Текст книги "Девушка, которая играла с огнем"

Он снова отрицательно помотал головой, но потом кивнул.

– Рабш?

– Не поняла.

– Де ты рабш? Не Рманск? – «Где ты работаешь? Не у Арманского?»

Лисбет помолчала, прикидывая, как объяснить ему свою нынешнюю ситуацию. Не так-то это просто.

– Хольгер, я больше не работаю у Арманского. Мне больше не требуется работать у него, чтобы зарабатывать на жизнь. Деньги у меня есть, мне хватает, и у меня все в порядке.

Пальмгрен снова поднял брови.

– Впредь я часто буду вас навещать. Я вам все расскажу… но пока не будем спешить. Сейчас же предлагаю заняться кое-чем другим.

Лисбет нагнулась, поставила на стол сумку и вытащила шахматную доску.

– Мы с вами уже два года не баловались шахматами.

Хольгер уступил, не настаивал. Должно быть, девчонка задумала какую-то аферу и не хочет о ней рассказывать. Он, скорее всего, эту аферу не одобрил бы, но он знал Лисбет достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: что бы она ни затеяла, даже если и юридически нечистое, это не будет делом, идущим вразрез с божьими законами. Что отличало Лисбет Саландер в глазах Хольгера Пальмгрена от многих других, так это то, что она была действительно порядочным человеком. Загвоздка была в том, что ее личная мораль не всегда увязывалась с предписаниями закона.

Лисбет расставила перед ним шахматные фигуры, и Пальмгрен изумлением обнаружил, что это его собственная доска. «Должно быть, она прихватила ее из моей квартиры, когда я попал в больницу. На память, что ли?» – подумал он. Ему достались белые фигуры. Он вдруг почувствовал себя счастливым, как ребенок.

Лисбет Саландер просидела у Хольгера Пальмгрена два часа. Она обыграла его три раза, а во время четвертой партии явилась медсестра и прервала их баталию напоминанием, что пора на вечернюю лечебную физкультуру. Лисбет собрала фигуры и сложила доску.

– А как идут занятия лечебной физкультурой? – поинтересовалась она у медсестры.

– Упражнения, которые он делает, развивают мышечную силу и координацию. И у нас уже есть успехи, правда?

Последний вопрос предназначался Хольгеру Пальмгрену. Он кивнул.

– Вы уже можете пройти несколько метров, а к лету будете в состоянии самостоятельно гулять в парке. Это ваша дочь?

Лисбет и Хольгер Пальмгрен переглянулись.

– Прмн дчь. – «Приемная дочь».

– Как славно, что вы пришли его навестить. – Что означало: «Где же вы, черт побери, раньше были?» Лисбет сделала вид, что не почувствовала укора. Она нагнулась и поцеловала его в щеку.

– Я приду навестить вас в пятницу.

Хольгер Пальмгрен неуклюже поднялся с инвалидного кресла, и она проводила его, поддерживая, до лифта, где они расстались. Едва двери лифта закрылись, Лисбет пошла в приемную и спросила, нельзя ли поговорить с лечащим врачом. Ее послали к доктору А. Сиварнандану, кабинет которого находился в конце коридора. Она представилась и объяснила, что Хольгер Пальмгрен ее приемный отец.

– Мне хотелось бы знать ваше заключение о его состоянии и о прогнозе на будущее.

Доктор А. Сиварнандан раскрыл медицинский журнал Хольгера Пальмгрена и прочел первые страницы. У него было смугло-рябоватое лицо и тонкие усики, действовавшие Лисбет на нервы. Наконец он поднял голову. Как ни странно, доктор говорил с явным финским акцентом.

– В бумагах отсутствуют сведения о дочери или приемной дочери. И вообще, его ближайшей родственницей значится двоюродная сестра восьмидесяти шести лет, проживающая в Емтланде.

– Я была под его опекой с тринадцати лет и до того дня, когда его разбил удар. Тогда мне было двадцать четыре.

Лисбет порылась во внутреннем кармане куртки, достала ручку и перебросила ее доктору А. Сиварнандану через письменный стол.

– Меня зовут Лисбет Саландер. Запишите мое имя в его журнал. Я и есть его ближайшая родственница, ближе нет никого в целом свете.

