Текст книги "Девушка, которая играла с огнем"

Часть 3
Уравнения, не имеющие решений
23 марта – 2 апреля

Существуют уравнения, не имеющие решений ни при каких значениях неизвестных, например

(x + y)(x – y) = x² – y² + 1.

Глава 11

Среда, 23 марта – четверг, 24 марта

Красной ручкой Микаэль Блумквист поставил восклицательный знак и обвел его кружком на полях рукописи Дага Свенссона. Он хотел, чтобы рассуждение в этом месте было подкреплено ссылкой на источник.

Был вечер в среду, накануне Великого четверга, и почти все сотрудники «Миллениума» наметили себе пасхальные каникулы на неделю. Моника Нильссон была за границей, Лотта Карим уехала с мужем в горы, Хенри Кортес оставался на месте и отвечал на телефонные звонки, но Микаэль отпустил его домой, так как последнее время никто не звонил, а он сам все равно собирался посидеть в редакции. Хенри умчался к своей нынешней подружке с улыбкой на лице.

Дага Свенссона не было видно. Микаэль, сидя в одиночестве, прочесывал его текст. В книге планировалось двенадцать глав общим объемом двести девяносто страниц. Девять глав из двенадцати были полностью подготовлены Дагом, и Микаэль Блумквист прочитал их слово за словом, возвращая автору текст, когда требовались разъяснения или другие формулировки.

Микаэль считал Дага Свенссона способным журналистом, и его собственные замечания сводились в основном к незначительным пометкам на полях. Приходилось напрячься, чтобы найти что-нибудь требующее вмешательства. За все недели, пока пачка с рукописью росла на письменном столе Микаэля, они поспорили всерьез только раз – по поводу текста, занимавшего не больше страницы. Микаэль хотел вычеркнуть этот кусок, а Даг боролся за то, чтобы его сохранить. Но это, в сущности, пустяк.

Короче говоря, «Миллениуму» досталась великолепная книга, и вскоре она попадет в типографию. Микаэль не сомневался, что ее выход в свет спровоцирует кучу кричащих заголовков статей. Даг Свенссон был столь беспощаден в разоблачении людей, пользующихся услугами проституток, и так убедительно излагал материал, что сомнений не оставалось: в обществе что-то не так. Одной из сильных сторон книги было писательское дарование Дага. Другой служили факты, положенные в основу изложения. Это было журналистское расследование высшего класса.

За прошедшие месяцы Микаэль сделал три основных заключения о Даге. Во-первых, он был добросовестный журналист, не позволявший себе недоделок. Во-вторых, ему не свойственна глубокомысленная риторика, переходящая в словоблудие, столь типичная для репортажей на общественные темы. Книга была скорее объявлением войны, чем репортажем. Микаэль одобрительно улыбнулся. В-третьих, Даг, хоть и моложе Микаэля почти на пятнадцать лет, испытывал такую же страсть, как когда-то и он сам, бросившись на борьбу с ничтожествами из числа экономических журналюг и выпустив скандальную книгу, которую ему до сих пор не могут простить в некоторых редакциях.

Важно, чтобы книга Дага Свенссона ни в чем не давала слабину. Если уж репортер вылезает с такой тематикой, у него в книге не должно быть недочетов, а иначе не стоит и публиковать ее. Сейчас доказательная база была готова процентов на девяносто восемь, но все еще оставались слабые места, требовавшие полировки и утверждения, не подкрепленные документами в той мере, какую Микаэль счел бы достаточной.

В половине шестого он выдвинул ящик письменного стола и извлек сигарету. Эрика Бергер ввела полный запрет на курение в редакции, но сейчас он был в одиночестве, а на выходных здесь никто не появится. Блумквист поработал еще минут сорок, собрал прочитанную главу в папку и положил на стол Эрике для просмотра. Последние три главы Даг Свенссон обещал прислать по электронной почте завтра утром, чтобы Микаэль мог поработать над текстом на праздниках. Во вторник после Пасхи планировалось совещание, на котором Даг, Эрика, Микаэль и секретарь редакции Малин Эрикссон собирались утвердить окончательный текст как книги, так и статьи для «Миллениума». После этого оставалось подготовить макет, что входило в обязанности Кристера Мальма, и послать рукопись в типографию. Микаэль решил не заниматься поиском типографии, а снова заключить договор с «Халльвигс Реклам» в местечке Моргонгова. Они печатали его книгу о деле Веннерстрёма, предложив ему такие финансовые условия и качество исполнения, с которыми мало какая из типографий могла конкурировать.

