Текст книги "Полночный прилив"
Автор книги: Стивен Эриксон
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Белые чешуйки, красные пятна от рваных ран… Перед ним возник непостижимо громадный дракон, за которым увязались вивалы.
Удинаас знал его имя.
Силкас Руин. Тисте анди, который вслед за братом испил крови Тиам; испил вдоволь. Намного больше, чем Аномандр Рейк. Тьма и хаос. Он мог бы принять на себя бремя божества… если бы представился случай.
Удинаас понял, что ему предстоит увидеть. Встречу на вершине холма далеко внизу. Предательство. Тень погубит честь, нарушив клятвы. Нож в спине и крики вивалов тут, в крученых небесах над полем боя. Тень-призрак не лгал. В итоге эдур поработили дух тисте анди. Вера обернулась ложью, в неведении таилась слабость. Праведность эдур покоилась на зыбучем песке.
Силкас Руин. Оружие тех дней обладало ужасной силой, но было повержено – убийственным криком Матроны к’чейн че’маллей.
Серебряный свет замерцал. Удинааса скрутило, и он понял, что лежит на тюфяке в доме Сэнгаров.
Кожа на ладонях и коленях была содрана. Одежда промокла от растаявшего инея.
Голос из тени пробормотал:
– Я хотел отправиться следом, но не смог. Ты был далеко.
Сушеный… Удинаас повернулся на бок.
– Место бойни, – прошептал он. – Я был там. Чего ты хочешь от меня?
– Чего хотят все, раб? Бежать. От прошлого, своего прошлого. Я покажу тебе путь. Кровь вивала защитит тебя…
– От эдур?
– Предоставь эдур мне. А теперь готовься. Сегодня у тебя есть дела.
Истощенный и разбитый, Удинаас поднялся с тюфяка.
В сопровождении двух рабов Майен переступила порог и, сделав еще два шага, остановилась. Стройная, как ива, с кожей, темнее, чем у многих, и с зелеными глазами. В длинных коричневых волосах поблескивали бусинки из оникса. Традиционный жакет из серебристого меха котика и широкий пояс из перламутровых ракушек. На запястьях и лодыжках – браслеты из китового уса.
Трулл Сэнгар видел в глазах Майен осознание собственной красоты. Что-то темное сквозило в ее взгляде, словно она вовсе не против с помощью красоты добиться высокого положения и вместе с ним свободы – пусть и грозящей неприятностями – потакать своим желаниям.
Желания были разнообразны и говорили не о достоинствах, а о пороке. И вновь Трулла одолели сомнения, когда он наблюдал, как мать походит к Майен, чтобы произнести торжественное приветствие.
Прислонившись спиной к стене, Трулл взглянул на Фира. Выражение лица брата выдавало тревогу, но неизвестно, чем она вызвана – предстоящим наутро походом или неясным будущим его народа. Рядом Рулад пожирал глазами Майен, словно одно только ее присутствие утоляло его зверский аппетит.
А Майен смотрела на Урут.
Она впитывает. Как находиться в центре внимания. Сумрак спаси, я что, с ума сошел – такие мысли лезут из темных закоулков души?
Формальные приветствия завершились. Урут отошла в сторону, и Майен поплыла вперед, к столу из черного дерева, на котором уже ожидала первая перемена блюд. Майен заняла место напротив Томада, сидящего во главе. Слева от нее сел Фир, справа – Урут. За Урут сидел Бинадас, за Фиром – Трулл. Рулад сел справа от Бинадаса.
– Майен, – обратился Томад, когда она села, – добро пожаловать к очагу Сэнгаров. Жаль, что не скоро все мои сыновья вновь окажутся вместе за этим столом. Их отправляет в поход колдун-король, и я молюсь об их благополучном возвращении.
– Я привыкла считать, что ледяные поля не таят большой опасности для воинов эдур, – ответила Майен. – Но я вижу тяжесть и озабоченность в вашем взгляде, Томад Сэнгар.
– Беспокойство старого отца, – сказал Томад с легкой улыбкой. – Только и всего.
