Текст книги "Полночный прилив"

– Тисте эдур поработили его?

Нифадас поднял тонкие брови.

– Если прорубить просеку в лесу, по ней пойдут звери. Значит ли это управлять ими? Возможно, в каком-то смысле.

– Ханнан Мосаг хотел нечто заявить.

– Именно, финадд. Но заявление ли это – или пустая бравада?

Брис покачал головой. Ему нечего было ответить.

– Король обеспокоен. Седа уже сейчас готовит… средства. И все же вы получите просьбу, а не приказ.

– О чем же меня просят, первый евнух?

Нифадас чуть пожал плечами.

– Разбудить Старшего бога.

– Смесь сильно изменилась. Это существенно? Думаю, нет. – Седа Куру Кван поправил на носу линзы в проволоке и посмотрел на Бриса. – Мы говорим о путешествии разума, королевский поборник, хотя с таким же успехом вы могли бы на самом деле отправиться в преисподнюю. Риск велик. Если разум погибнет, возврата нет. Увы, это настоятельная необходимость; и таково желание короля.

– Я и не ждал, что обойдется без риска, седа. Скажите, мне понадобятся боевые навыки?

– Неизвестно. Вы молоды, сообразительны и гибки… – Седа отвернулся и осмотрел беспорядок на рабочем столе. – Увы, постоянно меняется.

Он поднял кубок, с сомнением прищурился на его содержимое и осторожно пригубил.

– А! Как и ожидалось. Изменения смеси вызваны исключительно скисшим молоком. Брис Беддикт, вы готовы?

Королевский поборник пожал плечами.

Куру Кван кивнул.

– Тогда вот, выпейте.

– Кислое молоко мне не повредит, – сказал Брис, принимая кубок. Залпом его осушив, он поставил кубок на стол. – И когда?

– Что когда?

– Зелье подействует.

– Какое зелье? Идемте. Для путешествия нам понадобится седанс.

Брис вслед за старым чародеем вышел из палаты, бросив на пороге взгляд на кубок. На вкус смесь включала цитрус и прокисшее козье молоко; напиток уже начинал зловеще побулькивать в животе.

– Зачем же я это пил?

– Чтобы слегка подкрепиться, разумеется. Один из моих экспериментов. Надеялся, вам понравится, но, судя по бледному лицу, не тот случай.

– Боюсь, вы правы.

– Ну что ж, если напиток вам не по нраву, можете от него избавиться.

– Приятно слышать, седа.

Путешествие в глубины дворца обошлось без происшествий. Седа Куру Кван привел Бриса в громадную палату, где их ожидали плитки Обителей.

– Сегодня мы воспользуемся плиткой из Опор, королевский поборник. Дольмен.

Они поднялись по узкому помосту к центральной круглой платформе. Внизу в обе стороны протянулись массивные плитки.

Бурление в животе Бриса понемногу улеглось. Он был готов слушать седу.

– Что-то важно, что-то нет. Но все привлекает внимание смертного. Каждому из нас следует лелеять разум и тем самым обрести мудрость в сонме возможностей. Наш общий недостаток, Брис Беддикт, что мы безразличны к случайностям.

Старые истории, которые мы принесли из Первой империи, говорят о том же недостатке. Богатые порты в устьях рек заброшены – за три века их занесло илом из-за вырубки лесов и неправильных методов ирригации. Если вы доберетесь до развалин этих портов, вы увидите, что они в лиге или больше от нынешнего берега. Суша отступает. И все, что делаем мы, люди, значительно ускоряет процесс.

Это существенно? Отчасти соглашусь. Соглашусь, как приходится соглашаться со многим. Существуют естественные последовательности, которые, по мере своего проявления, свидетельствуют о невероятной древности. По меркам существования людей этот мир очень, очень стар.

Куру Кван протянул руку.

Брис посмотрел, куда показывал седа, и увидел плитку Дольмена. Раскрашенная гравюра изображала одинокий наклонный монолит, наполовину погребенный в безжизненной глине под бесцветным небом.

– Моря рождаются, чтобы однажды умереть, – сказал Куру Кван. – Но суша цепляется за свою память, и все, что происходило на ней, отпечатывается на ее лике. И наоборот, в самой глубине глубочайшего океана можно отыскать следы того времени, когда это место возвышалось над волнами. Это знание мы будем использовать, Брис.