Взглянув на часы, Микаэль решил побаловать себя еще одной сигаретой, сел у окна и стал смотреть на Гётгатан. Он непроизвольно провел языком по внутренней стороне губы. Рана уже заживала. В который раз Микаэль задумывался над тем, что же такое произошло у двери дома на Лундагатан, где жила Лисбет Саландер.

Наверняка было только ясно, что она жива и вернулась в Стокгольм.

Ежедневно после случившегося Микаэль пытался установить с ней контакт – посылал электронные письма на тот адрес, который у нее был год назад, но ответа не получал. Еще он ходил на Лундагатан. Надежды что-либо узнать о ней иссякали.

Дверная табличка с именем поменялась. Теперь там стояло «Саландер – Ву». В регистре населения страны значились двести тридцать человек по фамилии Ву, из которых почти сто сорок проживали в Стокгольме и окрестностях, но ни одного – на Лундагатан. Микаэль не представлял себе, кто из этих Ву переехал к Саландер, был ли это ее бойфренд или Лисбет сдала кому-то квартиру. Никто не открыл, когда он постучал.

Наконец Блумквист сел и написал ей простое, немного старомодное письмо.

Здравствуй, Салли!

Не знаю, что случилось год назад, но к настоящему времени даже до такого отпетого тугодума, как я, дошло, что ты решила порвать со мной все контакты. Бесспорно, у тебя полное право решать, с кем тебе общаться, и я не собираюсь ныть по этому поводу. Хочу только сказать, что все еще считаю тебя своим другом, что мне недостает тебя и что я с удовольствием посидел бы с тобой за чашкой кофе, если ты будешь в настроении.

Не знаю уж, в какие передряги ты попала, но разборка на Лундагатан внушает тревогу. Если тебе нужна помощь, можешь звонить когда угодно. Я, как известно, перед тобой в долгу.

Кроме того, у меня твоя сумка. Дай знать, если она тебе нужна. Не хочешь встречаться – тогда просто сообщи, на какой адрес ее послать. Я не стану тебя искать, раз уж ты четко дала мне понять, что не хочешь знать меня.

Микаэль

Никакого ответа, разумеется, не пришло.

Вернувшись домой утром того дня, когда случилось происшествие на Лундагатан, Блумквист открыл сумку Лисбет и выложил ее содержимое на кухонный стол. Бумажник, в котором лежали квитанция, примерно шестьсот шведских крон, двести американских долларов и месячная проездная карточка по Стокгольму и окрестностям. Далее – начатая пачка «Мальборо лайт», три зажигалки «Бик», упаковка таблеток от горла, открытая пачка бумажных носовых платков, зубные щетка и паста, три гигиенических тампона в боковом кармашке, закрытый пакет презервативов с этикеткой лондонского аэропорта Гатвик, блокнот формата А5 в твердом черном переплете, пять шариковых ручек, баллончик со слезоточивым газом, косметичка с губной помадой и косметикой, а также радио с наушниками, но без батареек, и вчерашний номер газеты «Афтонбладет».

Самый неожиданный предмет лежал в легкодоступном наружном отделении. Это был молоток. Но внезапно атакованная Лисбет не успела достать ни молоток, ни баллончик со слезоточивым газом. Что она, очевидно, использовала, так это связку ключей вместо кастета: на них даже остались следы крови и кожи.

В связке болтались шесть ключей. Три из них были типичными квартирными: от парадной, от квартиры и от французского замка. Но к замкам на Лундагатан они не подошли.

