Текст книги "Заклятие параноика (сборник)"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Оставь его! – крикнул капитан Даду. – Оставь его, слышишь? Райся! Идиуда, Госди!
Дад подошел, оставив робота лежать на песке лицом вниз.
– Что за хренота… – пробормотал капитан.
И они с Дадом заговорили на быстром диалекте, из которого Шапиро улавливал и понимал лишь отдельные слова. Но общий смысл был ясен. Дад сообщил капитану, что Рэнд пойти с ними отказался. Робот пытался заставить его силой, но ничего не вышло. И тут-то с ним все это началось. Внутри у него забулькало, затем послышались какие-то странные скрежещущие звуки. К тому же робот вдруг начал цитировать цифровые комбинации галактических систем координат, а также каталог записей капитана с фольклорной музыкой. Тогда Дад решил сам заняться Рэндом. Между ними произошла короткая стычка. Капитан скептически заметил, что если Дад не смог одолеть человека, три дня простоявшего под палящим солнцем без воды и пищи, стало быть, он, Дад, не слишком старался.
Лицо Дада потемнело от стыда, глаза глядели мрачно. Затем он медленно повернул голову. На щеке красовались четыре глубокие царапины. Они уже начали распухать.
– Он еет большие когти, – сказал Дад. – Сильный, Гос Бо, здоров как черт. Он есть амби.
– Госди, амби! Не вре? – Капитан не сводил с Дада сурового взгляда.
Дад кивнул.
– Амби о не леть. Амби, Гос Бо! Слен, не леть.
Шапиро судорожно пытался вспомнить, что означает это слово. И вспомнил. Ну конечно, амби! Это же сумасшедший! Господи Боже, он страшно силен. Силен, потому что сумасшедший. Его не одолеть, слишком силен.
Силен… или ему послышалось? Может, Дад сказал «волны»? Шапиро не был уверен. Впрочем, общий смысл сводился к тому же.
Амби.
Земля под ногами снова качнулась. Ботинки Шапиро захлестнула волна песка.
Капитан погрузился в глубокие размышления. Причудливого облика кентавр, с той разницей, что нижняя часть туловища оканчивалась не ногами и копытами, а гусеницами из металлических пластин. Затем поднял голову и нажал на кнопку радиопередатчика.
– Гомес, пришли-ка сюда Монтойю Великолепного с его ружьем-транквилизатором.
– Понял.
Капитан взглянул на Шапиро:
– Вдобавок ко всему прочему я из-за вас потерял тут робота. А он стоит столько, сколько тебе и за десять лет не заработать. Лопнуло мое терпение! Я собираюсь утихомирить твоего дружка раз и навсегда, да!
– Капитан… – Шапиро хотел было облизать пересохшие губы, но не сделал этого. Он знал, что это произведет дурное впечатление. Ему не хотелось показаться капитану трусливым, истеричным или сумасшедшим. Ведь именно такие люди склонны нервно облизывать губы. Нет, ему никак нельзя производить на капитана подобное впечатление. – Капитан, я ни в коей мере не могу, не имею права давить на вас, но надо убираться с этой проклятой планеты, и чем скорее мы это…
– Да заткнись ты, придурок! – с некоторой долей добродушия огрызнулся капитан.
С гребня ближайшей к ним дюны донесся тонкий высокий вскрик:
– Не смей меня трогать! Не подходи! Оставь, оставьте меня, все оставьте!
– Большой индикт достать амби, – мрачно заметил Дад.
– Чать его, да, монтой! – кивнул капитан и обернулся к Шапиро: – А он совсем свихнулся, верно?
Шапиро пожал плечами:
– Не вам о том судить. Вы просто…
Почва снова дрогнула. Подпорки заскрипели еще сильнее. Радиопередатчик запищал. Из него донесся дрожащий, испуганный голос Гомеса:
– Пора убираться отсюда, шеф!
– Ладно. Знаю.
На трапе появился коричневый человек. Рука в перчатке сжимала пистолет с необычайно длинным стволом. Капитан ткнул пальцем в дюну, где находился Рэнд:
– Ма, его, Госди! Можешь?
