский аналог волка.

* * *

Наконец, самая важная группа зверозубых – Eutheriodontia (они же Therosauria, или Eutherapsida). В первом приближении они делятся на Therocephalia (или Scylacosauroidea) и Cynodontia (или Galesauroidea). У них появилась масса продвинутых черт, большей частью связанных с усилением жевательных способностей. Развилось длинное вторичное нёбо, так что хоаны, наконец, отодвинулись далеко назад, и можно было долго и вдумчиво жевать (правда, идеал был достигнут уже в мезозое). Височная мышца стала больше, что вызвало целый каскад изменений. Височное окно соединилось с глазницей, задняя часть нижней челюсти изогнулась наверх в виде восходящей ветви с отдельным венечным отростком – рычагом для височной мышцы, которая стала крепиться на сагиттальный гребень на макушке, который поднялся на том месте, где зияла теменная глазница, которая тут же у большинства эутериодонтов исчезла. Зубы окончательно разделились на резцы, клыки и щёчные; исчезли нёбные зубы.

Вероятно, у самых продвинутых появились губы, а стало быть – потенциальная возможность сосать молоко (впрочем, современные однопроходные лижут молоко и без губ). Нижнечелюстной сустав стал почти как у млекопитающих, возможно, появилось наружное ухо. Скелет стал легче, ноги прямее, существа бодрее, а для этого, вероятно, возникла диафрагма, отделившая брюшную полость от грудной и давшая ещё одно направление растяжения лёгких и, стало быть, углубившая вдох. По крайней мере, рёбра в поясничном отделе исчезли. Самое главное – сильно увеличилась мозговая коробка, что явно говорит о том, что зверозубые поумнели. Понятно, что все эти изменения произошли не вдруг; здорово, что обилие материала позволяет проследить детали и этапы эволюции.

Therocephalia – очень важная группа, так как это – неудачная попытка стать млекопитающими. Эти мелкие животные выглядели как помесь саламандры, ящерицы и крысы. Голова в целом повторяла форму горгонопсий, но в уменьшенном, приплюснутом и вытянутом варианте; теменной глаз сохранялся, но был уже совсем крошечным, тесним формирующимся сагиттальным гребнем; вторичное нёбо было зачаточным, хоаны всё ещё располагались в передней части ротовой полости. Несмотря на это, один из древнейших тероцефалов – южноафриканский кептенский Glanosuchus macrops – уже имел носовые раковины, подобные таковым у млекопитающих, а также среднее ухо, почти строго промежуточное между рептилийным и млекопитающим вариантами. Большей частью тероцефалы были мелкими насекомоядными зверьками. Известно великое изобилие тероцефалов, но большинство из них «на одно лицо» – Ictidodraco longiceps, Rubidgina angusticeps, Ictidosuchops intermedius, Lycideops longiceps и многие-многие прочие: вытянутая совершенно плоская, как катком прокатанная, голова, острые зубки, крупные клыки, очень большие глаза.

На общем фоне выделяется Euchambersia mirabilis, за клыками которой располагались огромные полости с желобком, ведущим к основанию клыка. Скорее всего, в полости размещалась ядовитая железа. Видимо, следствием ядовитости было и исчезновение заклыковых зубов и скуловой дуги у эучамберсии – отравленная добыча не могла сопротивляться, так что на её удержание приходилось тратить намного меньше сил.

Названием замечателен Gorynychus masyutinae: назван он в честь Змея Горыныча, но одновременно играет на созвучии с английским словом «гори» – «окровавленный» и греческим «онихус» – «коготь». Этот зверь размером с волка жил в конце перми на территории нынешней Кировской области и был самым крупным хищником котельнической фауны, тираня тамошних парейазавров.

Были и водоплавающие тероцефалы. В водах плескались Viatkosuchus sumini и рыбоядный Annatherapsidus petri размером с выдру, а также совсем мелкий Perplexisaurus foveatus, имевший зато очень большой мозг и электрорецепторные органы на морде, с помощью которых он находил моллюсков и прочую беспозвоночную мелочь в придонной мути.