– Нифадас нечетко описал мое задание, седа. Я, видимо, должен разбудить Маэля, известить Старшего бога, что им манипулируют. Но я не верующий, и тут нет ни одного летерийца, который сказал бы про себя иное. С чего бы Маэлю слушать меня?

– Понятия не имею, Брис. Придется импровизировать.

– А если этот бог пал окончательно и бесповоротно, превратился почти в бессмысленного зверя, что тогда?

Глаза Куру Кван за линзами поморгали, но он ничего не сказал.

Брис поежился.

– Если путешествие будет совершать только мой разум, каким я буду видеть себя? Я смогу держать оружие?

– Каким образом защищаться, зависит только от вас, финадд. Разумеется, я ожидаю, что вы будете видеть себя таким, как и сейчас. Вооруженным и защищенным. Все это в воображении, но это несущественно. Начнем?

– Хорошо.

Куру Кван сделал шаг вперед, ухватив одной рукой Бриса за перевязь меча. Резким, неожиданно мощным рывком он отправил финадда вперед, за край круглой платформы. Вскрикнув от испуга, Брис замахал руками и помчался к плитке Дольмена.

– Даже в благородных начинаниях случаются осечки.

Бугг с отсутствующим взглядом молча внимал Теголу.

– И потом, если подумать, это лишь мелкий недостаток. Я-то сам вполне доволен. Честно. Твое разочарование вполне можно понять, а, позволю себе выразиться, несколько пошатнувшаяся уверенность в себе вызвана неверно понятым заданием. Попытка – не пытка, уверяю тебя. – В качестве доказательства Тегол медленно повернулся перед слугой. – Видишь? Штанины в самом деле одной длины. Я не буду мерзнуть даже в холодные ночи. Впрочем, у нас нет холодных ночей. Только душные, но что нам немного пота между… э-э… ног?

– Этот оттенок серого и этот желтый – худшее сочетание, что я когда-либо видел, хозяин, – сказал Бугг. – Меня тошнит, когда я смотрю на вас.

– А штаны-то при чем?

– Согласен, почти ни при чем. Меня беспокоят принципы.

– Тут не поспоришь. Теперь рассказывай о делах, и побыстрее. В полночь у меня свидание с мертвой женщиной.

– Степень вашего безрассудства, хозяин, не перестает меня поражать.

– Наш любимый ростовщик совершил самоубийство, как мы горестно предполагали?

– Без задоринки и сучка.

– Не считая того, на котором, полагаю, он и повесился?

– А потом ужасный пожар уничтожил дом.

– Известно, как отреагировал на все это финадд Герун Эберикт?

– Он совершенно подавлен, хозяин.

– Но не излишне подозрителен?

– Кто знает? Его люди провели расследование – в основном чтобы разыскать спрятанные деньги и как-то возместить потерю. Однако ничего не обнаружили.

– И не должны были. Пусть Эберикт смирится с потерей, хотя он и не потерял вовсе, а просто не сумел увеличить состояние. Его начальные вложения остались целехоньки. А теперь, Бугг, хватит болтать. Мне нужно подумать. – Тегол подтянул штаны и заметил, как скривился Бугг. – Худею, наверное.

Он пошел по крыше и за четыре шага добрался до края. Затем повернулся и оглядел Бугга.

– Что это на тебе надето?

– Сейчас очень модно среди строителей.

– Широкий кожаный пояс со множеством петелек и карманчиков?

Бугг кивнул.

– Вроде бы, – продолжал Тегол, – в этих петельках и карманчиках должны быть разные инструменты и приспособления. Все, что может потребоваться строителю.

– Ну, я-то Глава компании. Я ими не пользуюсь.

– Но пояс носишь.

– Да, я хочу, чтобы ко мне относились серьезно, хозяин.

– Конечно, это важно. Полагаю, в списке расходов отражено?..

– Разумеется. И деревянная шляпа.

– Ты имеешь в виду такую красную штуку вроде чаши?

– Именно.

– Что же ты ее не надел?

– Сейчас я не на работе. То есть в качестве единственного владельца «Строителей Бугга».

– Но пояс надел.

– Он придает солидности, хозяин. Как портупея. Есть что-то солидное, когда на бедрах какая-то тяжесть.

– Словно у тебя постоянная дуэль со стройматериалами.