Заговорил Рулад:
– Арапаи редко отваживаются заходить на ледяные поля – боятся призраков. Лед может ослепить, а холод высасывает жизнь, как кровотечение из невидимой раны. Говорят, там есть и звери…
– Мой брат, – вмешался Фир, – мечтает добыть громкую славу, Майен, чтобы ты смотрела на нас с благоговейным изумлением.
– Боюсь, он заразит меня только ужасом, – ответила она. – Теперь меня будет беспокоить ваша судьба.
– Мы готовы ответить на любое нападение! – торопливо воскликнул Рулад.
Оторвать бы длинный язык неокропленному идиоту.
Снова наполнили винные кубки, и заговорила Урут:
– Если не знаешь, чего ищешь, осторожность – самые надежные доспехи. – Она повернулась к Бинадасу. – Из нас только ты осмеливался заходить за восточные границы земель арапаев. Какие опасности ждут на ледяных полях?
Бинадас нахмурился.
– Старое чародейство, мать. Но оно, похоже, спит… Во льдах живет племя охотников – сам я их не встречал, но следы видел. Арапаи говорят, что те охотятся по ночам.
– Охотятся на кого? – спросил Трулл.
Брат пожал плечами.
– Нас будет шестеро, – сказал Рулад. – Мы и Терадас и Мидик Буны, а мастерство Терадаса известно всем. Хоть он и неокропленный, – добавил Рулад, – Мидик почти равен мне в мече. Ханнан Мосаг думал, когда выбирал воинов – сынов Томада Сэнгара.
Последние слова повисли в воздухе, словно перегруженные возможными значениями. Так действовала отрава подозрения. У женщин, Трулл знал, были свои убеждения, и теперь они, возможно, смотрели на шестерых воинов с сомнением, пытаясь угадать намерения Ханнана Мосага, угадать, почему он выбрал именно этих. Фир тоже думал о своем, зная то, что он знал, что теперь знаем мы все – Сэнгары.
Трулл чувствовал сомнения и попытался разобраться в себе. В конце концов, Фир, главный оружейник всех племен, получил приказ преобразовать армию эдур. От главного оружейника – в главного воеводу. Странно рисковать Фиром Сэнгаром. А Бинадас всеми признан одним из самых сильных чародеев союза племен. Вместе Фир и Бинадас были главными в завоевательных кампаниях, а Терадас Бун – непревзойденный командир при атаках с моря. Из участников экспедиции наименее ценные – я, Рулад и Мидик. Так все дело в доверии?
И что это за дар, который они должны добыть?
– В последнее время случались несчастливые события, – сказала Майен, взглянув на Урут.
Трулл заметил, как нахмурился его отец, но Майен, прочитав одобрение на лице Урут, продолжила:
– Призраки ходили во тьме в ночь бодрствования. Непрошеные, нарушители в наших святых местах; тени бежали от них.
– Впервые о таком слышу, – сказал Томад.
Урут взяла кубок и подставила слуге – чтобы наполнил.
– И все же это правда, муж. Ханнан Мосаг и его к’риснан пробудили глубокие тени. Начинается прилив перемен – и скоро, боюсь, нас сметет.
– Именно мы поднимемся с этим приливом! – возразил Томад, темнея лицом. – Сомневаешься в победе, жена?
– Я говорю только о приближающейся Большой Встрече. Разве не наши собственные сыновья рассказали о ком-то из глубин, кто забрал души летерийских охотников на тюленей? Когда эти корабли доберутся до гавани в Трейте, как, по-твоему, отреагируют летери? Мы начали танец войны.
– Если бы было так, – возразил Томад, – не было бы смысла вести с ними переговоры.
– Разве только для одного, – вмешался Трулл, вспомнив, что сказал отец, когда Трулл вернулся от лежбищ Калача. – Чтобы оценить их намерения.
– Все уже давно оценено, – сказал Фир. – Летери попытаются сделать с нами то же самое, что они сделали с нереками и тартеналами. Большинство из них не видят ошибок или моральных преступлений в прошлых деяниях. А те, кто видят, не могут или не хотят спорить с методами, а интересуются лишь целью; они обречены повторять ужасы и трактовать результат – любой – как проверку твердых принципов. Даже если кровь будет литься рекой вокруг, они будут обсуждать детали.
– Значит, быть войне, – прошептал Трулл.