Монтойя Великолепный не обращал ни малейшего внимания ни на ходившую ходуном почву, вернее не почву, а остекленевший песок (кстати, только тут Шапиро заметил, что по оплавленной поверхности веером разбегаются глубокие трещины), ни на скрип и стенание подпорок, ни на распростертого на песке робота, который теперь мелко сучил ногами, словно копая себе могилу. Секунду он изучал видневшуюся на гребне дюны фигуру.
– Могу, – ответил он.
– Бей! Достань его, рад Бо! – Капитан сплюнул. – И если отстрелишь ему клюв, а заодно и черепушку, я не возражаю. Нам лишь бы успеть взлететь.
Монтойя Великолепный поднял руку с пистолетом. Жест на две трети рассчитанно-небрежный, на треть чисто автоматический. Однако даже пребывавший в состоянии, близком к истерике, Шапиро заметил, как Монтойя слегка склонил голову набок и прищурился. Как и у многих членов клана, оружие стало частью его самого, превратилось в некое естественное продолжение руки.
Затем послышался негромкий хлопок – «пуф!» – и из ствола вылетела стрела, начиненная транквилизатором.
Из-за дюны взметнулась рука и перехватила стрелу.
Крупная, костистая коричневая ладонь – казалось, она сама была сделана из песка. Она взметнулась в воздух вместе с облачком песчинок, затмевая блеск стрелы. Затем песок с легким шорохом опал. И руки уже видно не было. Невозможно было даже представить, что она была. Но все они видели.
– Ма ашу, вот эа а! – заметил капитан безразличным тоном.
Монтойя Великолепный повалился на колени и запричитал:
– Го сусе, ми иио ушу! Да коит он иром…
Шапиро с изумлением осознал, что Монтойя читает отходную молитву на своем тарабарском наречии.
А вверху, на гребне дюны, подпрыгивал и содрогался Рэнд, издавая пронзительные торжествующие взвизги. И грозил небесам кулаками, вздымая вверх руки.
Рука. Так это его РУКА. С ним все нормально… он жив! Жив, жив!
– Индик! – рявкнул капитан, обернувшись к Мон-тойе. – Нмог! Кнись!
Монтойя умолк. Какое-то время он смотрел на Рэнда, затем отвернулся. На лице его отражался почти благоговейный ужас.
– Ладно, – буркнул капитан. – С меня хватит! Пора!
Он надавил на две кнопки на приборной доске, находившейся у него на груди рядом с передатчиком. Механизм, должный развернуть его гусеницами к трапу, не работал – лишь слабо попискивал и скрипел. Капитан чертыхнулся. Земля под ногами снова задрожала.
– Капитан! – Голос Гомеса звучал совершенно панически.
Капитан ткнул пальцем в другую кнопку. Гусеницы нехотя, со скрипом, развернулись. И двинулись к трапу.
– Проводи меня! – крикнул капитан Шапиро. – У меня нет этого гребаного зеркала заднего вида! Там что, правда была рука?
– Да.
– К чертовой матери отсюда, и побыстрее! – воскликнул капитан. – Вот уже лет пятнадцать как потерял член, но ощущение такое, что того гляди описаюсь от страха.
Трах! Под трапом внезапно осела дюна. Только то была вовсе не дюна. Рука…
– Проклятие! – пробормотал капитан.
А Рэнд подпрыгивал и верещал на своей дюне.
Теперь уже жалобный скрежет издавали гусеницы под капитаном. Металлический корпус, в который были закованы голова и плечи, начал запрокидываться назад.
– Что…
Гусеницы заблокировало. Из-под них ручейками сыпался песок.
– Поднять женя! – завопил капитан, обращаясь к двум оставшимся роботам. – Давайте же! ЖИВО!
Щупальца послушно обвились вокруг его гусениц и приподняли капитана – в эти секунды он выглядел крайне нелепо и неуклюже и походил на студента, которому товарищи по комнате решили устроить «темную». Он нашаривал пальцем кнопку радиопередатчика.
– Гомес! Последний отсчет перед стартом! Живо! Давай!
Дюна у подножия трапа сдвинулась. Превратилась в руку. Огромную коричневую руку, которая вцепилась в ступеньку и начала карабкаться вверх.
Шапиро с криком отпрянул от руки.
Ругающегося на чем свет стоит капитана внесли в корабль.
Трап втянули наверх.
