Текст книги "Homo sensum (человек смыслопорождающий)"

На каждом из этапов развития культурно-исторической теории происходит обобщение теоретических выводов, сделанных на предыдущих этапах. В то же время, каждый последующий этап в теории Л.С.Выготского зарождается как реакция на противоречие, возникшее в ходе построения предмета. Попытка преодоления противоречия вызывает изменение вектора исследования, что, в свою очередь, ведет к модификации цели анализа, осуществляемого на данном этапе. В итоге результаты предшествующих этапов подключаются к анализу, проводимому позднее, как отдельные, относительно независимые направления исследования предметной области. Эта особенность теории Л.С.Выготского более всего отразилась в содержании понятия «значение», представляющего собой – как единица психологического анализа – итог развития взглядов автора, выраженных на предыдущих этапах.

Как известно, Л.С.Выготский в результате своих исследований пришел к выводу о том, что единицей психологического анализа является значение. В психологической системе Выготского категория «значение» занимает важное место. Правда, автор культурно-исторической теории выделил это понятие в качестве единицы психологического анализа лишь на последнем этапе своей научной деятельности. Но как раз поэтому содержание, вкладываемое Выготским в понятие «значение» представляет особый интерес с точки зрения раскрытия общего смысла психологической теории Выготского.

Категория «значение» в системе взглядов Выготского является если и не последним, то, по крайней мере, последним из наиболее разработанных звеньев теории. Соответственно, можно высказать предположение о том, что понятие «значение» в теории речевого мышления Выготского вбирает в себя основные идеи более ранних этапов развития культурно-исторической теории – ведь, как правило, по мере изменения теоретических представлений того или иного исследователя, новые концептуальные схемы включают в себя позитивные моменты (позитивные хотя бы с точки зрения автора), получившие свое развитие на предшествующих этапах построения теории. В связи с этим возникает вопрос: можно ли сводить проблему значения у Выготского к проблеме сознания или более того, – к проблеме речевого мышления, даже если сам автор теории эксплицитно не выводит категорию «значение» за эти пределы?

В последних работах Выготского эксплицитное определение предмета психологии отсутствует, а отдельные высказывания этого периода – о том, например, что «проблема мышления и речи принадлежит к кругу тех психологических проблем, в которых на первый план выступает вопрос об отношении… различных видов деятельности сознания» (Выготский, 1982б, с. 10), или что «мышление и речь оказываются ключом к пониманию природы человеческого сознания» (там же, с. 361) – дают, казалось бы, основание для вывода о том, что на последнем этапе своей научной деятельности Выготский приходит к точке зрения, в соответствии с которой предметом психологической науки является сознание. Однако, делать такой вывод преждевременно – по крайней мере, до тех пор, пока не проведен анализ соотношения понятий «поведение» и «сознание» в теории Выготского.

Вплоть до создания теории речевого мышления, предметом исследований Выготского выступает осознанное поведение. Сохранился ли этот предмет (а вместе с ним и взгляд на психологию как на естественную науку) на последнем этапе его научной деятельности? Мне представляется, что основной методологический вектор исследований Выготского, проведенных в контексте теории речевого мышления, так же как и в более ранних работах, определяется принципом, в соответствии с которым субстратом сознания является поведение человека, а само такое поведение выступает в качестве предметной области исследования. Однако, если на первом этапе Выготскому необходимо было обосновать этот принцип и отмежеваться от бихевиористских толкований предмета психологии, а на втором этапе задача состояла в демонстрации (структурного) единства поведения и сознания, то в дальнейшем Выготский ставит перед собой проблему выявления специфики осознанного поведения как высшей формы поведения (высшей психической функции) человека.

В реактологии и бихевиоризме нет методологически чистого перехода от поведения к деятельности. Однако, поведение вовсе не бихевиористское понятие, а понятие общенаучное. Другое дело, что бихевиористы пытались редуцировать предмет психологии до поведения, понимаемого как феноменальное понятие, свести проблемы психологии к проблемам, возникающим при исследовании поведения. Перед психологией стояла задача объяснить поведение психологически, т. е. ввести понятие «поведение» в категориальную сеть психологии. Бихевиоризм сделал поведение центральной категорией психологии, ее объяснительным принципом. Необходимо было, не выбрасывая из психологии категорию «поведение» (подобно тому, как бихевиоризм пытался выбросить сознание) показать подчиненное положение категории «поведение» в системе психологических категорий. Соответственно, это означало, что необходимо найти новую категорию, которая отражала бы смысл новой психологической теории, обозначала бы ее системообразующий, интегральный элемент. За решение этой задачи принялся Л.С.Выготский.

