Текст книги "Искусство действия"
Автор книги: Стивен Бангей
Жанр: Зарубежная деловая литература, Бизнес-Книги
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Стивен Бангей
Искусство действия. Как преодолеть разрыв между планами и их реализацией
Издано с разрешения NB Limited
Научный редактор Тимофей Шевяков
Книга рекомендована к изданию Сергеем Щербининым
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Stephen Bungay, 2011
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2020
* * *
Прусский генеральный штаб под командованием фон Мольтке-старшего… не считал, что разработанный заранее план операции не нужно менять после первой схватки с врагом. Они ставили только самые общие цели и подчеркивали, что нужно использовать непредвиденные возможности по мере их появления ‹…› Стратегия была не долгосрочным планом действий, а развитием центральной идеи в постоянно меняющихся условиях.
Стратегия – это система средств для достижения цели. Это нечто большее, чем наука; это применение знаний в реальной жизни, дальнейшее развитие первоначальной направляющей идеи в соответствии с постоянно меняющимися обстоятельствами, искусство действия под давлением самых сложных условий.
Хельмут фон Мольтке, 1871 год
Предисловие Алексея Кудрина
Стивен Бангей предлагает контринтуитивное для многих руководителей управленческое решение: чтобы подчиненные подразделения работали максимально результативно, простого знания целей и стратегии мало, а подробные инструкции не нужны и даже вредны.
Нужно понимание стратегического замысла, «что и почему» надо сделать, и полномочия до оговоренных пределов самостоятельно выбирать средства решения.
Этот подход как реакция на кризис появился в одной из самых консервативных организаций – прусской армии середины XIX века. Его несколько раз принимали и забывали военные. В корпоративном мире он эволюционировал в метод управления по задачам. Он просматривается и в развитых системах проектного управления, и в концепции «бирюзовых организаций».
Стивен Бангей называет его «направленным оппортунизмом», мне ближе – «осознанная самостоятельность».
Результативность подобных методов – в непрописанных условиях. Мало применять правильные техники написания распоряжений и проведения совещаний. Нужно воспитывать соответствующую культуру: отбирать и продвигать людей по заслугам, наращивать взаимное доверие руководителей команд и готовность прийти на помощь друг другу, не вмешиваться в работу подчиненных, если они способны решить задачу.
Верх доверия – не наказывать за нарушение распоряжений, если это поможет реализовать стратегический замысел. Психологически это совсем не просто для руководителя. Это идет вразрез со стереотипом лидера, каким нам его представляют история и искусство.
Кстати, именно общий кризис доверия сыграл решающую роль в том, что многие попытки внедрить гибкие методы управления в российских организациях и органах власти провалились, выродились в имитацию, создали новые слои бюрократии, спровоцировали еще большую реакцию ручного управления.
Непонимание провоцирует недоверие. Недоверие провоцирует ручное управление. Ручное управление в современном мире ведет к отставанию навсегда.
Книга помогает мыслить. Ее стоит изучать не только лидерам и топ-менеджерам, но и руководителям подразделений и даже отдельным специалистам. Лучше всего – вместе, командой. Так стратегический замысел будет яснее для всех.
Алексей Кудрин
Председатель Счетной палаты Российской Федерации.
С 2000 по 2011 год – заместитель Председателя Правительства Российской Федерации – Министр финансов Российской Федерации
Предисловие
Через жизнь большинства людей проходит определенная нить. У кого-то она тянется из детства, у кого-то – вплетается в ткань жизни на более поздних ее этапах. Иногда нить рвется, а затем появляется снова. Иногда она непрерывна. Бывает, что переплетаются несколько нитей. Эта книга – результат именно такого сплетения разрозненных нитей в моей жизни.
В детстве я увлекался военной историей. Сначала играл с солдатиками и собирал модели танков и самолетов. В подростковом возрасте заинтересовался тем, как ими управлять, и погрузился в военные игры. А затем на смену машинкам и солдатикам пришли стратегия и тактика.
Взрослая жизнь предъявила ко мне более серьезные требования, а необходимость сдавать экзамены отодвинула модели и военные игры на второй план. В Оксфорде я изучал современные языки и написал докторскую диссертацию о немецком философе Гегеле. Я осознавал, насколько мало в Англии людей, действительно разбирающихся в немецкой интеллектуальной и культурной истории. Германию по-прежнему воспринимали как старого врага. Но ведь в прошлом, еще до XX столетия, Германия была другом Англии. Для меня она стала своего рода интеллектуальным отечеством.
