Текст книги "Девушка, которая играла с огнем"

– Я обзавелась грудью.

– Что-что?

Лисбет подняла голову и повысила голос, не отдавая себе отчета в том, что его тон стал вызывающим:

– Я ездила в клинику в Италию и прооперировалась. У меня настоящая, не искусственная грудь. Поэтому я и исчезла. А потом я продолжала ездить. Теперь я снова вернулась.

– Ты шутишь?

Лисбет безучастно взглянула на Мимми.

– Ну и дура же я. Ты ведь никогда не шутишь.

– Я не собираюсь извиняться, и тебе я говорю только правду. Хочешь, чтобы я ушла, – только скажи.

– И у тебя действительно новая грудь?

Лисбет кивнула. Мимми прыснула от смеха, а гостья помрачнела.

– Во всяком случае, не уходи, пока я не увидела, как она выглядит. Ну, пожалуйста. Please.

– Мимми, мне всегда нравился секс с тобой. Тебе было до лампочки, чем я занимаюсь, и если у меня был кто-то, ты находила себе другую. И тебе наплевать с высокой колокольни, что о тебе думают.

Мимми кивнула. То, что она лесбиянка, она поняла еще в старших классах школы и после серии робких, мучительных попыток была наконец посвящена в таинства эротики в возрасте семнадцати лет, когда чисто случайно пошла со знакомой на праздник, проводившийся в Гётеборге Союзом за права гомо-, би– и транссексуальных личностей. С тех пор она не думала меняться. Как-то раз, когда ей было двадцать три, она попробовала секс с мужчиной. Мимми механически выполнила все, что от нее ожидалось, но удовольствия не получила. К тому же она принадлежала к тому меньшинству людей, которые ничуть не интересуются брачными узами, верностью и домашними вечерами в уютном семейном гнездышке.

– Я вернулась в Швецию несколько недель назад, и мне интересно, доступна ли ты, или мне надо кого-то себе пригласить.

Мимми поднялась и подошла к Лисбет, склонилась над ней и поцеловала в губы.

– Я думала позубрить кое-что по программе.

Потом она расстегнула верхнюю пуговицу на блузке Лисбет.

– Тогда чего ты…

Мимми поцеловала ее снова и расстегнула следующую пуговицу.

– Это я обязательно должна увидеть.

И снова ее поцеловала.

– Добро пожаловать обратно.

Харриет Вангер заснула ближе к двум часам ночи, а Микаэль Блумквист так и не задремал, а лежал, прислушиваясь к ее дыханию. Наконец он встал, вытащил пачку «Данхилла» из ее сумочки и, сев на стул у кровати, стал наблюдать за спящей.

Становиться любовником Харриет Вангер никак не входило в его планы. После всего пережитого в Хедестаде Микаэль ощущал едва ли не необходимость держаться от семейства Вангер подальше. Он пересекался с Харриет на заседаниях правления прошлой весной, но соблюдал вежливую дистанцию. Они знали тайны друг друга, и потому каждый из них был в руках другого, но помимо обязанностей Харриет в правлении «Миллениума» их отношения практически прекратились.

Год назад на Троицу Микаэль впервые за несколько месяцев поехал на свою дачу в Сандхалене – побыть одному, посидеть на причале, почитать детектив. В пятницу пополудни, вскоре после приезда, он направился в киоск за сигаретами, и вдруг ему навстречу попалась Харриет. Ей хотелось отвлечься от Хедестада, и она забронировала себе номер в отеле в Сандхамне на выходные. Это было место, куда она не возвращалась с детства. Швецию Харриет покинула в шестнадцать лет, а вернулась в пятьдесят три. Именно Микаэль разыскал ее.

После вежливых взаимных приветствий Харриет стыдливо замолчала. Микаэль знал ее историю. Она же знала, что он пожертвовал своими принципами, чтобы утаить страшные тайны семейства Вангер. В известной степени он сделал это ради нее.

Вежливый Микаэль предложил ей посмотреть его дом. Он сварил кофе, и они просидели на открытой веранде несколько часов, разговаривая не умолкая. Это было их первое серьезное общение с тех пор, как она вернулась в Швецию. Микаэль не сдержался и спросил:

– А что вы сделали с тем, что нашли в подвале Мартина Вангера?