Основной замысел теории речевого мышления Выготского – показать специфику поведения человека, его отличие от других объектов естествознания. Этой идее, по мнению Выготского, в наибольшей степени отвечало понятие «значение», выражающее собой одно из основных качеств осознанного поведения и ставшее единицей психологического анализа на последнем этапе развития культурно-исторической теории.

Хорошо известно, что Выготский называл значение и единицей речевого мышления, и единицей сознания. Такая двойственность в определении термина предполагает выяснение соотношения между понятиями, посредством которых производится определение данного термина. Таким образом, перед нами встает проблема выяснения соотношения между речевым мышлением и сознанием в теории Л.С.Выготского.

Когда говорят о работе Выготского «Мышление и речь», то обычно утверждают, что она посвящена проблеме речевого мышления. Это, конечно, верно. Но это – только часть правильного подхода к данному исследованию. На самом деле в этой работе Выготский рассматривает проблему соотношения мышления и речи. Такое различение двух проблем – проблемы речевого мышления и проблемы соотношения мышления и речи – не является игрой слов. В этом различии заложен принципиальный вопрос, решение которого вскрывает сущность подхода Выготского ко всей системе психического отражения. Он логически исходит именно из проблемы соотношения речи и мышления. Для нас здесь важна связь рассматриваемых Выготским понятий с теми понятиями, которые составляли предмет его анализа в предыдущих работах.

Проблема предмета исследования в теории речевого мышления не является выраженной так же определенно, как на первых этапах развития теории Выготского. Однако, можно показать, что и в этом случае Выготский рассматривал речевое мышление как «фокус» своего естественнонаучного предмета – осознанного поведения. Действительно, речь в теории речевого мышления представляет собой поведенческий процесс: она – предметна (обладает номинативной функцией); речь представлена Выготским не как реакция, а как система, имеющая свое собственное строение и развитие; наконец, как и поведение, речь, с точки зрения Выготского, обладает своими специфическими орудиями, опосредующими взаимодействие субъекта и объекта. Более того, сам Выготский утверждает вполне определенно: «Развитие речи… обнаруживает главнейшие типические закономерности, лежащие в основе высших форм поведения» (Выготский, 1983б, с. 53). Аналогичным представлялось Выготскому и соотношение между мышлением и сознанием: «Центральным для всей структуры сознания и для всей системы деятельности психических функций является развитие мышления» (Выготский, 1982б, с. 415). Иными словами, речь для Выготского выступает как материальный звуковой процесс, а мышление (взятое отдельно от речи) – как процесс психического отражения. Поэтому проблему, которую сам Выготский обозначил как соотношение мышления и речи, мы можем рассматривать в качестве частного случая, на примере которого автор теории исследует соотношение сознания в целом и непосредственно связанных с ним материальных процессов. Речевое мышление выполняет здесь функцию модели одухотворенного поведения.

Как мы помним, Выготский определяет поведение как «систему рефлексов» (Выготский, 1982а, с. 43), выделяя рефлекс в качестве такого фокуса предметной области, который выражает собой основное содержание поведения.

Рефлекс для Выготского – итог длительного развития поведения как формы приспособления живых организмов к воздействиям окружающей среды. Генетически исходной формой рефлекса является реакция. «Кто разгадал бы клеточку психологии – механизм одной реакции, – пишет Выготский, – нашел бы ключ ко всей психологии» (Выготский, 1982а, с. 407). Реакция – общебиологическое понятие, включающее в себя более узкое, физиологическое понятие «рефлекс».

В материалистической методологии отражение традиционно определяется как «способность материальных объектов изменяться в соответствии с внешним воздействием, т. е. путем преобразования собственных свойств и структуры воспроизводить особенности воздействующего, или отражаемого, материального объекта» (Ахлибинский и Гречанова, 1982, с. 11). Выготский задался вопросом: что это за «собственные свойства и структуры», которые преобразуются в процессе отражения.