– Война идет всегда, брат, – ответил Фир. – Духом, словом и мечом: история пропитана нескончаемыми столкновениями.
– И треском костей, – сказал Рулад с улыбкой человека, знающего тайну.
Напрасно он задавался, поскольку Томад не мог такого спустить и наклонился вперед.
– Рулад Сэнгар, ты говоришь, как слепой старик с мешком теней. Так и хочется подтащить тебя по столу сюда и стереть самодовольство с твоей физиономии.
Трулла прошиб пот. В лице брата не осталось ни кровинки. Отец, ты нанес рану более глубокую, чем можешь представить. Взглянув на Майен, Трулл с удивлением заметил в ее взгляде жадный интерес, злость и почти неприкрытый восторг.
– Я не так молод, отец, – хрипло сказал Рулад, – и ты не так стар, чтобы такие слова…
Кулак Томада обрушился на стол; чашки и тарелки подпрыгнули.
– Тогда говори, как мужчина, Рулад! Поведай нам о том ужасном знании, которое распирает тебя уже неделю! Или предпочитаешь по-бабьи вилять бедрами? Думаешь, ты первый молодой воин, которого тянет к женщинам? Похоть, сын, плохой помощник…
Рулад вскочил на ноги, лицо перекосило гневом.
– И какую сучку ты положишь мне в постель, отец? Кому ты меня пообещал? Во имя кого? Ты посадил меня на цепь в этой деревне и смеешься, если я пытаюсь сорваться. – Рулад оглядел всех и остановил взгляд на Трулле. – Когда начнется война, Ханнан Мосаг принесет жертву. Он должен. Будет перерезано горло, чтобы окропить нос первого корабля. Он выберет меня?
– Рулад, – сказал Трулл, – я ничего об этом не слышал…
– Выберет! Я буду спать с тремя Дочерьми! Шелтата Лор, Сукул Анкаду и Менандор!
Тарелка выскользнула из рук раба и раскололась о стол, моллюски рассыпались. Когда раб кинулся наводить порядок, Урут схватила летерийца за запястья и резко вывернула его ладони.
С красных, блестящих ладоней была содрана кожа.
– В чем дело, Удинаас? – грозно спросила Урут, дернув раба к себе.
– Я упал, – ответил, ахнув, летериец.
– И капаешь кровью в нашу еду? Ты потерял разум?
– Госпожа! – осмелился сказать другой раб, протиснувшись поближе. – Я видел: когда он пришел, никаких ран не было, клянусь!
– Это он боролся с вивалом! – закричал другой, отшатываясь в ужасе.
– Удинаас одержим! – завизжал еще один раб.
– Тихо! – Урут положила ладонь на лоб Удинаасу и сильно нажала.
Чародейство обвило раба. Он задергался, сделал шаг и упал к ногам Урут.
– Ничего в нем нет, – сказала она, убирая дрожащую руку.
Заговорила Майен:
– Пернатая Ведьма, займись рабом Урут.
Юная летерийка метнулась вперед. Другой раб помог оттащить бесчувственное тело.
– Не вижу ничего ужасного в действиях раба, – продолжила Майен. – Раны действительно свежие, но он обернул руки тканью. – Она подняла тарелку, открыв беленое полотно, которым Удинаас обернул руки.
Урут хмыкнула и медленно села.
– Все равно, он должен был мне сказать. И за такой проступок должен быть наказан.
– Вы только что залезли к нему в голову, – ответила Майен. – Этого недостаточно?
Молчание.
Дочери нас побери, интересный будет год. Один год, как требует традиция, а уж потом Фир и Майен поселятся в собственном доме.
Урут взглянула на молодую женщину и, к удивлению Трулла, кивнула.
– Хорошо, Майен. Ты сегодня гостья, и я исполню твои желания.
Все это время Рулад оставался на ногах, но теперь медленно сел на место.
Томад сказал:
– Рулад, мне неизвестно о планах возродить древнюю традицию кровавого жертвоприношения при объявлении войны. Ханнану Мосагу не наплевать на жизнь его воинов, даже неокропленных. С чего ты взял, что тебя ждет такая судьба? Возможно, – добавил он, – в вашем путешествии тебе представится возможность стать окропленным воином и стоять с гордостью рядом с братьями. За это я буду молиться.
