Текст книги "Гнездо, которое дарит крылья. Самостоятельность ребенка начинается с привязанности"

Привязанность и автономия: как балансировать

Привязанность и автономия влияют на всю нашу жизнь. Во всех отношениях – как и в отношениях государств между собой – речь идет о сотрудничестве (привязанности) или о спорах и защите своей независимости (автономии). Если нашим родителям достаточно удачно удалось удовлетворить нашу потребность в привязанности и способствовать нашей автономии и самостоятельности, то мы унаследовали обе эти способности. В следующей таблице представлен небольшой обзор того, о чем идет речь:

Навыки привязанности

• желание угодить другим;

• способность сопереживать и чувствовать, что происходит с другими;

• способность раскрываться и слушать;

• способность адаптироваться и сотрудничать;

• способность уступать;

• способность доверять;

• способность остаться, когда появляются трудности.

Навыки автономии

• способность чувствовать себя независимым;

• способность чувствовать собственные желания и потребности;

• способность ставить цели;

• способность обсуждать и аргументировать;

• способность спорить;

• способность добиваться желаемого;

• способность к расставанию.

Люди, которые демонстрируют хороший баланс между навыками автономии и привязанности, которые умеют не только адаптироваться, но и добиваться желаемого, способны к отношениям, работе и удовольствию. Интересно, что эти способности являются и тремя столпами психического здоровья.

Можно сказать следующее: все наше благополучие и душевное здоровье основываются на устойчивом балансе между нашей потребностью в привязанности и потребностью в автономии.

Если равновесие нарушено

Однако у многих людей этого баланса нет: происходит перевес либо в сторону привязанности, либо автономии. Немало и таких, кто колеблется между этими потребностями: они то слишком привязаны, то слишком обособлены и эгоистичны. Это может повлиять таким образом, что подобные люди в течение длительного периода времени будут стараться угодить другому человеку, подавляя при этом собственные потребности. Однако в долгосрочной перспективе они не изменяют себе, а отдаляются, чтобы снова завоевать свое личное пространство, которым ранее добровольно пожертвовали.

Независимо от того, нарушено ли внутреннее равновесие в пользу одной из сторон или же человек колеблется между автономией и привязанностью, оба типа дисбаланса оказывают большое влияние на то, как строятся жизнь и отношения, особенно с собственными детьми.

Многие слишком автономные люди в глубине души тоже очень привязаны. В сущности, они, точно так же как и адаптирующиеся, считают, что должны соответствовать ожиданиям оппонента. Однако это вызывает в них сопротивление, из-за чего они не делают то, что от них хотят. Они поднимают мятеж. Решение о том, взять ли сторону автономии или адаптироваться, принимается бессознательно и часто в детском или юношеском возрасте. У старших детей и подростков есть выбор: адаптироваться к ожиданиям своих родителей или же восстать против них.

Бунт против родительских ожиданий представляет собой здоровую отстраненность от отчего дома, особенно в период полового созревания. Однако и во взрослом возрасте некоторые люди испытывают желание противоречить. Они не могут спокойно сказать «да» или «нет». Если они говорят «да», это вызывает у них давнее детское ощущение, будто они подчиняются ожиданиям взрослых, а если они говорят «нет», их охватывает чувство вины. Отсюда нередко происходит позиция «и да, и нет». Это означает, что они не занимают конкретную позицию, а увиливают от принятия решений.

Два типа

Люди, чей внутренний баланс нарушен в пользу привязанности, часто немного наивны, нуждаются в гармонии, слишком адаптированы, плохо добиваются желаемого и подавляют агрессию. Они живут в рассеянном и хроническом страхе вызвать недовольство и быть отвергнутыми. Увереннее всего они чувствуют себя с тем, к кому привязаны. Привязанность означает для них безопасность. Поэтому они всегда стремятся соответствовать ожиданиям других людей наилучшим образом.

Люди, чей внутренний баланс нарушен в пользу автономии, подозрительны, мало готовы к компромиссу, целеустремленны, напористы и нуждаются в большом личном пространстве. Для них безопасность – это отсутствие доверия и самостоятельное решение всех вопросов. Поэтому они никого не подпускают по-настоящему близко и всегда сохраняют критическую дистанцию.