Когда потребность в получении образования уступила место необходимости зарабатывать на жизнь, я решил работать в The Boston Consulting Group (BCG). Я выбрал эту компанию, поскольку мне казалось, что это хороший способ узнать о бизнесе и о том, как работает экономика на самом деле. Меня привлекло, что компания BCG предоставляла консультации по вопросам стратегии. Армия – это не единственная организация, которой необходима стратегия. Работа бизнес-консультанта позволяла мне больше узнать о таком интересном деле, как стратегия.
Я проработал в BCG почти 20 лет и несколько из них провел в Германии. У меня были клиенты в большинстве секторов экономики, поэтому мне удалось выявить закономерности успехов и неудач, присутствующие во всех сферах бизнеса. Меня все больше интересовало, как работают организации, поэтому я стал одним из первых членов группы Organization Practice Group, сформированной в BCG.
Я понял, что стратегия носила сугубо практичный характер и основывалась на анализе и расчетах. Организация же представляла собой некую «чувствительную», мягкую сущность, выраженную в категориях человеческого поведения и оценочных суждений. Однако мне не давала покоя мысль, что поистине жесткие люди в вооруженных силах весьма серьезно относились к этой мягкой сущности. Казалось, что военные видели залог успеха в объединении жестких расчетов и мягких мотивационных факторов. Военные много говорили о лидерстве, так же как и руководители в бизнесе. Я захотел глубже изучить этот вопрос.
В 1996 году, в период перевода из мюнхенского офиса в офис BCG в Лондоне, я взял небольшой отпуск, чтобы написать книгу о битве за Британию – сражении, которое давно будоражило мое воображение. К сожалению, я успел написать лишь половину рукописи. В 1999 году я ушел из BCG и использовал свободное время, чтобы закончить книгу. Я нашел издателя и закончил рукопись к 60-й годовщине битвы, которая отмечалась в 2000 году. Книга The Most Dangerous Enemy («Самый опасный враг») вышла в сентябре. В ходе работы над книгой я вернулся в свое интеллектуальное отечество, на протяжении недели я просматривал немецкие архивы, что помогло мне выработать новое видение. Я вновь подхватил старую нить.
Издатели поручили мне написать книгу о войне в пустыне 1940–1942 годов, и в 2002 году вышел в свет Alamein («Эль-Аламейн»). Мой подход к военной истории показался издателям интересным: теперь, когда навыки консультанта стали моей второй натурой, я начал рассматривать сражения не как противостояние между нациями (именно так обычно изображают битву за Британию) и не как столкновение между отдельными командующими (так подают битву при Эль-Аламейне), а как противостояние между организациями. Мне казалось, что анализ событий с этой точки зрения может дать более подходящее объяснение происходящего. Судя по всему, многие читатели думали так же.
С другой стороны, я чувствовал, что можно почерпнуть что-то ценное и в противоположном направлении: привнести уроки истории в бизнес. Я пришел к убеждению, что создание великой организации и разработка сильной стратегии – это искусство, а не наука. В науке знания накапливаются и опираются на прошлое. Имеет место прогресс. В настоящее время объем накопленных научных знаний больше, чем в прошлом. В искусстве, напротив, с течением времени происходят подъемы и спады. Прогресса нет. Современные художники не лучше Леонардо или Микеланджело.
Аналогичная ситуация складывается в области организационного развития и стратегии. Современные военачальники не лучше Юлия Цезаря или Наполеона. То, чем люди владели когда-то в совершенстве, забыто. Каждому новому поколению приходится опять усваивать старые уроки и формировать старые навыки. При этом в новых ситуациях применяются прежние принципы. Для того чтобы овладеть искусством стратегии и создания организаций, способных ее реализовать, нужно изучить прошлое и развить необходимые навыки посредством практики.
Работа над книгой «Эль-Аламейн» подтолкнула меня еще глубже погрузиться в историю, чтобы найти решение тех проблем, с которыми сталкивались мои клиенты.
В феврале 1941 года генерал Эрвин Роммель прибыл в североафриканскую пустыню с небольшим военным подразделением – Немецким Африканским корпусом – и, несмотря на трудноразрешимые проблемы с материально-техническим обеспечением, на протяжении следующих полутора лет создавал большие трудности 8-й британской армии. Немецкие войска с неизменным постоянством демонстрировали высокую скорость, гибкость и адаптивность. Они использовали все возможности, которые предоставляли им их неповоротливые соперники. Действия немецких войск в тот период озадачили британцев, поскольку считалось, что немцы лишены воображения, методичны и медлительны, так как их национальный характер сформирован под влиянием «тевтонской тщательности».