– Да, хозяин. Вы уже закончили думать?

– Закончил.

– Хорошо. – Бугг расстегнул пояс и бросил его на крышу. – Бедра перекашивает. Я хожу кругами.

– Как насчет травяного чая?

– Я бы не отказался.

– Прекрасно.

Они уставились друг на друга, потом Бугг кивнул и направился к лестнице. Едва он отвернулся, Тегол снова подтянул штаны повыше. Взглянув на пояс, он помедлил, но замотал головой.

Бугг пропал в люке, а Тегол лег на скрипучую кровать и стал смотреть на тусклые звезды. Приближался праздничный фестиваль, посвященный Страннику, бесконечно таинственному поставщику возможностей, зловещих обстоятельств и неудачных решений. Или чего-то подобного – Тегол никак не мог точно запомнить. Обители и множество их обитателей были выдуманы для того, чтобы на них всегда можно было свалить вину за что угодно, так он подозревал. Видимо, перекладывать ответственность – в крови у человека.

В любом случае празднество получится шикарное и бессмысленное. Обо всем и ни о чем. Бешеные ставки на Больших Утопалках, где самые известные преступники будут изображать плывущих лебедей. Те, кто любит себя показать, получат отличную возможность. Тем временем охрана в пустых поместьях будет трепаться или похрапывать на посту.

Шаркающий звук в темноте справа.

– Ты рано.

Шурк Элаль подошла ближе.

– Ты сказал – в полночь.

– Так это еще через два удара колокола.

– Правда?

Тегол сел.

– Ну не отсылать же тебя обратно. И все равно – к Селуш мы не пойдем до полуночи.

– Можно пойти и пораньше.

– Можно, конечно, но мне не хотелось бы ее тревожить. И она сказала, что ей многое нужно достать.

– Значит, я хуже других трупов?

– Другие трупы хотя бы не дерутся.

Немертвая женщина подошла ближе.

– А с чего мне сопротивляться? Ведь она сделает меня красивой?

– Разумеется. Я просто так, разговор поддержать… Как дела, Шурк Элаль?

– По-прежнему.

– По-прежнему. А это как?

– Бывало лучше. Хотя многим нравится стабильность. Потрясающие штаны.

– Согласен. Увы, это дело вкуса…

– У меня нет вкуса.

– Вследствие смерти или так было изначально?

Пустые, безжизненные глаза, до того избегавшие смотреть на Тегола, уставились прямо на него.

– Я тут подумала… ночь праздника Странника.

Тегол улыбнулся.

– Ты читаешь мои мысли, Шурк.

– На посту всегда шестнадцать охранников, еще восемь спят или играют в казармах – туда от главного дома ведет крытый переход девятнадцати шагов в длину. На наружных дверях – двойной засов. Еще четыре охранника в каморках по углам крыши, а окна оплетены чарами. Стены поместья – в два человеческих роста.

– Недурно.

Шурк Элаль пожала плечами – при этом раздался скрип мокрой кожи.

Появился Бугг, одной рукой цепляясь за лестницу, а в другой держа, как поднос, крышку корзины. На подносе стояли две глиняные чашки, над которыми вился пар. Слуга осторожно выбрался на крышу, затем, подняв глаза и увидев двоих, нерешительно остановился.

– Прошу прощения. Шурк Элаль, приветствую. Немного чая?

– Не говори чушь.

– А, да. Не сообразил. – Бугг двинулся дальше.

Тегол взял чашку и осторожно принюхался. Потом нахмурился.

Слуга пожал плечами.

– У нас нет трав, хозяин. Пришлось импровизировать.

– С чем? С овечьей шкурой?

Бугг удивленно задрал брови.

– Почти угадали. У меня осталось немного шерсти.

– Желтой или серой?

– Серой.

– Тогда ладно. – Тегол пригубил напиток. – Хм, вкус мягкий…

– Так и должно быть.

– Но мы не отравимся?

– Разве что самую малость, хозяин.

– Временами, – сказала Шурк Элаль, – я жалею, что умерла. Так вот сейчас – не тот случай.

Мужчины посмотрели на нее, задумчиво потягивая чай.

– Великолепно, – продолжила Шурк. – Теперь мне надо бы закашляться, чтобы скрыть неловкость. Но я не способна чувствовать неловкость. И потом, если я закашляюсь, последствия будут неприятными.

