Текст книги "Девушка, которая взрывала воздушные замки"

В шесть часов Анника расплатилась, дошла до дома Лиллиан Юсефссон на Оливедальсгатан и набрала код в квартиру подруги. Она вошла в подъезд и огляделась в поисках лифта. И тут на нее напали. Она, конечно, этого не ожидала и поняла, что происходит, только когда ее грубо толкнули прямо на кирпичную стену перед подъездом. Анника ударилась о стену лбом и почувствовала острую боль.

В следующее мгновение она услышала поспешно удаляющиеся шаги, звук открывшейся и снова закрывшейся двери. Поднявшись на ноги, Анника провела рукой по лбу и увидела на ладони кровь. Ни черта себе… Она растерянно огляделась и вышла на улицу, но ей удалось выхватить взглядом только чью-то спину, исчезнувшую за углом у площади.

Минуту она стояла в растерянности, прежде чем осознала, что лишилась портфеля и что ее только что ограбили. Потом до ее сознания дошло значение происшедшего. Нет. Папка с материалами о Залаченко. Анника почувствовала, как грудь ее холодеет, и сделала несколько нерешительных шагов вслед убегавшему мужчине, но почти сразу остановилась. Бесполезно, его уже не догнать.

Она медленно опустилась на край тротуара. Потом буквально взвилась в воздух и стала рыться в карманах пиджака. Записная книжка. Слава богу… Уходя из ресторана, она сунула ее вместо портфеля в карман. Там содержался набросок ее стратегии по делу Лисбет Саландер, расписанный по пунктам.

Анника кинулась обратно к двери, снова набрала код, взбежала по лестнице на четвертый этаж и заколотила в дверь Лиллиан Юсефссон.

Стрелки часов уже приближались к половине седьмого, когда Анника немного опомнилась и смогла позвонить Микаэлю. На лбу у нее красовался синяк, рассеченная бровь кровоточила. Лиллиан Юсефссон промыла ей рану спиртом и заклеила пластырем. Ехать в больницу Анника отказалась, зато попросила чашку чая. Только после этого она смогла снова рационально мыслить и для начала позвонила брату.

Микаэль Блумквист все еще находился в редакции «Миллениума». Они вместе с Хенри Кортесом и Малин Эрикссон пытались раздобыть информацию об убийце Залаченко. Рассказ Анники о том, что случилось, буквально потряс его.

– Ты не пострадала? – спросил он.

– Заработала синяк. Когда успокоюсь, буду в полном порядке.

– Что это было, ограбление?

– Они отняли мой портфель с папкой документов о Залаченко, которые ты мне дал. У меня их больше нет.

– Ничего страшного, я сделаю тебе новые копии.

Тут Блумквист внезапно умолк. От ужаса и страха у него похолодел затылок. Сначала Залаченко, потом Анника…

– Анника, я тебе перезвоню.

Микаэль закрыл ноутбук, сунул его в сумку и быстро покинул редакцию, не сказав ни единого слова. Он мчался так, словно за ним гнались, – всю дорогу до Бельмансгатан и вверх по лестнице.

Дверь была заперта.

Как только он вошел в квартиру, сразу обратил внимание, что синяя папка, которую он оставил на кухонном столе, исчезла. Искать ее не имело смысла. Микаэль точно знал, где она находилась, когда он выходил из квартиры. Журналист медленно опустился на стул возле кухонного стола.

Неужели это происходит в реальности?

Кто-то побывал у него дома. Кто-то заметает следы, связанные с Залаченко.

Копии документов – и у него, и у Анники – исчезли.

Но у Бублански все-таки оставался экземпляр отчета.

Или уже нет?

Микаэль встал и подошел к телефону, но, уже подняв трубку, застыл на месте. Ведь кто-то побывал у него в квартире. Он вдруг с нескрываемым подозрением посмотрел на стационарный телефон и начал рыться в кармане пиджака в поисках мобильного. А когда нашел, вновь застыл, держа его в руке.

А ведь наверняка и мобильные телефоны так же легко прослушиваются.

Микаэль положил мобильный телефон рядом со стационарным и огляделся.