– А вы в самом деле хотите знать?

Он кивнул.

– Я все убрала там сама: сожгла все, что только горело, а затем наняла рабочих снести дом. Я не смогла бы жить в нем и не могла бы продать его, чтобы там кто-то обосновался. Для меня этот дом – олицетворение жестокости. Я думаю построить на том участке дом поменьше, дачу.

– И никто не пришел в изумление, когда дом сносили? Ведь это была роскошная современная вилла.

Усмехнувшись, Харриет объяснила:

– Дирк Фруде распустил слух, что дом так безнадежно поражен грибком, что его санитарная обработка обойдется дороже.

Дирк Фруде был адвокатом семейства Вангер.

– А как поживает Фруде?

– Ему скоро семьдесят, и я забочусь о том, чтобы он не сидел без дела.

Ужинали они вместе, и Микаэль вдруг отметил про себя, что Харриет делится с ним самыми интимными деталями своей жизни. Когда он прервал ее, спросив, почему она это делает, она задумалась, а потом сказала, что, пожалуй, на всем свете нет никого другого, от кого ей нечего скрывать. Вдобавок к чему ей защищаться от мальчонки, которого она нянчила почти сорок лет назад?

За всю жизнь у нее был секс с тремя мужчинами. Первым был ее отец, вторым – ее брат. Папашу она убила, а от брата убежала. Все же ей удалось как-то выжить, встретить мужчину, ставшего ее мужем, и начать новую жизнь.

– Муж был нежный и любящий человек, надежный, благородный. С ним я была счастлива. Мы прожили почти двадцать лет, пока он не заболел.

– Почему же вы больше не вышли замуж?

Харриет пожала плечами:

– Я жила в Австралии одна с тремя детьми, и на мне было огромное фермерское хозяйство. Ради романтического свидания я не могла бы удрать даже на уик-энд. А отсутствие секса меня не волновало.

Они помолчали.

– Ну что ж, уже поздно, мне пора возвращаться в гостиницу.

Блумквист кивнул.

– Ты хочешь меня соблазнить.

– Да, – ответил Микаэль.

Он поднялся, взял ее за руку и повел наверх в спальню. Вдруг Харриет остановила его.

– Я даже толком не знаю, как себя вести, – сказала она, – так давно я это не делала.

Выходные дни они не разлучались, а потом встречались раз в три месяца, когда она приезжала на заседания правления «Миллениума». Нельзя сказать, что это были продуманные или особенно крепкие отношения. Харриет Вангер работала круглые сутки и часто уезжала. Каждый второй месяц она проводила в Австралии. Но, безусловно, стала дорожить своими редкими, случайными встречами с Микаэлем.

Через пару часов Мимми варила кофе, а Лисбет лежала на кровати, обнаженная и вспотевшая, курила сигарету и поглядывала на Мимми через приоткрытую дверь. Как она завидовала фигуре Мимми! Особенно впечатляющим мускулам. Тренировки в спортзале на снарядах два раза в неделю, а еще тайский бокс или какая-то разновидность карате раз в неделю привели к тому, что ее тело было в отличной форме.

Она просто классно выглядела: не как фотомодель, а как привлекательная здоровая женщина. В ее характере была склонность провоцировать и дразнить других. Приодевшись на праздник, она могла обратить на себя внимание кого угодно. Лисбет не могла взять в толк, почему Мимми вообще есть дело до такой клуши, как она.

Но Лисбет была рада, что Мимми к ней не безразлична. Секс с ней был такой раскрепощающий, что Лисбет наслаждалась сама и доставляла удовольствие ей.

Мимми подошла к кровати с двумя кружками и поставила на табуретку у кровати. Затем снова залезла в постель, нагнулась и потрогала соски Лисбет.

– Порядок, вполне годятся, – заверила она.

Лисбет ничего не сказала, засмотревшись на грудь Мимми, оказавшуюся у нее прямо перед глазами. У Мимми тоже были довольно маленькие груди, но они выглядели очень естественно на ее теле.