Рука свалилась и снова стала песком. Стальные двери задвинулись. Двигатели взревели. Грунт уже больше не держал. Времени не осталось. Шапиро, вцепившегося из последних сил в корпус корабля, отбросило в сторону и тут же расплющило в лепешку. Перед тем как провалиться во тьму небытия, он краешком угасающего сознания отметил, как песок цепляется за корабль мускулистыми коричневыми руками, как старается удержать его, не пустить…
А в следующую секунду корабль взлетел…
Рэнд провожал его взглядом. Теперь он сидел на песке. И когда наконец в небе растаял клубящийся след, опустил голову и умиротворенно оглядел уходящую в бесконечность вереницу дюн.
– А у нас дощечка есть по волнам носиться, – хрипло пропел он, не отрывая взгляда от двигающегося песка. – Хоть и старая совсем, но еще сгодится…
Медленно, механическим жестом зачерпнул он пригоршню песка и сунул в рот. И начал глотать… глотать… глотать. Вскоре живот у него раздулся, точно бочка. А песок стал потихоньку засыпать ноги.
Отражение
[24]24
The Reaper's Image. © Stephen King, 1969. © 1997. H.B. Рейн. Перевод с английского.
[Закрыть]
– Переносили его в прошлом году. И то, доложу я вам, была целая операция, – говорил мистер Карлин, поднимаясь по ступенькам. – Действовать, разумеется, пришлось вручную, иначе никак не получалось. Ну, естественно, перед тем как вынуть из рамы в гостиной, застраховали его у «Ллойда»[25]25
Крупнейшая страховая компания, создана в Лондоне в 1688 году. – Примеч. пер.
[Закрыть]. Это единственная на свете компания, способная обеспечить страховку на сумму, которая подразумевалась в данном случае…
Шпренглер не ответил. Этот мистер Карлин был дурак дураком. А Джонсон Шпренглер давным-давно усвоил правило: единственный способ поддерживать беседу с дураком – это игнорировать его.
– Застраховали на четверть миллиона долларов, – снова принялся за свое Карлин, добравшись до площадки второго этажа. Рот его кривился в полугорестной-полунасмешливой гримасе. – И, доложу я вам, это влетело нам в копеечку!..
Мистер Карлин был низенький человек, не слишком толстый, но плотный, в очках без оправы и с загорелой лысиной, сверкавшей, словно покрытый лаком волейбольный мяч. Из коридора на них отрешенно и бесстрастно взирал рыцарь в доспехах, охранявший полутемное помещение, наполненное красновато-коричневыми тенями.
Коридор был длинный, и, вышагивая по нему, Шпренглер изучал стены и развешанные на них предметы холодным и оценивающим взглядом знатока. Сэмюель Клэггерт приобретал картины, книги и статуэтки в неимоверных количествах, но далеко не всегда они представляли хоть какую-нибудь ценность. Подобно большинству быстро выбившихся в люди и разбогатевших промышленных магнатов конца девятнадцатого столетия, он мало отличался от мелкого ростовщика или владельца ломбарда, рядившегося в одежды коллекционера и истинного ценителя искусства. С упорством, достойным лучшего применения, он скупал чудовищные полотна, ерундовые романчики и стихотворные сборники в дорогих переплетах телячьей кожи, а также совершенно ужасающие скульптуры, искренне считая их произведениями искусства.
И здесь, наверху, все стены были сплошь завешаны – буквально как гирляндами, иначе не скажешь, – имитациями марокканских гобеленов; бесчисленными (неизвестно чьей кисти) мадоннами, державшими на руках бесчисленных же младенцев с нимбами вокруг головок, и бесчисленными ангелочками, порхающими на заднем плане; канделябрами в завитушках, среди которых выделялось одно совершенно чудовищное и непристойное изделие в виде похотливо улыбающейся бронзовой нимфетки.