– Селуш изобрела насос, – сказал Тегол. – Процедура, э-э, не для чувствительных натур. Зато скоро ты будешь благоухать розами.

– И как она это сделает?

– Полагаю, с помощью роз.

Шурк подняла тонкую бровь.

– Меня набьют сушеными цветами?

– Ну, разумеется, не везде.

– Говоря практически, Тегол Беддикт. Как я смогу оставаться незаметной, если буду похрустывать при каждом шаге?

– Хороший вопрос. Давай спросим у Селуш.

– Как и обо всем остальном… Мне рассказывать дальше о поместье потенциальной жертвы? Я полагаю, твоему слуге можно доверять.

– Вне всякого сомнения, – ответил Тегол. – Продолжай.

– Финадд Герун Эберикт посетит Большие Утопалки, а по их завершении он приглашен к Турудалу Бризаду…

– Консорту королевы?

– Да. Однажды я его обокрала.

– Да ну! Что взяла?

– Его невинность. Мы были очень молоды – по крайней мере, он. Это было задолго до того, как он танцевал во дворце и привлек внимание королевы.

– Интересная подробность. И ты была его настоящей любовью, извини за личный вопрос?

– Турудал любит только самого себя. Как я сказала, он был моложе, а я – опытнее. Сейчас-то он старше меня – даже интересно. В каком-то смысле. В любом случае уже в то время не было недостатка в липнущих к нему мужчинах и женщинах. Думаю, он считал, что его всегда ждет победа. Наверное, и сейчас так считает. Для идеального вора главное – чтобы жертва оставалась в счастливом неведении, что ее обокрали.

– Думаю, – вмешался Бугг, – что Турудал Бризад не жалел о своей капитуляции.

– И тем не менее, – сказала Шурк Элаль. Затем помолчала и проговорила: – В этом мире нет ничего, чего нельзя украсть.

– И с этой мыслью, свербящей, как овечий пот у нас в желудках, – сказал Тегол, поставив чашку, – мы с тобой прогуляемся, Шурк.

– А до Селуш далеко?

– Мы не будем спешить. Спасибо, дорогой Бугг, за восхитительный напиток. Приберись тут, ладно?

– Если время найду.

Шурк помедлила.

– Мне слезть по стене и следовать за тобой тайком?

Тегол нахмурился.

– Только если невмоготу. Просто накинь капюшон – и останешься неузнанной.

– Хорошо. Встретимся на улице, чтобы не видели, как я выхожу из дома, куда не входила.

– За мной до сих пор шпионят?

– Может быть, нет, но лучше проявить осторожность.

– Хорошо. Тогда до скорого.

Тегол спустился по лестнице и вышел в дверь, однако повернул не налево, как обычно, а направо – туда, где теперь был навален строительный мусор. Выходящая сюда стена была закрыта кирпичной кладкой и дверьми без задвижек.

Шурк Элаль появилась из тени в надвинутом на лицо капюшоне.

– Расскажи мне еще об этой Селуш.

Они двинулись друг за другом по узкой тропинке в сторону улицы.

– Бывшая сотрудница Бугга. Бальзамировщики и все, кто работает с покойниками, – это своего рода большая семья. Постоянно обмениваются методами и частями тела. Я слышал, это целое искусство. Историю тела можно прочитать по множеству мелких деталей, как свиток.

– Что толку читать список изъянов, если субъект уже мертв?

– Болезненное любопытство. Или любопытная болезнь.

– Пытаешься шутить?

– Ни в коем случае, Шурк Элаль. Я твердо запомнил твое предупреждение.

– Тегол Беддикт, ты очень опасен для меня. И все же я подсела, как будто ты – умственный белый нектар. Мне нравится, что я с трудом удерживаюсь от веселья.

– Если у Селуш получится то, что она задумала, опасность, связанная со смехом, исчезнет; сможешь фыркать без опаски.

– Даже когда я была живая, я никогда не фыркала. И не собираюсь, раз уж я мертвая. Но то, что ты предлагаешь, грозит… разочарованием. Пропадет напряжение, умрут искры. Боюсь, я впаду в депрессию.

– Таков риск исполнения мечты, – сказал, кивнув, Тегол, когда они добрались до грязного Сточного канала и пошли вдоль него. – Сочувствую, Шурк Элаль.