А.Н.Северцов (1982) показал, что невозможно обнаружить органические изменения, связанные с психическим отражением; что в процессе такого отражения происходят изменения свойств и структуры поведения отражающей системы, которая, таким образом, в своем поведении, а не в изменениях свойств и структуры самого организма, осуществляет отражение материальных объектов. Открытие Северцова дает Выготскому основание для построения модели органической системы, в которой, казалось бы ничего на изменяется после взаимодействия с окружающим миром – ничего, «кроме» поведения. Реакция и представляет собой общий механизм психического отражения как изменения поведения без изменения структуры организма под воздействием изменяющихся условий окружающей среды. И Л.С.Выготский использует это принципиальное положение в своей теории, подчеркивая, что высшие формы поведения человека не могут быть поставлены в соответствие с теми или иными онтогенетическими новообразованиями мозга: «Это положение, – пишет Выготский, – развитое Эдингером в отношении филогенеза психики, сейчас очень часто и охотно применяют и к онтогенезу, стремясь установить параллель между развитием мозга, поскольку об этом свидетельствует нарастание его веса, и проявлением новых способностей. При этом забывают, что параллель может иметь силу только в отношении элементарных функций и способностей, являющихся, как и сам мозг, продуктом биологической эволюции поведения; но сущность исторического развития поведения как раз и состоит в появлении новых способностей, не связанных с появлением новых частей мозга или с ростом имеющихся» (Выготский, 1984а, с. 49).

Таким образом, по Выготскому, поведение человека не биологично. Но это не означает, что оно абиологично, т. е. находится в противоречии с законами биологической эволюции. Наоборот, указывая, что «реакция – основной механизм, по модели которого строится поведение на всех уровнях» (Выготский, 1982а, с. 186), Выготский делает вывод, в соответствии с которым психика является приспособительной реакцией, т. е. целостно включена в остальной ряд жизненных отправлений организма. «Биологическое значение психики – необходимое условие научной психологии», – подчеркивает Выготский (там же, с. 76). Таким образом, принцип биологической целесообразности психики позволяет Выготскому объяснить необходимость интерпретации поведения, в том числе и его высших форм, как системы рефлексов.

Однако, и «приспособление» – не менее абстрактная категория, чем «рефлекс». Все есть приспособление. В чем же специфика приспособления человека? Исследователь должен был дать ответ на кардинальный вопрос любой психологической теории, претендующей на звание психологической системы, – в чем функциональное предназначение сознания, этого «призрака», порождаемого в недрах поведения взаимодействием человека и мира «вещей»? Необходимо было показать не только, что представляет собой сознание человека, но и для чего оно возникло и существует.

Следует подчеркнуть и еще один момент. Весь пафос работ Л.С.Выготского состоял в поиске источников саморазвития психической деятельности.[17]17
  Этим обусловлено негативное отношение Л.С.Выготского к исследованиям, в которых проблема саморазвития остается за пределами рассмотрения. Например, в предисловии к книге А.Гезелла (1932) Л.С.Выготский именно этот момент выделяет как один из важнейших: «Стоит внимательно вглядеться в то, как представлены у Гезелла сравнительные срезы развития, чтобы убедиться, что это как бы серия застывших фотографических снимков, в которых нет главного – нет движения, не говоря уже о самодвижении» (Выготский, 1932, с. 6).


[Закрыть] Но для этого было необходимо отыскать субстрат, который мог служить носителем внутренних противоречий (альтернативным решением могла стать только субстанционализация сознания). Но таким образом, перед исследователем также возникал классический вопрос: для чего нужно сознание? Ответ: «Функция сознания – способствовать приспособлению организма к новым условиям окружающей среды», – слишком абстрактен. Этот ответ теряет свою объяснительную силу, если законы взаимодействия организма со средой могут быть выведены из внутренних свойств материального субстрата сознания. В аналогичной ситуации оказались современники Л.С.Выготского – представители объективного физиологического направления в психологии: И.П.Павлов, В.М.Бехтерев признавали существование сознания как предмета научного исследования. Но их попытки описать законы психической деятельности в терминах физиологических механизмов объективно не были связаны с познанием психологических законов, т. е. фактически смыкались с бихевиористским отрицанием «менталистской» проблематики.