Я имею дело с профессионалом. Наверняка поставить квартиру на прослушку не составит труда.

Он снова сел за кухонный стол.

Взглянул на сумку с компьютером.

Интересно, легко ли взломать чужую электронную почту? У Лисбет Саландер это заняло бы всего пять минут.

Микаэль долго собирался снова подойти к телефону и позвонить сестре в Гётеборг. Он решил более тщательно подбирать формулировки.

– Привет… Как твои дела?

– Я в полном порядке, Микке.

– Расскажи, что произошло с того момента, как ты пришла в Сальгренскую больницу, и до нападения.

О событиях дня Анника рассказывала десять минут. Микаэль не обсуждал с ней детали ее рассказа, только время от времени задавал вопросы, пока не решил, что услышал достаточно. Он, конечно, очень переживал за сестру, но параллельно реконструировал четкую схему событий.

Когда Анника решила остаться в Гётеборге, была половина пятого. Она позвонила по мобильному телефону подруге и получила адрес и дверной код. Грабитель поджидал ее на лестнице ровно в шесть часов.

Ее мобильный телефон прослушивали. Это единственное, что приходит в голову.

Значит, и его мобильник тоже прослушивают.

Иначе они просто полные дебилы.

– Но они забрали папку с материалами о Залаченко, – повторила Анника.

Микаэль не знал, как себя вести. Тот, кто похитил у него папку, знает, что она украдена, так что ничего удивительного, если он расскажет об этом Аннике Джаннини по телефону.

– И мою тоже, – сказал он.

– Что?

Микаэль объяснил, что, прибежав домой, не обнаружил на кухонном столе синей папки.

– О’кей, – мрачным голосом произнес он. – Это катастрофа. Папки Залаченко больше нет. А она ведь служила неопровержимым доказательством.

– Микке… Мне очень жаль.

– Мне тоже, – сказал Микаэль – Черт возьми! Но это не твоя вина. Мне следовало предать этот отчет огласке сразу, в тот же день, когда я его получил.

– Что же нам теперь делать?

– Не знаю. Это самое худшее, что могло случиться. Теперь все наши планы пойдут насмарку. У нас просто нет никаких улик против Бьёрка и Телеборьяна.

Они побеседовали еще две минуты, и Микаэль решил закругляться.

– Я хочу, чтобы ты завтра же вернулась в Стокгольм, – сказал он.

– Прости, но мне необходимо встретиться с Саландер.

– Хорошо, повидайся с ней утром и приезжай во второй половине дня. Нам надо посидеть и подумать, что делать дальше.

После разговора Микаэль еще посидел на диване, глядя прямо перед собой. Потом он улыбнулся. Те, кто их подслушивал, теперь знают, что «Миллениум» потерял отчет Бьёрка от 1991 года и переписку между Бьёрком и доктором Петером Телеборьяном. Так что они считают, что они с Анникой теперь в отчаянии.

После того как прошлой ночью он изучал историю Службы государственной безопасности, Микаэль усвоил, что основой любой шпионской деятельности является дезинформация. А он только что запустил дезинформацию, которая в перспективе может сослужить им чрезвычайно важную службу.

Журналист открыл сумку для ноутбука и вытащил копию, которую сделал для Драгана Арманского, но еще не успел передать. Теперь это единственный оставшийся экземпляр. Самое главное – не потерять его, и Микаэль, напротив, собирался немедленно снять с него по меньшей мере пять копий и раскидать их по разным надежным местам.

Потом он взглянул на часы и позвонил в редакцию «Миллениума». Малин Эрикссон была еще на месте, но собиралась уходить домой.

– Почему ты так неожиданно исчез?

– Будь добра, пока не уходи. Я сейчас приду, и мне обязательно надо кое-что с тобой обсудить до того, как ты уйдешь.

Блумквист уже несколько недель не успевал постирать, и все его рубашки лежали в корзине для грязного белья. Он взял с собой последнюю копию отчета Бьёрка, бритву и «Борьбу за власть над СЭПО», потом прогулялся до магазина «Дрессманн», где купил четыре рубашки, две пары брюк и десять пар трусов, и, забрав все это, отправился в редакцию. Малин Эрикссон подождала, пока он наскоро примет душ, и поинтересовалась, что случилось.