Микаэль раскрыл блокнот и пролистал страницу за страницей. Он сразу узнал четкий аккуратный почерк Лисбет и тут же почувствовал, что это отнюдь не дневник с девичьими секретами. Три четверти его объема заполняли математические каракули. На самом верху первой страницы стояло уравнение, знакомое даже Микаэлю:

x³ + y³ = z³

Трудностей со счетом у Блумквиста никогда не было. Гимназию он окончил с высшими баллами по математике, что, конечно, не означало, что он хороший математик, а просто свидетельствовало об усвоении школьной программы. Но страницы блокнота Лисбет Саландер содержали записи, которые он не только не понимал, но не стал бы и пытаться осмыслить. Одно уравнение растянулось на целый разворот и закончилось перечеркиваниями и правкой. Трудно было определить, реальны ли эти формулы и вычисления, но, насколько Микаэль знал Лисбет Саландер, он рискнул предположить, что уравнения реальны и что они имеют некий потаенный смысл.

Он долго листал блокнот. Уравнения были ему понятны не более, чем китайская грамота, но он догадался, над чем она размышляла: x³ + y³ = z³. Ее увлекала загадка Ферма, классическая проблема, о которой слышал даже Микаэль Блумквист. Он глубоко вздохнул.

На последней странице Микаэль обнаружил несколько кратких и в высшей степени загадочных записей, не имевших никакого отношения к математике, но все же похожих на формулу, например:

(Блондин + Магге) = НЭБ

Некоторые заметки были подчеркнуты и обведены кружками, что не делало их понятнее. В самом низу страницы стоял телефон автомобильной фирмы «Автоэкспорт» в Эскильстуне.

Микаэль даже не пытался интерпретировать эти записи. Он подумал, что это просто каракули, сделанные в задумчивости.

Затушив окурок и надев пиджак, Блумквист включил редакционную сигнализацию и пошел к автобусной станции у Шлюза. Там он сел на автобус, шедший маршрутом на Стэкет, резервацию пижонов в Лэннерсте. Он был приглашен на ужин к сестре, Аннике Блумквист, в замужестве Джаннини, которой исполнилось сорок два года.

Эрика Бергер начала свои праздничные выходные с тяжелой, мучительной трехкилометровой пробежки, заканчивавшейся у пароходного причала в Сальтшёбадене. Последние месяцы она пропустила много занятий в гимнастическом зале и теперь чувствовала, что мышцы задеревенели. Обратно она возвращалась шагом. У мужа была лекция на выставке в Музее современного искусства, и домой раньше восьми он не попадет. Тогда она откроет бутылку хорошего вина, приготовит ванну и соблазнит мужа. Это могло отвлечь ее от мыслей о проблеме, которая ее мучила.

Четыре дня назад ее пригласил на деловой ланч замдиректора одного из крупнейших предприятий в сфере массовой информации. Уже за салатом он самым серьезным тоном высказал намерение предложить ей пост главного редактора крупнейшей газеты, которой владело предприятие. «Правление обсудило несколько кандидатур, и мы пришли к выводу, что именно вы принесли бы газете наибольшую пользу. Мы хотим вас», – объявил он. Предложение включало зарплату, рядом с которой ее вознаграждение в «Миллениуме» было просто смехотворным.

Предложение настигло Эрику как гром среди ясного неба, и на время она утратила дар речи.

– Почему именно я? – наконец спросила она.

Замдиректора темнил, пытался уйти от ответа, но под конец сказал, что Эрика известный, уважаемый и, как свидетельствуют многие, прекрасный руководитель. Умение, с которым она вытащила «Миллениум» из болота, в котором журнал находился два года назад, получило признание. К тому же Большой Дракон нуждался в модернизации. Налет старины привел к тому, что число молодых подписчиков стало заметно и постоянно снижаться. Сделать зубастую женщину, к тому же феминистку, главным редактором в самой консервативной газете мужского населения Швеции было вызывающе и нагло. В общем, это было единодушное решение, или, скажем, почти единодушное. По крайней мере, так решили те, с кем нужно считаться.

– Но я не разделяю основных политических позиций газеты, – возразила Эрика.

– Кому какое дело? Вы же не записная оппозиционерка и будете шефом, а не политруком, а руководство само все решит.

Чего он не коснулся, так это классового смысла вопроса. Эрика имела нужное происхождение и среду воспитания.