Пожелание славы, несомненно, было попыткой примирения, и Рулад с неожиданной мудростью просто кивнул.
Ни Пернатая Ведьма, ни Удинаас больше не появились, но оставшихся рабов хватило, чтобы прислуживать за столом.
А Трулл никак не мог понять Майен, нареченную Фира.
Сильный шлепок – и он открыл глаза.
И тут же увидел склонившееся к нему полное ярости лицо Пернатой Ведьмы.
– Проклятый идиот! – прошипела она.
Моргая, Удинаас огляделся. Они были в его спальном закутке. Из-за тряпичного занавеса доносились тихие звуки застольных разговоров.
Удинаас улыбнулся.
Пернатая Ведьма нахмурилась.
– Она…
– Знаю, – прервал он. – И ничего не нашла.
Ее прекрасные глаза распахнулись.
– Так это правда?
– Наверное.
– Ты лжешь. Удинаас. Вивал спрятался. Не знаю как, не знаю где… он укрылся от Урут.
– Почему ты уверена, Пернатая Ведьма?
Она вдруг села прямо.
– Неважно…
– Ты видела сны?
Она замерла, потом отвернулась.
– Ты сын должника. Ты для меня никто.
– А ты для меня все, Пернатая Ведьма.
– Не будь дураком, Удинаас! Все равно что мне обручиться с трюмной крысой!.. Теперь молчи, мне надо подумать.
Он сел, вновь оказавшись с ней лицом к лицу.
– Не нужно. Я доверяю тебе и объясню. Она заглянула действительно глубоко, однако вивал ушел. Все было бы иначе, если бы Урут проверила мою тень.
Она заморгала, поняв.
– Не может быть… Ты летериец. Тени служат только эдур…
– Тени преклоняют колени, потому что обязаны. Они такие же рабы эдур, как и мы, Пернатая Ведьма. Я нашел союзника…
– И чем все кончится, Удинаас?
Он снова улыбнулся, на сей раз гораздо более хмуро.
– Вот это я вполне представляю. Выплатой всех долгов, Пернатая Ведьма. До последнего.
Книга вторая. Дороги дня
Мы заперты в возрасте
нашей юности
и тащимся по дорожным камням,
усталые и нагруженные
вашими желаниями.
И неподкованные копыта стучат под костями,
напоминая нам о каждом
зловещем знамении
на холмах, где вы засеяли
мерзлыми семенами
мертвую почву.
Глотая землю
и грызя удила,
мы стремимся в небо, так одиноки
на своем изъеденном пути,
переставляем вспухшие ноги,
и железные звезды сверкают на ваших пятках,
подгоняя нас,
напоминая о вашем жестоком укусе.
Боевые кони (сыновья отцам). Рыбак кель Тат
Глава шестая
Странник меняет судьбу,
Когда невидимые доспехи
поднимаются, чтобы отбить клинок
на поле внезапной
схватки, и толпа
мечется, слепая, лишенная глаз
в этих битвах,
где темные дураки пляшут на плитках,
и случай позволит копью
из красной бронзы
нанизывать миры, как черепа,
один за другим,
пока моря не прольются,
чтобы укрепить закованные в металл кулаки,
и это Странник,
который правит судьбами
безошибочно
на груди человека.
Заклинание плиток. Седа Анкаран Кван (1059 год сна Огни)
Башня Тарансед возвышалась на южном берегу гавани Трейта. Высеченная в базальтовой скале, далеко не образец элегантности и изящества, она торчала шишковатой семиэтажной рукой над искусственным каменным островом. Со всех сторон на нее обрушивались волны, заполняя воздух пеной. Не было ни окон, ни дверей, только гладкие пластины из обсидиана были вставлены по кругу на верхнем уровне – высотой в рост человека и примерно такой же ширины.
Девять похожих башен были установлены вдоль границ, но только башня Тарансед возвышалась над суровыми водами северного моря.
Гаснущий солнечный свет слабо отражался в обсидиановых пластинах. С десяток рыбацких лодок неслись по неспокойным водам к заливу, обходя отмели на юге. Рыбаки шли далеко от морских путей и не обратили внимания на три корабля, появившихся на севере с раздутыми парусами и направлявшихся к гавани в сопровождении неугомонных чаек.