– Кто-то залез ко мне в квартиру и украл отчет о Залаченко. В Гётеборге кто-то напал на Аннику и похитил ее копию. Я не сомневаюсь, что ее телефон прослушивается, и, значит, скорее всего, мой телефон, а возможно, и твой, и все телефоны «Миллениума» поставлены на прослушку. Подозреваю, что если уж кто-то потрудился залезть ко мне в квартиру, то было бы глупо не воспользоваться случаем и не установить там прослушивающую аппаратуру.

– Вот оно что… – Расстроенная Малин Эрикссон покосилась на лежавший перед ней на письменном столе мобильный телефон.

– Работай как обычно. Звони по мобильному, только не выдавай никакой информации. Завтра мы предупредим Хенри Кортеса.

– О’кей. Он ушел час назад и оставил у тебя на столе гору отчетов государственных комиссий. И что ты будешь делать?

– Я собираюсь ночевать в «Миллениуме». Если они сегодня застрелили Залаченко, украли отчеты и начинили мою квартиру прослушивающей аппаратурой, то скорее всего, только начали действовать и еще не успели обработать редакцию. Здесь целый день были люди. Я не хочу на ночь оставлять редакцию пустой.

– Ты думаешь, что убийство Залаченко… Но ведь убийца – семидесятивосьмилетний психопат.

– Я не верю в такие совпадения. Кто-то решил вымарать все следы, связанные с Залаченко. Мне наплевать, кто этот семидесятивосьмилетний психопат и сколько идиотских писем он разослал министрам. Его явно наняли, он киллер и явился туда, чтобы убить Залаченко… А возможно, и Лисбет Саландер.

– Но он ведь совершил самоубийство или, во всяком случае, пытался… Разве это похоже на почерк наемного убийцы?

Микаэль задумался, а потом посмотрел главному редактору в глаза.

– Ему семьдесят восемь лет, и, возможно, нечего терять. Он явно к этому причастен, и когда мы все раскопаем – вдоль и поперек, – то сможем это доказать.

Малин внимательно разглядывала Микаэля – его лицо выдавало решимость и стойкость, таким она его прежде не видела. Она вдруг вздрогнула. Блумквист обратил внимание на ее реакцию.

– Ага, понимаешь!.. Теперь мы затеваем поединок уже не с бандой уголовников, а с государством и властями. Нам придется нелегко.

Эрикссон кивнула.

– Я не рассчитывал на то, что все зайдет так далеко. Малин, если хочешь выйти из игры, только скажи.

Она ненадолго задумалась, – интересно, а что сказала бы на ее месте Эрика Бергер. А потом упрямо покачала головой.

Часть 2
Республика хакеров

1–22 мая

Ирландский закон от 697 года запрещает женщинам нести воинскую службу. И тем самым свидетельствует о том, что ранее женщины принимали участие в сражениях. На протяжении истории многие народы – арабы, берберы, китайцы, филиппинцы, курды, раджпуты, маори, папуа, австралийские аборигены, микронезийцы и американские индейцы – пользовались услугами женщин-воинов.

О грозных воительницах Древней Греции существует множество легенд.

С детства их обучали искусству войны, как обращаться с оружием и как переносить физические тяготы.

Они жили отдельно от мужчин и отправлялись на войну в составе женских боевых подразделений.

Многие эпизоды повествуют о том, что часто женщины побеждали мужчин на поле боя. В античной греческой литературе – например, в «Илиаде» Гомера, написанной, предположительно, в 700 году до нашей эры – появляются амазонки.

Это слово впервые использовали древние греки. Дословно «амазонка» означает «безгрудая». Утверждают, что правую грудь женщинам удаляли, чтобы им легче было натягивать лук.

Знаменитые греческие врачи Гиппократ и Гален, вроде бы, утверждали, что подобная операция помогла бы женщинам стать более боеспособными. Но в то же время вряд ли такие операции на самом деле проводились. В этом и заключается лингвистическая загадка: приставка «а» в слове амазонка действительно означает «без».