– Расскажи, что ты знаешь о старой башне на запретной земле за дворцом.

– Немного, только что твоя немертвая подруга живет поблизости. Девочка.

– Да, я назвала ее Кубышка.

– Перейдем здесь. – Тегол показал на пешеходный мостик. – Она что-то значит для тебя?

– Трудно сказать. Наверное. Может статься, что она значит что-то для всех нас, Тегол Беддикт.

– Ага. И могу я тут чем-то помочь?

– Неожиданное предложение.

– Я стараюсь постоянно удивлять, Шурк Элаль.

– Я пытаюсь выяснить ее… историю. Она кажется мне важной. Старая башня каким-то образом зачарована, и эти чары связаны с Кубышкой. Башня испытывает постоянную нужду.

– В чем?

– В человеческой плоти.

– Ох.

– Во всяком случае, именно поэтому Герун Эберикт теряет шпионов, которых посылает к тебе.

Тегол остановился.

– То есть?

– Кубышка их убивает.

Черная каменная стена поднималась к свету. По ее рифленой поверхности с неутихающей яростью текли потоки; и вся поросль, цеплявшаяся за стену, чтобы пить воду из взбаламученных потоков, была крепкой, грубой и упрямой. От основания стены тянулись каменные плоскости, по которым ползли, сжатые чудовищным давлением, громадные кучи камня, щебня, какого-то мусора, будто странствующие левиафаны.

Брис стоял на равнине, зная, что видит то, чего не видел ни один смертный. Обычные глаза здесь узрели бы лишь тьму. Живая плоть с далекой поверхности здесь была бы мгновенно расплющена. А Брис спокойно стоял, ощущая себя совершенно естественно. Одежда, доспехи, меч на поясе. Смутно чувствовалось движение ледяной воды в стремительных потоках, но вода не давила на него, не сбивала с ног. И холод не сковывал конечности.

Он вдохнул – прохлада и сырость; Брис понял, что вдыхает воздух подземного Седанса.

В этом месте обитает бог. Место действительно подходящее. Примитивное, полное дикой жестокости и невообразимых сталкивающихся стихий.

Еще одна масса фрагментов проползла мимо, и Брис разглядел – среди бледных тощих ветвей и каких-то связок веревки – плоские куски металла, открывающие длинные белые усики. Во имя Странника, металл – это доспехи, а усики…

Обломки ушли прочь, и за ними Брис что-то заметил. Неподвижные нелепые сооружения поднимались над равниной.

Он двинулся к ним.

Дольмены.

Казалось невероятным, что равнина перед ним когда-то знала свежий воздух, солнечный свет и сухие ветра.

Потом он разглядел, что сооружения – из того же камня, что и сама равнина, что они составляют с ней единое целое. Подойдя ближе, Брис разглядел на резной поверхности непрерывную вязь переплетенных символов.

Всего шесть дольменов стояли в ряд.

Брис остановился у ближайшего.

Символы укрывали черный камень серебряной сеткой, а на неровной поверхности под символами можно было разглядеть смутный силуэт. Множество конечностей, маленькая голова, скошенная и приплюснутая, массивная надбровная дуга над единственной глазницей. Большой рот усеян продолговатыми усиками, с длинным тонким клыком на конце каждого, которые сплетались в колючий ряд. Шесть многосуставчатых рук, две – а может, четыре – ноги, смутно угадываемые в волнистом камне.

Символы закрывали фигуру, и Брис заподозрил, что это своего рода тюрьма, решетка, которая не дает существу вырваться.

Он обошел дольмен и на каждой стороне обнаружил новые фигуры, все разные – кошмарные, демонические звери. На следующем камне тоже нашлись фигуры…

Четвертый дольмен оказался другим. На одной стороне символы были разомкнуты, серебро утекло, а там, где должна была быть фигура, осталась ниша от громадного существа со щупальцами вместо конечностей.

Пустая ниша выглядела зловеще. Здесь был кто-то заперт, и Брис полагал, что не бог.

Маэль, где ты? Это твои слуги?

Или трофеи?

Он уставился на нишу. Опустошение. Маэль ушел, оставив этот мир темным потокам и стадам мусора.

– Еще за одним явился?