Адаптированные и автономные родители

Для упрощения мы хотим назвать тех, чей внутренний баланс смещен в сторону привязанности, адаптированными. Тех, чей внутренний баланс смещен в сторону автономии, мы назовем автономными. Ни один из терминов не содержит никакой оценки, они всего лишь упрощают формулировки при написании книги.

В главе «Как было у меня дома» (см. стр. 58) мы рассмотрим задачи адаптированных родителей, а потом – автономных.

Однако сначала вернемся к тому, насколько сильно наш ранний опыт повлиял на наше видение реальности в дальнейшем. Если ты перечитаешь на страницах 44–45 список навыков привязанности и автономии, то, наверное, удивленно заметишь: «Это именно те навыки, которыми мне бы хотелось обладать в совместной жизни с моими детьми». С одной стороны, мы хотим любить наших сыновей и дочерей, проникнуться их чувствами и резонировать с ними. С другой стороны, мы хотим утвердиться как отец и мать, удовлетворять собственные потребности и воспринимать детей как самостоятельных людей. Это правильно. Если мы можем поддерживать этот баланс в семье, у нас есть хорошая основа для сосуществования, в котором все могут развиваться и чувствовать себя комфортно.

Мой взгляд на мир и его влияние на мой стиль воспитания

Если мы стремимся воспитывать наших детей таким образом, чтобы дать им ощущение безопасности и привязанность, а также свободу и автономию, первое, что мы должны сделать, – взглянуть на дом наших родителей и времена нашего детства. Это даст нам ценные подсказки о том, насколько мы с самого детства находимся в состоянии баланса между привязанностью и автономией. Мы часто ощущаем, что характер наших отношений связан с нашим характером. Один человек заботлив до крайности, другому нужна дистанция. Один может установить связь с другими людьми, другой – нет. Однако мы упускаем из виду, что то, как мы формируем отношения и располагаемся между полюсами «привязанность – автономия», связано с нашим характером гораздо меньше, чем с ранними импринтингами[4]4
  Импринт – это негативный опыт, который оказывает большое влияние на жизнь человека и формирует у него определенную систему установок. – Прим. ред.


[Закрыть], полученными от родителей. Они – основа наших чувств, мышления и поступков в отношениях. И именно в контакте с нашими дочерьми и сыновьями, когда мы выступаем в роли отца или матери, очень явно выходят на первый план эти старые шаблоны.

В детстве родительская среда – самая значимая реальность для нас. То, что мы узнаем в это время, воспринимается нами как неоспоримая истина.

Наши принципиальные навыки привязанности и автономии зависят во многом от того, насколько хорошо родителям удалось удовлетворить наши желания, связанные с этими двумя потребностями. Например, если мы получили много любви и внимания от обоих родителей, обычно нам легко передать эту любовь своим дочерям и сыновьям. Если же у нас были родители, которые не давали нам ощущения безоговорочной любви, то может случиться так, что у нас возникнут трудности принять своего ребенка таким, какой он есть. Может случиться и так, что мы, имея добрые намерения, просто задушим ребенка любовью, в отличие от своих родителей.

В некотором смысле можно представить влияние нашего детства на примере очков. В детстве, благодаря взаимодействию с отцами и матерями, мы узнаем, как можно перемещаться между полюсами привязанности и автономии. Если родители могут любить нас безоговорочно, заботиться о нас и в то же время предоставлять свободу, мы усваиваем следующее: «Со мной, таким, какой я есть, все в порядке»; «Я могу любить людей»; «Я не обязан всем нравиться»; «Я могу делать то, что хочу, и меня за это не накажут».

Нам надевают очки, через которые мы видим мир. В них мы и продолжаем жить, будучи взрослыми. Поэтому и во взрослой жизни наша субъективная реальность находится под влиянием детского опыта. Через эти очки мы воспринимаем и своих детей – и соответственно реагируем на них. Вот почему нам так важно распознать эти очки, ведь только тогда мы сможем сознательно изменить восприятие своих детей и наше к ним отношение.