Впрочем, высказывалась и прямо противоположная версия: якобы амазонками были женщины с огромной грудью.

Впрочем, ни в одном музее мира нет ни одного конкретного примера – картины, статуи или любого другого изображения, где женщина предстала бы без правой груди. Так что легенда об ампутации молочной железы не находит документального подтверждения.

Глава 8

Воскресенье, 1 мая – понедельник, 2 мая

Эрика Бергер глубоко вздохнула, распахнула дверь лифта и вошла в редакцию «Свенска моргонпостен». Часы показывали четверть одиннадцатого утра. Она выглядела очень элегантно – черные брюки, красный джемпер и темный пиджак. Был чудесный день, стояла прекрасная первомайская погода, и, проезжая через город, Эрика отметила, что представители рабочего движения уже начинают собираться на демонстрацию. Сама она лет двадцать не ходила на демонстрации.

Бергер немного постояла около лифта в полном одиночестве.

Первый день на новой работе.

Стоя у входа, она видела бо́льшую часть редакции с информационной стойкой в центре. Ее взгляд уткнулся в стеклянные двери в кабинет главного редактора, который на ближайший год станет ее рабочим местом.

Эрика была не вполне уверена, что годится на должность руководителя такой бесформенной и бесструктурной организации, какую представляла собой газета «Свенска моргонпостен». Пожалуй, она действительно рискнула совершить чересчур резкий переход – от «Миллениума» с пятью сотрудниками к ежедневной газете, в которой работают восемьдесят журналистов и еще примерно девяносто человек – администрация, технический персонал, дизайнеры, фотографы, рекламщики, дистрибьюторы и все прочие службы, участвующие в выпуске газеты. Плюс к этому издательство, производственная и управляющая компании. В общей сложности 230 человек.

На секунду Эрика задумалась, а не совершила ли она роковую ошибку.

Потом старшая из двух дежурных заметила, кто пришел в редакцию, вышла из-за стойки и протянула руку.

– Фру Бергер, добро пожаловать в «Свенска моргонпостен».

– Меня зовут Эрика. Добрый день.

– Беатрис. Добро пожаловать. Проводить вас к главному редактору Морандеру?.. Простите, я хотела сказать, к экс-главному редактору.

– Спасибо, он ведь сидит там, в стеклянной клетке, – с улыбкой сказала Эрика. – Думаю, я найду дорогу. А вам спасибо за вашу любезность.

Шагая сквозь редакционные помещения, она заметила, что все вокруг стихло и все взгляды обращены к ней. Эрика остановилась перед полупустой информационной стойкой и приветливо кивнула.

– Через несколько минут у нас будет возможность поздороваться и познакомиться как следует, – сказала она, прошла дальше и постучала по раме стеклянной двери.

Главному редактору, покидающему пост, Хокану Морандеру было пятьдесят девять лет, и двенадцать из них он провел в стеклянной клетке в редакции «Свенска моргонпостен». Как и Эрику Бергер, его когда-то пригласили со стороны – то есть в свое время он так же впервые прошел весь этот маршрут через редакцию, как только что прошла она. Он рассеянно посмотрел на нее, бросил взгляд на наручные часы и поднялся.

– Привет, Эрика. Я думал, вы приступите к работе в понедельник.

– Я не смогла еще день просидеть дома… Мне просто не терпелось прийти сюда.

Морандер протянул ей руку.

– Добро пожаловать. Я очень рад, что вы меня сменяете.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Эрика.

Он пожал плечами.

Секретарша Беатрис принесла кофе и сливки.

– У меня такое чувство, словно я уже наполовину выдохся. Мне даже говорить об этом не хочется. Сперва ты всю жизнь чувствуешь себя тинейджером, у которого впереди целая жизнь и бессмертие, а потом вдруг выясняется, что осталось уже совсем немного. Но в одном уверен – я не намерен потратить остаток жизни в этой стеклянной клетке.