Брис повернулся. В десяти шагах стояла мощная фигура в доспехах. Черное, покрытое патиной железо сковано заклепками, позеленевшими от времени. Высокий шлем с широкими нащечниками, опускавшимися до края челюсти, и забралом от переносицы до подбородка. Узкие глазные щели закрывала плетеная сетка, свисающая до плеч и нагрудника. Суставы на руках и ногах покрылись наростами, и усики ярких растений торчали из щелей вымокших в потоке доспехов. Бронированные рукавицы из блестящего серебра сжимали двуручный меч с лезвием шириной в ладонь Бриса. Затупленное острие меча упиралось в землю. И было видно, что с закованных в металл рук течет кровь.

Летери обнажил собственный меч. Неожиданно в грудь ударили мутные потоки, словно исчезла некая защита, оберегавшая его от губительного подземного мира. Клинок дергался и вертелся в руке с каждым ударом воды. Чтобы противостоять воину, понадобится скорость; значит, главная тактика Бриса – уклонение. Летерийская сталь меча не сломается от мощного удара, но вот рука – может.

Воин говорил на языке, которого Брис не знал, однако он все понял.

– Еще за одним? Я не намерен освобождать демонов из их магических клеток…

Дух сделал шаг вперед.

– Демонов? Здесь нет демонов. Только боги – забытые боги. Думаешь, вязь символов – тюрьма?

– А что мне думать. Я не знаю написанных слов…

– Сила в памяти. Сила в воспоминаниях – бог умирает, когда становится безымянным. Маэль создал это прибежище. Без имени бог исчезает. Совершенное преступление безмерно. Стирание имени, принуждение к новому, превращение в раба. Безмерно, смертный. И в ответ был создан я – охранять то, что осталось.

Подняв меч, воин сделал еще шаг.

Некоторые бойцы наносят невидимые раны еще до того, как обнажено оружие. В них, как полутень, видно обещание смерти. Текущая кровь ослабляет волю. Брис встречал мужчин и женщин с таким умением. И отвечал на него… весельем.

Охранник перед ним ощутимо обещал смерть.

Еще один тяжелый шаг. Сила под стать бурным потокам. Неожиданно все поняв, Брис улыбнулся.

Жестокий водоворот стих. Потоки вернулись в свое русло.

Громадный клинок метнулся справа налево. Брис отпрыгнул, а острие его меча нашло единственную достижимую цель. Летерийская сталь глубоко вонзилась между серебряными пластинками левой рукавицы.

Недалеко от сражающихся взорвался дольмен, удар потряс землю под ногами. Воин качнулся, потом обрушил свой меч рубящим ударом. Брис упал на спину, перекатился через плечо и вновь вскочил на ноги.

Меч воина вошел в базальт на четверть длины. И застрял.

Брис метнулся вперед. Поставил левую ногу рядом с охранником и двумя кулаками ударил в защищенную грудь.

Воин не упал, поскольку вцепился в застрявший меч.

Брис крутанулся и впечатал правый локоть в покрытое железом лицо. Боль пронзила его руку, когда голова противника мотнулась назад; летериец наклонился вбок, перехватывая левой рукой меч из онемевшей правой.

Воин потянул собственный меч, но тот не поддавался.

Брис снова прыгнул вперед и обрушил левый сапог на ногу охранника – на ладонь выше лодыжки.

Древнее железо вмялось. Кости хрустнули.

Воин качнулся вбок, но устоял, опираясь на застрявший меч.

Брис быстро отошел.

– Хватит. Я не желаю больше убивать богов.

Лицо в маске поднялось к Брису.

– Я побежден. Мы проиграли.

Летериец долго смотрел на воина, потом заговорил:

– Кровь, текущая из твоих рук, принадлежит этим выжившим богам?

– Ослабевшим.

– Они могут тебя вылечить?

– Нет, у нас ничего не осталось.

– Зачем течет кровь? Что, если она кончится?

– Это сила крадет храбрость – но с тобой не получилось. Предполагалось, что кровь убитых врагов… Неважно.

– А Маэль? Он не может тебе помочь?

– Он не появлялся тысячи лет.

Брис нахмурился. Куру Кван велел довериться интуиции. И ему не нравилось то, что должно было случиться.

– Я помогу. Я дам тебе свою кровь.

Воин долго молчал.

– Ты не понимаешь, что предлагаешь, смертный.