– Честно говоря, Лисбет, ты выглядишь просто офигенно.

– Глупости. Грудь мне ничего не прибавляет и ничего не убавляет, просто теперь она у меня хотя бы есть.

– Да ты зациклилась на своем теле.

– Как бы не так; сама, вон, тренируешься как чокнутая.

– Я тренируюсь, потому что получаю от этого удовольствие. Это мне в кайф, почти как секс. Ты бы тоже попробовала!

– Я же хожу на бокс, – возразила Лисбет.

– Ерунда! Ты приходишь побоксировать раз в месяц, от случая к случаю, да и то потому, что тебе захотелось отделать наглых мальчишек, а не для того, чтобы хорошо себя чувствовать.

Лисбет пожала плечами, а Мимми уселась на нее сверху.

– Лисбет, ты неумеренно занята собой и своим телом. До тебя доходит, что мне нравится с тобой в постели не из-за твоей внешности, а от того, как ты себя ведешь? Ты мне кажешься ужасно сексуальной.

– И ты мне тоже. Я потому к тебе и вернулась.

– А не потому, что ты меня любишь? – притворно-обиженным голосом спросила Мимми.

Лисбет покачала головой.

– У тебя есть кто-нибудь сейчас?

Мимми секунду поколебалась, а потом кивнула:

– Может быть. Вроде того. По-видимому. В общем, это непросто.

– Я не выпытываю.

– Я знаю, но могу и рассказать. Это женщина из университета, старше меня, замужем с двадцатилетнего возраста. Мы встречаемся втайне от ее мужа: в пригороде, на вилле – в таком духе. Она скрытая лесбиянка.

Лисбет кивнула.

– Ее муж довольно много ездит, и тогда мы видимся. Это у нас началось еще осенью, и мне уже чуть наскучило. Но она очень хороша собой. А еще я общаюсь со старой компашкой.

– Я как раз хотела тебя спросить, будем ли мы с тобой дальше встречаться.

Мимми кивнула:

– Я с удовольствием.

– Даже если я опять исчезну на полгода?

– А ты будь в контакте. Мне ведь не безразлично, жива ты или нет. Я даже твой день рождения помню.

– Никаких условий друг другу не ставим?

Мимми улыбнулась и вздохнула.

– Вообще-то, ты именно такая телка-лесбиянка, с которой я ужилась бы вместе. Ты бы ко мне не лезла, когда я этого не хочу.

Лисбет молчала.

– Если не считать того, что ты вообще-то не лесбиянка. Возможно, ты бисексуалка. Но главное – ты сексуальна: любишь секс и плюешь на пол партнера. Ты – образчик энтропии и хаоса.

– Не знаю, какая я, – заметила Лисбет, – но я вернулась в Стокгольм. Что я знаю, так это что я бездарна в отношениях с людьми. По правде говоря, я вообще в городе ни с кем не знакома; ты первая, с кем я разговариваю после приезда.

Мимми серьезно на нее посмотрела:

– Тебе в самом деле не нужны знакомые? Ты ведь самая замкнутая и неприступная из всех, кого я знаю.

Они немного помолчали.

– Но твоя грудь – это нечто! – Мимми подцепила сосок подружкиной груди и оттянула его. – Она тебе под стать: не маленькая и не большая.

Лисбет облегченно вздохнула от очередного одобрительного заключения.

– И на ощупь как натуральная.

Она так сильно щипнула сосок, что у Лисбет дух захватило, и она открыла рот. Они посмотрели друг на друга, потом Мимми наклонилась и взасос поцеловала Лисбет. Та ответила и обхватила Мимми руками. Кофе так и остался нетронутым.

Глава 7

Суббота, 29 января – воскресенье, 13 февраля

Верзила-блондин свернул на Свавельшё между Ерна и Вагнхерад в субботу в одиннадцать утра. Населенный пункт состоял из примерно пятнадцати домов. Блондин остановился у последнего строения, метрах в ста пятидесяти от самой деревни. Это была старая обшарпанная постройка, вмещавшая раньше типографию, а теперь извещавшая вывеской, что здесь располагается мотоклуб «Свавельшё МК». Хотя улица была совершенно безлюдна, верзила тщательно огляделся, прежде чем открыть машину и выйти. Было прохладно. Он натянул коричневые кожаные перчатки и вынул из багажника черную спортивную сумку.