Так, например, в детстве Елизавета столкнулась с тем, что родители мало понимали ее. Они часто демонстрировали, что она чувствует и думает неправильно. Поэтому у нее плохо развита уверенность в собственных силах. Это очки, через которые она воспринимает действительность: она живет в постоянном страхе потерпеть неудачу и быть отвергнутой. Теперь у нее самой есть ребенок. Будучи матерью, она автоматически ощущает важную потребность защитить ребенка от страха перед неудачей. При этом она не понимает, что ее страхи – ее личная проблема, разросшаяся благодаря воспитанию. Вместо этого она думает, что этот страх – реальная угроза, от которой надо защищаться. Исходя из лучших побуждений, стремясь сделать ребенку добро, Елизавета всеми силами поощряет своего сына. Она очень хочет, чтобы ее ребенок раскрывал свой потенциал в спорте, в социальной жизни, а также в школе, добивался максимальных результатов и никогда не боялся потерпеть неудачу. Однако из-за притязаний матери ребенок ощущает давление, поэтому у него развивается тот же страх перед неудачей, что и у нее. Таким образом, желая лучшего, Елизавета добивается прямо противоположного.

Категории привязанности и автономии – основные темы, окрашивающие наши очки. Они экзистенциальны. Если мы, например, несем в себе неизбывную тоску по привязанности, возможно, мы будем чрезмерно привязывать к себе детей. В этом случае мы слишком плохо воспринимаем их желания автономии и самостоятельности. Если же мы испытываем потребность в свободе и склонны к независимости благодаря собственному детскому опыту, мы будем испытывать стеснение от желания привязанности и заботы со стороны своих детей. В этом случае мы слишком плохо воспринимаем их потребность в помощи, заботе и понимании.

До тех пор, пока мы смотрим на мир через «детские» очки, наше итоговое восприятие всегда искажено. Искажение при этом означает, что мы не воспринимаем детали, не замечаем часть реальности, игнорируем информацию или интерпретируем ее так, чтобы она соответствовала призме нашего взгляда.

Пример Елизаветы совершенно ясно показывает, почему так важно распознавать собственные шаблоны. Иначе велик риск того, что мы навяжем своим детям собственный опыт и детские травмы.

На следующем примере мы можем увидеть, какие последствия способны иметь эти искажения: родители Ханна и Йонас носят очки, которые преувеличивают тему близости и привязанности до крайности, поскольку оба испытывали в детстве постоянный недостаток любви. Итак, они смотрят на своего сына Эрика через очки «близости». Оба они – самоотверженные родители. Их сын – желанный ребенок. Для Ханны Эрик – первый ребенок, а у Йонаса уже есть двое взрослых детей от первого брака. Ханна всегда хотела детей и считает большим счастьем то, что познакомилась с Йонасом, а теперь у нее есть еще и Эрик. В детстве Ханна постоянно чувствовала себя немного одинокой. У ее отца был магазин красок в небольшом городке на севере Германии, а мать помогала ему вести дела. Хотя родители Ханны всегда были рядом, поскольку квартира находилась над магазином, ни у одного из них не было времени на нее. Ханна часто играла в куклы на работе у родителей, а иногда, совсем редко, с ней играла мать. Ханна до сих пор хорошо помнит звук колокольчика на двери магазинчика. Каждый раз мать вскакивала и бросалась к прилавку, и игра резко заканчивалась. Одним словом, потребность Ханны в близости недостаточно удовлетворялась родителями.

Йонас же тот, кто очень ценит свободу и не любит слишком сильно привязываться. Поэтому для своих старших детей он был скорее отстраненным отцом. Теперь же, оглядываясь назад, он критически рассматривает свою излишнюю сепарацию от детей. С Эриком у него есть еще один шанс. Он хочет все исправить ради малыша, быть близким и общительным отцом.

Всем нам знакомы эти искажения. Поэтому довольно часто родители не замечают чего-то в детях.

Можно подумать, что все в порядке. Однако если присмотреться внимательнее, то вы заметите, что при всей близости ребенок недостаточно развит в аспекте автономии: в три года Эрика все еще кормят кашей. Почему? Он часто давится, когда ест морковь или яблоко, которые надо жевать. Однако многочисленные медицинские обследования показали, что физических причин нарушения глотания, которое возникает только тогда, когда он должен съесть что-то твердое, нет. Ханна уверена, что должна быть некая органическая причина того, что ее мальчик не может есть твердую пищу. Йонас принял это, так как не хотел ссориться с ней. Эрик никогда еще не поглощал твердую пищу, и Ханна размышляет, не отказаться ли от места в детском саду, потому что воспитательницы уже намекнули, что не готовы кормить Эрика.

