Книга: Шахматная новелла - Стефан Цвейг

С этим и столкнулся нечаянный спаситель сражающихся в шахматной партии с чемпионом новичков, плывущих на судне. Когда-то он был узником гестаповцев, возжелавших выведать у него необходимую информацию путем жесточайшей пытки изоляцией - единственным шансом на то, чтобы сохранить разум, стало для него пособие по шахматной игре: удачный случай помог хоть чем-то разнообразить свое заключение. А теперь доктор Б. оказался невольным свидетелем действительной "физической" игры в шахматы, с реальной доской и фигурами, что можно потрогать. Не сыграет ли с ним злую шутку старый опыт, тем более при условии, что соперник - надменный и тщеславный провокатор, только и ждущий повода проманипулировать, дабы подтвердить, что и совершенный неуч, с трудом считающий и слабо разбирающий буквы, может быть гением в узкой сфере?

Очаровательный цугцванг

Определяет путь

В среде потомственных убийц

С прогулкой между плах...

Где стоны стайкой пёстрых птиц,

Летят сквозь мат и шах...

Отметины безумных лет

Украсят хрупкий мозг...

И многоклеточный секрет

Ударом сотней розг,

Расставит точки там, где два

И где четыре с "е"...

Где закатила рукава

Судьбина - сомелье

И льет в бокалы жгучий яд

Сомнений, боли, грёз...

Где шах почти похож на мат

И массовый психоз...

Это мое первое знакомство с творчеством Стефана Цвейга и оно оказалось удачным... Начать знакомство с маленького рассказа - это не боязнь больших форм, это не отсутствие свободного времени, это не прихоть... Это осознанное, инстинктивное влечение, основанное на просмотре фильма, экранизации этого рассказа...

Мои эмоции кинематографического разлива тут -

http://alt.livelib.ru/group/435/post/92539-sila-i-uverennost-v-lichnoj-pravote-bremya-ispytanij-gorya-i-poter 

Это был до такой степени реалистичное погружение в эпоху безумия, в состояние сумасшествия, что мне захотелось вкусить снова этот плод, но уже в виде слов... Чтение не менее сильный наркотик для такого культурологического маньяка, каковым я являюсь уже очень давно и собираюсь сидеть на этой системе до самой смерти...)

Великолепный, вкусный стиль написания рассказа с первых фраз позволил мне, восторженно кряхтя, вскрикнуть в плохо побелённый потолок: "Вот что значит гений!!! Вот что значит классика!!! Так сейчас уже не пишут!!!"... И мне эхом, где-то там, в разных уголках вселенной, отозвались такие же библиофилы, разделяющие этот кайф...)

Стефан Цвейг - одна из величин мировой литературы... Теперь и я могу это подтвердить скромной рецензией на великое произведение...

Психология персонажей пронзает и заставляет сопереживать всем их ошибкам и победам... Кстати, фильм очень дополнил сюжет рассказа и довёл его до высшей точки драматизма... Шахматная составляющая не будет помехой для читателей, даже не особо понимающих эту игру, а наоборот дополнит ненавязчивой информацией для общего развития...

Время чтения - полчаса... Время послевкусия - вся жизнь...

5 из 5 - читайте и смотрите... Или наоборот... Удовольствие будет двойным...

Но выходит на первый план вовсе не он, а другой шахматист – никому неизвестный человек, случайно увидевший, как Чентович играет с другими пассажирами. И вот он, незнакомец, почти сумел победить чемпиона мира. Конечно, рассказчик захотел узнать и его историю… а история эта оказалась совсем не простой и даже шокирующей.