Л.С.Выготский поставил перед собой задачу не просто раскрыть законы сознания, но доказать, что эти законы принципиально те же, что и законы, которым подчиняются материальные объекты. Но для этого ему нужно было преодолеть две преграды. Во-первых, нужно было избежать субстанциализации сознания. Для этого Л.С.Выготский вводит разведение двух аспектов исследования сознания – онтологического и гносеологического. Во-вторых, следовало ответить на вопрос: «для чего возникло сознание?» Л.С.Выготского явно не мог устроить ответ на этот вопрос И.М.Сеченова, считавшего психику регулятором поведения. Принцип регулирующей функции психики не мог устроить Выготского уже потому, что предполагал существование отдельно регулятора и регулируемого. Отсюда – прямой ход к дуализму, а далее – к идее о сознании как высшей инстанции по отношению к деятельности. А кроме того, этот принцип по самому своему происхождению механистичен: Сеченов, писавший свои психологические статьи в наполовину научно-популярной форме, скорее всего привлек принцип регулирования как удачную иллюстрацию, используя пример, хорошо известный и еще не потерявший новизну для широкой публики.

В материалистической психологии начала ХХ столетия имелось три основных концепции, связанных с ответом на вопрос о функции сознания: 1) эволюционный принцип, в соответствии с которым возникновение психики связано с процессом приспособления организмов к изменениям окружающей среды; 2) концепция А.Н.Северцова, пришедшего к выводу о том, что в процессе психического отражения происходят изменения поведения, а не свойств и структуры самого организма; 3) принцип регулятивной функции психики, сформулированный И.М.Сеченовым. Эти моменты должны были войти и вошли в содержание психологической системы Л.С.Выготского. Тем не менее, они не могли дать окончательный ответ на вопрос о специфике функционального предназначения сознания человека. На наш взгляд, отношение Л.С.Выготского к этим концепциям в заостренной форме можно передать, перефразируя его высказывание: все есть приспособление, все есть изменение поведения без изменения самого организма, все есть регуляция. Но в чем же состоит специфика такого приспособления, изменения поведения и регуляции у человека по сравнению с животными? Этот вопрос становится одним из центральных в период исследования Л.С.Выготским речевого мышления, в качестве единицы анализа которого автор теории выделил понятие «значение».

Не следует игнорировать и различие целей, стоявших перед двумя исследователями. И.М.Сеченову важно было показать, что духовный мир человека не противостоит материальному миру, но составляет с ним единство. Это, разумеется, было недостаточно для Выготского. Не только нечто общее между сознанием и объективной реальностью, но и специфика сознания – вот что интересовало автора теории речевого мышления. Для Выготского важно было найти тот особый признак, который позволил бы объяснить роль и место сознания в научной картине мире, причины его возникновения. И Л.С.Выготский выделяет в качестве такого признака способность сознания к обобщению: «Обобщение, – пишет он, – есть призма, преломляющая все функции сознания. Связывая обобщение с общением, мы видим, что обобщение выступает как функция сознания в целом, а не только одного мышления. Все акты сознания есть обобщение.» (Выготский, 1984а, с. 363). Таким образом, функционально сознание в теории Л.С.Выготского выступает как процесс обобщения. И раскрываются особенности этого процесса в ходе анализа значения.

В «Педологии подростка» Выготский описывает исследование, проведенное под руководством А.Н.Леонтьева. В этом исследовании детей просили подобрать к данной пословице фразу из нескольких данных. В итоге дети подбирали часто такие фразы, которые были сходны с пословицей чисто внешне, «синкретически», как говорит Л.С.Выготский. Например, к пословице «Не все то золото, что блестит» подбирается фраза «Золото тяжелее железа». И далее Выготский пишет:

«Проводя это исследование, А.Н.Леонтьев натолкнулся на чрезвычайно важный факт: когда ребенка просят объяснить, почему он сближает данную пословицу с данной фразой, ребенок часто пересматривает свое решение. Необходимость мотивировать сближение, выразить словами и сообщить другому ход своего рассуждения приводит к совершенно другим результатам.

Когда ребенок, сблизивший синкретически две фразы, переходит к объяснению вслух, он сам замечает свою ошибку и начинает давать верный ответ. Наблюдения показали, что мотивировка ребенка есть не просто отображение в словах того, что он сделал, – она перестраивает весь процесс детского мышления на новых основаниях» (Выготский, 1984а, с. 95)

Выготский показывает, что уже на самых ранних стадиях развития речи внутренняя сторона слова претерпевает изменения, суть которых состоит в отделении слова от называемого им предмета и в превращении внутренней стороны слова в понятие, т. е. в приобретении словом сигнификативной функции. Данный процесс означения слова представляет собой, по мнению Выготского, обобщение, непосредственной причиной которого служит тот факт, что «вещей больше, чем слов»: «Так как вещей больше, чем слов, то ребенку волей-неволей приходится обозначать одним и тем же словом разные вещи. Иначе говоря, всякое значение слова скрывает за собой обобщение, абстракцию» (Выготский, 1984а, с. 360). В свою очередь, «возникновение обобщений при овладении речью и приводит к тому, что вещи начинают видеться не только в их ситуационном отношении друг к другу, но и в обобщении, лежащем за словом» (там же).