Мальчика считают малышом, поскольку родители придают большое значение полюсу привязанности на основании собственного опыта. Оба даже замечают это, но вместо того чтобы поразмышлять серьезнее, они иногда говорят о себе как о «своей семейке» и оценивают свой стиль воспитания как индивидуальный и своеобразный. С точки зрения детского психолога, это выглядит иначе: своим поведением Ханна и Йонас обороняются от внешнего мира и полностью удовлетворяют свои потребности в близости, но за счет Эрика, который в свои три года еще не знает, как самостоятельно съесть кусок хлеба, и чьи стремления к автономности игнорируются.

Что же произошло? Эрик приспособился к потребностям своих родителей и, чтобы закрепить привязанность, развил в себе симптом психически обусловленного нарушения глотания.

Наш следующий пример показывает, как родители с ярко выраженным стремлением к автономии ожидают от детей слишком многого. Этот пример, вероятно, более зауряден, но именно поэтому не менее важен. Карина и Том – довольно автономные родители. Они живут в Берлине, у них двое детей (двух и четырех лет). Том работает кинооператором, а Карина – самозанятый консультант по интернет-маркетингу. Как и многие родители, Карина и Том пытаются совмещать детей и карьеру. Поскольку Том, как оператор, иногда целую неделю не появляется дома, Карина часто остается один на один с двойной нагрузкой. Трудную ситуацию она разрешает тем, что приглашает кого-то ухаживать за детьми. Кроме дневных яслей у них есть еще четыре разные няни, а также иногда помогает соседка. Карина недолго видит своих детей по утрам, а вечером она часто приходит только тогда, когда няни уже готовят малышей ко сну. Если в выходные Карина остается одна с детьми, она предпочитает встречаться с друзьями. Она считает, что детям лучше всего общаться со сверстниками. Карина не замечает, что тем самым перегружает своих малышей. Им приходится постоянно приспосабливаться к новым взрослым. У них никогда нет ощущения, что кто-то из родителей действительно уделяет им время. У них нет «родной гавани». Карина не имеет об этом понятия, потому что в собственном детстве она ощущала давление матери, которая хотела знать все о своей дочери и принимать решения за нее. Карине было нечем дышать, поэтому она переехала в Берлин, как только ей исполнилось 18 лет. Наконец-то она попала в атмосферу большого города.

Самая большая опасность в воспитании детей заключается в том, что мы воспринимаем их потребности через очки наших детских впечатлений. Поэтому мы можем не обращать внимания на их настоящие нужды и желания.

Из-за очков «автономии» Карина совершенно не представляет, что по-настоящему нужно ее детям. Она часто говорит, как любит их, например: «Вы – самое замечательное в моей жизни», – потому что оба и правда были желанными детьми. С другой стороны, она ожидает, что дети подчинятся ее концепции жизни. Только на днях Карина привела своих детей на ночлег к новой няньке, которую те видели всего один раз. И хотя оба ребенка плакали, Карина коротко попрощалась, совершенно уверенная, что они «разберутся», и удалилась. В результате у ее детей возникает чувство неуверенности в привязанности. С одной стороны, они чувствуют себя любимыми, ведь им повторяют это снова и снова. С другой стороны, они не совсем уверены в расположении матери, потому что в противном случае у нее, вероятно, было бы на них больше времени. В то время как маленькая дочь часто плачет и прилипает к Карине, старшая уже научилась скрывать свои чувства и храбриться. Подсознательно она надеется на то, что мама будет уделять ей больше внимания, если она не выкажет, что чувствует себя покинутой.

Воспитывать, не воспитывая

Как вы уже заметили, воспитание детей с любовью требует от нас смелости встретиться с собственной историей и детскими импринтингами. Потому что, сознательно или бессознательно, при воспитании мы всегда прибегаем к тому, как воспитывали нас самих. Еще психоаналитик К.Г. Юнг говорил, что необходимо внимательно проверить, не является ли то, что мы хотим изменить в детях, «тем, что стоит изменить в нас» [5].

Таким образом, для начала необходимо распознать наши «детские» очки. Для этого нужно поразмышлять о том, что мы делаем, чувствуем и о чем думаем, когда общаемся с собственными детьми. Рефлексия означает самонаблюдение и помогает вглядеться в себя внимательнее и шире. Мы смотрим на себя с высоты птичьего полета. Оттуда мы можем спросить себя: «Что же я, собственно, делаю?» При этом важна некоторая расслабленность.