Она ответила, что интуитивно чувствует притягательность этого предложения, но не может согласиться сразу. Ей нужно все тщательно обдумать. Они договорились, что Эрика ответит, по возможности не откладывая. Замдиректора заметил, что, если причиной ее сомнения служит размер зарплаты, они могут продолжить обсуждение соответствующих цифр. К тому же ей предлагается исключительный по масштабам «золотой парашют»[22]22
  Договор найма с руководителями компании, предусматривающий выплату им крупной компенсации в случае изменения контроля над компанией и/или увольнения.


[Закрыть].

«А ведь пора подумать и о пенсии», – пришло Эрике в голову. Ей скоро сорок пять. Сколько воды на ней возили, пока она была начинающей или замещающей сотрудницей… Именно она взрастила «Миллениум», стала главным редактором лишь благодаря собственным заслугам. Неумолимо приближался момент, когда ей придется снять трубку и сказать «да» или «нет», а она все еще не решила, что ей делать. Всю последнюю неделю Эрика собиралась обсудить это с Микаэлем Блумквистом, но так и не удосужилась. Она чувствовала, что подспудно хотела скрыть от него данную ситуацию, а из-за этого ее мучила совесть.

Предложение имело явные недостатки. Положительный ответ означал бы конец сотрудничества с Микаэлем. Он бы никогда не последовал за ней к Большому Дракону, чем бы она ни подсластила подобное предложение. Деньги ему не нужны, и он был вполне доволен возможностью в спокойной обстановке кропать свои тексты.

Эрика была довольна ролью главного редактора «Миллениума». Она давала ей определенный статус в журналистских кругах, который ей самой казался почти незаслуженным. Она работала редактором, а не поставщиком новостей. То была не ее стезя, она считала себя посредственным журналистом. Но у нее хорошо получались беседы на радио и телевидении, а главное – она была классным редактором. Тем более что ей, как главному редактору, доводилось прикладывать руку и к текущему редактированию.

Конечно, Эрика Бергер испытывала соблазн. И даже не столько из-за высокой зарплаты, сколько оттого, что благодаря новой должности она станет одной из самых влиятельных фигур в медиабизнесе. «Такое предложение дважды не делают», – заметил директор в разговоре.

Где-то у «Гранд-отеля» на берегу Сальтшёбадена она осознала, что, к сожалению, не сможет сказать «нет». На секунду ей стало страшно оттого, что придется выложить эту новость Микаэлю Блумквисту.

Обед в семье Джаннини, как всегда, проходил в обстановке легкого хаоса. У сестры Микаэля Анники было двое детей: Моника тринадцати лет и Дженни десяти лет. Ее муж Энрико Джаннини, возглавлявший скандинавское отделение международной биотехнологической компании, имел на своем попечении сына Антонио от предыдущего брака. Другие гости включали маму Энрико Антонию, брата Пьетро с женой Евой-Лоттой и детьми Петером и Никола. Кроме того, в том же квартале жила сестра Энрико с четырьмя детьми. На ужин пригласили также тетушку Энрико, Анджелину, которую родня числила просто-напросто сумасшедшей, или, во всяком случае, невероятно эксцентричной особой, а вместе с ней и ее нового бойфренда.

Уровень хаоса, царившего за обеденным столом весьма внушительных размеров, был немаленьким. Разговор шел на трескучей смеси шведского и итальянского, иногда всеми разом; ситуацию усугубила Анджелина, на весь вечер затеявшая разговор, почему это Микаэль до сих пор холостяк, и предлагавшая на выбор несколько подходящих кандидатур из числа дочерей ее знакомых. Наконец Микаэль пояснил, что и рад бы жениться, да его любовница, к сожалению, замужем. Это заставило Анджелину ненадолго примолкнуть.

В половине восьмого вечера зазвонил мобильник Микаэля. Он-то думал, что отключил телефон и пропустит разговор, но успел выудить его из внутреннего кармана пиджака, который кто-то забросил на шляпную полку. Это был Даг Свенссон.

– Не помешал?

– Не особенно. Я ужинаю у сестры вместе с кучей ее родственников со стороны мужа. А что случилось?