– Может быть, это и так, – непреклонно заметил А. Сиварнандан. – Но, как ближайшая родственница, что-то уж очень долго вы не давали о себе знать. Насколько мне известно, до сих пор его иногда навещал один человек, не состоящий с ним в родственных отношениях, но именно он указан в качестве лица, с которым надо связаться, если состояние больного ухудшится или он умрет.

– Это, наверное, Драган Арманский.

Доктор А. Сиварнандан удивленно поднял брови и медленно кивнул.

– Верно. Я вижу, вы его знаете.

– Вы можете позвонить ему и проверить, кто я такая.

– В этом нет надобности. Я вам верю. Мне сказали, что вы два часа играли в шахматы с господином Пальмгреном. Но я не имею права обсуждать состояние его здоровья с вами без его согласия.

– А своего согласия этот упрямый баран ни за что не даст, потому что стал жертвой навязчивой идеи, что меня нельзя обременять своими напастями и что он до сих пор несет ответственность за меня, а не я за него. Тут вот какое дело: вот уже два года я думала, что он умер. Вчера я узнала, что он жив… ну, в общем, это трудно объяснить, но мне нужно знать, каков прогноз и поправится ли он.

Доктор А. Сиварнандан взял ручку и аккуратно вписал имя Лисбет Саландер в медицинский журнал Хольгера Пальмгрена. Он попросил также ее идентификационный номер и телефон.

– Так. Ну, а теперь вы формально его приемная дочь. Возможно, это и не строго по правилам, но раз уж вы первый человек, посетивший его после Рождества, когда сюда заезжал господин Арманский… В общем, вы сами видели его сегодня и наблюдали, что у него проблемы с координацией движений и ему трудно говорить. Он же перенес удар.

– Я знаю. Это я нашла его после удара и вызвала неотложку.

– А… Тогда вы знаете, что он три месяца провел в отделении интенсивной терапии и долго был без сознания. Часто пациенты вообще не выходят из комы, но иногда это случается. Очевидно, не судьба ему была умереть сейчас. Сначала его перевели в отделение для хронических больных деменцией – тех, кто не способен обойтись без посторонней помощи. Вопреки прогнозам он стал проявлять признаки улучшения, и тогда его перевели сюда, в реабилитационный центр, девять месяцев назад.

– А какие у него перспективы?

Доктор А. Сиварнандан развел руками.

– Есть у вас магический кристалл волшебнее моего? Сказать по правде, не знаю. Он может умереть от кровоизлияния в мозг хоть сегодня ночью. Или может сравнительно нормально прожить еще двадцать лет. Не знаю. Тут, как говорится, на все воля божья.

– А если он проживет еще двадцать лет?

– Реабилитация у него проходит тяжело. Лишь в самые последние месяцы наступили заметные улучшения. Шесть месяцев назад он еще не мог есть без посторонней помощи. А месяц назад едва вставал с инвалидного кресла, что частично обусловлено атрофией мышц от долгого лежания в постели. Теперь же он даже может самостоятельно ходить, пусть и немного.

– А будет у него улучшение?

– Да, причем заметное. Первый этап был очень трудным, а теперь мы, что ни день, отмечаем новые успехи. Он потерял два года жизни, но через несколько месяцев, к лету, я думаю, сможет гулять у нас в парке.

– А как с речью?

– Здесь сложность в том, что у него поражены как речевой, так и двигательный центр. Долгое время он был вял, как парниковый овощ. С тех пор мы постарались, чтобы он научился управлять своим телом и говорить. Иногда ему трудно вспомнить нужное слово, и нужно заново учить его словам. В то же время это отнюдь не то же самое, что учить ребенка говорить, – он понимает значения слов, но не может их выговорить. Дайте ему еще пару месяцев, и вы увидите, насколько лучше его речь станет по сравнению с сегодняшней. То же самое касается его способности ориентироваться. Девять месяцев назад он не различал право от лева и верх от низа.

Лисбет задумчиво кивнула и на пару минут задумалась. Теперь ей даже нравился доктор А. Сиварнандан со своей индийской внешностью и финским акцентом.

– А что значит «А» перед вашей фамилией? – неожиданно спросила она.

Он улыбнулся и ответил:

– Андерс.

– Андерс?