Доктор Б. когда-то работал юристом и бухгалтером и оказывал некоторые особые услуги императорской семье. За это его схватили нацисты, но не бросили в концлагерь, а подвергли куда более изощрённой пытке – пытке пустотой. Вполне комфортабельный номер в гостинице. Кровать, шкаф, умывальник, окно, дверь… только за окном – кирпичная стена, дверь всегда заперта, ни одной книги, ни одного листка бумаги, вообще ничего нет, чем можно было бы скрасить досуг. Одиночество. Долгие-долгие часы, наполненные пустотой и тишиной, и постепенно ощущение времени и пространства у пленника этой комнаты стирается, а собственные мысли, замкнутые на самих себя, постепенно начинают сводить с ума. В этом кошмаре доктор Б. нашёл лишь одно спасение – шахматы. По случайности он заполучил книгу о шахматах и читал её, пока не выучил все партии наизусть и не научился разыгрывать их, за неимением доски, в своей голове. Час за часом, день за днём. За несколько месяцев заключения он стал непревзойдённым мастером, мог разворачивать любую партию в своём воображении, играть с самим собой сначала за чёрных, потом за белых.

И его сознание раздвоилось. Раскололось на две части. Обе хотели играть в шахматы, были одержимы шахматами, рвались к победе… а больше ничего, кроме фигур и ходов, вокруг не осталось. Шахматная лихорадка. По сути, та же мономания, что овладела Чентовичем, но возникшая в более экстремальных условиях. Она до такой степени истощила разум и тело доктора Б., что он вполне мог бы сойти с ума или даже умереть.

И вот эти двое встречаются за шахматным столом. Полные противоположности, как по характеру – приветливый, дружелюбный доктор Б. и замкнутый, угрюмый, грубый Чентович, так и по манере игры. Особенность Чентовича, за которую его высмеивали другие шахматисты, в том, что он начисто лишён воображения и способен играть только реальными фигурами на реальной доске. А доктор Б. никогда не садился за доску и не играл с настоящим соперником. Казалось бы, пустяк, случайная игра на борту парохода, Чентович и согласился-то на неё только за двести пятьдесят долларов, но каким важным событием для доктора Б. она стала. Врач запретил ему приближаться к шахматам, чтобы то страшное состояние не вернулось опять. Но сдержать себя он не может. Ему нужно проверить, действительно ли он тогда, в гостиничном номере, в плену у нацистов, играл в шахматы, или это был лишь плод его больного воображения, воспалённого пыткой мозга. Для Чентовича, болезненно самовлюблённого и считающего себя лучшим шахматистом в мире, эта игра так же необходима. После позорной ничьей он хочет доказать себе и всем вокруг, что никто не способен обыграть его, не может быть игрока более сильного, чем он, не может и всё тут.

Очень тонко и психологически выверено показан их поединок. Как по-разному воспринимают его соперники, как влияет он на душевное состояние доктора Б. Когда-то шахматы спасли его рассудок, а потом они же едва не погубили, и теперь могут сделать это снова. Он успевает вовремя остановиться. Принять решение оставить шахматы – а значит, и всё, что пережил в том гостиничном номере – навсегда позади и начать новую жизнь. Освободиться. И вполне можно – скорее всего, нужно – рассматривать это как метафору на мир, объятый войной, на фашизм, одержимый своей идеей-манией, но мне нравится эта новелла и как история только о шахматах. О том, какое значение эта «королевская игра» может иметь для людей и как сильно менять (и ломать) их жизни. Чем она является – просто игрой, наукой, искусством, а может, особым сплавом всего этого? Как работает мозг шахматиста? Врождённый талант или упорный труд помогают человеку добиваться успеха за шахматной доской?

Хотя главная тема, конечно, вовсе не шахматы. Причина безумия доктора Б. могла быть любой другой. Цвейг потрясающе точно и достоверно описывает бесцельные и бессмысленные блуждания разума человека, который остался на долгие месяцы наедине с собой, не имея пищи для размышлений, видя изо дня в день одно и то же. Бывают пытки тела, а бывают пытки разума, и так сразу не скажешь, какие из них более жестокие. Разум доктора Б. медленно и изощрённо ломали и действительно добились цели – подвели его к самой грани сумасшествия. Это по-настоящему страшно. И страшнее всего то, что даже спустя годы, когда, казалось бы, всё осталось в прошлом и болезнь излечена, она снова приходит к доктору Б., выползает из тёмных углов сознания и возвращает его в ту одинокую комнату, полную пустоты и тишины.