Нет, разумеется, у старого разбойника имелись и довольно любопытные вещички, что подтверждает действие вероятностных законов. И если в целом собрание Мемориального частного музея Сэмюеля Клэггерта (Экскурсии с гидом в строго указанный час. Вход: для взрослых – 1 доллар, для детей – 50 центов) на девяносто восемь процентов состояло из самой откровенной ерунды, существовали и другие два процента, включавшие такие вещи, как, к примеру, длинноствольное ружье «кумбс», что висело над плитой в кухне, странного вида маленькая камера-обскура в прихожей, ну и, разумеется…
– Зеркало Делвера решили убрать из гостиной после одного… довольно прискорбного случая, – вдруг выпалил Карлин. Возможно, на него повлиял мрачно взирающий со стены портрет неизвестной персоны, висевший у следующего лестничного пролета. – Нет, происходили и другие инциденты, звучали грубые слова, дикие, совершенно абсурдные утверждения, но то была первая попытка уничтожить экспонат физически. Женщина, некая мисс Сандра Бейтс, явилась с камнем в кармане. К счастью, она промахнулась. Отбился лишь уголок рамы, само зеркало уцелело. У этой Бейтс имелся брат…
– Знаете, я вовсе не претендую на долларовую экскурсию, – тихо заметил Шпренглер. – Меня интересует история зеркала Делвера.
– О, она совершенно удивительна, не правда ли? – Мистер Карлин метнул в его сторону настороженный взгляд. – Сначала английская герцогиня в 1709 году… затем этот торговец коврами из Пенсильвании в 1746 году, уж не говоря о…
– Меня интересует история, – упрямо повторил Шпренглер, – самого создания зеркала, ясно вам? Ну и затем, разумеется, доказательства его подлинности…
– Подлинности? – Карлин рассмеялся скрипучим лающим смехом, напоминавшим бряцание костей скелета, спрятанного где-нибудь в буфете[26]26
Аллюзия с английской поговоркой «A skeleton in the cupboard» – «скелет в буфете». Здесь: семейная, обычно постыдная, тайна. – Примеч. пер.
[Закрыть]. – О, но она подтверждена экспертами, мистер Шпренглер.
– Как «Страдивари» Лемльера, да?..
– В ваших словах есть доля истины, – со вздохом заметил мистер Карлин. – Но никакой «Страдивари» никогда не обладал… э-э… выводящим из равновесия… эффектом зеркала Делвера.
– Да, конечно, – кивнул Шпренглер, и в тоне его улавливался легкий оттенок презрения. Он уже понял, что остановить Карлина невозможно. Образ его мышления, глупость – все это возрастное… – Конечно.
Третий и четвертый лестничные пролеты они преодолели в полном молчании. По мере того как мужчины поднимались по шатким ступенькам все ближе к крыше, становилось все более жарко и душно. К этой удушливой атмосфере примешивался слабый, столь хорошо знакомый Шпренглеру запах. Всю сознательную часть жизни он провел среди этого запаха – запаха давным-давно сдохших мух в темных углах и между оконными рамами, плесени, гниения и древесного жучка, укрывшегося где-то под штукатуркой. Аромат древности. Он присущ только музеям и мавзолеям. Наверняка в точности такой же дух будет исходить от могилы юной девственницы, скончавшейся лет сорок назад.
Здесь, наверху, экспонаты были свалены как попало, вперемешку, точно в лавке старьевщика. Мистер Карлин провел Шпренглера через строй каких-то загадочных статуй, мимо портретов в разбитых рамах, помпезно позолоченных птичьих клеток, частично разобранного скелета старинного велосипеда типа «тандем». Он вел его к дальней стене, где в потолке виднелась квадратная дверца на чердак, а к ней была приставлена шаткая лесенка. С дверцы свисал покрытый пылью амбарный замок.
Слева на них безжалостными черными провалами зрачков взирала копия статуи Адониса. На его вытянутой руке висела табличка «ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН».
Мистер Карлин извлек из кармана пиджака связку ключей, нашел нужный и начал подниматься по лесенке. На третьей ступеньке остановился – в сумраке его лысина отливала слабым блеском.
– Не нравится мне это зеркало, – пробормотал он. – Никогда не нравилось. Боюсь в него заглядывать. Мне кажется, что как-нибудь загляну и увижу в нем… то, что видели остальные.
– Да что они, кроме самих себя, могли в нем увидеть?! – воскликнул Шпренглер.
Карлин собрался было что-то ответить, затем передумал, покачал головой и, изогнув шею, чтобы удобнее было вставлять ключ, начал возиться с замком.
– Надо бы заменить… – пробурчал он. – Черт!.. – Замок резко щелкнул и вывалился из петли. Мистер Карлин неловко взмахнул рукой, пытаясь поймать его на лету, и едва не упал с лестницы. Шпренглер ловко подхватил замок и поднял глаза. Карлин стоял, судорожно вцепившись в дверцу, лицо у него побелело.
