Текст книги "11/22/63"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 66 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Я отношусь к людям, которые не могут определиться с тем, что думают, пока не изложат все на бумаге. Поэтому большую часть выходных я записывал, что увидел в Дерри, что сделал и что собирался сделать. Потом настала очередь объяснения причин, приведших меня в Дерри, и к воскресенью я понял, что взялся за работу, неподъемную для карманного блокнота и шариковой ручки. В понедельник отправился покупать портативную пишущую машинку. Собирался в местный магазин офисной техники, но увидел на кухонном столе визитку Чеза Фрати и поехал в его ломбард. Он находился на Ист-Сайд-драйв и размерами соперничал с универмагом. Над дверью висели три золотых шарика, как в других ломбардах, и пластмассовая русалка, покачивавшая хвостом и подмигивавшая. Поскольку она пребывала в общественном месте, ей пришлось надеть бюстгальтер. Фрати я не увидел, зато приобрел роскошную «Смит-Корону» за двенадцать долларов. Попросил продавца передать мистеру Фрати, что заходил Джордж-риелтор.
– С удовольствием передам, сэр. Вы не хотели бы оставить визитную карточку?
Черт! Мне следовало их отпечатать… а это означало, что посещения магазина офисной техники не избежать.
– Оставил в другом пиджаке, – ответил я, – но, думаю, он меня вспомнит. Вчера мы выпили по кружке пива в «Фонарщике».
Со второй половины того дня мои записи начали обрастать подробностями.
10Я привык к самолетам, заходящим на посадку над головой. Договорился о доставке газет и молока. Бутылки из толстого стекла оставляли у порога. Как и рутбир Фрэнка Аничетти, отведанный мной во время первого визита в 1958 год, молоко отличалось богатым и насыщенным вкусом. А сливки были еще лучше. Я не знал, изобрели ли к тому времени искусственные сливки, и не испытывал ни малейшего желания это выяснить. Меня вполне устраивал натуральный продукт.
Потекли дни. Я изучал записи Эла Темплтона об Освальде, пока не выучил целые абзацы наизусть. Бывал в библиотеке и читал о волне убийств и исчезновений, захлестнувших Дерри в пятьдесят седьмом – пятьдесят восьмом годах. Искал истории о Фрэнке Даннинге и его знаменитой вспыльчивости, но не нашел ни одной. Если его и арестовывали, то информация об этом не попала в колонку «Полицейский дозор», обычно достаточно длинную и всегда расширявшуюся до целой полосы по понедельникам, когда в ней давался полный отчет о субботних и воскресных подвигах (большая часть которых совершалась после закрытия баров). Единственная заметка, связанная с отцом уборщика, датировалась пятьдесят пятым годом. Речь в ней шла о благотворительной акции. «Супермаркет на Центральной» пожертвовал десять процентов прибыли за осенние месяцы Красному Кресту на оказание помощи пострадавшим от ураганов «Конни» и «Диана», обрушившихся на Восточное побережье. Тогда погибли двести человек, а наводнения нанесли немалый урон Новой Англии. На фотоснимке отец Гарри передавал большущий чек главе регионального отделения Красного Креста. Улыбаясь, как кинозвезда.
В «Супермаркет на Центральной» я больше не заходил, но в течение двух уик-эндов, последнего сентябрьского и первого октябрьского, следил за самым популярным мясником Дерри после того, как он в субботу выходил из магазина, отработав положенные полсмены. Для этого я арендовал в расположенном в аэропорту отделении «Хертца» неприметный «шевроле». Решил, что «санлайнер» использовать никак нельзя: слишком уж кабриолет бросался в глаза.
В первую субботу Даннинг отправился на блошиный рынок в Брюэре на своем «понтиаке». Автомобиль он держал в гараже, находившемся в центре города, и практически не пользовался им в рабочие дни. В воскресенье Даннинг подъехал к своему дому на Коссат-стрит, забрал детей и повез их в «Аладдин» на сдвоенный сеанс фильмов Диснея. Даже издалека Трой выглядел страдающим от смертной скуки, как на пути туда, так и по дороге обратно.