– Тут вот какое дело. Я попытался дозвониться до Кристера Мальма, но он не берет трубку.

– Он со своим бойфрендом в театре.

– Вот не везет. Я пообещал встретиться с ним завтра утром в редакции, показать фотографии и иллюстрации для книги. Он хотел заняться ими в праздник. Но Миа вдруг надумала ехать к родителям в Даларну, показать им диссертацию. Поэтому мы должны выехать завтра рано утром.

– Ну, хорошо.

– Но у меня все иллюстрации на бумаге, я не могу переслать их по электронной почте. Ничего, если я передам фотографии тебе сегодня вечером?

– Но… Слушай, я сейчас в Лэннерста, побуду тут еще немного, а потом двинусь в город. К тебе в Эншеде мне только сделать небольшой крюк с дороги. Ближе к одиннадцати подойдет?

Даг Свенссон не имел ничего против.

– У меня еще одно дело. Только, боюсь, тебе это не понравится.

– Ну, давай, говори.

– У меня тут одна непонятка, которую я хотел бы прояснить, пока книга не пошла в печать.

– А о чем речь?

– Зала. Пишется через «З».

– Что еще за Зала?

– Зала – это гангстер, вроде из Восточной Европы, может быть, из Польши. Я упоминал о нем в электронном письме тебе с неделю тому назад.

– Извини, что-то не припомню.

– Он появляется в материалах то там, то сям. Его, похоже, все боятся, и никто не хочет о нем говорить.

– Вот оно как…

– Пару дней назад я снова на него наткнулся. Я думаю, он сейчас в Швеции. Его надо включить в список клиентов проституток, который у меня в седьмой главе.

– Даг, ты не можешь заняться сбором материала за три недели до отправки рукописи в типографию.

– Я знаю. Но тут особое дело. Я разговаривал с одним полицейским, который тоже слышал про Залу… В общем, мне кажется, стоит потратить несколько дней на следующей неделе, чтобы поискать его.

– Зачем? У тебя разве мало гадов в тексте?

– Похоже, что это особый негодяй. Никто толком не знает, кто он. Чутье подсказывает мне, что тут еще стоит покопать.

– Чутью необходимо доверять, – отозвался Микаэль. – Но если говорить серьезно, то передвинуть срок сдачи книги совершенно невозможно. У нас договор с типографией, и книга должна выйти одновременно с номером «Миллениума».

– Я знаю, – грустно ответил Даг.

Только Миа Бергман заварила кофе и налила его в термос, как в дверь позвонили. Часы показывали почти девять. Дагу было ближе идти к двери, и он, в уверенности, что это Микаэль Блумквист пришел раньше, чем планировал, открыл, даже не посмотрев в дверной глазок. Но вместо Микаэля Блумквиста перед ним стояла невысокого роста девица, по возрасту несовершеннолетняя.

– Мне нужно видеть Дага Свенссона и Миа Бергман, – начала она.

– Я и есть Даг Свенссон.

– Я должна с вами поговорить.

Даг машинально взглянул на часы. Миа тоже вышла в прихожую и с любопытством разглядывала незнакомку из-за плеча Дага.

– Не слишком ли позднее время для визита? – поинтересовался тот.

Девушка смотрела на него, храня терпеливое молчание.

– Поговорить о чем?

– О книге, которую вы собираетесь публиковать в «Миллениуме».

Даг и Миа переглянулись.

– А ты кто такая?

– Эта тема и меня волнует. Можно мне войти или мы будем разговаривать на площадке?

Свенссон на секунду заколебался. Девушка, конечно, была ему совершенно не знакома, да и время для визита выбрала неподходящее, но выглядела она достаточно безобидно, чтобы ее впустить. Даг проводил ее к столу в гостиной.

– Может быть, хочешь кофе? – спросила Миа.

Даг недовольно покосился на свою подругу.

– Как насчет того, чтобы ответить на мой вопрос – кто ты такая?

– Да, спасибо. В смысле кофе. Меня зовут Лисбет Саландер.

Миа пожала плечами и открыла термос. Она уже расставила на столе чаши, готовясь к приходу Микаэля Блумквиста.