Эту кампанию невозможно было объяснить как противостояние между нациями. В итоге британцы поняли: дело в противостоянии конкретных личностей.
Роммель быстро получил прозвище «Лис пустыни», противники превозносили его как военного гения. В 1942 году он пользовался самым большим уважением в рядах британской армии. Даже Черчилль высказал похвалу в его адрес в Палате общин. В 1950 году британский офицер Десмонд Янг опубликовал биографию Роммеля, предисловие к которой написал фельдмаршал Окинлек, один из непосредственных противников генерала. В этом предисловии говорилось: «Германия порождает множество беспощадных и эффективных генералов; Роммель стал самым выдающимся из них, потому что преодолел инертность мышления, присущую немецким военным, и не боялся импровизировать». Он смог сделать это, поскольку не был «типичным унтер-офицером, продуктом прусской военной машины… вполне возможно, что именно это объясняет его поразительные (поистине поразительные) успехи в качестве военачальника»[2]2
Desmond Young. Rommel: The Desert Fox. William Collins, 1950. Pp. 9–10.
[Закрыть]. В основной части книги Янг отмечает, что Роммель был швабом[3]3
Швабы – областная группа немцев, населяющая большую часть земли Баден-Вюртемберг и Западной Баварии. Название швабов выводят от протогерманского племени suebi. С раннего немецкого этот термин приблизительно переводится как «свои люди». В русском название звучит как «свебы» или в другой транскрипции – «свевы». Следует отличать от германского же племени свеев, от которых пошли современные шведы. Говорят на особом швабском диалекте немецкого языка.
[Закрыть] из Вюртемберга – островка здравого смысла в Германии, спрятавшегося на юго-востоке страны, вдали от суровых пруссаков, живших на севере. Сравнив Роммеля с несколькими молодыми офицерами британской армии, с которыми он был знаком, Янг пришел к выводу, что тот принадлежит к «небольшой группе этих исключительных молодых людей, только находится не на той стороне»[4]4
Desmond Young. Rommel: The Desert Fox. William Collins, 1950. Pp. 29, 32.
[Закрыть].
Но как Роммелю удалось в одночасье превратить 45 000 германских солдат, находившихся под его командованием, в быстрых и гибких импровизаторов? И почему он не оказал такого же воздействия на 55 000 итальянцев, которыми также командовал? Если все зависело только от Роммеля, почему ситуация не выходила из-под контроля, когда его не было на месте? Роммель часто бывал в отъезде и оставался без связи со штабом, колеся со своим разведывательным подразделением по пустыне. Тем не менее процесс принятия решений никогда не давал сбоев. Более того, немецкая армия демонстрировала те же качества на всех театрах военных действий, независимо от личности командующего. Когда в 1943 году союзники высадились в Салерно в Италии, немцы за несколько часов взяли их в кольцо; то же произошло год спустя в Анцио. Роммеля уже не было в живых.
Германские военачальники считали Роммеля незаурядным командующим, храбрым и напористым. Он был превосходным руководителем. Тем не менее Роммель не отличался интеллектуальной или психической стойкостью, свойственной Манштейну или Гудериану. Подчиненные считали его весьма требовательным, но довольно ограниченным. Роммель был Пиктоном, но не Веллингтоном[5]5
Томас Пиктон (1758–1815) – британский генерал, губернатор Тринидада, участник Наполеоновских войн. Артур Уэлсли Веллингтон (1769–1852) – британский полководец и государственный деятель, фельдмаршал (3 июля 1813), участник Наполеоновских войн, победитель при Ватерлоо (1815), 25-й (с 22 января 1828 по 22 ноября 1830) и 28-й (с 17 ноября по 10 декабря 1834) премьер-министр Великобритании.
[Закрыть].
Так что же происходило в пустыне в те далекие годы?
Я начал работать над гипотезой, что дело не в нациях или отдельных личностях, а в немецкой армии как организации. Я проанализировал, как эта армия действовала в других местах, изучил ее военную технику и организационную структуру, подход к командованию и контролю. Я углублялся в прошлое все дальше и дальше: от процесса подбора и подготовки офицеров я перешел к поведенческим и культурным нормам, сформировавшимся в XIX столетии. Ситуация постепенно прояснялась. Роммель унаследовал интеллектуальную организацию, в которой те качества, которые он продемонстрировал, были присущи каждому офицеру. Роммель превосходно управлял этой организацией, но создал ее кто-то другой, много лет назад.