В своем фундаментальном исследовании «Мышление и речь» Выготский рассматривает значение как единство мышления и речи, что означает для него единство обобщения и общения: «Значение слова… представляет собой такое далее неразложимое единство обоих процессов, о котором нельзя сказать, что оно представляет собой: феномен речи или феномен мышления… Оно есть само слово, рассматриваемое с внутренней стороны…» (Выготский, 1956, с. 322). Именно эти аспекты значения привели исследователя к необходимости изучения сферы функционирования понятий. Именно понятие, как одна из форм существования значения является одним из главных предметов изучения для Выготского, и этот аспект творчества Выготского наиболее часто – наряду с теорией интериоризации – привлекает внимание современных исследователей. Вместе с тем, мне кажется, кардинально важным моментом в концепции Выготского выступает положение о значении как обобщении: «Значение слова с психологической стороны… есть не что иное, как обобщение или понятие. Обобщение и значение слова суть синонимы» (там же). Этому принципиально важному элементу теории Выготского до сих пор уделялось мало внимания, может быть потому, что сам автор лишь мельком отмечает эту черту своего понимания категории значения и главной задачей исследования делает анализ соотношения между мышлением и речью как процессом перехода от мысли к слову и обратно. Но мы должны обратить особое внимание на этот момент в концепции Выготского, ибо именно обобщающая функция значения дает возможность более широко интерпретировать категорию значения, чем это делал он сам.

Рассмотрение значения в форме обобщения с неизбежностью выводит исследователя за пределы когнитивной сферы, в рамках которой проводит свой анализ Выготский. Обобщение, являясь интегральной характеристикой взаимодействия ребенка с «идеальной формой», предполагает включение в контекст анализа не только когнитивного, но также эмоционально-оценочного и поведенческого аспектов. Высказывания Выготского, характеризующие его понимание обобщения, показывают, что развиваемая им концепция представляет собой не только теорию развития интеллектуальных процессов, но приложение более общих принципов к исследованию когнитивной сферы человека. По характеристике, данной В.В.Давыдовым, «Л.С.Выготский стремился найти такой частный объект анализа, который, с одной стороны, был бы существенно значим в деятельности людей, с другой – мог бы в наиболее развернутом виде представить вариации найденной структуры» (Давыдов, 2000, с. 216).

Более того, обобщающая функция сознания предполагает существование механизмов, придающих совершенно новое звучание процессу интериоризации. Внешний структурированный мир должен превратиться во вневременное состояние психологической системы. По образному выражению А.Г.Асмолова, «когда мы переходим от речи к мысли, вот этот прыжок в иное пространство – это как трансгалактический переход… Мы от последовательной логики переходим к симультанным мирам» (Асмолов, 2001, с. 23).

«Вместе с внесением обобщения, мне кажется, вносится и новый принцип в деятельность сознания, – отмечал Выготский в своем последнем докладе. – Я думаю, что в этом случае психологи всецело опираются на то положение, что диалектическим скачком является не только переход от неживой материи к живой; диалектическим скачком является и переход от ощущения к мышлению. Это значит, что существуют особые законы мышления, что они не исчерпываются теми законами, которые имеются в ощущении. Это значит, что хотя сознание всегда отражает действительность, но оно отражает действительность не одним единственным способом, а по-разному. Этот обобщенный способ отражения действительности есть, я думаю, специфически человеческий способ мышления» (Выготский, 1960, с. 372). Выготский подчеркивает, что «развитие общения и обобщения идет рука об руку» (там же).

Выготский приходит к выводу: системообразующей функцией сознания является обобщение. «Обобщение есть призма, преломляющая все функции сознания. Все акты сознания есть обобщение» (Выготский, 1984а, с. 363)

Итак, предметом психологии, по Выготскому, является органическая система, «надстройкой» которой выступает сознание, позволяющее человеку путем обобщения потока поступающей извне информации приспосабливаться к окружающему его миру. Сознание, если воспользоваться терминологией современных Выготскому и более молодых его коллег выступает как «воронка» (Шеррингтон), через которую поток событий проникает в мир человека в виде обобщенных «чанков», «кусков» (Дж. Миллер).