Даннинг не входил в дом ни когда приехал за детьми, ни когда привез их обратно. Он нажал на клаксон, сообщая детям о своем приезде, а по возвращении высадил их на тротуар и подождал, пока они войдут в дом. Но и после этого уехал не сразу. Сидел за рулем «бонневилла», двигатель которого работал на холостых оборотах, и курил. Может, надеялся, что очаровательная Дорис захочет выйти и поговорить. Когда убедился, что этого не произойдет, развернулся на подъездной дорожке соседа и укатил, так резко газанув, что покрышки протестующе взвизгнули и из-под них вырвались маленькие клубы сизого дыма.
Я сполз пониже на водительском сиденье своего «шевроле», но мог бы и не беспокоиться. Проезжая, он и не посмотрел в мою сторону, а когда свернул на Уитчем-стрит, я последовал за ним. Он вернул «понтиак» в гараж, пошел в «Фонарщика», выпил кружку пива в практически пустом баре, а потом, опустив голову, зашагал к пансиону Эдны Прайс на авеню Любви.
В следующую субботу, четвертого октября, он снова забрал детей и повез их на футбольный матч в Университет Мэна в Ороно, примерно в тридцати милях от Дерри. Я припарковался на Стилуотер-авеню и просидел в автомобиле до окончания игры. На обратном пути они остановились в «Девяносто пяти», чтобы пообедать. Я отъехал в дальний конец автостоянки и ждал, пока они вновь сядут в «понтиак», отметив для себя, что работа частного детектива ужасно скучна, а фильмы врут.
Когда Даннинг привез детей, на Коссат-стрит уже сгущались сумерки. Трою футбол определенно понравился больше приключений Золушки. Он вылез из отцовского «понтиака», широко улыбаясь и размахивая вымпелом «Черных медведей». Тагга и Гарри тоже получили по вымпелу и выглядели бодрыми. В отличие от Эллен. Она крепко спала. Даннинг принес ее к двери дома на руках. На этот раз миссис Даннинг вышла на крыльцо. Провела на нем совсем немного времени. Ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы переложить маленькую девочку себе на руки.
Даннинг что-то сказал Дорис. Ее ответ ему точно не понравился. С такого расстояния разглядеть выражение его лица я не мог, но, говоря, он грозил ей пальцем. Она выслушала, покачала головой, развернулась и ушла в дом. Он постоял несколько мгновений, снял шляпу, шлепнул ею по ноге.
Интересно, конечно, и познавательно по части их отношений, но не более того. Я искал другое.
И нашел на следующий день. В то воскресенье я решился только на две разведывательные поездки. Да, темно-коричневый арендованный автомобиль практически сливался с ландшафтом, но более частое его появление могли и заметить. Первая поездка закончилась безрезультатно, и я решил, что из дома он в этот день не выйдет. Да и зачем? Небо серое, то и дело начинал накрапывать дождь. Скорее всего он смотрел трансляцию какого-нибудь спортивного матча вместе с остальными обитателями пансиона, и все они дымили как паровозы.
Но я ошибся. Повернув на Уитчем-стрит второй раз, я увидел, что он идет к центру города, в джинсах, ветровке и широкополой шляпе из непромокаемого материала. Я проехал мимо него и припарковался на Главной улице, примерно в квартале от его гаража. Двадцать минут спустя я выехал вслед за ним из города, держа курс на запад. Держался достаточно далеко, потому что машин было немного. Как выяснилось, он направлялся на кладбище Лонгвью, расположенное в двух милях от города. Остановился у цветочного киоска напротив кладбищенских ворот, и, проезжая мимо, я увидел, как он покупает две корзинки осенних цветов у старушки, которая держала большой черный зонт над ними обоими, пока он отсчитывал деньги. В зеркало заднего вида я наблюдал, как он ставит корзинки на пассажирское сиденье, садится за руль и сворачивает на дорогу, проложенную по территории кладбища.
Я развернулся и поехал обратно к Лонгвью. Шел на риск, однако счел его оправданным, потому что сомневался, что он по-прежнему сидит в автомобиле. На стоянке увидел два пикапа, груженных садовым инструментом, укрытым брезентовыми полотнищами, и потрепанный старый ковшовый автопогрузчик, приобретенный, похоже, на распродаже военного имущества. «Понтиака» Даннинга здесь не было. Я пересек стоянку, направляясь к гравийной дороге, уходившей в глубь кладбища, большого, раскинувшегося на добрых двенадцати холмистых акрах.