– Я родился в Шри-Ланке, но меня усыновили приемные родители из Турку, когда мне было всего несколько месяцев.

– Ну, хорошо, Андерс, а чем я могу помочь?

– Навещайте его. Стимулируйте интеллектуально.

– Я могу приходить каждый день.

– Приходить каждый день не нужно. Если он вас любит, то я хочу, чтобы он ждал ваших приходов, но не был ими пресыщен.

– Есть ли какое-нибудь специальное лечение, способное ему помочь? Я оплачу его стоимость.

Доктор улыбнулся словам Лисбет, но тут же снова посерьезнел.

– Боюсь, что мы и есть те, кто обеспечивает специальное лечение. Конечно, я был бы рад иметь больше средств, а также чтобы у нас не было сокращения штатов, но уверяю вас, он получает очень квалифицированную помощь.

– А если бы вам не грозило сокращение штатов, что вы могли бы ему предложить?

– Для такого пациента, как Хольгер Пальмгрен, идеальным выходом было бы прикрепление личного тренера на полный рабочий день. Но таких ресурсов в Швеции давно уже нет.

– Наймите ему тренера.

– Что-что?

– Наймите личного тренера для Хольгера Пальмгрена. Найдите самого лучшего. Сделайте это завтра же. И позаботьтесь, чтобы у него было все необходимое оборудование – в общем, все, что требуется. Я прослежу за тем, чтобы вам выделили необходимые средства уже к концу этой недели, на зарплату тренеру и на закупку оборудования.

– Да вы шутите.

Лисбет взглянула на доктора Андреса Сиварнандана жестким недвусмысленным взглядом.

Миа Бергман нажала на тормоз своего «Фиата» у тротуара возле станции метро «Гамла стан». Даг Свенссон открыл дверь и протиснулся на переднее место около водителя прямо на ходу. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а она тем временем выводила автомобиль из-за рейсового автобуса.

– Привет, – сказала Миа, не спуская глаз с транспорта по соседству. – У тебя такой озабоченный вид. Случилось что-нибудь?

Даг Свенссон вздохнул и пристегнул ремень безопасности.

– Ничего серьезного. Просто есть несуразности с текстом.

– А какие?

– До сдачи книги остался месяц. Я уже провел девять из двадцати двух запланированных встреч. А с Бьёрком из Службы безопасности ничего не получается. Чертовски не везет: он сел на больничный, но к домашнему телефону не подходит.

– А он не в больнице?

– Не знаю. Ты когда-нибудь пыталась получить информацию в Службе безопасности? Они даже не хотят подтвердить, что он у них работает.

– А ты не пробовал связаться с его родителями?

– Оба умерли. И он не женат. Есть брат, но тот живет в Испании. Я просто не знаю, как его найти.

Миа Бергман покосилась на своего бойфренда, лавируя по Шлюзу по направлению к Нюнесвеген.

– В крайнем случае, придется вырезать кусок о Бьёрне. Блумквист требует, чтобы все те, кого мы обвиняем, получили возможность прокомментировать разоблачение, прежде чем мы сделаем их имена достоянием гласности.

– Жаль было бы остаться без сотрудника тайной полиции, который таскается по проституткам. Что думаешь делать?

– Поищу его как следует. А ты сама как себя чувствуешь? Нервничаешь? – Даг шутливо ткнул ее пальцем в бок.

– Нет, пожалуй. В следующем месяце у меня защита, а я спокойна, как лед.

– Ты же знаешь свою тему. Чего же тогда нервничать?

– Посмотри, что лежит на заднем сиденье.

Даг Свенссон обернулся и увидел пластиковый мешок.

– Миа! Она уже напечатана! – воскликнул он. – «Из России с любовью. Трафикинг, организованная преступность и меры, принимаемые обществом. Миа Бергман». Я-то думал, она будет готова не раньше следующей недели. Класс! Надо будет открыть бутылку вина, когда окажемся дома. Поздравляю, доктор наук!

Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Спокойно. Доктором я стану через три недели, а ты держи руки при себе, пока я за рулем.

Даг захохотал, но вскоре посерьезнел.

– Кстати, вот тебе ложка дегтя в бочку меда… или что-то вроде… Помнишь, как примерно с год назад ты брала интервью у девушки по имени Ирина П.?