Он непроизвольно дотронулся до груди – у него были проблемы с сердцем и сосудами. Именно они и послужили причиной его внезапного ухода. Поэтому Эрика была вынуждена приступить к работе на несколько месяцев раньше, чем оговаривалось изначально.

Бергер обернулась и посмотрела на редакционный зал. Привычный офисный пейзаж. Он был наполовину пуст, а репортер с фотографом направлялись к лифту, чтобы собрать репортаж о первомайских событиях.

– Если я помешала и вам сегодня не до меня, то я уйду.

– Мне сегодня придется написать передовицу на четыре с половиной тысячи знаков о первомайских демонстрациях. Я уже столько передовиц понаписал, что могу делать это на автопилоте. Если социалисты выступят за то, чтобы развязать войну с Данией, я должен объяснить, почему они не правы. Если социалисты выступят против войны с Данией, я тоже должен объяснить, почему они и в этом случае не правы.

– С Данией? – переспросила Эрика.

– Ну да. Просто первого мая невозможно обойтись без того, чтобы не обсудить конфликты по вопросу об интеграции. А социалисты всегда не правы, независимо от того, за что они выступают. – Он вдруг засмеялся.

– Звучит довольно цинично.

– Что ж, добро пожаловать в «Свенска моргонпостен».

Эрика пока так и не могла составить себе впечатление о главном редакторе Хокане Морандере. В кругу главных редакторов его считали безликим бюрократом. Если судить по его передовицам, то возникал образ скучного консерватора, брюзжащего по поводу налогов и типичного либерального борца за свободу слова. Хотя Эрика лично с ним раньше не встречалась и не общалась.

– Расскажите мне о работе, – попросила она.

– Я уйду в конце июня. Так что два месяца нам предстоит работать параллельно. За это время вы сможете оценить и позитивные, и негативные факторы. Лично я циник, поэтому в основном воспринимаю все в негативном ключе.

Он поднялся и встал рядом с нею возле стеклянной стойки.

– Вы обнаружите, что за этой стойкой у вас целый отряд противников – дневные руководители и редакторы-ветераны создают свои маленькие империи и собственные клубы, куда вам вход заказан. Они будут пытаться нарушить границы, станут пропихивать собственные статьи и комментарии… Но вам понадобится проявить бдительность и решительность и не упускать из рук бразды правления, чтобы им сопротивляться.

Эрика кивнула.

– У вас будут ночные дежурные редакторы – Биллинг и Карлссон… Сами по себе они – отдельная глава. Друг друга они ненавидят, но, слава Богу, работают в разные смены. Ведут себя так, словно каждый из них – и ответственный, и выпускающий, и главный редактор. Еще есть Андерс Хольм – шеф отдела информации, с которым вам придется довольно часто контактировать. У вас с ним наверняка будут стычки. На самом деле он один из самых востребованных сотрудников «Свенска моргонпостен»… Есть несколько репортеров, которые корчат из себя примадонн. Есть и такие, которых уже давно следовало бы отправить на пенсию.

– Неужели хороших сотрудников вообще не найти?

Морандер вдруг засмеялся.

– Конечно, бывают. Но от вас самой зависит многое, с кем вы сможете сработаться, а с кем – нет. Во всяком случае, несколько первоклассных репортеров у нас есть.

– А как с руководством?

– Правление возглавляет Магнус Боргшё, он как раз и нанимал вас. Он обаятелен, немного старомоден и немного реформатор, но главное, он все решает. Есть несколько членов правления – в основном представители семьи владельцев, которые по большей части просто отсиживаются. А есть и парочка таких, которые вечно суетятся и делают вид, что это они всем управляют.

– Похоже, вас не слишком устраивает правление?

– У нас существует разделение труда: вы выпускаете газету, а они отвечают за финансовую сторону. Они не должны вмешиваться в содержание газеты, но тем не менее постоянно возникают разные ситуации… Честно говоря, Эрика, вам предстоит нелегкий период.

– Почему вы так решили?