Тероцефалы самого конца перми – Moschowhaitsia vjuschkovi и Megawhaitsia patrichae – заметно подросли (у последнего вида череп достигал полуметра) и вытеснили горгонопсов из ниши главных хищников, хотя сами всё ещё были довольно примитивны и не слишком прытки, о чём явно свидетельствуют растопыренные в стороны короткие лапы. Каналы в челюсти мегавайтсии могут быть следами ядовитых протоков. Если это так, то понятно, почему у неё не было саблезубых клыков – они просто были не нужны. Между прочим, ядовитость сама по себе говорит о теплокровности жертв – дицинодонтов, ведь холоднокровное животное с низким обменом быстро от яда не погибнет и может далеко убежать от хищника.

Cynodontia – прямые предки млекопитающих. Самые ранние и примитивные цинодонты – Charassognathus gracilis из вучапинского века Южной Африки, а также немного более поздние и продвинутые Procynosuchus из Германии, Замбии и Южной Африки ещё имели расположенные спереди хоаны. Это были совсем мелкие зверюшки, длиной 25–50 см, скорее всего, насекомоядные. Чуть крупнее была Dvinia prima (она же Permocynodon sushkini) из самого конца перми – вятского века Архангельской области. Её зубы были очень оригинальны: острые резцы, «предклык», клык и задние зубы, причём верхняя зубная дуга намного шире нижней, так что верхние зубы не смыкались с нижними, а только плотно ухватывали добычу, тогда как нижние давили её о нёбо. Задние зубы овальные, плоские, с множеством крупных бугорков по периметру и мелких в центре. Носовая полость двинии уже была устроена почти как у млекопитающих, с разделением решётчатой и верхнечелюстной носовых раковин и, соответственно, верхнего обонятельного и нижнего дыхательного носовых ходов. Некоторые палеонтологи считают это приспособлением для нагревания вдыхаемого воздуха и, стало быть, признаком теплокровности.

Как вы там, потомки?

Поздние зверообразные рептилии очень похожи на млекопитающих, но они всё же не млекопитающие. В строении их черепа есть масса примитивных особенностей, из которых самые внешне заметные и очевидные – теменное отверстие для третьего глаза и неслившиеся носовые отверстия. Есть, конечно, и масса других рептилийных черт, например, в строении плечевого пояса: головка плечевой кости образовывала сустав одновременно с лопаткой, коракоидом и прокоракоидом, впереди от лопатки сохранялся клейтрум – наследство ещё от рипидистий, а по средней линии между ключицами – межключица. В целом такой плечевой пояс больше походит на странно повёрнутый таз и выглядит неоправданно усложнённым даже на фоне современных рептилий, не говоря уж о млекопитающих, у которых из всего этого богатства обычно сохраняется лишь лопатка, да у самых примитивных (людей, например) – ключица. О размножении зверообразных рептилий мы знаем немного, но нет особых сомнений, что они откладывали яйца.

И вот ведь диво: современные однопроходные, или яйцекладущие млекопитающие Prototheria, они же Monotremata, по многим и многим признакам оказываются ближе к тероморфам, нежели к нормальным зверям Theria. У однопроходных – утконоса Ornithorhynchus anatinus, ехидны Tachyglossus aculeatus и трёх видов проехидн Zaglossus – в плечевом поясе по-прежнему есть прокоракоид, коракоид и межключица, разве что клейтрум наконец слился с лопаткой, хотя ещё и не стал полноценной лопаточной остью. Передние и задние лапы однопроходных и поставлены, и двигаются как у рептилий. Есть у них и надгрудинник, и подвижные шейные рёбра, и предлобные и заднелобные кости в черепе, и клоака, и размножаются они, откладывая яйца. У них нет губ, а теплокровность очень несовершенна. Весьма вероятно, что рептильный нижнечелюстной сустав был утрачен, а молоточек и наковальня приобретены однопроходными независимо от прочих млекопитающих. Некоторые зоологи прямо предлагают включать их в тероморфов. Всё же обычно их относят к млекопитающим по нескольким причинам: они покрыты шерстью, они худо-бедно, но теплокровны, они кормят детёнышей молоком (хотя молочных желёз с соском у них нет), в мозге развит неокортекс, а в шее семь позвонков, молочные зубы утконоса похожи на зубы многобугорчатых млекопитающих.