Он не особенно беспокоился, видит ли его кто. Старая типография размещалась так, что было почти невозможно припарковать машину без того, чтобы это было заметно. Если бы какая-то государственная служба хотела бы установить наблюдение за зданием, ей потребовалось бы одеть своих сотрудников в камуфляж и снабдить телескопом где-нибудь в канаве по другую сторону поля. А это очень скоро обнаружили бы жители деревни и разнесли в сплетнях, а поскольку тремя домами в поселке владели члены «Свавельшё», это стало бы известно всему клубу.

Входить в здание он не собирался. Полиция уже несколько раз делала обыск в помещении клуба, и потому не было уверенности в том, что никакого подслушивающего устройства тайно не установили. Это означало, что традиционно разговоры в клубе касались машин, баб и выпивки, иногда обсуждались акции, куда стоит вложить средства, и очень редко – темные дела с возможным драматическим исходом.

Вот почему верзила-блондин терпеливо ждал, пока Карл Магнус Лундин выйдет во двор. Магге Лундин, тридцати шести лет, был председателем клуба. Вообще-то он был довольно костлявый, но с годами набрал немалый вес и теперь выделялся заметным пивным брюшком. Белокурые волосы, завязанные конским хвостом, тяжелые сапоги, черные джинсы и солидная зимняя куртка составляли его внешний облик. В его послужном списке числилось пять судимостей: две – за незначительные нарушения в связи с наркотиками, одна – за сбыт краденого в крупных размерах, еще одна – за угон машины и управление ею в нетрезвом виде. Пятая судимость была самая серьезная, по ней он получил восемнадцать месяцев за причинение тяжких телесных повреждений. Это случилось несколько лет назад, когда он, выпив, начал дебоширить в одном пивной в Стокгольме.

Магге Лундин и верзила пожали друг другу руки и не спеша пошли вдоль изгороди вокруг усадьбы.

– Последний раз дело было несколько месяцев назад, – заметил Магге.

Верзила-блондин кивнул.

– Есть классная фишка: три тысячи шестьдесят граммов амфетамина.

– Делимся, как и в прошлый раз?

– Пополам.

Магге Лундин вынул пачку сигарет из нагрудного кармана и кивнул. Ему нравилось вести дела с верзилой. Розничная цена амфетамина была сто шестьдесят – двести тридцать крон за грамм в зависимости от спроса. Значит, три тысячи шестьдесят граммов могут в среднем потянуть на шестьсот тысяч крон. Мотоклуб «Свавельшё» мог бы поделить три килограмма на порции по двести пятьдесят граммов и распределить среди своих постоянных продавцов. Тогда цена упадет до ста двадцати – ста тридцати крон за грамм, а значит, общий доход уменьшится.

Этот бизнес был исключительно выгоден для мотоклуба. Достоинством сделок с верзилой было то, что предоплаты не требовалось и никакого базара о твердых ценах не возникало. Верзила поставлял товар и забирал себе пятьдесят процентов выручки, что было вполне приемлемо. Они примерно знали, сколько им принесет продажа килограмма амфетамина, но реальный доход зависел от того, насколько прибыльно раскрутит дела Магге Лундин. Сумма всей выручки может отклониться на несколько тысяч в минус или плюс, но по окончании операции верзила-блондин должен получить примерно сто девяносто тысяч крон – столько же, сколько и мотоклуб «Свавельшё».

За последние годы они много раз были партнерами в этом деле. Магге Лундин понимал, что верзила мог бы удвоить свой доход, если бы сам командовал посредниками. Он также знал, почему тот считал за лучшее оставаться в тени: так он оставался на заднем плане, тогда как весь риск ложился на байкеров. При таком раскладе верзила получал меньший, но сравнительно надежный доход. В отличие от других поставщиков, о которых Магге Лундин доводилось слышать, их партнерство имело в основе деловой подход, кредит и доверие. Между ними не было ни ссор, ни пререканий, ни угроз.