– Ну, я не собираюсь умирать. Переживу. Это поможет?

– Кровь умирающего или мертвого врага дает силы. Совсем немного – по сравнению с кровью живого смертного. Повторяю, ты не знаешь, что творишь.

– Мне кое-что нужно, страж. Я могу подойти?

– Мы бессильны перед тобой.

– Свой меч ты уже не достанешь, даже с моей помощью. Я дам тебе свой. Его нельзя сломать, так мне говорили. И я на самом деле не видел, чтобы летерийская сталь ломалась. Твой двуручный меч хорош только против тех, кто трусит и от этого становится медленным и неуклюжим.

– Похоже, так.

Бриса порадовали язвительные нотки в голосе воина. В признании поражения не было жалости к себе, но слушать его было неприятно. Брис взял меч за лезвие и протянул рукоять воину.

– Бери.

– Если я отпущу руки, я упаду.

– Хватит одной руки.

Страж высвободил руку и ухватил меч.

– Во имя Бездны, да он просто невесомый!

– Секрет ковки известен лишь моему народу. Меч не подведет.

– Ты со всеми поверженными врагами так обращаешься?

– Нет, только с теми, кому не хочу навредить.

– Скажи, смертный, в своем мире ты известный фехтовальщик?

– Так себе. – Брис стянул кожаную перчатку с правой руки и достал кинжал. – Эта рука еще ничего не чувствует.

– Приятно слышать. Хотел бы я сказать то же самое про свое лицо.

Брис надрезал ладонь; струйкой потекла кровь. Он положил окровавленную ладонь на руку воина, еще вцепившуюся в рукоять застрявшего меча, и почувствовал, как кровь просачивается между серебряными пластинками.

Воин развернул ладонь и сам железной хваткой ухватился за руку Бриса. Сломанная нога начала выпрямляться, укрепляться под громадным весом воина.

Бриса охватила внезапная слабость.

– Отпусти мою руку, – сказал воин, – иначе умрешь.

Брис кивнул, освободил руку и отошел, качнувшись.

– Жить будешь?

– Надеюсь, – сказал Брис. Голова кружилась. – А теперь, прежде чем я уйду, назови мне их имена.

– Что?

– У меня хорошая память, страж. Рабства больше не будет, пока я жив. И по ту сторону жизни я присмотрю, чтобы их имена не забылись…

– Мы древние боги, смертный. Ты рискуешь…

– Ты заслужил мир. Против тисте эдур – которые пришли поработить одного из вас – ты теперь будешь готов. Моя жизнь придаст тебе сил; будем надеяться, этого хватит, чтобы сопротивляться.

Страж выпрямился в полный рост.

– Сил хватит, смертный. И твоя жертва не будет забыта.

– Имена! Я чувствую, что уже таю…

Слова хлынули в его разум, лавина имен, и каждое клеймом отпечатывалось в памяти. Брис закричал от бесконечных слоев горя, желаний, жизни и смерти, от целых цивилизаций, обращающихся в руины и прах.

Истории. Сколько же историй, Странник…

– Странник спаси, что вы наделали?

Брис лежал на твердом эмалевом полу. Над ним склонилось морщинистое лицо Куру Квана.

– Я не нашел Маэля, – сказал королевский поборник. От невероятной слабости он не мог даже поднести руку к лицу.

– У вас не осталось и капли крови, финадд. Расскажите, что случилось.

Оставьте меня, Обители, бесконечные истории…

– Я узнал, что сделали тисте эдур, седа. Они лишили древнего бога его имен и навязали новое. Теперь он в услужении у эдур.

Глаза Куру Квана за линзами обратились в щелочки.

– Лишен своих имен… Существенно? Возможно. А если отыскать одно из этих имен? Поможет ли это вырвать его из хватки Ханнана Мосага?

Брис закрыл глаза. Все имена теперь бурлили внутри его…

– Возможно, седа, имя у меня в голове, но чтобы найти его, потребуется время.

– Вы вернулись с загадками, финадд Брис Беддикт.

– И всего пара ответов.

Седа выпрямился.

– Вам нужно время прийти в себя, мой юный друг. Еда и вино. Того и другого вдоволь. Вы можете встать?