* * *

Гондванскую гляциоэру завершил позднепермский гляциопериод, состоящий из двух ледниковых эпизодов – от конца кунгурского до середины казанского века и в середине татарского века, то есть в конце вордского и кептенском веке. Оледенение захватило не только Гондвану, как в предыдущие разы, но и северо-восток Азии, которая сдвинулась на север.

Похолодание сопровождалось аридизацией, то есть повышением сухости. Сначала это не слишком сказывалось на экосистемах, в которых всё ещё было много водных животных, но под конец перми осушение пошло уже всерьёз, так что огромное число амфибий и зависимых от воды рептилий исчезло бесследно. Вслед за стегоцефалами, парейазаврами и дицинодонтами в могилу сошли и гигантские зверообразные хищники. Понятно, что пострадали не только позвоночные. Суммарно вымерли 70–75 % видов наземных животных, а насекомых – 83 % видов.

Но это всё ерунда по сравнению с тем апокалипсисом, что творился в морях. Пермское вымирание – самое грандиозное за всю историю планеты. За несколько десятков тысяч лет – по геологическим меркам ничтожный срок – исчезли 50 % семейств, 70 % родов и 96 % видов морских организмов! Окончательно и бесповоротно пропали все трилобиты, ракоскорпионы, кораллы ругозы и хиолиты. Почти полностью исчезли табуляты, но это не спасло мшанок, сохранившихся по остаточному принципу и проигравших своим вечным конкурентам кораллам. На грани полного вымирания оказались брахиоподы, уступив место донных фильтраторов двустворчатым моллюскам. Сильно пострадали морские лилии и морские рыбы.

Неспроста граница эр – палеозойской и мезозойской – проводится именно тут.

Столь масштабный катаклизм должен был иметь грандиозные причины; ясно, что учёные соревнуются в изобретении поводов сгинуть целым экосистемам.

Понятно, что первым делом в голову лезут ужасные катастрофы, и в них недостатка действительно не было.

Чего стоит хотя бы извержение вулканических Эмэйшаньских траппов и траппов в Центральной и Западной Сибири! Бездны лавы, изливающейся из бездонных трещин, тянущихся от горизонта до горизонта, выбросы ядовитых газов, разрушение озонового слоя и выжигание всего живого вдесятеро усилившимся ультрафиолетом, пожары и пепел, покрывающий столь плодородные в прошлом равнины, закисление вод и быстро сменившие друг друга вулканическая зима и парниковое потепление. Ужас! Одна проблема: в непосредственном соседстве с сибирскими траппами тысячи лет процветала богатейшая флора и фауна, не зная о том, что ей положено в ужасе вымирать в рекордные сроки. В осадочных прослойках между вулканическими базальтами пермско-триасовых траппов на плато Путорана полно насекомых, причём это не следы одномоментной гибели, жизнь кипела в таком режиме тысячелетиями.

А может, причина в метеорите или астероиде? Что ж, подходящий кратер всегда найдётся, их на Земле сотни. Например, кратер диаметром в 500 км около Земли Уилкса – отличный кандидат и по времени, и по масштабу. Правда, для него нет ни нормальных датировок, ни обломков расплавленной породы, ни экзотических слоёв, зато какая картинка!

А что, если археи Methanosarcinales научились наконец перерабатывать органику с выделением метана и слишком увлеклись процессом? Газ тысячелетиями накапливался на дне морей, потихоньку травя там всё живое. Но с наступлением потепления случилось ужасное: метан одномоментно всплыл несказанным смертоносным пузырём. Такой адский выброс даже пафосно назван метангидратным ружьём. Бабахнуло «ружьё» так, что дышать на планете стало нечем. ОБЖ в школах ещё не ввели, скомандовать «газы» было некому, вот все и задохнулись.

Что сказать, сценарии впечатляющие и достойные экранизации в многосерийном фильме-катастрофе. Но может, хватало и обычных причин, просто сложившихся вместе?