Случилось раз, что верзила-блондин погорел на сто тысяч крон, когда сорвалась поставка оружия. Сам Магге Лундин не знал никого в их бизнесе, кто понес бы такой убыток. Он был в панике, когда надо было докладывать, как это произошло. Он в деталях рассказал, почему все провалилось и как случилось, что полицейский из Центра профилактики преступности провел обыск у одного из членов общества «Арийское братство» в Вермланде. Но верзила даже бровью не повел. И чуть ли не посочувствовал: всякое, мол, бывает. Магге Лундин никакой выручки не получил: пятьдесят процентов от нуля равны нулю. Но и долга не было – его списали.

Магге Лундин был неглуп. Он понимал, что с точки зрения бизнеса меньший доход, сопряженный с меньшим риском, – здравый принцип. Ему даже в голову не приходила идея надуть партнера. Это было бы делом дурного пошиба: верзила и его компаньоны соглашались на меньшую выручку, если расчеты велись без обмана. Случись Лундину обжулить верзилу, он бы вряд ли остался в живых после очередного приезда партнера. Так что думать об этом не стоило.

– А когда привезешь продукт?

Верзила-блондин поставил спортивную сумку на землю.

– Уже привез.

Магге Лундин даже не потрудился открыть сумку и проверить ее содержимое. Вместо этого он протянул руку для рукопожатия в знак того, что будет безоговорочно следовать договору.

– Есть еще одна работенка, – сказал верзила.

– Какая?

– Мы хотим нанять тебя для одного специального дела.

– Ну, говори.

Верзила-блондин достал конверт из внутреннего кармана куртки и протянул Магге. Там лежала фотография паспортного размера и листок с личными данными. Лундин вопросительно взглянул на верзилу.

– Ее зовут Лисбет Саландер, живет на улице Лундагатан в районе Сёдермальм в Стокгольме.

– Так.

– Может быть, сейчас она за границей, но рано или поздно снова появится.

– Так.

– Мой заказчик хочет поговорить с ней спокойно и без помех, так что ее нужно доставить живой. Есть предложение привезти ее на склад в Ингерн. Затем нужно, чтобы кто-нибудь прибрал там после разговора. Она должна бесследно исчезнуть.

– Это мы можем. А как мы узнаем, что она вернулась домой?

– Я тебе дам знать, когда надо будет.

– Сколько?

– Как насчет десяти кусков за все? Работа ведь простая: съездить в Стокгольм, забрать ее и привезти ко мне.

И они снова обменялись рукопожатием.

Вторично приехав на Лундагатан, Лисбет села на свой продавленный диван и задумалась. Ей нужно было принять ряд стратегических решений, и одно из них касалось этой квартиры: оставлять ее за собой или нет.

Закурив, она выпустила дым в потолок и стряхнула пепел в банку из-под кока-колы. У нее не было оснований любить эту квартиру. Сюда она въехала с мамой и сестрой, когда ей было четыре года. Гостиную заняла мама, а они с Камиллой делили маленькую спальню. Когда ей было двенадцать и случилась «Вся Та Жуть», ее поместили в детскую клинику, а позже, когда ей исполнилось пятнадцать лет, они стали жить в разных приемных семьях. Квартиру сдавал съемщикам ее опекун Хольгер Пальмгрен, и он же позаботился о том, чтобы жилплощадь вернулась к ней в восемнадцать лет, когда Лисбет нуждалась в крыше над головой.

Квартира была надежным оплотом ее существования на протяжении последних лет. Несмотря на то что Лисбет в ней больше не нуждалась, мысль избавиться от нее была неприятна. Это означало бы, что чужие люди расхаживали бы по ее полу.

Оставалась чисто техническая проблема: вся ее почта, если она к ней вообще поступала, приходила на Лундагатан. Расставшись с этой квартирой, Лисбет должна будет завести себе новый почтовый адрес. А она отнюдь не хотела быть гражданским лицом, завязанным на разных ведомствах. У нее была параноидальная боязнь списков и регистраций и не было особых причин доверять каким-то учреждениям, да и кому-либо вообще.