Первый вопрос, который возникает: зачем Цвейгу понадобилось противопоставление друг другу ДВУХ одарённых в шахматной игре людей - простого деревенского серба Мирко Чентовича, ставшего чемпионом мира по шахматам, и уроженца Вены Доктора Б. (то бишь земляка самого Цвейга), одарённого игрока-любителя?

Поразмыслив об этом, я пришла к выводу, что ничего, на чём стоило бы акцентировать внимание в самом таком противопоставлении я не вижу, зато вижу много интересного в аналогии, в похожести между выдающимся талантом обоих героев. Я выразила это в названии своей рецензии - "моноталант", то есть "однобокий" талант Мирко Чентовича, который не блистал ни интеллектом, ни грамотностью, ни какими-либо иными кроме шахмат талантами; и мономания Доктора Б., который овладел тонкостями шахматной игры во время вынужденной изоляции, где никаких иных занятий найти было невозможно, и довёл себя до одержимости.

Что напрашивается в такой аналогии:

1. Посвятив себя одному-единственному занятию, человек может добиться выдающихся результатов. Но при этом нужно, чтобы никакие другие занятия и интересы не препятствовали развитию такого таланта. У Мирко просто не было других интересов и способностей, а у Доктора Б. не стало других занятий, когда он был в изоляции, а лишь случайно оказавшееся руководство по игре в шахматы, которое он украл у нацистов.

2. Копаем глубже, уцепившись за то, что чемпионом по шахматам может стать человек с невысоким интеллектом как Мирко. Как это? Сюда привяжем ещё одну странность: Доктор Б. играл в своей тюрьме на воображаемой доске! Наводят ли обе эти особенности на какие-нибудь размышления? Меня - да. Оба талантливых шахматиста развивали правое полушарие, воображение, умение предвидеть ход партии за несколько ходов. Иными словами, чтобы оказаться талантом в иной области особо развитые интеллектуальные способности не нужны, главное чтобы было развито правое полушарие. И для выдающегося таланта этого ДОСТАТОЧНО.

3. В изоляции Доктору Б., когда у него не было совершенно никаких других занятий, когда он не мог смотреть даже в окно, увлекшее его занятие шахматами довело его до одержимости. У Мирко, конечно же, не возникло такой проблемы, потому что никто его не изолировал от других занятий. Талант нельзя развивать насильно, ограничив человека от всего остального, он должен быть свободен в передвижении и в выборе.

Кроме этого я могу упомянуть разве что о стиле автора, который убедительно выдаёт в Цвейге классика литературы.

Новелла определённо заслуживает много большего, чем такое сухое впечатление, заслуживает того, чтобы откликнуться на неё сердцем, чувствами, а не только умом. Возможно, для этого нужно питать склонность к шахматам...

Вот тут рецензия пользователя, на чьи впечатления и восприятие образов стоит обратить внимание.

Первая мысль, которая приходит к большинству читателей, игра в шахматы в новелле служит метафорой фашизма, нацизма, тоталитаризма и прочих -измов, так же, как и метафорой борьбы с этими -измами. Запутанная мысль, но мне сложно объяснить её понятнее. В шахматах всё (или почти всё) подчинено правилам, ходы можно и нужно просчитывать заранее, опытный гроссмейстер может распланировать партию от начала до конца.

Но это одна сторона. Для игры в шахматы полезно ещё иметь развитое воображение. Господин Б. разыгрывает целые партии в своей голове. Он научился играть при драматических обстоятельствах, находясь в неволе и не видя шахматную доску. У мировой знаменитости Чентовича совсем другой подход. Он подходит к игре очень технически. Более того, он не знает ничего, что прямо не относится к сфере его деятельности. Чем-то Чентович напоминает гениального сыщика Шерлока Холмса, который был профаном во многих вопросах, известных каждому школьнику. Он не ведает, что “на свете жили когда-то Рембрандт, Бетховен, Данте и Наполеон”. Для него в мире существуют единственные ценности, шахматы и деньги, которые он успешно зарабатывает, играя в шахматы.