– Попробую…

Скромный слуга Бугг шел по темному Последнему переулку Шерпа, названному так, потому что здесь несколько десятилетий назад умер бедняга Шерп. Он был здесь старожилом, припомнил Бугг. Старый, полуслепой, он постоянно бормотал о таинственном треснувшем алтаре, скрытом под улицами. А точнее – именно под этим переулком.

Его тело обнаружили скрюченным внутри нацарапанного круга, среди мусора и полудюжины крыс со свернутыми шеями. Как ни странно, мало кто пытался искать объяснения. В конце концов, в то время люди часто умирали на улицах.

Бугг скучал по старому Шерпу, даже после стольких лет, но кое-чего изменить нельзя.

Разбудило Бугга шуршание тростникового мата, заменявшего дверь в скромном жилище Тегола. Чумазая девчонка доставила срочную просьбу. Теперь она шла чуть впереди, то и дело оглядываясь – проверяла, что Бугг не отстал.

Последний переулок Шерпа упирался в другую улочку. Влево она вела к сточному колодцу, известному как Пята Странника и превратившемуся в помойную яму, а вправо – к разрушенному дому с почти обвалившейся крышей.

Девочка привела Бугга туда.

В сравнительно уцелевшем помещении, где было достаточно высоко, чтобы стоять в полный рост, и жила семья. Нереки – шесть детей и бабушка, которая перебралась с севера, после того как родители малышей умерли от трюсской горячки; эта смерть была вопиющей несправедливостью, ведь трюсскую горячку легко вылечит любой летерийский лекарь – только заплати.

Бугг слышал о них; они, очевидно, в свою очередь, тоже были наслышаны о том, какие услуги он мог предоставить в определенных обстоятельствах, и совершенно бесплатно.

Крохотная ладошка обхватила его руку, и девочка провела гостя в дверь, по коридору, где уже пришлось нагибаться под провисшим потолком. Еще три шага – и открылась нижняя часть еще одной двери. За ней обнаружилась полная людей комната.

И пахло смертью.

Бугга встретило приветственное бормотание и кивки; он отыскал глазами недвижное тело на окровавленном одеяле в центре комнаты. Короткий осмотр, и Бугг поднял голову, поймав взгляд старшей из детей – девочки лет десяти-одиннадцати, рано повзрослевшей и истощенной голоданием.

– Где вы ее нашли?

– Она сама добралась домой, – ответила девочка деревянным голосом.

Бугг еще раз посмотрел на мертвую бабушку.

– Добралась откуда?

– Она сказала, от Скрытого круга.

– Значит, она говорила, прежде чем жизнь оставила ее. – Скрытый круг – это двести или даже триста шагов. Необычайная для старой женщины сила воли заставила ее пройти такое расстояние с двумя смертельными ранами от меча в груди. – Думаю, она чего-то очень хотела.

– Да, назвать нам имя убийцы.

А не просто исчезнуть, как множество других бедняков, оставив призрак пустоты – шрам, без которого эти дети обойдутся.

– И кто убийца?

– Она оказалась на пути процессии. Семь человек и их господин, все вооруженные. Господин кричал что-то по поводу того, что его шпионы пропадают. Наша бабушка попросила монетку. Господин взъярился и приказал охране убить ее. Они убили.

– Известно, как выглядел господин?

– Его лицо отчеканено на новых доксах.

Ага.

Бугг встал на колени рядом со старой женщиной. Положил руку на холодный, изборожденный морщинами лоб и стал искать следы жизни.

– Урусан из клана Совы. Силу ей давала любовь. К внукам. Она ушла, но недалеко. – Бугг поднял голову и посмотрел шести детям в глаза – каждому. – Я слышу движение громадных камней, со скрипом открывается давно запертый портал. Там холодная глина, но не для нее. – Он глубоко вздохнул. – Я приготовлю тело для погребения по традициям нереков…

– Нам нужно твое благословение, – сказала девочка.

Бугг задрал брови.

– Мое? Я не нерек и вообще не священник…

– Нам нужно твое благословение.

Слуга помедлил, потом вздохнул.

– Хорошо. Но скажите, как вы будете теперь жить?

Словно в ответ на пороге раздались шаги, и грузная фигура ввалилась в комнатку, словно заполнив ее целиком. В молодом человеке явно сочетались черты и тартеналов, и нереков. Маленькие глазки уперлись в труп Урусан, и лицо молодого человека помрачнело.