– Да, Ирина П., двадцати двух лет, из Санкт-Петербурга. Впервые приехала сюда в девяносто девятом году, потом возвращалась несколько раз. А что?

– Сегодня я встретил Гульбрандсена – полицейского, который расследовал деятельность борделя в Сёдертелье, на юге Стокгольма. Ты читала на прошлой неделе, что в Сёдертельском канале выловили утопленницу? Об этом писали в вечерних газетах. Оказалось, что это Ирина П.

– Какой ужас!

Они помолчали. Машина проезжала Сканстуль.

– Я пишу о ней в диссертации, – сказала наконец Миа. – Она упоминается под псевдонимом Тамара.

Даг Свенссон раскрыл диссертацию на разделе «Интервью» и отыскал Тамару. Он углубился в чтение, а Миа тем временем проехала через площадь Гульмарсплан и мимо «Глобен-арены».

– Ее привез сюда некто по имени Антон.

– Это тоже псевдоним. Я не могу приводить настоящие имена. Меня предупредили, что это может повлечь критические замечания на защите, потому что девушки рискуют жизнью. Я также не могу приводить имена их клиентов, так как тогда они могут вычислить, с кем из девушек я говорила. Вот почему во всех приводимых случаях я использую лишь псевдонимы или неназываемые персонажи и не даю никаких специфических деталей.

– А кто этот Антон?

– Есть предположение, что его имя Зала. Его личность установить не удалось, но мне кажется, он поляк или югослав, и, скорее всего, его зовут как-то иначе. Я разговаривала с Ириной П. четыре или пять раз, и лишь в самый последний раз она назвала его по имени. Она собиралась изменить свою жизнь, покончить с нынешней, и жутко боялась его.

– М-да… – буркнул Даг.

– Что ты хочешь сказать?

– Тут вот что… Мне довелось слышать это имя с неделю назад.

– А в связи с чем?

– У меня был острый разговор с неким Сандстрёмом. Он один из интересующих нас сексуальных клиентов, по профессии журналист. Мерзавец, каких мало.

– А в чем дело?

– В сущности, он даже не журналист. Так, делает рекламные буклеты для предприятий. И он одержим дикими фантазиями на тему насилия, которые воплощал с помощью той девушки…

– Я знаю. Я же разговаривала с ней.

– А ты отметила, что он компоновал информационный буклет для Института здравоохранения о болезнях, передаваемых половым путем?

– Вот этого я не знала.

– Я с ним говорил на прошлой неделе. Он был совершенно сломлен, когда я выложил перед ним всю собранную документацию и спросил, почему он связывается с несовершеннолетними проститутками из стран Восточного блока, чтобы воплощать свои жестокие фантазии.

– Ну и…

– Он оказался в положении не только потребителя секс-услуг, но и человека, сотрудничавшего с сексуальной мафией. Он назвал мне несколько известных ему имен, в том числе и Зала. Ничего особенного он про него не рассказывал, но я запомнил необычное имя.

Миа покосилась на Дага.

– И ты знаешь, кто он? – спросил тот.

– Нет. Мне так и не удалось выяснить это. Он так и остался именем, всплывавшим там и сям. Похоже, девушки ужасно его боятся, и никто не стал ничего рассказывать.

Глава 9

Воскресенье, 6 марта – пятница, 11 марта

Доктор А. Сиварнандан замедлил шаг, подходя к столовой и видя, что Хольгер Пальмгрен и Лисбет Саландер сидят за шахматной доской. Девушка приезжала раз в неделю, обычно по воскресеньям. Она появлялась около трех часов и пару часов проводила с ним за шахматами. Уезжала она около восьми вечера, когда больному уже было пора ложиться спать. Доктор А. Сиварнандан обратил внимание на то, что она не нянчится с ним, как с тяжелобольным и даже просто как с больным. Более того, они, казалось, все время препираются по пустякам, а она еще и позволяет ему оказывать ей знаки внимания – например, приносить кофе.

Доктор А. Сиварнандан нахмурился. Он не мог уяснить себе, что это за странная девушка, выдающая себя за приемную дочь Хольгера Пальмгрена. Внешне она выглядела несколько эксцентрично, ко всему вокруг относилась с нескрываемой подозрительностью, а шуток вообще не понимала. Обычный вежливый разговор с нею тоже как-то не получался. Однажды доктор спросил ее, кем она работает, но девушка ушла от ответа.