Корабли приблизились, и от главного пирса навстречу им направился лоцманский ялик.
Три промысловых корабля отражались в обсидиановых пластинах башни, скользя в непонятной зыби, а чайки чертили вокруг белые полосы.
Весла внезапно врезались в воду, табаня и разворачивая ялик.
Среди такелажа первого корабля возникли силуэты. Паруса, туго наполненные ветром, вдруг заполоскали. Силуэты, смутно напоминающие людей, реяли на ветру, словно черные знамена в сгущающейся тьме. Чайки с резкими криками понеслись прочь.
На ялике забили в тревожный колокол.
Ни один моряк не относился и не относится легкомысленно к голодным морским глубинам. Древние духи путешествуют в темных потоках, недоступных солнечному свету, и баламутят ил, похоронивший историю под бесконечными слоями равнодушной тишины. Сила духов безмерна, аппетит ненасытен. Все, что опускается из освещенного мира, попадает в их объятия.
Любой моряк знает, что поверхность моря призрачна и ненадежна, причудливый рисунок на постоянно меняющейся доске, а искру жизни легко гасят демонические силы, которые могут подняться из далеких глубин, чтобы встряхнуться и тем перевернуть мир.
Спасали искупительные жертвы, молитва, чтобы проскочить незамеченным. Кровь перед форштевнем, пляшущие дельфины по правому борту и плевок, чтобы вызвать нужный ветер. Левой рукой подтирать, правой сушить. Швартовы на кнехты против солнца, выбеленные солнцем тряпки на цепи плавучего якоря. Определенные жесты, освященные традицией, – все для того, чтобы благополучно пересечь море.
Никто не желал обращаться к мудреным духам из разрушенных водой долин, не знающих света. Вовсе ни к чему быть им обязанным. Их сердца бьются по лунному циклу, их голос – ревущая буря, а крылья могут распахнуться от горизонта до горизонта, вздымая стену воды с белыми прожилками, которая сметает все на своем пути.
Под волнами гавани Тейта, неся на спине три мертвых корабля, связанный дух стремился в холодных потоках к берегу. Поднявшись из глубин, освобожденное от большого давления существо увеличивалось в размерах и толкало перед собой теплые воды залива; мелкую рыбешку и рачков выбрасывало волнами на мелководье, суля чайкам и береговым крабам неожиданный пир. Пристань, только что забитая молчаливыми наблюдателями, превратилась в толчею спасающихся фигур, по улицам, ведущим прочь от залива, неслись люди, сбиваясь в плотную, задыхающуюся массу.
Борта кораблей с грохотом ткнулись в берег.
Дух покинул бухту. Оставив за собой опустошение.
Отражаясь в обсидиане, первый корабль еще некоторое время двигался вдоль пирса и, наконец, со скрипом замер. Белые хлопья чаек осели на палубу, чтобы приступить к пиру. Башня Тарансед молча наблюдала за происходящим; гладкие плитки у вершины впитывали мельчайшие подробности, несмотря на уже совсем слабый свет.
А в зале под старым дворцом в городе Летерасе седа Куру Кван наблюдал. Перед ним лежала плитка, такая же, как на башне над далекой гаванью Трейта; когда огромная черная тень, заполнившая бухту и большую часть залива, медленно отступила, чародей сморгнул пот с глаз и продолжил смотреть на три промысловых корабля у пирса.
Чайки и сгущающаяся темнота мешали разглядеть много, виднелись только трупы на палубах.
Но Куру Кван увидел достаточно.
Из пяти крыльев Вечного дома завершены были только три. Готовые крылья состояли из широких коридоров со сводчатыми позолоченными потолками. Между изящными воздушными арками с двух сторон по всей длине коридоров располагались двери в залы, служившие кабинетами или жилыми комнатами обслуживающему персоналу Королевского двора. Ближе к центру в смежных комнатах надлежало разместить охрану, оружейные и люки в секретные подземные проходы, окружавшие весь дворец – сердце Вечного дома.
Впрочем, сейчас эти туннели были заполнены по грудь грязной водой, в которой плавали крысы – без всякой цели, исключительно для удовольствия. Брис Беддикт стоял на третьей от мутного потока ступеньке и следил, как снуют туда-сюда в сумраке крысиные головки. Рядом стоял дворцовый инженер, покрытый подсыхающей грязью.