– А откуда тебе известно, что я думаю публиковать книгу в «Миллениуме»? – спросил Даг.

Внезапно в нем проснулась подозрительность. Девушка, проигнорировав его вопрос, посмотрела на Миа Бергман. Кривую ухмылку при некотором усилии можно было истолковать как улыбку.

– Интересная диссертация, – сказала она.

Миа удивленно раскрыла глаза.

– Откуда тебе известно о моей диссертации? – спросила она.

– Случайно попался экземпляр, – туманно ответила девушка.

Раздражение Дага Свенссона усиливалось.

– Давай-ка лучше объясни, чего тебе надо, – потребовал он.

Девушка выдержала его взгляд. Он вдруг обратил внимание на цвет ее радужной оболочки. Он был таким темным, что ее глаза на свету казались черными как уголь. Еще он подумал, что, скорее всего, ошибся в ее возрасте и она старше, чем ему показалось вначале.

– Я хочу знать, почему вы ходите, задаете вопросы о Зале, Александре Зале, – сказала Лисбет Саландер. – И прежде всего я хочу понять, что вам о нем известно.

«Александр Зала», – ошеломленно подумал Даг Свенссон. Он еще ни разу не слышал, чтобы Залу назвали по имени.

Даг Свенссон внимательно посмотрел на девушку, стоявшую перед ним. Она взяла чашку и отпила глоток кофе, не спуская с него взгляда, начисто лишенного тепла. Ему даже стало как-то не по себе.

В отличие от Микаэля и других присутствующих взрослых, а также несмотря на свой день рождения, Анника Джаннини пила только легкое пиво, а от вина и водки воздержалась. К половине одиннадцатого она была практически трезвой. Считая своего старшего брата в некоторых отношениях порядочным оболтусом, за которым надо присматривать, Анника великодушно предложила подвезти его до Эншеде. Она планировала только подбросить его до автобусной остановки в Вэрмдёвеген, тогда до Стокгольма оставалось бы не так далеко.

– Почему ты не покупаешь себе машину? – укоризненно спросила она, пока Микаэль пристегивал ремень безопасности.

– Потому что, в отличие от тебя, я живу так близко от работы, что хожу пешком, и машина мне бывает нужна примерно раз в год. Кроме того, я все равно не мог бы сесть за руль, потому что твой благоверный поил меня водкой из Сконэ.

– Он понемногу «ошведывается». Лет десять назад предложил бы что-нибудь итальянское.

По дороге они могли пообщаться как брат с сестрой. Если не считать назойливой тетушки с отцовской стороны, двух менее назойливых тетушек с материнской да нескольких дальних кузин и кузенов, у Микаэля и Анники не оставалось близких родственников. Трехлетняя разница в возрасте, дававшая о себе знать, когда они были подростками, лишь сблизила их, когда они повзрослели.

Анника окончила юридический факультет, и Микаэль считал, что из них двоих сестра определенно талантливее. Она без устали училась, по окончании университета несколько лет проработала в суде, затем получила место помощника одного из самых известных в Швеции адвокатов и, наконец, открыла собственную контору. Ее специализацией было семейное право, и со временем сфера ее интересов сместилась в сторону защиты женского равноправия. Анника часто выступала в роли адвоката женщин, подвергшихся насилию, написала об этом книгу и приобрела известность. В довершение всего она, находясь в рядах социал-демократов, активно участвовала в политической деятельности своей партии, за что Микаэль прозвал ее Политрук.

Сам Блумквист еще в ранней молодости принял решение не совмещать партийную принадлежность с журналистской честностью. Он даже избегал голосования на выборах, и в тех случаях, когда все же голосовал, отказывался рассказывать любопытствующим, включая Эрику Бергер, кому он отдал свой голос.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Анника, когда они проезжали по мосту Скуруброн.

– Хорошо, в общем-то.

– Тогда что не так? Микке, тебя-то уж я знаю. Весь вечер был какой-то хмурый.

Микаэль помолчал.