Выглянув в окно, Лисбет увидела пожарную лестницу со стороны заднего двора, ту самую лестницу, что видела всю свою жизнь. Вдруг она почувствовала облегчение от того, что решила распрощаться с квартирой. Здесь она никогда не чувствовала себя в безопасности. Каждый раз, сворачивая на Лундагатан и приближаясь к своей парадной, будучи трезвой или в подпитии, Лисбет осматривалась вокруг, приглядывалась к припаркованным машинам и прохожим. Она была внутренне убеждена, что где-то есть люди, желавшие ей зла, и что, вздумай они наброситься на нее, то, скорее всего, выбрали бы момент, когда она входит к себе в дом или выходит из него.

Однако до сих пор на нее никто не нападал. Это, конечно, не значит, что можно расслабиться: адрес на Лундагатан был указан в любом официальном списке. Но за все прошедшие годы у Лисбет никогда не было денег на то, чтобы упрочить свою безопасность – помимо того, чтобы всегда оставаться начеку. Теперь все было иначе. Лисбет хотела, чтобы ни одна живая душа не знала ее адрес на Мосебакке. Инстинкт подсказывал ей по возможности соблюдать анонимность.

Но эти мысли не решали проблему, что ей делать с квартирой. Она еще пораскинула мозгами, потом взяла мобильный телефон и позвонила Мимми.

– Привет, это я.

– Привет, Лисбет. Неужели на этот раз ты надумала мне позвонить уже через неделю после встречи?

– Я на Лундагатан.

– Ну и?..

– Хотела спросить у тебя, не хочешь ли перебраться в мою квартиру.

– Перебраться?

– Из твоей конуры.

– Мне и тут хорошо. А ты переезжаешь?

– Уже переехала, и эта квартира стоит пустая.

Мимми затихла на другом конце провода.

– Что толку спрашивать, не хочу ли я в нее перебраться? Лисбет, она мне же не по карману.

– Права на квартиру полностью выкуплены. Ежемесячная плата за обслуживание и ремонт всего тысяча четыреста восемьдесят крон, а это, наверное, меньше, чем ты платишь за свою конуру. К тому же все это проплачено на год вперед.

– Может, ты хочешь ее продать? Скорее всего, она стоит немного больше миллиона.

– Почти полтора, если верить газетным объявлениям.

– Но у меня нет денег.

– Я не собираюсь ее продавать. Можешь перебираться, когда хочешь, хоть сегодня, и жить сколько хочешь, а платить ничего не надо целый год. Я не могу сдавать ее внаем, но могу вписать тебя в контракт как свою сожительницу, тогда у тебя не будет заморочек с домоуправлением.

– Лисбет, ты что, делаешь мне предложение руки и сердца? – хихикнула Мимми.

Лисбет хранила мрачную серьезность.

– У меня нет нужды в квартире, но я не хочу ее продавать.

– Хочешь сказать, что я могу в ней жить типа бесплатно? Ты что, серьезно?

– Да.

– А долго?

– Сколько хочешь. Ну как, ты согласна?

– Еще бы! Не каждый день мне преподносят бесплатную квартиру в таком районе, как Сёдер.

– Есть одно требование.

– Я так и знала!

– Живи сколько хочешь, но я по-прежнему зарегистрирована здесь, и мне может приходить почта. От тебя лишь потребуется откладывать присланное мне и давать знать, если это может представлять интерес.

– Лисбет, ты самая странная девица из всех, кого я знаю. Ты чем вообще занимаешься и где собираешься жить?

– В другой раз расскажу, – уклончиво ответила Лисбет.

Они договорились встретиться в тот же день после обеда, чтобы Мимми могла как следует посмотреть квартиру.

Закончив разговор, Лисбет сразу почувствовала облегчение. Она взглянула на часы и отметила, что времени до прихода Мимми полным-полно. Из дома она направилась к «Хандельсбанку» на Хорнгатан, там взяла талончик с номером и стала терпеливо ждать своей очереди.