Я начал осознавать, что какой бы интересной ни была война в пустыне, я нащупал то, что выходило далеко за рамки происходивших там событий. Вернувшись на работу, я каждый день сталкивался с организациями, такими же неповоротливыми и увязшими в своих планах, как 8-я армия. Самой серьезной проблемой была не стратегия, а ее реализация. В этих бизнес-организациях было много деятельности, но мало действия. Среда ведения бизнеса стала динамичной и непредсказуемой, они же по инерции продолжали действовать в более медленном, более предсказуемом мире, в котором их создавали. Слово «хаос» становилось модным в литературе по менеджменту, но складывалось впечатление, что никто не может предложить простой способ с ним справиться. Среда ведения бизнеса все больше уподоблялась войне в том виде, в каком она существовала на протяжении двухсот лет. При этом никто не знал, что организация, способная выжить и добиться процветания в такой среде, уже существует, более того, что она накопила практический опыт, включавший все самое лучшее, что произошло за 70 лет. А если ее методы применить в бизнес-организациях?
В моем распоряжении была концептуальная схема, инструменты и методы. Я адаптировал их применительно к бизнесу и опробовал в работе с клиентами. Затем вместе с коллегами (в том числе бывшими военными) мы усовершенствовали и упростили эти методы, после чего начали получать положительные результаты в самых разных компаниях. В этой книге я описываю общие принципы и подходы, но следует помнить, что у каждой ситуации есть своя специфика. Применение этих принципов – не наука, а искусство.
Именно так сошлись все нити: военная история, стратегия и тактика, немецкая культура, сущность организаций и лидерство. Пройденный путь приблизил меня к пониманию, что необходимо для создания великих организаций, но я еще не прибыл в пункт назначения. Эта книга – один из важных рубежей на моем пути, а рубеж – это точка, где деятельность превращается в действие.
Глава 1. Проблема. Что делать?
Интеллект организации не равен сумме интеллектов людей, которые в ней работают.
Вопрос, оставшийся без ответа
Пасмурный декабрьский день; на улице моросит дождь, но огни, звуки и цвета на первом этаже отеля напоминают театральное представление. Известная глобальная технологическая компания проводит здесь ежегодное совещание руководителей высшего звена. Около сотни топ-менеджеров компании слушают обращение яркого, энергичного СЕО[6]6
Chief Executive Officer (англ.) – высшая исполнительная должность в компании. В принятой в России иерархии – аналог генерального директора.
[Закрыть], после которого должна состояться сессия открытых вопросов и ответов.
Выступление было жестким, но убедительным и интересным. Условия на рынке стали сложнее, чем в предыдущие несколько десятилетий: новые конкуренты укрепили свои позиции, клиенты начали предъявлять более высокие требования, а научно-технический прогресс требовал огромных затрат. С другой стороны, существовали основания для осторожного оптимизма. Была разработана новая стратегия: акцент на обслуживании клиентов, использование передовых технологий для создания следующего поколения продуктов, а также ряд инициатив в отношении сотрудников и корпоративной культуры. Организационная структура уже претерпела изменения. У компании есть отличный бренд и замечательные сотрудники. Но (здесь CEO сделал паузу) реальных результатов не так уж много.
СЕО обратился к участникам совещания с призывом: компании необходимо ускорить темп. Перемены происходят слишком медленно. Рынки не будут ждать так долго. Стратегию обсудили и сформулировали год назад, подписали спустя полгода, довели до сведения всех сторон и в самой компании и за ее пределами – но ничего не происходит. Безусловно, остались нерешенными некоторые вопросы, но такие вопросы будут всегда. Но не могут же присутствующие, встретившись снова через год, обсуждать то же самое. Время дискуссий прошло. Пора действовать, взяться за дело и сделать его. Будущее в наших руках.
CEO произвел на участников совещания глубокое впечатление. Он выступал без записей. Он хорошо владел всеми вопросами, его речь была свободной и не поверхностной. Он открыто говорил о трудностях, ясно дал понять, что уверен в успехе, но кое-что его беспокоит. Участники совещания наградили выступление искренними аплодисментами. СЕО выпил воды из стакана и перешел к вопросам и ответам. Прошу вас, будьте откровенны. Ничего не скрывайте, говорите все как есть, ставьте любой тезис под сомнение. Давайте обсудим все сегодня, не оставляя ничего на потом.