– А вы, похоже, нервничаете… – заметил Шпренглер. В голосе его звучало сдержанное удивление.
Карлин не ответил. Его словно парализовало.
– Спускайтесь, – сказал Шпренглер. – Пожалуйста! А то еще свалитесь.
Карлин медленно спустился, цепляясь за каждую ступеньку, словно человек, балансирующий на краю бездонной пропасти. И, ощутив наконец пол под ногами, разразился целым потоком слов, точно в нем, в этом дощатом полу, была скрыта некая энергия, включившая его, как мы включаем в доме свет.
– Четверть миллиона! – воскликнул он. – Четверть миллиона долларов – вот страховая стоимость этого… этой чертовой вещи, которую надо было поднять сюда!.. Им пришлось соорудить специальный блок с канатами, чтоб втащить эту штуковину на чердак! И теперь она хранится там среди разного хлама!.. А когда ее поднимали, я надеялся, едва ли не молился о том, чтобы чья-нибудь рука в этот момент дрогнула… чтобы веревка лопнула… чтобы эта чертова штуковина сорвалась вниз и разбилась на миллион осколков!
– Факты, – сказал Шпренглер. – Факты, дорогой Карлин. Это вам не какие-нибудь дешевенькие романчики в бумажных обложках, не пустые россказни за кружкой пива и не идиотские фильмы ужасов! Факты!.. Номер один: Джон Делвер был английским мастером нормандского происхождения. Он занимался изготовлением зеркал в период истории, который мы называем Елизаветинским. Делвер жил, как все обычные люди, а потом умер вполне естественной смертью. Никаких таинственных знаков, начертанных на полу его комнаты, никаких воняющих серой бумаг или документов с пятнышком крови в тайнике обнаружено не было. Факт номер два: его зеркала стали коллекционировать, они прославились благодаря изумительному мастерству, с каким были сработаны, а также тому обстоятельству, что стекло слегка увеличивало отражение смотревшего в такое зеркало человека – весьма интересная отличительная черта. Далее, факт номер три: до наших дней, насколько нам известно, дошло всего пять зеркал Делвера, причем два из них находятся в Америке. Они поистине бесценны. И наконец, номер четыре: этот «делвер» и еще одно зеркало, разбитое при бомбежке Лондона, приобрели довольно скверную репутацию благодаря различного рода ложным слухам, преувеличениям и совпадениям…
– И факт номер пять, – перебил его Карлин. – Вы не кто иной, как надменный придурок, мистер Шпренглер!
Шпренглер с некоторым отвращением посмотрел в пустые глаза Адониса.
– Именно я проводил ту экскурсию, когда брат этой самой Сандры Бейтс заглянул в ваше драгоценное зеркало Делвера. Ему было лет шестнадцать, ученик старшего класса… Да, так вот… Я рассказывал им историю зеркала и как раз подходил к тому, каким безупречным мастерством отмечены работы Делвера, чем замечательно именно это зеркало, и далее в том же духе. Как вдруг этот мальчик поднимает руку и спрашивает: «А что это там за темное пятнышко в левом верхнем углу? Похоже на дефект». Тут один из его приятелей попросил объяснить, что это парень имеет в виду, и Бейтс начал было объяснять, но вдруг умолк. Вгляделся в зеркало повнимательнее, дотронулся до бархатного красного каната, на котором была подвешена рама, а затем вдруг… заглянул за зеркало, словно надеясь отыскать там того, чье отражение только что видел… Кого-то в черном, стоявшего рядом с ним. «Похож на человека, – сказал он, – вот только лица его не разглядел. Не успел. А теперь он исчез». Вот, собственно, и все.
– Нет, продолжайте, – возразил Шпренглер. – Ведь вам так и не терпится сообщить мне, что именно мальчик увидел там. Жнеца, верно?.. Разве не бытует мнение, что некоторые люди могут видеть в зеркале отражение Жнеца? Так вот, забудьте об этом, старина, выбросьте из головы! От такой истории пришел бы в восторг разве что «Нэшнл энквайер». Расскажите мне теперь о трагических последствиях и попробуйте доказать, что все это как-то связано с мелькнувшим в зеркале отражением. Что, этого Бейтса вскоре сбила машина? Или же он выбросился из окна? Что?..