От главной дороги отходили дороги поменьше. Легкий туман завис над долинами, дождь заметно усилился. Не лучший день для посещения родных и близких, покинувших этот мир, так что на кладбище Даннинг был чуть ли не в гордом одиночестве. «Понтиак» стоял на одной из боковых дорожек на склоне холма. Заметить его не составляло труда. Даннинг ставил корзинки с цветами у двух расположенных рядом могил. «Родители», – предположил я, но меня это не волновало. Я развернул автомобиль и покинул кладбище.
Когда я вернулся в свою квартиру на Харрис-авеню, на Дерри обрушился первый осенний ливень. В центре ревел канал. Гул, от которого вибрировали мостовые и тротуары Нижнего города, усилился. Бабье лето, судя по всему, закончилось. Это меня тоже особо не волновало. Я открыл блокнот, пролистал почти до конца, прежде чем нашел чистую страницу, и записал: 5 октября. 15.45, Даннинг на кладбище Лонгвью, ставит цветы на родительские (?) могилы. Дождь.
Я получил нужную мне информацию.
Глава 8
1В оставшиеся до Хэллоуина недели мистер Джордж Амберсон обследовал коммерческую недвижимость Дерри и окрестных городков.
Я, разумеется, не рассчитывал, что за столь короткое время меня примут за своего, но хотел, чтобы местные привыкли к виду моего красного «санлайнера» и он стал частью городского пейзажа. Вон едет тот парень, который занимается недвижимостью. Он здесь уже почти месяц. И если он знает, что делает, кто-то может заработать на этом деньги.
Когда люди спрашивали, что именно я ищу, я подмигивал и улыбался. Когда спрашивали, как долго я здесь пробуду, отвечал, что точно сказать не могу. Я ознакомился с географией города и начал изучать другую – словесный ландшафт 1958 года. Узнал, например, что под войной подразумевается Вторая мировая, а конфликт – это Корея. И первая, и второй, слава Богу, закончились. Люди тревожились из-за России и так называемого «отставания по ракетам», но не так чтобы сильно. Люди тревожились из-за подростковой преступности, но не так чтобы сильно. Тянущаяся рецессия людей не смущала: видали времена и похуже. Если ты с кем-то торговался, не считалось зазорным сказать, что ты объевреил их (или они обцыганили тебя). Среди дешевых сластей имелись «горошинки», «восковые губки» и «негритосики»[58]58
«Горошинки» – жевательные конфетки размером чуть больше горошины. «Восковые губки» – конфеты из цветного или ароматизированного воска, формой напоминающие полные губы. «Негритосики» – лакричные конфетки, покрытые шоколадной глазурью.
[Закрыть]. На юге правил Джим Кроу[59]59
Законы Джима Кроу – совокупность законов, принятых в южных штатах, которые законодательно устанавливали расовую сегрегацию во всех общественных местах, оставляя за чернокожими американцами «сегрегированный, но равный» статус.
[Закрыть]. В Москве Никита Хрущев выкрикивал угрозы. В Вашингтоне президент Эйзенхауэр бубнил о всеобщем благоденствии.
Вскоре после разговора с Чезом Фрати я побывал на том месте, где прежде стоял металлургический завод Китчнера. Увидел большой, заросший сорняками участок к северу от города и да, согласился с тем, что это идеальное место для торгового центра, особенно если сюда дотянут автостраду «Миля-в-минуту». Но в тот день (в какой-то момент мне пришлось съехать на обочину и дальше идти пешком, потому что колдобины могли повредить автомобиль) участок этот больше напоминал руины древней цивилизации: мои дела, цари, узрите – и отчайтесь[60]60
Строка из стихотворения П. Шелли «Озимандия» в пер. В. Брюсова.
[Закрыть]. Груды кирпича, ржавые обломки каких-то машин и агрегатов торчали из высокой травы. По центру лежала давно упавшая дымовая труба, покрытая сажей, ее громадное, облицованное керамической плиткой нутро заполняла темнота. Чуть пригнувшись, я смог бы в нее войти, а я не из коротышек.