Присутствующие задали несколько вопросов о том, как будут решаться те или иные задачи. Затем микрофон взяла женщина, отвечавшая за достаточно крупное направление бизнеса. «Я понимаю стратегию, – сказала она. – я согласна с ней. На мой взгляд, это хорошая стратегия; пожалуй, даже единственно возможная. Она предусматривает много мероприятий. Но… – здесь она сделала небольшую паузу. – Что мне нужно делать?»
Этот вопрос, объединивший наивность и искушенность, прозвучал с оттенком печальной безысходности. Улыбки, кивки головой и одобрительные голоса присутствующих говорили о том, что было бы неразумно его игнорировать, и что на самом деле этой женщине хватило смелости спросить о том, что интересовало всех.
Ответ CEO был взвешенным, но в нем слышались нотки разочарования. «Как я уже говорил, у нас нет ответов на все вопросы. Но вы же не думаете, что я буду говорить каждому из вас, что делать? Наша компания не практикует командно-административное управление. Вы уже большие мальчики и девочки. У руля стою не я один, а все мы. У нас есть стратегия, долгосрочные цели и бюджет. Мы вместе ведем бизнес и знаем, куда двигаться дальше. Каждый из нас должен решить, что необходимо сделать в своей области, и заняться этим».
У СЕО были все основания дать такой ответ. Безусловно, именно в этом и состоит суть современной децентрализованной системы. Но в прозвучавшем вопросе речь шла не о том, что именно следует делать дальше, – указаний такого рода и без того было достаточно много. Тем не менее ее вопрос остался без ответа. Чего же не хватало? Я пытался выяснить это во время кофе-брейков и обеденных фуршетов в холле отеля, а также вечером в баре. Люди были рады поговорить об этом.
Сама компания пребывала в состоянии летаргии, при этом внутри нее велась лихорадочная деятельность. Сотрудники работали в столь напряженном режиме, что отдел персонала всерьез беспокоила проблема нарушения баланса между работой и личной жизнью, а также возможного выгорания сотрудников. Тем не менее вся эта деятельность не оказывала сколь-либо заметного воздействия на результаты работы компании.
Выручка падала, рентабельность сокращалась, качество обслуживания снижалось и – что особенно вызывало обеспокоенность – компания теряла долю и без того сокращающегося рынка, проигрывая новому, уверенному в себе конкуренту. Все показатели кричали о том, что бремя постоянных издержек становится для компании непосильным. Все знали об этом и понимали, что это значит: кому-то из них не суждено принять участие в очередном совещании в следующем году. А тем, кто останется в компании, придется работать еще больше. Участникам совещания предложили высказать свое мнение о том, какие проблемы необходимо решить. В итоге в список долгосрочных целей, среднесрочных задач и краткосрочных приоритетов, который и без того был достаточно длинным, включили еще несколько мероприятий. Многие считали, что придется «выполнять основную работу наряду со всем этим».
Ситуация казалась весьма сложной. Никто не понимал причинно-следственных связей между элементами того порочного круга, в котором оказалась компания, а значит, никто не знал, что со всем этим делать. Следует сокращать расходы или инвестировать, чтобы увеличить доходы? Или сделать и то, и другое? Что действительно важно? Проблема в обслуживании, в цене или в том, что ассортимент слишком устарел? Компании необходимо увеличить выручку, повысить рентабельность и улучшить обслуживание, но как решить все три задачи одновременно? С чего начать? Каждый раз, когда в компании обсуждали существующие проблемы, всплывали все новые и новые задачи, которые дополняли и без того обширный список.
Пытаясь устранить эту неопределенность, в компании проводили собрания и анализировали, что идет не так. Типичным итогом становилось выявление новых проблем, что только усугубляло неопределенность. Участники собраний начинали обсуждение со слов «Это проблема, потому что…». Анализируя сложившееся положение и возможные способы выхода из него, они генерировали самые разные подпроблемы и обосновывали, почему не стоит предпринимать те или иные действия. Все, что можно было сделать, обходилось слишком дорого. Определенные возможности все же были, но остались нереализованными, потому что недоставало сведений о внешних рынках или конкурентах, либо внутренней информации – например, когда будет готов новый продукт. Все сходились во мнении, что необходимо собрать больше информации, на что опять же требовалось время.