– Золотая эпоха пришлась на шестидесятые годы. Но с той поры тираж сократился почти на сто пятьдесят тысяч экземпляров, и «Свенска моргонпостен» вскоре может стать нерентабельной. Мы проводим реструктуризацию и, начиная с восьмидесятого года сократили уже сто восемьдесят должностей. Мы перешли на формат таблоида, что следовало бы сделать еще двадцать лет назад. «Свенска моргонпостен» по-прежнему принадлежит к числу солидных газет – но еще немного, и мы перейдем в перечень изданий второго эшелона. Если уже не перешли.

– Но почему они выбрали именно меня? – спросила Эрика.

– Потому что средний возраст читателей «Свенска моргонпостен» – пятьдесят с плюсом, а новых двадцатилетних читателей – просто ноль. Газету «Свенска моргонпостен» следует полностью переформатировать. Правление решило, что на должность главного редактора надо выбрать самую эксцентричную кандидатуру, какую только можно себе представить.

– Женщину?

– Но не просто женщину, а женщину, разгромившую империю Веннерстрёма и прославившуюся как королева журналистских расследований, известную исключительной неподкупностью и твердостью убеждений. Подумайте сами. Это сильный ход. Если уж вы не сумеете обновить газету, то этого не сможет сделать никто. То есть «Свенска моргонпостен» не просто нанимает Эрику Бергер, а прежде всего делает ставку на репутацию Эрики Бергер.

В начале третьего Микаэль Блумквист вышел из кафе «Копакабана», расположенного возле кинотеатра у площади Хурнстулль. Он надел темные очки, и направляясь к метро, завернул на набережную. Почти сразу увидел знакомую серую «вольво», припаркованную прямо за углом. Проскочил мимо машины, не сбавляя скорости, но успел обратить внимание на то, что у машины тот же номерной знак и что в ней никого нет.

Блумквист видел этот автомобиль уже в седьмой раз за последние четверо суток. Конечно, не исключено, что машина и раньше находилась поблизости от него, а то, что он обратил на нее внимание, просто чистая случайность. Впервые Микаэль заметил ее в среду утром, когда шел в редакцию «Миллениума» – она стояла рядом с его подъездом на Бельмансгатан. Случайно взглянув на номерной знак, он увидел буквы КАБ и вспомнил название фирмы, принадлежавшей Залаченко, – та называлась «Карл Аксель Бодин АВ», сокращенно тоже КАБ. Возможно, Микаэль и не обратил бы на машину никакого внимания, если б не увидел тот же номерной знак двумя часами раньше, когда обедал вместе с Хенри Кортесом и Малин Эрикссон на площади Медборгарплатсен. В тот раз «вольво» стояла на боковой улице, возле редакции «Миллениума».

Микаэль даже призадумался, уж не превратился ли в параноика, но, когда он после обеда навещал Хольгера Пальмгрена в реабилитационном центре в Эрсте, серый «вольво» стоял на гостевой парковке. Нет, это не случайность… Микаэль внимательно посмотрел по сторонам. Следующим утром, вновь заметив ту же машину, он уже ничуть не удивился.

Водителя Блумквист так ни разу и не видел, однако в беседе со службой регистрации автомобилей выяснилось, что машина зарегистрирована на имя некоего Йорана Мортенссона, сорока лет, проживающего на Виттангигатан в районе Веллингбю. После некоторых разысканий выяснилось, что Йоран Мортенссон является бизнес-консультантом и владеет собственной фирмой, зарегистрированной по адресу Флемминггатан, на острове Кунгсхольмен.

В целом у Мортенссона оказался впечатляющий послужной список.

В 1983 году, в восемнадцатилетнем возрасте, он начинал военную службу в разведывательном подразделении береговой охраны, а затем поступил в Вооруженные силы Швеции. Там дослужился до лейтенанта и в 1989 году переквалифицировался, поступив в Высшую школу полиции в Сольне. С 1991 по 1996 год работал в Стокгольмской полиции, откуда уволился в 1997 году и в 1999 году зарегистрировал собственную фирму.

Значит, СЭПО.

Микаэль даже прикусил нижнюю губу. Если только он не страдает паранойей на почве своих расследований, за ним следят, но настолько неуклюже, что ему удалось это обнаружить.