За эти недели до Хэллоуина я увидел немалую часть Дерри и ощутил – в немалой степени – его дух. Старожилы относились ко мне благожелательно, но – за одним исключением – о дружбе речь не шла. Исключение составлял Чез Фрати, и, оглядываясь назад, я понимаю, что такое сближение следовало воспринимать настороженно, однако у меня и без того хватало проблем, и я не придал особого значения его странному поведению. Подумал: Иногда просто встречается дружелюбный парень, и все дела, – и на этом остановился. Конечно же, я и представить себе не мог, что другой старожил Дерри, Билл Теркотт, подослал ко мне Фрати.
Билл Теркотт, он же Бесподтяжечник.
2Бевви-На-Ели говорила, что, по ее мнению, плохие времена для Дерри закончились, но чем дольше я смотрел на этот город (и чем больше чувствовал – особенно чувствовал), тем сильнее верил, что он отличался от других городов. Что-то в Дерри было не так. Поначалу я пытался убедить себя, что дело во мне – не в Дерри. Я пришлый, кочевник по времени, и любой город должен казаться мне странным, перекошенным, совсем как напоминающие кошмарные сны мегаполисы в романах Пола Боулза. Поначалу я придерживался этой версии, но день проходил за днем, знакомство с городом продолжалось – и она представлялась мне все менее убедительной. Я засомневался в справедливости утверждения Беверли Марш о том, что плохие времена закончились, и представлял себе (по ночам, когда не мог заснуть, а такое случалось часто), что она не знала, так ли это. Разве я не заметил сомнения в ее глазах? Словно она сама верила не до конца, но очень хотела. Возможно, не могла обойтись без этой веры.
Что-то не так.
Что-то неправильно.
Пустующие дома, напоминавшие лица людей, страдающих от жуткой душевной болезни. Заброшенный сарай на городской окраине, чья дверь медленно поворачивалась на ржавых петлях, открывая темноту, пряча, снова открывая. Разлом в ограждении на Канзас-стрит, не так далеко от улицы, на которой жила миссис Даннинг с детьми. Для меня изгородь эта выглядела так, будто что-то – или кто-то – проломило ее и свалилось в Пустошь. Детская площадка с медленно вращавшейся каруселью, которую никто не раскручивал – ни дети, ни ветер. При ее движении невидимые подшипники громко скрипели. Однажды я увидел грубо вырезанного из дерева Иисуса, который плыл по реке и исчез в тоннеле под Кэнал-стрит. Длиной три фута. С оскаленными зубами. В терновой короне, сдвинутой набок и съехавшей на лоб. С кровавыми слезами, нарисованными под странными белыми глазами. Этот Иисус напоминал колдовской фетиш. На так называемом Мосту поцелуев в Бесси-парке, среди надписей о школьном духе и вечной любви, кто-то вырезал: «Я СКОРО УБЬЮ СВОЮ МАТЬ», – а ниже кто-то другой добавил: «ДАВНО ПОРА ОНА УЖЕ ВСЯ ПРАГНИЛА ОТ БАЛЕЗНЕЙ». Как-то днем, шагая по восточной границе Пустоши, я услышал жуткий визг, поднял голову и увидел силуэт тощего мужчины, стоявшего на эстакаде железной дороги не так далеко от меня. Он поднимал и опускал руку с зажатой в ней палкой. Визг прекратился, и я подумал: Это собака, и он ее прикончил. Привел туда на веревке и бил, пока она не подохла. Разумеется, я никак не мог этого знать… и, однако, знал. Не испытывал ни тени сомнений.
Что-то не так.
Что-то неправильно.
Имеет ли все это отношение к истории, которую я рассказываю? Истории об отце уборщика и Ли Харви Освальде (маленьком самодовольном говнюке с всезнающей улыбкой и серыми глазами, которые никогда не встречаются с твоими)? Не могу сказать наверняка, однако могу добавить: что-то обитало в упавшей трубе металлургического завода Китчнера. Я не знаю, что именно, да и не хочу знать, но у жерла трубы я видел груду обглоданных костей и маленький изжеванный ошейник с колокольчиком. Раньше с этим ошейником гулял любимый котенок какого-то малыша. А в трубе – далеко, в самой глубине – что-то двигалось и шаркало.