– Не так уж все просто. В данный момент меня мучают две проблемы. Одна связана с девушкой, которая помогла мне в ходе дела Веннерстрёма два года тому назад, а потом безо всяких объяснений бесследно исчезла с моего горизонта. Больше года о ней не было ни слуху ни духу, пока я не увидел ее на прошлой неделе.

Микаэль рассказал о нападении на Лундагатан.

– А ты заявил в полицию? – сразу спросила Анника.

– Нет.

– Почему?

– Эта девушка очень нелюдимая. К тому же на нее напали – ей и подавать заявление.

Уж это-то, насколько мог судить Микаэль, вряд ли входило в ближайшие планы Лисбет Саландер.

– Вот упрямый осел, – добродушно заметила Анника и потрепала Микаэля по щеке. – Вечно все хочешь сделать сам. А в чем вторая проблема?

– В «Миллениуме» мы готовим публикацию, которая вызовет бум. Я весь вечер думал, не посоветоваться ли с тобой. Я имею в виду совет адвоката.

Анника удивленно воззрилась на брата.

– Посоветоваться со мной? Это что-то новое.

– Тема публикации – секс-трафикинг и насилие над женщинами. Ты же работаешь в этом направлении как адвокат. Ясно, что ты не имеешь отношения к вопросам свободы печати, но мне бы очень хотелось, чтобы ты почитала тексты, прежде чем мы отправим их в типографию. Речь идет как о журнальных статьях, так и о книге, поэтому получается большой объем чтения.

Анника хранила молчание, свернув на Хаммарбю-фабриксвег, проехав мимо Сикла-шлюза. Она кружила по мелким улицам, продвигаясь параллельно Нюнесвеген, пока не свернула на Эншедевеген.

– Знаешь, Микаэль, я только раз в жизни на тебя рассердилась.

– А я и не знал, – заметил он.

– Это случилось, когда против тебя возбудил иск Веннерстрём и тебя приговорили к трехмесячному заключению за оскорбление клеветой. Я так на тебя рассердилась, что готова была лопнуть от злости.

– Почему? Я же допустил ошибку.

– Ты и раньше допускал ошибки. Но на этот раз ты нуждался в адвокате – и не подумал обратиться ко мне. Вместо этого ты сел, а тебя поливали грязью в печати и на суде. Ты вообще не защищался. Мне чуть конец не пришел.

– Там были особые обстоятельства, и ты ничего не смогла бы поделать.

– Да, но это я поняла лишь год спустя, когда «Миллениум» поднялся с колен и растоптал Веннерстрёма. А до тех пор я на тебя была очень обижена.

– Ты все равно ничего не смогла бы сделать, чтобы выиграть процесс.

– Ничего ты не понимаешь, а еще старший брат! Я-то кое-что соображаю – дело было безнадежное. Приговор я тоже читала. Но все дело в том, что ты не связался со мной, не попросил о помощи. А мог бы, вроде: «Слушай, сестренка, мне нужен адвокат». Поэтому я и на суд не пошла.

Микаэль задумался.

– Прости. Мне надо было так и сделать.

– Вот именно.

– Я на целый год был выбит из колеи. Не мог ни с кем разговаривать. Хотел только лечь и умереть.

– Ничего, обошелся без этого.

– Прости…

Анника Джаннини вдруг улыбнулась.

– Отлично. Попросил прощения два года спустя… Ладно, прочитаю я твои тексты. Это срочно?

– Да, мы вот-вот сдадим их в типографию. Сверни здесь налево.

Анника Джаннини припарковала машину через дорогу от подъезда, где жили Даг Свенссон и Миа Бергман на улице Бьёрнеборгсвеген.

– Я быстро, – заверил ее Микаэль, перебежал через дорогу и набрал код в подъезде.

Зайдя в парадную, он тут же понял, что наверху творится что-то странное. На лестничной клетке слышались взволнованные голоса, и Микаэль поспешил на третий этаж к Дагу Свенссону и Миа Бергман. Тут он понял, что неладное происходит именно в их квартире, – дверь в нее стояла открытой и пять человек соседей столпились перед ней на лестничной площадке.

– Что случилось? – спросил Микаэль, скорее удивившись, чем встревожившись этой картиной.