– Насосы почти бесполезны, – объяснял инженер. – Мы ставили толстые шланги, мы ставили тонкие, – все равно. Как только начинает нормально сосать, внутрь попадает крыса или сразу десяток, и все закупоривается. А вода прибывает, хотя строители клянутся, что мы выше горизонта грунтовых вод.
– Думаю, седа согласится дать вашей команде мага.
– Было бы очень кстати, финадд. Нам только и нужно – на время сдержать поток, чтобы вычерпать воду; тогда спустятся крысоловы и изведут зверюг. Вчера мы потеряли Ормли, лучшего крысолова во дворце. Утонул – идиот так и не выучился плавать. Если бы Странник отвернулся, мы бы успели подобрать не только кости. Крысы знают, если попадается крысолов.
– Туннели чрезвычайно важны для короля…
– Ну, пока они затоплены, вряд ли кто в них сунется…
– Да не для прохода убийц! – отрезал Брис. – Туннели позволят охране быстро добраться до места прорыва наверху.
– Я просто пошутил, финадд. Можно, конечно, из гвардейцев набрать быстрых пловцов… Нет, молчу. Дайте нам мага, чтобы все разнюхал и рассказал, что происходит, и чтобы остановил воду, – а дальше уже мы сами.
– Если только, – сказал Брис, – все это не говорит об оседании…
– Как в других крыльях? Никакой просадки нет – мы бы легко определили. Все равно – как говорится, нужен свежий взгляд. Неподалеку работает новая строительная компания, какой-то дурак купил соседние земли. И ходят слухи, что они придумали, как укреплять здания.
– Серьезно? Ничего не слышал.
– Гильдии, ясное дело, недовольны, ведь эти выскочки нанимают неприкасаемых – записных мятежников. Платят им меньше среднего жалованья, хотя, полагаю, это единственное, что говорит в их пользу. Но пока они так платят, гильдии не могут их прикрыть. – Инженер пожал плечами и начал собирать кусочки высыхающей глины с предплечий, морщась, когда выдирал волоски. – Конечно, если королевские архитекторы решат, что подпорки Бугга работают, тогда доходы компании подскочат до небес.
Брис медленно повернулся лицом к инженеру.
– Бугга?
– Проклятье, нужно принять ванну, посмотрите на мои ногти… Да, «Строители Бугга». Значит, там должен быть Бугг. А то почему бы назвали компанию «Строители Бугга»?
Рабочий на нижней ступеньке вскрикнул, потом завопил. Живо вскарабкавшись наверх, он повернулся и ткнул пальцем.
Туча крыс – во всю ширину коридора – двигалась в свете ламп, словно плот, к лестнице. А в их центре – увидев это, рабочий снова завопил, а инженер выругался – плыла человеческая голова: седые с желтизной волосы, бледное морщинистое лицо и высокий широкий лоб над распахнутыми, близко посаженными глазами.
– Странник спаси, – ахнул рабочий, – это Ормли!
Глаза мигнули, и голова начала подниматься, а за ней – ближайшие крысы; они свисали с плеч, и с них текла вода.
– А кого, во имя Обители, ты ждал? – рявкнуло явление, затем откашлялось и харкнуло слизью в бурлящую воду. – Видал трофеи? – спросил Ормли, разводя руки, под громадным плащом из крыс. – Веревками за хвостики. Только тяжелый, сволочь, когда намокает.
– Мы думали, ты умер, – пробормотал инженер, будто жалея, что ошибся.
– Ты думал. Все время думаешь, да, Грюм? Думаешь, крысы меня напугали? Думаешь, я решил утонуть? Туды твою в Обитель, я крысолов – и не какой-нибудь там. Они меня прекрасно знают. Каждая крыса в этом проклятом городе знает Ормли Крысолова!.. А это кто?
– Финадд Брис Беддикт, – представился сам королевский поборник. – Вы добыли впечатляющую коллекцию трофеев, крысолов.
Глаза человека довольно блеснули.
– Еще бы! Хотя лучше, когда она плывет. А так – жутко тяжело.