Мистер Карлин печально усмехнулся:
– Кому, как не вам, знать, Шпренглер? Разве не вы уже дважды упомянули о том, что интересуетесь… э-э-э… историей зеркал Делвера? Нет, никаких трагических совпадений, ничего ужасного. Именно поэтому зеркало Делвера не является печальной притчей во языцех, как, к примеру, алмаз «Кохинор» или проклятие, лежащее на гробнице фараона Тутанхамона. Да все эти штучки – сущие пустяки по сравнению с зеркалом!.. Вы, очевидно, считаете меня глупцом?
– Да, – ответил Шпренглер. – Так мы можем туда подняться?
– Ну разумеется! – пылко воскликнул мистер Карлин, вскарабкался вверх по лесенке и толкнул дверцу. Она со стуком откинулась и открыла зияющий темнотой квадрат. И мистер Карлин тут же исчез, скрылся в этой темноте. Шпренглер последовал за ним.
Слепой Адонис проводил их ничего не выражающим взглядом.
На чердаке было страшно жарко. Единственным источником освещения служило затянутое паутиной многоугольное оконце, превращавшее яркие солнечные лучи в слабое мутно-серое мерцание. Зеркало стояло у стены, под углом к свету, вбирая большую его часть и отбрасывая жемчужный прямоугольник отражения на противоположную стенку. Оно было надежно прикреплено болтами к деревянной раме. Мистер Карлин старался не смотреть на него. Сознательно избегал смотреть.
– Хоть бы скатерть какую на него набросили… – проворчал Шпренглер. Впервые за все это время в голосе его прозвучали гневные нотки.
– Знаете, я отношусь к нему как к глазу, – заметил мистер Карлин каким-то грустным, отрешенным голосом. – Если держать глаз открытым, все время открытым, возможно, он и ослепнет…
Шпренглер не обратил на эти слова ни малейшего внимания. Снял пиджак, аккуратно подвернул манжеты рубашки и с необыкновенной осторожностью, даже какой-то нежностью стер пыль с чуть выпуклой поверхности зеркала. Затем отступил на шаг и посмотрел.
Настоящее… Теперь в этом не было никаких сомнений, да он, собственно, и раньше не сомневался. Превосходный образчик, истинное творение гениального Делвера. Забитая разным хламом комната, он сам, смотревший куда-то в сторону Карлин, – все это отражалось в зеркале ясно, отчетливо, казалось почти трехмерным. А эффект небольшого увеличения придавал каждой черточке и детали легкое, приятное глазу искажение. Наделял эдакой особой округлостью и выпуклостью, что делало отражение… уже почти четырехмерным. Это было…
Тут ход его мыслей прервался, а сознание затопила жаркая волна гнева.
– Карлин!
Карлин не ответил.
– Карлин, идиот вы эдакий! К чему это вам понадобилось говорить, что девушка не повредила зеркала?
Ответа не последовало.
Шпренглер злобно смотрел на его отражение в зеркале.
– Вот здесь, в верхнем левом углу, что-то заклеено липкой лентой. Выходит, там трещина? Она все-таки разбила его? Ради Бога, ну что же вы молчите? А, Карлин?..
– Это вы… Жнеца видите… – пробормотал Карлин каким-то замогильным, глухим и бесстрастным голосом. – Нет там никакой липкой ленты. Да вы пощупайте… сами убедитесь!..
Шпренглер спрятал руку в рукав, протянул ее и осторожно коснулся стекла.
– Ну, видите? Ничего сверхъестественного. Все исчезло. Я закрываю это место рукой и…
– Закрываете? А где же тогда ваша липкая лента? Почему бы вам ее не содрать?
Шпренглер так же осторожно отнял руку и заглянул в зеркало. Отражение показалось еще более искаженным; дальние углы комнаты зияли пустотами, словно ускользали в некое невидимое и бесконечное пространство. Ни черного пятна, ни трещинки… Безукоризненно гладкая чистая поверхность. Он почувствовал, как его вдруг обуял беспричинный ужас, и тут же ощутил презрение к себе за слабость.