А может, вовсе и не так уж неуклюже? Ведь он обратил внимание на машину только потому, что номерной знак, по странному стечению обстоятельств, вызвал у него определенные ассоциации. Если б не буквы КАБ, он бы никогда не обратил никакого внимания на машину.

В пятницу «КАБ» отсутствовал. Микаэль не был уверен, но ему показалось, что в этот день его сопровождала красная «ауди»; правда, разглядеть номер ему не удалось. Однако в субботу «вольво» опять заступила на дежурство.

Ровно через двадцать секунд после того, как Микаэль Блумквист покинул кафе «Копакабана», Кристер Мальм, сидевший за столиком на террасе кафе «Россос» на другой стороне улицы, вытащил цифровой аппарат «Никон» и сделал серию из двенадцати снимков. Он сфотографировал двух мужчин, вышедших из кафе «Копакабана» сразу после Микаэля и проследовавших за ним мимо кинотеатра.

Один из них был блондином неопределенного среднего возраста. Другой, в темных очках, выглядел постарше; у него была жидкая светло-рыжая шевелюра. Оба одеты в джинсы и темные кожаные куртки.

У серой «вольво» они расстались. Тот, что постарше, открыл дверцу машины, а тот, который помоложе, двинулся следом за Блумквистом в сторону метро.

Кристер Мальм опустил камеру и вздохнул. Он понятия не имел, зачем Микаэль так настоятельно просил его погулять в воскресенье днем рядом с кафе «Копакабана» и проверить, не обнаружится ли там серая «вольво» с конкретным регистрационным номером. Кристер получил инструкции, согласно которым ему следовало попытаться сфотографировать человека, который, как считал Микаэль, сразу после трех подойдет к машине и откроет дверцу. А параллельно ему поручалось проверить, не пойдет ли кто-нибудь по пятам за Микаэлем.

Это очень напоминало типичные сюжеты из приключений детектива Калле Блумквиста. Кристер Мальм все гадал, параноик ли Микаэль по натуре, или же он обладает какими-то аномальными талантами. После событий в Госсеберге Блумквист ушел в себя, с ним стало трудно общаться. Правда, он часто вел себя подобным образом, когда работал над какой-нибудь интригующей историей. Кристер помнил его таким же замкнутым и одержимым в период истории с Веннерстрёмом, но сейчас эти качества проявлялись отчетливее, чем когда-либо.

Однако Кристеру и самому пришлось убедиться, что за Микаэлем Блумквистом действительно следят. Неужели опять начнется очередная фантасмагория, которая, скорее всего, потребует от «Миллениума» времени, сил и ресурсов? Кристер Мальм считал, что теперь, когда главный редактор дезертировал и возглавил «Большого Дракона» и стабильность «Миллениума», в которую было вложено столько усилий, вдруг оказалась под угрозой, не лучшее время для игры в литературных героев. Но с другой стороны, он уже не менее десяти лет не ходил ни на какие демонстрации, за исключением гей-парадов, так что в это первомайское воскресенье охотно откликнулся на просьбу Микаэля.

Кристер поднялся и побрел за преследователем Блумквиста, хотя этого от него уже не требовалось. Правда, уже на Лонгхольмсгатан он упустил злоумышленника из виду.

Решив, что его телефон, скорее всего, прослушивается, Микаэль для начала послал Хенри Кортеса купить старые мобильные телефоны, и тот буквально по бросовой цене раздобыл нераспроданную партию аппаратов «Эрикссон Т 10».

Микаэль купил анонимные номера телефонов и раздал резервные сим-карты Малин Эрикссон, Хенри Кортесу, Аннике Джаннини, Кристеру Мальму и Драгану Арманскому. Одну, разумеется, он оставил себе. Новые аппараты и номера использовались только для разговоров, абсолютно не предназначенных для чужих ушей. Повседневное же телефонное общение происходило по обычным официальным номерам. Иными словами, всем приходилось ходить с двумя мобильными телефонами.