Провокационный и рискованный вопрос, прозвучавший из зала, вызвал много отголосков. Все были знакомы со стратегией – или как минимум с ее основными положениями. Но никто не знал, что именно нужно делать. В итоге все обсуждали общие аспекты сложившейся ситуации и что должна предпринять компания. Руководители самого высокого уровня начали терять терпение. У компании была своя история предпринимательства, но она вела ее в никуда. А скорее, даже ухудшала ситуацию. Компания нуждалась в преобразованиях на глобальном уровне, но поскольку руководители региональных подразделений требовали от центра предоставления дефицитных технических ресурсов для решения элементарных задач, о новой технологической платформе не могло быть и речи. К черту предпринимательство – это просто оправдание для эгоизма и расточительства. Центр хотел взять все под свой контроль. «Нам следует говорить людям, что именно они должны делать, – сказал мне один из высших руководителей компании. – Мы должны объяснять им это в мельчайших деталях». Мой собеседник едва не скрипел зубами, произнося эти слова. Но он говорил искренне.
Что же это были за действия, которые он хотел разъяснить столь подробно? И если их предпринять, обеспечат ли они требуемый результат? Как вообще компания узнает о результатах? Сотрудники операционных подразделений были настроены скептически, они беспокоились, что центр действительно возьмет все под свой контроль, не зная, что делает. Менеджеры региональных представительств рассказывали истории, к каким катастрофам приводят инициативы, навязанные сверху. «Они просто не понимают, что все рынки разные, – сокрушались они. – у нас глобальная компания. Нельзя делать одно и то же в Таиланде и в Германии. Некоторые из их идей – просто бред, и мы их игнорируем. Каждый месяц они придумывают что-то новое, а значит, через пару недель все это останется в прошлом и появится что-то другое».
Поскольку сотрудники не делали того, что от них требовали (или не понимали, что им нужно делать, или хорошо все понимали, но считали это неправильным), в центре росло недовольство и крепли подозрения в саботаже, что, в свою очередь, приводило к ужесточению контроля. Чем больше появлялось инициатив, тем разветвленнее становилась система контрольных показателей, характеризовавших цели. Целевые показатели постепенно уступили место критериям действий. Исходные показатели взяли верх над итоговыми показателями, а в процессе анализа выполнения планов вопросы о том, что было достигнуто, уступили место вопросам, как и что было сделано. Во время совещаний руководители высшего звена большую часть времени обсуждали и анализировали меры и числа. Числовые показатели стали сильно детализированными, но по-прежнему были оторваны от конечных целей. Определяющим фактором стали целевые показатели, а не эффективность работы. Если раньше отдел продаж в основном говорил о том, что необходимо формировать долгосрочные отношения с ключевыми клиентами, предоставляя им обслуживание самого высокого уровня, то теперь все внимание было сосредоточено на том, как навязать этим клиентам продукт, чтобы обеспечить целевые показатели.
Доверие между руководителями высшего звена и рядовыми сотрудниками, а также между рыночными и производственными подразделениями компании постепенно разрушалось. Отчетность по всем показателям была весьма размытой. В сложной матричной организационной структуре компании мало кто отвечал за что-то конкретное. Тем не менее бонусы по результатам работы были привязаны к конкретным показателям. Сотрудники компании возражали, утверждая, что показатели, по которым оценивают их работу, находятся вне зоны их контроля. На что им заметили, что им следует наладить более тесное взаимодействие с коллегами и продолжить работать. С ростом недоверия усиливалось и недовольство сотрудников, которое трансформировалось в чувство беспомощности.
Мне рассказывали, что один из членов совета директоров потребовал, чтобы команда руководителей представила ему свои рекомендации по ведению бизнеса, а он поддержит их в совете директоров. После его ухода присутствующие сказали: «Он этого никогда не сделает – так какой в этом смысл?» Дело было не в том, что они не доверяли этому конкретному человеку. Они не доверяли организации: отчасти из-за негативной практики проталкивания планов, которых они обязаны были придерживаться, а отчасти потому, что сомневались в единстве совета директоров. В компании давно ходили слухи о разногласиях между его членами. У компании были далеко не лучшие перспективы. Возможно, ситуация на рынке изменится. Когда-нибудь она должна измениться, но никто не знал, когда именно. Выжидательная позиция не принесла бы пользы. Что же стало причиной всех этих проблем?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