– Так вылезайте из-под нее, – предложил Брис. – Инженер Грюм, по-моему, крысолову Ормли полагается щедрое угощение, вдоволь вина и свободный вечер.
– Да, господин.
– А о вашей просьбе я поговорю с седой.
– Спасибо.
Брис покинул площадку. Да, весьма сомнительно, что Вечный дом будет готов к наступлению Восьмой эпохи. Население, похоже, не интересовалось предстоящими празднованиями. Сколько бы в историях ни мусолились предсказания о славной империи, которой суждено возродиться меньше чем через год, на деле мало что в настоящее время говорило о возрождении – и в экономическом смысле, и в военном. Если и были какие ощущения, так это легкое беспокойство, связанное с приближающимися переговорами с племенами тисте эдур. Риск и возможность; для летери это были синонимы. И все равно, война всегда неудобство, хотя до сих пор войны приводили к удовлетворительным итогам. Так риск ведет к возможностям, и мало кто думает о побежденных.
Племена эдур сейчас объединились? Ну что ж, подобные союзы возникали и в прошлом, чтобы противостоять замыслам летери, однако ни один не устоял перед стратегией разделения. За золото вновь и вновь покупались предатели. Союзы дробились, и враг проигрывал. С чего бы на этот раз было по-другому?
Брис задумался над самодовольством, присущим его народу. Он был уверен, что не обманывается в чувствах публики. Нервы напряжены, но лишь слегка. Рынки стоят крепко. И будничные стремления людей, для которых главное – владеть, не ослабевают.
Зато во дворце эмоций было через край. Пророчества седы обещали Летеру кардинальные перемены. Куру Кван путано говорил о каком-то Восхождении. О преображении… от короля к императору, хотя как именно это произойдет, еще предстояло увидеть. Присоединение тисте эдур и их богатых земель, несомненно, вызовет прилив энергии и обеспечит безумную выгоду. Победа подтвердит правоту летери и их образа жизни.
Брис вышел из Второго крыла и направился к Узкому каналу. День близился к полудню. С самого утра Брис занимался – фехтовал со свободными от дежурства гвардейцами в зале за казармами, потом позавтракал в дворцовом ресторане у канала Квилласа, радуясь недолгому одиночеству. Впрочем, удаленность от дворца – позволительная, потому что король отправился с визитом к первой наложнице и не объявится раньше вечера, – оказалась невидимым поводком, который постепенно натягивался, пока Брис не ощутил потребность вернуться к своим обязанностям и провести инспекцию Вечного дома. А потом – обратно в старый дворец.
Там, пройдя в главные ворота к большому залу, он обнаружил суматоху.
С бьющимся сердцем Брис подошел к ближайшему охраннику.
– Капрал, что произошло?
Охранник отдал честь.
– Точно не знаю, финадд. Как я слышал, известия из Трейта. Эдур погубили нескольких летерийских моряков. Грязным чародейством.
– Что король?
– Назначил совет через два удара колокола.
– Спасибо, капрал.
Брис двинулся дальше по дворцу и дошел до внутренних палат. За тучей метавшихся по центральному коридору слуг и посыльных он увидел канцлера Трибана Гнола, который шепотом оживленно беседовал с несколькими приближенными. Его темные глаза скользнули по Брису, но он не замолчал. За канцлером Брис заметил консорта королевы, Турудала Бризада, который безмятежно прислонился к стене; на его мягких, женственных губах играла легкая улыбка.
Бриса почему-то постоянно беспокоил этот человек, и вовсе не из-за его должности консорта Джаналл. Он молчаливо присутствовал даже на совещаниях по поводу очень тонких государственных вопросов и постоянно наблюдал, прикрываясь маской безразличия. Было известно, что он делит постель не только с королевой, – знала ли об этом сама Джаналл, стало темой пересудов придворных. И, по слухам, среди любовников консорта был канцлер Трибан Гнол.
Что ни говори, гадюшник.
Дверь в кабинет первого евнуха была закрыта и охранялась двумя личными рулитами – евнухами-телохранителями, высокими мужчинами без капли лишнего жира. Глаза были густо подведены, красная помада придавала лицам недовольную гримасу. Единственным их оружием была перевязь кривых ножей, укрытых под сложенными руками, а если были на них какие-то доспехи, то они скрывались под длинными малиновыми рубахами и коричневыми шароварами. Охранники были босы.