Из кафе «Копакабана» Микаэль поехал в «Миллениум», где в этот уикенд дежурил Хенри Кортес. После убийства Залаченко Блумквист составил график дежурств, согласно которому в редакции «Миллениума» всегда кто-нибудь находился и кто-нибудь оставался ночевать. В список дежурных он включил себя самого, Хенри Кортеса, Малин Эрикссон и Кристера Мальма. Ни Лотту Карим, ни Монику Нильссон, ни менеджера по распределению рекламных площадей Сонни Магнуссона туда включать не стали. Им даже и не предлагали. Лотта Карим панически боялась темноты и ни за что в жизни не согласилась бы ночевать одна в редакции. Монику Нильссон темнота не смущала, но она всегда отличалась маниакальностью в написании своих статьей, а кроме того, принадлежала к тому типу людей, которые всегда уходят домой сразу после окончания рабочего дня. Сонни Магнуссону был шестьдесят один год, он не имел ничего общего с редакционной работой и вообще скоро собирался в отпуск.

– Что новенького? – поинтересовался Микаэль.

– Ничего особенного, – ответил Хенри Кортес. – Самая топовая новость сегодня – естественно, Первое мая.

Микаэль кивнул.

– Я посижу тут пару часов. Можешь пока заняться своими делами, только возвращайся к девяти.

Проводив Хенри Кортеса, Блумквист подошел к своему письменному столу и вытащил анонимный мобильный телефон. Он позвонил Даниэлю Улофссону, фрилансеру из Гётеборга. За прошедшие годы «Миллениум» опубликовал несколько его статей, и Микаэль очень ценил Улофссона за его умение добывать ценные материалы.

– Привет, Даниэль. Это Микаэль Блумквист. Ты свободен?

– Да.

– Мне нужно, чтобы ты занялся небольшим расследованием. Ты можешь выписать счет за пять дней, но никакой статьи от тебя не требуется. Или вернее, если захочешь, можешь написать на эту тему статью и мы ее опубликуем, но нас интересует только сам материал.

– Shoot[33]33
  Здесь: «Выкладывай» (англ.).


[Закрыть].

– Дело весьма деликатное. Ты не должен обсуждать его ни с кем, кроме меня, и связываться со мной тебе придется только через электронную почту. При этом ты даже не должен упоминать о том, что занимаешься заданием «Миллениума».

– Звучит интригующе… Так что же от меня требуется?

– Я хочу, чтобы ты сделал репортаж из Сальгренской больницы. Мы назовем его «Скорая помощь», и сможем сравнить реальную жизнь и телесериал. Мне надо, чтобы ты несколько дней понаблюдал за работой отделений неотложной помощи и интенсивной терапии. Поговори с врачами, сестрами, нянечками и всеми, кто там работает. Какие у них условия работы, чем они занимаются и так далее. И, разумеется, мне понадобятся фотографии.

– Отделение интенсивной терапии? – переспросил Улофссон.

– Да. Мне бы хотелось, чтобы ты обратил внимание на послеоперационный уход за тяжелыми больными в коридоре одиннадцать-С. Я хочу знать, что этот коридор из себя представляет, кто там работает, как они выглядят и чем занимались раньше.

– Вот как, – сказал Даниэль Улофссон. – Если я не ошибаюсь, в одиннадцать-С находится на лечении некая Лисбет Саландер.

А этот Улофссон вовсе парень не промах…

– Неужели? – удивился Микаэль Блумквист. – Вот это да. Тогда разузнай, в какой палате она лежит, что находится в соседних помещениях и какой у нее распорядок дня.

– Мне кажется, что в этом репортаже речь пойдет совсем о другом, – сказал Улофссон.

– Как я уже сказал, меня интересуют только собранные тобой сведения.

Они обменялись адресами электронной почты.

Войдя в палату, сестра Марианна обнаружила, что Лисбет Саландер лежит на спине, прямо на полу.

– Ничего себе, – произнесла сестра Марианна.

Она не была уверена в том, подобает ли пациенту лежать на полу в отделении интенсивной терапии. В то же время медсестра не могла не признать, что другого подходящего места для моциона у пациентки просто нет.