Голоса смолкли. На него смотрели пять пар глаз, трое мужских и двое женских, все люди пенсионного возраста. Одна из женщин была в ночной рубашке.

– Отсюда раздавались выстрелы, – ответил мужчина лет семидесяти в коричневом банном халате.

– Выстрелы? – недоуменно переспросил Микаэль.

– Да, только что. Буквально минуту назад в квартире стреляли. Дверь была открыта.

Микаэль протиснулся вперед, позвонил, но одновременно зашел в квартиру.

– Даг? Миа? – крикнул он.

Никто не ответил.

Внезапно Микаэль почувствовал, как у него мороз пробежал по коже. А еще он ощутил запах серы. Зашел в гостиную – и первое, что он увидел, было тело Дага Свенссона, лежавшего лицом в метровой луже крови рядом с обеденным столом, за которым они с Эрикой обедали несколько месяцев назад. О господи!..

Микаэль бросился к Дагу, на ходу вынул мобильник и набрал номер экстренной помощи 112. Трубку взяли сразу.

– Меня зовут Микаэль Блумквист. Срочно требуется «неотложка» и полиция. – Он продиктовал адрес.

– Что случилось?

– Мужчина. Похоже, ему выстрелили в голову, не подает признаков жизни.

Он нагнулся и попробовал нащупать пульс на шее. Увидев огромный кратер в затылке Дага и заметив, что стоит на чем-то похожем на мозговое вещество, он медленно отвел руку.

Ни одна «неотложная помощь» на свете не смогла бы спасти Дага Свенссона.

Внезапно Микаэлю попались на глаза черепки кофейных чашек, которые Миа Бергман унаследовала от бабушки и которые очень берегла. Он торопливо выпрямился, огляделся по сторонам и крикнул:

– Миа!

Сосед в коричневом халате последовал за ним в прихожую. Микаэль обернулся с порога гостиной и ткнул в его сторону пальцем.

– Не заходите сюда! Возвращайтесь на лестничную площадку.

Сосед, казалось, хотел вначале возразить, потом последовал приказанию. Микаэль немного постоял, затем обошел лужу крови, обогнул тело Дага Свенссона и подошел к спальне.

Миа Бергман лежала на спине, на полу в изножье кровати. «Нет, господи! И Миа тоже!..» Пуля попала ей в лицо, войдя снизу под челюстью ниже левого уха. Выходное отверстие крупное, как апельсин; правая глазница пуста. Крови натекло едва ли не больше, чем у Дага. Сила, с которой вылетела пуля, была настолько мощной, что стена у изголовья кровати, в нескольких метрах от Миа Бергман, оказалась забрызгана кровью.

Микаэль вдруг заметил, что продолжает судорожно сжимать в руке мобильник и что линия экстренной помощи еще не отсоединилась. Он сделал глубокий вдох и поднес телефон ко рту:

– Срочно требуется полиция. Два человека застрелены. Похоже, убиты. Поторопитесь!

Он слышал голос оператора службы спасения, но смысл слов до него не доходил. Ему показалось, что ему изменил слух. Вокруг стояла тишина. Микаэль даже не услышал звука собственного голоса, хотя что-то говорил. Опустив руку с мобильником, он попятился из квартиры. Оказавшись у лестницы, почувствовал, что его колотит дрожь, а сердце странно стучит. Не произнося ни слова, он протиснулся сквозь неподвижно сгрудившихся соседей и сел на верхней ступеньке. Откуда-то издалека до него доносились голоса соседей, спрашивавших: «Что случилось? Они сами погибли? С ними что-то случилось?» Голоса доносились до него словно из какого-то туннеля.

Микаэль сидел, застыв, как наркоман. Он понял, что находится в состоянии шока. Пригнув голову к коленям, он начал думать. «Боже мой. Да их же убили. Только что застрелили. Может быть, убийца все еще в квартире… Нет… Я бы его увидел. Там площади всего пятьдесят пять квадратных метров». Микаэль не мог совладать с дрожью. Даг лежал лицом вниз, и он не видел его лица, но искаженное лицо Миа словно вплавилось в сетчатку его глаз.