Оба коротко поклонились и разошлись в стороны, пропуская Бриса.
Он поправил кисточку аксельбанта и тут же услышал, как пробили часы в палате.
Дверь со щелчком раскрылась.
Нифадас в одиночестве стоял у стола, покрытого свитками и развернутыми картами.
– Королевский поборник. Я ожидал вас.
– Мне показалось, я обязан прийти к вам, первый евнух.
– Именно так. – Немного помолчав, Нифадас продолжил: – Верования складываются в официальную религию страны, но эти верования и эта религия на самом деле – всего лишь тонкая позолота на очень древних костях. Ни одна страна не уникальна и не исключительна. Очень опасно заявлять о собственной чистоте – по крови или по происхождению. Летери богатеют за счет пожирания меньшинств – лишь бы пищеварение не пострадало. И все же, финадд, признаюсь в своем невежестве. Дворец изолирует обитателей и дает мало информации. Мне хотелось бы знать, во что верят люди, что думают.
– Не могли бы вы уточнить, первый евнух?
– О морях. Об обитателях глубин. О демонах и древних богах, Брис.
– Тисте эдур называют темные воды владением Галейна, который относится к царству Тьмы. Тартеналы, как я слышал, представляют все моря единым существом с бесчисленными конечностями – они вдаются в сушу реками и ручьями. Нереки страшатся моря как загробного мира, где покойник вечно тонет – эта судьба ожидает предателей и убийц.
– А летери?
Брис пожал плечами.
– Куру Кван знает больше меня, первый евнух. Моряки боятся моря, но не поклоняются ему. Они приносят жертвы в надежде уцелеть. В морях надменный страдает, а выживает только мягкий, хотя поговаривают, что если переборщить с самоуничижением, голод внизу раздражается и злится. Приливы и течения задают ритмы, которым нужно следовать; этим отчасти объясняются суеверия и ритуалы у тех, кому приходится путешествовать морем.
– А этот… голод внизу… он как-то относится к Обителям?
– Не знаю, первый евнух.
Нифадас посмотрел на Бриса полуприкрытыми глазами.
– Вам не кажется это странным, финадд Беддикт? Летери – потомки колонистов, прибывших сюда из Первой империи. А Первая империя была разрушена – блаженный край превратился в безжизненную пустыню. Но именно в Первой империи были впервые открыты Обители. Конечно, Пустая Обитель обнаружилась позже, по крайней мере, для нас. Так что же, мы должны понимать так, что древние верования выжили и были перенесены в новую землю многие тысячелетия назад? Или наоборот – местная земля и прилегающие моря создают свой набор верований? Тогда это серьезный довод в пользу существования реальных богов.
– Однако и в этом случае, – ответил Брис, – нет доказательств того, что боги вмешиваются в дела смертных. Вряд ли моряки относятся к голоду, о котором я говорил, как к богу. Скорее как к демону.
– Постичь непостижимое… все мы пытаемся это сделать. – Нифадас вздохнул. – Финадд, моряки независимых промысловых судов были убиты. Три корабля остались на плаву и вернулись в Трейт, набитые тенями эдур; но по морю их несло не море. Демон, вроде того, которым клянутся моряки… и все же нечто большее – так считает седа. Вы знакомы с верованиями фараэдов? Они передаются из уст в уста; если они перечисляют поколения точно, и это не просто поэтический прием, то традиция действительно древняя. У фараэдов в центре мифа творения – Старшие боги. Каждый именован и возвышен – злобный пантеон неприятных персонажей. Так или иначе, среди них есть Старший бог морей, Житель глубин. Его имя – Маэль. Более того, у фараэдов Маэль появляется в самых древних сказаниях. Однажды он прошел по этой земле, финадд, в физическом облике, после гибели Эпохи.
– Эпохи? Какой Эпохи?
– Времени до появления фараэдов, наверное. Там много… противоречий и темных мест.
– И седа Куру Кван считает, что демон, принесший корабли, – это Маэль?
– Если так, то Маэль сильно деградировал. Почти безмозглый сгусток сырых эмоций. Но все же мощный.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?