Предъявив удостоверение личности, Лисбет объяснила, что какое-то время провела за границей, а теперь хочет посмотреть, каков баланс на ее счете. Оказалось, что ее накопления составляют восемьдесят две тысячи шестьсот семьдесят крон. Сумма на счете оставалась неизменной весь год за исключением поступления девяти тысяч трехсот двенадцати крон осенью. Это было наследство ее матери.

Лисбет Саландер сняла наличную сумму, равную наследству, и на минуту задумалась. Она хотела найти этим деньгам такое применение, какое порадовало бы ее мать. Раздумывая над тем, что бы подошло, она дошла до почты на Розенлундсгатан и там отослала деньги в один из стокгольмских женских кризисных центров от анонимного отправителя. Она и сама не знала, зачем это сделала.

Было восемь часов вечера в пятницу, когда Эрика выключила компьютер и потянулась. Последние девять часов она провела за доработкой мартовского номера «Миллениума». Малин Эрикссон была полностью занята подготовкой тематического номера вместе с Дагом Свенссоном, так что бо́льшую часть редакторской работы Эрике пришлось взять на себя. Хенри Кортес и Лотта Карим сделали попытку помочь, но они были не слишком опытными редакторами, потому что в основном собирали материал и писали статьи.

Эрика Бергер чувствовала страшную усталость и боль в спине, но испытывала удовлетворение от сделанного в течение дня, да и в жизни целом. Финансовая ситуация в журнале была стабильна, кривые популярности издательства шли вверх, тексты поступали к оговоренному сроку, а если и запаздывали, то не катастрофически, сотрудники были довольны и даже год спустя после дела Веннерстрёма сохраняли душевный подъем.

Немного помассировав затылок, Эрика поняла, что больше всего ей сейчас нужен душ. Она подумала, не воспользоваться ли ей душевой кабинкой возле кухонного уголка, но чувствовала себя такой разбитой, что просто положила ноги на письменный стол. Через три месяца ей стукнет сорок пять, а пресловутое будущее стало все больше чувствоваться где-то позади. Даже обзаведясь тонкой сеточкой морщин в уголках глаз и возле рта, Эрика выглядела хорошо – это она знала. Два раза в неделю она изнуряла себя в гимнастическом зале, и все же стала замечать, что ей все труднее взбираться на мачту, когда они с мужем ходят под парусом. Именно ей приходилось лазать, потому что Грегер страдал головокружениями.

Эрика решила, что первые сорок пять лет ее жизни, при всех взлетах и падениях, вышли в целом счастливыми. У нее были деньги, положение в обществе, отличный дом и любимая работа. Еще – заботливый и любящий муж, все еще влюбленный в нее после пятнадцати лет брака. А кроме того – приятный и неутомимый любовник, который услаждал если не ее душу, так тело, когда ей требовалось.

При мысли о Микаэле Блумквисте Эрика улыбнулась. Интересно, когда он соберется с силами посвятить ее в тайну своих отношений с Харриет Вангер? Ни Микаэль, ни Харриет не обмолвились ни словом о своей связи, но Эрика была не лыком шита. Она догадалась, что между ними что-то есть, на одном из заседаний правления в августе, когда подметила, как переглянулись Микаэль и Харриет. От отчаяния она попыталась дозвониться им обоим на мобильник и не слишком удивилась, что они оказались отключены. Это, конечно, нельзя считать решающим доказательством, но и после следующего заседания правления Микаэль был недоступен весь вечер. Внутренне Эрика даже посмеивалась над тем, как быстро Харриет ушла с ужина после годового отчетного собрания, сославшись на необходимость вернуться в гостиницу и лечь спать. Эрика не стала их выслеживать – она не была ревнива, – но решила при случае как-нибудь подпустить им шпильку.

Она совершенно не вмешивалась в романы Микаэля с другими женщинами и надеялась, что его связь с Харриет не приведет к проблемам в правлении. Тут не о чем беспокоиться. У Микаэля был уже целый ряд завершившихся романов, но он оставался в дружеских отношениях с бывшими любовницами и очень редко попадал в неприятные ситуации.