Зайди и посмотри, вроде бы прошептал в моей голове чей-то голос. Наплюй на все остальное, Джейк, зайди и посмотри. Загляни в гости. Время здесь значения не имеет, время здесь просто уплывает. Ты же знаешь, что хочешь, ты знаешь, тебе любопытно. Может, это еще одна «кроличья нора». Еще один портал.
Может, и так – но я думал иначе. Я думал, что там меня поджидал Дерри – все то, что отличало этот город от других, все, что было неправильным, пряталось в этой трубе. Впало в спячку. Позволяло людям поверить, что худшее позади, ждало, чтобы они расслабились и напрочь забыли про плохие времена.
Я торопливо ушел и больше никогда не возвращался в эту часть Дерри.
3В один из дней второй недели октября – к тому времени дубы и вязы на Коссат-стрит полыхали красным и желтым – я вновь посетил закрытый Вестсайдский оздоровительный центр. Уважающий себя охотник за недвижимостью просто не мог удержаться от досконального обследования этого лакомого кусочка, и я опросил нескольких прохожих, интересуясь, что там внутри (на двери, само собой, висел замок) и давно ли закрылся центр.
Среди прочих я переговорил и с Дорис Даннинг. Словно сошла с картинки – так охарактеризовал ее Чез Фрати. Обычно бессмысленный штамп, а тут очень уместный. Конечно, годы взяли свое, в уголках глаз появилась сеточка морщинок плюс две более глубокие пролегли у рта, но сохранились и бархатистая кожа, и потрясающая фигура с пышной грудью (в пятьдесят восьмом году, когда Джейн Мэнсфилд купалась в лучах славы, большая грудь считалась достоинством и нисколько не смущала счастливых обладательниц). Мы поговорили на крыльце. Приглашение в пустой дом – дети-то в школе – считалось непристойностью и вызвало бы соседские пересуды, с учетом того, что муж «живет отдельно». В одной руке Дорис держала тряпку, в другой – сигарету. Из кармана передника торчало горлышко бутылки с полиролью. Как и большинство жителей Дерри, говорила она со мной вежливо, но отстраненно.
Да, сказала она, Вестсайдский оздоровительный центр, когда работал, очень ее устраивал. Это удобно, если рядом с домом есть место, куда дети могут пойти после школы и набегаться вволю. Из окна кухни она видела и игровую, и баскетбольную площадки, и теперь оставалось лишь сожалеть, что они пустуют. По ее словам, центр закрыли из-за сокращения бюджетных расходов, но бегавшие глаза и поджатые губы предполагали другое: его закрыли в тот период, когда на город обрушилась волна убийств и исчезновений детей. Сокращение бюджета играло второстепенную роль.
Я поблагодарил ее и протянул одну из недавно отпечатанных визитных карточек. Она взяла, рассеянно мне улыбнулась и затворила дверь. Мягко, не хлопнув, но изнутри донеслось позвякивание, и я понял, что теперь дверь заперта на цепочку.
Я думал, что центр может подойти для моих целей, когда наступит Хэллоуин, хотя этот вариант устраивал меня не полностью. Я полагал, что без проблем смогу проникнуть внутрь, а любое из окон фасада обеспечивало прекрасный обзор. Даннинг скорее всего приедет на автомобиле, но я знал, как выглядит его «понтиак». Согласно сочинению Гарри, в доме мясник появился, когда уже стемнело, однако на улице ярко горели фонари.
Разумеется, освещенность работала и против меня. Если Даннинг не сосредоточится на доме, он увидит, как я бегу к нему. Да, револьвер у меня был, но точность гарантировалась лишь при стрельбе с расстояния менее пятнадцати ярдов. А я рискнул бы стрелять только с гораздо более близкого расстояния, потому что в вечер Хэллоуина на Коссат-стрит будет полно маленьких призраков и гоблинов. Однако я не мог оставаться в укрытии, дожидаясь, пока он войдет в дом, потому что, согласно тому же сочинению, изгнанный из семейного гнезда муж Дорис Даннинг начал махать молотком, едва переступив порог. И к тому времени, когда Гарри вышел из ванной, убил всех, кроме Эллен. Если я задержусь, то увижу то же самое, что и Гарри: мозги его матери, сочащиеся кровью на диване.