Таким образом в лице двоих соперников, которых свёл случай, мы имеем два подхода к шахматам или, по-другому, два противоположных мировоззрения. Только взгляд на шахматы и/или на мир у доктора Б. сформировался не по его воле. Ему пришлось побывать пленником в лапах у гестапо. Почему чемпион стал таким узколобым или, как его называют, мономаном, Цвейг не рассказывает. Вполне допускаю, что на него повлияло то же собирательное “гестапо”, внушив ему определенные ценности.

Возможно, в новелле скрываются и другие смыслы, которые мог бы разглядеть более проницательный и/или разбирающийся в шахматах читатель. Главное, что читать ее интересно.

«Шахматная новелла» наполнена какими-то сложными и алогичными деталями, которые выбиваются из ткани текста, кажутся неестественными. Не имеющими никакого значения (если это не желание растянуть историю, ага). Так, Цвейг со странной дотошностью раскрывает личность шахматиста, чемпиона мира Чентовича. У новеллы долгое вступление – с описанием жизни Чентовича, с подчеркиванием его ограниченности (тупости!) во всем, кроме, собственно, шахмат. Но Чентович, позвольте, не главный герой, и его качества (так старательно выписанные) никак не влияют на дальнейшие события. Рассказ г-на Б. так же вырывается из настроения новеллы, этакое седло на корове. Право, если рассматривать эту историю исключительно так, как она написана (история победы и безумия на фоне шахмат), в мозгу никак не утрамбовывается то, что к самим шахматам не имеет отношения.

Если же взглянуть на «Шахматную новеллу», как на продолжение «Марио и фокусника» Томаса Манна и «Зимы больного» Альберто Моравиа, то мелкие детали новеллы приобретают хоть какой-то смысл. В этом случае новелла Цвейга оптимистична и депрессивна одновременно. Если это иносказательная (как у Манна и Моравиа) антифашистская история, то у меня никаких вопросов.

Цвейг избежал слишком явной аллегории – он не сделал Чентовича немцем. И все же его Чентович несет в себе все черты «классического фашиста». Необразованный, лишенный такта и простого уважения к человеческому, этот Чентович хорош лишь в шахматах. Чемпионом мира он стал благодаря своему узконаправленному таланту. Он мономан, т.е. ничего, кроме шахмат, для него не существует. Более того – на все, что вне шахмат, он взирает с непонимающим презрением. Невоспитанный дикарь-фанатик. Много раз Цвейг подчеркивает нравственную нищету этого героя. Так он его описывает:

«В его ограниченном уме гнездится только одна мысль: уже в течение многих месяцев он не проиграл ни одной партии. И так как он не имеет ни малейшего представления о том, что в мире существуют другие ценности, кроме шахмат и денег, у него есть все основания быть в восторге от собственной персоны».

О шахматах Цвейг отзывается тоже двусмысленно (понимайте, как хотите):

«Ограниченная тесным геометрическим пространством – и в то же время безграничная в своих комбинациях; непрерывно развивающаяся – и совершенно бесплодная… И, однако, эта игра выдержала испытание временем лучше, чем все книги и творения людей, эта единственная игра, которая принадлежит всем народам и всем эпохам, и никому не известно имя божества, принесшего ее на землю…»

Шахматы – это вечная борьба двух противоположностей. Война в разных ее ипостасях. То, что у любителей – простое развлечение, у профессионалов – единственное дело жизни, то, что может вознести человека на вершину мира.