Через несколько дней после своего первого посещения она приехала с пачкой бумаг, касающихся создания особого фонда, деятельность которого имела целью помочь больнице в реабилитации Хольгера Пальмгрена. Председателем правления фонда значился адвокат из Гибралтара. Правление включало еще одного члена, тоже адвоката с конторой в Гибралтаре, и ревизора по имени Хуго Свенссон из Стокгольма. Правление выделяло два с половиной миллиона крон, которые доктор А. Сиварнандан мог расходовать по своему усмотрению, но с исключительной целью обеспечить Хольгеру Пальмгрену наилучший уход. Чтобы использовать средства, доктор А. Сиварнандан должен обращаться к ревизору, в обязанности которого входила выплата денег.

Контракт был необычный, если не сказать невиданный.

Несколько дней Сиварнандан размышлял, нет ли чего неэтичного в таком способе действий. Не найдя никаких претензий, он принял решение взять на ставку Иоханну Каролину Оскарссон, тридцати девяти лет, в качестве личного ассистента и тренера Хольгера Пальмгрена. Она была дипломированным специалистом по лечебной гимнастике с дополнительной квалификацией в области психологии и большим опытом работы в реабилитационных центрах. Формально она была нанята правлением фонда и, к немалому удивлению Сиварнандана, получила авансом месячную зарплату, едва подписав контракт. До этого момента его посещало смутное подозрение, не блеф ли все это.

Результаты не заставили себя ждать. Прошел месяц, и координация движений Хольгера Пальмгрена, да и его общее состояние заметно улучшились, о чем свидетельствовали и данные обследований, проводимых каждую неделю. «Трудно сказать, – думал Сиварнандан, – в какой степени это улучшение связано с тренировками и насколько это заслуга лично Лисбет Саландер». Сомнений не было: Хольгер Пальмгрен старался изо всех сил и ждал ее посещений с энтузиазмом ребенка. Похоже, его радовали даже регулярные проигрыши в шахматы.

Однажды доктор Сиварнандан подсел к ним и стал наблюдать за ходом игры. Партия оказалась необычайно интересной. Хольгер Пальмгрен играл белыми – была разыграна сицилианская защита – и действовал очень разумно.

Над каждым ходом он надолго задумывался. Несмотря на нарушения, вызванные перенесенным ударом, его интеллектуальные способности нисколько не пострадали.

При этом Лисбет Саландер сидела рядом и читала книгу на столь странную тему, как частотная калибровка радиотелескопов в условиях невесомости. Чтобы быть вровень со столом, она подложила на стул подушку. Когда Пальмгрен сделал свой очередной ход, она, оторвав глаза от книги, передвинула фигуру, казалось без всякого обдумывания, и снова уткнулась в книгу. На двадцать седьмом ходу Пальмгрен объявил, что сдается. Саландер подняла взгляд на доску, наморщила лоб и на пару секунд задумалась.

– Нет, – твердо сказала она, – у вас есть шанс на ничью.

Пальмгрен вздохнул и на пять минут застыл, вперившись в доску. Наконец он пристально взглянул на Лисбет Саландер и потребовал:

– Ну-ка, докажи это.

Она развернула доску и стала играть его фигурами. На тридцать девятом ходу возникло ничейное положение.

– Боже мой! – воскликнул Сиварнандан.

– Она такая, – согласился Пальмгрен и прибавил: – На деньги с ней лучше не играть.

Сам Сиварнандан играл в шахматы с детства и подростком участвовал в чемпионате школьников Турку, когда там жил, причем занял второе место. Себя он считал знающим шахматистом-любителем, а Лисбет Саландер казалась ему неотесанной самоучкой: вряд ли она когда-либо играла за какой-нибудь клуб. Упомянув как-то, что развитие очередной партии напоминает вариант Ласкера, он понял по ее лицу, что для нее это совершенно не дошло. Возможно, она вообще не слыхала про Эммануила Ласкера. Его искушало желание понять, врожденный ли у нее талант, и если так, каковы ее другие способности. Интересный объект для психолога.