Я вернулся на полвека в прошлое не для того, чтобы спасти только одного из них. А если он заметит, что я бегу к нему? Я – человек с револьвером, он – с молотком, возможно, позаимствованным из ящика для инструментов в пансионе. Если он заметит меня – слава Богу. Я сыграю роль клоуна с родео, отвлекающего быка. Буду прыгать и кричать, дожидаясь, пока он приблизится, а потом всажу ему в грудь две пули.
При условии, что сумею нажать спусковой крючок.
При условии, что револьвер выстрелит. Я проверял его в гравийном карьере на окраине города, и все получилось в лучшем виде… но прошлое упрямо.
И не хочет меняться.
4Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что для засады в вечер Хэллоуина можно найти место и получше. Конечно, удача мне бы не помешала, но, с другой стороны, все и так складывалось в мою пользу. Бог свидетель, здесь много чего продается, заверил меня Фред Туми в мой первый вечер в Дерри. И прогулки по городу это подтвердили. Когда начались убийства (и не забудьте про сильнейшее наводнение 1957 года), чуть ли не полгорода выставили на продажу. В более дружелюбном месте потенциальному покупателю вроде меня вручили бы ключи от ратуши и устроили бы бурный уик-энд с «Мисс Дерри».
Но я еще не успел побывать на аллее Уаймора, лежавшей к югу от Коссат-стрит, в квартале от нее. То есть дворы домов на аллее Уаймора граничили с дворами домов на Коссат-стрит. Так что имело смысл заглянуть туда.
В доме 206 по Уаймор, который находился за домом Даннингов, кто-то жил, зато следующий по левую руку – 202 – подходил мне по всем статьям. Стены недавно выкрасили в серый цвет, крышу перекрыли, однако запертые ставни свидетельствовали о том, что дом пустует. И на заботливо расчищенной лужайке стояла желто-зеленая табличка, какие я видел по всему городу: «ПРОДАЕТСЯ СПЕЦИАЛИСТАМИ “ДЕРРИ ХОУМ РИЭЛ ЭСТЕЙТ”». Эта табличка приглашала меня позвонить специалисту Кейту Хейни и обсудить финансовые вопросы. Такого желания у меня не возникло, но я припарковал «санлайнер» на свежем асфальте подъездной дорожки (кто-то провел серьезную предпродажную подготовку) и прошел во двор, гордо вскинув голову, расправив плечи, прямо-таки кум королю. Я узнал много интересного, обследуя город, в котором поселился, и среди прочего уяснил для себя один важный принцип: веди себя как угодно, но с таким видом, будто имеешь на это право, и люди решат, что так оно и есть.
Лужайку во дворе тоже аккуратно выкосили, опавшие листья сгребли, чтобы во всей красе показать бархатистую зелень травы. Механическая газонокосилка стояла под навесом сарая, накрытая зеленым брезентом, аккуратно подоткнутым под сверкающие ножи. Рядом с дверью в подвал примостилась собачья будка, и табличка на ней свидетельствовала, что Кейт Хейни не из тех, кто пренебрегает мелочами: «ДОМ ВАШЕЙ СОБАКИ». В конуре лежала стопка неиспользованных мешков для мусора, придавленная садовой лопаткой и ножницами для подрезки зеленой изгороди. В 2011 году инструменты хранили под замком; в 1958-м их просто прятали от дождя. Я не сомневался, что дом заперт, но меня это не волновало. Я же не собирался вламываться в него.
Дом 202 по аллее Уаймора и дом Даннингов разделяла зеленая изгородь высотой почти шесть футов. Другими словами, не такая высокая, как я, и хотя зелени хватало, человек мог без особого труда проломиться сквозь нее, отделавшись несколькими царапинами. Но больше всего мне понравилось другое: из дальнего правого угла, за гаражом, открывался двор Даннингов. Я видел два велосипеда. Один, подростковый «швинн», стоял на откидной подножке. Второй лежал на боку, как сдохший пони. Он принадлежал Эллен. Я узнал его по маленьким колесикам.
Хватало на траве и игрушек. Среди них я разглядел духовушку «Дейзи» Гарри Даннинга.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?