Сама Эрика Бергер была бесконечно рада иметь такого друга и верного соратника, как Микаэль. В некоторых ситуациях он вел себя глупо, зато иногда проявлял такое чутье, что открывал себя в роли оракула. Чего он никогда не мог понять, так это ее чувств к мужу. До него совершенно не доходило, почему она воспринимает Грегера как удивительного человека, теплого, обаятельного, великодушного, а главное – лишенного тех недостатков, которые терпеть не могла в других мужчинах. Грегер был именно тем мужчиной, с которым ей хотелось прожить в старости. Эрика хотела иметь детей от него, но раньше это было невозможно, а теперь – поздно. И все же в выборе спутника жизни она не видела лучшей и более надежной альтернативы. На него она могла безоговорочно положиться, и он всегда был рядом, когда она нуждалась в нем.

Микаэль был мужчиной совершенно другого склада. При столь переменчивом характере он производил впечатление человека, в котором совмещаются несколько личностей. В профессиональной деятельности Микаэль был упрям и проявлял почти патологическую способность сосредотачиваться на своем деле. Он вгрызался в сюжет какой-то истории и работал над ним, пока не добивался совершенства и не оставлял ни одного вопроса без ответа. Его лучшие публикации были блестящими, в худших он все же оставался на уровне выше среднего. Он обладал талантом интуитивно угадывать, в какой истории есть изюминка, а в какой не обнаружится ничего, кроме второстепенных банальностей. Эрика ни разу не пожалела, что начала сотрудничать с Микаэлем.

О чем она также не жалела, так это о том, что стала его любовницей.

Единственным, кто понимал страсть Эрики Бергер к сексу с Микаэлем Блумквистом, был ее муж. И все потому, что она осмелилась обсудить с ним свою сексуальную тягу. Речь шла не об измене, а о вожделении. Секс с Микаэлем давал ей такой мощный импульс, какого ей не мог дать ни один мужчина, включая Грегера.

В жизни Эрики Бергер секс играл важную роль. Потеряв невинность в четырнадцать лет, она провела большую часть юности в поисках наслаждений. Чего только не перепробовала: от грубых приставаний одноклассников и скорой связи с немолодым учителем до секса по телефону и бархатного секса с психически неуравновешенным мужчиной. В эротике она перепробовала все самое интересное. Ее практика включала членство в клубе «Экстрим», где устраивались развлечения, не вполне одобряемые общественностью. Несколько раз она пробовала секс с женщинами, но была всякий раз разочарована и поняла, что это не для нее и что женщины не вызывали в ней и десятой доли того возбуждения, которое у нее возникало с мужчиной. Или двумя. На пару с Грегером они пробовали секс втроем. Вторым мужчиной был один известный владелец художественной галереи. Оказалось, что у ее мужа сильная склонность к бисексуальности, да и сама она чуть ли не теряла сознание от блаженства, когда двое мужчин одновременно ласкали и удовлетворяли ее. Другое, трудноописуемое возбуждение возникало у нее, когда она наблюдала, как ее мужа услаждает другой мужчина. Встряски такого рода они затем повторяли с двумя другими регулярно приходящими партнерами.

В общем, ее сексуальную жизнь с Грегером нельзя назвать скучной или неудовлетворительной, но Микаэль Блумквист доставлял ей совершенно особое переживание. У него был талант. Он просто-напросто занимался с ней ФС – феноменальным сексом. Столь феноменальным, что Эрика достигла оптимального баланса с Грегером как мужем и Микаэлем как любовником. Она не могла жить без них обоих и не собиралась никому из них отдавать предпочтение. Ее муж оказался способен понять, что у Эрики есть и другие потребности помимо тех, которые он сам мог бы ей предложить, – например, в виде хитроумных акробатических поз в джакузи.

В отношениях с Микаэлем Эрика больше всего ценила отсутствие желания контролировать ее. Он ни капли не был ревнив, и хотя у нее самой несколько раз разгорались вспышки ревности, когда их отношения еще только завязывались двадцать лет назад, она быстро поняла, что ревновать его бессмысленно. Их отношения строились на дружбе, а в дружбе Микаэль был безгранично верен. У них были отношения, способные выдержать самые тяжелые испытания.