Но доктор ни о чем не спросил. Он просто видел, что Хольгеру Пальмгрену стало намного лучше, с тех пор как его привезли в Ершту.

Адвокат Нильс Бьюрман вернулся домой поздно вечером, проведя целых четыре недели на даче возле Сталлархольмена. Настроение было хуже некуда: до сих пор не произошло ничего, предвещавшего изменение его мерзкой ситуации, если не считать того, что верзила-блондин привез ему сообщение: его предложение вызвало интерес, и исполнение обойдется ему в сто тысяч крон.

На полу под почтовой щелью в двери скопилась целая куча корреспонденции. Подняв ее, адвокат положил все на кухонный стол. У него развилась полная индифферентность к тому, что касалось его работы, да и ко всему на свете, так что лишь поздно вечером взгляд его упал на горку бумаг.

Бьюрман начал рассеянно перебирать их. Одно из писем пришло из «Хандельсбанка». Вскрыв конверт, он испытал нечто вроде шока при виде копии документа, извещавшего, что Лисбет Саландер сняла со своего счета девять тысяч триста двенадцать крон.

Значит, она вернулась.

Зайдя в кабинет, он положил этот документ на письменный стол и несколько минут не спускал с него ненавидящего взгляда, собираясь с мыслями. Нужный телефонный номер пришлось долго искать. Наконец он поднял трубку и позвонил на мобильный номер. Ответил верзила-блондин, как всегда, с легким акцентом:

– Да?

– Это Нильс Бьюрман.

– Что вам надо?

– Она снова в Швеции.

На другом конце повисло молчание.

– Хорошо, но больше по этому номеру не звоните.

– Но…

– Вам скоро сообщат.

К неудовольствию Бьюрмана, разговор на этом прервался. Беззвучно выругавшись, он подошел к домашнему бару, налил сто граммов бурбона «Кентукки» и в два глотка опорожнил стакан. «Надо бы поменьше пить», – подумал он и налил еще двести граммов. Взяв стакан, вернулся к письменному столу и снова уставился на сообщение из банка.

Мириам Ву массировала спину и шею Лисбет Саландер. Вот уже двадцать минут она интенсивно мяла ей мышцы, а Лисбет тем временем наслаждалась, время от времени блаженно постанывая. Массаж Мимми был потрясающе приятным, и Лисбет чувствовала себя как котенок, которому не остается ничего другого, кроме как мурлыкать и махать лапками.

Она недовольно вздохнула, когда Мимми шлепнула ее по заду и сказала, что сеанс закончен. Еще несколько секунд Лисбет полежала в бесплодной надежде на продолжение, но, услышав, как Мимми потянулась за бокалом вина, перевернулась и легла на спину.

– Спасибо, – сказала она.

– Наверняка сидишь целыми днями перед компьютером. Вот у тебя спина и болит.

– Я мышцу немного потянула.

Они лежали голые на кровати Мимми в квартире на Лундагатан, пили красное вино и были слегка навеселе. Возобновив знакомство с Мимми, Лисбет словно не могла насытиться ею. У нее вошло в привычку – возможно, дурную – звонить Мимми почти каждый день – наверняка слишком часто. Глядя на подругу, Лисбет напомнила себе, что ей не стоит ни к кому слишком сильно привязываться. Ведь это может кончиться тем, что ты ранишь кого-то.

Мариам Ву вдруг свесилась с кровати и открыла ящик у прикроватного столика. Вытащив маленький плоский пакет, завернутый в подарочную бумагу с розеткой из золотистой ленточки, она кинула его Лисбет.

– Это что?

– Подарок ко дню рождения.

– Но ведь он у меня только через месяц.

– А это за прошлый год. Тогда тебя было не найти. Я обнаружила его, когда паковала вещи для переезда.

Лисбет выжидательно помолчала.

– Можно открыть?

– Ясное дело, если хочешь.

Поставив бокал с вином на столик, Лисбет потрясла сверток и осторожно его развернула. В ее руках оказался красивый портсигар с крышкой из черно-синей эмали, украшенной к тому же китайскими иероглифами.

– Тебе бы лучше бросить курить, – воскликнула Мириам Ву, – но если уж будешь продолжать, так хоть держи сигареты в красивой упаковке.

– Спасибо, – отозвалась Лисбет. – Ты единственный человек, от кого я получаю подарки ко дню рождения. А что значат иероглифы?