Ранее единая Пангея трескалась, опять расползаясь в разные стороны (хотя процесс, понятно, затянулся до юры). Пик оледенения быстро сменился потеплением. Концентрация кислорода в воде упала. Одновременно потепление высвободило огромное количество пресной воды, а соль уже ушла в материковые отложения, отчего океан стал намного преснее прежнего. Из-за тектонических движений уровень моря в одних местах понизился, в других – вырос. Уже этого набора во все времена хватало для того, чтобы все умерли, но в перми появился ещё один источник проблем.

Как уже говорилось, ко второй половине перми появилось множество насекомых с водными личинками – подёнки, веснянки, ручейники и прочие. Личинки накапливали азот и фосфор в воде, а взрослые насекомые разлетались и разносили ценные вещества по водоразделам. Удобрение почв привело к успеху наземной растительности, заселившей былые пустыни. Деревья – а в перми это уже полноценные голосеменные – пускали свои могучие корни и закрепляли почву, что снижало размыв. Азот и фосфор и так безостановочно выносились из водоёмов, так ещё и перестали туда возвращаться. В сочетании с падением концентрации кислорода и опреснением это дало катастрофический эффект – продуктивность морей несказанно снизилась. Очевидно, что всё это произошло не вдруг, а заняло тысячи и миллионы лет. До некоторых пор прочности биосферы хватало, но количество имеет свойство переходить в качество. Тут-то все и вымерли.

* * *

Пермь – время торжества палеозойской биоты и её фатального краха. Все заделы, появившиеся ещё в кембрии, ордовике, силуре, девоне и карбоне, реализовались в перми в полную силу. Планета наконец-то покрылась полноценными лесами, насекомые развернулись во всю мощь своих крылышек, четвероногие наконец-то освоили все возможные экологические ниши, кроме разве что воздушной. Пермские холода дали нам волосы и теплокровность, разные классы зубов и способность жевать, вторичное нёбо и две новые слуховые косточки, наружные уши и отличное обоняние, развитый мозг и сложное поведение. Ноги стали выпрямляться, а спина училась гнуться в вертикальной, а не горизонтальной плоскости. Казалось, до появления настоящих млекопитающих оставался один шаг, но ужасный катаклизм – потепление и вымирание – разрушил все надежды.

Альтернативы

Обилие пермских существ поражает. При этом надо помнить, что мы знаем лишь малую часть реального разнообразия, ведь большая часть находок происходит из Приуралья и Южной Африки, а что в это время происходило на остальной планете – покрыто мраком. Каждый полевой сезон приносит массу открытий, и темпы обновления наших знаний зависят только от усердия и возможностей палеонтологов, земля же скрывает ещё тысячи удивительных окаменелостей. Но даже среди изученных существ есть масса кандидатов на лучшую судьбу, чем их постигла в реальности.

Великое множество рептилизовавшихся амфибий, среди коих первое место держат сеймуриаморфы, запросто могли реализовать свой потенциал лучшим образом. Им бы ещё десяток-другой миллионов лет на каком-нибудь маленьком личном континентике – и настоящим рептилиям противостояла бы серьёзная конкуренция. Но Пангея на то и «пан», что своих континентиков не оказалось, а условия даже в удалённых частях не слишком различались. Впрочем, несходство фаун даже из близких местонахождений показывает, что расстояние имело большое значение для расселения неторопливых амфибий и даже рептилий.

Среди зверообразных рептилий известно великое множество групп и жизненных форм. Суминии и, возможно, некоторые дицинодонты уже были готовы стать рептилио-приматами, развили бинокулярное зрение, хватательную кисть и всеядность – все важнейшие качества, отличавшие наших предков в начале кайнозоя. Конечно, лучшие альтернативные кандидаты на «маммализацию» – превращение в млекопитающих – тероцефалы. Какие-нибудь крысоподобные Nikkasaurus tatarinovi или барсукоподобные Hexacynodon purlinensis были в полушаге от настоящих зверей. Вибриссы, шерсть, теплокровность, большой мозг – не хватало только живорождения (а про это мы знаем слишком мало – может, оно уже у кого-то и появилось?).

Как жаль, что позднепермский кризис выкосил большую часть этих чудесных созданий. Однако, погибли не все. Спасшиеся основали новый, лучший мир. Жаль только, что нашим предкам в нём на долгие миллионы лет была уготована жалкая роль закуски. Наступал мезозой…