Таким образом, рефлексия – это, возможно, самая ценная методика самонаблюдения. Если она проходит успешно, возникает одно решающее преимущество: в момент наблюдения мы свободны от эмоций. Так рефлексия дает нам возможность рассмотреть свои отношения родителя и ребенка. Тогда мы и сможем задаться вопросом, почему мы делаем что-то так, а не иначе. Мы можем спокойно подумать, должно ли все идти по-прежнему или в будущем нам хотелось бы изменить отношения. Итак, рефлексия становится отправной точкой для изменения и трансформации.

С другой стороны, если мы застряли в эмоциональной ситуации, взбудоражены, сердиты или грустны, вряд ли нам удастся проанализировать истинные причины нашего поведения. Поэтому рефлексировать часто удается лишь задним числом, как показывает следующий пример. Тот, кто хочет что-то улучшить в отношениях между родителями и детьми, должен чаще уделять время рефлексии – и не ожидать от себя, что тут же сможет найти пару новых решений в сложной ситуации. Вот пример.

Речь идет не о том, чтобы критически рассматривать себя как родителя или даже наказывать себя внутренне. Сначала нужно просто увидеть, что мы делаем.

Маркус встал из-за стола, чтобы вымыть руки. Огуречный рассол расплескался, хотелось избавиться от липкого уксуса и продолжить ужин. Вернувшись, Маркус увидел, что трехлетний Пауль проделал пальцем три дырки в масле. Он как раз собирался просверлить четвертую дырку указательным пальцем. Маркус тут же вышел из себя. «С едой не играют. Прекрати!» – слышит он собственный вопль и уже готов сильно ударить своего любимого сына по пальцам. Но за мгновение до этого отец вдруг останавливается и, шокированный, спрашивает себя: «Что я творю?» Ребенок смотрит на него с большим испугом. Совершенно очевидно, что он вообще не осознает за собой никакой вины. Маркус садится и чувствует, что совершенно обессилел после случившегося. Он чувствует, нечто только что вышло у него из-под контроля. Он отодвигает масленку от Пауля, и они продолжают ужин.

Маркус задумался: почему такое обращение с маслом вызвало у него настоящую ярость? Хотя это и отвратительно, но ничего действительно драматичного не произошло. Почему же это вызывает у него такое раздражение? Только позже, рассказывая об этом жене, он приходит к выводу, что за этим стоит его собственная история. Когда Маркус был маленьким, его мать уделяла большое внимание чистоте и порядку. Она постоянно вытирала ему пальцы. Он до сих пор ненавидит ощущение липких рук, поэтому сразу же вымыл их в тот вечер. Раздумывая над случившимся задним числом, он чуть ли не смеется. Верно, у него мания чистоты. А надо ли передавать это сыну? Нет. Вместе с женой Маркус обдумывает, как им справляться с подобной ситуацией в будущем. Ведь ребенок точно еще не раз перепачкается.

Итак, саморефлексия означает здесь следующие вопросы к себе: «Что эта ситуация говорит обо мне и о моих “детских” очках?»; «Как я вырос?»; «Как мои родители реагировали в подобных ситуациях?»; «Как я узнал о том, как происходит воспитание?»; «С какими чувствами я имею здесь дело? А почему?» Только тогда можно решить, словно при генеральной уборке: «Что из этого мне хотелось бы оставить? Что мне хотелось бы принять в измененном виде? А что я хочу выбросить?»

Может быть, сейчас для тебя это звучит несколько упрощенно. Конечно, всегда легче сказать, чем сделать, изменить что-то в своем поведении. Но в начале каждого изменения находится саморефлексия – так ты уже делаешь первый важный шаг.

Если заниматься дружеским самонаблюдением, а не скатываться в самобичевание, это совсем несложно. Наоборот, это интересно, и ты узнаешь много нового о себе.

На протяжении всей этой книги у тебя будет еще много возможностей подумать о себе, своей истории и своих детях. Эти моменты для паузы и размышления названы островами рефлексии. Каждый остров рефлексии включает в себя вопросы, которые ты можешь разрешить. Они действуют как команда поиска на компьютере. Задаешься вопросом и постепенно, в зависимости от того, сколько образов, воспоминаний и мыслей хранится на «жестком диске», то есть в мозгу, ты находишь мысли и идеи, которые дадут ответ на твой вопрос. Начинаем прямо в следующем разделе. Можешь спросить себя: «Как было у меня дома?»