– Откуда мне знать? Китайским я не владею. Это же просто безделушка, на которую я наткнулась на блошином рынке.

– Красивый портсигар.

– Да что там – дешевка. Но мне показалось, что он просто создан для тебя… Вино кончилось. Может, сходить купить пива?

– Значит, надо вылезать из постели и одеваться?

– Боюсь, что так. Но что за удовольствие жить в районе Сёдер, если время от времени не ходишь по кабакам?

Лисбет вздохнула.

– Пошли, – предложила Мириам Ву, тыкая пальцем в кольцо на пупке Лисбет. – После кабака можем вернуться сюда.

Лисбет снова вздохнула, спустила ногу на пол и потянулась за трусиками.

Сидя за столом во временно отгороженном углу «Миллениума», Даг Свенссон услышал звук открываемой двери. Часы показывали уже девять вечера. Микаэль Блумквист удивился не меньше, застав кого-то в редакции.

– Вот, сижу тут, сгораю на работе. Привет, Микке. Листал книгу, да так и позабыл о времени. А ты зачем зашел?

– Забыл одну книгу и заскочил за ней. Ну, как дела?

– Ничего, но… Вот уже три недели пытаюсь напасть на след этого мерзавца Бьёрка из Службы безопасности. Пропал, как сквозь землю провалился или как будто его похитила иностранная разведка.

Даг в подробностях рассказал о своих бедах. Микаэль придвинул к себе стул, уселся и на секунду задумался.

– А ты пробовал фокус с лотереей?

– А что это за фокус?

– Придумай себе какую-нибудь фамилию и сообщи ему письмом, что он выиграл мобильник с GPS-навигатором или что-то в этом роде. Напечатай письмо так, чтобы оно выглядело прилично и убедительно, и пошли на его почтовый адрес. Сообщи, что он выиграл приз и вошел в число двух десятков счастливчиков, которые теперь разыграют призовую сумму сто тысяч крон. От него лишь требуется принять участие в исследовании рыночного потенциала нескольких продуктов. Анкетирование займет всего лишь около часа и будет проводиться профессиональным социологом. Ну, а потом…

Даг уставился на Микаэля, раскрыв рот.

– Ты что, серьезно?

– Почему бы и нет? Ты же все перепробовал. Но ведь даже непутевый сотрудник Службы безопасности может решить, что шансы выиграть сто тысяч крон из расчета один к двадцати не такие уж и маленькие.

Даг захохотал:

– Ты спятил. А это законно?

– А что незаконного в том, что ты подаришь кому-то мобильник?

– Нет, ты просто чокнутый.

Свенссон все хохотал и хохотал. Микаэль на секунду задумался. Вообще-то он собирался домой. В пивных он бывал редко, но компания Дага Свенссона его привлекала.

– Не хочешь пойти выпить пива? – неожиданно для себя спросил он.

Даг посмотрел на часы.

– С удовольствием, – согласился он, – по одной. Мне только нужно позвонить Миа. Она встречается с приятельницами и собиралась прихватить меня по дороге домой.

Они пошли в пивную «Мельница» неподалеку от редакции. Даг Свенссон посмеивался, мысленно сочиняя письмо Бьёрку из Службы безопасности. Микаэль слегка иронично поглядывал на своего сотрудника, которого оказалось столь легко развеселить. Им повезло: прямо у входа освободился столик; они заказали по большой кружке крепкого пива и, склонив головы друг к другу, начали обсуждать тему, занимавшую все последнее время Дага Свенссона.

Микаэль не подозревал, что там же, у стойки бара, стоят Лисбет Саландер и Мириам Ву. Лисбет, заметив их, отступила назад, так, чтобы Мимми оказалась между нею и Микаэлем Блумквистом. Через плечо подруги она могла наблюдать за ним.

В пивную она зашла впервые после возвращения в Стокгольм, и вот тебе на – наткнулась на него, «чертова Калле Блумквиста». Она не видела его уже больше года.

– Что там у тебя? – спросила Мимми.

– Ничего, – отмахнулась Лисбет.