«Я не мог понять психологии человека, который верит в то, что ход конем, а не пешкой может принести ему славу и обеспечить место среди бессмертных…»

Понятно и соперничество (на нравственном уровне) Чентовича и г-на Б. Забавно, что Цвейг называет чемпиона мира по фамилии, а его противника Б. словно бы обезличивает. Б. – австрийский антифашист, который в памятном 1938 г. оказался в руках гестапо (интересно, что он – юрист, самая ненавистная профессия у А.Г.). От Б. хотели кое-что узнать и, чтобы довести его до нервного срыва, на долгое время поместили в одиночную «камеру» гестаповского отеля. Полнейшая изоляция плохо сказалась на Б. (чего, собственно, и добивались). Но, когда он уже хотел выдать все своим мучителям, у него появился шанс сохранить разум и самообладание – шахматы.

Не случайно Б. крадет сборник лучших шахматных партий у нацистского палача (какие эстеты служили в гестапо!). Он только хотел украсть какую-нибудь книжку, чтобы было, на что перенести внимание, и вот получилось, что книжка оказалась по шахматам. Б., можно сказать, присваивает себе интерес врага. Сам Б., по своей воле, ни за что шахматами бы не занялся. А тут он, чтобы занять время, начинает усиленно этими шахматами интересоваться и постепенно сходит от этого с ума. Конечно, с ума его сводят не сами шахматы, а отсутствие достойного противника. Играть против себя, как он говорит, – это шизофрения.

Ты знаешь, что человечный антифашист-любитель Б. просто обязан выиграть у Чентовича. Б. не может проиграть исторически. Чентович – лишь злой гений, у него богатый опыт реальных «сражений», но полностью отсутствует воображение. Б., напротив, не гений (и Цвейг прямо на это указывает), но воображение у него замечательное, и за ним – его опыт воображаемых партий с самим собой. Мужество, помноженное на упрямство разума и богатейшее воображение, оказывается сильнее ограниченной («кабинетной») гениальности чемпиона мира.

И все же финал «Шахматной новеллы» не так счастлив, как бы хотелось. Б. сильнее Чентовича, но в итоге сам чуть не становится жертвой безумной увлеченности. После триумфальной победы Б. уже не может остановиться, его все больше затягивает, и лишь вовремя проявленное человеческое участие спасает его от окончательного безумия. Цвейг прямо говорит, как важно остановиться после одержанной победы – и больше никогда не садиться за игру. Иначе есть риск оказаться рабом этих проклятых шахмат.

«Я один знал, почему этот человек никогда больше не прикоснется к шахматам, остальные же в замешательстве стояли вокруг, смутно догадываясь, что нечто темное и грозное пронеслось мимо, едва не задев их…»

Он был абсолютно не способен воссоздать в своем воображении шахматную доску. Ему было совершенно необходимо иметь перед глазами настоящую, в шестьдесят четыре черных и белых квадрата доску и тридцать две фигуры.

При этом очень самоуверенный, высокомерный и тщеславный. Очень сложно ему симпатизировать. И загадочный доктор Б. с его удивительной историей о заключении, об изощренной пытке полной изоляцией, где спасением для него оказалась небольшая книжица - сборник 150 шахматных партий.

Еще через две недели я без всякого труда мог сыграть любую партию из книги по памяти или, говоря языком шахматистов, вслепую. И только тогда я полностью осознал, какой замечательный дар принесла мне моя дерзкая кража. Ведь у меня появилось занятие, пускай бессмысленное и бесцельное, но все же занятие, заполнявшее окружающую пустоту. Сто пятьдесят партий, разыгранных мастерами, явились оружием, при помощи которого я мог бороться против угнетающего однообразия времени и пространства.

Правда, со временем спасение обернулось проклятием, но без этой книги все сложилось бы гораздо хуже. Кажется невероятным, что доктору Б. с его острым и пытливым умом так тяжело далась эта фашистская пытка, а вот Чентович с его неповоротливым мозгом, скорее всего, перенес бы ее намного легче. Знакомство с Цвейгом оказалось на редкость удачным. Однозначно буду продолжать.