– Правда, похож? – спросил мистер Карлин. Лицо его было мертвенно-бледным, и смотрел он в пол. На шее медленно дрожала и билась жилка. – Ну сознавайтесь же, Шпренглер! Ведь это было очень похоже на фигуру в черном плаще и капюшоне, стоявшую прямо у вас за спиной, да?
– Нет. Это было похоже на кусок липкой ленты, которой заклеили маленькую трещину, – твердо ответил Шпренглер. – Только на это и ни на что другое…
– А Бейтс был рослый и крепкий парнишка, – торопливо вставил мистер Карлин. Казалось, произносимые им слова падают в жаркий неподвижный воздух, точно камни в темную воду, и сразу же тонут в нем. – Похож на футболиста. На нем был свитер с какими-то буквами и темно-зеленые джинсы из тонкой ткани. Мы уже осмотрели больше половины экспонатов, когда…
– Вы знаете, тут так жарко и душно, что мне… как-то не по себе, – произнес Шпренглер дрожащим, неуверенным голосом. Достал платок и вытер шею. Глаза его так и обшаривали выпуклую поверхность зеркала.
– Когда он сказал, что хочет пить… хочет попить воды… Господи, Боже ты мой!..
Карлин повернулся и смотрел на Шпренглера дико расширенными глазами.
– Но откуда мне было знать? Откуда?
– Здесь есть туалет? Мне надо…
– Его свитер… Я только что видел его свитер. Он мелькнул там, на лестнице…
– Иначе мне будет совсем худо…
Карлин покачал головой, словно силясь отогнать видение. И снова уставился в пол.
– Да, конечно… Третья дверь налево по коридору, на втором этаже, если считать снизу… – И он снова с мольбой вскинул на него глаза. – Откуда мне было знать?!
Но Шпренглер не слышал этих последних слов. Он уже был на лестнице. Ступени шатались и скрипели под его тяжестью, и на какую-то долю секунды Карлину показалось, что вот сейчас он упадет. Но этого не произошло. Через квадратное отверстие в полу Карлин наблюдал, как Шпренглер уходит, спускается все ниже, прижимая ладони к уголку рта.
– Шпренглер?..
Но тот уже исчез.
Карлин прислушивался к замирающему вдали звуку шагов. Вскоре они стихли и его охватила дрожь. Он хотел подойти к дверце, но ноги словно примерзли к полу. И еще мысль об этом промелькнувшем на лестнице свитере паренька… О Боже!..
Казалось, чьи-то огромные невидимые руки обхватили его голову и стали сжимать, заставляя поднять глаза и взглянуть… Карлин вовсе не хотел смотреть, однако против воли обернулся и заглянул в мерцающую глубину зеркала Делвера.
И ничего особенного там не увидел.
Зеркало исправно отражало комнату, пыльные углы, уплывающие куда-то в бесконечность. Почему-то вспомнился отрывок из полузабытого стихотворения Теннисона, и Карлин произнес вслух:
– «Я так устала от теней, – сказала леди Малот…»
И все же ему никак не удавалось отвернуться от этого зеркала. Оно держало, притягивало своей глубиной. Из верхнего угла пялилась на него побитая молью голова быка с плоскими глазками из черного вулканического стекла.
Мальчик захотел напиться, автомат с водой находился в вестибюле на первом этаже. Он пошел вниз и…
И больше не вернулся.
Никогда.
Никуда.
Как не вернулась герцогиня, которая сидела у этого зеркала, прихорашиваясь перед soiree[27]27
Вечеринка, прием (фр.). – Примеч. пер.
[Закрыть], а потом вышла и вдруг решила вернуться в будуар за жемчужным колье… Как торговец коврами из Пенсильвании, отъехавший от дома в карете; и его тоже никто никогда уже больше не видел. Нашли лишь пустую карету и двух распряженных лошадей.
И еще зеркало Делвера находилось в Нью-Йорке с 1897 по 1920 год, как раз когда судья Крейтер…
Словно загипнотизированный, Карлин глядел в бездонную глубину зеркала. А внизу продолжал нести свою вахту Адонис с пустыми зрачками.
Карлин ждал Шпренглера, как, должно быть, дожидались родители Бейтса своего сына, как ждал герцог герцогиню, которая вот-вот должна была выйти из своего будуара. Смотрел в зеркало и ждал.
И ждал.
Ждал…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.