Они продолжали болтать, точнее, Мимми рассказывала историю своей встречи с одной лесбиянкой во время поездки в Лондон несколько лет назад. Речь шла о посещении выставочного зала и о том, в каком дурацком положении оказалась она, начав клеиться к той девушке. Лисбет время от времени кивала, хотя, как обычно, пропускала самое главное мимо ушей.

Она подумала, что Микаэль Блумквист, в сущности, не изменился и выглядел просто недопустимо великолепно: беззаботный, непринужденный и в то же время серьезный. Он слушал своего собеседника и время от времени кивал. Похоже, они говорили о чем-то важном.

Лисбет перевела взгляд на спутника Микаэля, светловолосого, коротко стриженного мужчину, по виду младше Микаэля на несколько лет. Тот говорил с сосредоточенным выражением лица, словно объясняя что-то. Лисбет его раньше не видела и не имела понятия, кто это.

К столику Микаэля вдруг подошла целая компания, и все начали пожимать ему руку. Его потрепала по щеке женщина, чьей шутке все вдруг рассмеялись. Похоже, что Микаэля это смутило, но он тоже засмеялся.

Лисбет Саландер нахмурилась.

– Да ты меня вообще не слушаешь, – обиделась Мимми.

– Да что ты, слушаю.

– Что за удовольствие ходить с тобой в кабак? Хватит с меня. Может, вернемся домой и перепихнемся?

– Чуть позже, – ответила Лисбет.

Она придвинулась поближе к Мимми и положила руку ей на бедро. Та нежно взглянула на подругу:

– Мне хочется поцеловать тебя.

– Не сто́ит.

– Боишься, что тебя примут за лесбиянку?

– Просто сейчас не хочу привлекать внимание.

– Пошли домой.

– Не сейчас. Погоди немного.

Ждать долго не пришлось. Уже через двадцать минут после их прихода спутнику Микаэля позвонили на мобильник. Допив пиво, мужчины одновременно поднялись.

– Смотри-ка, – воскликнула Мимми, – это же Микаэль Блумквист. После дела Веннерстрёма он стал знаменитостью покруче рок-звезды.

– Разве? – удивилась Лисбет.

– Ты что, не знала? Это было примерно в то время, когда ты уехела за границу.

– Что-то я об этом слышала.

Лисбет подождала еще минут пять, а потом взглянула на Мимми:

– Ты же хотела меня поцеловать.

Та удивленно уставилась на нее.

– Я тебя просто дразнила.

Лисбет встала на цыпочки, приблизила к себе лицо Мимми и поцеловала ее долгим поцелуем взасос. Оторвавшись друг от друга, они услышали аплодисменты.

– Ну, ты и чокнутая, – сказала Мимми.

В свою квартиру Лисбет Саландер вернулась только около семи часов утра. Принюхавшись к вороту майки, она подумала, что не мешало бы принять душ, но решила наплевать на это, разделась, бросая одежду в кучу на пол, и легла спать. Проснулась она днем в четыре часа, встала, спустилась вниз и позавтракала в торговом комплексе «Сёдерхалларна».

В голове крутились Микаэль Блумквист и ее собственная реакция на неожиданную встречу с ним в пивной. Ее взбудоражило его присутствие, но она поняла, что видеть его перестало быть для нее мучительным. Он превратился в крошечную точку на горизонте, в незначительный раздражитель ее существования.

В ее жизни были раздражители и похуже.

Лисбет вдруг захотелось набраться смелости, подойти и поздороваться с ним.

Или, может быть, переломать ему ноги. Она и сама не знала, чего хотела бы больше.

В любом случае ей вдруг стало любопытно, чем он сейчас занимается.

Покончив с несколькими делами, она вернулась домой около семи вечера, включила компьютер и запустила программу «Асфиксия 1.3». Иконка «Мик. Блум./лэптоп» все еще хранилась на сервере в Голландии. Дважды щелкнув мышкой, девушка открыла копию жесткого диска Микаэля Блумквиста. С тех пор как она уехала из Швеции больше года назад, Лисбет впервые зашла в компьютер Микаэля. Она с облегчением отметила, что он не обновлял оперативную систему своего компьютера. Случись это, «Асфиксия» была бы удалена, а ее отслеживание прекратилось бы. Она подумала, что ей стоит переписать программное обеспечение так, чтобы обновление компьютера Блумквиста не нанесло ей ущерба.